Конечно, были отказы и у двигателей морской авиагруппы, и значительные, но все же не в такой степени, как в группе майора Щелкунова.
   От Кагула до Асте всего полчаса езды. Жаворонков думал еще успеть вернуться на праздничный ужин. 18 августа - День Воздушного Флота. Если бы не война, то в Москве на Тушинском аэродроме состоялись бы большой воздушный парад и красочные показательные выступления летчиков, планеристов и парашютистов, ставшие уже традиционными. А сегодня летчики морской и армейской авиагрупп особого назначения отметят свой праздник мощным бомбовым ударом по Берлину, шестым по счету.
   Военком полка Оганезов подал Жаворонкову напечатанный на машинке текст под заголовком: "Советские налеты действуют на нервы берлинцам" с просьбой передать летчикам армейской авиагруппы.
   Генерал прочитал:
   "Лондон. 17 августа. (ТАСС.) Бернский корреспондент газеты "Ивнинг стандарт" передает, что согласно сообщению берлинского корреспондента "Трибюн де Женев" частые воздушные тревоги начинают действовать на нервы берлинцев, которые спрашивают, что это за бомбардировщики, откуда они прилетают и означает ли их появление начало нового этапа войны.
   Бомбардировщики летают так высоко, что их едва обнаруживают звукоулавливатели самого последнего образца. Характерно, что во время этих налетов господствует полная тишина; германские зенитки даже не открывают огня, что вызывает еще большее раздражение у населения".
   "Молодец все же Оганезов! Хороший праздничный подарок преподнес летному составу авиагрупп,- подумал генерал.- И когда он успевает? Газеты еще не пришли с Большой земли, а ему все известно..."
   Эмка въехала в густой лес, дорога петляла между высокими пушистыми елями. Жаворонков сидел на переднем сиденье, полузакрыв глаза, согретый теплом мотора. Сзади находился майор Боков - неизменный спутник во всех поездках.
   Шофер резко затормозил, машина встала.
   - В чем дело? - сердито спросил генерал. Шофер показал на дорогу, посреди которой лежала огромная ель.
   - Завал!
   - Надо объехать...
   Генерал не договорил, из-за ели раздалась автоматная очередь, пули просвистели мимо. Шофер включил задний ход и рванул назад по дороге. Заметив справа в лесу полянку, он загнал туда эмку, там развернулся, выскочил на дорогу и дал полный газ. Сзади протрещала новая автоматная очередь. Боков выхватил пистолет, но генерал не разрешил ему стрелять, слишком большое расстояние, да к тому же они уже в безопасности.
   - Кайтселиты нас поджидали, не иначе,- объяснил водитель, молодой широкоплечий краснофлотец, присланный Жаворонкову комендантом Береговой обороны Балтийского района.
   - Ну, вы просто мастерски развернулись! - похвалил генерал шофера, понимая, что благодаря его сноровке удалось избежать гибели.
   В Кагуле находился старший политрук Павловский, и Жаворонков рассказал ему о случившемся.
   - Кайтселитов работа, узнаю по почерку,- определил Павловский.- Выследили они вас все же, товарищ генерал. Теперь вам ездить нельзя...
   - Что же мне, прикажете под землей ездить?!
   - Зачем же под землей. Одному ездить нельзя. Без охраны. - Павловский подозвал высокого белокурого парня.- Вольдемар, возьми с собой отделение и на полуторке сгоняй в Асте. В ельнике завал...
   Вольдемар Куйст кивнул в знак согласия и побежал к стоявшей поодаль полуторке. Через минуту с группой бойцов истребительного отряда он уже мчался по дороге к Асте.
   Вернулся Куйст примерно через час. Доложил:
   - За завалом было человек десять кайтселитов. Все вооружены немецкими автоматами. Дорога очищена.
   Павловский подошел к мрачному Жаворонкову, слышавшему доклад разведчика.
   - Товарищ генерал, возьмите себе Куйста. Вольдемар тут все знает, на него можно положиться во всем.
   Жаворонков хотел было возразить, но, подумав, решил согласиться с предложением Павловского. Старшему политруку виднее, как в данном случае поступить.
   Павловский отошел к Куйсту и тихо стал ему что-то говорить.
   Шестой налет на Берлин
   Воскресный день 18 августа выдался как по заказу - солнечный, ясный, чистый. У всего личного состава морской и армейской авиагрупп особого назначения с самого подъема было приподнятое, радостное настроение. Еще бы, ведь сегодня их профессиональный праздник - День Воздушного Флота. По традиции во всех авиационных частях и соединениях он всегда отмечался торжественным построением. Не хотел нарушать устоявшихся традиций генерал Жаворонков и сейчас, хотя шла война и, казалось бы, не до праздничных ритуалов. Он построил возле командного пункта летный и технический состав, аэродромную команду и подразделения обслуживания, поздравил их с Днем Воздушного Флота СССР и поблагодарил за самоотверженную, поистине героическую работу по выполнению ответственного задания советского правительства - нанесению ответных бомбовых ударов по столице фашистской Германии - Берлину.
   - Народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Кузнецов всем вам объявляет благодарность! - сообщил он.
   - Служим Советскому Союзу! - мощным аккордом разнеслось в ответ над аэродромом.
   Затем Жаворонков зачитал поздравления личному составу авиагуппы с Днем Воздушного Флота, поступившие от командования Ленинградского фронта, Краснознаменного Балтийского флота, Береговой обороны Балтийского района, от рабочих многих ленинградских заводов. Особенно тронуло поздравление английских летчиков.
   "...Личный состав королевских военно-воздушных сил шлет личному составу Советских Военно-Воздушных Сил самые теплые приветствия. Мы восхищаемся упорством и мужеством советских летчиков..."
   - Сегодня, именно сегодня, в наш прекрасный праздник День Воздушного Флота страны мы нанесем очередной, шестой удар по Берлину! - сказал в заключение Жаворонков.- И я уверен, что экипажи, идущие на столицу фашистской Германии, с честью и достоинством выполнят это боевое задание товарища Сталина!
   После торжественного построения состоялся праздничный концерт группы артистов драматического театра Краснознаменного Балтийского флота. Эта группа артистов, возглавляемая ленинградским поэтом Соломоном Фогельсоном, прибыла на остров Сааремаа в начале войны. В ее составе находилась и киноактриса Валентина Телегина, известная всем советским кинозрителям по любимому в стране кинофильму "Учитель". "Гвоздем" концертной программы артистов драмтеатра Балтфлота были неизменные частушки, исполняемые Валентиной Телегиной и ее подругой артисткой Верой Богдановой. Этих актрис знали и горячо любили на острове все и всегда с нетерпением ждали их появления на импровизированной сцене. Частушки, сочиняемые почти всеми артистами, обычно посвящались бойцам тех подразделений и частей, где проходил концерт. Конечно, они были далеки до совершенства литературных форм, но зато шли от души, что нравилось зрителям. Сочиняли и сами исполняли артисты короткие скетчи, сатирические куплеты и пародии на немцев.
   Наряду с ежедневными концертами артистам драмтеатра Балтфлота приходилось, и довольно часто, сопровождать машины с боеприпасами, помогать строить оборонительные сооружения, нести вахту по охране складов. Ведь положение на островах осложнялось, они были блокированы с суши, моря и воздуха. И потому каждый человек вне зависимости от ранга, занимаемой должности и профессии, сознавая личную ответственность, делал все возможное для защиты ставшего родным Моонзунда.
   С импровизированной сцены, созданной из поставленных в ряд трех грузовых автомашин с открытыми бортами, ведущий поздравил летчиков с Днем Воздушного Флота и объявил первый номер праздничного концерта.
   Артисты исполняли отрывки из пьес, читали стихи, пели народные песни, танцевали. Каждое их выступление встречалось громкими аплодисментами и неизменным требованием повторить на бис. Когда же ведущий концерт объявил об исполнении "Маркизы-Гитлеризы" - пародии на Гитлера и его генералов и адмиралов, зрители повскакали с мест, бурно приветствуя предстоящий номер хлопками и выкриками:
   - Даешь "Маркизу-Гитлеризу"! Даешь!..
   "Маркиза-Гитлериза" была, пожалуй, самой популярной на Сааремаа, без нее не проходил ни один концерт. Она исполнялась на мотив всем хорошо известной песенки Леонида Утесова и его дочери Эдит "Все хорошо, прекрасная маркиза". Артисты, удачно загримированные под Гитлера, начальника штаба верховного главнокомандования вооруженных сил фельдмаршала Кейтеля, главнокомандующего военно-морским флотом гррс-адмирала Редера и командующего авиацией рейхсмаршала Геринга, своей талантливой игрой сглаживали сочиненные ими же слабые, подчас примитивные стихи, и под аккомпанемент баяниста с завидным юмором доносили их до восторженных зрителей.
   Первым своему "фюреру" о ходе войны с русскими докладывал "фельдмаршал Кейтель". Подергивая черные усики и без конца поправляя челку, "Маркиза-Гитлериза" спрашивал:
   Фельдмаршал мой! Я жду доклада,
   На фронте как дела идут?
   И скоро ли Москвы осада?
   Когда солдаты в Москву войдут?
   "Фельдмаршал", смешно перекладывая монокль с одного глаза на другой и гарцуя, восхищенно докладывал о "достижении" сухопутных войск на восточном фронте.
   Все хорошо, "Маркиза-Гитлериза"!
   Все хорошо! Война - легка.
   Ни одного печального сюрприза,
   За исключеньем пустяка:
   Земля российская жадна!
   Пять армий слопала сполна,
   В расход пустила сто бригад...
   Кресты на ней везде стоят,
   А вместо свечек - танки жгут.
   И артиллерии капут!
   Под зад коленом больно бьют,
   В Москву войти нам не дают
   И говорят: "Даешь Берлин!
   Вобьем фашистам в пузо клин!"
   Молниеносный план трещит...
   Солдат "Хайль Гитлер!" не кричит
   Иван нас лупит в гриву, в хвост;
   Фриц удирает во весь рост...
   А в остальном, "Маркиза-Гитлериза",
   Все хорошо, все хорошо!
   В таком же ключе, под беспрерывный хохот зрителей, докладывал об "успехах" своего военно-морского флота "грос-адмирал Редер". Но больше всего авиаторам понравилась, конечно, сцена с "рейхсмаршалом Герингом".
   Рейхсмаршал мой! Необходимо
   И о люфтваффе дать доклад.
   Мои асы непобедимы!
   Летают словно на парад!
   Хвастливый "рейхсмаршал", весь обвешанный крестами, петухом ходил по сцене, обвораживая своего "фюрера".
   Все хорошо, "Маркиза-Гитлериза"!
   Все хорошо! Война - легка.
   Ни одного печального сюрприза,
   За исключеньем пустяка:
   Мы в синем небе не одни
   Нас заклевали "ястребки",
   И "чайки" тоже - вот беда!
   Все щиплют наши "мессера"!
   А "птички" эти хоть малы,
   Но так отважны и смелы,
   Что дерзко в небе голубом
   Грозят нам русским кулаком!
   И с ними "илы" заодно
   Пускают "юнкерсы" на дно.
   Твои хваленые асы
   Хвосты поджали, словно псы,
   И лишь взлетят - кричат: "Сдаюсь!
   О фаттер, муттер, я боюсь..."
   А в остальном, "Маркиза-Гитлериза",
   Все хорошо, все хорошо!
   Ведущему концерт стоило большого труда успокоить возбужденных зрителей.
   - Бис! Браво! Давай еще! Бис!..- неслось со всех сторон.
   - А теперь, дорогие товарищи, в заключение нашего праздничного концерта специально для вас... вас, героев-летчиков, бомбивших столицу фашистской Германии - Берлин, частушки на бис! - объявил ведущий, когда краснофлотцы и офицеры несколько приутихли.
   На самодельную сцену поднялся баянист, следом за ним вспорхнули бойкие подружки в ситцевых цветастых платьях - актрисы Валентина Телегина и Вера Богданова. Баянист лихо заиграл, притопывая в такт правой ногой, и веселые подружки, сменяя друг друга, с озорным переплясом запели только что сочиненные частушки.
   Жаворонкова генерала
   Страна на остров провожала.
   И оттуда, со всех сторон
   Шлет на Берлин ДэБэ-три он,
   Жутко стало жить берлинцам:
   Бомбы воют поутру.
   Ведь налеты на столицу
   Им совсем не по нутру.
   Наш Гречишников Василий
   Клином вышибает клин.
   Пятисотками своими
   Точно он бомбит Берлин.
   Сменил Геринг три рубашки,
   Маршала бросает в жар.
   В небе кружатся "букашки",
   А на земле - большой пожар.
   Ефремов, Плоткин, Есин, Фокин
   Пилоты - просто мастера!
   Летают смело над Берлином,
   Боится их вся немчура.
   Ночью мучается Геббельс,
   Пересохло все во рту.
   Он страшится бомб советских,
   Просыпаясь весь в поту.
   Гитлер стонет на постели,
   Не дает заснуть кошмар.
   Преображенский над Берлином
   Мощный надо ждать удар.
   Наши соколы-балтийцы,
   Примите вы от нас привет.
   Смелей летайте над Берлином,
   Затмите гитлеровцам свет!
   Подружек-исполнительниц благодарные зрители долго не отпускали со сцены. К ним поднимались краснофлотцы с охапками полевых цветов, сорванных на аэродроме, и буквально заваливали ими Валентину Телегину и Веру Богданову.
   Праздничный концерт группы артистов драматического театра Краснознаменного Балтийского флота надолго запомнится каждому авиатору и особенно тем, кто сегодня, в День Воздушного Флота страны, летит на Берлин.
   Флагманский дальний бомбардировщик медленно набирал высоту, пробивая многокилометровую толщу кучевых облаков, нависших над Балтийским морем. Моторы гудели натужно, особенно надрывался правый, что обеспокоило Преображенского. Скорее бы перейти в горизонтальный полет, тогда можно было бы несколько сбавить обороты правого мотора, дать ему передохнуть. И взлетали они на этот раз с аэродрома труднее обычного; все же пятисоткилограммовая авиабомба на внешней подвеске влияет на скорость и довольно сильно.
   Сказывалась, и значительно, мягкая грунтовая взлетная полоса и, конечно же, изношенность моторов.
   Слева, внизу за облаками, осталась Виндава. Невольно вспомнил Преображенский прошлый вынужденный налет на порт. "Неужели и сегодня откажет один из моторов? - обожгла его мысль. - Нет, нет и нет! Тяните, моторчики, тяните, милые..."
   - Штурман, Петр Ильич, мы должны дойти до нашей новой цели, - передал Преображенский Хохлову. - Дойти во что бы то ни стало!
   - Дойдем, командир, обязательно дойдем, Евгений Николаевич, - весело отозвался Хохлов. У него было хорошее, приподнятое настроение, вызванное прекрасным концертом группы артистов драматического театра Краснознаменного Балтийского флота, данным специально для летчиков в их профессиональный праздник. Правда, сегодня вечером надо было бы по традиции поднять бокал вина в честь праздника, но генерал Жаворонков посчитал, что именно в этот знаменательный для летчиков день праздничные подарки в виде пятисоткилограммовых авиационных бомб с добавлением соток должны быть отправлены фашистам в Берлин.
   - А свой праздник, День советской авиации, завершите завтра, - сказал на прощание Жаворонков. - Праздничный обед с поросенком будет ждать вас.
   - Какой же это поросенок без вина? - высказался за всех Хохлов.
   - Угостим вас и кое-чем покрепче, - пообещал генерал.
   Бомбардировщик пробил облачность лишь на высоте пяти с половиной тысяч метров. Преображенский еще поднялся на полкилометра и перевел самолет в горизонтальный полет. Прислушался к рокоту моторов, кажется, тянут пока нормально, правда, правый все же чуточку сдает.
   - Не беспокойтесь, Евгений Николаевич, сегодня свои праздничные подарки мы точно адресуем новой, особо важной цели, - продолжал Хохлов.- Получайте, господа-фашисты, от морских летчиков Краснознаменной Балтики! Прямо с доставкой. Хотя, не сегодня, а уже завтра, - поправился он. - Через один час пять минут наступит девятнадцатое августа тысяча девятьсот сорок первого года...
   - К цели будем подходить на высоте шести тысяч метров,- перебил Преображенский разошедшегося штурмана.
   - Добро! Точность попадания подарков прямо в руки адресата от этого только увеличится. А если еще снизиться на километрик, тогда... Нет, отставить, командир, сталкиваться с аэростатами заграждения нету никакой охоты...
   Преображенский не обращал внимания на разглагольствование штурмана, его все больше и больше беспокоило состояние правого мотора. Сбавил ему обороты, давая поостыть, передохнуть. Но и левый мотор начал гудеть более натужно.
   Спад рокота правого мотора уловил, наконец, и штурман.
   - Командир, что с правым? - поинтересовался он. В его голосе уже появились тревожные нотки.
   - Греется, чертяга,- как можно равнодушнее произнес Преображенский.
   - Как и в прошлый раз?
   - Примерно...
   - А левый?
   - И левый начинает капризничать.
   - Что с ним происходит?
   - Тоже перегрелся малость...
   Минут двадцать каждый из членов экипажа с беспокойством вслушивался в рокот моторов самолета. Улучшения не намечалось, особенно в правом, хотя летчик все время и щадил его, снижая обороты. Но от этого сильнее грелся левый мотор, получавший большую нагрузку, а если начнет резко сдавать и тот, тогда до Берлина не дотянуть.
   - Командир, может... может, опять по запасной цели ударим? - предложил Хохлов, понимая, что кому-то из экипажа первому приходится предлагать запасной вариант.- На траверзе немецкий военный порт Пиллау. Кораблей там предостаточно, как в бочке сельдей...
   - Ключ у тебя на месте, Петр Ильич? - вместо ответа спросил Преображенский.- Не забыл в Кагуле?
   - Как же, забуду я теперь. Вот он, рядом. В полетной сумке. Отныне и навсегда он от меня никуда,- отозвался Хохлов, не понимая, к чему клонит полковник.
   - Так ключ-талисман чего тебе, лично тебе говорит? На запаску свернуть или продолжать идти на Берлин?
   - Вон вы о чем,- засмеялся Хохлов.- Мой ключ всегда за Берлин, но моторы же, командир, моторы...
   - Стрелок-радист? - спросил Преображенский.
   - На Берлин, товарищ полковник! - ответил сержант Кротенко.
   - Воздушный стрелок?
   - Товарищ командир, только на Берлин! - произнес старший сержант Рудаков.А как же иначе?!
   - Штурман?
   - Обижаете, командир! - обиделся Хохлов.-Даешь Берлин! Даешь новую, особо важную цель!
   - Решение экипажа утверждаю. Идем прежним курсом, на Берлин! - в голосе полковника зазвучал металл.
   Время относительно спокойного полета над Балтийским морем заканчивалось. ДБ-3 подходил к береговой черте правее Штеттина. Сейчас их встретят зенитки или ночные истребители.
   - Нам повезло, командир! - послышался бодрый голос штурмана.- Земля скрыта густой облачностью. Не увидят нас немцы.
   Действительно, облака надежно скрыли советские дальние бомбардировщики. С земли был слышен лишь гул их моторов, и как ни старались немецкие прожектористы пробить лучами толщу облаков, ничего не получалось. И все же зенитная артиллерия открыла огонь, видимо, хотела просто психологически воздействовать на советских летчиков. Шапок от разрывов немецких зенитных снарядов нигде не было видно, они лопались в густых облаках.
   - До Берлина пятнадцать минут! - объявил Хохлов.
   - Штурман, точнее курс,- потребовал Преображенский.- Как можно точнее...
   - Если, командир, не будете рыскать от зениток и ночников - на боевой выйдем точно,- пообещал Хохлов.
   - Не буду. Курса, высоты и скорости не изменю ни при каких обстоятельствах,- заверил Преображенский.
   Моторы хоть и грелись, особенно правый, но тянули пока вполне удовлетворительно. А когда самолет освободится от бомбовой нагрузки - станет им намного легче.
   Облачность вдруг резко оборвалась, и слева над бомбардировщиком засиял серп луны. При его свете под фюзеляжем стали видны контуры большого населенного пункта. Зенитная артиллерия прекратила огонь, значит, вот-вот появятся на перехвате ночные истребители.
   - Кротенко, Рудаков, товарищи сержанты, глядите в оба,- предупредил Преображенский.
   Немецкие ночные истребители не заставляли себя долго ждать, им особенно хотелось отразить от Берлина первый советский бомбардировщик.
   - Вижу ночника! - донесся тревожный голос Кротенко.- Идет наперерез с верхней правой полусферы!
   - Ночник с нижней правой полусферы! - прозвучал доклад воздушного стрелка Рудакова.
   - Ну, когда заходят на курс атаки сразу два истребителя - успех минимальный,- усмехнулся Хохлов.- Помешают друг другу...
   Преображенский скосил глаза вправо, заметил пучки света от лучей фар-прожекторов ночных истребителей. Штурман, пожалуй, прав, одновременно истребителям атаковать советский самолет несподручно.
   - Кротенко, Рудаков! Огня не открывать,- упредил стрелков Преображенский.Не будем раньше времени демаскировать себя.
   Ночные истребители промчались мимо, так и не поймав лучами советский бомбардировщик. Они скрылись в темноте, очевидно, заходили на новый круг или, скорее всего, пытались атаковать идущего следом бомбардировщика.
   Под фюзеляжем уже видны очертания затемненного Берлина.
   - До цели пять минут!
   - Штурман, Петр Ильич, точней выходи на боевой курс! - умолял Преображенский.
   - Не волнуйтесь, командир. Сделаю все возможное и даже невозможное,ответил Хохлов, не понимая, почему так беспокоится полковник. Раньше он полностью доверял штурману. Что же это такая за особо важная цель, если из-за нее командир полка сам не в себе? Ведь он всегда завидовал крепким нервам Преображенского! А тут они начали сдавать.
   - Выходим на боевой! Даю корректировку,-предупредил Хохлов и с помощью сигнальных огней начал выводить бомбардировщик на последнюю прямую линию.
   Преображенский с максимальной точностью выполнял команды штурмана. Сердце его начинало учащенно биться: еще бы, под ними уникальная цель правительственный квартал, в котором помещена и резиденция Гитлера. Он детально изучил план Берлина, мысленно представил себе маленький квадратик, расположенный на пересечениях главных магистралей города Герман-Герингштрассе, Фоссштрассе, Вильгельмштрассе и Парижской площадью, рядом с парком Тиргартен. Из этого маленького квадратика уж совсем незаметной точкой выглядело здание новой канцелярии с самой резиденцией Гитлера и его рабочим кабинетом на втором этаже.
   - Боевой!
   Пальцы до боли сжали ручку штурвала, взгляд застыл на приборах, указывающих курс, скорость и высоту полета.
   - Так держать!
   Конечно, обитатели правительственного квартала при объявлении воздушной тревоги уже спустились в надежные бункера. Но хорошо бы уничтожить хоть здание. Попасть с такой высоты пятисоткилограммовой бомбой в резиденцию Гитлера практически невозможно, и все же чем черт не шутит...
   - Есть! - резанул в ушах голос штурмана, нажавшего кнопку электросбрасывателя.- Пошли праздничные подарки!..
   Облегченный бомбардировщик подпрыгнул, моторы заработали ровней. Томительное ожидание падения ФАБ-500 и трех ФАБ-100.
   - Есть цель! - радостно закричал Хохлов.- Вижу четыре оранжевые точки! Одна очень большая. От пятисотки. Командир, на обратный курс!
   Гадать, угодила ли хоть одна из сброшенных авиабомб именно на резиденцию Гитлера или хотя бы на сам правительственный квартал, трудно, да и нет больше надобности. Теперь поскорее бы выйти к Балтийскому морю сквозь частокол зенитного огня, чередующегося с атаками ночных истребителей.
   По примеру морских летчиков капитан Тихонов, как и майор Щелкунов, в свой третий полет на Берлин взял на внешнюю подвеску одну ФАБ-500, а ФАБ-100 и ЗАБ-50 загрузил в бомболюки. Стрелок-радист старшина Коневцев вывел на пятисотке белой краской: "Подарок Гитлеру!".
   - Наш праздничный гостинец,- пояснил он.
   Оторвались от взлетной полосы сравнительно легко. И сразу врезались в облака. Более трех часов предстояло лететь в темноте.
   Тихонов особо не беспокоился, у него штурман лейтенант Лаконин хоть и молод, но дело свое знает отлично. Ведь в такой же почти облачности они летели в прошлый раз, и Лаконин точно вывел ДБ-3ф на цель.
   Сегодня их цель - авиационные заводы Мессершмитта. ФАБ-500 на борту очень кстати, взрыв от нее разнесет заводской корпус на кирпичики.
   - Вениамин Иванович, на вас вся надежда,- сказал в микрофон Тихонов штурману.
   - В чем именно, Василий Гаврилович? - не понял Лаконин.
   - Послать пятисотку прямо в сборочный цех!
   - Пошлем. А чего тут? Раз надо. Ради нашего праздничка.
   - Тогда веди...
   Тихонов попытался забраться на самый потолок, чтобы пробить облачность, но безрезультатно. Вынуждены были лететь в облаках, хотя это и сказалось на скорости. К тому же висящая на внешней подвеске ФАБ-500 увеличивала сопротивление воздуха и еще более снижала скорость. Вскоре начало греться масло в левом моторе - первый показатель того, что двигатель работает ненормально.
   - Находимся на траверзе острова Борнхольм,- сообщил Лаконин.
   "Скоро Штеттин",- подумал Тихонов.
   Сообщать о выходе к территории Германии не требовалось, об этом напоминали сами немцы. Прожекторы и зенитные батареи были наготове. Однако на этот раз облака висели очень низко над землей. Лучи никак не могли пробить их толщу, а потому и зенитки стреляли не прицельно, а просто так, для острастки.
   - До Берлина двадцать минут,- предупредил Лаконин.
   - Дойдем,- ответил Тихонов, с беспокойством поглядывая на стрелку, показывающую температуру масла в левом моторе. Стрелка скатывалась вниз, что означало большой перегрев.