Владимир Алеников. Звезда упала

 
   Генрих нахмурился. Она, конечно, чертовски привлекательна, эта русская фрау, но с ним подобные фокусы не пройдут. Он продемонстрирует ей, насколько опасную игру она затеяла. Она увидит, как он великодушен к ней, как рискует ради неё, и поймёт, что он вправе рассчитывать на ответную благодарность с её стороны.
   – Согласно предоставленным вами сведениям, – заговорил он уже иначе, строго и официально, – в таком большом населённом пункте, как Дарьино, практически отсутствовала партийная сеть. Вся партийная ячейка сводится всего к нескольким фамилиям! Позвольте вам не поверить, дорогая фрау Вера! Я подозреваю, что вы просто лжёте!
   – Я вам говорю, я понятия не имела, кто коммунист, а кто нет! – решительно заявила Вера. – Я – учительница! Я работала с детьми! Больше меня ничего не интересовало!
 
   Генрих усмехнулся про себя. Эта молодая женщина, безусловно, обладала сильным характером. Ну что ж, тем большее восхищение вызывает она у него своим упорством. Но вывернуться ей сейчас не удастся, как бы она ни пыталась.
   Он повысил голос, стал говорить жёстко, пристально глядя ей в глаза.
   – Поговорим, например, о вашем муже. Возглавляя машинно-тракторную станцию, он просто по определению не мог занимать такого положения, не будучи коммунистом! Нам прекрасно известно, что советская власть не доверяла ни одной серьёзной должности беспартийным!
   – Я ничего об этом не знаю! – упрямо твердила Вера. – Кроме того, при чём тут мой муж?! С вашей стороны просто некрасиво упоминать моего мужа! Вам прекрасно известно, что он пропал без вести, я вам сама об этом рассказывала!..
   На глазах у неё появились слёзы, она достала платок, всхлипывая, уткнулась в него.
   – Ну, хорошо, успокойтесь, пожалуйста! – растерялся Генрих. – Я не хотел расстраивать вас…
   – А чего вы хотели? – возмутилась Вера.
   Она отняла платок от мокрого лица и заговорила гневно, уже не стесняясь продолжающих литься слёз:
   – Я знаю, вы хотели просто поиздеваться надо мной! Вы прекрасно понимаете, что я в полной вашей власти… Вы можете замучать меня, убить меня, сделать со мной всё, что захотите!..
 
   Генрих поморщился. Разговор принимал далеко не ту форму, на которую он рассчитывал.
   – Ну зачем вы так, – тихо произнёс он. – Разве я похож на зверя? Я готов закрыть глаза на эту справку… Представьте себе, что бы с вами сделал мой энергичный адъютанат Петер Бруннер, если бы узнал о моих подозрениях! Но даю вам честное слово офицера – вам нечего беспокоиться. Я никому не позволяю совать нос в мои дела. Никто ни о чём не узнает. Вы же видите, как я к вам отношусь, фрау Вера! На самом деле это я в вашей власти, а не вы в моей! Поверьте, мне жаль, что ваш муж погиб и вы остались одна, но таковы условия войны!..
   – Он вовсе не погиб, он жив! – тут же возразила Вера.
   Генрих Штольц медленно и печально покачал головой.
   В комнате неожиданно стало тихо.
 
   Вера перестала всхлипывать, в ужасе смотрела на него, ждала, что он скажет.
   – Я интересовался судьбой вашего мужа, – начал Генрих, стараясь говорить как можно мягче. – Я связался с генеральным штабом и проверил все данные. Среди военнопленных ваш муж не числится. В этом случае он бы находился в специальном лагере Германии или на одной из оккупированных нами территорий. Но – увы!..
   Она не сводила с него вопрошающих глаз, ловила каждое слово.
   Генрих почувствовал, что настал очень важный, критический момент разговора. Сейчас важно было выразить подлинное сочувствие, найти нужные, правильные слова, чтобы она увидела, как он, несмотря на то, что находится на другой стороне баррикад, способен понять её горе и готов утешить её, стать для неё настоящей опорой и единственным защитником в такое тяжёлое время.
   Генрих глубоко вздохнул, поднялся, вышел из-за стола и, приблизившись к Вере, ласково взял её за руку.
   – Мне очень жаль, – произнёс он со всей искренностью, на которую был способен. – Из такой мясорубки, в которую попал ваш муж, живыми не выходят…
   Вера резко вырвала руку. Глаза её мгновенно просохли и теперь гневно блестели.
   – Я вам не верю! – отчаянно выкрикнула она. – Не верю!
   И опрометью вылетела из кабинета, хлопнув дверью.
 
   Генрих Штольц печально и озадаченно смотрел ей вслед. Эта женщина была совершенно непредсказуема.
   А ведь, казалось, он уже был почти у цели, почти держал её в своих руках. В прямом и переносном смысле.

ГЛАВА 13
ПРИГЛАШЕНИЕ

   Прошло несколько дней. Дарьинская осень вступила в свою худшую пору. Периодически шёл дождь, облетали мокрые последние листья, ночью подмораживало.
   Вера выходила на опушку, туда, где убили девочек, собирала последние грибы, в этом году их было много, слушала тоскливый, настороженный шум леса. Шум этот говорил об опасности, о невозможности побега. Подобных попыток они с Надей больше и не предпринимали, знали, что лес вокруг посёлка постоянно патрулируется.
   Как-то, возвращаясь домой после такой краткой прогулки, она, без какой-либо особой мысли, повинуясь какому-то непонятному инстинкту, вместе с подосиновиками, рыжиками и сыроежками набрала несколько крепких мухоморов, положила их сушиться в чулане. Просто так, на всякий случай.
 
   К разговору о Мише ни Вера, ни комендант Штольц больше не возвращались.
   Вера, однако, знала, что затронутая тема не могла исчезнуть сама по себе, что рано или поздно она всплывёт с ещё большей остротой. Равным образом она понимала, что не сможет долго удерживать Генриха на той дистанции, которую ей не без труда удалось установить.
   Всё это заставляло её постоянно нервничать, и чем дольше шло время, тем более она была напряжена, готовясь к новой атаке со стороны непосредственного начальства. Напряжению этому способствовало многое – и волнение за судьбу осаждённого, как она уже знала, Ленинграда, и тревога за будущее всей, ещё совсем недавно такой, казалось бы, незыблемо благополучной страны. Постоянно мучила её и тревога за Наташу, о которой она абсолютно ничего не знала. Оставалось только надеяться, что дети благополучно добрались до города, а потом успели эвакуироваться и с ними всё хорошо.
   Периодически она строила какие-то безумные, отчаянные планы, главной целью которых было бежать, добраться до города, найти людей, получить какую-то информацию о Наташе! Всякий раз всерьёз собиралась обсуждать эти планы с Надей, но потом остывала, понимала абсурдность подобной затеи, сникала, всё больше замыкалась в себе.
 
   Свою долю в нервное состояние Веры вносило и растущее презрение к ней посельчан, которое она с каждым днём чувствовала всё острее.
   Нынешним утром, к примеру, когда она шла на работу, почти у самой комендатуры ей навстречу попалась почтальонша. Никакой почты она уже давно не носила, работала кем придётся.
   – Здрасьте, тётя Паша! – приветливо поздоровалась Вера. – Как вы?
   Тётя Паша ничего не ответила, коротко мотнула головой, потом взглянула на комендатуру, мельком покосилась на Веру и, молча отведя глаза, побрела мимо.
   Но как ни короток был этот взгляд, Вера успела уловить в нём легко прочитываемое осуждение. Последнее время, встречая односельчан, она всё чаще наталкивалась на это презрительное, резкое, как пощёчина, выражение их лиц. Всякий раз, выходя из дома, она внутренне готовилась к нему, и всё же привыкнуть не могла.
 
   В здание она влетела, понурив голову, едва сдерживая слёзы. Вытерла ноги, сняла пальто, платок, подошла к письменному столу и, только сев за него, заметила на столешнице маленькую, обитую бордовым сафьяном коробочку.
   Внутри её оказалась необычайно красивая вещь. Старинной работы, гранатовая, оправленная в золото брошь.
   Вера некоторое время разглядывала её, раздумывала, как поступить. Потом положила брошь обратно на место, встала из-за стола, решительно пересекла комнату и постучала в дверь комендантского кабинета.
   – Войдите! – раздался из-за неё звучный голос Генриха.
   Вера потянула за ручку, резко открыла, переступила порог, быстрым шагом приблизилась к коменданту и положила перед ним злосчастную коробочку.
   – Я прошу вас, герр Штольц, больше не делать мне подобных подарков! – с достоинством заявила она. – Вы ставите меня в крайне неловкое положение! Вы…
   – Генрих! – вдруг прервал её комендант.
   – Что? – не поняла Вера.
   – Я ещё раз прошу вас, фрау Вера, когда мы одни, что, согласитесь, бывает не так часто, называть меня просто Генрих, я буду вам крайне признателен, – как всегда велеречиво произнёс Штольц.
   У Веры вдруг прошёл весь запал. На секунду ей стало страшно. Она остро чувствовала, что балансирует на краю, и совсем не знала, как себя вести в подобной ситуации. Надя, единственный человек, с которым она могла бы посоветоваться, была далеко отсюда, в больнице, на круглосуточном дежурстве.
   Выкарабкиваться следовало самой.
   – Хорошо… Генрих, – смягчилась она, – но обещайте, что больше вы не будете так поступать. Мне не нужны никакие презенты, тем более… сомнительного происхождения!..
   – О чём вы говорите, фрау Вера! – возмущённо воскликнул Штольц. – Эта брошь принадлежала моей покойной матери и много значит для меня!
   Вера совсем растерялась. Такого поворота она никак не ожидала. Понимала, конечно, что вещь ценная, но никак не думала, что фамильная реликвия.
   – Извините, – пробормотала она. – Я не знала!
   Оба молчали, смотрели в разные стороны.
 
   Вере неожиданно стало стыдно. В конце концов, от этого человека ничего, кроме добра, она пока не видела. Он закрывает глаза на всё, хотя уже давно мог бы её прищучить…
   Конечно, он враг, фашист, такой же, как все они, но с другой стороны, если бы не он, Надя уже давно оказалась бы в Германии. Да и с ней самой тоже неизвестно что бы произошло.
   – Я не хотела вас обидеть… – тихо произнесла Вера.
   И тут же испугалась, что сказала это зря, он мог вовсе не так понять её.
   – Но всё равно, не надо этого больше делать!.. – поспешно добавила она.
 
   Генрих по-прежнему обиженно глядел в окно.
   На самом деле он просто не хотел сейчас смотреть на Веру, боялся выдать своё торжество.
   Похоже, лёд наконец тронулся!
   Идея с брошью сработала превосходно. Теперь надо действовать очень осторожно, чтобы ненароком не спугнуть эту трепетную лань, бегущую прямо в расставленный для неё капкан.
   Он повернулся, заглянул ей в глаза и медленно произнёс:
   – Я хочу попросить вашего разрешения, фрау Вера, прийти к вам на ужин! Я давно думал об этом. Мне очень интересно взглянуть, как живёт школьная учительница в Дарьино. Я прошу вас!
   – Вы здесь хозяин, – тут же напряглась Вера. – Вам не требуется никакое специальное разрешение! Вы же знаете, что можете прийти к кому угодно и когда угодно!
   Генрих встал, сделал шаг вперёд, небрежно присел на краешек стола. Теперь он находился в опасной близости от неё.
   – Хозяин-барин, кажется, так говорят у вас в России? Я надеюсь, что это ко мне не относится. Я не собираюсь ни в коей мере пользоваться своим положением, особенно в общении с вами, дорогая фрау Вера! – вкрадчиво произнёс он. – Я просто хотел бы провести с вами пару часов в неофициальной обстановке. Мне необходимо поговорить с вами.
 
   Вера отвела глаза, отчаянно пытаясь сообразить, как поступить.
   Отказать?
   Но это значит – сильно напрячь, а может быть даже и совсем испортить отношения, лишиться единственного покровителя… А ведь если вести себя умело, то мало ли какие возможности могут открыться, мало ли кому она сумеет помочь…
   Значит, согласиться?
   Но это чревато, пойди знай, чем закончатся два часа в неофициальной обстановке…
   Всё может обернуться совсем ужасно…
   А если к тому же кто-нибудь увидит, что он к ней ходит?..
 
   – Я очень прошу вас!.. – настаивал Генрих, заметивший её колебания. – Для меня это будет большой подарок!
   Вера снова взглянула на него. Её встретил просительный, искренний взгляд. Вид у него сейчас был какой-то щенячий, отнюдь не комендантский. В конце концов, он джентльмен, видно же, что хорошо воспитан. Чего она боится? Хуже уже не будет… Вон как посмотрела на неё тётя Паша…
   Выхода всё равно нет…
   – Хорошо! – решилась Вера. – Когда вы хотите прийти?
   – Сегодня вечером! – просиял Генрих. – Если у вас нет других планов, разумеется.
 
   Капкан захлопнулся. Теперь оставалось приручить это прелестное грациозное создание. Ну, уж здесь-то он не оплошает, опыт, слава богу, в таких делах есть. Провинциальной русской барышне придётся уступить, никуда она не денется.
   И между прочим, правильно!
   В конечном счёте Генрих Штольц не просто мужчина, сейчас он – завоеватель. Испокон веков завоеватели получали призы в виде самых красивых женщин побеждённых стран.
   – В семь тридцать вас устроит? – учтиво осведомился он.
   Вера кивнула, она очень устала от этого разговора, не было уже никаких сил его продолжать.
   – В семь тридцать, – машинально повторила она.
   Повторила не столько для него, сколько для себя, как бы утверждалась в принятом, роковом для всей её дальнейшей судьбы решении.
 
   Вера вышла из кабинета.
   Генрих повалился в мягкое кресло, стоявшее рядом со столом. Радостная улыбка не сползала с его лица. Больше всего он походил сейчас на мальчишку, которому наконец-то пообещали подарить на день рождения давно облюбованную игрушку.
   Да, идея с брошью оказалась просто гениальной, как она только пришла ему в голову!..
   Безусловно, это очень дорогой подарок, покойная мама была бы крайне недовольна, но прелестная дарьинская учительница того стоила. Если бы мама её увидела, то, возможно, даже простила бы его.
   А уж папа наверняка бы его понял!

ГЛАВА 14
УЖИН

   В одиноком доме, стоявшем на отшибе, на самом краю посёлка, ярко горели окна.
   Ужин подходил к концу. На столе стояла почти пустая бутылка шнапса, лежала нарезанная свиная колбаса, шоколад и прочая снедь, загодя доставленная Вере комендантским шофёром Паулем.
   Сама Вера, разрумянившись от выпитого, слегка расслабилась, перестала сидеть с прямой напряжённой спиной. На ней было нарядное тёмно-голубое платье в белый горошек с белым же отложным воротничком.
   Вера знала, что оно очень идёт ей, и именно поэтому решилась надеть его после долгих колебаний, только в самый последний момент.
 
   Генрих Штольц откинулся на спинку стула, расстегнул верхнюю пуговицу кителя. Им владело прекрасное, лучезарное настроение.
   Всё шло, как задумано, ужин получился на славу!
   Вера выглядела потрясающе, слушала его внимательно, с безусловным интересом. Она всё приняла – продукты, цветы, даже шёлковые чулки, что было очень хорошим признаком.
   Сам он был в ударе, чувствовал, что говорил хорошо, искренно, близость желанной молодой женщины по-хорошему возбуждала его.
   – …так, практически случайно я и попал в армию, – рассказывал Генрих, – то есть в СА, в штурмабтейлунг. Мне было двадцать два года. Но после войны, дорогая Вера, я непременно намерен вернуться к электронике. Мой отец только об этом и мечтает. И я тоже убеждён, что за электроникой будущее.
   – Положить вам ещё картошки? – предложила Вера.
   – Я вот лучше ещё грибов возьму, разрешите?
   – Конечно, ешьте, сколько хотите, – отвечала Вера, искоса наблюдая, как он уплетает жареные грибы.
   Генрих Штольц не знал, что, готовя ужин, она зашла за грибами и луком в чулан и долго, раздумывая, стояла над высушенными мухоморами. Но так ни на что и не решилась.
 
   – Спасибо вам, – окончательно отодвигаясь от стола, поблагодарил гость. – Вы меня превосходно накормили, фрау Вера. Вы замечательно готовите. Вы разрешите, я сниму китель, у вас так жарко?
   Вера кивнула.
   Она почти успокоилась. Генрих держался просто, дружелюбно, никакой опасности в его поведении она не чувствовала.
   В общем-то, не такой уж он плохой человек, оккупантом стал фактически поневоле. Положа руку на сердце, не так уж он ей и неприятен. Может быть, действительно у них теперь установятся хорошие товарищеские отношения, это будет только полезно, может, в конце концов, с его помощью она найдёт Мишу…
   И почему бы ему и в самом деле не снять китель?!
   В доме и вправду жарко, печка затоплена ещё несколько часов назад.
 
   Генрих Штольц аккуратно повесил китель на спинку стула, разлил остатки шнапса, поднял бокал.
   – У меня есть тост. Давайте выпьем за конец войны! – торжественно произнёс он.
   Вера горько усмехается.
   – У нас с вами, Генрих, разное отношение к этой войне. И тем более к победе!
   Он серьёзно посмотрел ей в глаза.
   – Не стройте иллюзий, дорогая Вера! Вам надо начать привыкать к мысли, что прежней жизни уже никогда не будет. Чем раньше вы это поймёте, тем легче вам будет найти какие-то опоры в новой жизни.