Михаил кивнул.
   – Отели-мотели, заводы-пароходы. Ну, и газеты, – продолжал Гоги.
   – Я никогда не покупал…
   – Покупать будут другие, – перебил Гоги. – Это не твоя забота. Весь фокус в том, что владельцем будешь ты.
   – Я?
   – Объекты будут покупаться на твое имя, – пояснил Гоги. – Ты будешь тем, кого юристы называют подставным лицом.
   Гоги отщипнул листик салата и, разминая его в сильных пальцах, продолжал:
   – Об этом не говори никому, хоть на куски станут резать. Иначе разорву, как этот листик.
   – Но что я должен делать?
   – Работа найдется. Ты как хозяин будешь следить, чтобы все доходы без утайки шли на единый счет. Если кто где схимичит – сразу сообщаешь мне. С ним разберутся.
   – Но я не разбираюсь во всяких сальдо-бульдо…
   – Какой нетерпеливый, – поморщился Георгий Давидович. – Не торопись поперек батьки в пекло. Тебя отвезут к моим инструкторам, они все покажут и расскажут.
   – Курсы?
   – Для особо одаренных, вроде тебя. Ну, что скажешь, Макариди? По рукам?
   – А справлюсь?
   – Ты парень смышленый, справишься. Главное – будь чист передо мной, как стеклышко.
   – Я… я сделаю все, Георгий Давидович, – прижал Макариди руки к груди.
   – Все не нужно, – заметил Гоги. – Только то, что я сказал. Ну вот, теперь и коньячку можно, – и он самолично наполнил обе рюмки.
   – Сроду не пробовал такого коньяку, – произнес Макариди, осторожно ставя рюмку на стол.
   – За границей и не то попробуешь. Но смотри, не забалуйся, – Гоги погрозил пальцем. – Башку отвинчу и скажу, что так оно и было.
   – А как он называется? – решился наконец Михаил задать вопрос, давно мучивший его.
   – Кто?
   – Коньяк.
   Гоги взял в руки бутылку, развернул к себе этикеткой и торжественно, не спеша прочел:
   – «Курвуазье».
   – «Курвуазье»… – повторил Макариди и совсем осмелел. – А можно… можно пригласить ту девочку? – спросил он.
   Гоги поднял брови:
   – Какую еще девочку?
   – Ну, ту, что к нам в кабинет войти хотела. С полчаса назад, – пояснил Макариди.
   – Это ты брось, – сурово сказал Гоги. – Всякое баловство запрещаю. Каждая минута на счету. Сейчас поедешь к инструкторам по маркетингу и прочим делам, они начнут тебя всяким премудростям учить.
   – Куда ехать? – забеспокоился Михаил. – Я Москву совсем не знаю.
   – Не твоя проблема. Тебя Володька отвезет.
   – А где он?
   – Где же ему быть? В холле гостиничном сидит, нас с тобой дожидается.
   План Георгия Давидовича с блеском осуществился, что еще раз подтвердило: вор в законе отлично разбирался в людях – без этого, собственно, он и не завоевал бы «корону».
   Михаил Макариди вскоре эмигрировал, обосновавшись в Греции, а через довольно короткое время выяснилось, что новообретенный родиной аргонавтов гражданин весьма состоятелен. Едва оглядевшись, он начал покупать в разных уголках Европы недвижимость и разного рода доходные предприятия. Его денежный счет, казалось, не ведал истощения.
   Не обошел своим вниманием Макариди и родные Салоники, где купил себе роскошное старинное здание, тут же отреставрировав его.
   Относительно каждого своего нового шага Михаил докладывал шефу и, только получив его благословение, действовал.
   Закончив реставрацию дома-дворца, он через короткое время приобрел самую крупную в Греции туристическую фирму «Золотое руно», после того как ее финансовое положение и репутация сильно пошатнулись; Макариди догадывался, что здесь не обошлось без молодчиков Гоги.
   Городской муниципалитет обратил внимание на богатого иммигранта, который, не считаясь с затратами, участвует в возрождении своей новой родины (по приказу Гоги Макариди внес энную сумму в местный фонд благотворительности). Михаила приглашали на все приемы, он перезнакомился с местными знаменитостями и стал личным другом мэра Салоник.
   Макариди мотался из страны в страну, чтобы самолично следить за всеми покупками. От его зоркого глаза не ускользала малейшая неточность или двусмысленность при оформлении документов на недвижимость, и он тут же твердой рукой устранял ее.
   Через полгода после приезда в Грецию его торжественно избрали почетным гражданином славного города Салоники.
   Однажды Гоги велел ему прислать подробный план отреставрированного дома, а также приобрести дорогую яхту.
   Макариди требование, разумеется, выполнил, хотя и недоумевал, зачем это нужно шефу: яхта ведь доход не приносит, в аренду ее не сдашь. Впрочем, это дело Гоги, поскольку и деньги – его.
   К этому времени Макариди обзавелся пухленькой, в своем вкусе, любовницей, которая происходила из полурусской семьи, обосновавшейся в Греции. Они познакомились на одном из приемов у Пулакиса – крупного местного бизнесмена.
   – Говорят, вы недавно из России? – спросила Машенька и кокетливо улыбнулась. – Что там хорошего?
   – Ровным счетом ничего, – рассмеялся Макариди, который приобрел повадки уверенного в себе джентльмена с хорошими манерами.
   – В Москве медведи по-прежнему ходят по улицам?
   – Святая правда, мадемуазель.
   У мадемуазель разгорелись глазки: этот богатый грек, владеющий русским языком, был к тому же очень недурен. Ей надоели слюнявые иностранцы, душа жаждала чего-то родного, а грека, в совершенстве владеющего русским, вполне можно приравнять к русскому, про себя решила она. Машенька трещала без умолку, часто обнажая в улыбке красивые зубки. Они обсудили каждого из присутствующих, затем виды на предстоящий туристический сезон, в чем Машенька выказала недюжинную осведомленность.
   – Вы туризмом занимаетесь?
   – Ну да. Я была менеджером в «Золотом руне». Это туристическая фирма.
   – Слышал. Но почему – «была»?
   – Потом дела у фирмы расстроились, и меня уволили.
   – Грустная история. А что с фирмой?
   Машенька пожала полными плечами:
   – Понятия не имею. Наверно, развалилась. Говорят, ее купили какие-то иностранцы, но я так и не сумела навести справки, кто они.
   – Отлично.
   – Что отлично?
   – Что вы, Машенька, работали в туризме, – пояснил Макариди, которому девушка определенно понравилась. – Я имею отношение к туристическому бизнесу и постараюсь обеспечить вас работой.
   – В самом деле? – Машенька хлопнула в ладоши. – Миша, мне вас сам Бог послал.
   – Или случай.
   – Случай – тоже Бог.
   Они уже успели отключиться от общего веселья и были заняты исключительно друг другом.
   – Говорят, вы яхту приобрели?
   – Есть такой грех.
   – Всю жизнь мечтала поплавать на шикарной яхте.
   – Желание законное и вполне осуществимое, – невозмутимо заметил Макариди.
   – А вы умеете управлять яхтой?
   – Я не волшебник, но я учусь.
   – Как-как?
   – Есть в России такое выражение.
   – Хорошо сказано, надо запомнить, – обнажила зубки Машенька.
   «Продукт созрел», – решил Макариди, глядя, как она ловко и аккуратно слизывает мороженое с ложечки.
   Прием шел к концу, о чем говорил кофе, поданный гостям. Слуги медленно, через одну, гасили свечи, горевшие в серебряных подсвечниках, отчего в зале приемов воцарился уютный полумрак.
   Они вышли вдвоем и окунулись в теплую средиземноморскую ночь. С моря ровно дул влажный ветерок, напоенный запахами соли и йода. Крупные южные звезды мерцали, с любопытством разглядывая только что образовавшуюся парочку. Из близкого порта доносился неясный шум – там и ночью не утихала работа.
   – Где ваша машина? – спросил Михаил, когда они по ступенькам дворца приемов спустились на тротуар. – Наверно, шофер на стоянку отогнал?
   Девушка замялась.
   – Вечер чудный, – сказала она. – Я, пожалуй, пешком пройдусь.
   Макариди догадался, что машины у Машеньки нет и она рассчитывает на городской транспорт, но стесняется об этом сказать.
   – Хотите, подвезу? – небрежно кивнул он на шикарный «мерседес», стоящий у подъезда.
   – Ой, конечно, – Машенька с благодарностью посмотрела на него. – Но я живу далеко, на другом конце города.
   – Ничего, машина, я думаю, выдержит, – произнес Михаил, и Машенька опять засмеялась. Она старательно хохотала теперь над каждой его остротой, пусть даже плоской.
   Они поехали по пустынным улицам – жители Салоник, как и все провинциалы, ложились рано. «Нет, это не Париж, не Елисейские Поля», – подумал Макариди, время от времени поглядывая на красивый профиль Машеньки, сидящей рядом. Ее коленки аппетитно поблескивали в мертвенном пламени неоновой рекламы.
   – Дом, который вы купили, когда-то был музеем истории Салоник, – нарушила продолжительную паузу Машенька.
   – В самом деле? И вы там бывали?
   – Несколько раз.
   – В Греческом зале, в Греческом зале…
   – Что?
   – Ничего, это я так. Сам с собой. Люблю, знаете ли, поговорить с умным человеком.
   Когда она отсмеялась, Михаил предложил:
   – Не хотите посмотреть, как я перестроил дом?
   – Может быть, когда-нибудь… – наклонила голову Маша и зачем-то потыкала пальцем в бардачок. Помолчали.
   – Знаете, Машенька, у меня ощущение, что нам бы не помешало выпить еще по чашечке кофе.
   – Представьте себе, у меня тоже такое ощущение, – откликнулась девушка.
   – В клуб заскочим?
   – Что-то нет желания, – она зябко передернула плечами: ветер, врывающийся в приспущенное стекло, становился свежим.
   – Тогда, может быть, ко мне заедем? – предложил Макариди.
   Маша ждала этого предложения, потому и не стала ловить такси, но в последний момент заколебалась: ведь она видит этого человека в первый раз.
   В памяти всплыл эпизод годичной давности, когда вот так же молодой процветающий бизнесмен пригласил ее к себе, сказал, что там намечается небольшая вечеринка по случаю дня рождения его мамы. Никакой мамы, однако, в доме не оказалось. Их встретила с дьявольским хохотом целая орава молодых лоботрясов, золотой молодежи, из тех, что прожигают жизнь на отцовские деньги. Они тут же раздели Машеньку и всю ночь творили с ней нечто неописуемое, хотя она в принципе не против свободной любви.
   – Разве вам мало девок с панели, дурачье? – стонала она, извиваясь под грудой мокрых от пота тел.
   – А нам нужна такая, как ты. Чистенькая, – с хохотом отвечали ей.
   Наутро хозяин квартиры, который и привел ее на «вечеринку», сунул ей несколько крупных, небрежно смятых кредиток и сказал:
   – Это на такси. Прощай, очарование! И забудь этот адрес, и этот дом, и всех нас. Все, что было, тебе приснилось. А если вздумаешь жаловаться в полицию, твой труп выловят под сваями порта или волны выбросят его где-нибудь на пляже. Подумай о своей молодой жизни. – И, слегка подтолкнув в спину, он захлопнул за ней дверь.
   Машенька исподтишка бросила взгляд па Макариди. Этот вроде не такой. Солидный. С мэром целуется. Да и денег у него… как это русские говорят? Куры не клюют.
   – А кто у вас дома? – осторожно спросила она.
   – Никого. Слуги разошлись по домам, дворецкого я отпустил. А, кажется, я понимаю, – хлопнул себя по лбу Макариди. – Вы беспокоитесь, кто нам кофе приготовит?
   – Ну, вроде того.
   – Не беспокойтесь. Я готовлю кофе лучше всех в мире.
   – Неужели?
   – Да. У меня старинные турецкие джезвы, средневековые. Из них, говорят, пил кофе сам Селим-паша. Кроме того, у меня и кофе лучший в мире.
   – Все-то у вас лучшее.
   – Серьезно. Мне его подарил знакомый торговец из Южной Америки…
   – Против вашего предложения нелегко устоять, – она поправила платье, отчего еще выше обнажились колени.
   – Вот и славно.
   – Но… удобно ли это?
   – Неудобно только спать на потолке: одеяло спадает, – припомнил ходульную фразу Михаил.
   – Одеяло спадает? Ой, не могу! – она захохотала, откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза. Макариди правой рукой притянул ее к себе и жадно поцеловал в губы, призывно раскрывшиеся ему навстречу.
   Союз был заключен. В спальне, на широченной тахте, и совершилось очередное Машенькино грехопадение.
   – А кофе? – тоненьким голоском обманутой девочки спросила она в коротком перерыве между двумя приступами бурных и горячих ласк.
   – Потом, потом, – отвечал нетерпеливый любовник, снова приступая к активным действиям.
   Машенька оказалась весьма изощренной в науке любви. Во всяком случае, Макариди был в восторге. Его опыт заграничной любви исчерпывался только обращением с афинскими и берлинскими проститутками, между которыми он не обнаружил существенной разницы. На большее времени у него не было – сложные и тонкие дела по оформлению недвижимости на собственное имя отнимали уйму времени, да и Гоги все время торопил, словно на пожар.
   Итак, Машенька не обманула ожиданий Михаила, но и он не обманул ее.
   Из спальни они перешли на кухню, сверкавшую обилием новейших кухонных приборов.
   – Ты извини, девочка, я по-холостяцки, – произнес Макариди. Повязав на голое тело передник и надев на голову какой-то дурацкий колпак с кисточкой, он возился с медной джезвой, насыпая в нее свежемолотый на ручной мельнице кофе, после этого взвешенный на электронных весах.
   – Тут важен каждый миллиграмм, – озабоченно сказал он. Затем долил в джезву воды из бутылки с надписью по-французски «Лурд» и поставил закопченный медный сосуд на автоматическую газовую плиту.
   – А где жена? – спросила Машенька. Завернувшись в хозяйский халат, она наблюдала за его действиями.
   – Не дал пока Бог жены, – вздохнул Макариди. – Вот ты ею и побудь.
   – Уже начала.
   – Это еще не все.
   – А что еще?
   – Что? Ну, для начала раскрой холодильник и вытащи из него на стол чего-нибудь поинтереснее.
   – Честно говоря, совсем есть не хочется.
   – И мне, – признался Михаил, разливая кофе из джезвы по двум специальным чашечкам. – Но от коньяка, надеюсь, не откажешься?
   – Конечно, нет!
   Макариди достал из мини-бара бутылку и водрузил ее на стол.
   – О, «Курвуазье», – с уважением произнесла Машенька, посмотрев на наклейку.
   Ночью, когда, утомившись от любовных утех, они мирно спали, раздалась заливистая трель радиотелефона. Чутко спавший Макариди, на сей раз одурманенный чрезмерностью потребления напитка, со времени знаменательной встречи в ресторане гостиницы «Центральная» ставшего для него излюбленным, проснулся не сразу.
   Он долго таращил глаза в полутьме, не понимая, что за звук назойливо лезет ему в уши. Придя наконец в сознание, Михаил схватил трубку:
   – Алло?
   – Крепко спишь, господин домовладелец, – послышался из мембраны такой знакомый, глуховатый и напористый басок Гоги.
   – Добрый вечер.
   – Вечер? Скорее утро.
   – Я слушаю.
   Проснулась Машенька. Широко раскрыв глаза, она смотрела на любовника. Завернутый в простыню от ночной прохлады – окна были распахнуты, – он напоминал привидение.
   – Дело срочное, – доносилось из трубки. – Мой человек позвонил из Парижа. Интересная информация. Под Лионом продается завод костяных удобрений. Недорого. Очень выгодная сделка. Чувствую, конкуренты налетят как мухи на мед. Ты должен их опередить.
   – Понимаю.
   – Разбейся в лепешку, а завод купи.
   – Лететь во Францию?
   – Погоди лететь. Сначала созвонись кое с кем в Париже. Там сейчас мой кореш, руководитель моей забугорной братвы. Сам ему не звоню, потому что у меня сейчас нет возможности вылететь в Париж, – продолжал шеф, отвечая на безмолвный вопрос Михаила, – а играться в испорченный телефон ни к чему.
   – Ясно.
   – Ты не один, что ли?
   – Один, – выдавил Макариди и покосился на Машеньку, которая внимательно слушала их разговор, хотя спросонья мало что соображала.
   – Это хорошо. Тогда возьми карандаш и запиши парижский телефон кореша.
   – Что ему сказать? – спросил Михаил и пододвинул листок бумаги и ручку, которые всегда для подобных случаев лежали на тумбочке у изголовья.
   Гоги продиктовал номер и продолжал:
   – Обязательно сошлись на меня, он тебе поможет. Вот координаты владельца завода, старого француза. Он в полном маразме, тем приятнее иметь с ним дело.
   – Его убрать?
   – Боже упаси. Вмешается полиция, начнется расследование, сами себе осложним дело. Наша задача – нейтрализовать конкурентов.
   – Как?
   – Не твоя забота. Кореш сам разберется на месте, а ты держи с ним постоянную связь. Имена конкурентов пусть узнает у того же владельца завода. Когда он сообщит, что почва подготовлена, двинешь в Париж. Думаю, у братка это займет от двух до четырех дней. Ну, как погода в Греции? – спросил Гоги, давая понять, что деловая часть беседы закончена.
   – Благодать, – одним словом ответил Михаил.
   – Море не штормит?
   – Ни боже мой.
   – А яхта?
   – В полном порядке.
   – Ходил на ней?
   – Еще нет.
   – Вернешься из Парижа – попробуй. Собираюсь к тебе в гости нагрянуть.
   – Здорово!
   – Может, и отдыхать буду. Да и с судовладельцем одним нужно пообщаться. Ладно, время идет, звони в Париж. Только учти…
   – Да?
   – Кореш, зови его Петрушик, ужасно не любит, когда его будят. Матерится так, что стены краснеют.
   – Переживем.
   – Действуй.
   Макариди нажал отбой и включил торшер. Машенька сидела посреди необъятной постели, поджав по себя ноги. В глазах ее стоял безмолвный вопрос.
   – Видишь, что значит бизнес? – сказал Михаил. – И ночью не дают покоя.
   – А кто тебе звонил?
   – Да партнер беспокойный попался, – махнул рукой Михаил.
   – Издалека?
   – Ты такого города и не слышала.
   – А что это – убрать? Кого убрать? Что это значит – убрать?
   – Яхту он просил убрать, – нашелся Михаил. – Приехать собирается, он обожает отдых на море.
   – Убрать? Ты сказал – убрать? – в голосе Машеньки послышались истерические нотки.
   – А что тут такого? – не понимал Михаил.
   – Как это – убрать яхту? Потопить, что ли?
   – Господи, ну что ты, девочка, придираешься к словам! – вскипел Макариди.
   – Я не придираюсь, – ответила она, – но только ты не убирай…
   После этих ее слов какая-то трещинка осталась в душе Макариди. Нехорошо как-то он обошелся с молодой женщиной, не по-рыцарски. Все карты спутал внезапный ночной звонок шефа, давшего срочное задание…
   Задание оказалось достаточно сложным. Весь остаток ночи Михаил дозванивался к доверенному лицу Гоги в Париж, потом последовали поездка во Францию, тягомотное дело в Лионе, нудное оформление многочисленных бумаг на право владения заводом костяных удобрений.
   Хорошо хоть, что к моменту его приезда местная братва Гоги сумела «нейтрализовать» теми или иными способами всех конкурентов.
   За всеми этими заботами Машенька как-то стерлась из памяти, подзабылась.
   Но вот задание шефа было выполнено, и Макариди благополучно вернулся в Салоники.
   В первый же день после возвращения Михаил отправился в порт. Он любил бывать здесь, наблюдая за погрузочно-разгрузочными работами, за новейшими механизмами, которые соседствовали с допотопной техникой, слушать многоязыкий шум и говор людей, приехавших сюда со всех концов света.
   «Наверно, кровь моих предков говорит», – думал Макариди, медленно прохаживаясь по огромной территории порта, вновь и вновь разглядывая старинные склады со стенами полутораметровой толщины, рядом с которыми возвышались модерновые строения из бетона, стекла и стали – местная администрация, бесконечные представительства, офисы торговых и посреднических фирм…
   Проходили нарядные туристы, бегали туземные чумазые мальчишки – местные Гавроши, вечно озабоченные случайным заработком: обувь почистить, вещички поднести, проводить заблудившегося в порту иностранца к выходу, ну а при случае и стибрить чего-нибудь. Наверно, беспризорники всех стран похожи, если отвлечься от цвета кожи и прочих несущественных деталей, которые так любят описывать романисты.
   Иногда выкрики, и оживленную речь, и обрывки песен (греки – народ очень музыкальный) вдруг покрывал низкий и протяжный бас пароходного гудка, от которого сладко замирало сердце и в груди становилось почему-то тревожно.
   На этот раз Макариди в порт привело дело, которое поручил ему Гоги, – привести в порядок приобретенную яхту. Стоянка ее располагалась за основной территорией пассажирского и грузового портов, где у длинного причала располагались частные суда.
   Вот она, красавица.
   Среди своих соседок купленная им яхта выделялась как размерами, так и легкой, какой-то воздушной статью. Среди прочих посудин она возвышалась, как Голиаф среди пигмеев.
   По совету своего приятеля – местного бизнесмена – Макариди нанял команду малайцев.
   – Поверьте, я не знаю лучше моряков и более выдержанных и услужливых людей, – сказал приятель.
   – Кроме, конечно, греков, – добавил Макариди, и они улыбнулись друг другу улыбкой авгуров.
   За пару часов до выезда в порт Михаил позвонил капитану малайцев, попросив его с командой прибыть на яхту.
   Спустившись фуникулером на причал, Макариди еще издали заметил, как по сигналу капитана, наблюдавшего с мостика в подзорную трубу за причалом, команда выбежала на палубу и выстроилась в струнку в ожидании хозяина.
   Улыбаясь, он поднялся на борт и поприветствовал малайцев – те, кстати, довольно прилично владели английским. Команда ответила ему стройно, по-военному. Палуба была надраена и в лучах послеобеденного солнца блестела как стеклышко.
   Яхта показалась Макариди громадной, как целый теплоход. Да она и впрямь была огромной и величественной, но размеры судна скрадывались стройностью и гармоничностью линий – не зря ее возводили по индивидуальному проекту знаменитого судостроителя, строившего яхты для миллиардеров и кинозвезд.
   Яхта, которую купил Михаил, по сути дела представляла собой плавучий особняк со всеми удобствами, включая лифты (если гостю лень подняться по широкой, покрытой рыхлым бархатом лестнице), бассейн с подсвечиваемой водой, четыре спальни, бильярдную в багровых тонах и прочее в том же духе.
   Макариди в экскурсии по судну сопровождал капитан. Безукоризненно подтянутый, ловкий в движениях, с постоянно блуждающей улыбкой на лице, он показался Михаилу заводной куклой или роботом, как их изображают в фантастических мультяшках для детей.
   В ванной комнате задержались надолго – она поразила Макариди своей роскошью. При осмотре судна перед покупкой он не заходил сюда, решив, что в ванной не может быть ничего интересного. И, оказывается, ошибся.
   Все здесь сверкало фарфором и золотом – или позолотой? Джакузи было выполнено из дорогого каррарского мрамора, его голубоватые прожилки казались венами.
   Михаила поразило обилие кранов: зачем их столько? Ну, для горячей воды. Ну, для холодной. Допустим, для морской. А остальная дюжина для чего?
   Макариди покосился на капитана – тот выдержанно молчал, только дежурная улыбка не покидала его лицо, собирая лучики морщинок у немного раскосых глаз.
   Тогда, словно невзначай, Макариди повернул один, другой, третий краны – из них ничего не текло.
   – Система жизнеобеспечения на судне пока отключена, – пояснил капитан. – Ждем приказа хозяина, – застыл он в легком полупоклоне.
   – Я сообщу, когда надо будет включить, – откликнулся Макариди. – Жду в гости приятеля, мы с ним будем совершать круизы по морю.
   Он закрутил краны – металл приятно холодил пальцы – и как бы мимоходом спросил:
   – А зачем их столько?
   – О, это целая история! – улыбка капитана расползлась до ушей. – Мне рассказывали ребята из диспетчерской порта… Дело в том, что прежний владелец яхты был большой… как это сказать по-английски?
   – Ходок, – подсказал Михаил.
   – Вот именно, ходок по женской части, – подхватил капитан. – Он устраивал здесь такие оргии, что чертям было тошно.
   – Откуда диспетчеры могли знать, что творится на яхте в открытом море?
   – От глаз людских ничего не скроется, сэр, – убежденно произнес капитан. – И потом, команда на что? Без прислуги-то не обойдешься, а она и соринку в хозяйском глазу не пропустит.
   – Это верно.
   – Самое интересное, – продолжал капитан, – что главным заводилой был не сам хозяин судна, а его пассия.
   – Любовница?
   – Уж не знаю, то ли любовница, то ли гражданская жена. А вернее всего, все вместе. Она, говорят, на спор выпивала, не отрываясь, целую бутылку шампанского, а уж какие карусели выстраивала на палубе при звездах или в залах! Из-за алкогольных забав и Голливуд ей пришлось бросить – она в прошлом была киноактрисой, и не из последних. Ну а потом пошло-поехало: вино, наркотики и общий разгул, – махнул рукой капитан. – Между нами говоря, прежний хозяин и посудину-то выстроил, сообразуясь с ее прихотями. А она, говорят, была великая выдумщица. И в своих причудах, и в любовных делах, – и он мечтательно поцокал языком.
   – Мы о кранах, – напомнил Михаил.
   – Ах да, о краниках, – встрепенулся капитан. – Это тоже, по слухам, была целиком ее идея. Краны, помимо воды, могли подавать в джакузи и другие… э-э… жидкости.
   – Какие же?
   – Ну, например, шампанское. Или молоко – говорят, ванна из молока очень полезна для кожи. Или, скажем, смесь тропических соков – манго, папайя и прочее в том же духе.
   – Неплохая идея, – похвалил Макариди. – А как эти жидкости сохранялись? В такую жару молоко вполне может превратиться в простоквашу.
   – Все было предусмотрено. В соседнем отсеке расположены резервуары – сейчас они пустые. Тот, который под шампанское, содержался под давлением – чтобы газ не вышел. А молочный – он целиком помещен в мощный холодильник. Кроме того, молоко особым образом пастеризовалось, чтобы не прокиснуть…