Лязг ворот, потом езда по тряскому гравию, и потянуло назад. Так и есть, повернули на Лысаково. Теперь дорога пойдет под гору и будет загибать вправо, а настоящая развилка появится только у выезда на шоссе. Там если влево, то в город, если вправо — от города.
   Однако поворот влево состоялся гораздо раньше, чем ожидал Макар, и по тому, как пошла машина, нетрудно было догадаться, что это не шоссе, а колдобистая грунтовка. Начал припоминать, где ж тут такой поворот есть — не вспомнил. А по времени, если Макар его верно прикидывал, они должны были уже в село заехать. Получалось, что они, выходит, свернули на одну из сельских улиц.
   С планом села Лысакова Макар знаком не был, да и вообще бывал в этой местности редко, но мог представить себе, что они выехали на какую-то полевую дорожку, по которой в это время года уже почти никто не ездит.
   По этой дорожке мотались из стороны в сторону примерно полчаса. С какой скоростью ехали, не поймешь. Макар ни за что не взялся бы это определить. Потом повернули налево, и под колесами опять зашуршала щебенка.
   Дорога между тем пошла куда-то вниз. Вниз и вправо. Естественно, что об этом Макар судил только по тому, как его наклоняло чуть влево и вперед. Так ехали довольно долго, Макар в догадках терялся, отчего так может быть, но ничего придумать не мог.
   Наконец машина остановилась. Кто-то, сидевший справа, открыл заднюю дверь фургона, пахнуло свежим воздухом. Макара выволокли и поставили на землю, потом сгрузили еще несколько человек. Потом кто-то бесцеремонно сдернул с Макара шапку, закрывавшую глаза.
   Чего-чего, а такого ландшафта после всего лишь часовой поездки на автомобиле Макар увидеть не ожидал: какие-то высоченные каменные утесы, нагромождения камней… Не то Кавказ, не то Афган какой-то… Но за час, пожалуй, да еще по таким дорогам, до этих горных мест не доедешь. Да и вообще, наверное, и с территории родной области не выедешь. А на территории родной области, как Макару было достоверно известно, гор нет и образоваться как-нибудь очень быстро они не могли. Иначе об этом уже весь мир давно бы знал.
   Однако пейзаж был явно горный. Их высадили на какой-то горной дороге, где справа был высоченный обрыв в какую-то темную пропасть, а слева — почти отвесный каменистый склон горы. Макара поставили спиной к обрыву. Очень удобно расстреливать — пули, если что, не отрикошетят…
   Макар стоял в одной шеренге с еще пятерыми. Разглядел справа, третьим от себя, Ежика. Остальные были незнакомы. На них были направлены фары трех машин: двух памятных джипов «Чероки» и фургона для перевозки денег, от яркого света глаза слепило. Но рассмотреть, что на них направлены не только фары, но и автоматы, Макар сумел. Сейчас чесанут по ним, стоящим со связанными за спиной руками, несколькими длинными очередями — и все. Макар готовил себя к такому, но все равно начала бить дрожь.
   Со стороны машин вышел некий мужик в темных очках на пол-лица. Будь здесь Никита, он узнал бы Дмитрия Петровича, зама по режиму.
   — Так, — сказал он достаточно громко, чтобы его услышали все, кто стоял у края пропасти. — Находимся мы с вами в брошенном карьере глубиной примерно метров двести пятьдесят. Ближайшее жилье отсюда километров десять, так что стрельбы никто не услышит. Но, исходя из человеколюбия и гуманности, мать их так, решили дать одному из вас шанс выжить. Провести, так сказать, гладиаторские бои. В несколько этапов, по жребию. Сейчас по моей команде будете подходить ко мне и тянуть зубами спички. Там их будет четыре длинных и две коротких. Те, кто вытянет короткие, будут первой парой. Все ясно?
   Макар сперва подумал, что это шутка. Однако стоявшего справа от него мужика выдернули из строя, подвели к Петровичу и отлепили пластырь.
   — Тяни! — приказал тот, поднося зажатые в пальцах спички ко рту пленника.
   Тот уцепился за спичку, выдернул.
   — Длинная! — объявил зам. по режиму. — В машину! Настала очередь Макара.
   Спичек было пять… Что он сейчас вытащит? Наугад ухватился, потянул…
   — Длинная! В машину.
   Макар только сейчас заметил, что эту «жеребьевку» снимает какой-то парень с большой профессиональной видеокамерой. Интересно, для кого это? Неужели, Света-Булочка улики против себя коллекционирует? Сперва эта «комедия для дураков», теперь вот это…За спиной, когда вталкивали в фургон, услышал:
   — Короткая! Вот первый гладиатор уже есть. Остаешься! За этим парнем должен идти Ежик…
   — Длинная! — это Макара обрадовало и огорчило. С одной стороны, хорошо, что Ежик пока не в «игре», а с другой… Может так случиться, что Макару придется драться с Ежиком. И убивать…
   Покамест Ежик — еще и улыбается, дурак! — стал третьим, кого вернули в машину.
   — Короткая! Остаешься! Последнего — в машину.
   Втолкнули четвертого. Следом уселись два конвоира с автоматами, захлопнули за собой заднюю дверь.
   Машина покатила по карьерному серпантину, и, что там происходило на обрыве, оставалось загадкой, до того момента, пока сквозь шум двигателя не донесся слабый, Удаляющийся вопль…
   Макар догадался: «гладиаторов» заставили спихивать друг друга с обрыва.
   — Быстро, — произнес один из конвоиров, — трех минут не возились…
   — Интересно, один или оба сразу? — спросил второй.
   — Плевать…
   Фургон остановился. Минут через пять заднюю дверь опять открыли и вывели четверых на дорогу. И опять поставили у обрыва.
   — Первый победитель и участник финальной пульки уже известен, — объявил Петрович. — Жеребьевка второй пары проводится среди четырех участников.
   Теперь первым тащил жребий тот, кому спичку тащить не пришлось, потому что вторую короткую вытащили перед ним.
   — Длинная! В машину!
   На троих оставшихся было две коротких и одна длинная. Это означало, что одна из коротких (если не обе), достанутся Ежику или Макару. Макар тащил следующим за первым «счастливчиком».
   — Длинная! В машину. А вы двое остаетесь…
   Макар успел увидеть лицо Ежика, такое напуганное, что смотреть жалко…
   Ежик действительно был ошарашен: как же так, даже тащить не пришлось…
   Зато его противник, похоже, был очень доволен — из него можно было минимум трех Ежиков сделать. Женя с тоской глянул вслед уезжающему фургону…
   Петровича, однако, эта разница в весовых категориях «гладиаторов» не смущала.
   — Бойцам по русскому обычаю разрешается выпить по четвертинке! — объявил он. В это время кто-то подошел из-за спины и разрезал путы на руках, а потом рука в черной перчатке подала ему четвертинку. Ежик поднес ее к губам, поглядел на противника, который высасывал свою из горла, отхлебнул. Тот парень, что с видеокамерой, все нацеливался, стараясь поймать крупно его лицо. Должно быть, полагал, что это лицо будущей жертвы. И Ежик это понял. Ему стало страшно, и он, не отрываясь, допил четвертинку. Появилось какое-то отупение и равнодушие — будь что будет!
   Как в тумане он услышал голос Петровича:
   — Русский бой на топорах! До смертельного исхода! Если через пять минут победитель не определится, проигравшими считаются оба!
   Залязгали гусеницы, и на площадку из-за поворота дороги выехал бульдозер с поднятым ножом и начал разворачиваться. Второй встал по другую сторону изгиба дороги.
   Бульдозеры встали под углом, капотами друг к другу и осветили своими фарами изгиб дороги, за которым было метров пятьдесят обрыва, точнее, дорожной отсыпки, с откосом градусов семьдесят. А внизу — камни. Даже если сразу не расшибешься, то, скатившись вниз на камни, с гарантией.
   Именно там, на узкой площадке, огражденной ножами бульдозеров с двух сторон и обрывом с двух остальных, им предстояло драться.
   Бойцов пропустили на этот ринг, заставив пролезть под ножами бульдозеров, а затем вбросили по топору на углы площадки. Оператор залез на крышу одного из бульдозеров, навел объектив. Чтоб не мешать съемке, ножи опустили и тем полностью загородили вход на площадку.
   — Время пошло! — скомандовал Петрович. — К топору, Россия!
   Ежик и его противник метнулись в углы площадки, ухватились за топорища.
   Топоры были, конечно, не мясницкие, но довольно тяжелые. Верзила играючи взял свой в одну ладонь, а Ежик даже двумя чувствовал тяжесть.
   Бугай, пользуясь тем, что у него и рост был больше, и руки длиннее, начал размахивать топором из стороны в сторону, и отточенное лезвие с шелестом стало описывать один полукруг за другим, то слева направо, то справа налево. При этом верзила подступал к Ежику, заставляя его пятиться. А много ли тут попятишься?
   Либо прижмешься спиной к ножу бульдозера, и следующий взмах топора снесет голову, либо подойдешь к самой кромке обрыва и, инстинктивно отшатнувшись, полетишь вниз, на камни… Ежик, который этого детину в жизни не знал, ничего плохого от него не видал до сего дня, ужаснулся, с какой простотой тот готов лишить его жизни, когда своя на кону… И тут же возненавидел его до глубины души. Ах ты, гад!
   Здоровый вымахал! Ну, с-сука, я тебе устрою…
   И в тот самый момент, когда до краешка оставалось всего шаг шагнуть, Ежик резко нырнул вниз, выбросив руки с топором вперед. Верхнее острие топора, казалось, всего лишь чиркнуло верзилу по пузу, прикрытому нейлоновой ветровкой, рубахой и майкой, но распороло и то, и другое, и третье. Рана была, наверно, не очень глубокая, но боль, резкая и острая, заставила бугая взвыть, выронить топор и согнуться, прижав руки к животу. Поди, думал, что кишки вот-вот вывалятся. А Ежик, сообразив, что иного шанса может и не представиться, наискось рубанул его по черепу изо всех сил, да так, что лезвие аж до обуха врубилось в башку. Крикнул детина что-то в этот момент или нет — Ежик не понял.
   Женю, вмиг отрезвевшего, обуял дикий ужас от того, что натворил. Он отшатнулся от убитого и при этом совершенно непроизвольно выдернул топор. Тут же плесканула кровь, Ежика замутило, и он, упав на колени, стал блевать…
   Его под руки выволокли с «арены», посадили на заднее сиденье… Макаровой «шестерки». Откуда она тут взялась? Но спросить у Ежика сил не было, да и не ответил бы никто. Рядом с ним с боков, брезгливо морщась, — от Ежика несло кровью и блевотиной — сидели двое конвоиров, впереди — водитель.
   Подошел Петрович и коротко распорядился:
   — Везите вниз, туда, где будет «пулька»!
   Как раз в это время затарахтел один из бульдозеров, должно быть, сбрасывая вниз тело верзилы-неудачника. «Шестерка» покатила вниз. Через минуту она миновала стоящий у левой обочины фургон. Тут, должно быть, была «третья точка», где предстояло «состязаться» Макару и его сопернику.
   Макар сидел напротив того, который, как и он, дважды избежал жребия на поединок, но теперь уже неизбежно должен был с ним сражаться. Впрочем, думал он сейчас не о противнике и даже не о схватке. Он видел, кто остался биться с Ежиком, и считал, что шансов у Женьки нет никаких. Теплилась лишь надежда, что все это какая-нибудь шутка, розыгрыш, злое издевательство. Или какая-нибудь проверка… Далась она ему, эта им самим придуманная, утешительная мысль «о проверке»!
   Он слышал, что мимо них, не остановившись, проехала одна машина, потом другая, но, конечно, не мог разглядеть, кто едет в его белой «шестерке».
   Но вот настал и его час. Дверь фургона отворилась, и конвоиры выдернули последнюю пару «претендентов».
   Макар понял: сейчас он узнает, розыгрыш это или все взаправду. Но даже тогда, когда им дали выпить по четвертинке, еще не верил, что все это на самом деле. «Ну, — скажет, выходя из какого-нибудь темного угла, Хрестный, — выпили?!
   А теперь закусывайте. В другой раз подеретесь».
   — Традиционный поединок для русских коммунальных квартир! — объявил Петрович. — Фехтование на кухонных ножах! Ведется до смертельного исхода! Если через пять минут победитель не определится, проигравшими считаются оба!
   Их затолкали на арену, ограниченную бульдозерными ножами, и бросили в углы по кухонному ножу, огромному будто небольшие мечи, сантиметров по сорок пять каждый.
   — Время пошло! — скомандовал Петрович. Макар и его противник растерянно смотрели друг на друга, словно намереваясь задать вопрос: «Это что, не шутка?!
   Мы должны хватать эти железяки и резать друг друга?»
   — Господа, — строго сказал Петрович, — вам что, ни хрена не ясно?
   Работайте! Или через пять минут оба полетите с обрыва!
   Противник Макара медленно пошел в угол, взял нож, а потом, как бы устыдившись, стал его вертеть в руках. А Макар стоял, как стоял, посматривая на камеру, которую навел на них видеооператор.
   — Ты что там делаешь, козел? — спросил Макар. — Кино снимаешь?
   — Не понимай… — явно с настоящим акцентом произнес тот.
   Именно тут Макар понял все. Ни фига это не розыгрыш. Это — настоящее, и за это — уплачено. То ли американцами, то ли итальянцами, то ли еще кем-то.
   Конечно же, не Голливудом, а какой-нибудь мафиозной конторой, которая собирает по всему миру сюжетики с настоящими убийствами, резней, изнасилованиями, а потом крутит их во всяких притонах для садистов-любителей. Или, может, поставляет за большие бабки каким-нибудь тузам или их отпрыскам, жаждущим поглядеть на то, что снимается в единственном дубле. А Светкина компашка им материал поставляет… «Булка-фильм», е-мое! И ради этих бабок они тут должны глотки друг другу резать!
   — Мать вашу! — сказал Макар и взялся за нож. Он хотел его метнуть туда, в оператора, но противник, должно быть, Макара не понял, решил, что нож полетит в него. И, опережая, бросил свой. Наугад, не правильно, совсем не так, как бросают профессионалы.
   Но он попал. Случайно, сам того не ожидая. Острое лезвие полоснуло Макара по шее. Так, что достало до сонной артерии… Кровь хлестнула фонтаном, остановить ее было уже невозможно, да никто и не собирался этого делать.
   — Дурак ты, братан… — произнес Макар, уже понимая, что кончился.
   Через несколько минут нож бульдозера сбросил Макара с откоса на камни, кроме того, на него съехало не менее тонны грунта, сползшего с насыпи, но он этого уже не почувствовал.

«ПУЛЬКА»

   Ежик сидел в Макаровой «шестерке», еще не зная, что она уже осиротела. Она стояла в двух шагах от «девятки», которая ее преследовала утром. Ежик узнал ее по номеру. Теперь ему было все понятно. Эта гадина Светка сцапала и тех, и других, а теперь решила сделать так, чтобы они перебили друг друга своими руками. И уже наполовину осуществила свой замысел.
   Если сказать, что он ждал увидеть живым Макара, это будет не правда. Потому что отчетливо понимал — тогда они могут столкнуться здесь. В «финальной пульке», на дне этого рукотворного кратера, куда их привезли конвоиры. Что им тут придумали, неизвестно. Если опять на топорах — Ежик предпочел бы умереть сразу, лишь бы не выдерживать еще один такой бой. Но если даже что-нибудь не такое жуткое — то лучше, если б Макара не было. Пусть кто-то другой убьет.
   Потому что Ежик знал четко — на Макара он руку не поднимет. Да и Макар, наверно, не раз подумает. Вот и убьют их обоих. А так, если что, Ежик попробует сам за себя постоять. Только бы не на топорах…
   «Шестерка» и «девятка» стояли у остова брошенного и забытого здесь когда-то шагающего экскаватора. Именно здесь заканчивалась карьерная дорога.
   Точнее, она отсюда начиналась. Когда-то этот чудовищный механический динозавр с эмблемой «УТЗМ» ворочал здесь огромной стрелой, вгрызался в горы вывороченной взрывами руды великанским ковшом, в который и «шестерка», и «девятка» смогли бы въехать, а потом вываливал эти ковши в кузова большущих «БелАЗов». И те, рыча почти что корабельной мощности двигателями, везли эту руду наверх, на всякие там горно-обогатительные комбинаты… Все работало, двигалось, зачем-то жило. А теперь оказалось, что руда эта слишком дорогая, что экскаватор жрет слишком много топлива, равно, как и «БелАЗы», а горно-обогатительные фабрики в убыток работают. А карьер остался, потому что заравнивать его никто не подряжался. И теперь стал удобной натурой для всяких съемок с человеческими жертвами…
   Наконец сюда съехались все. Петрович выстроил финалистов и сказал:
   — Ну, господа гладиаторы, осталось последнее испытание. Серебряных и бронзовых призеров, правда, мы не предусмотрели, но жизнь — это еще та награда за первенство. Задание простое, но ответственное. Вот здесь, около ваших бывших машин, — финиш. А старт будет вон там, у бульдозера, в ста метрах отсюда. На половине пути будут лежать три пистолета, которые у вас и отобраны. Сейчас вы все пройдете эту дистанцию в обратном порядке, чтоб поглядеть, как и что.
   Трогай!
   Джипы медленно двинулись по дороге, а между ними, опасливо поглядывая на бампера, под присмотром автоматчиков, шедших по обочине, двинулись вперед «соперники».
   — Стой! — Петрович высунулся из люка в крыше джипа — Вот здесь отметка 50 метров. Тут будут лежать пистолеты, заряженные каждый девятью патронами. Дальше едем!
   Доехали до бульдозера. Головной джип объехал его и покатил вверх. Из его верхнего люка уже высовывался видеооператор. Второй джип, с Петровичем, и автоматчики с «гладиаторами» остались.
   — Стартуете по моей команде. Добежишь первым до пистолетов — можешь расстреливать тех, кто отстал. Постреляешь обоих — все, молодец, победил. Но если промахнешься — не обессудь, если стопчут, а потом пристрелят. Не уверен
   — беги к машине, заводи и дави. Правда, вас трое, а машин две, но это не страшно.
   Будете гонять друг друга, пока бензин не кончится, от экскаватора до бульдозера. Правил нет — давите, тараньте, камнями бейтесь, если патронов не будет, но в живых должен остаться один. Каждый за себя. На старт! Внимание!
   Марш!
   Бегуны за смертью понеслись как сумасшедшие. За шесть секунд, наверно, пробежали первую полсотню. Ежик бежал с левого края, глядел вперед, чтоб ухватить пистолет. Вокруг них было световое пятно, с ехавшего наверху джипа на бегунов был наведен прожектор, и оператор, навинтив на свою камеру огромный телевик, снимал, высунувшись из верхнего люка. При этом из салона джипа к поведению бегунов приглядывались два автомата — если б кто-то из гладиаторов навел пистолет на джип, его тут же расстреляли бы, не пощадив для страховки и остальных.
   Впрочем, ни у Ежика, ни у его товарищей по несчастью не было и в мыслях, чтоб повернуть пистолет на своих подлинных врагов. Они в эти первые шесть секунд думали только об одном: успеть к оружию раньше соперника. Ведь пистолеты лежали на одной линии, а бегунов разделяли десятые и сотые доли секунды.
   Тот, кто бежал в середине — это был тот, кто попал в самую первую пару, и ему, чтоб пробиться сюда, пришлось багром спихнуть с обрыва своего закадычного приятеля, понимал, что у него самая невыгодная позиция, если прийти вровень с остальными. Тогда пуля могла достаться ему и слева, и справа. Дорога была шириной не более восьми метров, а один пистолет от другого отделяло метра два.
   Промахнуться трудно. Но и вырваться вперед достаточно далеко шансов почти не было. И тогда этот хитрован решил отстать. Не очень далеко, метра на три.
   Потому что прикинул, что те, крайние, подскочив к пистолетам почти одновременно, сперва пальнут друг в друга, а уж потом в него. При этом он, конечно, надеялся, что кто-то застрелит своего визави, а сам хитрец, налетев на удачника с ходу, вышибет у него пистолет. И пока тот кинется искать оружие, отлетевшее на несколько метров, успеет подхватить с дороги свой и расстрелять последнего противника.
   Вышло все почти так, как он задумывал, но не совсем. Ежик и тот, что бежал справа, убийца Макара, очутились у пистолетов почти одновременно. Их разделяло всего четыре метра. Но пистолеты были поставлены на предохранители. Убийца Макара понял это на долю секунды раньше, чем Ежик, который, ухватившись двумя руками за оружие, безуспешно давил на спусковой крючок. Ба-бах! Но тут уже повезло Ежику. Стрелок впопыхах дернул спуск, и пуля, свистнув в нескольких сантиметрах от Женькиной головы, вошла в грунт откоса за обочиной дороги. Ежик успел только испугаться и плашмя шлепнуться на дорогу. Получилось очень похоже на падение убитого. А второго выстрела тот, кто убил Макара, произвести не успел, потому что уже через полсекунды на него налетел самый хитрый, который изо всех сил пнул его по рукам. Пистолет отлетел метра на три вперед и брякнулся на дорогу. И действительно, как рассчитывал ловкач, человек, убивший Макара, инстинктивно метнулся в ту сторону, куда улетело оружие. А сам ловкий ухватился за свой, лежавший в середине дороги пистолет, не обращая внимания на Ежика, потому что подумал, будто тот убит.
   Но Ежик не был убит. Он повернул флажок как надо. Тот который хитрый, уже навел пистолет на убийцу Макара. Бах! Бах! Но тут же получил пулю в бедро от Ежика, который резко повернулся на бок и выстрелил, не целясь, с двух метров.
   Он уронил оружие, завопил дурным голосом, стал, скорчившись, кататься по дорожному гравию. А убийца Макара сумел подхватить пистолет и откатиться за границу светового круга. Правда, с левой руки ему, видно, стрелять не приходилось, потому что иначе он не промазал бы по хорошо освещенному Ежику.
   Бах! Тиу-у! — пуля отрикошетила от камней где-то за спиной Женьки. Бах! Бах!
   Ежик сгоряча послал две пули, но обе мимо, потому что его противник находился в тени.
   Послышался топот. Мужик понял, что у Ежика больше шансов достать его, если они будут торчать здесь же на середине дороги. И он бегом припустил к машинам зигзагами, так, что поймать его на мушку было очень трудно. Ежик вовремя сообразил: если тот успеет добежать до машин, завести «шестерку» или «девятку», то запросто может уделать его и без стрельбы, ударив бампером. Забыв о том, что сзади воет и корчится тот, что сам себя перехитрил, Ежик вскочил и бросился за убегающим. Их уже метров десять разделяло. Световое пятно держало в своем поле обоих, но убийца Макара время от времени нырял за его край и почти пропадал из виду. Ежику, чтоб укрыться в темноте, надо было отставать, бежать медленнее и тем самым, уберегаясь от выстрелов, увеличивать шансы быть сбитым машиной.
   «Шестерка» и «девятка» стояли рядом, но водительская Дверца «девятки» смотрела на откос, а дверца «шестерки» находилась напротив правой дверцы «девятки». Тот, с кем Ежик хотел расквитаться за Макара, был из команды «девятки», поэтому Ежик догадался, что тот побежит к своей машине.
   Тот действительно собирался бежать к «девятке», но не только потому, что это была знакомая тачка, он думал укрыться за правым бортом «девятки», потому что направленный сверху свет положит тень от обеих машин именно туда и укроет его в тот момент, когда будет набегать Ежик.
   Но Ежик тоже это понял. Он еще раз выстрелил с ходу, пожалуй, только для того, чтоб заставить неприятеля пригнуться, а самому юркнуть влево, под прикрытие родной «шестерки». Женя за доли секунды сообразил, что если даже его противник успеет завести «девятку», то ему, чтоб задавить Ежика, придется сперва подать машину вперед, а потом либо задним ходом толкать на Ежика «шестерку», стоящую на тормозах — не больно ловко это получится! — либо отъезжать подальше, разгоняться и таранить — шансов больше, но и времени уйдет тоже больше, а Ежик его зря терять не собирался.
   Противник — тоже. Он не стал стрелять в Ежика, наискосок метнувшегося за «шестерку». Шансов попасть было мало. Он открыл водительскую дверцу и прыгнул в кабину «девятки». Ключ был в приборной доске, стартер запустил двигатель почти с пол-оборота. Газ! «Девятка» рванула с места и мигом унеслась на полета метров! Стоны того, кто там все еще корчился, оборвались коротким криком, Ежику даже показалось, будто он расслышал хруст костей. Выпалив еще два раза в уносящуюся «девятку», он кинулся в Макарову машинку. В тот момент, когда Ежик запустил мотор, его противник уже подлетел к бульдозерам и начал разворачиваться. На узкой дороге это сразу не получилось, и, когда капот «девятки» повернулся на 180 градусов. Ежик уже мчался навстречу. Но на лобовой удар не решились, духу не хватило. Разминулись, на ходу выпалив по разу, больше прячась, чем целясь. Ветровое стекло «шестерки» украсилось пулевой пробоиной, похожей на снежинку, но довольно далеко от головы Ежика. Вот если б он сидел там, где обычно, на правом сиденье, то это была бы его пуля…
   Домчавшись до бульдозеров. Ежик спохватился, что он многовато стрелял.
   Выдернул обойму — пустая! Теперь только тот патрон, что в стволе…
   Ежик вспомнил, что около подстреленного мужика лежит пистолет, из которого тот палил только один раз. Лишь бы успеть! Решительно переключившись на заднюю передачу, Ежик даванул на газ. А «девятка», развернувшись около шагающего экскаватора, неслась вперед. Противник рассчитывал на то, что Ежик у бульдозеров тоже разворачиваться станет, и, увидев, что Женя прет на него багажником вперед, к тому же прямо посередине дороги, оставив для объезда очень мало места, растерялся. Он дернул руль вправо, да еще сдуру на газ нажал, вылетев правым колесом на насыпь и споткнувшись им о валун, торчавший из насыпи. Бумм! Ежик, домчавшись задом наперед к тому месту, где лежало тело, превращенное колесами машин в какую-то лепешку, невольно притормозил, увидев, как «девятка» подскочила, задрала вверх задние, бешено вращающиеся колеса и с лязгом кувыркнулась через передний бампер. Грохнулась она на дорогу, приняв основной удар на заднюю часть крыши. Из-под нее что-то полилось, может, и бензин; Ежик, остановив «шестерку» в пяти метрах от перевернутой машины, выскочил искать пистолет.