Влодавец Леонид. Мародеры

   Хлоп-хлоп-хлоп-хлоп! — несколько очередей из автоматов с глушителями прибили уже мертвого Петровича к асфальту.
   Хрестный от удара пуль сперва нырнул вперед, ударившись животом о крыло «газика», а потом отшатнулся и мешком рухнул на асфальт.
   Когда к нему подскочили и сдернули с головы окровавленную маску, вместе с ней снялись раздробленные лицевые и лобные кости с ошметками мяса и кожи…
   — И жил без лица, и умер так же, — пробормотал «лейтенант». — Ну, теперь держись! Как разбираться будем — ума не приложу…
   — Чего с ним делать-то, а? — растерянно спросил «тракторист», чуя, что с него могут спросить за то, что недорезал Петровича. — Нормально ведь пырнул, в самое оно…
   — Нормально, нормально… — процедил «лейтенант». — Видно, судьба была такая у Хрестного — сегодня дуба врезать.
   — Куда его, а?
   — Туда, куда всех — и Хрестного, и этого, беспокойного… Только проверьте, чтоб опять не ожил.
   Хрестному нахлобучили на голову шапку-маску, впихнули в заваленный трупами фургон. Поверх него бросили мертвого Петровича. Все же и здесь, как ни странно, его веpx оказался. Наверно, действительно — судьба.

ЛЕС ПОКАЗЫВАЕТ ЗУБЫ

   А в это время в Бузиновском лесу все шло своим чередом с полузаросшей просеки свернули на тропу, которая была уже и извилистей, чем та, по которой шли к лагерю Никита с Ежиком замучились поворачивать туда-сюда со своими носилками, потому что тропа словно нарочно вихлялась, будто ее прокладывал самый горький пьяница.
   — По-моему, — вполголоса заметил один из охранников, шедших позади Никиты, — дурят они нас. Дескать мины кругом, трясина, то, се… Ведут какими-то петлями, чтоб с толку сбить. А на самом деле тут пара старых железяк валяется и ничего больше. Есть тут мины, нет — хрен проверишь…
   — То-то и оно, — согласился второй, — мне ни одного шажка в сторону делать неохота. Вон там, справа, видел? По-моему, черепок лежал.
   — Да, тебе сейчас любой камень будет черепом казаться. Вот этого-то они и хотели. Заведут, а потом скажут: хотите выйти — гоните бабки. А могут и вообще не вывести. Хотя, может быть, если этих выкрутасов не выписывать, намного быстрее проскочить можно.
   — Попробуй… — хмыкнул другой. — А я бы не стал.
   Охранник посопел-посопел, но никуда выбегать не стал — продолжал идти следом за Никитой.
   Следов войны, по крайней мере явных, увидели покамест совсем немного.
   Перешли что-то похожее на траншею, подобную той — два сгладившихся валика земли, оставшиеся от бруствера. Видели обрывки проволоки и ржавую коробку от советского противогаза, воронку не то от бомбы, не то от тяжелого снаряда — почти идеально круглая и очень глубокая лужа метров пять в поперечнике.
   После того, как миновали эту воронку, начался пологий спуск в низину.
   Появилось много ярко-зеленого мха, и под ногами начала чавкать вода. А лес стал заметно реже и светлее.
   — Ну вот, и жуткое болото началось, — вновь заметил тот охранник, что шибко сомневался. — А воды — по щиколотку.
   — Тебе искупаться захотелось? — иронически спросил Умеренный. — Мне так и дождя хватает для сырости.
   Между тем колонна остановилась. Гера задумчиво поглядел на мох, потом обратился к охраннику, который шел за ним со штыковой лопатой на плече.
   — Дай инструмент! — сказал он. Гера поставил лопату и надавил на нее обеими руками. Штык легко ушел в мягкий грунт.
   — Ну, и что это значит? — полюбопытствовала Булочка.
   — Мягко говоря, ни хрена хорошего, — ответил Гера. — Пожалуй, за три часика, как обещал, я вас на место не приведу. Я там, в лагере, по воде в дренажной канаве прикидывал — вроде было неглубоко. А здесь похуже оказалось.
   Видно, где-то в верховьях Бузиновки дожди сильнее идут. Подтопило болото. Когда оно нормальное, на этом месте лопата больше чем на четверть штыка не уходит. На полштыка — уже лучше не лезть, а так, как сейчас, — и подавно. Так что напрямую, через болото, не пойдем. Лучше часа два на обход потратить, чем тут проколупаться до темноты.
   Фома Неверующий, топавший за Никитой, опять засомневался:
   — Запудрил мозги Булке… «До темноты»… А она и поверила.
   Умеренный, шедший замыкающим, проворчал:
   — Блин, шел бы вперед, попросился: «Дайте я это болото за полчаса перемахну!»
   Все ожидали, что дальше пойдут по краю болота, но Гера повел их куда-то вверх, наискось от болота.
   — Там опасно, — объяснил проводник. — Я один, может быть, и пройду, а с вами — ни фига. Вот эти двое, что палатку несут, наверняка налетят. Не развернуться там.
   — Неужели так много мин?
   — Минометных — полным-полно. Вон там, чуть повыше нас, была советская траншея, а немцы вот с того направления долбили по ней из минометов. Те мины, что перелетали траншею или в нее попадали, в основном разорвались, а вот почти все недолеты — остались тут.
   — И почему так?
   — А потому, что дело было, наверно, весной, когда тут вообще не почва, а каша из дерьма. Взрыватели от удара о такой мягкий грунт — а сверху .еще небось слой воды был! — не срабатывали. Мина в этот ил уходила и там оставалась. А потом были разные годы — одни посуше, другие — по-мокрее. В сухие годы болото подальше уходило, и этот склон подсыхал. Потом с него дождями слой почвы смывало, и те мины, что поближе к поверхности, начинали стабилизаторы показывать. А те, что поглубже ушли, во время «мокрого года» попадали во что-то наподобие плывуна, который их со склона выносил на край болота и ближе к поверхности. А потом опять сухой год, и, глядишь, там, где ничего не было, опять стабилизаторы прут. Прямо как грибы после дождя.
   Подъем был не крутой, но очень длинный и сил отнял много.
   Вышли на полянку, небольшую, круглую, метров пять в поперечнике, с несколькими пеньками. Гера объявил:
   — Леди и джентльмены! На территории, ограниченной вон теми кустами, все проверено. Мин и других взрывоопасных предметов нет. Поэтому можно прогуливаться, курить и оправляться, а также сидеть и отдыхать. В кусты, а тем более за кусты — не заходить! Там ничего не гарантируется.
   Дождь перестал моросить, но сидеть на сыром все равно было неприятно. Фома Неверующий не мог найти себе места. Хотя вроде бы пеньков было еще немало.
   — Чего ты крутишься, е-мое? — спросил Умеренный. — Сесть негде?
   — Ага, негде! — прорычал тот. А затем добавил, но уже вполголоса:
   — Мне в кусты надо. А тут бабье это…
   — Ну и что?
   — Ты еще скажи, в штаны наложить…

***

   — Ну и что делать собираешься? За кусты пойдешь?
   — А вот возьму и пойду, и ни хрена не будет! — прошипел страждущий. — На, подержи автомат.
   Гера этого разговора не слышал, он покуривал и растирал немного ноющую ногу. Когда-то, лет десять назад, под одним из его солдат в Афгане рванула малая «итальянка», а его, летеху сопливого, достало за двадцать метров обычным камнем. Открытый перелом склеили успешно, но нога в сырую погоду все же побаливала. Поэтому спохватился он только тогда, когда услышал, как зашелестели кусты.
   — Куда?! — рявкнул Гера вслед. — Назад, разгильдяй!
   — А пошел ты, козел! — отозвался тот. — Раскомандовался, блин!
   — Вернись, говорю! — побелел Гера.
   — Да иди ты на… — успело долететь начало фразы. А потом грохнуло. Глухо, с каким-то мерзким скрежетом или скрипом.
   — Ложись! — заорал Гера и толканул тех, кто был ближе к нему — охранников, сидевших на ведрах. А Ежик и Никита как по команде свалили на мокрую траву Люську и Светку. Успели за секунду до того, как еще раз, но уже звонко и трескуче шандарахнуло. Взрыв всех на пару минут сделал сухими, поэтому, кроме сильного порыва горячего ветра — взрывной волны, никто ничего ощутить не успел… Эту пару минут лежали не шевелясь, приходили в себя.
   — Блин, как в Чечне! — пробормотал Ежик. — Прыгающая!
   — Ты там был? — еле ворочая пересохшим языком, спросил Никита.
   — Ага… А ты что, тоже? Сообразил?
   — Главное, до второго подрыва успеть. Пока не покосило…
   — Неслабо чухнуло…
   Никита огляделся. Поляна здорово изменилась. Ее засыпало листьями, кусками коры, ветками. Кусты с той стороны, куда уходил Фома, поредели и заметно уменьшились в росте. На высоте одного метра их ветки были начисто срезаны, словно секатором. В двух шагах от Никитиного носа лежала, дымясь и чадя, обгорелая бахила. Из нее торчал обломок кости с прилипшим к нему опаленным и тлеющим обрывком камуфляжной ткани и черная, обугленная коленная чашечка…
   Поматывая головами, поднялись все. Кроме Умеренного. Он лежал ничком на траве и не шевелился. Никита подошел. Камуфляжка на спине была наискось пробита не меньше чем в пяти местах, а на затылке под волосами слабо кровенилась дырка.
   Подскочил Гера, повернул охранника на бок. Правый глаз, растекшийся в какую-то полужидкую, кроваво-слизистую, киселеобразную массу, размазался по лицу вместе с мозгами…
   Светка с Люськой, упав лицами в ладони, взвыли от ужаса. Ежик, ощутив позыв на рвоту, отвернулся. Оба уцелевших охранника, белые как мел, сидели и тряслись.
   Гера пощупал пульс, с досадой плюнул и двинулся к кустам. Никита машинально пошел за ним, но проводник бешено зыркнул глазами:
   — Куда?! Успеешь еще…
   Наступила долгая тишина. Только бабы всхлипывали, да Ежик вполголоса матюкался.
   — Что дальше будем делать? — спросил Гера. Светка отпихнула прижавшуюся к ней Люську и проворчала:
   — Что-что… Дальше пойдем!
   — Ты хорошо подумала? — вновь обратился к Светке Гера. — Мы сейчас двоих оставили там, где ни хрена не должно было произойти. А есть места и покруче.
   Там и я хожу с молитвой, и Христа, и Аллаха поминаю. На пути в ту точку, которую ты пальчиком указала, одно такое место будет наверняка. Лес нам только зубы показал, даже пасть не разинул. Подумай!
   — Я из этого леса должна прийти либо с тем, что ищу, либо вообще не прийти. Это я знаю точно. И все они, — Светка мотнула головой в сторону своих подчиненных, — пойдут, куда я скажу. Если ты, Гера, идти не хочешь — вопрос другой. Я привезу тебе Хрестного, и он сам с тобой разберется. Это может похуже мины оказаться.
   — Девочка! — хмыкнул Гера. — Кем ты меня пугаешь? Этим толстозадым, который маску на морду надел, Фантомас недоделанный?! Да если я только упрусь, он хрен сюда сунется! Пусть побегает тут по болотам, поищет! Это он в городе здоров, по подъездам мочить. А тут…
   — Чего «тут»? — прищурилась Светка, хотя человек, который поливал Хрестного, пусть даже и заочно, не мог ей не понравиться. — Автономная Бузиновская республика? Ты здесь сидишь два месяца весной и два месяца осенью.
   Хрестный тебе жратву и водку поставляет, и бабки платит, между прочим, неплохие. Такие, что твоя майорская пенсия только на опохмелку расходуется.
   Куда ты без него денешься? Военруком в школу пойдешь? Разве только в 127-ю…
   — Ой, да что вы еще сцепились-то?! — взвыла Люська-Ребят поубивало, а они еще цапаются…
   — Тебя не спросили, шалава! — прикрикнула Светка. — Сиди и реви, раз это тебе положено, как бабе. Короче, Гера ты идешь дальше?
   — Да мне-то по фигу! — проворчал Гера. — Пойдем! Этим жмурам все равно не поможешь, пусть гниют тут, раз такое дело. Санитары леса приберут…
   — Встали! — скомандовала Светка.
   Охранник со штыковой лопатой поднялся и сказал:
   — Надо закопать. Хотя бы Тольку. Похабно так оставлять.
   — Некогда! — жестко отрубила Светка. — Ты час могилу копать будешь, потом час надгробные речи говорить, а потом еще пузырь потребуешь на поминки. Идем!

КАКИЕ ПРОБЛЕМЫ?

   Шмыгло смог перевести дух только тогда, когда его автоколонна дотащилась с Московского шоссе до завала, перекрывавшего просеку. Тяжелый фургон, в котором навалом лежали восемь трупов, пару раз увязал в грязи. Микроавтобус с ментовскими эмблемами — тоже. Приходилось вылезать, впрягать «Чероки», толкать машины, брызгающие из-под колес жидкой грязью.
   Но даже тогда, когда капот «газика» уткнулся в завал, Шмыгло не успокоился. Хотя «булочников» и уделали, как детей, главная задача — отбить Хрестного живым и здоровым — сорвалась по всем статьям. Нет Хрестного — есть труп с искрошенной пулями башкой, к которой приклеилась пропитавшаяся кровью шлем-маска. А это не просто отсутствие человека — это отсутствие лидера, которому подчинялась мощная контора. И гибель Хрестного — Шмыглу это было хорошо понятно — могла означать конец всей этой конторы.
   Шмыгло сказал сидевшим с ним в «газике» «ментам»:
   — Отдохнули? Пора поработать, карасики! Вылезаем!
   Вылезли. То, что не послали на хрен, — уже неплохо. Из других машин тоже помаленьку выбирались на воздух.
   — Сюда подошли! — позвал Шмыгло. — Разговор есть. Начали подходить, не спеша, но все. И это хорошо. Значит, еще не забыли, кто тут начальник.
   — Так, — стараясь держаться как можно уверенней, произнес Гриша. — Первая задача — разгрузить фургон. Быстро и чисто. Ментовские шкуры снять, завернуть в них усопших, нести на руках до лагеря. Кто бывал, тот знает, другим дорогу покажет. И вот еще что, братаны. Насчет того, что Хрестный накрылся, — ни языком, ни задницей — молчать!
   — Не понял… — протянул кто-то удивленно.
   — Зря не понял. Здесь, в лагере, публика странная. Запросто может поинтересоваться, кто им теперь бабки будет платить за здешние работы. У меня или у тебя, например. А мы не знаем! Кипеж может получиться, а их, этих минеров гребаных, за полсотни наберется и стволов у них — немерено.
   — Шмыгло прав, братва. С этими мужиками лучше не заводиться не по делу.
   Они без тормозов, полно Афгана, Карабаха, хрен знает еще откуда. Если захотят — всех тут оставят, — поддакнул один из бойцов.
   — С Хрестного маску снять надо, — посоветовал один из «ментов», — и куртку тоже. Приметить могли. Он же сегодня здесь был.
   — Работаем! — приказал Шмыгло.
   Но тут из-за деревьев, с той стороны, где начиналась Тропа, ведущая в лагерь, вразвалочку вышел какой-то поджарый, смуглый не по сезону мужик, одетый в расстегнутую «песчанку» и резиновые сапоги, с армейской шляпой-панамой на голове. Из-под «песчанки» бело-голубела драная Майка-тельняшка, поверх которой, будто крестик, болталась большая — такие на ушанках и бескозырках носили — красная звездочка с серпом и молотом.
   — Серый, — вполголоса произнес Шмыгло, узнав пришельца, — второй среди этих чуханов после Геры. Неужели все слышал, падла?!
   Между тем Серый, держа руки в карманах шаровар, подошел ближе.
   — Здорово, корефаны! — сказал он как-то очень спокойно, но с некоторым презрением. — Что-то вы зачастили сюда, я смотрю? С утра три машины, к обеду четыре… Хрестный, говорят, приезжал. Теперь ты, Гриня, пожаловал. Что вам в городе не сидится, а?
   — Дело есть, Серый.
   Шмыгло подошел к Серому и отвел его в сторону.
   — Понимаешь, у нас тут разборка вышла. Надо бы жмуров хорошо притырить, чтоб не всплыли.
   — Гера в курсе? — спросил Серый. Он достал из кармана пластинку жвачки и сунул в рот. Шмыгло не стал врать.
   — Нет. Мне Хрестный приказал.
   — Которого ты с той же машиной привез? Странный катафалк он себе придумал, правда? И похороны заказал крутые: в болоте утопить! Оригинально!
   — Слышал?
   — Кореш, — сказал Серый назидательно, — вашу колонну не то что за двести метров, а километра за четыре слышно. Я уж не говорю, как у моего бойца, который вас наблюдал на подходе, глаза округлились: «Менты приехали! А с ними Шмыгло в погонах!» Пришлось прийти и посмотреть, кто это Шмыглу такие цацки повесил. Ну и заодно услышал, как ты тут свой личный состав морально готовил.
   Особенно в вопросе о бабках. Серьезный, кстати, вопрос, непростой.
   — Серый, сам пойми, — косясь на своих спутников, мрачновато взиравших на эти сепаратные переговоры, произнес Шмыгло почти заискивающе. — После Хрестного у нас все устаканиться должно. У нас в городе большие напряги идут.
   Светка-Булочка от рук отбилась и других мутит.
   — Мне все эти ваши проблемы — по хрену мороз, улавливаешь? Вы, на хрен, эту рыночную фигню придумали — платите бабки. Трупы надо заховать — милости просим. По рыночной стоимости — тыща баксов за жмура. Машины спрятать? Без проблем — каждая по остаточной стоимости. За твоего «козла» — тыща, за микроавтобус — три, за «Чероки» — тридцать, за фургон — полета. Итого за все услуги — 92 тысячи баксов. Обрати внимание, за Хрестного прошу как за всех, а мог бы наценку сделать.
   — Серый, — Шмыгло сменил тон, пытаясь произвести впечатление, — по-моему, ты с огнем играешь.
   — Это не я играю, это ты играешь, дорогой. Сам же сейчас врал, что у нас стволов немерено. Вообще-то это не так, но кое-что есть. Хочешь фокус увидеть?
   Бесплатный!
   — Не понял… — пробормотал Шмыгло.
   Вместо ответа Серый сломал с придорожного куста ветку и поднял над головой. Фьють! — и ветка ни с того ни с сего переломилась прямо посередине.
   Серый ловко поймал свободной рукой отлетевший обломок и поднял его над головой вместе с оставшейся частью ветки. Фьють! Фьють! — и оба обломка укоротились еще наполовину. Почти одновременно!
   — Ни хрена себе… — вырвалось у Мурзилы, стоявшего в стороне. Выстрелов слышно не было, но дурак бы не догадался, что ветки срезаны пулями.
   — Вот такие мы простые, — улыбнулся Серый. — А если хотите, то можем из этих четырех обрезков тем же способом сделать восемь. Но я думаю, что на это дело времени тратить не стоит. Оно у нас не казенное и денег стоит. Поэтому мы очень торопимся и не хотели бы вас здесь надолго задерживать. И вы в этом заинтересованы даже больше, чем мы, потому что Хрестный кончился и вам нужно будет из города убегать. Быстро и резко. Потому что, во-первых братва из тех контор, которые раньше под вами стояли, начнет вас нежно мочить, а во-вторых, менты, которым надо отчетность соблюдать, похватают вас, бесхозных, за шесть секунд.
   Это было сказано очень громко и нахально, а потому у кого-то не выдержали нервы: один из ребят Шмыгло вскинул автомат и… Фьють! Четвертая неведомо откуда прилетевшая пуля тюкнула слишком нервного в кисть руки.
   — Уй, бля! — вскрикнул тот, выронил оружие и зажал рану рукой.
   — Этот выстрел был предупредительный. Следующий — в лобешник получит, — прокомментировал Серый. — Стволы складывать вот сюда, перед моими ногами, а потом можно грузиться в микроавтобус. Так! Первый пошел — молодец, свободен!
   Второй, третий… К машине! Четвертый, пятый, шестой — отлично. Ключи от машин не забыли, правильно. Седьмой тоже с ключами — молодец, пошел! Восьмой, девятый… Десятый раненый — извини, погорячились, до свадьбы заживет! Мурзила, привет родителям! А тебе, Шмыгло, мой совет — никогда не надевай чужие погоны.
   Не идут они тебе!
   Когда микроавтобус — опять несколько раз в грязи увязал! — наконец-то выбрался на дорогу, Шмыгло понял — ему кранты. Сейчас братва отойдет от нервных потрясений и начнет искать козла отпущения. И он, Шмыгло, на эту роль будет наипервейшим кандидатом. А потом перо в бок — и в ближайшую речку с ближайшего мостика. А он все еще в ментовской шкуре, Серый, сука, переодеться не дал.
   Почему-то особо обидно Шмыглу было именно по этому поводу — умирать как мусор!
   А тут еще и Мурзила подсел поближе — стволы все отдали, а тот свою выкидуху заныкал…
   Но Мурзила сказал:
   — Не боись, братан! Жизнь еще не кончена… Сейчас и правда надо ноги делать — и срочно.
   К вечеру все они покинули пределы области.

ЭХО ДВОЙНОГО ВЗРЫВА

   Когда микроавтобус со Шмыглом и присными исчез за поворотом на дорогу, вышли двое со снайперскими винтовками. У одного был немецкий «маузер», у второго — винтовка Мосина с косым затвором.
   — Ни хрена себе блефанули! — заметил один из них, тот, что имел на вооружении немецкую винтовку.
   — Да-а, — протянул второй, — а про фугасы ты, Сергуня, классно соврал.
   — Главное, что вы не подкачали.
   — Нервы у тебя — дай Боже!
   — Какие нервы, Сань, — отмахнулся Серый, — я обмочился, когда увидел, сколько их наехало. А нас — пять рыл, все на точках. Ладно, забирайте автоматы, грузите в «Чероки», прямо на пол.
   Оружие хватали охапками, быстро укладывали в джип.
   — Чего с машинами делать будем?
   — Пока в гараж поставим, а там видно будет… Главное — мертвяков куда-то прибрать. Вонять уже начинают.
   — Сделаем, — обладатель «маузера» поставил оружие в кабину фургона, сел за руль и сдал тяжелую машину назад, а Серый и Саня подошли к кустам, расположенным метрах в сорока от входа на тропу… и легко выдернули их из земли. Открылся въезд на потайное ответвление просеки, намного более узкое, чем сама просека. К тому же оно отходило от главной просеки наискось, под острым углом, и разглядеть въезд через прикрывавшие его кусты было невозможно, Даже никакой колеи, уводившей в том направлении, не было. Неглубокий кювет, тянувшийся вдоль всей просеки, у места въезда был совершенно не поврежден, ничем не засыпан и выглядел абсолютно так же, как в других местах. Это объяснялось просто. Серый и Саня притащили из леса туго стянутый проволокой пучок сырых прутьев и веток диаметром в полметра, длиной
   — около двух с половиной. Этот пучок они уложили в кювет, а поверх него раскатали нечто вроде мата, сделанного из более тонких пучков прутьев, толщиной в обыкновенную метлу, но гораздо более длинных.
   Сразу после этого фургон вкатился на мат, вывернул влево и покатил по потайной просеке. В это время Серый и Саня уже бежали к остававшимся на просеке «Чероки» и «газику». Загнав машины в начало секретной трассы, они вылезли, быстро скатали в «трубку» и утащили в глубь леса мат, потом — толстую фашину, а затем воткнули на место фальшивые кусты. Никаких заметных следов этой операции на дороге не осталось, разве что отпечатки прутьев на грязи, да несколько сухих листьев, осыпавшихся с фальшивых кустов.
   Когда Серый и Саня, завершив маскировку, вернулись к машинам, фургон уже доехал до конца подпольной магистрали, рядом с лагерем, на небольшом мыске, далеко вдающемся в болото.
   Болото в этом месте было больше похоже на озеро. Небольшое зеркало открытой воды, стянутое с краев ряской, плавно переходящей в топкий берег. На самом мыске, возвышавшемся над болотом на пару метров, почва была прочная. Там была расчищена площадка, на которой мог развернуться средних размеров грузовик.
   Чуть ближе, справа от секретной дорожки, находился невысокий бугор, поросший густым ольховником. В его склоне и были устроены «гаражи» — просторные капониры, отрытые еще во время войны, приведенные в порядок нынешними обитателями здешних мест. Их было три, и в каждый можно было поставить «ЗИЛ-131». В четвертом капонире располагалось нечто вроде автомастерской.
   — Ну что? — спросил Серый, когда «газик» и «Чероки» подкатили к фургону.
   — Поглядим, каким был Хрестный в натуре?
   Когда открыли дверь фургона, защипало в глазах — сохранились остатки газа.
   Пахнуло еще и тухлой кровью, смешанной с запахом тлена.
   — «Черемухой», что ли, траванули?
   — Наверно…
   Первым выдернули Петровича.
   — Надо же! Это ж главный Светкин орел, — заметил Серый. — Сегодня утром был тут. Ну и прорешетили его…
   — Да еще и ножом пырнули. Живучий был, зараза. Часы как, ходят?
   — Тикают. Золото или как?
   — После разберемся. Рация! Они их и не шмонали, по-моему, торопились.
   Бумажник глянул?
   — Триста баксов и пол-лимона нашими. Паспорт приберем?
   — Берем, берем. Курышев Дмитрий Петрович. Ксива афганца… Наш братан был, выходит? Или липа?
   — Давай считать, что липа. Так проще. Но приберем, корки настоящие.
   — Еще калькулятор есть, деньги считать любил, должно быть. Жалко куртку, суки, всю издырявили. Кобуру брать?
   — Снимай, пригодится. Маузер, тащи грузило… И кабель немецкий, битумированный, захвати.
   Маузер принес моток кабеля и грузило — ржавое тяжелое донце от 122-миллиметрового снаряда. Пока Серый приматывал грузило к ногам трупа. Маузер и Саня вытащили на берег озерца точно такой же мат из пучков прутьев, как тот, которым воспользовались для въезда на секретную просеку, только подлиннее.
   Раскатали по трясине до самой воды.
   — Осторожнее, — предупредил Серый, — сами не смайнайте!
   — Ладно, постараемся!
   Вдвоем они раскачали труп и отпустили. Он плюхнулся в двух метрах от берега и скрылся под водой.
   — Пошли Хрестного посмотрим.
   Серый уже выволок тело из фургона. Сдернули маску.
   — Котлета… — разочарованно произнес Маузер, не вздрогнув.
   — Да, тут экспертизу надо делать почище, чем для царского семейства, — заметил Саня.
   — Четыре дырки в затылке, — осмотрев, сказал Серый. — С запасом поработали… Ладно, Маузер, давай тащи семь грузил, помаленьку, а мы поработаем.
   И Хрестный, лишившись всего, что представляло хоть какую-то ценность, отправился следом за Петровичем. Дальше пошло как по конвейеру. Работали споро.
   Часы, перстни, кольца, цепочки, бумажники с деньгами и документами — все это горкой росло на разостланной плащ-палатке. У двух в челюстях попались золотые зубы — Серый выломал коронки плоскогубцами.
   Оставалось отправить на вечный покой последнего из восьми.
   Саня и Маузер притащили его по мату на край болота, раскачали… Плюх! И тут же, через секунду, до их ушей долетело гулкое: бух! бух!
   Мужики с удивлением переглянулись.
   — В лесу это, — обеспокоенно произнес Серый, — по-моему, там, куда Гера этих… туристов повел. «Лягушка» сработала.