Страница:
Сержант взмахнул руками и рухнул на пол. Мерцалов перепрыгнул через стойку гардероба, схватил пальто. В этот момент, отталкивая один другого, из туалета вырвались омоновец и капитан Сергачев. Мерцалов хладнокровно выстрелил – дважды.
Первым упал омоновец, следом свалился как сноп Сергачев.
На бегу надевая пальто, Мерцалов захлопнул за собой дверь, ведущую в коридор, повернул ручку замка и рванул к окну.
Первым в гардероб вбежал лейтенант ОМОНа и, ничего не понимая, уставился на три трупа – двух своих бойцов и незнакомца в штатском. Из-под отброшенной полы пиджака-незнакомца выглядывала кобура.
Мерцалов в этот момент уже успел открыть окно, он спрыгнул с подоконника на снег и пересек двор. Арка вывела его на другую сторону квартала. Он торопливым шагом, застегиваясь на ходу, дошел до угла, оказавшись на людной площади, и нырнул в подземный переход.
Затем поднялся из него на другой стороне площади, сел в первый попавшийся двухвагонный троллейбус и через заднее стекло стал смотреть на переулок, из которого он только что вышел. Троллейбус тронулся, а преследователи в переулке так и не появились.
А тем временем лейтенант ОМОНа с одним из бойцов уже выломали дверь и матерясь выбирались из распахнутого окна. Они пробежали вдоль цепочки следов, ведущих к сквозной арке.
Сколько они ни расспрашивали, никто из прохожих не заметил, чтобы кто-то выходил из этой арки. Минут через пять пришлось поворачивать обратно – лейтенант понял: преступнику удалось скрыться.
Когда они вернулись к месту происшествия, лейтенанта ожидал еще один малоприятный сюрприз.
– Товарищ лейтенант, посмотрите, вот что обнаружено у убитого!
Офицер посмотрел на разложенные на стойке гардероба веши: тяжелый пистолет с полной обоймой, удостоверение сотрудника ФСБ на имя капитана Сергачева и отпечатанная с большой степенью разрешения на цветном лазерном принтере фотография какого-то мужчины.
– Кто это? – лейтенант ткнул пальцем в бумажную фотографию.
– Это тот, кто застрелил наших и фээсбэшника, – доложил подчиненный.
«Ну и влипли мы», – подумал лейтенант ОМОНа.
Он еще не был уверен, что фээсбэшника застрелили не омоновцы. Вполне могла получиться накладка: тот выхватил оружие, и бойцы открыли огонь; возможно, убежавший тоже имеет удостоверение спецслужб.
– Точно, что он стрелял?
– Да, товарищ лейтенант, я уже посмотрел – наши не стреляли: гильзы только пистолетные, три штуки.
Всех уложил этот.
– Вы уже сообщили в ФСБ?
– Да, их люди вот-вот будут здесь.
Кавказцы уже и не пытались договориться с ОМОНом полюбовно: дело приняло серьезный оборот.
Оказавшись в тесном вагоне, он повернулся правым боком к стене, чтобы в давке никто ненароком не ощутил в его кармане массивный пистолет, и, глядя через стекло на змеившиеся на стене темного тоннеля кабели, пытался разобраться в том, что случилось.
"Вариант первый, – подумал Мерцалов. – ОМОН приехал брать кавказцев, а я попал под руку чисто случайно. Что ж, это выглядит вполне правдоподобно. – Он напряг память:
– Так, нашивки… Какие нашивки были у них на рукавах? Да, ОМОН не московский, тверской. Если бы хотели взять меня, то наверняка захват производил бы не ОМОН, а приехали бы люди из ФСБ. Но этот мужик в штатском, пришедший в ресторан после меня, кто он такой? – Мерцалов попытался представить себе ситуацию в другом свете. – Так, если предположить почти невероятное: меня решили сдать.
Кто? – тут же задал он себе вопрос. – Заказчик убийства этого сделать не может, я действую через посредника, а того ничего, кроме денег, не интересует. Ладно, допустим, ему предложили деньги за то, что он сдаст меня. Сомнительно, но все-таки возможно. Этот человек следит за мной, приходит в ресторан и в момент, когда я готовлюсь уйти, выходит в туалет, чтобы передать по рации сигнал к моему задержанию. Нет, этот вариант тоже следует отбросить – тогда бы я не сумел уйти, блокировали бы не только выход на улицу, но и служебный вход, ведущий во двор".
Ясности в рассуждениях не прибавилось. Вагон вздрогнул, остановился. Половина пассажиров покинула его, но тут же целая толпа хлынула на их место.
Вновь Мерцалова прижали к стене. Двери закрылись, и вагон, покачиваясь, помчался в черном тоннеле.
«По-моему, я зря разгадываю шарады, – уже начинал злиться на себя Мерцалов. – Появление ОМОНа говорит лишь об одном – о том, что в этом злополучном ресторане охота шла не на меня. А парень в штатском, скорее всего, из милиции, следил за кем-нибудь из кавказцев».
Тут в памяти Мерцалова всплыл момент, когда капитан Сергачев выглянул из-за двери туалета.
"Нет, о том, кто такой этот в штатском, ОМОНу известно не было. Эх, было бы у меня время, хотя бы секунд десять, чтобы заглянуть ему в карманы! Ориентировка, удостоверение… – многое бы прояснилось.
Ненужные вопросы отпали бы сами собой. Может, плюнуть мне на задание, – мелькнула шальная мысль, – и выйти из игры? Нет, слишком уж велика ставка, после этого меня в покое не оставят".
Поезд проехал еще пару станций, и Мерцалов вышел из вагона.
«Все-таки случайность, – наконец-то решил он. – Нелепая, опасная, но случайность, которую невозможно было предусмотреть».
Он прошел мимо небольшого гастронома, затем свернул в универсам.
«Теперь придется обедать, ужинать да и завтракать только дома».
Мерцалов накупил продуктов. В зале самообслуживания ему совсем не приходилось общаться с продавцами, а кассиры, как он знал, никогда не смотрят на лица людей. Значит, его здесь никто не запомнит.
«Я становлюсь слишком осторожным, – думал он, поднимаясь в лифте к своей квартире. – Но это и неплохо. Свидание с родиной расслабило меня, и я чуть было не попался по-глупому. Теперь все контакты и выходы на люди нужно свести к минимуму».
Он загрузил принесенные продукты в холодильник, принял душ. Его пальто неприятно пахло пороховым дымом, ведь он сунул пистолет в карман, не дождавшись, пока дым стечет из ствола. Мерцалов вывернул карман, отыскал в шкафу плечики, повесил на них пальто и вынес его на балкон. Потом плотно задвинул занавески на кухне и за столом принялся разбирать оружие. Тщательно вычистил его, уничтожив запах, после чего некоторое время сидел неподвижно, глядя на пластиковый номерок гардероба, оставшийся у него после побега из ресторана.
Мерцалов нацепил номерок на кончик ножа, щелкнул зажигалкой. Пламя лизнуло блестящую пластмассу.
Черный вонючий дым двумя черными струйками потек по номерку, потянулся к потолку. Пластмасса занялась, стала плавиться. Тяжелые огненные капли срывались в потемневшую алюминиевую пепельницу.
«Как в детстве. Мы называли эти капли зажигательными бомбами».
Со свистом капли ударялись в дно пепельницы, наплавлялись одна на другую, попадали в сигаретный пепел и застывали черными шариками. В огне исчезли цифры, надпись, осталось лишь пластиковое колечко.
Огонь подбирался и к нему.
Последний кусочек номерка – пластмассовую дужку – Мерцалов сжег, зажав ее между двух спичек. И когда последняя огненная капля тяжело плюхнулась на дно пепельницы, а черный дым развеялся в воздухе, Мерцалов твердо заключил, что все произошедшее с ним – чистая случайность и менять свои планы пребывания в Москве не стоит. Нужно лишь быть предельно осторожным и, как всегда, выбирать нетривиальные способы выполнения задания.
"Хорошенько подумай, – сказал себе Мерцалов, – выработай сначала один план, затем отбрось его. Потому что если тебе понадобилось на его разработку пять минут, значит, те, кто станут искать тебя, придут к тем же выводам, что и ты, порассуждав час, два. Затем придумай второй план. И пусть на это уйдут часы, зато ты будешь знать, что твоим противникам, чтобы разгадать его, понадобится день, полтора. И вот тогда, когда тебе покажется, что все возможности исчерпаны, сам собой сложится в голове, придет к тебе третий план, самый невероятный, самый трудный, но, – Мерцалов усмехнулся, – этот-то план не сможет разгадать никто. Ведь если даже тебе он представится невыполнимым, что говорить о тех, кто пытается вычислить ход твоих мыслей.
Я правильно делаю, что никогда не доверяю разработку деталей другим, полагаюсь только на себя. Именно поэтому мне удается выигрывать. А секрет моего успеха чрезвычайно прост. Я думаю один, а они всегда думают коллективно, выдвигают версии, спорят, пытаются проникнуть в мою психологию. Но дело в том, что придуманное одним не в силах повторить несколько людей.
Каждый член оперативной группы тормозит других.
И моя личная логика всегда будет выгодно отличаться от их коллективной логики".
Мерцалов выдвинул обойму из рукоятки пистолета и один за другим вставил туда три недостающих патрона.
Затем погасил в квартире свет и взял в руки винтовку с оптическим прицелом. Он чуть-чуть раздвинул шторы на окне в комнате и, устроившись за столом, принялся методично, одно за другим рассматривать окна в доме напротив.
Перекрестие прицела скользило по перекрестиям рам. На одних окнах Мерцалов совсем не задерживался, другие рассматривал подольше. Сцены, открывающиеся его взору в чужих квартирах, менялись, как в видеоклипе.
Вот мальчик играет на ковре с собакой, а в окне рядом мужчина и женщина сидят на кухне за столом. Семья ли это, или они живут в соседних квартирах, а может, в разных подъездах и, возможно, даже не знают друг друга в лицо?
«Вот так всегда, – думал Мерцалов, – ты видишь разрозненные части жизни. Иногда везет, и удастся связать их правильно, сопоставить. А иногда ты ошибаешься и сводишь воедино несопоставимое. Точно так же произошло сегодня со мной».
Теперь Мерцалов вел прицел от нижних окон к верхним и улыбался. Почти во всех квартирах, расположенных на нижних этажах, можно было рассмотреть только то, что делается на кухне, остальные же окна надежно прикрывали шторы. А чем выше скользил взгляд Мерцалова, тем более открытой становилась жизнь в квартирах.
Наконец он нашел то, что искал.
– Так я и знал, – пробормотал Олег. – Не может быть, чтобы в таком огромном доме никто не занимался любовью!
На седьмом этаже, за большим полукруглым окном, он видел пару, расположившуюся на застланном клетчатым пледом диване. Это были еще совсем юные парень и девушка, наверное, старшеклассники. Девушка стеснялась своей наготы, сидела, плотно сжав ноги, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Парень что-то говорил ей на ухо.
Мерцалов, давно и хорошо научившийся разбирать слова по движению губ, ловил каждое слово, чувствуя, как его самого охватывает возбуждение.
– Да что ты ее уговариваешь? – шептал Мерцалов. – Если уже разделась, значит, обязательно будет трахаться. Ты заметь, как она поглядывает на тебя: ей тоже интересно, как и тебе. Ты только заведи ее – и потом не остановишь. Вот, правильно ты ей сказал: «Дай посмотреть на тебя». Ну же, поворачивайся, милая!..
Девушка неловко повернулась, сидя на диване, и раздвинула ноги. Руки школьника скользнули по ее бедрам, и его лицо стало восторженно-напряженным.
Он, краснея, смотрел, быть может, впервые в жизни на то, что прежде доводилось видеть лишь в видеопорнушках.
«Я стесняюсь», – прочел Мерцалов по губам девушки.
Дальнейший разговор его интересовал мало. Он с удовольствием разглядывал обнаженное юное тело.
– Эх, парень, мне бы твои года! – шептал он. – Твои года с моим теперешним опытом. Она бы визжала сейчас от удовольствия и лезла на стены!..
Но мальчишке недоставало не то что опыта Мерцалова – было видно, что у него опыта нет вообще. Его подружка тоже, похоже, не была искушена в сексуальных премудростях, и когда их неумелая любовь завершилась, Мерцалов почувствовал разочарование.
Глава 14
Первым упал омоновец, следом свалился как сноп Сергачев.
На бегу надевая пальто, Мерцалов захлопнул за собой дверь, ведущую в коридор, повернул ручку замка и рванул к окну.
Первым в гардероб вбежал лейтенант ОМОНа и, ничего не понимая, уставился на три трупа – двух своих бойцов и незнакомца в штатском. Из-под отброшенной полы пиджака-незнакомца выглядывала кобура.
Мерцалов в этот момент уже успел открыть окно, он спрыгнул с подоконника на снег и пересек двор. Арка вывела его на другую сторону квартала. Он торопливым шагом, застегиваясь на ходу, дошел до угла, оказавшись на людной площади, и нырнул в подземный переход.
Затем поднялся из него на другой стороне площади, сел в первый попавшийся двухвагонный троллейбус и через заднее стекло стал смотреть на переулок, из которого он только что вышел. Троллейбус тронулся, а преследователи в переулке так и не появились.
А тем временем лейтенант ОМОНа с одним из бойцов уже выломали дверь и матерясь выбирались из распахнутого окна. Они пробежали вдоль цепочки следов, ведущих к сквозной арке.
Сколько они ни расспрашивали, никто из прохожих не заметил, чтобы кто-то выходил из этой арки. Минут через пять пришлось поворачивать обратно – лейтенант понял: преступнику удалось скрыться.
Когда они вернулись к месту происшествия, лейтенанта ожидал еще один малоприятный сюрприз.
– Товарищ лейтенант, посмотрите, вот что обнаружено у убитого!
Офицер посмотрел на разложенные на стойке гардероба веши: тяжелый пистолет с полной обоймой, удостоверение сотрудника ФСБ на имя капитана Сергачева и отпечатанная с большой степенью разрешения на цветном лазерном принтере фотография какого-то мужчины.
– Кто это? – лейтенант ткнул пальцем в бумажную фотографию.
– Это тот, кто застрелил наших и фээсбэшника, – доложил подчиненный.
«Ну и влипли мы», – подумал лейтенант ОМОНа.
Он еще не был уверен, что фээсбэшника застрелили не омоновцы. Вполне могла получиться накладка: тот выхватил оружие, и бойцы открыли огонь; возможно, убежавший тоже имеет удостоверение спецслужб.
– Точно, что он стрелял?
– Да, товарищ лейтенант, я уже посмотрел – наши не стреляли: гильзы только пистолетные, три штуки.
Всех уложил этот.
– Вы уже сообщили в ФСБ?
– Да, их люди вот-вот будут здесь.
Кавказцы уже и не пытались договориться с ОМОНом полюбовно: дело приняло серьезный оборот.
* * *
В то время, когда в ресторане «У Константина» оперативная группа ФСБ собирала отпечатки пальцев, опрашивала свидетелей, Мерцалов уже спускался в метро.Оказавшись в тесном вагоне, он повернулся правым боком к стене, чтобы в давке никто ненароком не ощутил в его кармане массивный пистолет, и, глядя через стекло на змеившиеся на стене темного тоннеля кабели, пытался разобраться в том, что случилось.
"Вариант первый, – подумал Мерцалов. – ОМОН приехал брать кавказцев, а я попал под руку чисто случайно. Что ж, это выглядит вполне правдоподобно. – Он напряг память:
– Так, нашивки… Какие нашивки были у них на рукавах? Да, ОМОН не московский, тверской. Если бы хотели взять меня, то наверняка захват производил бы не ОМОН, а приехали бы люди из ФСБ. Но этот мужик в штатском, пришедший в ресторан после меня, кто он такой? – Мерцалов попытался представить себе ситуацию в другом свете. – Так, если предположить почти невероятное: меня решили сдать.
Кто? – тут же задал он себе вопрос. – Заказчик убийства этого сделать не может, я действую через посредника, а того ничего, кроме денег, не интересует. Ладно, допустим, ему предложили деньги за то, что он сдаст меня. Сомнительно, но все-таки возможно. Этот человек следит за мной, приходит в ресторан и в момент, когда я готовлюсь уйти, выходит в туалет, чтобы передать по рации сигнал к моему задержанию. Нет, этот вариант тоже следует отбросить – тогда бы я не сумел уйти, блокировали бы не только выход на улицу, но и служебный вход, ведущий во двор".
Ясности в рассуждениях не прибавилось. Вагон вздрогнул, остановился. Половина пассажиров покинула его, но тут же целая толпа хлынула на их место.
Вновь Мерцалова прижали к стене. Двери закрылись, и вагон, покачиваясь, помчался в черном тоннеле.
«По-моему, я зря разгадываю шарады, – уже начинал злиться на себя Мерцалов. – Появление ОМОНа говорит лишь об одном – о том, что в этом злополучном ресторане охота шла не на меня. А парень в штатском, скорее всего, из милиции, следил за кем-нибудь из кавказцев».
Тут в памяти Мерцалова всплыл момент, когда капитан Сергачев выглянул из-за двери туалета.
"Нет, о том, кто такой этот в штатском, ОМОНу известно не было. Эх, было бы у меня время, хотя бы секунд десять, чтобы заглянуть ему в карманы! Ориентировка, удостоверение… – многое бы прояснилось.
Ненужные вопросы отпали бы сами собой. Может, плюнуть мне на задание, – мелькнула шальная мысль, – и выйти из игры? Нет, слишком уж велика ставка, после этого меня в покое не оставят".
Поезд проехал еще пару станций, и Мерцалов вышел из вагона.
«Все-таки случайность, – наконец-то решил он. – Нелепая, опасная, но случайность, которую невозможно было предусмотреть».
Он прошел мимо небольшого гастронома, затем свернул в универсам.
«Теперь придется обедать, ужинать да и завтракать только дома».
Мерцалов накупил продуктов. В зале самообслуживания ему совсем не приходилось общаться с продавцами, а кассиры, как он знал, никогда не смотрят на лица людей. Значит, его здесь никто не запомнит.
«Я становлюсь слишком осторожным, – думал он, поднимаясь в лифте к своей квартире. – Но это и неплохо. Свидание с родиной расслабило меня, и я чуть было не попался по-глупому. Теперь все контакты и выходы на люди нужно свести к минимуму».
Он загрузил принесенные продукты в холодильник, принял душ. Его пальто неприятно пахло пороховым дымом, ведь он сунул пистолет в карман, не дождавшись, пока дым стечет из ствола. Мерцалов вывернул карман, отыскал в шкафу плечики, повесил на них пальто и вынес его на балкон. Потом плотно задвинул занавески на кухне и за столом принялся разбирать оружие. Тщательно вычистил его, уничтожив запах, после чего некоторое время сидел неподвижно, глядя на пластиковый номерок гардероба, оставшийся у него после побега из ресторана.
Мерцалов нацепил номерок на кончик ножа, щелкнул зажигалкой. Пламя лизнуло блестящую пластмассу.
Черный вонючий дым двумя черными струйками потек по номерку, потянулся к потолку. Пластмасса занялась, стала плавиться. Тяжелые огненные капли срывались в потемневшую алюминиевую пепельницу.
«Как в детстве. Мы называли эти капли зажигательными бомбами».
Со свистом капли ударялись в дно пепельницы, наплавлялись одна на другую, попадали в сигаретный пепел и застывали черными шариками. В огне исчезли цифры, надпись, осталось лишь пластиковое колечко.
Огонь подбирался и к нему.
Последний кусочек номерка – пластмассовую дужку – Мерцалов сжег, зажав ее между двух спичек. И когда последняя огненная капля тяжело плюхнулась на дно пепельницы, а черный дым развеялся в воздухе, Мерцалов твердо заключил, что все произошедшее с ним – чистая случайность и менять свои планы пребывания в Москве не стоит. Нужно лишь быть предельно осторожным и, как всегда, выбирать нетривиальные способы выполнения задания.
"Хорошенько подумай, – сказал себе Мерцалов, – выработай сначала один план, затем отбрось его. Потому что если тебе понадобилось на его разработку пять минут, значит, те, кто станут искать тебя, придут к тем же выводам, что и ты, порассуждав час, два. Затем придумай второй план. И пусть на это уйдут часы, зато ты будешь знать, что твоим противникам, чтобы разгадать его, понадобится день, полтора. И вот тогда, когда тебе покажется, что все возможности исчерпаны, сам собой сложится в голове, придет к тебе третий план, самый невероятный, самый трудный, но, – Мерцалов усмехнулся, – этот-то план не сможет разгадать никто. Ведь если даже тебе он представится невыполнимым, что говорить о тех, кто пытается вычислить ход твоих мыслей.
Я правильно делаю, что никогда не доверяю разработку деталей другим, полагаюсь только на себя. Именно поэтому мне удается выигрывать. А секрет моего успеха чрезвычайно прост. Я думаю один, а они всегда думают коллективно, выдвигают версии, спорят, пытаются проникнуть в мою психологию. Но дело в том, что придуманное одним не в силах повторить несколько людей.
Каждый член оперативной группы тормозит других.
И моя личная логика всегда будет выгодно отличаться от их коллективной логики".
Мерцалов выдвинул обойму из рукоятки пистолета и один за другим вставил туда три недостающих патрона.
Затем погасил в квартире свет и взял в руки винтовку с оптическим прицелом. Он чуть-чуть раздвинул шторы на окне в комнате и, устроившись за столом, принялся методично, одно за другим рассматривать окна в доме напротив.
Перекрестие прицела скользило по перекрестиям рам. На одних окнах Мерцалов совсем не задерживался, другие рассматривал подольше. Сцены, открывающиеся его взору в чужих квартирах, менялись, как в видеоклипе.
Вот мальчик играет на ковре с собакой, а в окне рядом мужчина и женщина сидят на кухне за столом. Семья ли это, или они живут в соседних квартирах, а может, в разных подъездах и, возможно, даже не знают друг друга в лицо?
«Вот так всегда, – думал Мерцалов, – ты видишь разрозненные части жизни. Иногда везет, и удастся связать их правильно, сопоставить. А иногда ты ошибаешься и сводишь воедино несопоставимое. Точно так же произошло сегодня со мной».
Теперь Мерцалов вел прицел от нижних окон к верхним и улыбался. Почти во всех квартирах, расположенных на нижних этажах, можно было рассмотреть только то, что делается на кухне, остальные же окна надежно прикрывали шторы. А чем выше скользил взгляд Мерцалова, тем более открытой становилась жизнь в квартирах.
Наконец он нашел то, что искал.
– Так я и знал, – пробормотал Олег. – Не может быть, чтобы в таком огромном доме никто не занимался любовью!
На седьмом этаже, за большим полукруглым окном, он видел пару, расположившуюся на застланном клетчатым пледом диване. Это были еще совсем юные парень и девушка, наверное, старшеклассники. Девушка стеснялась своей наготы, сидела, плотно сжав ноги, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Парень что-то говорил ей на ухо.
Мерцалов, давно и хорошо научившийся разбирать слова по движению губ, ловил каждое слово, чувствуя, как его самого охватывает возбуждение.
– Да что ты ее уговариваешь? – шептал Мерцалов. – Если уже разделась, значит, обязательно будет трахаться. Ты заметь, как она поглядывает на тебя: ей тоже интересно, как и тебе. Ты только заведи ее – и потом не остановишь. Вот, правильно ты ей сказал: «Дай посмотреть на тебя». Ну же, поворачивайся, милая!..
Девушка неловко повернулась, сидя на диване, и раздвинула ноги. Руки школьника скользнули по ее бедрам, и его лицо стало восторженно-напряженным.
Он, краснея, смотрел, быть может, впервые в жизни на то, что прежде доводилось видеть лишь в видеопорнушках.
«Я стесняюсь», – прочел Мерцалов по губам девушки.
Дальнейший разговор его интересовал мало. Он с удовольствием разглядывал обнаженное юное тело.
– Эх, парень, мне бы твои года! – шептал он. – Твои года с моим теперешним опытом. Она бы визжала сейчас от удовольствия и лезла на стены!..
Но мальчишке недоставало не то что опыта Мерцалова – было видно, что у него опыта нет вообще. Его подружка тоже, похоже, не была искушена в сексуальных премудростях, и когда их неумелая любовь завершилась, Мерцалов почувствовал разочарование.
Глава 14
В начале второго ночи в квартире генерала Потапчука пронзительно зазвонил телефон. Федор Филиппович еще с вечера принял две таблетки снотворного и теперь крепко спал, поэтому не слышал звонка. Жена, Антонина Андреевна, проснулась почти мгновенно, оторвала голову от подушки и толкнула мужа.
– Федор, телефон!
– А?
– Телефон!
– Сама снять не можешь?
– Мне в такое время никто не звонит…
– Тоже правда.
Федор Филиппович несколько раз надсадно кашлянул, потряс головой, все еще надеясь, что звонки смолкнут и ему не придется поднимать трубку. Но телефон продолжал надрываться.
– Будь ты неладен! – пробурчал генерал, взял трубку и приложил ее к уху. – Слушаю! – в сердцах бросил он в микрофон.
– Федор Филиппович, товарищ генерал, говорит полковник Лазарев, начальник оперативного отдела.
– Слушаю, полковник.
– Тут у нас случилось ЧП.
– Какое к черту ЧП? – генерал опустил ноги с кровати и принялся шарить с темноте, нащупывая домашние тапки.
– Сейчас расскажу обо всем по порядку.
– Погоди, полковник, я перейду в кабинет. Перезвони через минуту.
– Понял, товарищ генерал, – голос полковника был возбужден.
По этому нервному возбуждению Потапчук догадался, что случилось действительно ЧП, и не маленькое. Не стали бы его, начальника управления, будить из-за пустяков. Ведь у него есть дежурные замы, которые в состоянии разобраться с мелкими текущими делами и утром доложить генералу.
Потапчук шаркающей походкой, с тяжелой после не ко времени прерванного сна головой, накинув на плечи халат, вошел в кабинет, зажег настольную лампу, сел за письменный стол. И в этот момент раздался звонок. Генерал туг же снял трубку.
– Ну, говори, полковник, – Федор Филиппович пододвинул к себе лист бумаги и карандаш.
Бумага и остро отточенные карандаши всегда лежали на письменном столе генерала. Он далеко их не прятал, уж очень часто требовались.
– В два часа дня, товарищ генерал, капитан Сергачев обнаружил Мерцалова.
– Обнаружил Мерцалова? Повтори, полковник Почему до этого молчали?!
– Да, обнаружил – опознал по полученной ориентировке…
– Я все понял, полковник. Дальше.
– Сергачев хотел его взять…
С Потапчука слетели остатки сна.
– На черта – взять?! – рявкнул он. – Такой установки не было!
– Вероятно, погорячился…
– Дальше.
– Случилась перестрелка… – полковник в нерешительности замолчал.
– Что, Мерцалова застрелили?
– Нет, товарищ генерал, ушел, – сухо и нервно сказал Лазарев.
Генерал от его голоса даже поежился, сведя лопатки к позвоночнику. Острие карандаша начало вычерчивать на бумаге неведомые узоры. Генерал всегда, когда нервничал, изрисовывал всевозможными знаками не один лист. Рука работала сама собой – абсолютно автоматически, словно с головой генерала она не была связана никоим образом.
– Захват не получился. Мерцалов ушел, оставив после себя три трупа. В том числе убит капитан Сергачев, который и обнаружил Мерцалова в ресторане.
– Что Мерцалов делал в ресторане?
Полковник Лазарев от такого достаточно нелепого вопроса опешил. Генерал почувствовал это по его прерывистому дыханию.
– Да как что, товарищ генерал… Надо полагать, завтракал, обедал, выпивал, закусывал…
«Чтоб вы провалились, бездельники!» – подумал генерал, но в трубку сказал совсем другое:
– Кто еще погиб, полковник?
– Это не наши люди.
– Я спрашиваю, кто?
– Сержант тверского ОМОНа Трошкин и старший сержант Скоренев.
– Ну, эти не из нашего ведомства, – буркнул Потапчук. – Но все равно жалко парней… Что сделали по горячим следам? И откуда взялся ОМОН?
– Сплошное совпадение.
– Почему-то это совпадение – на руку Мерцалову, а не нам.
– Да там вообще, товарищ генерал, такое было в ресторане! Слава Богу, все обошлось…
– Ты хочешь сказать, полковник, малой кровью?
Троих уложил и ушел.
– Нет, товарищ генерал, но могло быть намного хуже, поверьте.
– Где сейчас Мерцалов?
– Мы пытаемся его достать.
– Можете и не пытаться, пустая затея. Это не тот человек, которого можно взять вот так вот просто. Тебе повезло, полковник, ты и твои люди его обнаружили, но брать Мерцалова должны были профессионалы. Почему был задействован ОМОН? Почему меня не поставили в известность?
– Некогда было, товарищ генерал. Решение пришлось принимать на ходу, и принял его…
Генерал понял, что теперь все свалят на погибшего капитана Сергачева, с остальных же взятки гладки.
– Ладно, еду в управление.
– Машина за вами уже выслана, товарищ генерал.
Думаю, она уже у подъезда.
– Хорошо, хорошо, полковник, – генерал положил трубку и только сейчас внимательно посмотрел на то, что нарисовала его рука.
А она во время разговора механически записала три фамилии и возле каждой начертила маленький аккуратный могильный крест.
– Тьфу ты! Чертовщина какая-то! – генерал стал густо зачеркивать фамилии, графит сломался, и Потапчук вновь чертыхнулся.
В двери появилась уже окончательно проснувшаяся жена в длинной ночной сорочке.
– Федя, что-то случилось?
– Да, случилось. Я сейчас уезжаю. Позвоню утром.
А ты чего бродишь, иди спать!
– Не ругайся.
– Попробуй тут не ругаться, когда мои доблестные вояки таких дел наворочали!
– Чего на людей злишься, думаешь, они не стараются как лучше?
– Да, стараются… Себя не жалеют и других…
Атонина Адреевна за сорок пять лет супружеской жизни насмотрелась всего и давным-давно привыкла к тому, что мужа могут поднять среди ночи, вызвать на службу или вообще он может исчезнуть на несколько дней.
– На работу мне не звони, я буду очень занят.
– Долго?
– Сколько потребуется.
– Ясно, ясно, Федя. Может, чаю поставить или кофе? Попьешь перед уходом.
– Да какой к черту чай!
– А кофе? Сон прогонишь.
– Мне сон лучше любого кофе прогнали.
– Как хочешь.
Генерал опять тряхнул головой и по-военному быстро начал одеваться. Через пять минут он был полностью собран, правда бриться не стал. Жена напомнила:
– Федя, побриться забыл.
– На работе побреюсь.
– Тогда возьми бритву, а то потом снова скажешь, что я не досмотрела.
У генерала была привычка: он брился каждое утро, чем бы не был занят. Процесс бритья приводил его нервную систему в определенное равновесие. И вообще привычки, как считал генерал Потапчук, человеку просто необходимы. Именно они держат его в норме, не дают сгибаться в самых кризисных ситуациях.
А сейчас ситуация сложилась именно такая. И единственное, чему можно было порадоваться, так это тому, что Олег Мерцалов засветился. Теперь со всей определенностью ясно, что он находится в Москве и именно его наняли для исполнения убийства, последствия которого будут катастрофичными.
На пороге кабинета генерал столкнулся с Атониной Адреевной. Она несла чашку горячего чая, в котором плавал ломтик лимона. На блюдечке лежала серебряная ложечка с витой ручкой. Потапчук нахмурился.
– Я же сказал…
– На вот, выпей, Федя, может, голова болеть перестанет.
– А с чего ты взяла, что у меня болит голова?
– По тебе видно. Уж кому, как не мне, понять, что у тебя…
– Не надо, не надо. Когда ты говоришь, что у меня болит голова, то она и начинает болеть. Ты всегда пытаешься мне внушить то, что тебе кажется.
– Ты мне твердишь эту фразу, Федя, уже сорок лет.
Твердишь, когда виноват.
– А ты, дорогая, сорок лет продолжаешь внушать.
Нас с тобой уже не переделать.
– Ну что ж, отнесу чай на кухню.
Но тем не менее Федор Филиппович взял чашку, размешал немного сахара – жена заботилась о муже, берегла его здоровье, запрещая ему есть много сладкого – и сделал большой глоток. Ему действительно стало лучше, и он с облегчением вздохнул.
– Оттянуло.
– Ну, вот видишь!
– Иди спать, – сказал генерал, ставя чашку на письменный стол. Выходя из кабинета, обнял Атонину Адреевну за плечи. – Иди, иди. И не волнуйся.
– Ты позвони, ладно?
– Ну ты же знаешь, что я позвоню.
– Да, знаю. Но предупредить должна.
– Позвоню, если время позволит.
– Не забудь.
– Не забуду, иди спать, – генерал накинул на плечи пальто с каракулевым воротником, надел шапку и вышел из квартиры.
Машина уже стояла у подъезда. Водитель прохаживался рядом и курил.
– Ну что, Павел, тебе тоже не дали поспать? – невесело улыбнулся генерал.
– Не дали, Федор Филиппович. Только устроился, а тут звонят, командуют – «в ружье!».
– Ясно.
– Куда едем? – уточнил Павел на всякий случай, хотя, проработав с генералом лет десять, прекрасно знал, что скорее всего придется ехать в управление.
– Куда же еще – на работу.
– Вот уж, среди ночи, и на работу! Что-то случилось? – сочувственно спросил водитель.
– А ты как думаешь, Павел?
– Думаю, что-то серьезное стряслось. Иначе вас не стали бы поднимать.
– Да, это точно.
Федор Филиппович Потапчук поздоровался с ним за руку и пригласил пройти в кабинет.
– Кофе уже готов, – сказал помощник.
– Хорошо, неси.
– С сахаром?
– Поставь сахарницу на поднос, – не зная привычек полковника, распорядился Потапчук, Генерал разделся, повесил свое старомодное пальто на вешалку, спрятал его в шкаф. Снял шапку и шарф, потянулся, хрустнув суставами.
– Я, полковник, такой хороший сон видел! Снилось мне, что я лейтенант, на мне новенькая форма. Иду я себе по улице, а мундир парадный, ботинки сверкают, ремни поскрипывают. Радуюсь, весна на дворе, яркое солнце, синее небо…
– Да-да, хороший сон. Я слушаю.
– Слушаешь и улыбаешься. Небо синее-синее, как только на кодаковской пленке бывает…
Полковник Лазарев, слушая генерала, думал: «Видать, наш генерал совсем уже сдал, крепчает его маразм. Тут такие дела, а он про новенький мундир и про начищенные сапоги рассказывает!»
– ..так вот, полковник, иду я себе по Тверской-Горького, поглядываю по сторонам. А женщины вокруг – одна другой краше, и все на меня поглядывают.
А по тротуару голуби ходят, в лужах купаются. Лужи тоже синие-синие, потому что в них небо отражается…
На деревьях почки вот-вот лопнут, зеленые листочки появятся. И так мне хорошо…
– И я вам все испортил своим звонком, не дал досмотреть сон?
– Да нет, полковник, – бросил генерал, усаживаясь в кресло за большим рабочим столом, – не ты мне все испортил, а голуби. Залюбовался я на них, как мальчишка, стоящий на крыше. А голуби, будь они неладны, мне весь парадный мундир и обгадили. И на погоны, и на грудь, и на рукава. А у меня с собой, полковник, платка носового нет. Я растерялся, все на меня смотрят, пальцами показывают, хохочут. И так я себя возненавидел, а еще больше птицу мира, что готов был в канализационный люк провалиться, подальше от людских глаз.
– Да.., ну и сон.
– Вот и я Думаю… Небо синее, лужи блестят, а я весь в дерьме…
Полковник Лазарев нетерпеливо переминался с ноги на ногу, не зная, как остановить поток красноречия генерала Потапчука. Но тот сам прервал повествование, сказав после паузы обидные для Лазарева слова:
– Может, я и нашел бы выход и почистил бы свой мундир, но тут твой звонок, полковник, я и проснулся.
Удружил ты мне, помог сохранить дерьмо на мундире.
Вот какие дела приключились. А теперь присаживайся и рассказывай, что да как.
Доклад полковника был очень кратким. Неприятно говорить о собственных промахах.
– Я выезжал на место, все осмотрел. Вот фотографии убитых, они сейчас в морге, с ними работают эксперты. Все три выстрела были произведены почти в упор. Омоновцев не спасли даже бронежилеты. Насколько я понял, пули в пистолете Мерцалова бронебойные. Они сейчас на баллистической экспертизе, результаты будут только утром, я просил сделать все как можно скорее… – после этого Лазарев принялся пересказывать генералу, что произошло в ресторане «У Константина».
Генерал слушал, не перебивая, его рука опять стала вычерчивать на листе бумаги закорючки.
– У тебя все? – наконец-то спросил Потапчук. – Или есть уточнения?
– Да, все Как вы уже слышали, все происходило в гардеробе. Людей там, кроме омоновцев и Сергачева, не было, в ресторане имелся второй выход – за гардеробной стойкой, поэтому исчез Мерцалов почти мгновенно, словно растаял.
– Не дурите мне голову, полковник, Мерцалов не сосулька и не снежная баба, растаять он не мог.
– Мы ищем.
– Где вы его ищите?
– Вокзалы, магазины, медпункты, рестораны, кафе, бистро – словом, везде, где он может появиться. Должен же он выйти из дому.
Генерал Потапчук скептически хмыкнул:
– Полковник, ты себе плохо представляешь, что это за человек.
– Но и капитан Сергачев – опытный оперативник и в задержаниях…
– Был…
– Что – был? – не понял полковник.
– Был он опытным оперативником… Но ты не обращай внимания, так, с языка сорвалось.
– ..в задержаниях участвовал, и не однажды… ° – Задержать рецидивиста – это одно, а вот взять Мерцалова – это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
– Теперь я все понял.
Потапчук подавил в себе тяжелый вздох.
«Хорошо тебе, полковник: раз – и все понял, – с иронией подумал он. – Только я что-то ничего не пойму в этом деле».
– Ладно, можешь идти. Если появится какая-нибудь информация – поставь меня в известность. Я буду у себя в кабинете.
– Федор, телефон!
– А?
– Телефон!
– Сама снять не можешь?
– Мне в такое время никто не звонит…
– Тоже правда.
Федор Филиппович несколько раз надсадно кашлянул, потряс головой, все еще надеясь, что звонки смолкнут и ему не придется поднимать трубку. Но телефон продолжал надрываться.
– Будь ты неладен! – пробурчал генерал, взял трубку и приложил ее к уху. – Слушаю! – в сердцах бросил он в микрофон.
– Федор Филиппович, товарищ генерал, говорит полковник Лазарев, начальник оперативного отдела.
– Слушаю, полковник.
– Тут у нас случилось ЧП.
– Какое к черту ЧП? – генерал опустил ноги с кровати и принялся шарить с темноте, нащупывая домашние тапки.
– Сейчас расскажу обо всем по порядку.
– Погоди, полковник, я перейду в кабинет. Перезвони через минуту.
– Понял, товарищ генерал, – голос полковника был возбужден.
По этому нервному возбуждению Потапчук догадался, что случилось действительно ЧП, и не маленькое. Не стали бы его, начальника управления, будить из-за пустяков. Ведь у него есть дежурные замы, которые в состоянии разобраться с мелкими текущими делами и утром доложить генералу.
Потапчук шаркающей походкой, с тяжелой после не ко времени прерванного сна головой, накинув на плечи халат, вошел в кабинет, зажег настольную лампу, сел за письменный стол. И в этот момент раздался звонок. Генерал туг же снял трубку.
– Ну, говори, полковник, – Федор Филиппович пододвинул к себе лист бумаги и карандаш.
Бумага и остро отточенные карандаши всегда лежали на письменном столе генерала. Он далеко их не прятал, уж очень часто требовались.
– В два часа дня, товарищ генерал, капитан Сергачев обнаружил Мерцалова.
– Обнаружил Мерцалова? Повтори, полковник Почему до этого молчали?!
– Да, обнаружил – опознал по полученной ориентировке…
– Я все понял, полковник. Дальше.
– Сергачев хотел его взять…
С Потапчука слетели остатки сна.
– На черта – взять?! – рявкнул он. – Такой установки не было!
– Вероятно, погорячился…
– Дальше.
– Случилась перестрелка… – полковник в нерешительности замолчал.
– Что, Мерцалова застрелили?
– Нет, товарищ генерал, ушел, – сухо и нервно сказал Лазарев.
Генерал от его голоса даже поежился, сведя лопатки к позвоночнику. Острие карандаша начало вычерчивать на бумаге неведомые узоры. Генерал всегда, когда нервничал, изрисовывал всевозможными знаками не один лист. Рука работала сама собой – абсолютно автоматически, словно с головой генерала она не была связана никоим образом.
– Захват не получился. Мерцалов ушел, оставив после себя три трупа. В том числе убит капитан Сергачев, который и обнаружил Мерцалова в ресторане.
– Что Мерцалов делал в ресторане?
Полковник Лазарев от такого достаточно нелепого вопроса опешил. Генерал почувствовал это по его прерывистому дыханию.
– Да как что, товарищ генерал… Надо полагать, завтракал, обедал, выпивал, закусывал…
«Чтоб вы провалились, бездельники!» – подумал генерал, но в трубку сказал совсем другое:
– Кто еще погиб, полковник?
– Это не наши люди.
– Я спрашиваю, кто?
– Сержант тверского ОМОНа Трошкин и старший сержант Скоренев.
– Ну, эти не из нашего ведомства, – буркнул Потапчук. – Но все равно жалко парней… Что сделали по горячим следам? И откуда взялся ОМОН?
– Сплошное совпадение.
– Почему-то это совпадение – на руку Мерцалову, а не нам.
– Да там вообще, товарищ генерал, такое было в ресторане! Слава Богу, все обошлось…
– Ты хочешь сказать, полковник, малой кровью?
Троих уложил и ушел.
– Нет, товарищ генерал, но могло быть намного хуже, поверьте.
– Где сейчас Мерцалов?
– Мы пытаемся его достать.
– Можете и не пытаться, пустая затея. Это не тот человек, которого можно взять вот так вот просто. Тебе повезло, полковник, ты и твои люди его обнаружили, но брать Мерцалова должны были профессионалы. Почему был задействован ОМОН? Почему меня не поставили в известность?
– Некогда было, товарищ генерал. Решение пришлось принимать на ходу, и принял его…
Генерал понял, что теперь все свалят на погибшего капитана Сергачева, с остальных же взятки гладки.
– Ладно, еду в управление.
– Машина за вами уже выслана, товарищ генерал.
Думаю, она уже у подъезда.
– Хорошо, хорошо, полковник, – генерал положил трубку и только сейчас внимательно посмотрел на то, что нарисовала его рука.
А она во время разговора механически записала три фамилии и возле каждой начертила маленький аккуратный могильный крест.
– Тьфу ты! Чертовщина какая-то! – генерал стал густо зачеркивать фамилии, графит сломался, и Потапчук вновь чертыхнулся.
В двери появилась уже окончательно проснувшаяся жена в длинной ночной сорочке.
– Федя, что-то случилось?
– Да, случилось. Я сейчас уезжаю. Позвоню утром.
А ты чего бродишь, иди спать!
– Не ругайся.
– Попробуй тут не ругаться, когда мои доблестные вояки таких дел наворочали!
– Чего на людей злишься, думаешь, они не стараются как лучше?
– Да, стараются… Себя не жалеют и других…
Атонина Адреевна за сорок пять лет супружеской жизни насмотрелась всего и давным-давно привыкла к тому, что мужа могут поднять среди ночи, вызвать на службу или вообще он может исчезнуть на несколько дней.
– На работу мне не звони, я буду очень занят.
– Долго?
– Сколько потребуется.
– Ясно, ясно, Федя. Может, чаю поставить или кофе? Попьешь перед уходом.
– Да какой к черту чай!
– А кофе? Сон прогонишь.
– Мне сон лучше любого кофе прогнали.
– Как хочешь.
Генерал опять тряхнул головой и по-военному быстро начал одеваться. Через пять минут он был полностью собран, правда бриться не стал. Жена напомнила:
– Федя, побриться забыл.
– На работе побреюсь.
– Тогда возьми бритву, а то потом снова скажешь, что я не досмотрела.
У генерала была привычка: он брился каждое утро, чем бы не был занят. Процесс бритья приводил его нервную систему в определенное равновесие. И вообще привычки, как считал генерал Потапчук, человеку просто необходимы. Именно они держат его в норме, не дают сгибаться в самых кризисных ситуациях.
А сейчас ситуация сложилась именно такая. И единственное, чему можно было порадоваться, так это тому, что Олег Мерцалов засветился. Теперь со всей определенностью ясно, что он находится в Москве и именно его наняли для исполнения убийства, последствия которого будут катастрофичными.
На пороге кабинета генерал столкнулся с Атониной Адреевной. Она несла чашку горячего чая, в котором плавал ломтик лимона. На блюдечке лежала серебряная ложечка с витой ручкой. Потапчук нахмурился.
– Я же сказал…
– На вот, выпей, Федя, может, голова болеть перестанет.
– А с чего ты взяла, что у меня болит голова?
– По тебе видно. Уж кому, как не мне, понять, что у тебя…
– Не надо, не надо. Когда ты говоришь, что у меня болит голова, то она и начинает болеть. Ты всегда пытаешься мне внушить то, что тебе кажется.
– Ты мне твердишь эту фразу, Федя, уже сорок лет.
Твердишь, когда виноват.
– А ты, дорогая, сорок лет продолжаешь внушать.
Нас с тобой уже не переделать.
– Ну что ж, отнесу чай на кухню.
Но тем не менее Федор Филиппович взял чашку, размешал немного сахара – жена заботилась о муже, берегла его здоровье, запрещая ему есть много сладкого – и сделал большой глоток. Ему действительно стало лучше, и он с облегчением вздохнул.
– Оттянуло.
– Ну, вот видишь!
– Иди спать, – сказал генерал, ставя чашку на письменный стол. Выходя из кабинета, обнял Атонину Адреевну за плечи. – Иди, иди. И не волнуйся.
– Ты позвони, ладно?
– Ну ты же знаешь, что я позвоню.
– Да, знаю. Но предупредить должна.
– Позвоню, если время позволит.
– Не забудь.
– Не забуду, иди спать, – генерал накинул на плечи пальто с каракулевым воротником, надел шапку и вышел из квартиры.
Машина уже стояла у подъезда. Водитель прохаживался рядом и курил.
– Ну что, Павел, тебе тоже не дали поспать? – невесело улыбнулся генерал.
– Не дали, Федор Филиппович. Только устроился, а тут звонят, командуют – «в ружье!».
– Ясно.
– Куда едем? – уточнил Павел на всякий случай, хотя, проработав с генералом лет десять, прекрасно знал, что скорее всего придется ехать в управление.
– Куда же еще – на работу.
– Вот уж, среди ночи, и на работу! Что-то случилось? – сочувственно спросил водитель.
– А ты как думаешь, Павел?
– Думаю, что-то серьезное стряслось. Иначе вас не стали бы поднимать.
– Да, это точно.
* * *
Полковник Лазарев ждал генерала в его приемной.Федор Филиппович Потапчук поздоровался с ним за руку и пригласил пройти в кабинет.
– Кофе уже готов, – сказал помощник.
– Хорошо, неси.
– С сахаром?
– Поставь сахарницу на поднос, – не зная привычек полковника, распорядился Потапчук, Генерал разделся, повесил свое старомодное пальто на вешалку, спрятал его в шкаф. Снял шапку и шарф, потянулся, хрустнув суставами.
– Я, полковник, такой хороший сон видел! Снилось мне, что я лейтенант, на мне новенькая форма. Иду я себе по улице, а мундир парадный, ботинки сверкают, ремни поскрипывают. Радуюсь, весна на дворе, яркое солнце, синее небо…
– Да-да, хороший сон. Я слушаю.
– Слушаешь и улыбаешься. Небо синее-синее, как только на кодаковской пленке бывает…
Полковник Лазарев, слушая генерала, думал: «Видать, наш генерал совсем уже сдал, крепчает его маразм. Тут такие дела, а он про новенький мундир и про начищенные сапоги рассказывает!»
– ..так вот, полковник, иду я себе по Тверской-Горького, поглядываю по сторонам. А женщины вокруг – одна другой краше, и все на меня поглядывают.
А по тротуару голуби ходят, в лужах купаются. Лужи тоже синие-синие, потому что в них небо отражается…
На деревьях почки вот-вот лопнут, зеленые листочки появятся. И так мне хорошо…
– И я вам все испортил своим звонком, не дал досмотреть сон?
– Да нет, полковник, – бросил генерал, усаживаясь в кресло за большим рабочим столом, – не ты мне все испортил, а голуби. Залюбовался я на них, как мальчишка, стоящий на крыше. А голуби, будь они неладны, мне весь парадный мундир и обгадили. И на погоны, и на грудь, и на рукава. А у меня с собой, полковник, платка носового нет. Я растерялся, все на меня смотрят, пальцами показывают, хохочут. И так я себя возненавидел, а еще больше птицу мира, что готов был в канализационный люк провалиться, подальше от людских глаз.
– Да.., ну и сон.
– Вот и я Думаю… Небо синее, лужи блестят, а я весь в дерьме…
Полковник Лазарев нетерпеливо переминался с ноги на ногу, не зная, как остановить поток красноречия генерала Потапчука. Но тот сам прервал повествование, сказав после паузы обидные для Лазарева слова:
– Может, я и нашел бы выход и почистил бы свой мундир, но тут твой звонок, полковник, я и проснулся.
Удружил ты мне, помог сохранить дерьмо на мундире.
Вот какие дела приключились. А теперь присаживайся и рассказывай, что да как.
Доклад полковника был очень кратким. Неприятно говорить о собственных промахах.
– Я выезжал на место, все осмотрел. Вот фотографии убитых, они сейчас в морге, с ними работают эксперты. Все три выстрела были произведены почти в упор. Омоновцев не спасли даже бронежилеты. Насколько я понял, пули в пистолете Мерцалова бронебойные. Они сейчас на баллистической экспертизе, результаты будут только утром, я просил сделать все как можно скорее… – после этого Лазарев принялся пересказывать генералу, что произошло в ресторане «У Константина».
Генерал слушал, не перебивая, его рука опять стала вычерчивать на листе бумаги закорючки.
– У тебя все? – наконец-то спросил Потапчук. – Или есть уточнения?
– Да, все Как вы уже слышали, все происходило в гардеробе. Людей там, кроме омоновцев и Сергачева, не было, в ресторане имелся второй выход – за гардеробной стойкой, поэтому исчез Мерцалов почти мгновенно, словно растаял.
– Не дурите мне голову, полковник, Мерцалов не сосулька и не снежная баба, растаять он не мог.
– Мы ищем.
– Где вы его ищите?
– Вокзалы, магазины, медпункты, рестораны, кафе, бистро – словом, везде, где он может появиться. Должен же он выйти из дому.
Генерал Потапчук скептически хмыкнул:
– Полковник, ты себе плохо представляешь, что это за человек.
– Но и капитан Сергачев – опытный оперативник и в задержаниях…
– Был…
– Что – был? – не понял полковник.
– Был он опытным оперативником… Но ты не обращай внимания, так, с языка сорвалось.
– ..в задержаниях участвовал, и не однажды… ° – Задержать рецидивиста – это одно, а вот взять Мерцалова – это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
– Теперь я все понял.
Потапчук подавил в себе тяжелый вздох.
«Хорошо тебе, полковник: раз – и все понял, – с иронией подумал он. – Только я что-то ничего не пойму в этом деле».
– Ладно, можешь идти. Если появится какая-нибудь информация – поставь меня в известность. Я буду у себя в кабинете.