Воронин Андрей Николаевич. Наперегонки со смертью

   – Характер вашего груза?
   – Все указано в документах, – она узнала этот голос с выраженным акцентом, он принадлежал маленькому тщедушному арабу, одному из ее похитителей.
   – Господин Фаллах, потрудитесь отвечать на наши вопросы. Это не моя прихоть, вы проходите процедуру таможенного досмотра, и мы имеем право знать, что вы собираетесь вывезти через Республику Беларусь.
   – Да, конечно, господин офицер! Мы везем запчасти к автомобилям "лада".
   – Откуда?
   – Мы официально зарегистрированы в Москве как дилеры АвтоВАЗа.
   – Куда следует груз?
   – В Чехию. В Прагу.
   – Грузополучатель?
   – Компания "Чехавтотранс".
   – Так, ясно. Фуры опечатаны?
   – Да. Пломбы московского отделения Российского таможенного комитета. Прошу убедиться, господин офицер, в их сохранности.
   – Хорошо. Прошу вас предъявить документ об уплате транзитного сбора.
   – Вот, господин офицер, пожалуйста.
   – Все в порядке. Хорошо, господин Фаллах. Сколько у вас человек?
   – Шестеро. По два на каждую машину – Давайте перейдем к досмотру кабин и днищ автомобилей.
   – Прошу вас, господин офицер, пройдемте. Мы всеми силами готовы вам помочь.
   – У нас совместный контроль с польской стороной, поэтому потрудитесь уплатить польские транзитные налоги. Сержант отведет вас куда нужно, пока мы будем досматривать кабины...
   Голоса удалялись, и вместе с ними пропадала, угасала где-то вдали надежда Алины на освобождение. Девушка беззвучно горько заплакала, захлебываясь слезами, не в силах разжать склеенные лейкопластырем губы...

* * *

   – Банда, мы выскочим на Брестское шоссе в районе Барановичей, и до Бреста останется километров сто восемьдесят – двести. Достаточно, чтобы обнаружить караван?
   – Да, надеюсь. Если только они не успели проскочить раньше нас.
   Банда сидел рядом с Востряковым, который ловко вел машину, на жуткой скорости летя по узкой дороге, пересекавшей полесские болота. Банда был мрачен. Как ни торопились они, но сборы, а главное – поиски бензина отняли слишком много времени, и из Сарнов они выбрались лишь к полуночи.
   Двести километров, которые отделяли их от Брестской трассы, если верить атласу автомобильных дорог Европы, случайно оказавшемуся у Вострякова, их довольно скоростной "паджеро" должен был преодолеть часа за полтора, а значит, можно было запросто разминуться с конвоем арабов.
   – Не волнуйся, Банда. Мы их обязательно найдем. Три автомобиля, пересекающих государственную границу, – не иголка в стоге сена.
   – А ты уверен, что Алина еще будет с ними?
   – Я ни в чем не уверен. Кроме того, что мы найдем этих арабов. А уж потом – дело техники узнать, где девушка.
   – Ох, Олежка, боюсь, не все так просто.
   – Банда, хочешь, я тебе одну вещь скажу, но только ты не обижайся, ладно? – Востряков коротко взглянул на Банду и снова впился глазами в ночную темному, рассекаемую фарами "паджеро".
   – Ну?
   – Я тебя не узнаю. С каких пор ты стал нытиком? С каких пор ты стал чего-то бояться?
   – Я люблю ее.
   – Это я понял.
   – Я боюсь, чтобы не случилось чего-нибудь страшного.
   – Банда, когда мы шли с тобой в дозор или когда нас бросали на штурм перевала там, в Афгане, ты боялся чего-нибудь страшного?
   – Сначала – да.
   – А потом? Потом, когда ты и меня научил смотреть на вещи так же, как сам?
   – Потом – нет. О худшем лучше не вспоминать. Тогда голова трезвее и лучше слушается тело.
   – Банда, в тебе появился страх, ты начал бояться. А когда ты боишься, начинаю бояться и я, потому что я привык видеть рядом уверенного в себе и в своих друзьях Банду. А сейчас...
   – Извини, Олежка. Просто раньше можно было бояться только за себя. Теперь я боюсь за Алину.
   – Я знаю. Банда. Но думай лучше о том, как будешь наказывать этих мерзавцев, когда они попадутся в наши руки. Я думаю, оторвешься? – улыбнулся Востряков, подмигивая другу.
   – Не то слово, – кулаки Банды сжались, и он машинально поправил свой "микро-узи", висевший под мышкой в наплечной кобуре. – Мало им, уродам, не покажется!..

* * *

   Когда они пересекли наконец границу, Хабиб заметно повеселел. Он даже пробормотал что-то радостное, на своем непонятном языке обращаясь к девушке, но, не получив в ответ даже взгляда, обиженно засопел и, развязав Алину и содрав с ее губ пластырь, снова уселся у прохода с самым грозным и неприступным видом.
   Алина села в углу их своеобразной маленькой камеры и сжала голову руками. Слезы принесли ей некоторое облегчение, но мысли, одна тяжелее другой, свинцовыми гирями перекатывались у нее в голове, вызывая ощущение чуть ли не физической боли.
   "Все. Я – в чужой стране. Даже не в Беларуси и даже не в Узбекистане. Здесь я – никто. Я без документов, почти без денег. Без всяких прав. Никто не знает, что я здесь. Я теперь в полной власти этих нелюдей. Что они сделают со мной? За что? При чем тут мой отец? Неужели они и вправду продадут меня в какой-нибудь бордель? Или прибьют, как последнюю собаку? Господи, помоги мне! Я ведь теперь точно им не нужна! От отца они не добились ничего, и теперь им нужно будет избавиться от меня любыми способами!"
   Ей вдруг стало так жалко себя. Ей стало так обидно и так тоскливо, что она снова заплакала не в силах сдерживать слезы.
   Она плакала не от страха, не от предчувствия ожидающих ее впереди ужасов и унижения. Она плакала от своей полной беспомощности, от одиночества, от чувства покинутости и заброшенности.
   Даже образы матери, отца, Александра, возникавшие в ее уставшем воспаленном воображении, вызывали теперь лишь обиду и раздражение – они не смогли защитить ее...

* * *

   – Ну что. Банда, вроде бы мы разминулись? – Востряков специально старался говорить спокойно и невозмутимо, ничем не выдавая своего беспокойства, чтобы лишний раз не бередить рану друга.
   – Да, кажется, разминулись. Ведь не могли же мы их настолько опередить?
   – Мне тоже так кажется. Что ж, поехали на таможню.
   Их "мицубиси" стояла на трассе при самом въезде в Брест, и впереди, километрах в полутора, сиял в темноте яркими огнями пост ГАИ, оборудованный при въезде в город.
   – Знаешь, у белорусов есть странная привычка обыскивать все автомобили, передвигающиеся по ночам, поэтому, мне кажется, самое время попрятать наши "пушки".
   – Ты думаешь?
   – Вон там, на посту ГАИ, нас обязательно встретит закованный в бронежилет спецназ, который перетрясет всю нашу машину. Ты уж мне поверь, я здесь не раз проезжал.
   – Но ведь мы граждане другого государства!
   – Это для них дополнительный фактор раздражения Кстати, спрячь подальше свой российский паспорт. Теперь ты гражданин Украины, не забыл еще?
   – Да, конечно.
   – Кстати, ты не заметил, тот мост с высокими перилами, через который мы проезжали, далеко остался?
   – Да нет. Километров пять-десять, не больше.
   – Отлично. Едем. – И Востряков, оглянувшись, резко развернул машину, перепрыгнув через травяную разделительную полосу.
   – Ты куда? Нам же к границе!
   – Банда, ты собираешься прятать оружие на глазах местных спецназовцев?..

* * *

   Когда пистолеты и боеприпасы были уложены в крыльях и навесная защита надежно скрыла следы присутствия тайников, Востряков взял АКСУ и улыбнулся Банде:
   – Прощайся, Сашка, с этой "пушкой". Хороша она, но нам придется от нее избавиться.
   – Ты думаешь?
   – А ты думаешь, мы сможем ее протащить через границу?
   – Я не знаю...
   – А я знаю. У тебя лопата в машине есть?
   – Вроде была.
   – Тогда попробуем ее закопать. Запомни место – мост через Мухавец, левый берег. А вдруг когда-нибудь еще пригодится?!
   ...Скоро все было кончено, и "мицубиси", ведомая Востряковым, снова устремилась к границе.
   – Тут, Банда, есть несколько переходов Частники идут на Варшавский мост, а для грузовых машин есть другой пункт, Козловичи. Мне кажется, нам надо сначала подъехать туда.
   – Что бы я без тебя, Олег, делал, даже не представляю. Я же во всех этих делах такой профан...
   – Банда, каждому свое. Кстати, не откроешь ли ты банку с колбасой? Что-то я проголодался.
   – Ты, как всегда, прав...

* * *

   Получить полную информацию о машинах арабов оказалось крайне просто. Грузовики опередили их буквально на пару часов, и инспектор таможни, получив хрустящую стодолларовую бумажку, оказался очень любезен, припомнив все до малейших деталей.
   – Груз принадлежит фирме "Чехавтотранс", конечный пункт – Прага. А что, ребята, у вас с ними какие-то проблемы?
   – Да, нам нужно с этими арабами кое о чем поговорить.
   – Осторожно, ребята, их шестеро, и морды этих водителей мне не очень сильно понравились.
   – А вы досматривали машины?
   – Конечно.
   – И больше никого не видели?
   – В смысле?
   – Ну, девушки с ними не было?
   – Нет, а что?
   – Да так. А в фуры заглядывали?
   – Нет. У нас не было для этого оснований.
   Фуры были опечатаны московскими пломбами, все таможенные и транзитные сборы уплачены. Документы, пломбы – все было в порядке.
   – Теперь все ясно, – Банда и Востряков многозначительно переглянулись. – Оружия, конечно, при них не было?
   – Естественно.
   – Ты понял. Банда?
   – Что?
   – Все было спрятано в фурах. Пломба целая – таможня не трогает. А где и как ставилась пломба – дело левое.
   – Вы хотите сказать, что груз не соответствовал документам? – таможенник насторожился.
   Если бы ему удалось перехватить контрабанду, он мог бы неплохо продать эту информацию польским коллегам. Дело в том, что польские таможенники получали по четыре тысячи долларов премии за каждый раскрытый случай контрабанды и с радостью покупали информацию о контрабанде у белорусов, оценивая ее в тысячу баксов. Обоюдовыгодное, так сказать, международное сотрудничество в действии.
   – Нет, вряд ли. Просто у нас есть кое-какие подозрения насчет конечного пункта назначения. – Востряков постарался замять дело, рассеяв подозрения таможенника. Вряд ли было нужно втягивать в это дело официальные органы.
   – Ну, смотрите... А, и еще. Вы ребята вроде хорошие, поэтому лучше я вас предупрежу, – таможенник помялся немного, как будто пытаясь вспомнить что-то важное, и, получив еще двадцатку, "вспомнил": эти фуры сопровождала легковушка. Черная "БМВ-318", последняя модель.
   Номера, извините, в темноте не разглядел. Но в том, что она сопровождала груз, не сомневаюсь.
   Она исчезла, как только машины пересекли границу.
   – Спасибо. – Банда и Востряков встревоженно переглянулись: подтверждались все их предположения. – А вы случайно не подскажете, куда обычно направляются машины, желающие проехать на Прагу? По какой дороге в Польше лучше податься?
   – Направление одно – Варшава, Лодзь, Вроцлав. А там, через хребет, и Прага. Там увидите, всюду указатели, так что проблем у вас не должно возникнуть.
   – Ну спасибо.
   – Желаю удачи.

* * *

   Алина вздрогнула и испуганно оглянулась на Хабиба, когда на этот раз без предварительного сигнала машина остановилась. Видно, миновав границу бывшего СССР, бандиты потеряли всякий страх.
   Кто-то снаружи загремел замками их фуры, затем прозвучала резкая команда по-арабски, и Хабиб, подскочив, снова ловко нацепил девушке наручники и подтолкнул ее к выходу.
   В темноте разглядеть что-либо Алина не смогла.
   Где они находились, она не понимала. Хабиб подвел ее к "БМВ" и, втолкнув на заднее сиденье, закрыл за ней дверцу.
   Ее бородатые охранники еще побеседовали несколько минут, стоя у "БМВ", а затем распрощались, разойдясь по машинам.
   Рядом с ней снова уселся Хабиб, а на переднем сиденье устроился тот мрачный араб, которого вся банда почитала за начальника. За руль забрался араб, немного говоривший по-русски, и Алина почему-то обрадовалась: ей до смерти надоело находиться в неведении.
   – Здравствуйте! Куда мы сейчас поедем?
   – Звонить твоему папочке.
   – Зачем?
   – Не твое дело, женщина. Сиди и молчи, пока жива...

* * *

   Увидев очередь частников и туристических автобусов, выстроившихся к КПП "Варшавский мост", Банда заметно заскучал и занервничал.
   Хвост ее, теряясь в темноте и изредка обозначая себя тусклым светом фар, вытянулся не меньше, чем на километр.
   – Ни черта себе! И сколько же нам здесь стоять придется? – Банда скорее выражал удивление и разочарование, чем желал добиться от друга конкретного ответа, но Востряков, прикинув, тут же вынес резюме бывалого путешественника:
   – Если будем стоять, как все, то примерно сутки. А если будем понятливыми и не очень строптивыми...
   – Сутки?! – Банда даже не дослушал товарища, пораженный названным временем. – Да арабы за пять часов так потеряются, что мы их никогда не найдем! А ты говоришь – сутки!.. Черт, и ничего нельзя придумать?
   – Ну ты же, Банда, не дослушал. А я говорил, что если мы будем понятливыми, в Польше окажемся через полчаса.
   – Это как?
   – А ты смотри внимательнее, – и Олежка указал на какие-то тени, бродившие вдоль очереди.
   Сначала Банда не обратил на них особого внимания, считая, что это уставшие за долгую дорогу водители и пассажиры прогуливаются по шоссе, с радостью разминая затекшие ноги. Наверное, были среди людей, бродивших вдоль очереди, и такие, но в основном эти ночные тени занимались совсем другим. Они двигались от машины к машине, заговаривая с каждым водителем, и их целенаправленное движение несомненно указывало на неслучайный характер их присутствия здесь, на – приграничной дороге.
   Были здесь и торговцы сигаретами и водкой. Были "официанты", предлагавшие кастрюльку горячей картошки и кусок сала. Были сутенеры, готовые подсунуть за копейки повидавшую виды молодую девицу. И была здесь еще одна категория "работающих" – молодых, сильных, коротко остриженных, чем-то неуловимо похожих друг на друга. Ну, копия тех ребят, с которыми поработал когда-то в Москве Банда в "фирме" незабвенного Виктора Алексеевича.
   Один из этих ребят, заметив подрулившую крутую тачку Банды, направился к ним. Когда он подошел поближе, Востряков, сидевший за рулем, опустил боковое стекло.
   – Привет, ребята!
   – Привет, – переговоры как более опытный в таких делах повел Олег, и Банда молчал, не встревая и лишь внимательно прислушиваясь к их разговору.
   – В Польшу?
   – Туда.
   – Очередь большая.
   – Да. Но бывает и похуже.
   – Конечно. Неделю назад на три километра растянулась, автобусов десятка два понаехало, вот погранцы и запарились... Тогда по трое суток своей очереди ждали.
   – А сегодня?
   – Сутки примерно... Но это ж, как в жизни: кто-то стоит в очереди, а для кого-то с черного хода дверь открыта.
   – Это понятно, – Востряков подмигнул Банде дескать, клюнула рыбка, слушай внимательнее. – Вот только где этот черный ход отыскать-то? А то у нас времени мало.
   – Найти поможем. Но дело денег стоит, – Сколько?
   – Сотня. До инспектора. Инспектору еще две.
   – Без вопросов.
   – Давай.
   – Держи, – и Олег, открыв портмоне, протянул стриженому парню стодолларовую бумажку.
   – Ждите здесь, – с этими словами парень скрылся в темноте, метнувшись куда-то вдоль очереди.
   – Олег, ты что, сбрендил?! У тебя что, баксы лишние? – Банда не находил слов, чтобы передать свое изумление таким опрометчивым, как ему казалось, поступком друга. – Да он же с этими долларами никогда в жизни не вернется!
   – Пять процентов за то, что не вернется. Но девяносто пять. Банда, что через тридцать минут мы будем на той стороне Буга.
   – А что такое Буг?
   – Река местная, пограничная. Темный ты все же, старлей, как я погляжу! – засмеялся Востряков, незлобиво подкалывая Сашку.
   – Иди ты! Небось, сколько раз эту границу пересекал.
   – Поэтому и говорю, что у нас очень большие шансы опередить всю эту очередь.
   – Ну посмотрим... Кстати, а у меня в паспорте визы на въезд в Польшу нет, я смотрел.
   – У меня тоже. Ну и что?
   – Так как же мы...
   – Банда, ты про ваучеры когда-нибудь слыхал?
   – Издеваешься, что ли! Только при чем тут "чубайсики" и въезд в соседнюю страну?
   – Чего? – растерялся Востряков. – Что за "чубайсики"?
   – Ну, чеки приватизационные.
   – А, господи! – Олег искренне рассмеялся. – Это у вас, в Москве, ваучеры чубайсовские. А у нас другие. Ваучер – такой документ, типа пропуска в страну, понимаешь? Его ты официально покупаешь в ряд стран, платишь баксами – и вперед. Никто тебе слова не скажет.
   – Серьезно?
   – Вполне. А ты что, не слышал про такое?
   – Нет, не доводилось.
   – Я же говорю – темный ты человек! – снова рассмеялся Олег, но теперь его шутка уже задела Банду:
   – Иди ты в самом деле! Откуда я мог знать все эти ваши премудрости? Что я, за рубеж ездил, что ли?
   – Банда, да не обижайся ты в самом деле... А вот, кстати, и наш благодетель.
   И действительно, к их машине снова спешил тот самый парень, получивший от Вострякова сотню долларов.
   – Все нормально, ребята, – бросил он в форточку, подбегая к их машине. – Давайте еще две сотни, для инспектора.
   – Тебе? А почему не самому таможеннику? – совсем не в дугу влез Банда, подозрительно присматриваясь к этому парню. – Почему в конце концов мы тебе должны верить?
   – Потому что у вас другого выбора нет, – спокойно ответил парень, ничуть, казалось, не смутившись. – Ты что, думаешь, у тебя таможенник прямо на посту бабки возьмет? Чтоб его потом какой-нибудь ОБЭП повязал?
   – Что за ОБЭП?
   – Отдел по борьбе с организованной преступностью. У нас теперь так бывшую ОБХСС зовут... Или эти, президентские контролеры, мать их за ногу...
   – Банда, ну что ты в самом деле? – попытался и Востряков образумить друга.
   – А я этому инспектору бабки после смены, в городе отдам. Неужели так трудно допетрить?
   – Ладно, не обижайся, – Банда уже извлек из кармана две сотни и протянул парню, спеша исправить свою ошибку. – Это ж я не со зла. Просто я ваших порядков местных не знаю. Держи!
   – О'кей... А теперь выруливайте из очереди и потихоньку за мной поезжайте.
   Вот когда Банде пришлось убедиться, что парни не зря ели свой хлеб. Их путь к заветному пункту досмотра был обеспечен, как говорится, на все сто: стриженые ребята буквально вручную расчищали путь их машине, расталкивая и распугивая особо прытких очередников, не желавших пропускать денежных нахалов вперед. В другое время Банда бы, наверное, сгорел со стыда или давно бы уже сам бросился наводить порядок в очереди, восстанавливая справедливость. Но сегодня он не мог поступить иначе. Он должен был как можно быстрее пересечь польскую границу, а потому, скрепя сердце, с каменным лицом восседал рядом с Востряковым, который вел машину, стараясь не смотреть на осыпавших их проклятиями несчастных очередников.
   – Ну, Банда, молись, чтоб наши "пушки" не засветили! – почему-то чуть слышно прошептал ему Востряков, въезжая на площадку досмотра, и только теперь до Банды как-то вдруг дошло, чем они рисковали, отправляясь через границу с оружием.
   Но в этот день им все-таки, наверное, везло. Таможенник, бегло осмотрев их скудный груз, состоявший из нескольких стеклянных банок домашних консервов и двух-трех пачек сигарет, удивился про себя, ради чего эти ребята заплатили две сотни долларов, но виду не подал, подписывая декларацию о вывозе каждым из них суммы в пятьсот долларов, и перепоручил их пограничнику, который быстро проверил документы. Польская сторона заставила оплатить страховку автомобиля, и – пожалуйста! – шлагбаум поднят, Республика Польша открыта для них...

II

   Банда и Олег сидели на открытой веранде маленького придорожного кафе, расположенного на въезде в красивый старинный городок Трутнов, раскинувшийся в долине за Седетскими горами, и, поминутно поглядывая на дорогу, за обе щеки уплетали что-то совершенно немыслимое, что в этом заведении носило название "свиное колено".
   Представьте себе огромный, невообразимых размеров кусок свинины, с трудом умещающийся на вашей тарелке, с аппетитной прожаренной корочкой и костью, торчащей из него, с овощным салатом и картофелем фри в качестве гарнира – и вы поймете, что такое "свиное колено". И представьте себе к тому же, что вы почти сутки провели за рулем, стараясь разобраться в дорогах чужого государства и ехать как можно быстрее, но не превышая установленной скорости, и при всем при том не держа во рту даже маковой росинки, – и вы поймете, какой кайф ловили ребята, жадно поглощая это великолепное блюдо и запивая его, забыв обо всех гаишниках на свете, отличным чешским пивом.
   И наконец, что их безмерно и приятно удивило, – вежливая официантка осталась вполне довольна десятью долларами, которыми они оплатили этот великолепный обед на двоих.
   Настроение у ребят улучшилось.
   Буквально час назад, пересекая границу Польши и Чехии, они обогнали на КПП конвой из трех грузовиков, на тентах которых крупно было начертано – "Чехавтотранс". Они вели эти машины от самой Лодзи и успели хорошо рассмотреть чернобородых водителей явно не славянских кровей.
   Теперь друзья были точно уверены, что это именно те самые грузовики, которые им были нужны. И в одной из этих фур ехала Алина.
   Теперь оставалась только самая малость: достать из тайников оружие и, выбрав удачный момент, освободить девушку.
   Ребята не сомневались в успехе.
   – Ну что, Банда, может, пришло время позвонить ее отцу? – вдруг спросил Востряков, и Сашка удивился: ведь он думал о том же.
   – Да, я думаю, надо позвонить. Ведь уже двое суток, как я уехал из Москвы. И четыре дня, как выкрали Алину...

* * *

   Три звонка в кабинете Большакова прозвучали один за другим.
   Сначала телефон заверещал длинными нетерпеливыми трелями. Так он звонит только по междугородней связи. Владимир Александрович, не отходивший от телефона все эти дни, нетерпеливо схватил трубку:
   – Алло! Я слушаю!
   – Это Москва? – донеслось до Большакова сквозь треск телефонных линий.
   – Да, да, Москва! Кто это?
   – Владимир Александрович?
   – Я. Кто звонит?
   – Ваши деловые партнеры, – и Большаков сразу узнал этот проклятый акцент. Ошибки быть не могло – звонили похитители его девочки.
   – Что с Алиной? Где вы?
   – Мы уже далеко. Как насчет нашего предложения?
   – Господи, я на все согласен! Я поеду, куда скажете и когда скажете. Только отпустите мою дочь!
   – Владимир Александрович, а вам Не кажется, что было слишком опрометчиво с вашей стороны подключать к нашим переговорам Федеральную службу безопасности?
   – Я им ничего не сказал! Они знают только о том, что у меня украли дочь. Больше я им ничего не говорил!
   – Но они прослушивают ваши телефоны и следят за вашим подъездом.
   – Вы ошибаетесь!
   – Нет. Исчез наш человек, который понес для вас пакет.
   – Клянусь, ФСБ тут ни при чем! То есть здесь ни при чем. Алло! Вы слышите меня?
   – Хорошо слышу, можете так не кричать. Вы нарушили наш договор, и теперь мы считаем себя свободными от всяких обязательств по отношению к вам. В ваших услугах наша сторона более не нуждается. Можете и дальше работать в своем очень закрытом институте в Химках.
   – Подождите, а моя дочь?
   – Какая дочь?
   – Та, что вы похитили.
   – Ах, эта девушка!.. Вы ее вряд ли когда-нибудь увидите. Она уже слишком далеко. Вы все испортили. Можете взять пистолет и застрелиться, генерал...
   – Что?
   – Папа, не слушай! Со мной все будет... – ворвался вдруг откуда-то голос Алины, но тут же оборвался, так же внезапно, как и появился.
   – Алло, Алинушка! Что с тобой? Где ты?
   Но трубка была уже мертва, отзываясь на все его крики лишь безжалостными и безжизненными короткими гудками...

* * *

   Исфахалла звонил из маленького придорожного венгерского мотеля, прямо из комнаты, где они собрались, и Алина хорошо слышала каждое его слово. Иногда через неплотно прижатый к уху араба микрофон до нее даже долетал далекий голос отца.
   Предложение Исфахаллы застрелиться моментально высвободило всю ту ярость, которая копилась все эти дни у нее в душе. Они везли ее в своем "БМВ" теперь куда-то на юг, совсем не в Чехию.
   Они проехали уже Словакию, почти всю Венгрию и специально сняли эту комнатушку в пригороде Дебрецена, чтобы позвонить ее отцу.
   Теперь уж она не ждала от них ничего хорошего. Не надеялась на освобождение или на спасение. Она, по существу, смирилась со своей участью. Но этот подлый звонок, специально сделанный, чтобы побольнее ранить отца, окончательно взбесил ее.
   И как только Исфахалла провякал про то, что Владимиру Александровичу пришло время застрелиться, Алина кошкой метнулась к проклятому иранцу, одним ловким ударом ребром ладони по шее свалила его с ног, вырвав телефонную трубку, и закричала:
   – Папа, не слушай! Со мной все будет хорошо...
   Но договорить не успела – подскочивший Хабиб так сильно ударил ее в лицо, что девушка, еще не успев упасть, тут же потеряла сознание, заливаясь кровью из в очередной раз разбитого носа...

* * *

   Не прошло и трех минут, как телефон снова взорвался длинными трелями междугороднего звонка.
   – Алло! – подскочил к аппарату Владимир Александрович. – Алина, это ты?
   – Нет, это Александр. Бондарович, телохранитель Алины, помните?
   – Ах, да, Саша, конечно.
   – Что, у вас есть новости?
   – Только что звонили эти бандиты, и на секунду трубку удалось схватить дочери.
   – Что они сказали?
   – Что я могу застрелиться. Что Алина далеко и больше никогда ко мне не вернется.
   – Подонки!
   – А ты откуда, Саша?
   – Из Чехии, из Праги. Пансионат "У святого духа".