Страница:
– Проходи, проходи.
Настя ступила в темную прихожую и застыла.
– Ну что же ты? – послышалось над ее головой.
– Свет, пожалуйста, зажгите, я ничего не вижу.
– Зачем свет?
– Без света страшно.
– Ну ладно, если тебе страшно, то так и быть, зажгу.
Щелкнул выключатель, вспыхнула лампа под плафоном. Настя огляделась – Снимай куртку, проходи в комнату. Синеглазов повесил свое пальто на плечики и прошел в гостиную. Настя сидела на диване, оглядываясь по сторонам и улыбалась, хотя лицо было немного напряжено. Но взгляд был безмятежный.
Послышалась возня, затем недовольный голос:
– Кто там?
– Это я. Открывай, – негромко ответил Глеб. Сиротка подошел к двери и вытащил ножку от стула, закрепленную в ручке.
– Заходите, гости, – сказал он, пропуская Глеба. Работал калорифер, на полу была разложена еда и стояла водка.
– Ты что, пьешь?
– А что мне еще делать?
– Как успехи? – поинтересовался Глеб, присаживаясь на поломанный стул.
Целый день проторчал во дворе.
– И что высмотрел?
– Как что? Я все узнал.
– Вот это молодец. Где он живет?
– На третьем этаже, – Сиротка назвал номер квартиры. – Если бы не его машина, он, возможно, и не вышел бы сегодня из квартиры. А так его тачка загородила проезд фуре с мебелью. Мужики начали сигналить и ругаться.
– «КамАЗ» с мебелью?
– Да. А ты откуда знаешь?
– Я был во дворе.
– Видел его?
– Нет, не видел, и машины его не видел.
– Так он отогнал ее на площадку.
– На площадке машины тоже не было.
– Может, уехал куда…
– Ладно, сейчас перекусим и пойдем.
– Куда пойдем? Уже поздно.
– Пойдем посмотрим, что там делается.
– Не хочу я никуда идти. Здесь хорошо, тепло, есть еда, есть водка. Что еще надо?
Сиротка потянулся к бутылке, но Глеб остановил его.
– Не надо пить.
– А чего ты мне приказываешь? Хочу – пью, хочу – сплю. Что хочу, то и делаю.
– Не надо, я тебя прошу, – негромко произнес Глеб. Но Сиротка услышал в его голосе нотки металла и отдернул руку.
– Лучше поешь.
– Я уже нажрался, – Сиротка похлопал себя по животу.
Через четверть часа Глеб Сиверов и бродяга по кличке Сиротка вышли из дома и направились в сторону проспекта Мира.
– А что мы с ним будем делать? – едва поспевая за быстро идущим Глебом, спрашивал бродяга.
– Возьмем его, ты побудешь внизу, а я поднимусь наверх.
– А как ты зайдешь в квартиру?
– Открою, – спокойно сказал Глеб.
– Ничего себе, ты даешь. А если не откроешь?
– Нет таких замков, которые не открываются, – улыбнулся Глеб.
Но Сиротка не видел его улыбку. Он видел лишь широкую спину и крепкую шею.
«Странный человек. Хлопот с ним не оберешься. Сидели бы себе в тепле, пили бы водку и было бы все хорошо. А то бежим куда-то на ночь глядя ловить какого-то маньяка. К черту все это! Может, развернуться и смыться?»
Сиротка остановился. Глеб обернулся.
– Пошли, пошли. Не надо бояться. Все будет хорошо.
– Хорошо, хорошо… Менты как заберут, тогда узнаешь, что такое хорошо.
– Никто нас не заберет, не бойся, ты со мной.
Сиротка вспомнил, как Глеб расправился с тремя хулиганами и вновь проникся доверием к своему случайному приятелю.
Вскоре они вошли во двор, Глеб нашел окна квартиры Синеглазова. Там горел свет. Автомобиль стоял на площадке. Глеб подошел к машине и заглянул в салон. На переднем сиденье лежал школьный ранец. Сердце Глеба дрогнуло.
«Неужели он кого-то убил? И уже поздно?!.»
– Стой здесь, – сказал он Сиротке, кладя руку ему на плечо.
Сиротка, сам не зная почему, вдруг ответил:
– Слушаюсь, – и вытянулся по стойке «смирно».
Глеб про себя улыбнулся.
Он сунул руку в сумку и нащупал в кармашке универсальную отмычку, которая выручала его не раз. Она была изготовлена умельцами на зоне и досталась ему в качестве подарка за одну услугу. Подарил ему отмычку Соловьев, и Глеб был благодарен за это другу.
Он быстро взбежал на третий этаж и затих перед дверью.
Отмычка мягко вошла в замок, Глеб прислушался. В квартире громко играла музыка – Патрисия Каас распевала песни на немецком языке. Глеба слегка передернуло, он еще раз повернул отмычку и тихо открыл дверь.
В ванной комнате происходила какая-то возня. Глеб переступил порог, прижался к стене держа армейский кольт.
– Ну, быстрее, быстрее, – послышался мужской голос, а потом детский плач. – Я кому сказал?
– Ах ты, сука! – прошептал Глеб и ворвался в ванную.
Синеглазов повернулся и увидел направленный прямо ему в лицо ствол пистолета.
– Стоять! – прошептал Глеб. – Одно движение, и я продырявлю твою башку.
Понял, паскуда?!
Настя Левицкая была привязана кожаным ремнем к трубе. Из ее широко открытых глаз по щекам текли слезы.
Глеб нанес Синеглазову резкий удар. Тот качнулся и опустился на колени, затем упал на пол. Глеб бросился к девочке, которая билась в истерике.
Он развязал ремень и перенес девочку в комнату, уложил на диван. На полу валялись раскрытые папки с фотографиями, с которых смотрели детские лица, искаженные страхом. Глеб взглянул на фотографии, и его кулаки сжались, он почувствовал, что задыхается от бешенства.
– Ах ты, подонок! Зверюга! Так ты их мучал, а потом еще и фотографировал. Мразь!
Глеб присел перед диваном и стал приводить в чувство Настю.
– Успокойся, успокойся, родная! Ничего не бойся. Все будет хорошо.
– Мне страшно, страшно! – шептала девочка. – Меня ждет папа, мама. Ждут меня!
Ее голос дрожал, срывался, она захлебывалась в рыданиях, руки мелко тряслись.
Глеб схватил плед и укутал девочку.
– Успокойся, успокойся!
В ванной тяжело приподнялся Синеглазов. Он потряс головой, с разбитого лба текла кровь. Он зарычал как зверь и на четвереньках пополз в кухню.
Глеб не слышал, как скрипнула дверь. Вооружившись огромным ножом, Синеглазов поднялся на ноги, прижал ладонь к окровавленному лицу и, крадучись, направился в гостиную. Он слышал мужской голос и, выглянув, увидел мужчину, склонившегося на девочкой.
С диким ревом Григорий Синеглазов бросился на Глеба, но тот успел швырнуть ему под ноги журнальный столик и резко отклонился в сторону.
Синеглазов рухнул на столик. Глеб вскочил на ноги. Синеглазов с огромным кухонным ножом тоже поднялся.
– Брось нож! – прошептал Глеб, понимая, что его приказ не будет выполнен. – Брось, я тебе сказал, сволочь!
Григорий Синеглазов водил лезвием ножа из стороны в сторону.
– Зарежу, зарежу, – шептал он.
Глеб понял, что перед ним довольно серьезный соперник. Но он не боялся ножа. Он был настолько потрясен увиденным, что готов был растерзать Синеглазова сейчас, тут же, не дожидаясь справедливого суда.
– Положи нож и сядь на пол.
– Не сяду, – шептал Синеглазов, медленно приближаясь к Глебу.
Вдруг он резко бросился вперед, целясь ножом Глебу в грудь. Сиверов увернулся, но перехватить руку не успел. Синеглазов остановился.
– Зарежу! Зарежу, – он поднял нож над собой.
– Ну! Попробуй, зарежь, – Глеб опустил руки, пошире расставил ноги.
Синеглазов медлил. Девочка, забившись в угол дивана, дрожала, от ужаса она даже потеряла голос.
Один из мужчин был в крови, тот, который ее подвез, но и второй тоже был страшен.
– Ну же, – сказал Глеб, – нападай.
Синеглазой с рычанием бросился во второй раз. Лезвие ножа прошло буквально в сантиметре от груди Глеба. На этот раз он успел перехватить руку, резко, с хрустом вывернул ее и нанес Синеглазову сокрушительный удар коленом в солнечное сплетение.
Синеглазов захрипел и повалился на пол. Глеб еще раз ударил его ногой, затем навалился сверху и начал связывать ему руки носовым платком.
Настя громко закричала.
– Сейчас, сейчас, не бойся. Успокойся, маленькая, успокойся. Тебе больше ничего не угрожает.
Синеглазов хрипел, извивался, пачкал кровью ковер. Глеб подтащил его к радиатору, сбегал в ванную, взял кожаный ремень и привязал Синеглазова к трубе.
– Вот теперь ты не вырвешься, гнусный маньяк.
– Это не правда! Не правда! – закричал Синеглазов.
– Что не правда? А это что такое? – Глеб принялся доставать из папок фотографии и совать их в лицо Синеглазову. – Это твоих рук дело! Ублюдок! Моя бы воля, я бы тебе прямо сейчас отрезал яйца, но ты нужен живым. Тебя будут судить.
– Я больной! Больной! – закричал Синеглазов. – Мне ничего не будет, ничего.
– Ах, не будет!
Глеб подскочил и ногой ударил Синеглазова, тот завыл, из носа потекла кровь.
– Говоришь, не будет?.. Да тебе вышка, ублюдок! Но перед тем на зоне тебя изнасилуют так, как тебе и не снилось!
– Ничего, ничего мне не будет!..
Синеглазов на минуту умолк, потом хрипло зашептал:
– Послушай, отпусти меня. Отпусти! У меня есть деньги, я тебе дам много денег. Очень много денег.
– Откупиться хочешь, скотина?! Да тебе никаких денег не хватит, чтобы я тебя отпустил. Таких, как ты, надо держать на цепи, надо живьем закапывать в землю!
Голова Насти Левицкой запрокинулась: она потеряла сознание. Глеб увидел это и бросился к девочке, стал , хлопать ее по щекам. Но Настя не приходила в себя. – Скотина, до чего ребенка довел! Если бы не я, ты бы ее уже, наверное, убил.
– Послушай, я дам тебе много денег, отдам машину, квартиру, только отпусти меня.
– Заткнись, сволочь! – Глеб вскочил и снова пнул Синеглазова.
Затем бросился в ванную искать нашатырь. Он нашел флакон, смочил полотенце и поднес к лицу Насти. Та вздрогнула, вдохнув пары нашатыря, и открыла глаза.
– Домой, домой хочу. Отпустите меня домой, – пролепетала она.
– Сейчас пойдешь домой, только подожди немного.
Глеб схватил телефон, набрал номер милиции.
– Алло, алло, милиция! Немедленно выезжайте… – Глеб продиктовал адрес.
– А что случилось?
– Увидите.
– Кто говорит?
– Говорит Слепой.
– Какой к черту Слепой?
– Немедленно выезжайте. Здесь тот, кого вы ищете.
– Кто?
– Маньяк.
– Бросьте шутить и назовите свою фамилию.
– Моя фамилия вам ничего не скажет.
– Но все же, – настаивал милиционер.
– Немедленно выезжайте, – Глеб повторил адрес, – здесь маленькая девочка, ей плохо. Выезжайте вместе со «скорой помощью».
Глеб повесил трубку и взглянул на часы. Через пять минут они будут здесь. Он подошел к Синеглазову, который смотрел на него, как затравленный зверь.
– Ну вот, твоя песенка спета. А ты думал, что тебя никогда не поймают, что ты такой умный и хитрый. Ты зверь, ты гнусное животное! Сейчас с тобой разберутся, только без меня. А это тебе на прощание, – Глеб ударил Синеглазова рукояткой пистолета по голове.
Синеглазов уронил голову на грудь. Глеб проверил, надежно ли завязан ремень, разбросал по полу фотографии и покинул квартиру.
Внизу его ждал Сиротка.
– Ну что? – спросил бродяга.
– Пошли в сторонку, сейчас здесь будет очень шумно.
– А что такое?
– Я вызвал милицию.
Сиротка вздрогнул.
– Ты что, сошел с ума? Они же нас сейчас повяжут.
– Никто нас не повяжет, – скороговоркой ответил Глеб. – Пошли.
Сиротку не надо было уговаривать. Ему, конечно же, не хотелось встречаться с милицией, и он быстро Засеменил вслед за Глебом. Они подошли к подъезду дома напротив и опустились на лавочку.
Не прошло и минуты, как с воем сирены и включенной мигалкой к подъезду дома подъехал один милицейский «уазик», а за ним – второй, а еще через полминуты с сиреной во двор въехала машина «скорой помощи».
Глеб и Сиротка видели, как из машины выскакивают милиционеры, на ходу выхватывая пистолеты.
– Сейчас они его возьмут.
Когда милиция поднялась наверх и вошла в квартиру, Григорий Синеглазов уже пришел в себя. Он смотрел мутным взглядом на людей в милицейской форме.
Настя Левицкая вжалась в угол дивана и плакала. На полу валялись фотографии. То, что увидели милиционеры, произвело на них неизгладимое впечатление.
– Что он с тобой сделал? – спросил лейтенант у Насти.
– Он привязал меня в ванной.
– Кто он?
– Не знаю, не знаю, – всхлипывала девочка.
– Как твоя фамилия? Как тебя зовут?
– Настя Левицкая.
– Где ты живешь?
Настя, путаясь, назвала адрес.
– Что ты здесь делала?
Врач отстранил милиционера и принялся осматривать девочку. Она понемногу успокаивалась.
Через десять минут Синеглазова в наручниках вывели из дома. У подъезда собралось много людей.
– Ну вот, все и закончено, – сказал Глеб, вставая. – Пошли, мы здесь лишние.
Приятели покинули двор.
Подходя к своему кварталу, Глеб увидел телефон-автомат и остановился.
– Я сейчас кое-кому позвоню, – бросил он, набрал номер и, услышав в трубке женский голос, попросил:
– Полковника Студийского.
– Кто его спрашивает?
– Слепой.
– Соединяю.
Через несколько секунд после трех щелчков из трубки послышался спокойный голос полковника Студинского:
– Это ты?
– Да. Слушай, я только что задержал маньяка, того, за которого ты меня выдавал. Следующим будешь ты.
– Теперь послушай ты, – отчетливо произнося каждую букву, произнес Студинский, – нам надо встретиться и поговорить.
– Мне не о чем с тобой говорить.
– Мне нужны документы.
– Я знаю, что они тебе очень нужны и ты готов отдать за них все на свете. Но ты их никогда не получишь.
– А что ты с ними собираешься делать?
– Не беспокойся, я найду им применение, – Глеб повесил трубку.
Потом он набрал номер телевидения и сообщил о том, что маньяк, которого долго и безуспешно разыскивали, задержан и сейчас находится в семнадцатом отделении милиции. Так что если господа журналисты желают поговорить с ним и взять первое интервью, то пусть поспешат.
Вместе с журналистами в милицию приехал и полковник Студинский. Его интересовало лишь то, как сейчас выглядит Слепой, и он смог получить его описание от Григория Синеглазова.
Студинский созвонился с генералом Кречетовым и сообщил, что Слепой, которого они безуспешно пытаются отыскать, скрывается под видом бомжа. Были отданы распоряжения, и милиция, а также московский ОМОН подняты на ноги.
А Глеб Сиверов со своим приятелем Сироткой уже отдыхали в брошеном доме. Они выпили водки и хорошенько закусили. Глеб, прислонившись к стене, задремал. Его сон был чуткий, он слышал все, что происходит вокруг, реагировал на каждый звук. И в это же время видел удивительный сон.
…Ему снился сад с цветущими деревьями. На деревья налетал ветер, ветви шуршали, трепетали, и на землю сыпались бледно-розовые лепестки. Сад был огромный, бесконечный. Глеб видел себя мальчиком лет двенадцати. Он брел по высокой траве, которая почему-то была голубой, а ему на лицо, на плечи, на раскрытые ладони падали и падали розовые лепестки. Он смотрел на небо, видел качающиеся деревья и быстро летящие облака.
Потом появилась женщина в розовом, развевающемся на ветру платье. По прическе, по движениям Глеб узнал свою мать. Он побежал за женщиной, а та, словно подхваченная ветром, заскользила над голубой травой, исчезая за цветущими деревьями. Лепестки закружились, словно бешеная вьюга.
– Мама, мама! – громко закричал Глеб. – Подожди меня! Не бросай!
Но женщина растворялась в бледно-розовой метели.
– Погоди, погоди, я хочу тебе сказать…
Губы мальчика что-то шептали. Женщина остановилась и повернула голову.
Глеб увидел огромные глаза, серые, такие же, как у него.
– Мамочка, стой! Куда ты?
Женщина взмахнула рукой, и ветер стих. Ветви деревьев застыли, даже облака остановились.
– Ты должен остаться, а я уйду, Глеб, – сказала женщина и исчезла.
Мальчик побежал по высокой траве…
– Но это же сон, – сам себе сказал Глеб и открыл глаза.
Над ним, склонившись, стоял бродяга с глазами, полными слез.
– Ты что? Чего ты кричишь?
– Я кричу? – сбрасывая оцепенение, переспросил Глеб.
– Да, ты звал маму.
– Мне снился сон.
– Ой, не верю снам, – махнул рукой Сиротка, – обычно такое приснится…
– Вот мне вчера снились менты, они меня били, мучили, в общем, я чуть не сдох. – Сиротка взял кусок колбасы и принялся жевать. – Может, тебе чаю сготовить?
– Не хочу, – Глеб поднялся на ноги, прошелся по комнате, потом вновь сел и закрыл глаза.
Он принялся размышлять над тем, что ему еще следует сделать и как поступить с документами.
Тем более что генерал Кречетов в последнем телефонном разговоре сказал, что больше ошибок Студийского терпеть не намерен. Правда, он говорил такое и раньше, но теперь Студинский понимал – дело зашло слишком далеко, приняло слишком уж серьезный оборот. Он знал, что Слепой никогда не простит ему смерти журналиста Геннадия Демидова, как не простит и многого другого.
Студинский созвал своих подчиненных, дал им ориентировку и сказал, что искать нужно бомжа, ведь он узнал от Синеглазова, что Слепой был в драном тряпье, и скрывается, скорее всего, в каких-нибудь подвалах или чердаках здесь, в Центре, неподалеку от проспекта Мира.
На ноги этой ночью были подняты все участковые, все патрульные милицейские группы. Ориентировка была выдана и гаишникам.
Но пока никакой новой информацией полковник Студинский не располагал.
Было схвачено несколько десятков бомжей, но Слепого среди них не оказалось.
Милиция, омоновцы и специальная группа ФСБ рыскали в районе проспекта Мира, обшаривая чердаки, заглядывая в подвалы, открывая канализационные люки. Искали везде – в заброшенных домах, в старых дровяных сараях, на новостройках, обыскивали здания, стоящие на ремонте. К этому делу даже привлекли кинологов с собаками.
Всей операцией руководил Студинский. Он сидел в черной «волге» с тонированными стеклами, на нем был бронежилет. Студинский и сам не понимал, зачем напялил на себя камуфляжную форму, скорее всего, это ему подсказало внутреннее чувство, какая-то животная интуиция, которая присуща также и военным. Ведь люди в военной форме никогда не станут с рвением выполнять приказа человека в штатском, даже если тот облечен высоким воинским званием.
Студинский это прекрасно понимал.
В машине, на заднем сиденье которой сидели еще два фээсбэшника в камуфляже, постоянно работала рация, велись переговоры. Студинский все прослушивал, пытаясь по крохам выловить нужную ему информацию. Наконец, он услышал то, что его заинтересовало. Говорил один из участковых, пожилой капитан.
– Здесь в одном из дворов, – капитан назвал адрес, – есть заброшенный дом. Как-то дня два назад там видели бомжа в темном длинном пальто.
«Это он», – подсказало внутреннее чутье Студийскому, и он схватил микрофон рации.
– Прекратить поиски повсюду, кроме квадрата триста сорок девять.
Стяните все силы, имеющиеся в наличии, к дому, поставленному на ремонт.
Действуйте осторожно. Я выезжаю и буду лично руководить операцией. Руководители групп! Ждите меня. Ничего не предпринимать! Следите, чтобы никто до моего появления из этого дома не выскользнул. Перекройте все пути для отступлениям Держите под прицелом все выходы. Преступник, которого мы собираемся задержать, очень опасен и вооружен, так что будьте бдительны и внимательны. Если упустите – спущу семь шкур. Погнали! – Студинский бросил микрофон рации и толкнул в плечо задремавшего водителя.
Тот встрепенулся.
– А? Что?
– Вперед, вперед, Вася.
Вася посмотрел на полковника.
– Я же сказал, вперед!
Черная «волга» и «уазик» ГАИ с включенными мигалками помчались по ночному проспекту Мира. Все машины, которые ехали впереди, резко принимали вправо, уступая дорогу.
Наконец, черная «волга» и «уазик» въехали во двор.
Там уже стояло два автобуса с темными стеклами. У одного из них прохаживался майор в камуфляжной форме, на груди у него висела рация, а на боку – короткий автомат Калашникова с откидным прикладом.
– Майор, ко мне! – приказал Студинский. Майор подбежал.
– Дом оцеплен.
– Хорошо. Есть признаки жизни внутри?
– В правом крыле несколько квартир заняты жильцами. Там могут быть старики и дети.
– Майор, будьте осторожны. Скандалы нам не нужны их и так хватает до чертовой матери. И не дай Бог, здесь появятся журналисты. Ненавижу этих досужих писак, они всюду норовят сунуть свой нос.
– Никого не будет, мы перекрыли все въезды во двор.
– Молодец, майор, получишь отпуск, если операция закончится успешно.
Студинский выбрался из машины и двинулся к дому. Он старался держаться под прикрытием строительных плит, разбросанных тут и там, прятался за сложенным на поддонах кирпичом. Два омоновца в черных масках следовали за ним, еще два остались у машин, они вызывали подкрепление: брать Слепого Студинский собирался только силами своих людей.
Наконец, через полчаса абсолютно бесшумно подъехал еще один автобус с темными стеклами. Из него быстро, без шума, даже не бряцая оружием, высыпало десятка два бойцов в камуфляжной форме, в касках и с противогазами в подсумках.
Студинский осмотрел прибывшее подкрепление.
«Вот это бойцы, – подумал он, – не то что городской ОМОН, который только и умеет, что гонять бродяг да расшвыривать митингующих гринписовцев или вечно недовольных пенсионеров».
Дом был оцеплен, но штурм Студинский не назначал, он все медлил, пытаясь изобрести какой-нибудь неординарный ход. Он прекрасно понимал, что так просто Слепой не сдастся, а предложить что-нибудь взамен за сохранение жизни Студинский не мог. Слепой ведь не поверит ни единому слову, которое Студинский скажет.
– Приготовиться! – приказал полковник, прижимаясь спиной к бетонным плитам.
Глеб спал очень чутко. Он проснулся, даже сам не понимая отчего. Рядом с ним на полу похрапывал Сиротка. Глеб был похож на ночного хищника.
Он подошел к окну, выглянул в щель и рассмотрел в темноте, как блеснули стекла одного из автобусов. Глеб напрягся, вглядываясь в густую, как черная вата, тьму. Вот заметил какое-то движение, но что это было, он не понял.
И тут шестым чувством, а может быть, десятым или двадцатым, которым всегда наделен профессионал такого класса, как он, Глеб догадался: дом, в котором он с Сироткой прячется, окружен и это дело рук полковника Студийского.
Глеб не стал раздумывать над тем, каким образом Студинский смог его выследить и как удалось омоновцам и спецназу так близко подобраться к заброшенному, поставленному на бесконечно долгий ремонт зданию.
Он подошел к Сиротке и положил руку ему на плечо, тот вздрогнул. Глеб прижал палец к губам и прошептал:
– Тс-с-с. Вставай, нас сейчас будут брать.
Сиротка вскочил на ноги, затем словно из него выдернули стержень, снова опустился на пол.
– О Господи, только бы не стреляли.
– Думаю, что будут стрелять. Ляг на пол и лежи.
– А ты?
– Тебе они ничего не сделают. Подержат и отпустят, а вот я им нужен. И со мной они собираются поговорить серьезно.
– Э, так здесь же есть выход. Мы можем воспользоваться черным ходом.
– Мы уже ничем не можем воспользоваться, – сказал Глеб, – думаю, они сидят даже в канализационном коллекторе.
Сиротка мотал головой, словно пытался согнать оцепенение, наступившее от безысходности.
А Глеб быстро раскрыл свою сумку и уже через две минуты был одет.
Сиротка смотрел на него с изумлением. Теперь перед ним стоял не бездомный бродяга, а совсем иной человек – стройный, подтянутый, готовый к решительным и мгновенным действиям. Поблескивало оружие – Короткий автомат «узи», несколько гранат, два пистолета, большой нож и брезентовый подсумок с обоймами.
– Ну и ну! – единственное, что смог выговорить Сиротка.
– Может, и тебе дать пострелять? – шепотом спросил Глеб.
– Нет-нет, ты что! – замахал руками Сиротка и как от чумного бросился в сторону. – Да я боюсь брать оружие в руки. Ты что! Если я выстрелю, то тогда мне наверняка конец.
– Ляг на пол и лежи. Это самое верное. И не вздумай сопротивляться, когда тебя будут брать.
– А что ты будешь делать?
– А я попробую с ними разобраться.
– А сколько их? – дрожащим голосом спросил бродяга.
– Я думаю, не меньше полусотни. Во всяком случае, во дворе стоят два автобуса.
И тут послышался шум еще одного автобуса, который въезжал во двор. Это прибыло подкрепление ФСБ.
– Слушай, у нас нигде нет бензина? – спросил Глеб.
– Как это нет? Целая канистра стоит. Я украл ее у одного инвалида, он отлучился от своего «жигуленка», а я прихватил. Новенькая канистра, думал продать.
– Где бензин?
– Там, в углу, – Сиротка на четвереньках пополз в дальний угол комнаты.
Послышался шорох, стук отодвигаемых коробок и ящиков. Глеб увидел, как на оцинкованном боку канистры сверкнул блик.
– Давай-ка сюда.
Сиротка подтащил канистру.
– О, да здесь литров двадцать, как раз столько мне и надо.
Глеб приоткрыл дверь в подъезд и принялся поливать лестницу и площадку бензином. Затем вышел на черный ход и там проделал то же самое. Нестерпимо запахло бензином, но Глеб любил этот запах.
Настя ступила в темную прихожую и застыла.
– Ну что же ты? – послышалось над ее головой.
– Свет, пожалуйста, зажгите, я ничего не вижу.
– Зачем свет?
– Без света страшно.
– Ну ладно, если тебе страшно, то так и быть, зажгу.
Щелкнул выключатель, вспыхнула лампа под плафоном. Настя огляделась – Снимай куртку, проходи в комнату. Синеглазов повесил свое пальто на плечики и прошел в гостиную. Настя сидела на диване, оглядываясь по сторонам и улыбалась, хотя лицо было немного напряжено. Но взгляд был безмятежный.
* * *
Сиротка уже выпил полбутылки водки, когда Глеб Сиверов подошел к подъезду. Он остановился, огляделся, тихо открыл дверь и, мягко ступая, поднялся на третий этаж. Дверь оказалась запертой изнутри, он тихо постучал.Послышалась возня, затем недовольный голос:
– Кто там?
– Это я. Открывай, – негромко ответил Глеб. Сиротка подошел к двери и вытащил ножку от стула, закрепленную в ручке.
– Заходите, гости, – сказал он, пропуская Глеба. Работал калорифер, на полу была разложена еда и стояла водка.
– Ты что, пьешь?
– А что мне еще делать?
– Как успехи? – поинтересовался Глеб, присаживаясь на поломанный стул.
Целый день проторчал во дворе.
– И что высмотрел?
– Как что? Я все узнал.
– Вот это молодец. Где он живет?
– На третьем этаже, – Сиротка назвал номер квартиры. – Если бы не его машина, он, возможно, и не вышел бы сегодня из квартиры. А так его тачка загородила проезд фуре с мебелью. Мужики начали сигналить и ругаться.
– «КамАЗ» с мебелью?
– Да. А ты откуда знаешь?
– Я был во дворе.
– Видел его?
– Нет, не видел, и машины его не видел.
– Так он отогнал ее на площадку.
– На площадке машины тоже не было.
– Может, уехал куда…
– Ладно, сейчас перекусим и пойдем.
– Куда пойдем? Уже поздно.
– Пойдем посмотрим, что там делается.
– Не хочу я никуда идти. Здесь хорошо, тепло, есть еда, есть водка. Что еще надо?
Сиротка потянулся к бутылке, но Глеб остановил его.
– Не надо пить.
– А чего ты мне приказываешь? Хочу – пью, хочу – сплю. Что хочу, то и делаю.
– Не надо, я тебя прошу, – негромко произнес Глеб. Но Сиротка услышал в его голосе нотки металла и отдернул руку.
– Лучше поешь.
– Я уже нажрался, – Сиротка похлопал себя по животу.
Через четверть часа Глеб Сиверов и бродяга по кличке Сиротка вышли из дома и направились в сторону проспекта Мира.
– А что мы с ним будем делать? – едва поспевая за быстро идущим Глебом, спрашивал бродяга.
– Возьмем его, ты побудешь внизу, а я поднимусь наверх.
– А как ты зайдешь в квартиру?
– Открою, – спокойно сказал Глеб.
– Ничего себе, ты даешь. А если не откроешь?
– Нет таких замков, которые не открываются, – улыбнулся Глеб.
Но Сиротка не видел его улыбку. Он видел лишь широкую спину и крепкую шею.
«Странный человек. Хлопот с ним не оберешься. Сидели бы себе в тепле, пили бы водку и было бы все хорошо. А то бежим куда-то на ночь глядя ловить какого-то маньяка. К черту все это! Может, развернуться и смыться?»
Сиротка остановился. Глеб обернулся.
– Пошли, пошли. Не надо бояться. Все будет хорошо.
– Хорошо, хорошо… Менты как заберут, тогда узнаешь, что такое хорошо.
– Никто нас не заберет, не бойся, ты со мной.
Сиротка вспомнил, как Глеб расправился с тремя хулиганами и вновь проникся доверием к своему случайному приятелю.
Вскоре они вошли во двор, Глеб нашел окна квартиры Синеглазова. Там горел свет. Автомобиль стоял на площадке. Глеб подошел к машине и заглянул в салон. На переднем сиденье лежал школьный ранец. Сердце Глеба дрогнуло.
«Неужели он кого-то убил? И уже поздно?!.»
– Стой здесь, – сказал он Сиротке, кладя руку ему на плечо.
Сиротка, сам не зная почему, вдруг ответил:
– Слушаюсь, – и вытянулся по стойке «смирно».
Глеб про себя улыбнулся.
Он сунул руку в сумку и нащупал в кармашке универсальную отмычку, которая выручала его не раз. Она была изготовлена умельцами на зоне и досталась ему в качестве подарка за одну услугу. Подарил ему отмычку Соловьев, и Глеб был благодарен за это другу.
Он быстро взбежал на третий этаж и затих перед дверью.
Отмычка мягко вошла в замок, Глеб прислушался. В квартире громко играла музыка – Патрисия Каас распевала песни на немецком языке. Глеба слегка передернуло, он еще раз повернул отмычку и тихо открыл дверь.
В ванной комнате происходила какая-то возня. Глеб переступил порог, прижался к стене держа армейский кольт.
– Ну, быстрее, быстрее, – послышался мужской голос, а потом детский плач. – Я кому сказал?
– Ах ты, сука! – прошептал Глеб и ворвался в ванную.
Синеглазов повернулся и увидел направленный прямо ему в лицо ствол пистолета.
– Стоять! – прошептал Глеб. – Одно движение, и я продырявлю твою башку.
Понял, паскуда?!
Настя Левицкая была привязана кожаным ремнем к трубе. Из ее широко открытых глаз по щекам текли слезы.
Глеб нанес Синеглазову резкий удар. Тот качнулся и опустился на колени, затем упал на пол. Глеб бросился к девочке, которая билась в истерике.
Он развязал ремень и перенес девочку в комнату, уложил на диван. На полу валялись раскрытые папки с фотографиями, с которых смотрели детские лица, искаженные страхом. Глеб взглянул на фотографии, и его кулаки сжались, он почувствовал, что задыхается от бешенства.
– Ах ты, подонок! Зверюга! Так ты их мучал, а потом еще и фотографировал. Мразь!
Глеб присел перед диваном и стал приводить в чувство Настю.
– Успокойся, успокойся, родная! Ничего не бойся. Все будет хорошо.
– Мне страшно, страшно! – шептала девочка. – Меня ждет папа, мама. Ждут меня!
Ее голос дрожал, срывался, она захлебывалась в рыданиях, руки мелко тряслись.
Глеб схватил плед и укутал девочку.
– Успокойся, успокойся!
В ванной тяжело приподнялся Синеглазов. Он потряс головой, с разбитого лба текла кровь. Он зарычал как зверь и на четвереньках пополз в кухню.
Глеб не слышал, как скрипнула дверь. Вооружившись огромным ножом, Синеглазов поднялся на ноги, прижал ладонь к окровавленному лицу и, крадучись, направился в гостиную. Он слышал мужской голос и, выглянув, увидел мужчину, склонившегося на девочкой.
С диким ревом Григорий Синеглазов бросился на Глеба, но тот успел швырнуть ему под ноги журнальный столик и резко отклонился в сторону.
Синеглазов рухнул на столик. Глеб вскочил на ноги. Синеглазов с огромным кухонным ножом тоже поднялся.
– Брось нож! – прошептал Глеб, понимая, что его приказ не будет выполнен. – Брось, я тебе сказал, сволочь!
Григорий Синеглазов водил лезвием ножа из стороны в сторону.
– Зарежу, зарежу, – шептал он.
Глеб понял, что перед ним довольно серьезный соперник. Но он не боялся ножа. Он был настолько потрясен увиденным, что готов был растерзать Синеглазова сейчас, тут же, не дожидаясь справедливого суда.
– Положи нож и сядь на пол.
– Не сяду, – шептал Синеглазов, медленно приближаясь к Глебу.
Вдруг он резко бросился вперед, целясь ножом Глебу в грудь. Сиверов увернулся, но перехватить руку не успел. Синеглазов остановился.
– Зарежу! Зарежу, – он поднял нож над собой.
– Ну! Попробуй, зарежь, – Глеб опустил руки, пошире расставил ноги.
Синеглазов медлил. Девочка, забившись в угол дивана, дрожала, от ужаса она даже потеряла голос.
Один из мужчин был в крови, тот, который ее подвез, но и второй тоже был страшен.
– Ну же, – сказал Глеб, – нападай.
Синеглазой с рычанием бросился во второй раз. Лезвие ножа прошло буквально в сантиметре от груди Глеба. На этот раз он успел перехватить руку, резко, с хрустом вывернул ее и нанес Синеглазову сокрушительный удар коленом в солнечное сплетение.
Синеглазов захрипел и повалился на пол. Глеб еще раз ударил его ногой, затем навалился сверху и начал связывать ему руки носовым платком.
Настя громко закричала.
– Сейчас, сейчас, не бойся. Успокойся, маленькая, успокойся. Тебе больше ничего не угрожает.
Синеглазов хрипел, извивался, пачкал кровью ковер. Глеб подтащил его к радиатору, сбегал в ванную, взял кожаный ремень и привязал Синеглазова к трубе.
– Вот теперь ты не вырвешься, гнусный маньяк.
– Это не правда! Не правда! – закричал Синеглазов.
– Что не правда? А это что такое? – Глеб принялся доставать из папок фотографии и совать их в лицо Синеглазову. – Это твоих рук дело! Ублюдок! Моя бы воля, я бы тебе прямо сейчас отрезал яйца, но ты нужен живым. Тебя будут судить.
– Я больной! Больной! – закричал Синеглазов. – Мне ничего не будет, ничего.
– Ах, не будет!
Глеб подскочил и ногой ударил Синеглазова, тот завыл, из носа потекла кровь.
– Говоришь, не будет?.. Да тебе вышка, ублюдок! Но перед тем на зоне тебя изнасилуют так, как тебе и не снилось!
– Ничего, ничего мне не будет!..
Синеглазов на минуту умолк, потом хрипло зашептал:
– Послушай, отпусти меня. Отпусти! У меня есть деньги, я тебе дам много денег. Очень много денег.
– Откупиться хочешь, скотина?! Да тебе никаких денег не хватит, чтобы я тебя отпустил. Таких, как ты, надо держать на цепи, надо живьем закапывать в землю!
Голова Насти Левицкой запрокинулась: она потеряла сознание. Глеб увидел это и бросился к девочке, стал , хлопать ее по щекам. Но Настя не приходила в себя. – Скотина, до чего ребенка довел! Если бы не я, ты бы ее уже, наверное, убил.
– Послушай, я дам тебе много денег, отдам машину, квартиру, только отпусти меня.
– Заткнись, сволочь! – Глеб вскочил и снова пнул Синеглазова.
Затем бросился в ванную искать нашатырь. Он нашел флакон, смочил полотенце и поднес к лицу Насти. Та вздрогнула, вдохнув пары нашатыря, и открыла глаза.
– Домой, домой хочу. Отпустите меня домой, – пролепетала она.
– Сейчас пойдешь домой, только подожди немного.
Глеб схватил телефон, набрал номер милиции.
– Алло, алло, милиция! Немедленно выезжайте… – Глеб продиктовал адрес.
– А что случилось?
– Увидите.
– Кто говорит?
– Говорит Слепой.
– Какой к черту Слепой?
– Немедленно выезжайте. Здесь тот, кого вы ищете.
– Кто?
– Маньяк.
– Бросьте шутить и назовите свою фамилию.
– Моя фамилия вам ничего не скажет.
– Но все же, – настаивал милиционер.
– Немедленно выезжайте, – Глеб повторил адрес, – здесь маленькая девочка, ей плохо. Выезжайте вместе со «скорой помощью».
Глеб повесил трубку и взглянул на часы. Через пять минут они будут здесь. Он подошел к Синеглазову, который смотрел на него, как затравленный зверь.
– Ну вот, твоя песенка спета. А ты думал, что тебя никогда не поймают, что ты такой умный и хитрый. Ты зверь, ты гнусное животное! Сейчас с тобой разберутся, только без меня. А это тебе на прощание, – Глеб ударил Синеглазова рукояткой пистолета по голове.
Синеглазов уронил голову на грудь. Глеб проверил, надежно ли завязан ремень, разбросал по полу фотографии и покинул квартиру.
Внизу его ждал Сиротка.
– Ну что? – спросил бродяга.
– Пошли в сторонку, сейчас здесь будет очень шумно.
– А что такое?
– Я вызвал милицию.
Сиротка вздрогнул.
– Ты что, сошел с ума? Они же нас сейчас повяжут.
– Никто нас не повяжет, – скороговоркой ответил Глеб. – Пошли.
Сиротку не надо было уговаривать. Ему, конечно же, не хотелось встречаться с милицией, и он быстро Засеменил вслед за Глебом. Они подошли к подъезду дома напротив и опустились на лавочку.
Не прошло и минуты, как с воем сирены и включенной мигалкой к подъезду дома подъехал один милицейский «уазик», а за ним – второй, а еще через полминуты с сиреной во двор въехала машина «скорой помощи».
Глеб и Сиротка видели, как из машины выскакивают милиционеры, на ходу выхватывая пистолеты.
– Сейчас они его возьмут.
Когда милиция поднялась наверх и вошла в квартиру, Григорий Синеглазов уже пришел в себя. Он смотрел мутным взглядом на людей в милицейской форме.
Настя Левицкая вжалась в угол дивана и плакала. На полу валялись фотографии. То, что увидели милиционеры, произвело на них неизгладимое впечатление.
– Что он с тобой сделал? – спросил лейтенант у Насти.
– Он привязал меня в ванной.
– Кто он?
– Не знаю, не знаю, – всхлипывала девочка.
– Как твоя фамилия? Как тебя зовут?
– Настя Левицкая.
– Где ты живешь?
Настя, путаясь, назвала адрес.
– Что ты здесь делала?
Врач отстранил милиционера и принялся осматривать девочку. Она понемногу успокаивалась.
Через десять минут Синеглазова в наручниках вывели из дома. У подъезда собралось много людей.
– Ну вот, все и закончено, – сказал Глеб, вставая. – Пошли, мы здесь лишние.
Приятели покинули двор.
Подходя к своему кварталу, Глеб увидел телефон-автомат и остановился.
– Я сейчас кое-кому позвоню, – бросил он, набрал номер и, услышав в трубке женский голос, попросил:
– Полковника Студийского.
– Кто его спрашивает?
– Слепой.
– Соединяю.
Через несколько секунд после трех щелчков из трубки послышался спокойный голос полковника Студинского:
– Это ты?
– Да. Слушай, я только что задержал маньяка, того, за которого ты меня выдавал. Следующим будешь ты.
– Теперь послушай ты, – отчетливо произнося каждую букву, произнес Студинский, – нам надо встретиться и поговорить.
– Мне не о чем с тобой говорить.
– Мне нужны документы.
– Я знаю, что они тебе очень нужны и ты готов отдать за них все на свете. Но ты их никогда не получишь.
– А что ты с ними собираешься делать?
– Не беспокойся, я найду им применение, – Глеб повесил трубку.
Потом он набрал номер телевидения и сообщил о том, что маньяк, которого долго и безуспешно разыскивали, задержан и сейчас находится в семнадцатом отделении милиции. Так что если господа журналисты желают поговорить с ним и взять первое интервью, то пусть поспешат.
Вместе с журналистами в милицию приехал и полковник Студинский. Его интересовало лишь то, как сейчас выглядит Слепой, и он смог получить его описание от Григория Синеглазова.
Студинский созвонился с генералом Кречетовым и сообщил, что Слепой, которого они безуспешно пытаются отыскать, скрывается под видом бомжа. Были отданы распоряжения, и милиция, а также московский ОМОН подняты на ноги.
А Глеб Сиверов со своим приятелем Сироткой уже отдыхали в брошеном доме. Они выпили водки и хорошенько закусили. Глеб, прислонившись к стене, задремал. Его сон был чуткий, он слышал все, что происходит вокруг, реагировал на каждый звук. И в это же время видел удивительный сон.
…Ему снился сад с цветущими деревьями. На деревья налетал ветер, ветви шуршали, трепетали, и на землю сыпались бледно-розовые лепестки. Сад был огромный, бесконечный. Глеб видел себя мальчиком лет двенадцати. Он брел по высокой траве, которая почему-то была голубой, а ему на лицо, на плечи, на раскрытые ладони падали и падали розовые лепестки. Он смотрел на небо, видел качающиеся деревья и быстро летящие облака.
Потом появилась женщина в розовом, развевающемся на ветру платье. По прическе, по движениям Глеб узнал свою мать. Он побежал за женщиной, а та, словно подхваченная ветром, заскользила над голубой травой, исчезая за цветущими деревьями. Лепестки закружились, словно бешеная вьюга.
– Мама, мама! – громко закричал Глеб. – Подожди меня! Не бросай!
Но женщина растворялась в бледно-розовой метели.
– Погоди, погоди, я хочу тебе сказать…
Губы мальчика что-то шептали. Женщина остановилась и повернула голову.
Глеб увидел огромные глаза, серые, такие же, как у него.
– Мамочка, стой! Куда ты?
Женщина взмахнула рукой, и ветер стих. Ветви деревьев застыли, даже облака остановились.
– Ты должен остаться, а я уйду, Глеб, – сказала женщина и исчезла.
Мальчик побежал по высокой траве…
– Но это же сон, – сам себе сказал Глеб и открыл глаза.
Над ним, склонившись, стоял бродяга с глазами, полными слез.
– Ты что? Чего ты кричишь?
– Я кричу? – сбрасывая оцепенение, переспросил Глеб.
– Да, ты звал маму.
– Мне снился сон.
– Ой, не верю снам, – махнул рукой Сиротка, – обычно такое приснится…
– Вот мне вчера снились менты, они меня били, мучили, в общем, я чуть не сдох. – Сиротка взял кусок колбасы и принялся жевать. – Может, тебе чаю сготовить?
– Не хочу, – Глеб поднялся на ноги, прошелся по комнате, потом вновь сел и закрыл глаза.
Он принялся размышлять над тем, что ему еще следует сделать и как поступить с документами.
* * *
В то время, когда Глеб Сиверов и Сиротка отдыхали с чувством выполненного долга, полковник Студинский не находил себе места. Он понимал: пока Сиверов на свободе и владеет документами, покоя не обрести.Тем более что генерал Кречетов в последнем телефонном разговоре сказал, что больше ошибок Студийского терпеть не намерен. Правда, он говорил такое и раньше, но теперь Студинский понимал – дело зашло слишком далеко, приняло слишком уж серьезный оборот. Он знал, что Слепой никогда не простит ему смерти журналиста Геннадия Демидова, как не простит и многого другого.
Студинский созвал своих подчиненных, дал им ориентировку и сказал, что искать нужно бомжа, ведь он узнал от Синеглазова, что Слепой был в драном тряпье, и скрывается, скорее всего, в каких-нибудь подвалах или чердаках здесь, в Центре, неподалеку от проспекта Мира.
На ноги этой ночью были подняты все участковые, все патрульные милицейские группы. Ориентировка была выдана и гаишникам.
Но пока никакой новой информацией полковник Студинский не располагал.
Было схвачено несколько десятков бомжей, но Слепого среди них не оказалось.
Милиция, омоновцы и специальная группа ФСБ рыскали в районе проспекта Мира, обшаривая чердаки, заглядывая в подвалы, открывая канализационные люки. Искали везде – в заброшенных домах, в старых дровяных сараях, на новостройках, обыскивали здания, стоящие на ремонте. К этому делу даже привлекли кинологов с собаками.
Всей операцией руководил Студинский. Он сидел в черной «волге» с тонированными стеклами, на нем был бронежилет. Студинский и сам не понимал, зачем напялил на себя камуфляжную форму, скорее всего, это ему подсказало внутреннее чувство, какая-то животная интуиция, которая присуща также и военным. Ведь люди в военной форме никогда не станут с рвением выполнять приказа человека в штатском, даже если тот облечен высоким воинским званием.
Студинский это прекрасно понимал.
В машине, на заднем сиденье которой сидели еще два фээсбэшника в камуфляже, постоянно работала рация, велись переговоры. Студинский все прослушивал, пытаясь по крохам выловить нужную ему информацию. Наконец, он услышал то, что его заинтересовало. Говорил один из участковых, пожилой капитан.
– Здесь в одном из дворов, – капитан назвал адрес, – есть заброшенный дом. Как-то дня два назад там видели бомжа в темном длинном пальто.
«Это он», – подсказало внутреннее чутье Студийскому, и он схватил микрофон рации.
– Прекратить поиски повсюду, кроме квадрата триста сорок девять.
Стяните все силы, имеющиеся в наличии, к дому, поставленному на ремонт.
Действуйте осторожно. Я выезжаю и буду лично руководить операцией. Руководители групп! Ждите меня. Ничего не предпринимать! Следите, чтобы никто до моего появления из этого дома не выскользнул. Перекройте все пути для отступлениям Держите под прицелом все выходы. Преступник, которого мы собираемся задержать, очень опасен и вооружен, так что будьте бдительны и внимательны. Если упустите – спущу семь шкур. Погнали! – Студинский бросил микрофон рации и толкнул в плечо задремавшего водителя.
Тот встрепенулся.
– А? Что?
– Вперед, вперед, Вася.
Вася посмотрел на полковника.
– Я же сказал, вперед!
Черная «волга» и «уазик» ГАИ с включенными мигалками помчались по ночному проспекту Мира. Все машины, которые ехали впереди, резко принимали вправо, уступая дорогу.
Наконец, черная «волга» и «уазик» въехали во двор.
Там уже стояло два автобуса с темными стеклами. У одного из них прохаживался майор в камуфляжной форме, на груди у него висела рация, а на боку – короткий автомат Калашникова с откидным прикладом.
– Майор, ко мне! – приказал Студинский. Майор подбежал.
– Дом оцеплен.
– Хорошо. Есть признаки жизни внутри?
– В правом крыле несколько квартир заняты жильцами. Там могут быть старики и дети.
– Майор, будьте осторожны. Скандалы нам не нужны их и так хватает до чертовой матери. И не дай Бог, здесь появятся журналисты. Ненавижу этих досужих писак, они всюду норовят сунуть свой нос.
– Никого не будет, мы перекрыли все въезды во двор.
– Молодец, майор, получишь отпуск, если операция закончится успешно.
Студинский выбрался из машины и двинулся к дому. Он старался держаться под прикрытием строительных плит, разбросанных тут и там, прятался за сложенным на поддонах кирпичом. Два омоновца в черных масках следовали за ним, еще два остались у машин, они вызывали подкрепление: брать Слепого Студинский собирался только силами своих людей.
Наконец, через полчаса абсолютно бесшумно подъехал еще один автобус с темными стеклами. Из него быстро, без шума, даже не бряцая оружием, высыпало десятка два бойцов в камуфляжной форме, в касках и с противогазами в подсумках.
Студинский осмотрел прибывшее подкрепление.
«Вот это бойцы, – подумал он, – не то что городской ОМОН, который только и умеет, что гонять бродяг да расшвыривать митингующих гринписовцев или вечно недовольных пенсионеров».
Дом был оцеплен, но штурм Студинский не назначал, он все медлил, пытаясь изобрести какой-нибудь неординарный ход. Он прекрасно понимал, что так просто Слепой не сдастся, а предложить что-нибудь взамен за сохранение жизни Студинский не мог. Слепой ведь не поверит ни единому слову, которое Студинский скажет.
– Приготовиться! – приказал полковник, прижимаясь спиной к бетонным плитам.
Глеб спал очень чутко. Он проснулся, даже сам не понимая отчего. Рядом с ним на полу похрапывал Сиротка. Глеб был похож на ночного хищника.
Он подошел к окну, выглянул в щель и рассмотрел в темноте, как блеснули стекла одного из автобусов. Глеб напрягся, вглядываясь в густую, как черная вата, тьму. Вот заметил какое-то движение, но что это было, он не понял.
И тут шестым чувством, а может быть, десятым или двадцатым, которым всегда наделен профессионал такого класса, как он, Глеб догадался: дом, в котором он с Сироткой прячется, окружен и это дело рук полковника Студийского.
Глеб не стал раздумывать над тем, каким образом Студинский смог его выследить и как удалось омоновцам и спецназу так близко подобраться к заброшенному, поставленному на бесконечно долгий ремонт зданию.
Он подошел к Сиротке и положил руку ему на плечо, тот вздрогнул. Глеб прижал палец к губам и прошептал:
– Тс-с-с. Вставай, нас сейчас будут брать.
Сиротка вскочил на ноги, затем словно из него выдернули стержень, снова опустился на пол.
– О Господи, только бы не стреляли.
– Думаю, что будут стрелять. Ляг на пол и лежи.
– А ты?
– Тебе они ничего не сделают. Подержат и отпустят, а вот я им нужен. И со мной они собираются поговорить серьезно.
– Э, так здесь же есть выход. Мы можем воспользоваться черным ходом.
– Мы уже ничем не можем воспользоваться, – сказал Глеб, – думаю, они сидят даже в канализационном коллекторе.
Сиротка мотал головой, словно пытался согнать оцепенение, наступившее от безысходности.
А Глеб быстро раскрыл свою сумку и уже через две минуты был одет.
Сиротка смотрел на него с изумлением. Теперь перед ним стоял не бездомный бродяга, а совсем иной человек – стройный, подтянутый, готовый к решительным и мгновенным действиям. Поблескивало оружие – Короткий автомат «узи», несколько гранат, два пистолета, большой нож и брезентовый подсумок с обоймами.
– Ну и ну! – единственное, что смог выговорить Сиротка.
– Может, и тебе дать пострелять? – шепотом спросил Глеб.
– Нет-нет, ты что! – замахал руками Сиротка и как от чумного бросился в сторону. – Да я боюсь брать оружие в руки. Ты что! Если я выстрелю, то тогда мне наверняка конец.
– Ляг на пол и лежи. Это самое верное. И не вздумай сопротивляться, когда тебя будут брать.
– А что ты будешь делать?
– А я попробую с ними разобраться.
– А сколько их? – дрожащим голосом спросил бродяга.
– Я думаю, не меньше полусотни. Во всяком случае, во дворе стоят два автобуса.
И тут послышался шум еще одного автобуса, который въезжал во двор. Это прибыло подкрепление ФСБ.
– Слушай, у нас нигде нет бензина? – спросил Глеб.
– Как это нет? Целая канистра стоит. Я украл ее у одного инвалида, он отлучился от своего «жигуленка», а я прихватил. Новенькая канистра, думал продать.
– Где бензин?
– Там, в углу, – Сиротка на четвереньках пополз в дальний угол комнаты.
Послышался шорох, стук отодвигаемых коробок и ящиков. Глеб увидел, как на оцинкованном боку канистры сверкнул блик.
– Давай-ка сюда.
Сиротка подтащил канистру.
– О, да здесь литров двадцать, как раз столько мне и надо.
Глеб приоткрыл дверь в подъезд и принялся поливать лестницу и площадку бензином. Затем вышел на черный ход и там проделал то же самое. Нестерпимо запахло бензином, но Глеб любил этот запах.