Вотрин Валерий. Последняя чаша гнева

   Чойс пожал плечами.
   — Ну там заклинания разные, заговоры, вольты, пантакли?
   Чойс усмехнулся.
   — Ты поторопился, закончив так быстро свои уроки. Скажи хотя бы, что такое вольт.
   — Вольт, — объяснил Фонсека, — это восковая фигурка того лица, которое подлежит порче. Внутри нее — обрезки волос, ногти, зубы этого человека. Делается это для того, чтобы установить раппорт — соотношение — между фигуркой и лицом, которое затем подвергнется действию чар.
   — Многого же ты здесь нахватался, — сказал Чойс.
   — Я проводник, — пожал плечами Лоу. — А, кроме того, я профессионал и горжусь этим. Вот поэтому за те 12 лет, что я вожу караваны, я потерял всего 14 человек. 14 человек, понял? Вдумайся, ибо это очень мало.
   — А вдруг их скоро станет 18? — горестно задумался Лоу.
   — Проклятый пессимист! — осудил его Фонсека.
   Через некоторое время они были уже в дороге. Лощина осталась далеко позади.
   — Вон за теми высокими холмами, — показывал палец Фонсеки, — лежит мааконд Бустридрейм.
   — Там живет друг? — спросил Лоу.
   — Там живет Скриквик. На этом участке пути его мааконд — единственное место, где мы можем нормально переночевать.
   — А что такое мааконд?
   — В Лиге мааконды называют просто замками.
   Уже начинало темнеть, и постепенное сравнивание окружающего светлого воздуха с абсолютно черным небом производило жуткое впечатление. Вокруг тянулась голая, безжизненная равнина, лишь невдалеке били из-под земли смрадной водой несколько небольших гейзеров. Не было ни души, ни одного живого существа.
   — Да здесь нет никого, — прокричал Чойс сквозь топот копыт.
   — Настоящая жизнь здесь начинается ночью, — ухмыльнулся Фонсека. — И мне не очень-то хочется наблюдать все ее многообразие.
   Дорога начала подниматься в гору. Впереди лежала гряда тех самых высоких холмов, о которых говорил Фонсека. Их склоны были покрыты выветрившимися каменными изваяниями.
   Фонсека понукнул свою лошадь и, повернувшись к остальным, крикнул:
   — За этими холмами — Бустридрейм. Я уже чую прекрасный запах мяса, которое поджарил для нас Скриквик.
   Но когда они поднялись на вершину, никакого замка в лежащей внизу долине не оказалось. Она вся была покрыта низкими белыми меловыми холмами.
   Они разочарованно осматривались. Фонсека в ярости выругался.
   — Белые женщины! — Он заскрежетал зубами. — Проклятье! Говорил я Скриквику — не подпускай их под стены замка. Но он был слишком добр.
   — Белые женщины? — переспросил Лоу. — Но я не вижу никаких женщин.
   Фонсека уже погрузился в глубокую задумчивость.
   — Что же, — пробормотал он, — если нет никакого ночлега, можно переночевать и у них. — Как бы откликаясь на слова Лоу, он сказал: — Белые женщины — это зловредные феи, которые завлекают путников в свои жилища-холмы и держат их там до самой смерти. Если взойти на такой холм, можно поседеть от криков несчастных узников фей. — Он начал копаться в своих седельных сумках. — Я, как знал, взял вот это, — и он кинул каждому по изогнутому мечу с витым эфесом. — Видите, их острия серебряные, так что ими можно убить любую нечисть. А теперь держите вот это. — Он вручил всем по одному белому перу. Это перья белого петуха. При виде такого петуха или его перьев нечистая сила рассеивается… Ну, а теперь вперед, и не гнушайтесь приглашением фей. Спать где-то надо, а лучшего ночлега не сыскать.
   Они спустились со склона и медленно поехали по вьющейся меж низких холмов дороге. Так ехали недолго. Внезапно впереди заметили четыре белые фигуры.
   — Во-во. — Улыбка Фонсеки была лучезарной. — У них-то я и спрошу, где друг Скриквик.
   Фигуры приблизились, и оказалось, что это женщины в белых ниспадающих одеяниях. Женщина, шедшая впереди, схватила под уздцы лошадь Чойса. Как он успел заметить, женщина была очень красива.
   — Не нужен ли вам ночлег, путники? — спросила она мелодичным голосом. — Наступила тьма, а впереди ни одного жилища, лишь ужасы бродят в ночи.
   — Мы как раз искали ночлег, — ответил Чойс.
   Женщина отпустила коня.
   — Тогда следуйте за нами, — и она пошла по почти незаметной тропинке, уводившей вглубь холмов. Остальные женщины последовали за ней. Последняя обернулась, и Чойс увидел темные смеющиеся глаза. Сзади послышалось довольное хмыканье Лоу.
   — Вот бы обрадовался наш друг Некий. Ибо я клянусь, что этой ночью мы вдоволь повеселимся.
   — Положите перья за пазуху, — приказал Фонсека, — но мечей не вынимайте. Еще не время. Даю под заклад мою дырявую голову, что мааконд превратился в эти белесые холмики при помощи колдовства.
   — Сюда, — позвали женщины и скрылись за одним из холмов. Там оказалась большая пещера. Ее своды были столь высоки, что всадник мог без труда въехать вовнутрь, не нагибая головы. К ним приблизилась та же самая женщина.
   — Вы можете оставить ваших коней здесь, — произнесла она приветливо. — С ними ничего не случится.
   Все спешились и, пригнувшись, через темный низкий коридор прошли в большой полусумрачный зал, посередине которого стоял длинный накрытый стол. На нем рядами горели высокие шестисвечники.
   — Хоть бы семь свечей поставили, ведьмы, — проворчал Лоу, обозревая открывшуюся картину.
   — На то они и ведьмы, — резонно отвечал Фонсека.
   В дверях появилась их проводница.
   — Присаживайтесь, путники. Дорога была трудной, судя по вашим запыленным одеждам.
   Стол был украшен такими яствами, каких они не пробовали с начала своего пути. Изысканно приготовленные мясо и рыба, нежный, истекающий слезой сыр, ломтики редкостных фруктов и овощей и, конечно, выстроившиеся в ряд, покрытые толстым слоем пыли бутыли старых вин.
   Когда был утолен первый голод, женщина хлопнула в ладоши, и из дверей появились остальные прекрасные обитательницы пещеры.
   — Да их тоже четверо, — толкнул локтем Чойса Лоу.
   — Сначала удовольствие, — раздумчиво ковырял в зубах Шамиссо, — а вот что потом? Неизвестно…
   Сидящий рядом с Чойсом Фонсека наклонился к нему.
   — Не пей много этого вина. Оно слишком крепко для людей.
   Фея, первой встретившая их, села рядом с Чойсом. Она была прелестна: голубые с поволокой глаза, золотистые волосы, белая кожа, нежная-нежная, как весенняя трава на лугу.
   — Меня зовут Брунгильда, — произнесла она.
   Чойс поймал предупреждающий взгляд Фонсеки, и что-то вдруг подсказало ему, что нельзя говорить свое настоящее имя. Это была интуиция, потому что Чойс был совершенным профаном в магии имен.
   — А меня зовут Гунтер, — улыбнулся он. — Чем мы не пара?
   Брунгильда засмеялась над таким удачным совпадением. От близости прекрасной женщины и от вина, которое действительно оказалось слишком крепким, огоньки свечей раздробились перед взором Чойса. Он забыл о предупреждении Фонсеки. Он помнил только несметные кубки, которые подносила ему Брунгильда, и как его друзей уводили из пиршественного зала прекрасные феи, и как он тоже шел куда-то за Брунгильдой, и как она вдруг повернулась к нему совершенно нагая, и как ее прохладные губы оказались возле его лица. А еще он помнил великолепный запах свежескошенного сена, запах, который он никогда не слышал в ВОА, мрачной и запущенной стране мирового зла.
   Проснулся он не в величественном зале и не на пуховом ложе. Его окружали влажные, заплесневелые, покрытые белесыми потеками стены из крупных необтесанных камней. Подле себя он увидел Лоу и Шамиссо, храпящих в глубоком сне. Один Фонсека в мрачном раздумье стоял возле стены, ковыряя ее носком сапога. Увидев, что Чойс проснулся, он произнес со злобой:
   — Им все же удалось затянуть нас в темницу. Проклятые садистки!
   — Не понимаю, где мы? — Даже здесь, в обволакивающей их полутьме, у Чойса резало глаза, а голова раскалывалась от сильной боли.
   — Перепил, — укоризненно сказал Фонсека. — Я же говорил — никогда не пей много вина фей.
   Он нагнулся, и раздалось бульканье. У губ Чойса оказался деревянный стаканчик. Пахнуло водкой.
   — Уф! — Чойс резко отвернулся.
   — Выпей, — приказал Фонсека. — Иначе так и останешься валяться здесь на каменных тюфяках.
   И впрямь, под ним не было ничего, кроме влажного каменного пола. Чойс трудно сглотнул и, подавив отвращение, залпом выпил.
   — Мерзкая сволочь, — продолжал ругаться Фонсека, пиная стену. — Даже дверь застили своим колдовством. Придеться ждать их, чтобы выбраться отсюда.
   — Они отняли у нас мечи, — слабо произнес Чойс. Ему стало лучше.
   — Да. Но перо-то хоть осталось?
   Чойс полез за пазуху. Да, перо было там.
   — Ну и отлично. Обойдемся им. Нужно узнать, где Скриквик.
   — Дался тебе этот Скриквик, — раздался сонный голос. Лоу проснулся и теперь сидел на каменном полу. — А что я вам расскажу… Мне прошлой ночью такая штучка попалась, Фредегондой звать.
   — Тебе даже вино не впрок, — укорил его Фонсека.
   — А мы что, в темнице? — заинтересовался Лоу.
   — Нет, в веселом квартале Фарнабеля, — съязвил Фонсека.
   В это время проснулся Шамиссо. Он открыл глаза и произнес:
   — Я так и знал. Мы в темнице.
   — Он, знаете ли, соображает и в похмелье, — сообщил всем Лоу.
   — Голова болит, — четко произнес Шамиссо. — Дайте выпить чего-нибудь.
   Ему дали, и он пришел в более веселое расположение духа.
   — Надо ждать, — сказал он.
   Так прошло около двух часов.
   — Уверен, что здесь сидит, кроме нас, еще человек сто, — проговорил Фонсека, когда молчание стало просто невыносимым. — Именно столько жило в Бустридрейме, когда его захватили эти белые изуверки.
   — Наверное, они думают, что их вино действует как наркотик, — предположил Чойс, — и, хлебнув его, мы подпадем под их власть.
   — Это случилось бы с каким-нибудь безмозглым идиотом из Лиги, — вдруг вспылил Фонсека. — Не на таких напали!
   — Точно, — подхватил Лоу. — Мы еще дадим им жару! — Он погрозил кулаком стене, и в ней появилась дверь. На образовавшихся сами собой ступенях стояла Брунгильда. Но это была не та Брунгильда, которая так ласково и приветливо встретила их вчера. Теперь это была гордая, недоступная статуя, облаченная в белые одежды.
   — Притворитесь тупыми животными, — еле успел шепнуть Фонсека.
   Ее голос был резок и властен.
   — Спешите за мной, рабы!
   Они последовали за ней, скорчив глупые физиономии, сгорбив спины и свесив руки до пола.
   — Уверенность-то какая в своем вине, а? — хихикал украдкой Лоу.
   Фея вела их по освещенным факелами переходам, и ровный шум в их ушах, сначала доносившийся издалека, превратился в отрывистое звяканье кирок о твердый камень. Они попали в каменоломни.
   Откуда-то сбоку появились еще две феи и сунули им по небольшой острой кирке.
   — Вы будете добывать для нас камни и золото, рабы, подобно гномам, — вновь раздался резкий голос Брунгильды. — Все это залегает в глубинах, и вам остается только копать.
   — Удивительно, как неузнаваемо может перемениться человек! — пробормотал Чойс, и тут его толкнули в спину. По узкой убирающейся лесенке они спустились вниз и оказались в низких сводчатых ходах. В конце каждого виднелась освещенная факелом напряженная спина.
   — Эй! — крикнул Фонсека. — Где тут Скриквик?
   — Скриквик? — раздался скрипучий голос прямо перед ними. — А кому это он нужен?
   — Фонсеке нужен.
   — Скриквик! — заорал скрипучий голос. — Иди сюда, Скриквик! Фонсека тут!
   — Фонсека? — спросил точно такой же голос откуда-то из глубин подземелий. — Что ты врешь, Ньяль! Фонсека за горами, он не смог бы попасть сюда.
   — Да нет же, Скриквик, — заорал Фонсека. — Я здесь. Иди сюда. Надо поговорить.
   Раздался шорох шагов, и внезапно рядом с ними оказался возбужденного вида старикашка в зеленом шелковом колпаке. Старикашка и Фонсека обнялись.
   — А я уж думал, конец мне, — взрыднул старикашка.
   — Сейчас не время для слез, Скриквик, — оборвал его Фонсека. — Это мои друзья. Это Чойс, это Лоу, а это Шамиссо. Так это правда, что твой мааконд превратился в обиталище фей?
   — Правда, — снова захлюпал носом Скриквик. — Они заставляют гнуть мою старую спину, чтобы добывать сокровища.
   — Вижу. Сколько здесь фей?
   — Не знаю. Наверное, штук двадцать.
   — Собирай людей. Всех размечем к дьяволовой матери!
   — А как? — спросил Скриквик. — Они вредные, очень, знаешь ли, Фонсека, вредные они, феи эти.
   — А так, Скриквик, — отвечал Фонсека. — Вот, знаешь ли, Скриквик, так.
   Через некоторое время к откосу, с которого их спускали в подземелье, подошли Фонсека, Чойс и Шамиссо.
   — Эй! — заорал Чойс. — Где тут по нужде-то у вас?
   Наверху появилась фигура феи. Но это была не Брунгильда. Ее лицо было настоящей маской отвращения.
   — Прочь, презренные рабы! Ваше дело — копать.
   — Хорошо, а опорожняться прямо где работаешь? — наивно спросил Чойс.
   — Жалкие смертные! — прошипела фея. — Всю свою жизнь вы проводите в нечистоте, так почему сейчас должно быть сделано исключение?
   Но лестницу все же спустила. Первым начал подниматься Фонсека. Пока поднимались, фея ворчала:
   — Но имейте в виду, что вам все равно не выйти отсюда. Наша магия крепка.
   В это время над краем появилась голова Фонсеки.
   — Понюхай-ка вот этого, — и он сунул фее под нос петушиное перо. Фея тут же с хлопком исчезла.
   — Действует, — констатировал Фонсека и пронзительно свистнул. И сразу же снизу донесся оглушительный шум: это валила огромная толпа пленников фей, которую вели Лоу и Скриквик.
   Появилось еще две феи, но магическое действие белых перьев повлияло и на них: они исчезли без следа.
   — Вперед! — доносился снизу рев Лоу. — Тпот их забодай!
   Лестница скрипела под тяжестью тел.
   Когда на обрыве стало тесно, Чойс скомандовал:
   — А теперь устроим-ка охоту на ведьм!
   Оказалось, что Фонсека был буквально набит перьями, как подушка.
   — А просто человек я запасливый, — объяснял он, раздавая импровизированное оружие.
   И истребление белых женщин началось. По всем пещерам раздавались победные вопли. Когда какой-то безвестный бродяга обнаружил в дальней пещере Брунгильду и ткнул ее пером, вместе с ней рассеялись и чары. И тогда все с изумлением обнаружили, что стены вокруг них, ранее источавшие запах гнили, превратились в несокрушимые каменные стены мааконда Бустридрейм.
   Появился растроганный Скриквик. На его ноздреватом носу висела капля. В руках он держал их мечи.
   — Даже не знаю, чем отблагодарить вас. Мы тут насобирали камешки кой-какие…
   — Нет, нет, — отказался за всех Чойс. — Мы очень спешим, благородный Скриквик. Мы идем уничтожать Вольфганга.
   — О! — удивился Скриквик. — А то бы остались, попировали…
   — На обратном пути, старина, — хлопнул по его плечу Фонсека, — мы вылакаем все твои запасы.
   — Идет, — и Скриквик тоже хлопнул Фонсеку по плечу с неожиданной силой. — Но, — и его глаза вдруг округлились, — я слышал, что Вольфганг завтра отправляется в путь. С ним будут его друзья.
   Чойс выпрямился.
   — Жди нас с победой, Скриквик.
   — Мы все надеемся на это, — молитвенно сложил руки старик.

19

   Мозолистый от лошадиных поводьев палец Фонсеки постучал по карте.
   — Порадовать вас ничем не могу. Впереди Долина дэвов, и только за ней мааконд Вольфганга Стодрейм.
   — Ни одной безопасной остановки? — поинтересовался Чойс.
   — Только одна. Недалеко мааконд Ингедрейм. Там живет Иллувеллир Хранитель.
   — О нем мне говорил Энунд, — сказал Чойс.
   — Во всяком случае, должен был сказать, — согласился Фонсека.
   — У него хранится одна вещь, которую мы должны забрать.
   — В том-то и дело, — вздохнул Фонсека. — Иллувеллир из гномов, а они редко отдают то, что им принадлежит.
   — Нам отдаст. Тем более без этой штуки дальше нам пути нет.
   — Мы должны обогнать Вольфганга? — спросил Шамиссо.
   — Да. Ведь, по словам Скриквика, завтра он уже покидает Стодрейм. Нам надо быть на Берлихуте раньше него и Ползущей Горы достигнуть тоже первыми.
   — Это сложно.
   — Сложно, но можно.
   — А какую вещь мы должны забрать?
   — Светлый Подсвечник Шин, — сказал Чойс.
   Лицо Фонсеки вытянулось.
   — Ты хоть знаешь, что это такое? — спросил он.
   — Знаю, — ответил Чойс.
   Мааконд Ингедрейм своими размерами походил на замок Фафт, но был более мощным и укрепленным. Его стены были в два раза выше стен замков Лиги, а за одним зубцом могло укрыться сразу пять человек. Здесь был и ров, и мост на толстых, в шею лошади, цепях, чувствовалось, что все это не для праздного украшательства, и непрошенные гости часто наведываются сюда.
   Иллувеллир встретил их в замковом холле. Одну из стен здесь занимал каменный барельеф, изображающий огромного косматого дэва, павшего на колени перед маленьким человечком, который держал в руках некий непонятный предмет, издали похожий на трезубец. Сам Иллувеллир был небольшой старичок с длинной пегой бородой, одетый в бурый кафтан с разрезами. Именно такими Чойс и представлял себе гномов.
   — Это мой предок Эйлейв Турий Рог, — сказал Иллувеллир, указывая на барельеф.
   — Я знаю, — вставил Фонсека.
   — А я не тебе говорю, — казалось, обиженно огрызнулся Иллувеллир. — Вы пришли сюда за той вещью?
   Вопрос этот, никому не адресованный, повис в воздухе.
   — Да, — наконец ответил Чойс.
   Иллувеллир вздохнул.
   — Я не спрашиваю ваши имена не из-за боязни. Просто я ненавижу традиции, которые приходится соблюдать. Поэтому те древние законы, которые можно обойти, я обхожу. К тому же имена ваши мне известны. Я хочу спросить у тебя кое-что, Эдмунд. На кого я похож?
   Этот неожиданный вопрос смутил Чойса.
   — Э-э, — сказал он. — По-моему, на гнома.
   Иллувеллир недовольно поглядел на него и сделал знак следовать за ним.
   — Он не любит, когда его называют гномом, — прошептал Чойсу на ухо Фонсека. — Я его всегда этим дразню.
   Они прошли через весь холл и по винтовой лестнице долго спускались в подземелья мааконда. У маленькой сводчатой дверцы Иллувеллир остановился.
   — Здесь, — сказал он, и дверца отворилась. У дальней сырой стены на металлическом поставце виднелось нечто, покрытое темной непроницаемой тканью. Из-под нее струился зеленоватый свет. Иллувеллир остановился возле этого поставца и снова вздохнул.
   — Старый жмот, — усовестил его Фонсека. — Тебе не хочется отдавать его.
   — Не хочется. — Иллувеллир топтался на месте, сердито поглядывая на Фонсеку. — А ты мне вечно твердишь об этом, даже не обращая внимания на мое старое скверное здоровье.
   — Ты нас всех переживешь, — безжалостно отрезал Фонсека. — Давай открывай эту штуковину.
   — Идете на Вольфганга? — проворчал Иллувеллир.
   — Черт тебя побери, старый хрыч! — взорвался Фонсека. — Тамтамами, что ли, тебе вести передают?
   — Зачем мне тамтамы? — пожал плечами гном. — Просто я немножко читаю ваши мысли.
   — Немножко! — возмущался Фонсека. — Небось уже все прочитал, копаясь в наших головах!
   Иллувеллир снял с предмета ткань, и тот же зеленоватый свет наполнил маленькое помещеньице. На поставце возвышался серебряный канделябр с тремя витыми свечами. На конце каждой бился, не распространяя копоти, тот самый волшебный свет, которым было залито все помещение.
   С дрожью в голосе Иллувеллир произнес:
   — Это Светлый Подсвечник Шин. Он так же чист, как и тот первозданный огнь, из которого он появился. Поэтому он убивает всякое зло в любых его проявлениях. Сначала он принадлежал Анаелю, князю саламандр, потом перешел во владение пращуру моему Эйлейву Турьему Рогу. Бесчисленное множество поколений мой род хранит и оберегает Подсвечник Шин. Лишь борьба с самым великим злом может стать причиной того, чтобы я передал его другому, будь он человек или гном. Теперь я передаю его тебе, Эдмунд Любимец Слепцов! Не снимай покров с Подсвечника без нужды, ибо, если будут у тебя в этот момент злые мысли, он убьет тебя. Бери! Он твой. По достижении своей миссии он вновь чудесным образом возвратиться ко мне.
   — Я всегда говорил, что врага надо бить его же оружием, — провещал Фонсека, когда они поднимались по лестнице обратно наверх.
   — Ты о Подсвечнике? — спросил Чойс. Его он нес в руках.
   — Мы же в стране магии, так что эти свечки нам пригодятся.
   — Ты никогда не был поэтичным, Фонсека, — укоризненно произнес Иллувеллир, услышав последние слова.
   — Зато ты… гном!
   — Ну, знаешь!.. — обиделся Иллувеллир.

20

   Они были в пути уже час. Расстилавшуюся перед ними серую равнину вдалеке пересекала невысокая цепь черных выветрившихся скал. Когда они достигли ее, оказалось, что между этими скалами, изборожденными тонкими глубокими трещинами, есть узкий проход, издали похожий на одну такую трещину. Войдя в проход, они оказались в Долине дэвов.
   Более мрачного места Чойс никогда не видел. Стиснутая между озером кипящей серы и скалами, изрытыми многочисленными пещерами, долина поражала взгляд мрачным, диким ландшафтом и тем неуловимым духом зла, который, казалось, постоянно висел в воздухе ВОА и которым это место было пропитано до самых корней черных, изъеденных испарениями скал. Угловатые, щебнистые камни скрежетали, отлетая из-под копыт лошадей.
   — Мерзкое место, — с отвращением сплюнул Лоу.
   — Одно из самых опасных на всем пути, — кивнул Фонсека. — Держи наготове Подсвечник, Чойс!
   — А без столкновения никак нельзя? — кротко осведомился Лоу.
   — Никак. Они уже учуяли наш запах.
   — Кто? Великаны?
   — Дэвы.
   — А какая между ними разница?
   — Большая. Дэвы по сути своей злые духи, а великаны — просто заколдованные люди, выросшие до невероятных размеров.
   Лоу поежился.
   — И много их здесь?
   — Достаточно.
   И в это время Лоу посмотрел наверх и сказал замороженным голосом:
   — Наверное, вот это и есть дэв.
   Они тоже посмотрели наверх. И замерли.
   Над их головами, на скалистом уступе рядом с громадным черным зевом пещеры возвышался дэв. К огромному человекообразному туловищу, поросшему диким, спутанным волосом, была приставлена массивная голова вепря с торчащими клыками в руку длиной. Но выражение лютой злобы на этой звериной морде придавало ей осмысленный, почти человечий вид. Остановившимся взглядом дэв рассматривал их с высоты своей пещеры.
   Из сковывающего оцепенения их вывел невыразительный голос Шамиссо.
   — Ну-ну. — Он оценивающе обозрел возвышающегося над ними демона. — Эта штука мне знакома. Обычный зооморфный тип, каких я видел десятками на Плутоне. Правда, там они разумны.
   — Аррррр! — заревел дэв. Его рев мог заставить убежать кого угодно. Но только не Шамиссо.
   — Нет, я не вижу интеллекта в его глазах, — заключил он и со звоном вытащил из ножен меч. И тут же раздался оглушительный грохот. Дэв спрыгнул вниз и теперь стоял в добром десятке метров, нависая над ними, как скала. Его смрадное дыхание захлестнуло лошадей, и они шарахнулись назад, оказавшись между серным озером, которое заволокло их своими миазмами, и ярящимся дэвом.
   — Пора! — заорал Лоу, натягивая поводья. — Не копайся, Чойс, не то он сварит нас живьем в этой вонючей луже!
   Дэв шагнул вперед и чуть наклонился.
   Чойс спокойно, так, как они никогда ничего не делал в своей жизни, протянул руку и быстро стянул покров с Подсвечника Шин. Магический предмет вновь, второй раз за этот день, увидел свет. Одно мгновение ничего не происходило. Потом вокруг Подсвечника вдруг образовалось легкое, вьющееся облако зеленоватого огня, через секунду исчезнувшее и ярко загоревшееся на концах трех витых свечей шипящим, косматым конусом. Увидев это, демон заревел так, что на окрестных скалах произошли небольшие обвалы. А в это время конус внезапно повернулся своей вершиной к нему, разгорелся почти до невидимого свечения, и страшно ударила в дэва изогнутая зеленоватая молния.
   — Арррррр! — Этот вопль был такой силы, что скалы задрожали. Дэв окутался коптящим дымом, а когда дым рассеялся, то на месте страшного демона не было ничего, кроме оплавленной скальной поверхности. Но это было еще не все. Озеро за их спинами вздулось переливающимся пламенным пузырем и лопнуло, став похожим на внезапно застывший в воздухе гейзер из жидкого металла.
   — Огненный дэв, — определил Фонсека.
   — Подсвечник, Подсвечник-то не убирай, Чойс! — вопил Лоу. Его лошадь плясала под ним, кося безумным глазом на ожившее озеро. — Здесь еще один!
   Огненный дэв был вдруг обретшим форму пламенным протуберанцем, который беспрерывно менялся, струился уносящимися вверх языками пламени. Его глаза метали красный огонь, пасть изрыгала зеленоватый огонь, а ужасные когти из синего пламени были готовы схватить их, испепелить в прах.
   И огонь Светлого Подсвечника столкнулся с огнем дэва. Это была схватка огня первозданного с огнем нечистым, зажженным ядовитой волей. И победил в ней чистый огонь Подсвечника, а нечистый огонь дэва, его тело, погас тотчас же, растекшись вонючей струей пара.
   Выехав из страшной долины, где еще не утихли отголоски адских воплей и шипения серных струй, они устремились в том же направлении, что и прежде, на север. Горы давно остались позади, и теперь кони скакали по влажной равнине. Невдалеке колыхались бурые тростники. Черное небо начало опускаться все ниже и ниже: наступала темнота.
   Вдруг Фонсека натянул поводья и соскочил на землю. Вслед за ним спешились и остальные. Фонсека, присев на корточки, стал изучать какой-то след, отпечатавшийся на мокрой глине. Это был очень странный след: четко выдавленные три пальца с дюймовыми когтями, будто существо ходило на одних пальцах.