Вюль Стефан. Ловушка на Заркасе

Стефан Вюль
 
Ловушка на Заркасе

Глава первая

 

1

 
   Наконец-то!
   Пропустив последние экраны листвы, люди очутились перед чудовищем, тем самым, что в течение трех ночей смущало их сон, глухо кашляло в небесной тюрьме, а его дыхание краснело на северо-западе.
   Сгорбившись в глубине, на фоне пестрых лесов, вулкан закрывал своей массой весь горизонт. Это он, Сафасс-Тин! Он медленно выплевывал в облака кровь.
   Туземцы бросились на землю, закрывая лицо. Из их горла вырывалось, с хрипом монотонное и непонятное ритуальное пение.
   Двое мужчин стояли неподвижно. У их ног кудрявилась масса зелени долины; из нее то тут, то там доносились звуки - смех карликовых обезьян, чириканье птиц.
   Дарсель прервал очарование, кивнув подбородком на вулкан:
   - А пасть у него! Он сказал это с убеждением, его серьезность придавала некоторую комичность лицу, заросшему рыжим пухом, и оттопыренным ушам. Лоран скрыл усмешку в своей черной бороде и облизал губы, припудренные пыльцой.
   - Красота, мой друг. Ничего нет более прекрасного! Но Дарсель не заметил насмешки и, вытирая грязной рукой пот со лба, пробормотал:
   - Хм… я не понимаю, что заркасцы его обожествляют… он… прекрасен!
   Лоран чуть не подавился глотком из фляжки. Взрыв его смеха заставил взлететь длинноклювых птиц, тяжело рвущих воздух взмахами крыльев. В лесу кто-то запищал и удрал в шуме сломанных веток.
   - Согласен с твоими эстетическими эмоциями, дружище, но как поэт ты не стоишь и гвоздя!
   Туземцы один за другим поднимались, обмениваясь криками на своем языке, сжимая свои заячьи губы. Их дряблая кожа дрожала при малейшем жесте.
   Гигант Сафасс-Тин решил немного пошутить. После утробного урчания он тяжело выпустил пар, и горячая слизь заблестела на его боках.
   Заркасцы снова упали ничком. Дарсель покачал головой:
   - Зря они боятся. Активность Сафасс-Тина одинакова уже сто тысяч лет.
   - Ты уверен?-сыронизировал Лоран.- Наше пребывание на этой планете длится всего столетие. Я, как тебе известно, не доверяю геологическим приближениям.
   - Все-таки! Различные извержения легко датировать, хотя данные экспедиции Рэндсона нуждаются в дополнении…- Он указал пальцем на юг.- Мелкозернистый базальт на известняке миоцена.- Он указал на север.- Холми Шантага усеяны прахом крылатых рептилий плиоцена. Мы найдем там сенсационные ископаемые.- Он повернулся к западу и замер с открытым ртом. Лоран проследил за его взглядом…
   Твердая обсидиановая колонна тяжело поднималась к небу. Две другие следовали за ней, взламывая почву. Затем просвечивающие колонны стали подниматься повсюду группами, без труда поднимая по четверти холмов или небрежно снося над долиной большие группы деревьев.
   Грохот конца мира покрыл панические вопли животных, в то время как сверкающие колонны, выталкиваемые теллурическим феноменом из нутра Заркаса, появлялись на глазах со всех сторон. То одиночные, с капителями из листвы, то сформированные в портики, в нечеткие перюстили, в гигантские пропилеи, они занимали большие участки пейзажа и поднимались на невообразимую высоту.
   Растерявшиеся мужчины увидели, как расщепляются ближайшие холмы. Когда они почувствовали вибрацию, отдававшуюся в ногах, то сломя голову понеслись за туземцами, которые сбежали несколькими минутами раньше.
   Темный, подавляющей мощью Сафасс-Тин бросал в пространство величественный фейерверк…
   Они пустились в смехотворный галоп, как крысы пытаются спуститься по поднимающемуся эскалатору. На их пути появлялись террасы с кустарником, и их ноги теряли равновесие. Резкий крик Лорана перед образовавшейся трещиной, длинный прыжок Дарселя - они столкнулись в кустах, чудом удержавшись на ногах, съехали, как пьяные, по мускусной траве и врезались головами в теплый бок гусеницы-льва.
   Занятое собственными проблемами спасения, животное даже не обернулось и бежало, топча попавшихся на дороге мелких грызунов.
   Целый гектар цветов поднялся налево от них: это было последнее, что они видели: поднялось непрозрачное облако пыли. Их «спасайся-кто-может» стало удушающим серым кошмаром, они бежали вслепую, практически не чувствуя, как они падают и поднимаются…
   Лоран обнаружил, что стоит на коленях в маленьком болотце, что глаза его полны слез и пыли, а бронхи разрываются от хриплого безудержного кашля. Наконец, он кое-как отдышался, вымыл лицо в грязной воде и осмотрелся вокруг. Пыль по-прежнему падала вниз, но уже менее плотная, позолоченная лучами солнца.
   Горы позади него носили следы разрушений: вырванные с корнями деревья, обрывы недавнего происхождения. Но дальше, кроме небольшой полянки, ощетинившейся короткими обсидиановыми цилиндрами, не было больше видно нового окружения Сафасс-Тина. А у Лорана не было никакого желания вернуться и полюбопытствовать.
   В густой мускусной траве неподалеку раздался кашель. Лоран пополз туда на четвереньках и нашел своего товарища, задыхающегося и судорожно сжимающего грудь. Грязные и покрытые кровоподтеками, они минут десять сидели, успокаивая дыхание.
   Лоран почувствовал жжение на лопатке, ощупал спину и коснулся маленького, теплого и бархатистого шара. Он не мог оторвать его от рубашки и хрипло спросил:
   - Что это?
   Дарсель дал ему знак повернуться и осторожно снял карликовую обезьянку, вцепившуюся когтями в ткань. Животное, как видно, упало с дерева и теперь держалось за рубашку, как за якорь спасения. Лоран погладил пальцем шелковистую шерстку на крошечной мордочке. Животное было мертвым. Оно умерло, без сомнения, от страха. Заркасские охотники заставляли этих обезьянок
   падать с веток от разрыва сердца, просто неожиданно хлопнув в ладоши.
   Как раз когда Лоран подумал о туземцах, свистки и носовые звуки послышались с берега реки.
 

2

 
   - Эй, мсье Лоран! Эй, мсье Дарсель!
   - Это Зинн,- сказал Дарсель.- Эй, сюда, дружище! Послышался характерный и странноритмичный шелест.
   Лоран улыбнулся.
   Они ведут гусеницу.
   Дарсель встал, ощупывая руки и ноги.
   - Гусеница - самое лучшее… Я ничего не сломал, но очень охотно позволю везти себя до лагеря.
   Метрах в тридцати толстомордая голова раздвинула листву; за головой следовало цилиндрическое желтоватое тело с шестью когтистыми ногами и восемью ногами-присосками. Зинн сидел на спине животного, небрежно пропустив ногу в пряди его гривы. Он поднял руку, приветствуя землян.
   Опираясь на хвост, гусеница-лев воспользовалась этим, чтобы выпрямить тело под прямым углом, чуть не сбросив своего наездника. Она издала довольно неприятную трель, и ее морда потеряла свой львиный характер, когда пасть раскрылась, как распускающийся цветок, только вместо тычинок там была опасная и влажная коллекция ножниц.
   Ругаясь на своем языке, Зинн ткнул остроконечной палкой в ямку между глазами животного, и оно послушно опустилось на ноги.
   - Вот как? - сказал Лоран.- Ты не можешь уже ее удерживать?
   Зинн глупо рассмеялся.
   - Она очень испугалась, мсье Лоран. Она одна осталась в живых. Все остальные погибли от великого гнева Сафасса.
   - Мы и сами-то… Раненых нет?
   - Все в порядке,- сказал туземец, ставя ногу на землю, чтобы помочь двум мужчинам устроиться.
   Они взобрались в корзину, сплетенную из жесткой шерсти той же гривы, со спинкой из шнуров и ремней с помпонами - терпеливой работой горных женщин в разном для каждого племени стиле.
   Дарсель коснулся ногой грязной перевязки на груди гусеницы.
   - Она ранена?
   - Нет,-сказал Зинн,- просто у нее чесотка. Я приложил гудрон.
   Он уселся перед ними и заставил гусеницу повернуться, потянув ее руками за антенны. Они поехали в лес. И Лоран снова восхищался службой животного, которое, благодаря ногам-присоскам, перелезало через группы поваленных деревьев, переходило через овраги сильными изгибами, прорубало дорогу в занавесе из лиан тремя укусами челюстей.
   Никакая машина, изобретенная человеком, не могла бы… может быть, танк… но он шумный, неуклюжий и, во всяком случае, абсолютно нерентабельный.
   Между двумя качаниями Дарсель что-то пробормотал.
   - Что?
   - Я о колоннах расплавленного стекла в старых кратерах вулканов. Они вытолкнуты из своих базальтовых футляров, как телескопы, давлением лавы.
   - А мне, - недовольно бросил Лоран,- плевать на твою геологию. Мы не…- он прикусил язык, недоверчиво косясь на спину Зинна. Нет, весьма мало вероятно, что старина Зинн - агент Столицы, шпионящий за ними, но ему не обязательно знать, что оба землянина - опереточные геологи, и что эти горные исследования скрывают гораздо более важную цель. Магнитные отметки, коллекции камней? Простой предлог!
   Речь идет обо всем будущем Заркаса, далекого протектората Земли!
   Охваченный новой и странной страстью к геологии, электронщик Дарсель излишне часто забывал, что он здесь для битвы. И Лоран необразованный, Лоран проворный, Лоран - человек грубых ударов, не раз напоминал ему об этом.
   - Нам бы только добраться до холмов Шантаг,- сказал он,- вот что меня интересует.
   Дарсель открыл рот для ответа, но получил удар по лицу целым пучком листьев, потому что гусеница без предупреждения стала продираться сквозь заросли алепака - весьма странного названия этой растительности со скверным характером, которое фамильярно называли дерево-оплеуха.
   Полусмеясь, полузлясь, они двигались под ливнем жестоких ударов, защищая лицо руками. Все тело гусеницы резонировало от порки, которой она подвергалась с полнейшим безразличием. Она даже остановилась пощипать травы, но Зинн снова пустил ее в ход резкими ударами палки между глаз. Скоро они очутились в самой гуще такой звучной трепки, что начали считать шутку излишне продолжительной, но внезапно оказались на свободе, с гудящей головой и красными ушами.
   Лоран повернулся, чтобы обругать шлепаков, но деревья, изгнав непрошенных гостей, снова застыли в презрительном молчании и неподвижности.
   Подбодренная массажем, гусеница шагала, выгибая спину и вытягиваясь, по шести метров зараз. Она поднималась на головокружительный отвесный пик, возвышающийся над джунглями и рекой!
   - Ох ты, шлюха! - сказал Дарсель.- Останови ее, Зинн!
   - Заткнись и закрой глаза,- сказал Лоран.- Иди себе, девочка, не обращай внимания на этого хлюпика.
   Рыжий лихорадочно стал обматывать плети гривы кругом тела, подражая Лорану, которому его юмор не мешал быть осторожным.
   Гусеница достигла края пустоты и выплюнула на скалу коричневую слюну.
   Затем она опрокинулась в сторону и повисла на клейком кабеле, тянувшемся из ее горла. Они без толчков опустились к кронам деревьев, слегка поворачиваясь вокруг своей оси, как груз на резинке, пронеслись над растительным куполом, запутались в венчиках дуба-цветка и снова очутились на земле. Гусеница, щелкнув челюстями, оборвала липкий кабель. Он взлетел, как кнут, и обрушился в кустарник на половину высоты скалы.
   Лагерь был там, на красном пляже на берегу реки. Заркасцы уже выкрикивали приветствия. Запах жира карликовых обезьян поднимался к деревьям, которые в охряном вечере выглядели непонятными иероглифами.
   Лоран поднял глаза. Театральный купол над джунглями, громадное солнце Альфа, продырявленное желто-розовыми ранами.
   - Притворщик! - сказал ему Лоран и полез под тент, спасаясь от москитов.
 

3

 
   Резкий укол в основание черепа заставил Лорана застонать во сне. Он повернулся на бок. Второй укол заставил его рывком сесть на матрасе. Он ошеломленно смотрел на пустое ложе Дарселя, который встал раньше.
   Третий укол вырвал у него приглушенное ругательство. Это не москит, это вызов по радио.
   Он сделал вид, что ковыряет в зубах, и слегка повернул фальшивый клык, включив таким образом селектор, который он носил в челюстной пазухе.
   Он услышал серию цифр, взял булавку и снова стал ковырять в зубах. Контакт булавки с металлической пломбой малого коренного зуба посылал кодированный сигнал за тысячи километров: «Повторение, повторение, повторение…»
   Далекий оператор передал еще два раза серию цифр. Лоран незаметно записал их в записную книжку, прочитал записанное и снова коснулся булавкой коренного зуба:
   - Один, семь, три, два, четыре, девять, двенадцать, пять. Спасибо.
   Сигнал конца передачи, слышимый ему одному, болезненно отозвался в черепных костях.
   Он лег на живот в благодетельной тени палатки и развернул карту. Он несколько раз сверил цифры с картой и ткнул черным от тропической грязи ногтем в северную часть района, рядом с Низкими Лесами.
   Вполголоса ругаясь, он вырвал страницу из записной книжки, разжевал ее и проглотил, сложил карту и вышел из палатки, жмуря глаза от яркого послеполуденного солнца. Он потянулся, зевнул и пошел к реке, пиная по дороге вспоротые консервные банки, валяющиеся вокруг лагеря.
   Дарсель вымыл в реке свои сапоги и медленно возвращался к берегу, внимательно рассматривая в лупу овальный камешек.
   Лоран почесал растрепанную черную бороду, положил руки на бедра и крикнул:
   - Дарсель!
   Рыжий поднял голову и заторопился вперед, подкидывая камешек на ладони. Когда он подошел поближе, Лоран спросил:
   - Ты нашел там что-нибудь интересное? Дарсель насмешливо ответил, подняв брови:
   - Хо, хо! Очень любопытно, очень, очень любопытно! - и сунул Лорану под нос свою находку.
   Лоран чуть не разразился хохотом, но сказал вполголоса:
   - Брось ты это, ради Бога! Даже туземцы будут хохотать. Это же помет спокса.
   - Это камень…
   - Нет же, помет спокса содержит известь, которая твердеет от влажности. В некоторых районах его употребляют для строительства.
   - Вот как! - Дарсель бросил камешек в вонючий ил пляжа.
   - К тому же,- добавил Лоран,- после твоего провала по поводу вулканических извержений…
   - Знаю, знаю!..
   - … тебе следует обуздать свои геологические претензии… И замкнуться в электронике, умник!
   - А пока у меня нет работы по специальности, должен же я что-нибудь делать, чтобы, не умереть со скуки! Проходят недели, а мы все ждем…
   Лоран с таинственным видом положил руку на локоть Дарселя и скосил глаза вниз по течению реки. В бухточке купались два туземца, плеща в лицо себе и размахивая руками наподобие мельницы. Они громко смеялись, то есть испускали звуки, удивительно напоминающие плач младенца. Пятеро других сидели кружком в тине. Время от времени они поднимали руку или обе, склоняя свои большие головы, или колотили кулаками по земле, следуя сложным правилам их обычной игры.
   Один был исключен из игры и покинул круг. Он вышел на берег своей тяжелой походкой. По розовому цвету его кожи видно было, что он скоро начнет линять.
   Лоран обежал глазами окружающее пространство. Лес-галерея обрывался метрах в двадцати ют них. Кругом было много свободного пространства, и мужчины не боялись быть подслушанными..
   - Я получил сообщение,- сказал Лоран.
   - Уголком глаза я видел, как ты трогал свой зуб. Наконец-то.
   - Треугольник упал в Низких Лесах.
   Лицо Дарселя приняло неожиданно восхищенный вил ребенка перед елкой. Он заорал: - Юпииин!
   Семейство рогатых батрасов выскочило из тростнико вого островка и бросилось в воду. Гусеница-лев, спавшая в тени, подпрыгнула в воздух метра на три. Заркасцы повернули свои большие головы к людям и залились смехом. Один только Лоран не увидел в этом ничего смешного.
   - Идиот! - сдержанным голосом сказал он, вернулся в палатку и бросился на свой пневматический матрас. Успокоившись, сюда же пришел и Дарсель с пристыженным видом. Лоран пожал плечами:
   - Ты что, не можешь контролировать свои реакции? Нам еще придется лодырить до отъезда, иначе носильщики установят прямую связь между твоим радостным криком и нашим отъездом.
   - Ты придаешь им слишком большое значение…
   - Да? Я не удивлюсь, если между ними находится хотя бы один образованный заркасец, специально приставленный следить за нами.
   Он бросил подозрительный взгляд на туземцев, продолжавших свою игру, и потом на густые джунгли с зубчатыми драпировками лиан в десять метров высотой, и еще больше понизил голос:
   - К тому же, я не нахожу, что есть из-за чего поднимать флаги. Твои коллеги, наверное, уже послали группу в холмы Шантага. Он упал в Низких Лесах. Ошибка в шестьдесят километров.
   Смесь энтузиазма и негодования окрасила щеки Дарселя.
   - Ты отдаешь себе отчет в исключительных трудностях, которые они преодолели. Мы почти ничего не знаем о Треугольниках. Нужно быть гением, чтобы блокировать Треугольник в полете. А ты придираешься к шестидесяти километрам. Наоборот, это чудесно! Изумительно малое расстояние!
   - Я вижу только одно,- прервал его Лоран, почесывая бороду,- что аппарат, по всей вероятности, разлетается на куски на скалах холмов. А в Низких Лесах он погружается в тину болот. Как ты подойдешь к членам экипажа, если они выжили? С белым флагом?
   - Ох, ты же знаешь, какие у нас сведения! Неизвестно даже, из чего у них машины - из хромированной стали или из пирога с клубникой. Известно только, что они треугольные. Может, они живые? Может это не аппараты, а большие глупенькие ушки, способные перелетать с планеты на планету…
   - И исчезать, как мыльные пузыри, в субпространстве, как только к ним приблизятся на… сколько там?
   - На двести восемьдесят километров. Без сомнения, это соответствует круглой цифре по их системе счета…- и Дарсель сделал широкий идиотский жест: - Ох, дружище, подумай только! Это приключение с большой буквы! Они научат нас куче всяких вещей!
   - Они научат! - передразнил его Лоран.- Не забывай, что они наши враги. Во-первых, они никогда не отвечали на наши авансы за сорок лет, как мы встретили их в космосе; во-вторых, заркасское правительство не удовольствуется отказом от нашего протектората, намекая на таинственные мощные связи; в-третьих, мы знаем от наших агентов, что Треугольники высаживаются на поверхности Заркаса совершенно спокойно, с согласия заркасцев, а для землян зона полюсов запретна; в-четвертых, за восемь месяцев у нас исчезло двенадцать аппаратов с командой и оборудованием и без всякого стоящего объяснения.
   - Что ж, я только хотел сказать…
   - А ты, инженер-придурок, собираешься подойти к ним и выламываться: «Мои дорогие собратья, мы в восторге от достижений вашей техники. Я буду вам бесконечно признателен, если вы сообщите, какими математическими данными вы располагаете, чтобы по желанию исчезать в субпространстве…» Это война, дружище!
   Дарсель запустил обе руки в нечесаные волосы, как возбужденный мальчишка.
   - Все это я знаю. Но, может быть, удастся договориться с ними по доброй воле… Ну, я хотел сказать, что мы подбираемся до исключительно интересной штуки.
   Лоран жестко улыбнулся и пожал плечами.
   - Ты уверен, что мы доживем до этого момента? - он потер сапоги один об другой, чтобы отодрать комки грязи.- По доброй воле!.. Человек всегда хочет убедить себя, что в конце концов разум, доброта, справедливость, братство должны вытекать одно из другого. Даже перед лицом реальности мы подсознательно рохли. Как Треугольники могут дышать, скажем, азотом и гелием, если они дышат - так и их мораль может быть основана на прекрасной агрессивности, на добром страдании…- он перебил себя с удивлением.- Я, кажется, сошел с рельсов!
   - Я как раз это хотел сказать.
   - Возможно. Но я и сам это заметил. В этом моя сила. Слова, знаешь ли, это ноты и музыка. Красиво, но уводит в неопределенность. Я не создан для логики, у меня только интуиция. И моя интуиция говорит мне, что мне необходимо выпить глоток…
 

4

 
   К вечеру Зинн сообщил, что гусеница-лев больна. Мужчины раздвинули полукруг туземцев, державшихся от животного на почтительном расстоянии. Гусеница извивалась на земле, ее тело было наполовину покрыто красной чесоточной сыпью. Из-за ее мощных скачков к ней нельзя было подойти. От нее пахло прогорклым жиром.
   Лоран спросил, не может ли он чем-нибудь помочь.
   - Нет,- сказал Зинн.- Я думал вчера, что это зеленая чесотка, а оказывается, красная.
   - Так что?
   - При красной чесотке гудрон не помогает.
   - Она умрет?
   - Нет, если ее разрубить. Останется только голова… с передним мостом.- Довольный тем, что ему удалось ввернуть столь элегантное техническое слово, он подобрал хворостину и коснулся середины туловища гусеницы.- Третье кольцо! Рубить надо здесь.
   - А зачем нам гусеница без тела? - спросил Дарсель. Туземцы залились смехом.
   - Оно вырастет, мсье, быстро вырастет, за три дня. Привыкшие ничему не удивляться, оба землянина не шелохнулись. В конце концов, если земные черви, разрубленные пополам, могут регенерировать, то почему бы не сделать того же и заркасской гусенице? Но три дня! Учитывая местное время, это составит девяносто часов.
   - Мы не можем ждать так долго! Завтра утром мы идем пешком. Вы понесете ящики.
   - Все равно ее надо разрубить, мсье Лоран, и сжечь все дурное. С утра выходим, если вы хотите, но половину гусеницы потянем на поводке. Это куда лучше, чем целую. А через три дня у нас будет совершенно новенькая красавица.
   Обходя вокруг гусеницы, чтобы иллюстрировать свои объяснения, он прошел под большой веткой шлепка на краю леса. Находясь в очень благоприятном положении, дерево отвесило ему такую пощечину, что он отлетел метра на два. Товарищи Зинна застонали от радости. Зинн встал в ярости, и люди стали свидетелями странной сцены.
   Зинн посмотрел прямо в глаза одному из смеющихся, и тот упал, обхватив голову руками. Зинн смерил взглядом другую жертву, и она тоже упала рядом, как сбитая хлыстом. Остальные удрали к пляжу.
   Дарсель удивился.
   - Ты не знал этого? - спросил Лоран.- Это их трюк. Я уже видел подобное, но ничего не понял. Как ты это делаешь, Зинн?
   Полностью обретя свое достоинство, заркасец соблаговолил улыбнуться.
   - Я убиваю взглядом, но только немного.
   - Ты добрый. А можешь убить и совсем? Зинн покачал головой:
   - Нет! Нужны многие против одного.
   Они выбрали неподалеку два молодых сросшихся дерева, с силой развели их и согнули до земли с помощью веревок, кольев и блинных объяснений. Затем они подвели веревки под гусеницу и сообща затянули ее между деревьями. Когда животное оказалось на нужном уровне, Зинн крикнул; удар топора освободил согнутые стволы, и они зажали гусеницу поперек тела. Она извивалась, как могла. Хвост ее стучал по земле, обдирая кору с деревьев и раскидывая веером кустарник. Морда ее раскрылась, выплевывая липкую слюну. И запах гусеницы стал совершенно непереносимым.
   Лоран попросил выстрелить из карабина позади торакса, чтобы разъединить рудиментальный пучок. Методу не хватало точности, потому что гусеница затихла только после пятой пули. Она как бы уснула от изнеможения. Только задняя часть ее тела, запачканная грязью и увядшими листьями, вздрагивала, когда на нее сыпались пули.
   Туземцы целый час выбирали лианы в лесу, еще час сплетали из них опасно шершавую веревку. Встав по обе стороны гусеницы, как дровосеки, они обмотали руки тряпками и стали тянуть веревку взад и вперед мощными усилиями. Распиловка гусеницы длилась до вечера. Гигантский обрубок был заклеен глиной и свежими листьями.
   Решив не сжигать остаток тела, его откатили к реке. Оно медленно скатилось в бухту, и на него тут же набросились хищные птицы и челюсти невидимых рыб.
   В течение ночи земля дрожала дважды, но не очень сильно, заставляя только кричать обезьян. Как будто Верхняя Страна была огромным животным, возмущавшимся запахом людей, гнездящихся на его спине.
 

5

 
   На рассвете обнаружилось, что вся вчерашняя работа пошла насмарку. Глаза ампутированной гусеницы потускнели. Торакс был твердым, как ствол дерева, местами обглодан и покрыт маленькими речными крабами. Пришлось идти без транспортного средства.
   Покидая высоты, Лоран бросил взгляд сожаления на север, в направлении холмов Шантаг, которые начинались в джунглях в двух днях пути отсюда. Затем он покорно повернулся к холмам, ведущим к Нижней Стране, пытаясь что-то разглядеть за горизонтом в утреннем тумане. Он со вздохом пробормотал:
   - Шестьдесят километров! - и посмотрел на колонну носильщиков, на ящики, качающиеся над высокой травой, как флотилия лодок на море. Он поднял оружие на плечо и ускорил шаг, не обращая внимания на раковины горных ежей, хрустевшие под его ногами. Он догнал Дарселя, шевелюра которого пламенела на ветру. Тот отгонял мух, размахивая шляпой.
   Внизу, на извилистой тропинке, носильщики размеряли свой шаг свистками. Один из них вдруг остановился, положил свой груз на траву и стал чесать руку узловатыми пальцами. Он сорвал сначала лоскут, и потом всю кожу от локтя до кисти, как чулок, и бросил на землю, словно это была кожура банана. Он снова сунул в зубы костяной свисток, висевший у него на груди, поставил ящик на широкую плоскую голову и догнал остальных. Его свист включился в общий концерт. Одна его рука была тускло-розовой, а другая блестела новой коричневой кожей.
   Лоран по дороге споткнулся о брошенную кожу. Через плечо он окликнул туземца:
   - Эй!
   Туземец замедлил ход и повернул голову. Это был Зинн. Лоран крикнул:
   - Если ты будешь линять передо мной, я дам тебе пинка в зад!
   Туземец заторопился на тяжелых толстокожих ногах, складки толстой кожи мягко болтались, свисая с половины бедер, как короткие штаны, у которых оборвались бретели.
   - Не могу видеть,- продолжал Лоран.- Противно. Хоть бы они прятались, проделывая эту гнусность.