– Валька кодироваться не хочет, выглядит плохо. Ты не ругай ее, а попытайся по-хорошему поговорить. Может, тебя послушает.
   В краснолицей, распухшей и совершенно беззубой женщине Симка с трудом узнала свою маму. Слезы брызнули из глаз фонтаном.
   Сима и сама не знала, что ее больше расстроило: побег от следствия, мужа и любовника или до неузнаваемости изменившаяся мать. Скорее все сразу.
   Глядя на Симку, Танечка ударилась в рев, следом всхлипнула бабушка, за бабушкой – тетка Наина. Наревевшись до икоты, женщины утерли носы и устроили совет.
   На повестке дня стояло три вопроса:
   – работа (домохозяйки на нефтепромыслах – крайняя редкость, а уж счастливые – тем паче);
   – жилье;
   – детский сад.
   С каждым вопросом в отдельности были сложности, а в целом – ворох проблем, которые предстояло решать самим – дядька занемог и вернулся на историческую родину.
   Места в детском саду были расписаны на несколько лет вперед – без взятки нечего и соваться, а денег на взятку не было.
   С работой не сразу, но повезло: Симка устроилась горничной в ведомственную гостиницу. Удобство в посменной работе было одно, но явное: по очереди с теткой Наиной, у ко торой был свободный график, сидели с Танечкой.
   Только в гостинице Симка поняла, что жизнь прошла мимо.
   Голову кружили блеск номеров, галантные мужчины, сорвавшиеся с семейного поводка, и запах нефтедолларов.
   Симка с удовлетворением ловила на себе откровенные взгляды, от которых сбивалось дыхание и сердце билось чаще, но в отношения ни с кем не вступала – дала себе слово, что задешево не продастся.
   Слово свое Симка сдержала, чем не без оснований гордилась.
   Прошло чуть больше года, когда на свет появилась вторая дочь – Мария, которую муж Юлий Юн – апологет всего русского – называл не иначе как Маня.
   Луноликая Маня обвилась пухлыми ручонками вокруг сердечной сумки отца и повисла на ней, как коала на бамбуке.
   Поделив с малышкой власть над мужем-отцом, Симка занялась гнездовитием. Сверяясь с глянцевыми журналами и голливудскими фильмами, наводнила дом немыслимыми напольными вазами, больше похожими на метательные предметы, псевдоампиром и безвкусными картинками в позолоченных ба гетах.
   Люстра должна была поставить композиционную точку в свитом гнезде.
   …Высокий потолок в специализированном магазине ощеривался светильниками, люстрами и потолочными бра, как сталактитами, но ничего похожего на икону стиля не наблюдалось.
   Глаза разбегались, шея затекла, и что-то раздражающе действовало на нервы, Симка не могла понять – что, пока не наткнулась на пожирающий взгляд. Какой-то абрек, по виду чеченец – рано оперившийся юнец, смотрел с таким огнем в глазах, что у Юн-Ворожко колени подогнулись.
   Черт возьми! Быт совсем засосал ее, если она почти забыла эти восхитительные токи, эти нервные покалывания в подушечках пальцев и холод под ложечкой.
   Несколько секунд Симка видела свое отражение в черных глазах.
   «Наглая рожа». С видом оскорбленного достоинства Серафима отвернулась от парня, чтобы продолжить поиск. Не тут-то было.
   Плафоны, подвески, бра и канделябры слились в сплошное искрящееся пятно, Юн-Ворожко ничего не видела – образ невысокого смуглого юноши с опущенными уголками черных глаз, низкими, сросшимися широкими бровями и припухшими темными губами заслонял светильники.
   Симка с усилием взяла себя в руки, вернулась к своим сталактитам. Выбирать было ну абсолютно не из чего.
   Люстра «Баккара» на двенадцать рожков была подсмотрена в журнале Salon в разделе «Интерьеры». Люстра висела не то в пентхаусе у какого-то крутого адвоката с русскими корнями, не то у Анджелины Джоли в деревенском домике на юго-востоке Англии – не суть. Суть в том, что супруга-почти-что-олигарха Юлия Юна, Симка Юн-Ворожко, хотела в точности такую же, а ей подсовывали какую-то халтуру.
   Симка неожиданно выдохлась, потеряла интерес к идеальному интерьеру:
   – Может, эта?
   Девушка-консультант тут же повязала покупательницу по рукам и ногам:
   – Прекрасный выбор! У вас отличный вкус!
   Шесть абажуров, соединенных коваными окружностями со стеклянными подвесками, подошли бы скорее для кабака или, в крайнем случае, в сауну, чем в квартиру, а сомнительное смешение стилей и цена оттолкнули бы любого. Только не Симку.
   – Николай! – обернулась она в сторону охранника. – Проследи.
   Если бы Симка захотела, Николай бы джигу научился танцевать, а уж забрать коробку с люстрой – легко. Охраннику хозяйка нравилась, и он терпел Симкины сумасбродные поручения, хотя это и не входило в его должностные обязанности.
   Ящик с люстрой оказался не столько тяжелым, сколько неудобным для переноса. Секьюрити высунулся из магазина и свистнул в помощники водителя Семена.
   Вдвоем они дотащили ящик до «тойоты-хайлендер» и под Симкины руководящие указания принялись засовывать его в багажник.
   – Осторожно! – сновала вокруг мужчин Симка. – Верх не прижмите!
   Ящик не влезал, пришлось сложить сиденья в салоне.
   Увлеченная переживаниями за люстру, Симка не заметила, как абрек тихо спустился с крыльца.
   – Ассалам алейкум. Помощь нужен?
   – Нет, – буркнул Николай, – сами разберемся.

ЮЛИЙ

   Юлий владел куцым отрезком нефтяной трубы и завалящей газовой вышкой, и эта неказистая с виду собственность неплохо его кормила.
   Наполовину кореец, наполовину русский, пятидесятитрехлетний бизнесмен проводил время в перелетах между Сеулом, Питером, Москвой и еще парочкой столиц в странах Азиатско-Тихоокеанского региона. Однако счастье поджидало бизнесмена в маленькой сибирской гостинице.
   Трудно сказать, какая кровь взыграла, славянская или азиатская, какой своей половиной Юн угодил в Симку, как муха в патоку, но, когда Юлий увидел горничную в номере за уборкой, он на несколько секунд замер, потеряв контроль над челюстью.
   В глаза Юну бросился умопомрачительный изгиб Симкиного тела, прикрытого коротким униформным халатом, ноздри защекотал ее запах, и бизнесмен сдался без боя, подставил шею под топор, хотя внешне все выглядело совершенно иначе.
   – Простите, – сраженный сексапильностью горничной, глухо произнес бизнесмен.
   – Ой, – Симка повернула разгоряченное лицо на стройной шее, сдула со лба прядь волос, – я сейчас, я уже заканчиваю.
   Юлий со спокойным достоинством прошел к раздвижному шкафу, достал из кармана пиджака портмоне и церемонно склонил голову:
   – Еще раз простите. – Узкие глаза на широком лице смотрели проницательно и ласково.
   В облике мужчины – от короткого ежика седых волос, едва уловимого запаха дорогого табака, сдобренного ненавязчивым ароматом терпкой туалетной воды, до наклона головы – все выдавало респектабельность.
   – Да, пожалуйста. – Симка отчего-то разволновалась и покраснела.
   Пытаясь скрыть волнение, скользнула взглядом по невысокой плотной фигуре на крепких, несколько коротковатых ногах. Волнение только усилилось.
   – Серафима, – вслух прочитал на бедже имя горничной Юн. Слегка обветренные губы растянулись в вежливой полуулыбке. – Могу я вас попросить об одолжении?
   Русским языком Юлий владел как родным.
   – Угу.
   – У меня деликатная просьба, – в голосе гостя появились интимные нотки, – как вы отнесетесь, если я приглашу вас на ужин?
   – Нет-нет, – в непритворном испуге отшатнулась Симка, – что вы? Нам нельзя.
   – Только ужин, – заверил Юн.
   – Я останусь без работы и пойду на паперть. – Натасканная администрацией достойно отказывать, Симка довела мастерство до совершенства. В ее устах «нет» звучало почти как «да», но даже записные прилипалы не отваживались домогаться Серафимы. В тяжелых случаях она не брезговала легким шантажом, намекая особо надоедливым на слежку за постояльцами и сбор компромата.
   Негромкий голос и мягкие манеры корейского гостя Симе нравились все больше, и уверенность в ней таяла, как пломбир под солнцем. Гость видел, что ему удалось поколебать стойкость девушки, оставалось только незаметно подтолкнуть к расставленным силкам.
   – Вы сомневаетесь в себе или во мне?
   Симка не повелась на провокацию, но и уличать искусителя не стала.
   – У меня будут неприятности, – твердо повторила она.
   От сопротивления горничной кровь побежала по жилам быстрей, игра Юлия увлекала все больше.
   – Никаких неприятностей, даже намека на неприятности не случится. Гарантирую.
   Правила игры Симке были отлично известны.
   – Вы не знаете, о чем говорите. У нас даже чихнуть нельзя, чтоб никто не услышал, сразу пойдут разговоры. – В голосе сквозило сожаление.
   Зрачки глаз-бойниц сузились.
   – Мы не дадим повода, вот увидите. Считайте, что у меня к вам деловое предложение. – Юлий уже воображал, что запустил коготки в жертву, и не мог позволить ей вырваться.
   – Смена заканчивается в восемь, – обмирая от схожих чувств, сообщила Серафима.
   – Отлично. Буду ждать вас в ресторане внизу. – Искусно сделанная петля затянулась вокруг лапки.
   – Только не здесь! – затрепыхалась птичка.
   Юлий снисходительно усмехнулся:
   – Доверьтесь мне.
   Вполне доверяя новому знакомому, Симка залпом осушила бокал с шампанским (во рту пересохло то ли от пыли в номерах, то ли от волнения) и накинулась на мясо под белым соусом, а Юлий осторожно коснулся ее руки и произнес сакраментальную фразу:
   – Такие нежные руки не должны держать тряпку.
   – Это почему? – Симка усиленно работала челюстями.
   – Такая женщина создана для другого. – Ухоженная рука накрыла Симкину ладошку.
   – Вы мне что, хотите предложить работу за границей? – прищурилась Симка, готовая расцарапать плоскую физиономию.
   – Неужели я похож на подонка, торгующего живым товаром? – удивился бизнесмен.
   – А чем вы занимаетесь?
   – У меня нефтяной бизнес, подработки мне не нужны.
   – А что же вам нужно?
   Симка еще раз внимательно посмотрела на Юлия. Этот мелочиться не станет.
   – Что мне нужно? – Собеседник выдержал паузу. – Женщина, с которой я провел бы остаток лет. Родная душа. Впрочем, вы еще молоды и, скорее всего, не задумываетесь о таких вещах.
   Фразу сопровождал загадочный азиатский взгляд, под которым Сима испытала беспокойство и перестала жевать. Глаза – прикрытые веками темно-карие и распахнутые медовые – встретились.
   Симку как током ударило: корейский бизнесмен – вот кто ей нужен.
   – Где ее взять, родную душу? – осторожно ступила на незнакомую почву Сима.
   Сдержанный кивок и понимающий взгляд были ответом, и эти скупые эмоции тронули душу больше, чем слова.
   Неожиданно Симка вспомнила любовника – псевдомачо, обожавшего секс в автомобиле, и грубые ласки мужа, и сердце кольнуло от жалости к себе. «Вы этого достойны», – окончательно убедила себя Сима и тряхнула головой, почти как дива в рекламе L’Oreal.
   Напрасно Симка ждала следующей реплики бизнесмена. Юлий воздержался. И воздерживался еще несколько месяцев, ни на чем не настаивая и ничего не обещая.
   Симка глотала от обиды и одиночества слезы, кусала губы и продолжала драить полы и унитазы.
 
   В середине октября лег плотный снег, и сразу стало ясно: это – надолго. До конца жизни.
   Снег и холод заползали под одежду, проникали в кровь и убивали любую надежду.
   Дома, поскуливая в подушку в бессильной злобе, Симка ворочала в голове, как кубик Рубика, один вопрос: почему? Почему она такая невезучая? Почему одна? Даже старику корейцу не нужна. Почему? Почему?
   Будущее представлялось кошмаром в виде гостиничных полов и унитазов.
   Единственный человек, кто мог что-то объяснить про эту жизнь, была тетка Наина – обладательница диплома. Правда, это был диплом учителя истории, но у Симки не было и такого.
   Работы по специальности в северном городке не оказалось, и Наина решительно поставила точку в преподавательской деятельности, найдя себя в сфере туризма.
   Всего на двенадцать лет старше племянницы, Наина, несмотря на одиночество, не заделалась феминисткой, да и к своему одиночеству относилась без драматизма и даже отпускала шутки в духе Верки Сердючки:
   – Дурных нэма, воны поженылыся.
   Для себя тетка выстроила защитную теорию о том, что замужество убивает интерес к жизни, что самая сильная любовь – платоническая, а лучший мужчина – это недоступный мужчина.
   Симка тоже хотела бы вот так, легко и непринужденно заменить физическую любовь на платоническую, но, видно, организмы у них с Наиной были разные.
   А этот седой симпатичный кореец – просто крючок, мормышка какая-то. Поймал и держит, а Симу давно уже пора подсекать.
   Наина, услышав о корейце, удивилась:
   – Зачем он тебе нужен?
   – Он надежный и богатый. С ним хорошо и спокойно.
   – А любовь?
   – При чем здесь любовь? Мне же не двадцать!
   – Ну, если любовь ни при чем… Мой тебе совет: не показывай, что ты в нем заинтересована.
   – Легко тебе говорить, – сморкаясь в платок, пожаловалась Симка. От мороза у нее приключился насморк, – а если он обидится?
   – И флаг ему в руки. Но вообще-то не должен. Он кто у нас? Бизнесмен?
   – Да.
   – Значит, привык добиваться своего. Ты ему голову поморочь, только не лишай надежды.
   – Да это не я, это он меня лишает надежды! – простонала Симка. – И некогда ему добиваться. Он как Юлий Цезарь: пришел, увидел, победил.
   – Veni, vidi, vici. В связи с корейцем утверждение спорное. Хотя… Попробуй раскрутить бизнесмена. Поведется – значит, все у него серьезно.
   Veni, vidi, vici. Тетке бы сборную России по консумации тренировать.
 
   …Юлий оставался любезным, внимательным – и все!
   Почти-что-олигарх просто издевался, приглашал в рестораны, водил на антрепризы стареющих актеров, но все оканчивалось так, как любила Наина, – платонически. Своим поведением Юлий выбивал почву у Симки из-под ног. Ни поцелуев, ни признаний – ничего не следовало за совместными ужинами и посещениями филармонии.
   Симку не покидало чувство обманутой вкладчицы. Вклад «Юлий Юн» перевели на депозит без ее согласия.
   На приглашение пойти в корейский ресторан Симка уже намеревалась ответить категорическим отказом, но, вспомнив теткины наставления, прикинулась казанской сиротой:
   – Не знаю. Наверное, я не смогу пойти с вами.
   – У тебя кто-то есть? – быстро спросил Юлий. Бизнесмен-полукровка не был ортодоксальным буддистом и познал ревность как одну из форм страдания.
   – Нет, не в этом дело. – Ей показалось или в мимолетном взгляде узких глаз проскользнуло беспокойство?
   – Если ребенка не с кем оставить, возьми с собой, – внес предложение Юлий.
   – Нет. Просто… Мне не в чем идти в ресторан, – выдавила Симка. Спугнет или не спугнет это признание стареющего мачо?
   Мачо оказался не из пугливых.
   – Мы сейчас поедем и купим тебе платье, – просто сказал он.
   Симка от души надеялась, что платье станет поворотной вехой в их отношениях, но и покупка вечернего наряда ничего не изменила, Юлий после ресторана целомудренно отвез свою спутницу домой.
   Не дождавшись поцелуя, Симка вытянула губы трубочкой, ткнулась в тугую, пахнущую морозом и туалетной водой щеку:
   – Спасибо за все.
   – Пожалуйста. – Странный ухажер вернулся в машину.
   Симка ничего не понимала: почему между ними ничего не происходит? В чем дело?
   Платье известного французского дома моды было восхитительным. Все вообще было просто чудесно, если бы не молчание ягнят.
 
   …Развод был неизбежен – Юлий не стал себя обманывать.
   Решительно и быстро запустив процедуру раздела имущества с прежней супругой, приступил к неторопливому процессу соблазнения гостиничной Золушки.
   Юн имел смутное представление о романтике, поэтому строго придерживался навязанных Голливудом церемоний: за неимением Эмпайр-стейт-билдинг в День святого Валентина отвез девушку в местный ресторанчик, а там под Lovestory Поля Мориа преподнес даме сердца букет и кольцо с бриллиантом, как учили, в подарочной упаковке.
   К действу прилагался пафосный текст.
   – Серафима, – торжественно начал Юлий, но вдруг почувствовал себя глупо и свернул преамбулу, – будь моей женой.
   – Наконец-то, – с обидой произнесла будущая Юн и впервые услышала, как Юлий смеется.
   После ресторана, в нарушение всех правил, Симка оказалась в гостиничном номере, но уже не в качестве горничной.
   В постели пленных и трофеи Симка не брала – не разменивалась.
   В какой-то момент Юлия посетила скользкая мыслишка, что Симка – нимфоманка и послана ему судьбой в наказание за похоть. Но мысль улетела в мировое пространство вместе со стонами и всхлипами.
   Просветления любовники достигли одновременно и оба рухнули без сил.
   – Ты моя стволовая клетка, – прошептал сквозь дрему выпотрошенный и разделанный на куски Юлий.

РУСЛАН

   Ослепительная, как снег в горах Ичкерии, нежная, как цветок дикой сливы, молодая женщина разглядывала светильники под потолком магазина, откинув голову с тяжелым узлом светлых волос и выставив на обозрение нежную и гибкую, как у горлицы, шею. Медленно переходила от одного светильника к другому, поворачивалась, как в танце, то в профиль, то анфас, то затылком.
   Руслан глаз оторвать не мог, с замиранием сердца изучал тонкое лицо, давно не видевшее солнца, ушко с переливчатой бриллиантовой каплей в мочке.
   В свои девятнадцать Русик Бегоев мало что видел.
   Войну видел, разруху, подвалы, трупы, горе и слезы видел, а такую красавицу – впервые.
   Внезапное и острое желание дотронуться до Светловолосой – такой невещественной она казалась – испугало Руслана, ноги налились свинцом, он хотел и не мог уйти.
   – Что за дешевка? – Недовольный голос девушки звучал музыкой небес.
   Красавица придиралась, требовала, возмущалась, а Русик наблюдал за женщиной, как за высшей формой жизни, – с нарастающим изумлением.
   – Чего глазеешь, – шикнул на Русика брат Алан, – нам пора.
   Руслан вздохнул.
   Родственники, везде и всюду родственники. Шагу не дают ступить, учат и учат, будто он не мужчина, а шпинат зеленый.
   Руслан поплелся к выходу. Ничего-ничего, придет его время.
   Дядя Лечи, мамин брат, конечно, хороший человек и хочет добра семье. Всех собрал возле себя после смерти отца, всем дает работу и крышу над головой, но Руслан взрослый и сам сможет позаботиться о себе.
   У него уже есть машина. Старая, правда, но двигатель новый. Вот заработает денег, купит такой же «мерседес», как у дяди Лечи, и женится на этой красавице. Алан от зависти умрет.
   – Помощь нужен? – Руслан не заметил, как оказался возле «тойоты».
   – Нет, – буркнул спутник красавицы, – сами разберемся.
   Руслан его понимал. Если бы у него была такая девушка и если бы кто-то приблизился к ней ближе, чем на расстояние выстрела, он бы, не утруждая себя предупредительным выстрелом, открыл сразу огонь на поражение.
   Светловолосая не удостоила взглядом, впорхнула в машину, будто его, Руслана, и не существовало, и укатила с мужчиной. Мужем, наверное.
   Бедного Русика Бегоева будто выключили из розетки.
   Ничего-ничего, пообещал себе Руслан, у дяди Лечи магазин «Новый свет», а у Руслана Бегоева будет ресторан. Два ресторана… или три… Нет, сеть ресторанов. В Англии. Вот тогда посмотрим, кому достанется Светловолосая.
   Русик представил себя на месте дяди Лечи.
   Вот он, совсем взрослый, «заслуженный нефтяник», или «заслуженный геолог»… или еще кто-нибудь, но только обязательно заслуженный.
   У «заслуженного» большой дом с множеством комнат, в спальне на кровать небрежно наброшена шкура снежного барса. Едва прикрытая шкурой, ждет Светловолосая – его жена. В фиолетовом свете уходящего дня Руслан различил рассыпанные по обнаженным плечам волосы, полные груди с изюминами сосков…
   – Руслан! – выдернул из грез голос брата. – Ты почему здесь? Вечно тебя искать приходится. Поехали!
   Руслан с удивлением обнаружил себя за воротами магазина.
   Стремительно вернулся, сел в «Ниву», сорвал машину с места, точно за ним была погоня, догнал «тойоту» с блондинкой и пошел на обгон, но «тойота» шла на хорошей скорости почти посередине однополосной дороги, и Руслан, сбросив газ, пристроился в хвосте.
   – Прижми этого ишака и обгоняй, – завелся брат.
   – Не хочу.
   «Везет этому урусу, такую девушку в жены взял. Я бы на его месте с нее глаз не спустил», – с завистью думал Русик, выворачивая руль.
   Руслан любил дорогу. Ровный асфальт убегал под колеса, мысли были легкие, думалось о приятном – о девушках.
   Жениться Русику было рано, да и невесты подходящей не было. Здесь, на севере, его ровесницы уже все заняты, а малышня, вроде племянницы Меланы, Русика не интересовала.
   Ничего, у него все впереди. И спереди, как говорит брат Алан.
   Несколько лет Симка была благодарна Юлию за комфорт, стабильность, за спокойную, безбедную жизнь.
   Помощница по хозяйству, абрисом напоминающая фрекен Бок, двое детей, особняк, в котором жила семья, поездки на острова Юго-Восточной Азии – Симке ничего не оставалось, как стать редкостью, которую можно показывать за деньги: счастливой домохозяйкой.
   Юлий по-прежнему большую часть времени проводил в разъездах, а Симу якорем держали дети. Девочки не отличались здоровьем, болели дружно и продолжительно.
   Несколько раз Сима заговаривала с Юлием о переезде в теплый климат, Юлий выступал с ответной просьбой – подождать с переездом – и по каким-то одному ему известным причинам держал семью на севере.
   И в один из ничем не примечательных дней Симка заскучала.
   Ни подруга Алена – разведенка и оторва, ни походы в ресторан, ни знакомство с заезжими знаменитостями, по большей части старперами, состоящими на пожизненной службе у Мельпомены, не избавляли от скуки.
   Симке хотелось любви. Не интрижки, а именно любви.
   Большой, настоящей, всепоглощающей, как в романах. Или в кино. Чтобы ради Серафимы Юн-Ворожко мужчина был готов на все. Ну, и она чтобы ради этого мужчины тоже была готова на все. Пожалуй, даже важнее, чтобы она…
   Мать двоих детей томилась желаниями перед запертой дверью с табличкой «Любовь», как пленница Синей Бороды. Симка слышала близкое дыхание страсти и даже вела мысленные диалоги с воображаемым возлюбленным.
   – Я люблю тебя, – доносился страстный шепот из-за запертой двери.
   – И я люблю тебя, – с упоением отвечала Симка.
   – Мне ни с кем так хорошо не было.
   – И мне.
   – Я не могу без тебя.
   – И я не могу.
   И опять стирка, готовка, сопливые носы и горячечное, мучительное ожидание чего-то…
   И масса времени на осмысление жизненного пути. Симка с прискорбием подводила итог первому тридцатилетию: два замужества, двое детей и ни одной любви. Хватит с нее. Теперь, когда деньги у нее (ну, у мужа, у мужа!) были, «вместо золота любовь мне подавай», переиначивала Симка песню маминой молодости.
   Чуткая Наина улавливала все перемены в настроении племянницы: блуждающая улыбка или недовольно-капризные складки у рта, опрокинутый в себя взгляд наводили на размышления.
   – Чего тебя так плющит? – поинтересовалась как-то тетка.
   – Не люблю я его, Наина. – Симка села на ладони – ее била дрожь. Неужели она это произнесла?
   – Помнится, ты говорила, что тебе не двадцать и любовь тебя не интересует, – беззлобно напомнила тетка дуре племяшке, – ты хоть понимаешь, как тебе повезло?
   – Наина, – пожаловалась дура племяшка, – не могу больше! Тоска жуткая.
   – Тоска? Ах ты, маленькая дрянь! – прошептала Наина. – Ты посмотри, в кого ты превратилась!
   Симка непроизвольно втянула живот. Замечание было несправедливым и потому обидным. Серафима действительно прибавила в весе, но это ее совсем не портило. Скорее наоборот. Мягкая женственность и округлость некоторых мест ничего, кроме эрекции, у мужа не вызывала, как и у других представителей противоположного пола. Талия, правда, слегка поплыла, но это от скуки. Ей нужна встряска. Взрыв эмоций, полет в астрал, умопомрачительная страсть – все, чего Юлий не мог дать по определению.
   – Надоело все.
   – На шейпинг запишись и перестань таскаться по кабакам. Стыдно людей. Замужняя женщина, тьфу. – В сердцах Наина чуть не плюнула на иранский ковер ручной работы.
   Симка обняла тетку, зарылась в плечо:
   – Нанка, не пили, и так тошно.
   – Тошно тебе? – похлопала племянницу по спине тяжелой рукой Наина. – Прямо Катерина в «Грозе». Тошно тебе от безделья. Возьми в руки книжку, детям почитай, а то ведь мозги тоже жиром заплыли.
   – Ой, отстань. – Симка оторвалась от Наины и бросила вороватый взгляд на часы.
   – Что, – перехватила взгляд тетушка, – опять куда-то намыливаешься?
   – Нан, пятница…
   – Тебе-то какая разница? Пятница у тех, кто работал.
   Симка вскинулась:
   – Я, что ли, не работаю? А кто все это делает? – Рука описала круг.
   Что есть, то есть: нигде ни пылинки, ни соринки, ни пятнышка. Это у них в роду.
   – Ну да, а твоя фрекен Бок валяется перед телевизором на диване или по магазинам шарится, шмотки покупает, пока ты нормативы по домоводству сдаешь, – проворчала Наина.
   – Ты не понимаешь, с утра до вечера одно и то же.
   – А кто тебе доктор? Подруга твоя Алена – клейма негде ставить, – продолжала нападать на племянницу тетушка. – Рви отношения, пока не утянула тебя эта потаскуха в пропасть, не подруга она тебе. И так уже по городу слухи поползли. И пить завязывай, а то ведь как мать закончишь.