Страница:
Валентину несколько раз выводили из запоя под капельницей, и она наконец согласилась на кодирование.
Симка ощетинилась, готовая стоять насмерть за свой образ жизни и свободу от рабского труда домохозяек. В череде серых, похожих, как листья на дереве, дней Алена была единственной отрадой, спасительным бризом, наполнявшим Симкины поникшие паруса.
Неунывающая и разбитная, Алена вела ночной образ жизни, чего Симка с двоими детьми и мужем при всем желании позволить себе не могла, но иногда, как в эту Пасху, плевала на все и срывалась с якоря.
– Не говори глупостей, в конце концов, я имею право отдохнуть, – мрачно огрызнулась Симка. Это была слабая, чахоточная попытка оправдаться если не перед теткой, то хотя бы перед собой.
– Ну-ну, только потом не жалуйся, – продолжала пророчествовать Наина, – скажи спасибо, что Юлий в отъезде был и не знает, к счастью, что ты отвисала именно в этом кабаке поганом, в этой клоаке, господи прости, в этом притоне. Как только вас туда занесло? Хотя что это я: самое место для твоей подружки. – Наина вперила в племянницу требовательный взгляд.
Племянница молчала, лисьи глаза затянулись загадочной дымкой.
…В пасхальную ночь Алена придумала зайти в церковь, поставить свечи. Зашли, поставили. Постояли, сколько могли, не вникая в смысл праздничной литургии, вышли из храма со странной ясностью в мыслях.
– Христос воскресе! – расцеловались подруги.
У Симки возникло немотивированное желание вернуться домой, но Алена чуть не обиделась:
– Еще только двенадцать, успеешь домой. Пойдем в «Абакан». Ну?
Некогда респектабельный «Абакан» пережил свои лучшие времена и мало-помалу превратился едва ли не в воровскую малину. Дурная слава «Абакана» возбуждала, щекотала нервы и вносила остроту в серенькую жизнь Серафимы. Именно с ним, с этим притоном, с этой клоакой, как обозвала ресторан Наина, были связаны Симкины альковные мечты.
Поход оказался судьбоносным.
…Девушки успели сделать заказ – коньяк, шоколад, фрукты, и Симка уже открыла рот, намереваясь подробно описать подруге новую люстру, когда в заведение ввалилась самая настоящая банда – четверо в масках.
Маски с ходу принялись крушить стойку.
Банде никто не препятствовал: охранник у входа где-то потерялся, официантки испарились, бармен скрылся за дверью с табличкой «Служебный вход» – если бы не занятые столики, «Абакан» сошел бы за «Летучего голландца».
Затаив дыхание и стараясь занимать как можно меньше места, гости заведения в страхе наблюдали, как сыпались зеркала и стекла, бутылки в баре выстреливали содержимым, взрывались лампы и подсветки.
В одно мгновение с барной стойкой было покончено, и банда двинулась в зал.
– Все на выход! – раздалась команда, и никто не заставил повторять дважды.
Публика вышла из ступора и ринулась к выходу, хватая и натягивая по пути одежду.
Девушки, трясясь и поскальзываясь на битых стеклах, накинули куртки и побежали за толпой, и тут Симку схватили за локоть:
– Ассалам алейкум.
Как в дурном сне, Симка в ужасе оглянулась и обнаружила разбойничьего вида парня. И узнала того самого чеченского юношу, чей взгляд в магазине «Новый свет» прожег на ней дыру.
– Суда иди. – От парня исходили токи высокого напряжения. Акцент гипнотизировал.
– К-куда? – икнула Симка, испытывая странную слабость.
– Суда.
Руслан подтолкнул покорную жертву к служебному выходу.
Алена, как приклеенная, следовала за Симкой и абреком. Все вместе оказались в ярко освещенном коридоре с несколькими дверями. Как раз вовремя: улица наполнилась воем милицейских сирен и криками первых жертв.
Из кухни неслись запахи томатной поджарки, мяса и грибов, все странным образом сплелось в Симкином сознании с образом нежданного избавителя, с его упрямым подбородком и черными спокойными глазами.
– Суда, – повторил Руслан и указал на выход.
Конвоируемые Русланом, девушки миновали кухню, вонь пережженного масла осталась позади, в лицо пахнули прозрачные ночные запахи весенней тайги.
По-прежнему икая, Симка добежала до угла двухэтажного здания, в котором располагался приснопамятный кабачок «Абакан», набрала в легкие воздуха – задержала дыхание, не успев выдохнуть, снова уморительно икнула.
– Черт! – простонала Симка.
– Эй, – подпрыгнула Алена, – ты куда?
Оставив девушек, абрек бросился назад, под светящуюся надпись «Служебный вход». И это было так неожиданно, что девушки притихли и в тревожном ожидании уставились на чернеющий дверной проем.
Вынырнул парень так же внезапно, как исчез, только уже с бутылкой минеральной воды:
– Пей.
Симка кинула на спасителя благодарный взгляд и припала к бутылке.
Руслан как зачарованный следил за губами, обхватившими горлышко, шарил жадным взглядом по белеющей в лунном свете шее, по которой медленно сползала капля, и еле справлялся с возбуждением. Его трясло от желания, в горле пересохло.
Симка наконец оторвалась от отдающего химией пластика:
– Спасибо.
– Нэ за што. – Руслан забрал и поднес ко рту бутылку. И закрыл глаза, втягивая ноздрями еще теплый запах Симкиных губ. И зашатался, не справляясь с эмоциями.
Девушки переглянулись: парень производил более чем странное впечатление. Было совершенно непонятно, спасает он их или, напротив, представляет опасность, стоит его бояться или все же не стоит. А если стоит, то в какой мере?
Алена догадалась спросить:
– А ты кто?
– Руслан. – Широкая короткая ладонь утерла рот.
– И кто ты, Руслан?
– Бегоев я.
– Это, конечно, все объясняет, – съязвила Алена.
– А что это было? – с опаской косясь на служебную дверь, поинтересовалась Сима.
– Разборки. Стой здэс, я подгоню машину. – Руслан обращался исключительно и только к Симе.
А Симке, несмотря на недавний страх, дико нравилось, что какие-то интригующие события коснулись ее бледной жизни домохозяйки. Это было похоже на настоящее приключение! Романтическое к тому же.
– Симка, откуда ты его знаешь? – У Алены даже нос вытянулся от любопытства.
– Я? – поразилась Сима не столько вопросу, сколько собственному ощущению, что с парнем она давно и близко, почти интимно, знакома. – С чего ты взяла? Я его второй раз вижу.
– Я думала, он тебя изнасилует сейчас, – поделилась наблюдением Алена.
Ответить Сима не успела: рядом притормозила «Нива», из дверей высунулся Руслан:
– Садыс.
Девчонки засуетились, полезли на заднее сиденье, спаситель вернул переднее кресло на исходную позицию, хлопнул дверцей, ударил по газам. Ресторан, милиция, погромщики, паническое бегство и запоздалый страх – все оказалось в прошлом. В настоящем остались: Руслан с его электрическим полем и в опасной близости к этому полю – Сима.
После чудесного спасения от погрома Руслан развез девушек по домам: сначала Алену (это была очевидная глупость, потому что Алена жила дальше Серафимы), потом Симу.
Уже прощаясь, смущенно признался:
– Ты мне еще в магазине понравилась.
Симка подняла брови:
– В магазине? – В груди заныло так сладко, что Симка даже не старалась скрыть удовольствия от комплимента.
– Сразу.
И, не дав Симке опомниться, дрожащий от страсти мальчишка накинулся на нее с поцелуями. Не ответить на такую страсть было негуманно.
– Целоваться ты не умеешь, – коварно усмехнулась Серафима, закусив пылающую нижнюю губу, – нужно вот так.
И показала как…
Это был затяжной прыжок, в котором Симка, конечно, забыла выдернуть кольцо, хотя и выступала в роли инструктора.
…Юлий выбрал тактику невмешательства.
Дома бизнесмен бывал редко и старался, чтобы это присутствие ничем не омрачалось.
Слухи достигали ушей Юлия, но не проникали дальше барабанной перепонки, поскольку от слухов у Юна имелись собственные беруши под грифом «спокойствие дороже». В конце концов, кто не без греха?
Единственное, что требовалось от Симки, – уважение. Уважение не просто к статусу замужней дамы, а к статусу жены почти-что-олигарха.
Симка же плевала на статус, светилась в злачных местах в обществе известной шалавы. Но и здесь Юлий корил себя.
Разве не он инспирировал все эти походы по заведениям, пристрастил жену к ресторанам? Разве не он выставлял Серафиму, как трофей, на обозрение? И потом: что еще делать молодой женщине в богом забытом местечке? Куда здесь сходишь? Бассейн, баня, кинотеатр, три сомнительных кабака и несколько откровенных забегаловок-тошниловок – вот и весь выбор.
Из чувства вины Юлий отпустил поводья, надеясь, что Симка расценит его веротерпимость как проявление любви, а не как слабость.
Однако жену словно подменили.
Сима похудела и необъяснимым образом похорошела – не заметить этого мог только слепой. Юлий слепым не был.
К тому же молодая жена пребывала в состоянии транса. Стоило ее окликнуть – вздрагивала. Настроение у супруги менялось, то на нее нападало загадочное веселье, и она все делала с песнями, то впадала в депрессию. Всегда отзывчивая на ласку, Симка и в постели стала замкнутой.
Какое-то время Юлий списывал все на женские недомогания, но, когда недомогания растянулись на несколько месяцев, супруг поинтересовался:
– Серафима, ты, случайно, не беременна?
Симка со странным блеском в глазах кивнула:
– Беременна.
Не уточнила только от кого.
Симка просто сгорала от любви. Без чада и копоти, чистым пламенем. Казалось, еще немного, и мать двоих детей превратится в кучку пепла, которую можно будет развеять над тайгой в назидание легкомысленным домохозяйкам.
Полгода она провела в диком нервном напряжении, крутилась, как цирковая собачка, чтобы удержать все: дом, детей, мужа и Руслана – этого ревнивого джигита, отца будущего ребенка.
Настроение скакало, мысли прыгали, и в том пограничном состоянии, в котором Симка находилась, ей открылся темный смысл выражения «сходить с ума от любви».
Симка сбросила все лишние благоприобретенные килограммы, стала стройной, как девочка, в глазах же, наоборот, прибавилось новое выражение, беспокойное, даже мученическое, будто Симка знала, что окончит свой грешный путь на искупляющем костре, готовилась к страданиям, но держала это втайне даже от себя.
Страдания не заставили себя ждать.
Начало положила Наина – в зависимости от ситуации наперсница, жилетка, оппонент или гуру:
– Симка, какая же ты дура! Руслан никогда не женится на тебе. Могу поспорить, что родственники не допустят этого брака. – Это была попытка номер один открыть племяннице глаза.
– Это мы еще посмотрим, – с невесть откуда взявшимся оптимизмом возразила Серафима.
– Где ты видела, чтобы хоть у одного из них была русская жена? Любовница – пожалуйста, сколько хочешь, но только не жена.
– Может, на ком-то и не женятся, а на мне – женятся. Русик меня любит. Ты не представляешь, как он меня любит!
– Ну да! Обожает! Берет за хвост и провожает.
– Я рожу ему ребенка, – защищалась Симка, – и никуда он не денется.
– А ему и не нужно никуда деваться, эта интрижка только поднимет его рейтинг.
Симка хихикнула:
– Что поднимет? Рейтинг? Надеюсь, это орган такой?
– Смейся, смейся. Не сегодня завтра придется тебе искать место на карте.
– В каком смысле?
– А как ты здесь жить будешь, когда он тебя бросит?
– Руслан меня не бросит!
– Сима, тебя не примет диаспора. Как тебе такой поворот дела?
– Руслан не позволит никому вмешиваться! Он гордый! – упиралась рогами и всеми копытами Симка.
– Все они гордые, пока деньги есть. Даже если вы чудом поженитесь, – упорствовала Наина, – какая жизнь тебя ждет? Он мусульманин. Ты – православная. Ничего хорошего не выйдет из такого брака, он будет соблюдать свои традиции, если ты будешь возражать – это конец. Если не будешь возражать – он тебя ассимилирует.
– Это как?
– Уподобит себе. Поглотит.
– Что же в этом плохого? – не понимала Симка, и без того поглощенная, и без того готовая уподобиться и раствориться в любимом без остатка, – муж и жена – одна сатана. – Он мне уподобится, а я – ему.
– В том-то и дело, что чеченцы не уподобляются никому. Армяне, грузины, даже азербайджанцы – пожалуйста, а чеченцы – нет. У них все решают ста-рей-шины, – втолковывала безмозглой племяннице Наина, – твой Руслан не сможет ослушаться, потому что одиночки в чужой стране не выживают. Если диаспора отвернется от Руслана, а она отвернется, помяни мое слово, он сбежит от тебя.
– Нанка, ты преувеличиваешь. Зачем Русику диаспора? У него есть я. У меня есть он. Нам никто не нужен.
– Симка, сколько тебе лет?
– Двадцать девять. – Симка настолько уподобилась любимому, что не сразу вспомнила про свой возраст.
– А рассуждаешь как дитя малое. Твой герой – он вовсе не герой. Он не принесет себя в жертву – И не надо! Мне не нужна жертва.
– Без крови все равно не обойдется, – пообещала Наина.
Разговор повторялся с завидной регулярностью, но попытка четыреста девяносто восемь, как и попытка номер один, результатов не принесла.
Симка не слышала ни одного аргумента в пользу здравого смысла. Она прислушивалась только к голосу сердца. А что могло сказать глупое Симкино сердце, если оно забывало свои прямые обязанности, начинало скакать от звуков лезгинки на телефоне, подкатывало к горлу, услышав в мембране голос с резким акцентом, катилось в пятки от сдвинутых бровей любимого и частило от его улыбки. Давний совет Наины – не показывать мужчине свою заинтересованность – был выброшен, как прошлогодняя газета.
Зачем ей советы, если в голубом свете полярной ночи любовник пил из Симки, как из святого ключа, и не мог напиться, не отрывая губ, шептал:
– Какая ты красивая.
– Любимый, – беззвучно шевелила губами в ответ Симка, – у нас будут красивые дети.
– Да, – вторил Руслан.
– Я не смогу без тебя.
– И я не смогу, – обещал любимый.
Вокруг сжимался круг ненавистников и недоброжелателей, уже давал о себе знать запах инквизиторского костра, но Симка пребывала в состоянии стойкой эйфории и ничего не слышала, не видела, ничему не внимала.
Симка рукописала легенду о Руслане и Серафиме, нет, о Серафиме и Руслане – так будет верней. Подбирала краски, вплетала в узор украшения. Их легенда затмит все легенды о вечной любви. История Ромео и Джульетты, Лауры и Петрарки, Шереметева и Ковалевой-Жемчуговой – чих в мировом пространстве в сравнении с их историей.
– Русик, я беременна, – с сияющими глазами оповестила любимого Симка.
– Хорошо, – рассудил Руслан, – будет сын.
– А если дочь?
– Нет, сын.
– Дочь!
– Сын! Молчи, женщина!
«Молчи, женщина». Слова эти приводили Серафиму в трепет. Неведомые древние инстинкты просыпались в глубинах сознания, и слабая Симка с восторгом, граничащим с религиозным, сдавалась на милость победителя.
– А как назовем?
– Султан, как отца.
– Хорошо, – с мечтательной улыбкой покорилась Симка. – А девочку?
– Мадина. Как маму, – надулся будущий отец.
– Красиво.
Несколько раз за день любовники созванивались, и Симка не выпускала из рук телефон или, в крайнем случае, носила в кармане домашних брюк, халата или фартука.
В тот ничем не примечательный день, как на грех, трубку Сима вынуть из кармана забыла и бросила домашние брюки в стиральную машинку. Потом отвлеклась на что-то и в суматохе не включила режим стирки. Эта рассеянность и положила конец лжи.
По закону подлости Руслан позвонил в тот момент, когда в ванной находился Юлий.
Услышав звуки лезгинки из стиральной машинки, Юлий несказанно удивился, открыл дверцу и нашарил трубку. С дисплея на Юлия смотрело фото молодого кавказца – любовь не всегда изобретательна.
Скорее механически, чем умышленно Юлий нажал кнопку приема и поднес телефон к уху.
– Привет. Любимая, ты чем занимаешься? – опередил Юлия мужской голос с сильным южным акцентом.
Юлий продолжал молчать, осмысливая случившееся. Ошиблись номером? Или не ошиблись? Сомнения развеял неизвестный абонент:
– Серафима, але?
Юлий нажал отбой, неторопливо надел халат. Факт супружеской неверности налицо. Сам по себе факт малоприятный, но с точки зрения раздела имущества он, как собственник отрезка трубы и газовой вышки, абсолютно защищен – все было в его собственности задолго до брака с Серафимой Ворожко. Здесь ему беспокоиться не о чем. Дочь – вот о ком следовало подумать. Отнимать ее у матери или нет? Да или нет?
За решением Юлий отправился в детскую.
Девочки спали.
То ли от присутствия отца, то ли от предчувствия, что сейчас решается ее судьба, Маня позвала во сне единоутробную сестру. Этот сонный шепот все и решил. Дочь, по всей видимости, не захочет расставаться с Танечкой.
Постояв у Машиной кроватки, отец погасил ночник и пошел на мягкий свет, льющийся из кухни.
Юлий любил этот эклектичный дом и ничего не имел против люстры с шестью абажурами и ковкой с подвесками, скорее наоборот – считал смелым решением. Ничего не имел против кожаного дивана в ретростиле, с высокой резной спинкой и подставкой для слоников в сочетании с ультрасовременным стеклянным круглым столом, за которым сидела жена и с аппетитом жевала лимон. Да и против жены Юлий ничего не имел.
Симка, несмотря на экстремизм в выборе деталей, сумела создать пространство, куда с удовольствием возвращался ее муж. Особенно острое ощущение дома приходило зимой, когда за окнами стоял мороз с туманом и плевок со стуком падал на землю, успев заледенеть на лету.
– Привет. – Выражение задумчивости все еще сохранялось на лице Юлия, когда он остановился в проеме.
Предъявлять претензии? Устраивать сцену? Выгонять с детьми на мороз?
Эксцентричность была не в характере Юна. К тому же существовало одно обстоятельство… Обстоятельство по имени Евгения.
С Евгенией Юлий познакомился в самолете. Признаться, на такую легкую победу даже не рассчитывал. Женщина оказалась с изюминкой, почти как Симка в самом начале их отношений…
Все-таки чертовски неприятно. Почему чувства проходят? Облачаются в слова и куда-то исчезают. Куда? В какую черную дыру? Или геоинформационное пространство чистит себя таким образом? Может быть, секрет состоит в том, чтобы хранить чувства в тайне? Ведь сколько их, превратившихся в пустой звук, болтается в воздушном океане космическим мусором…
– Сима, это его ребенок?
За минуту до этого Симка не моргнув глазом ела лимон, а тут свело челюсти.
Повисло нездоровое молчание, из которого был только один выход – в такой же нездоровый разговор. Сима не могла заставить себя посмотреть на мужа.
– Ты можешь жить здесь, если захочешь, – убил великодушием Юн.
Войны не будет, поняла Сима, можно выговаривать условия.
Очередное свидание превратилось в совет в Филях.
Строили планы, решали, что делать и куда уехать. Уехать хотелось немедленно, сию минуту, забрать девчонок и бежать из опостылевшего городишки, от бесконечной зимы, от косых взглядов и всеобщего презрения – Симка превратилась в предмет сплетен и насмешек, почти как Моника Левински, которая считала оральный секс ухаживанием.
Неожиданней всего оказалась реакция Алены.
– Все. У меня больше нет подруги, – бросила в лицо Серафиме та. – Ты – предательница.
– Что?! – опешила «предательница». В этом городе сумасшествие передается воздушно-капельным путем.
– Ты предала наших парней, которые остались лежать там в горах. Или в плену.
– Чушь какая! – Симка оглохла от обвинительного пафоса, перестала соображать.
При чем здесь парни? Кого она предала? Значит, войне есть оправдание, а любви нет? Значит, лучше воевать, чем любить?
Чтобы не разрыдаться на радость подруге, Симка побежала.
…Теперь, согревая душу, как обиженный ребенок, обвилась вокруг любимого:
– Давай уедем в Пятигорск.
– Почему в Пятигорск?
– Не знаю, была там в детстве, там природа красивая.
– Лучше в Махачкалу.
– Почему в Махачкалу?
– Там ближе к моим.
– Зачем тебе твои? – В голосе зазвучали ревнивые нотки.
– Ну, так…
– Нам никто не нужен, – поставила жирную точку Сима, – лучше давай уедем в Краснодарский край.
– Хорошо, – уступил Руслан.
Холодная муниципальная гостиница в районном центре, где укрывались от любопытных глаз любовники, внезапно показалась отвратительной ночлежкой, плечи затряслись. Симка спряталась в подушку.
– Не плачь, – попытался утешить любимую Руслан, – все будет хорошо.
– Руслан, ты не обманешь меня?
– Нет, конечно.
– Поклянись.
– Клянусь мамой.
МАДИНА
Симка ощетинилась, готовая стоять насмерть за свой образ жизни и свободу от рабского труда домохозяек. В череде серых, похожих, как листья на дереве, дней Алена была единственной отрадой, спасительным бризом, наполнявшим Симкины поникшие паруса.
Неунывающая и разбитная, Алена вела ночной образ жизни, чего Симка с двоими детьми и мужем при всем желании позволить себе не могла, но иногда, как в эту Пасху, плевала на все и срывалась с якоря.
– Не говори глупостей, в конце концов, я имею право отдохнуть, – мрачно огрызнулась Симка. Это была слабая, чахоточная попытка оправдаться если не перед теткой, то хотя бы перед собой.
– Ну-ну, только потом не жалуйся, – продолжала пророчествовать Наина, – скажи спасибо, что Юлий в отъезде был и не знает, к счастью, что ты отвисала именно в этом кабаке поганом, в этой клоаке, господи прости, в этом притоне. Как только вас туда занесло? Хотя что это я: самое место для твоей подружки. – Наина вперила в племянницу требовательный взгляд.
Племянница молчала, лисьи глаза затянулись загадочной дымкой.
…В пасхальную ночь Алена придумала зайти в церковь, поставить свечи. Зашли, поставили. Постояли, сколько могли, не вникая в смысл праздничной литургии, вышли из храма со странной ясностью в мыслях.
– Христос воскресе! – расцеловались подруги.
У Симки возникло немотивированное желание вернуться домой, но Алена чуть не обиделась:
– Еще только двенадцать, успеешь домой. Пойдем в «Абакан». Ну?
Некогда респектабельный «Абакан» пережил свои лучшие времена и мало-помалу превратился едва ли не в воровскую малину. Дурная слава «Абакана» возбуждала, щекотала нервы и вносила остроту в серенькую жизнь Серафимы. Именно с ним, с этим притоном, с этой клоакой, как обозвала ресторан Наина, были связаны Симкины альковные мечты.
Поход оказался судьбоносным.
…Девушки успели сделать заказ – коньяк, шоколад, фрукты, и Симка уже открыла рот, намереваясь подробно описать подруге новую люстру, когда в заведение ввалилась самая настоящая банда – четверо в масках.
Маски с ходу принялись крушить стойку.
Банде никто не препятствовал: охранник у входа где-то потерялся, официантки испарились, бармен скрылся за дверью с табличкой «Служебный вход» – если бы не занятые столики, «Абакан» сошел бы за «Летучего голландца».
Затаив дыхание и стараясь занимать как можно меньше места, гости заведения в страхе наблюдали, как сыпались зеркала и стекла, бутылки в баре выстреливали содержимым, взрывались лампы и подсветки.
В одно мгновение с барной стойкой было покончено, и банда двинулась в зал.
– Все на выход! – раздалась команда, и никто не заставил повторять дважды.
Публика вышла из ступора и ринулась к выходу, хватая и натягивая по пути одежду.
Девушки, трясясь и поскальзываясь на битых стеклах, накинули куртки и побежали за толпой, и тут Симку схватили за локоть:
– Ассалам алейкум.
Как в дурном сне, Симка в ужасе оглянулась и обнаружила разбойничьего вида парня. И узнала того самого чеченского юношу, чей взгляд в магазине «Новый свет» прожег на ней дыру.
– Суда иди. – От парня исходили токи высокого напряжения. Акцент гипнотизировал.
– К-куда? – икнула Симка, испытывая странную слабость.
– Суда.
Руслан подтолкнул покорную жертву к служебному выходу.
Алена, как приклеенная, следовала за Симкой и абреком. Все вместе оказались в ярко освещенном коридоре с несколькими дверями. Как раз вовремя: улица наполнилась воем милицейских сирен и криками первых жертв.
Из кухни неслись запахи томатной поджарки, мяса и грибов, все странным образом сплелось в Симкином сознании с образом нежданного избавителя, с его упрямым подбородком и черными спокойными глазами.
– Суда, – повторил Руслан и указал на выход.
Конвоируемые Русланом, девушки миновали кухню, вонь пережженного масла осталась позади, в лицо пахнули прозрачные ночные запахи весенней тайги.
По-прежнему икая, Симка добежала до угла двухэтажного здания, в котором располагался приснопамятный кабачок «Абакан», набрала в легкие воздуха – задержала дыхание, не успев выдохнуть, снова уморительно икнула.
– Черт! – простонала Симка.
– Эй, – подпрыгнула Алена, – ты куда?
Оставив девушек, абрек бросился назад, под светящуюся надпись «Служебный вход». И это было так неожиданно, что девушки притихли и в тревожном ожидании уставились на чернеющий дверной проем.
Вынырнул парень так же внезапно, как исчез, только уже с бутылкой минеральной воды:
– Пей.
Симка кинула на спасителя благодарный взгляд и припала к бутылке.
Руслан как зачарованный следил за губами, обхватившими горлышко, шарил жадным взглядом по белеющей в лунном свете шее, по которой медленно сползала капля, и еле справлялся с возбуждением. Его трясло от желания, в горле пересохло.
Симка наконец оторвалась от отдающего химией пластика:
– Спасибо.
– Нэ за што. – Руслан забрал и поднес ко рту бутылку. И закрыл глаза, втягивая ноздрями еще теплый запах Симкиных губ. И зашатался, не справляясь с эмоциями.
Девушки переглянулись: парень производил более чем странное впечатление. Было совершенно непонятно, спасает он их или, напротив, представляет опасность, стоит его бояться или все же не стоит. А если стоит, то в какой мере?
Алена догадалась спросить:
– А ты кто?
– Руслан. – Широкая короткая ладонь утерла рот.
– И кто ты, Руслан?
– Бегоев я.
– Это, конечно, все объясняет, – съязвила Алена.
– А что это было? – с опаской косясь на служебную дверь, поинтересовалась Сима.
– Разборки. Стой здэс, я подгоню машину. – Руслан обращался исключительно и только к Симе.
А Симке, несмотря на недавний страх, дико нравилось, что какие-то интригующие события коснулись ее бледной жизни домохозяйки. Это было похоже на настоящее приключение! Романтическое к тому же.
– Симка, откуда ты его знаешь? – У Алены даже нос вытянулся от любопытства.
– Я? – поразилась Сима не столько вопросу, сколько собственному ощущению, что с парнем она давно и близко, почти интимно, знакома. – С чего ты взяла? Я его второй раз вижу.
– Я думала, он тебя изнасилует сейчас, – поделилась наблюдением Алена.
Ответить Сима не успела: рядом притормозила «Нива», из дверей высунулся Руслан:
– Садыс.
Девчонки засуетились, полезли на заднее сиденье, спаситель вернул переднее кресло на исходную позицию, хлопнул дверцей, ударил по газам. Ресторан, милиция, погромщики, паническое бегство и запоздалый страх – все оказалось в прошлом. В настоящем остались: Руслан с его электрическим полем и в опасной близости к этому полю – Сима.
После чудесного спасения от погрома Руслан развез девушек по домам: сначала Алену (это была очевидная глупость, потому что Алена жила дальше Серафимы), потом Симу.
Уже прощаясь, смущенно признался:
– Ты мне еще в магазине понравилась.
Симка подняла брови:
– В магазине? – В груди заныло так сладко, что Симка даже не старалась скрыть удовольствия от комплимента.
– Сразу.
И, не дав Симке опомниться, дрожащий от страсти мальчишка накинулся на нее с поцелуями. Не ответить на такую страсть было негуманно.
– Целоваться ты не умеешь, – коварно усмехнулась Серафима, закусив пылающую нижнюю губу, – нужно вот так.
И показала как…
Это был затяжной прыжок, в котором Симка, конечно, забыла выдернуть кольцо, хотя и выступала в роли инструктора.
…Юлий выбрал тактику невмешательства.
Дома бизнесмен бывал редко и старался, чтобы это присутствие ничем не омрачалось.
Слухи достигали ушей Юлия, но не проникали дальше барабанной перепонки, поскольку от слухов у Юна имелись собственные беруши под грифом «спокойствие дороже». В конце концов, кто не без греха?
Единственное, что требовалось от Симки, – уважение. Уважение не просто к статусу замужней дамы, а к статусу жены почти-что-олигарха.
Симка же плевала на статус, светилась в злачных местах в обществе известной шалавы. Но и здесь Юлий корил себя.
Разве не он инспирировал все эти походы по заведениям, пристрастил жену к ресторанам? Разве не он выставлял Серафиму, как трофей, на обозрение? И потом: что еще делать молодой женщине в богом забытом местечке? Куда здесь сходишь? Бассейн, баня, кинотеатр, три сомнительных кабака и несколько откровенных забегаловок-тошниловок – вот и весь выбор.
Из чувства вины Юлий отпустил поводья, надеясь, что Симка расценит его веротерпимость как проявление любви, а не как слабость.
Однако жену словно подменили.
Сима похудела и необъяснимым образом похорошела – не заметить этого мог только слепой. Юлий слепым не был.
К тому же молодая жена пребывала в состоянии транса. Стоило ее окликнуть – вздрагивала. Настроение у супруги менялось, то на нее нападало загадочное веселье, и она все делала с песнями, то впадала в депрессию. Всегда отзывчивая на ласку, Симка и в постели стала замкнутой.
Какое-то время Юлий списывал все на женские недомогания, но, когда недомогания растянулись на несколько месяцев, супруг поинтересовался:
– Серафима, ты, случайно, не беременна?
Симка со странным блеском в глазах кивнула:
– Беременна.
Не уточнила только от кого.
Симка просто сгорала от любви. Без чада и копоти, чистым пламенем. Казалось, еще немного, и мать двоих детей превратится в кучку пепла, которую можно будет развеять над тайгой в назидание легкомысленным домохозяйкам.
Полгода она провела в диком нервном напряжении, крутилась, как цирковая собачка, чтобы удержать все: дом, детей, мужа и Руслана – этого ревнивого джигита, отца будущего ребенка.
Настроение скакало, мысли прыгали, и в том пограничном состоянии, в котором Симка находилась, ей открылся темный смысл выражения «сходить с ума от любви».
Симка сбросила все лишние благоприобретенные килограммы, стала стройной, как девочка, в глазах же, наоборот, прибавилось новое выражение, беспокойное, даже мученическое, будто Симка знала, что окончит свой грешный путь на искупляющем костре, готовилась к страданиям, но держала это втайне даже от себя.
Страдания не заставили себя ждать.
Начало положила Наина – в зависимости от ситуации наперсница, жилетка, оппонент или гуру:
– Симка, какая же ты дура! Руслан никогда не женится на тебе. Могу поспорить, что родственники не допустят этого брака. – Это была попытка номер один открыть племяннице глаза.
– Это мы еще посмотрим, – с невесть откуда взявшимся оптимизмом возразила Серафима.
– Где ты видела, чтобы хоть у одного из них была русская жена? Любовница – пожалуйста, сколько хочешь, но только не жена.
– Может, на ком-то и не женятся, а на мне – женятся. Русик меня любит. Ты не представляешь, как он меня любит!
– Ну да! Обожает! Берет за хвост и провожает.
– Я рожу ему ребенка, – защищалась Симка, – и никуда он не денется.
– А ему и не нужно никуда деваться, эта интрижка только поднимет его рейтинг.
Симка хихикнула:
– Что поднимет? Рейтинг? Надеюсь, это орган такой?
– Смейся, смейся. Не сегодня завтра придется тебе искать место на карте.
– В каком смысле?
– А как ты здесь жить будешь, когда он тебя бросит?
– Руслан меня не бросит!
– Сима, тебя не примет диаспора. Как тебе такой поворот дела?
– Руслан не позволит никому вмешиваться! Он гордый! – упиралась рогами и всеми копытами Симка.
– Все они гордые, пока деньги есть. Даже если вы чудом поженитесь, – упорствовала Наина, – какая жизнь тебя ждет? Он мусульманин. Ты – православная. Ничего хорошего не выйдет из такого брака, он будет соблюдать свои традиции, если ты будешь возражать – это конец. Если не будешь возражать – он тебя ассимилирует.
– Это как?
– Уподобит себе. Поглотит.
– Что же в этом плохого? – не понимала Симка, и без того поглощенная, и без того готовая уподобиться и раствориться в любимом без остатка, – муж и жена – одна сатана. – Он мне уподобится, а я – ему.
– В том-то и дело, что чеченцы не уподобляются никому. Армяне, грузины, даже азербайджанцы – пожалуйста, а чеченцы – нет. У них все решают ста-рей-шины, – втолковывала безмозглой племяннице Наина, – твой Руслан не сможет ослушаться, потому что одиночки в чужой стране не выживают. Если диаспора отвернется от Руслана, а она отвернется, помяни мое слово, он сбежит от тебя.
– Нанка, ты преувеличиваешь. Зачем Русику диаспора? У него есть я. У меня есть он. Нам никто не нужен.
– Симка, сколько тебе лет?
– Двадцать девять. – Симка настолько уподобилась любимому, что не сразу вспомнила про свой возраст.
– А рассуждаешь как дитя малое. Твой герой – он вовсе не герой. Он не принесет себя в жертву – И не надо! Мне не нужна жертва.
– Без крови все равно не обойдется, – пообещала Наина.
Разговор повторялся с завидной регулярностью, но попытка четыреста девяносто восемь, как и попытка номер один, результатов не принесла.
Симка не слышала ни одного аргумента в пользу здравого смысла. Она прислушивалась только к голосу сердца. А что могло сказать глупое Симкино сердце, если оно забывало свои прямые обязанности, начинало скакать от звуков лезгинки на телефоне, подкатывало к горлу, услышав в мембране голос с резким акцентом, катилось в пятки от сдвинутых бровей любимого и частило от его улыбки. Давний совет Наины – не показывать мужчине свою заинтересованность – был выброшен, как прошлогодняя газета.
Зачем ей советы, если в голубом свете полярной ночи любовник пил из Симки, как из святого ключа, и не мог напиться, не отрывая губ, шептал:
– Какая ты красивая.
– Любимый, – беззвучно шевелила губами в ответ Симка, – у нас будут красивые дети.
– Да, – вторил Руслан.
– Я не смогу без тебя.
– И я не смогу, – обещал любимый.
Вокруг сжимался круг ненавистников и недоброжелателей, уже давал о себе знать запах инквизиторского костра, но Симка пребывала в состоянии стойкой эйфории и ничего не слышала, не видела, ничему не внимала.
Симка рукописала легенду о Руслане и Серафиме, нет, о Серафиме и Руслане – так будет верней. Подбирала краски, вплетала в узор украшения. Их легенда затмит все легенды о вечной любви. История Ромео и Джульетты, Лауры и Петрарки, Шереметева и Ковалевой-Жемчуговой – чих в мировом пространстве в сравнении с их историей.
– Русик, я беременна, – с сияющими глазами оповестила любимого Симка.
– Хорошо, – рассудил Руслан, – будет сын.
– А если дочь?
– Нет, сын.
– Дочь!
– Сын! Молчи, женщина!
«Молчи, женщина». Слова эти приводили Серафиму в трепет. Неведомые древние инстинкты просыпались в глубинах сознания, и слабая Симка с восторгом, граничащим с религиозным, сдавалась на милость победителя.
– А как назовем?
– Султан, как отца.
– Хорошо, – с мечтательной улыбкой покорилась Симка. – А девочку?
– Мадина. Как маму, – надулся будущий отец.
– Красиво.
Несколько раз за день любовники созванивались, и Симка не выпускала из рук телефон или, в крайнем случае, носила в кармане домашних брюк, халата или фартука.
В тот ничем не примечательный день, как на грех, трубку Сима вынуть из кармана забыла и бросила домашние брюки в стиральную машинку. Потом отвлеклась на что-то и в суматохе не включила режим стирки. Эта рассеянность и положила конец лжи.
По закону подлости Руслан позвонил в тот момент, когда в ванной находился Юлий.
Услышав звуки лезгинки из стиральной машинки, Юлий несказанно удивился, открыл дверцу и нашарил трубку. С дисплея на Юлия смотрело фото молодого кавказца – любовь не всегда изобретательна.
Скорее механически, чем умышленно Юлий нажал кнопку приема и поднес телефон к уху.
– Привет. Любимая, ты чем занимаешься? – опередил Юлия мужской голос с сильным южным акцентом.
Юлий продолжал молчать, осмысливая случившееся. Ошиблись номером? Или не ошиблись? Сомнения развеял неизвестный абонент:
– Серафима, але?
Юлий нажал отбой, неторопливо надел халат. Факт супружеской неверности налицо. Сам по себе факт малоприятный, но с точки зрения раздела имущества он, как собственник отрезка трубы и газовой вышки, абсолютно защищен – все было в его собственности задолго до брака с Серафимой Ворожко. Здесь ему беспокоиться не о чем. Дочь – вот о ком следовало подумать. Отнимать ее у матери или нет? Да или нет?
За решением Юлий отправился в детскую.
Девочки спали.
То ли от присутствия отца, то ли от предчувствия, что сейчас решается ее судьба, Маня позвала во сне единоутробную сестру. Этот сонный шепот все и решил. Дочь, по всей видимости, не захочет расставаться с Танечкой.
Постояв у Машиной кроватки, отец погасил ночник и пошел на мягкий свет, льющийся из кухни.
Юлий любил этот эклектичный дом и ничего не имел против люстры с шестью абажурами и ковкой с подвесками, скорее наоборот – считал смелым решением. Ничего не имел против кожаного дивана в ретростиле, с высокой резной спинкой и подставкой для слоников в сочетании с ультрасовременным стеклянным круглым столом, за которым сидела жена и с аппетитом жевала лимон. Да и против жены Юлий ничего не имел.
Симка, несмотря на экстремизм в выборе деталей, сумела создать пространство, куда с удовольствием возвращался ее муж. Особенно острое ощущение дома приходило зимой, когда за окнами стоял мороз с туманом и плевок со стуком падал на землю, успев заледенеть на лету.
– Привет. – Выражение задумчивости все еще сохранялось на лице Юлия, когда он остановился в проеме.
Предъявлять претензии? Устраивать сцену? Выгонять с детьми на мороз?
Эксцентричность была не в характере Юна. К тому же существовало одно обстоятельство… Обстоятельство по имени Евгения.
С Евгенией Юлий познакомился в самолете. Признаться, на такую легкую победу даже не рассчитывал. Женщина оказалась с изюминкой, почти как Симка в самом начале их отношений…
Все-таки чертовски неприятно. Почему чувства проходят? Облачаются в слова и куда-то исчезают. Куда? В какую черную дыру? Или геоинформационное пространство чистит себя таким образом? Может быть, секрет состоит в том, чтобы хранить чувства в тайне? Ведь сколько их, превратившихся в пустой звук, болтается в воздушном океане космическим мусором…
– Сима, это его ребенок?
За минуту до этого Симка не моргнув глазом ела лимон, а тут свело челюсти.
Повисло нездоровое молчание, из которого был только один выход – в такой же нездоровый разговор. Сима не могла заставить себя посмотреть на мужа.
– Ты можешь жить здесь, если захочешь, – убил великодушием Юн.
Войны не будет, поняла Сима, можно выговаривать условия.
Очередное свидание превратилось в совет в Филях.
Строили планы, решали, что делать и куда уехать. Уехать хотелось немедленно, сию минуту, забрать девчонок и бежать из опостылевшего городишки, от бесконечной зимы, от косых взглядов и всеобщего презрения – Симка превратилась в предмет сплетен и насмешек, почти как Моника Левински, которая считала оральный секс ухаживанием.
Неожиданней всего оказалась реакция Алены.
– Все. У меня больше нет подруги, – бросила в лицо Серафиме та. – Ты – предательница.
– Что?! – опешила «предательница». В этом городе сумасшествие передается воздушно-капельным путем.
– Ты предала наших парней, которые остались лежать там в горах. Или в плену.
– Чушь какая! – Симка оглохла от обвинительного пафоса, перестала соображать.
При чем здесь парни? Кого она предала? Значит, войне есть оправдание, а любви нет? Значит, лучше воевать, чем любить?
Чтобы не разрыдаться на радость подруге, Симка побежала.
…Теперь, согревая душу, как обиженный ребенок, обвилась вокруг любимого:
– Давай уедем в Пятигорск.
– Почему в Пятигорск?
– Не знаю, была там в детстве, там природа красивая.
– Лучше в Махачкалу.
– Почему в Махачкалу?
– Там ближе к моим.
– Зачем тебе твои? – В голосе зазвучали ревнивые нотки.
– Ну, так…
– Нам никто не нужен, – поставила жирную точку Сима, – лучше давай уедем в Краснодарский край.
– Хорошо, – уступил Руслан.
Холодная муниципальная гостиница в районном центре, где укрывались от любопытных глаз любовники, внезапно показалась отвратительной ночлежкой, плечи затряслись. Симка спряталась в подушку.
– Не плачь, – попытался утешить любимую Руслан, – все будет хорошо.
– Руслан, ты не обманешь меня?
– Нет, конечно.
– Поклянись.
– Клянусь мамой.
МАДИНА
Боль в ноге, хирург, четырехчасовая операция – все было задвинуто в дальний угол памяти.
– Слышишь меня? Открой глаза, – тряс Антон бесчувственную роженицу.
Не хватает только девочку в соседней комнате разбудить. Проснется, увидит мать, поднимет вой… Ему тогда вообще крышка.
Симка открыла глаза, подернутые мутью, всмотрелась и поморщилась – с трудом, но узнала в незнакомце соседа:
– Антон? – Посиневшие губы плохо слушались.
– Антон, – мрачно подтвердил тот, дождавшись, когда взгляд соседки станет осмысленным, – теперь вот что, сестренка, еще раз отключишься – дети останутся сиротами.
Дети. Сироты. Слова не имели никакого смысла. Какие дети? Какие сироты? Боль вытравила из памяти все чувства и привязанности.
– У-у-у, – в ответ глухо простонала Сима.
Сил кричать не было. Как, собственно, и сил жить.
Неожиданное прояснение в памяти причинило другую острую боль: дети… Как же это? Она не может их оставить. А Руслан? Он приедет, а ее не будет? Нет-нет, этого никак нельзя допустить. Никак.
– Мане кисель сварить не успела. Она так любит. – Горячие слезы побежали по вискам, теплые и липкие, они затекли даже под спину. Как много слез. Она уже вся мокрая…
– Епэрэсэтэ! – рявкнул Антон. На светлом кожаном диване, куда он перетащил бесчувственную Симку – та еще была военная операция, не для слабонервных – угрожающе расплылось кровавое пятно.
Симку клонило в сон.
– Открой глаза, дыши, – командовал властный голос, мешая спать.
Какой умный. Попробовал бы не спать, когда глаза сами закрываются. И больно. Мысли опять стали путаться, Сима стремительно теряла силы.
– Не спать, не спать! Смотри на меня! – рычал Антон, набирая 03.
Откуда он взялся на ее голову? Кто дал ему право командовать? Вот приедет Руслан…
– У нее кровотечение, – рычание соседа слышалось, как сквозь вату, – где машина, мать вашу?
– М-м-м-м, – стиснув зубы, промычала несчастная мать-одиночка и потеряла сознание.
Антон ненавидел себя за это бессилие, смотрел на зловещую темно-вишневую лужу, выползающую из-под Серафимы, и вспоминал: промедол при ранении и жгут выше раны. А что делать в этом случае? Какой тут жгут, к едрене фене? Может, поднять повыше ноги Симе? Подушку подсунуть? Где эта скорая, черт бы все побрал!
Руки противно дрожали. Что еще он может сделать? Что? Смириться с тем, что две жизни уходят вот так, беспрепятственно, у него на глазах – за что это ему? Антон опустился на пол рядом с диваном, испачканные в родовой крови ладони сдавили готовый взорваться череп. Если только Ты есть, Господи…
Очнулся Антон, когда люди в белых халатах заполонили комнату.
– Мужчина, вы меня слышите? – вопрошала врач-реаниматолог. – Где карта?
На лице Квасова читалась напряженная работа мысли: карты бывают географическими, топографическими, игральными… и еще какими-то… «Медицинскими», – выручила память.
– Н-не знаю, – расстроился Антон.
Шапочка и маска скрывали лицо медички, халат – фигуру. Антон видел только глаза, как в прорези никаба. Глаза выдавали зрелость.
– Поищите на зеркале, в спальне, на книжных полках. Обычно их кладут куда-то недалеко. – Глаза между чепцом и повязкой отследили брошенную в прихожей, так и не собранную сумку. – Что в сумке?
– Да, – Антон вспомнил, – Сима собиралась в больницу.
Карта – затрапезная общая тетрадь – нашлась в сумке среди каких-то воздушных, легкомысленных вещичек, похожих на пеньюар. А может, и не пеньюар – просто Антон других названий женской одежды не помнил, хоть убей. Впрочем, кажется, еще кофты у них бывают.
«Юн-Ворожко» – успел прочитать на обложке.
– Жена завтракала? – донеслось до Антона, и он для верности решил уточнить.
– Чья жена завтракала?
– Ваша жена позавтракать успела? – терпеливо переспросил никаб, пока Симе что-то кололи.
– Я не видел.
– Кислород, – коротко произнесла медичка, пролистав карту, – вторая положительная.
Прозвучало слово «кесарить», Антон не успел опомниться, как истекающую кровью Симу уложили боком на каталку и вывезли на лестничную площадку.
Профессионально, быстро и слаженно вкатили в грузовой лифт, к счастью работающий.
Пока Квасов спускался в пассажирской кабине, Симу уже загрузили в реанимобиль.
– Куда везем? – высунулся водитель.
– В третий роддом, – садясь в кабину, бросила докторша.
Тормозя на лежачих милицейских, маневрируя между припаркованными авто и детскими площадками, скорая миновала двор, включила сирену и вырвалась на проезжую часть.
Антон провожал проблесковые маячки с чувством, что отправил на вертушке в госпиталь «груз-300».
– Слышишь меня? Открой глаза, – тряс Антон бесчувственную роженицу.
Не хватает только девочку в соседней комнате разбудить. Проснется, увидит мать, поднимет вой… Ему тогда вообще крышка.
Симка открыла глаза, подернутые мутью, всмотрелась и поморщилась – с трудом, но узнала в незнакомце соседа:
– Антон? – Посиневшие губы плохо слушались.
– Антон, – мрачно подтвердил тот, дождавшись, когда взгляд соседки станет осмысленным, – теперь вот что, сестренка, еще раз отключишься – дети останутся сиротами.
Дети. Сироты. Слова не имели никакого смысла. Какие дети? Какие сироты? Боль вытравила из памяти все чувства и привязанности.
– У-у-у, – в ответ глухо простонала Сима.
Сил кричать не было. Как, собственно, и сил жить.
Неожиданное прояснение в памяти причинило другую острую боль: дети… Как же это? Она не может их оставить. А Руслан? Он приедет, а ее не будет? Нет-нет, этого никак нельзя допустить. Никак.
– Мане кисель сварить не успела. Она так любит. – Горячие слезы побежали по вискам, теплые и липкие, они затекли даже под спину. Как много слез. Она уже вся мокрая…
– Епэрэсэтэ! – рявкнул Антон. На светлом кожаном диване, куда он перетащил бесчувственную Симку – та еще была военная операция, не для слабонервных – угрожающе расплылось кровавое пятно.
Симку клонило в сон.
– Открой глаза, дыши, – командовал властный голос, мешая спать.
Какой умный. Попробовал бы не спать, когда глаза сами закрываются. И больно. Мысли опять стали путаться, Сима стремительно теряла силы.
– Не спать, не спать! Смотри на меня! – рычал Антон, набирая 03.
Откуда он взялся на ее голову? Кто дал ему право командовать? Вот приедет Руслан…
– У нее кровотечение, – рычание соседа слышалось, как сквозь вату, – где машина, мать вашу?
– М-м-м-м, – стиснув зубы, промычала несчастная мать-одиночка и потеряла сознание.
Антон ненавидел себя за это бессилие, смотрел на зловещую темно-вишневую лужу, выползающую из-под Серафимы, и вспоминал: промедол при ранении и жгут выше раны. А что делать в этом случае? Какой тут жгут, к едрене фене? Может, поднять повыше ноги Симе? Подушку подсунуть? Где эта скорая, черт бы все побрал!
Руки противно дрожали. Что еще он может сделать? Что? Смириться с тем, что две жизни уходят вот так, беспрепятственно, у него на глазах – за что это ему? Антон опустился на пол рядом с диваном, испачканные в родовой крови ладони сдавили готовый взорваться череп. Если только Ты есть, Господи…
Очнулся Антон, когда люди в белых халатах заполонили комнату.
– Мужчина, вы меня слышите? – вопрошала врач-реаниматолог. – Где карта?
На лице Квасова читалась напряженная работа мысли: карты бывают географическими, топографическими, игральными… и еще какими-то… «Медицинскими», – выручила память.
– Н-не знаю, – расстроился Антон.
Шапочка и маска скрывали лицо медички, халат – фигуру. Антон видел только глаза, как в прорези никаба. Глаза выдавали зрелость.
– Поищите на зеркале, в спальне, на книжных полках. Обычно их кладут куда-то недалеко. – Глаза между чепцом и повязкой отследили брошенную в прихожей, так и не собранную сумку. – Что в сумке?
– Да, – Антон вспомнил, – Сима собиралась в больницу.
Карта – затрапезная общая тетрадь – нашлась в сумке среди каких-то воздушных, легкомысленных вещичек, похожих на пеньюар. А может, и не пеньюар – просто Антон других названий женской одежды не помнил, хоть убей. Впрочем, кажется, еще кофты у них бывают.
«Юн-Ворожко» – успел прочитать на обложке.
– Жена завтракала? – донеслось до Антона, и он для верности решил уточнить.
– Чья жена завтракала?
– Ваша жена позавтракать успела? – терпеливо переспросил никаб, пока Симе что-то кололи.
– Я не видел.
– Кислород, – коротко произнесла медичка, пролистав карту, – вторая положительная.
Прозвучало слово «кесарить», Антон не успел опомниться, как истекающую кровью Симу уложили боком на каталку и вывезли на лестничную площадку.
Профессионально, быстро и слаженно вкатили в грузовой лифт, к счастью работающий.
Пока Квасов спускался в пассажирской кабине, Симу уже загрузили в реанимобиль.
– Куда везем? – высунулся водитель.
– В третий роддом, – садясь в кабину, бросила докторша.
Тормозя на лежачих милицейских, маневрируя между припаркованными авто и детскими площадками, скорая миновала двор, включила сирену и вырвалась на проезжую часть.
Антон провожал проблесковые маячки с чувством, что отправил на вертушке в госпиталь «груз-300».