После регистрации нам дали свидание на три дня. Мы впервые были в новом качестве, уже как муж и жена. И эти дни пролетели особенно быстро. Свадебного стола, конечно, не было. Мы с удовольствием съели торт, который привезли Димины родственники. И ещё один сюрприз устроили нам ребята. Местное радио все время передавало нам песни Михаила Шуфутинского, которые Дима очень любит.
Даже в комнате для свиданий от прессы скрыться не удалось. К нам пробился корреспондент «Комсомольской правды», деваться было некуда, Диме пришлось давать интервью. Следом по этой теме прошлись все газеты.
Дима принимает православие
Подвенечное платье
Королева зоны
Возвращение в Москву
Колокольный звон
Планы на XXI век
Король сюрпризов
Миллион алых роз
Цветок за колючей проволокой
Даже в комнате для свиданий от прессы скрыться не удалось. К нам пробился корреспондент «Комсомольской правды», деваться было некуда, Диме пришлось давать интервью. Следом по этой теме прошлись все газеты.
Дима принимает православие
После того как я стала женой Якубовского, во мне проснулась страшная ревность, хотя ревновать мне в Нижнем Тагиле было не к кому. Там были, конечно, женщины, но не во вкусе моего мужа. И все же я ничего не могла с собой поделать.
— Я хочу, чтобы ты совсем успокоилась, — сказал мне Дима, — я твой, и больше ничей. Я ведь вижу, что ты не уверена в искренности моих чувств и боишься, что после освобождения я тебя брошу. Но ты мне нужна не только в тюрьме. Давай обвенчаемся. Я так тебя люблю, что и на небесах хочу быть вместе с тобой.
Меня это потрясло до глубины души. Я, конечно, мечтала оказаться с Димой перед алтарем, но ни разу не заговаривала об этом, понимая, что для моего мужа это поступок очень непростой.
— Ты некрещеный, — сказала я, — другой веры. Все знают, что ты еврей. И как на это посмотрят твои родственники и друзья?
Когда Дима сидел в «Крестах», один раз его навестил раввин из синагоги. Но когда после убийства адвоката мы попросили его подписать обращение в вышестоящие органы, он испугался.
— Я готовлюсь к выезду в США, — признался он, — а мне дали понять, что проблемы, связанные с вами, будут мне препятствовать.
Больше он не приходил.
Но дело, конечно, было не только в раввине. Среди близких друзей далеко не все смогли бы понять Диму.
— Пусть хоть все от меня отвернутся, — ответил он, — да и где они были эти четыре года? Все это время со мной сидела ты.
До ареста Дима постоянно помогал синагоге, перечислял очень большие средства. Сам он никогда не был правоверным иудеем, но, как большинство по сути неверующих людей, отмечал какие-то религиозные праздники. Ему было обидно, когда ни московский, ни петербургский раввин не прислали ему на праздник еврейской пасхи даже поздравительную открытку.
Марина придерживалась иудейской веры. Она соблюдала религиозные праздники, по пятницам зажигала свечи, читала молитвы и пыталась привить это Диме. Марина хотела, чтобы Дима в «Крестах» носил кипу — еврейский головной убор. Он соглашался, чтобы сделать Марине приятное.
Наверное, его желание обвенчаться со мной тоже было продиктовано любовью. Но сначала следовало креститься. Как раз к этому времени в зоне появился маленький храм, построенный руками осужденных. Отделан он был только снаружи. Иконы писали сами заключенные. Строительство ещё не было закончено, храм стоял в стропилах.
Священником в зоне был отец Фома. Узнав о том, что мы хотим обвенчаться, он удивился:
— Насколько мне известно, в зонах России ещё никто не венчался.
— Это хорошо, — сказал Дима, — мы будем первыми.
И все-таки быть первыми нам не удалось. Перед нами обвенчали другую пару. Эти люди двадцать лет были в браке и решили стать мужем и женой перед Богом.
Наше венчание было назначено на 20 июня, но за неделю до этого Дима должен был пройти обряд крещения.
— Я готов, — сказал Дима отцу Фоме.
— Это все хорошо, — ответил священник, — но у нас ничего нет. Ни купели, ни Библии, ни крестов, ни свечек.
— Что ж, — сказал Дима, — будем заниматься благотворительностью.
Мы пожертвовали нужную сумму, и отец Фома приобрел все то, что требуется для крещения, для венчания и для исполнения иных обрядов.
Чтобы принять обряд крещения, следовало пройти духовную подготовку. Диме нужно было два дня подряд ходить на службу, отстаивать по четыре часа, научиться осенять себя крестом. Но, главное, стоять. Для Димы это тяжелое испытание. Тем не менее он согласился и стоически выдержал час. А потом сказал: «Я больше стоять не могу» — и попросил отца Фому принести ему стул. И до конца службы просидел на стуле.
На крещение в церкви собралось очень много народу. Всем было весело наблюдать за Димой, которого раздели до плавок и поливали святой водой из купели. Он повторял все время, что только ради меня подвергает себя этим испытаниям.
— Я хочу, чтобы ты совсем успокоилась, — сказал мне Дима, — я твой, и больше ничей. Я ведь вижу, что ты не уверена в искренности моих чувств и боишься, что после освобождения я тебя брошу. Но ты мне нужна не только в тюрьме. Давай обвенчаемся. Я так тебя люблю, что и на небесах хочу быть вместе с тобой.
Меня это потрясло до глубины души. Я, конечно, мечтала оказаться с Димой перед алтарем, но ни разу не заговаривала об этом, понимая, что для моего мужа это поступок очень непростой.
— Ты некрещеный, — сказала я, — другой веры. Все знают, что ты еврей. И как на это посмотрят твои родственники и друзья?
Когда Дима сидел в «Крестах», один раз его навестил раввин из синагоги. Но когда после убийства адвоката мы попросили его подписать обращение в вышестоящие органы, он испугался.
— Я готовлюсь к выезду в США, — признался он, — а мне дали понять, что проблемы, связанные с вами, будут мне препятствовать.
Больше он не приходил.
Но дело, конечно, было не только в раввине. Среди близких друзей далеко не все смогли бы понять Диму.
— Пусть хоть все от меня отвернутся, — ответил он, — да и где они были эти четыре года? Все это время со мной сидела ты.
До ареста Дима постоянно помогал синагоге, перечислял очень большие средства. Сам он никогда не был правоверным иудеем, но, как большинство по сути неверующих людей, отмечал какие-то религиозные праздники. Ему было обидно, когда ни московский, ни петербургский раввин не прислали ему на праздник еврейской пасхи даже поздравительную открытку.
Марина придерживалась иудейской веры. Она соблюдала религиозные праздники, по пятницам зажигала свечи, читала молитвы и пыталась привить это Диме. Марина хотела, чтобы Дима в «Крестах» носил кипу — еврейский головной убор. Он соглашался, чтобы сделать Марине приятное.
Наверное, его желание обвенчаться со мной тоже было продиктовано любовью. Но сначала следовало креститься. Как раз к этому времени в зоне появился маленький храм, построенный руками осужденных. Отделан он был только снаружи. Иконы писали сами заключенные. Строительство ещё не было закончено, храм стоял в стропилах.
Священником в зоне был отец Фома. Узнав о том, что мы хотим обвенчаться, он удивился:
— Насколько мне известно, в зонах России ещё никто не венчался.
— Это хорошо, — сказал Дима, — мы будем первыми.
И все-таки быть первыми нам не удалось. Перед нами обвенчали другую пару. Эти люди двадцать лет были в браке и решили стать мужем и женой перед Богом.
Наше венчание было назначено на 20 июня, но за неделю до этого Дима должен был пройти обряд крещения.
— Я готов, — сказал Дима отцу Фоме.
— Это все хорошо, — ответил священник, — но у нас ничего нет. Ни купели, ни Библии, ни крестов, ни свечек.
— Что ж, — сказал Дима, — будем заниматься благотворительностью.
Мы пожертвовали нужную сумму, и отец Фома приобрел все то, что требуется для крещения, для венчания и для исполнения иных обрядов.
Чтобы принять обряд крещения, следовало пройти духовную подготовку. Диме нужно было два дня подряд ходить на службу, отстаивать по четыре часа, научиться осенять себя крестом. Но, главное, стоять. Для Димы это тяжелое испытание. Тем не менее он согласился и стоически выдержал час. А потом сказал: «Я больше стоять не могу» — и попросил отца Фому принести ему стул. И до конца службы просидел на стуле.
На крещение в церкви собралось очень много народу. Всем было весело наблюдать за Димой, которого раздели до плавок и поливали святой водой из купели. Он повторял все время, что только ради меня подвергает себя этим испытаниям.
Подвенечное платье
Венчаться в простом платье мне не хотелось. Все-таки венчание бывает только один раз в жизни, и я решила сделать себе и Диме сюрприз. Пошла в магазин и купила себе белое подвенечное платье за 220 долларов. Это было самое красивое и самое дорогое платье во всем магазине. Хоть я и была раньше замужем, но подвенечного платья у меня тогда не было. С первым мужем мы просто расписались в загсе.
Утром я встала пораньше и сделала себе в парикмахерской красивую прическу. Мне закрепили фату, и я благополучно прибыла в зону. В колонии мое явление произвело настоящий фурор. Все заключенные высыпали на улицу. Никогда ещё нижнетагильская зона не видела в своих стенах девушек в белых подвенечных платьях. Ну а Дима был просто в восторге.
Был понедельник, рабочий день, но народ всеми правдами и неправдами стремился присутствовать на нашем венчании. Это был длительный процесс. Диме венец надели прямо на голову. Поскольку у меня была прическа и фата, за мной по пятам шел мальчик очень высокого роста и держал над моей головой тяжелый венец. Он буквально обливался потом. А мое длинное платье цеплялось за гвозди и стропила.
Мы с Димой пошли в комнату для свиданий. Все было просто потрясающе. Думаю, свою роль сыграло и подвенечное платье, которое придало нашей близости несравненный вкус.
В день венчания мы опять получили массу поздравлений и подарков от ребят. Это были в основном поделки из дерева или металла. А мне подарили три маленькие розочки, которые заключенные вырастили сами в литейном цехе. Розовую, белую и красную. Для меня эти чахлые, дохлые, полураспустившиеся цветы были дороже любых, самых крутых букетов.
Когда мы в последний раз ездили в Нижний Тагил, мне подарили трогательную картину: красную засушенную розу на синей бархатной бумаге. Этот цветок — Димин подарок в последний день пребывания в зоне…
Недавно Дима мне позвонил с работы. Сначала я думала, что он меня разыгрывает. Я болела, лежала дома, голова раскалывалась. Я даже начала на него злиться. Но чем больше я слушала его, тем больше балдела от того, в какой замечательной стране мы живем.
На самом деле, кем бы мне надо было быть в Канаде или США, чтобы Национальный музей выставил в музее мои личные вещи или вещи моего мужа?! Я думаю, что подобной чести не удостаивалась даже Жаклин Кеннеди-Оннасис. Или, подумайте, кем вам надо быть, чтобы у мадам Тюссо стояла ваша восковая фигура? В то же время бывший Музей революции, а ныне музей современной истории России обратился к моему мужу с тем, чтобы наши вещи отдать в музей для постоянно действующей экспозиции («История новой России»). Дима подумал-подумал и решил предоставить мое подвенечное платье…
Утром я встала пораньше и сделала себе в парикмахерской красивую прическу. Мне закрепили фату, и я благополучно прибыла в зону. В колонии мое явление произвело настоящий фурор. Все заключенные высыпали на улицу. Никогда ещё нижнетагильская зона не видела в своих стенах девушек в белых подвенечных платьях. Ну а Дима был просто в восторге.
Был понедельник, рабочий день, но народ всеми правдами и неправдами стремился присутствовать на нашем венчании. Это был длительный процесс. Диме венец надели прямо на голову. Поскольку у меня была прическа и фата, за мной по пятам шел мальчик очень высокого роста и держал над моей головой тяжелый венец. Он буквально обливался потом. А мое длинное платье цеплялось за гвозди и стропила.
Мы с Димой пошли в комнату для свиданий. Все было просто потрясающе. Думаю, свою роль сыграло и подвенечное платье, которое придало нашей близости несравненный вкус.
В день венчания мы опять получили массу поздравлений и подарков от ребят. Это были в основном поделки из дерева или металла. А мне подарили три маленькие розочки, которые заключенные вырастили сами в литейном цехе. Розовую, белую и красную. Для меня эти чахлые, дохлые, полураспустившиеся цветы были дороже любых, самых крутых букетов.
Когда мы в последний раз ездили в Нижний Тагил, мне подарили трогательную картину: красную засушенную розу на синей бархатной бумаге. Этот цветок — Димин подарок в последний день пребывания в зоне…
Недавно Дима мне позвонил с работы. Сначала я думала, что он меня разыгрывает. Я болела, лежала дома, голова раскалывалась. Я даже начала на него злиться. Но чем больше я слушала его, тем больше балдела от того, в какой замечательной стране мы живем.
На самом деле, кем бы мне надо было быть в Канаде или США, чтобы Национальный музей выставил в музее мои личные вещи или вещи моего мужа?! Я думаю, что подобной чести не удостаивалась даже Жаклин Кеннеди-Оннасис. Или, подумайте, кем вам надо быть, чтобы у мадам Тюссо стояла ваша восковая фигура? В то же время бывший Музей революции, а ныне музей современной истории России обратился к моему мужу с тем, чтобы наши вещи отдать в музей для постоянно действующей экспозиции («История новой России»). Дима подумал-подумал и решил предоставить мое подвенечное платье…
Королева зоны
После того как мы поженились, нам полагались длительные свидания — по три дня раз в три месяца. Перед первым свиданием я дико волновалась. Мы были давно знакомы, но вместе никогда не жили. Впервые нам предстояло провести вдвоем целых 72 часа в отдельной комнате, которая запиралась на ключ. Там было все самое необходимое, и даже маленькая кухонька, в которой можно было готовить.
В эти дни Якубовский проявил себя совсем иначе. Таким я его просто не знала. Он посадил меня на кровать и сказал:
— Ничего не делай.
И он делал все сам: мыл полы, готовил, мыл посуду. Он мыл меня, стирал мои трусы и носки. Я только смотрела на него и задавала себе один вопрос: не высвечивается ли ещё нимб над моей головой?..
…Некоторым кажется, что такой человек, как Дима, капризен в еде и угодить ему — непростая задача. Это не так. Дело в том, что Дима вырос в небогатой семье, денег на деликатесы не было никогда. Главное было — накормить всех досыта. Димина любимая еда — это салат «оливье», который он способен поглощать ведрами, макароны, сосиски. Конечно, ему все это нельзя. Сейчас я посадила его на диету.
— Я все буду готовить сам, — повторил он.
— Ты что, умеешь? — спросила я.
— Да, сейчас увидишь…
И он приготовил прямо-таки ресторанное блюдо — мясо, фаршированное грибами. Не каждая женщина так может. С тех пор во время каждого свидания готовил только он. Теперь это случается редко. Разве что для меня Дима делает исключение, а так к плите не подходит. Хотя ему достаточно увидеть по телевизору какой-то рецепт, чтобы с первого раза приготовить это блюдо самостоятельно.
Как-то раз я пришла в зону в облегающем фигуру комбинезоне телесного цвета. Еще в городе я чувствовала на себе взгляды прохожих. Видимо, на расстоянии я казалась голой. Мы сидели с Димой в кабинете, который из-за большого окна отлично просматривался. Какой-то сотруднице почудилось, будто мы занимаемся любовью, хотя между нами ничего похожего в этот раз и не происходило. Раздался душераздирающий вопль тревоги, как при организованном побеге. Потом я узнала, что Диму вызывали. Он, правда, всегда берег меня и всеми проблемами делился со вторым адвокатом. Лишь когда ситуация каким-то образом разряжалась, ставили в известность меня.
Конечно, многие проблемы возникали из-за Диминой вспыльчивости, неумения сдерживать свои эмоции. Мне кажется, эти недостатки вполне простительны, тем более что они компенсируются массой достоинств.
В эти дни Якубовский проявил себя совсем иначе. Таким я его просто не знала. Он посадил меня на кровать и сказал:
— Ничего не делай.
И он делал все сам: мыл полы, готовил, мыл посуду. Он мыл меня, стирал мои трусы и носки. Я только смотрела на него и задавала себе один вопрос: не высвечивается ли ещё нимб над моей головой?..
…Некоторым кажется, что такой человек, как Дима, капризен в еде и угодить ему — непростая задача. Это не так. Дело в том, что Дима вырос в небогатой семье, денег на деликатесы не было никогда. Главное было — накормить всех досыта. Димина любимая еда — это салат «оливье», который он способен поглощать ведрами, макароны, сосиски. Конечно, ему все это нельзя. Сейчас я посадила его на диету.
— Я все буду готовить сам, — повторил он.
— Ты что, умеешь? — спросила я.
— Да, сейчас увидишь…
И он приготовил прямо-таки ресторанное блюдо — мясо, фаршированное грибами. Не каждая женщина так может. С тех пор во время каждого свидания готовил только он. Теперь это случается редко. Разве что для меня Дима делает исключение, а так к плите не подходит. Хотя ему достаточно увидеть по телевизору какой-то рецепт, чтобы с первого раза приготовить это блюдо самостоятельно.
Как-то раз я пришла в зону в облегающем фигуру комбинезоне телесного цвета. Еще в городе я чувствовала на себе взгляды прохожих. Видимо, на расстоянии я казалась голой. Мы сидели с Димой в кабинете, который из-за большого окна отлично просматривался. Какой-то сотруднице почудилось, будто мы занимаемся любовью, хотя между нами ничего похожего в этот раз и не происходило. Раздался душераздирающий вопль тревоги, как при организованном побеге. Потом я узнала, что Диму вызывали. Он, правда, всегда берег меня и всеми проблемами делился со вторым адвокатом. Лишь когда ситуация каким-то образом разряжалась, ставили в известность меня.
Конечно, многие проблемы возникали из-за Диминой вспыльчивости, неумения сдерживать свои эмоции. Мне кажется, эти недостатки вполне простительны, тем более что они компенсируются массой достоинств.
Возвращение в Москву
…Этого дня мы ждали с нетерпением, понятным лишь тем, кто хоть однажды оказывался за колючей проволокой. Каждое следующее число календаря приближало нас к заветной дате — освобождению. Другие люди жили совсем иными событиями. Ведь каждый чего-то ждет. Свадьбы, квартиры, весны. Мы ждали, когда наконец закончится срок, и часто представляли себе этот день в мечтах. Наступило 19 декабря 1998 года.
Рейс Екатеринбург — Москва — в 6 часов утра. Но от Нижнего Тагила до Екатеринбурга три часа езды на автомобиле. То есть в 3 утра мы должны были наконец покинуть колонию. По закону, день освобождения наступает в ноль часов.
К тому времени у нас были хорошие отношения с администрацией. И несмотря на то что это была суббота, выходной день, все документы были подготовлены ещё в пятницу. Поэтому ровно в ноль часов семь минут Дима в последний раз прошел через ворота колонии. Он шел с пустыми руками, абсолютно все оставив тем, кому предстояло провести за колючей проволокой дни, месяцы, годы. Книги, одежда, посуда — эти вещи ещё кому-то служат. Есть такая примета: из тюрьмы выходят на волю с пустыми руками. Чтобы не вернуться туда никогда.
Дима опасался провокаций, поэтому мы попросили местный ОМОН довезти нас до аэропорта в Екатеринбурге. В сопровождении омоновцев, вооруженных автоматами, мы благополучно добрались до аэропорта.
Нам не хотелось никакой шумихи, и мы обращались к начальнику колонии с просьбой не информировать журналистов о времени освобождения Димы. Но уже за неделю до 19 декабря администрацию буквально осаждали корреспонденты. Потом мы узнали, что в 8 часов утра у ворот зоны собралось около 100 журналистов из различных изданий. Они оккупировали колонию с криками «Свободу Якубовскому!», и убедить их в том, что Дима уже освободился и покинул пределы этого заведения, было невозможно. Пришлось начальнику колонии сделать исключение из правил и провести самых активных представителей пишущей братии по территории зоны, чтобы они своими глазами убедились в том, что главный арестант на свободе.
Не обнаружив Якубовского, журналисты не торопились расходиться и были готовы довольствоваться беседой с осужденными, которые были с Димой в одном отряде. Нашелся человек, который дал интервью телевидению о своих впечатлениях.
Наконец, мы прошли регистрацию на рейс Екатеринбург — Москва и сели в самолет. Я себя очень плохо чувствовала. Сказывались волнения бессонной ночи. Мы так долго ждали этого дня, и когда он пришел, оставив в прошлом годы неволи, наступила реакция. В довершение всего я почувствовала, что у меня началось кровотечение.
Дима прямо с борта самолета договорился с одной московской больницей о том, что меня сразу примут. В аэропорту толпились журналисты, но мы на машине поехали в больницу. Там меня осмотрели и успокоили: «Не волнуйтесь, кровотечение на нервной почве. Попейте таблетки, все пройдет».
Уже в 10 утра мы были дома — в квартире на Мясницкой улице. Эту квартиру нам сняли друзья. Отдохнуть не удалось. Практически сразу начались звонки. Приезжали родственники, друзья. Начиналась московская жизнь.
Рейс Екатеринбург — Москва — в 6 часов утра. Но от Нижнего Тагила до Екатеринбурга три часа езды на автомобиле. То есть в 3 утра мы должны были наконец покинуть колонию. По закону, день освобождения наступает в ноль часов.
К тому времени у нас были хорошие отношения с администрацией. И несмотря на то что это была суббота, выходной день, все документы были подготовлены ещё в пятницу. Поэтому ровно в ноль часов семь минут Дима в последний раз прошел через ворота колонии. Он шел с пустыми руками, абсолютно все оставив тем, кому предстояло провести за колючей проволокой дни, месяцы, годы. Книги, одежда, посуда — эти вещи ещё кому-то служат. Есть такая примета: из тюрьмы выходят на волю с пустыми руками. Чтобы не вернуться туда никогда.
Дима опасался провокаций, поэтому мы попросили местный ОМОН довезти нас до аэропорта в Екатеринбурге. В сопровождении омоновцев, вооруженных автоматами, мы благополучно добрались до аэропорта.
Нам не хотелось никакой шумихи, и мы обращались к начальнику колонии с просьбой не информировать журналистов о времени освобождения Димы. Но уже за неделю до 19 декабря администрацию буквально осаждали корреспонденты. Потом мы узнали, что в 8 часов утра у ворот зоны собралось около 100 журналистов из различных изданий. Они оккупировали колонию с криками «Свободу Якубовскому!», и убедить их в том, что Дима уже освободился и покинул пределы этого заведения, было невозможно. Пришлось начальнику колонии сделать исключение из правил и провести самых активных представителей пишущей братии по территории зоны, чтобы они своими глазами убедились в том, что главный арестант на свободе.
Не обнаружив Якубовского, журналисты не торопились расходиться и были готовы довольствоваться беседой с осужденными, которые были с Димой в одном отряде. Нашелся человек, который дал интервью телевидению о своих впечатлениях.
Наконец, мы прошли регистрацию на рейс Екатеринбург — Москва и сели в самолет. Я себя очень плохо чувствовала. Сказывались волнения бессонной ночи. Мы так долго ждали этого дня, и когда он пришел, оставив в прошлом годы неволи, наступила реакция. В довершение всего я почувствовала, что у меня началось кровотечение.
Дима прямо с борта самолета договорился с одной московской больницей о том, что меня сразу примут. В аэропорту толпились журналисты, но мы на машине поехали в больницу. Там меня осмотрели и успокоили: «Не волнуйтесь, кровотечение на нервной почве. Попейте таблетки, все пройдет».
Уже в 10 утра мы были дома — в квартире на Мясницкой улице. Эту квартиру нам сняли друзья. Отдохнуть не удалось. Практически сразу начались звонки. Приезжали родственники, друзья. Начиналась московская жизнь.
Колокольный звон
Мы знали, что обязательно приедем в Нижний Тагил, теперь уже как свободные люди. Поездка была запланирована на пасху.
Дело в том, что наше общение с церковью и с отцом Фомой не завершилось венчанием. Эта церковь строилась очень долго на народные деньги. Какие-то суммы перечисляли заключенные со своих заработков в колонии, посетители тоже оставляли в ящике для пожертвований деньги.
Дима продолжал заниматься обустройством храма и заказал в Екатеринбурге колокола. Отлили два. Один весит 50 килограммов, другой — 80. По окружности колоколов идет гравировка: «Храму ИК-13 от Дмитрия и Ирины Якубовских». А в проекте третий: «царь-колокол» весом в 200 килограммов.
Отца Фому на заводе проинструктировали, как звонить в колокола. И когда мы приехали в зону, состоялась торжественная процедура. Колокола повесили и освятили. Новоявленный звонарь из числа заключенных, только что обучившийся этому искусству, играл стройную, красивую мелодию. А прохожие, привлеченные колокольным звоном, оборачивались и крестились.
Дело в том, что наше общение с церковью и с отцом Фомой не завершилось венчанием. Эта церковь строилась очень долго на народные деньги. Какие-то суммы перечисляли заключенные со своих заработков в колонии, посетители тоже оставляли в ящике для пожертвований деньги.
Дима продолжал заниматься обустройством храма и заказал в Екатеринбурге колокола. Отлили два. Один весит 50 килограммов, другой — 80. По окружности колоколов идет гравировка: «Храму ИК-13 от Дмитрия и Ирины Якубовских». А в проекте третий: «царь-колокол» весом в 200 килограммов.
Отца Фому на заводе проинструктировали, как звонить в колокола. И когда мы приехали в зону, состоялась торжественная процедура. Колокола повесили и освятили. Новоявленный звонарь из числа заключенных, только что обучившийся этому искусству, играл стройную, красивую мелодию. А прохожие, привлеченные колокольным звоном, оборачивались и крестились.
Планы на XXI век
Когда я спрашивала Диму, будем ли мы заводить детей, он ответил, что наш общий ребенок родится в марте 2000 года, и это будет девочка. Так ему хочется.
После рождения моего сына Алексея я поставила себе спираль и ни разу не беременела, хотя вела регулярную половую жизнь. Но стоило мне только встретить Диму, как все изменилось. Он фантастически плодовит. Я беременела, несмотря на спираль. Противозачаточные таблетки он мне запрещает принимать, поскольку ему кажется, что от них толстеют. Приходилось делать аборты. Заранее я Диме ничего не говорила, он узнавал о случившемся на следующий день. «По тебе не заметно», — говорил он. Физически я переносила прерывания беременности легко, а вот морально… Особенно в первый раз. Тогда я проплакала всю ночь напролет.
Почему я не решалась оставить ребенка? Во-первых, мы не были женаты, во-вторых, рожать в Нижнем Тагиле мне не хотелось. Просто не до того было.
После рождения моего сына Алексея я поставила себе спираль и ни разу не беременела, хотя вела регулярную половую жизнь. Но стоило мне только встретить Диму, как все изменилось. Он фантастически плодовит. Я беременела, несмотря на спираль. Противозачаточные таблетки он мне запрещает принимать, поскольку ему кажется, что от них толстеют. Приходилось делать аборты. Заранее я Диме ничего не говорила, он узнавал о случившемся на следующий день. «По тебе не заметно», — говорил он. Физически я переносила прерывания беременности легко, а вот морально… Особенно в первый раз. Тогда я проплакала всю ночь напролет.
Почему я не решалась оставить ребенка? Во-первых, мы не были женаты, во-вторых, рожать в Нижнем Тагиле мне не хотелось. Просто не до того было.
Король сюрпризов
Я очень люблю лилии. И теперь в нашем доме каждый день цветы. Как бы ни был занят Дима, когда бы он ни вернулся, у него в руках всегда будет дивной красоты букет для меня. Вообще он очень любит делать подарки.
— Ему нравится делать добро, причем совершенно бескорыстно, он сам получает кайф, но матерится при этом страшно, — говорит Нелли Григорьевна, которая работала завучем в Болшевской школе, где учился Дима, а потом воспитывала нашего сына Лешу. Я о ней уже писала.
Она любит вспоминать, как Дима ещё в советские времена достал ей путевку в санаторий ЦК КПСС. Пока оформляла путевку, услышала, как некая дама, собиравшаяся в Крым, хвасталась, что в её магазине «сам Михаил Сергеевич рубашечки покупает».
— А вы, собственно, кто? — обернулась она к Нелли Григорьевне.
— Директор школы.
— Так теперь что, все директора будут ездить в наши санатории?
— А продавцы тоже?
Сделать женщине сюрприз — вполне в духе Димы. Причем этот сюрприз может быть таким, что чувствуешь себя по меньшей мере королевой. Хотя необыкновенность подарков, на мой взгляд, связана не с их стоимостью. Тем более что у Димы была возможность не думать о цене. Ему нравилось дарить машины. Не только женам. Опять-таки подчеркну, что для него это особой сложности не представляло. Самые незабываемые подарки рождались из ничего. У Димы это получалось потрясающе.
Как-то, это было в Нижнем Тагиле, он попросил, чтобы я купила ему шелковые носки разных цветов. Я не знала, какие носки он предпочитал раньше, но во всяком случае в «Крестах» ничего подобного он не носил. Поручение я, конечно, выполнила, и носки немыслимо ярких расцветок были доставлены в зону. А через некоторое время получила в подарок необычные ручки, искусно оплетенные разноцветными шелковыми нитями. Это были те самые шелковые носки, которые Дима распустил. Потом он мне подарил фотографию в плетеной рамочке — произведение искусства.
А сколько красивых вещей из хлеба он смастерил! Конечно, многие поделки посвящены одной из любимых тем — сексу. Сегодня в нашем доме целая выставка необычных экспонатов. Кстати, технология хлебной скульптуры довольно сложна. Сначала хлеб долго жуют, затем особым способом высушивают, красят цветными чернилами. Получаются легкие статуэтки тонкой работы.
Руки у него золотые. Нелли Григорьевна рассказывала мне, что до сих пор в Болшевской школе висит аккуратнейшим образом сделанная Димой доска для ключей.
Специально к моему дню рождения Дима из тюрьмы заказал торт, который испекли в кондитерском цехе гостиницы «Европейская», — вкусный, с нежной начинкой и украшенный… фаллосом. Тоже съедобным. Не спрашивайте, как удалось пронести это сооружение в «Кресты».
Тогда, в «Крестах», Дима каждый день дарил мне цветы. Их доставка, поверьте, была непростым делом. На свободе не все женщины могут похвастаться тем, что им ежедневно дарят цветы. А в тюрьме тем более. Я шла по длинному коридору и ловила взгляды: удивленные, восхищенные, ревнивые.
Дима всегда знал, что женские натуры подвластны подаркам. Для многих женщин дорогой подарок — как золотой ключик к сердцу. Из разговоров с Димой, касавшихся его отношений с бывшими женами и подругами, я сделала вывод, что всех он удерживал именно подарками. Стоило только кому-то проявить недовольство, продемонстрировать плохое настроение, обидеться, как покупалась очередная дорогая вещь и женщина на время становилась доброй, ласковой, нежной и покладистой.
Еще когда Дима учился в четвертом классе, он влюбился в одноклассницу Лену Белову. У Димы дома в серванте было отделение, которое запиралось на ключ. Такой маленький домашний сейф. Там хранились папины награды, семейные документы, дипломы, какие-то реликвии. И именно там мама хранила коробки шоколадных конфет, в то время страшный дефицит. Эти конфеты изредка покупались по каким-то талонам, которые выдавались на работе. Коробки береглись к праздникам и особым случаям. Врачу подарить или учительнице на 8 марта. А Диме хотелось ухаживать за Леной красиво. Он брал из серванта эти конфеты и относил Лене. Потом, когда мама спрашивала, куда делись конфеты, Дима напускал на себя удивленный вид и строил предположения, что шоколад, наверное, съели братья.
Правда, Ленина мама работала вместе с Диминой мамой, и секреты красивого ухаживания довольно быстро раскрывались. «Роза мне сказала, что ты Лене опять коробку конфет подарил. Наших, наверное?» — спрашивала мама, понимая, что сладости уже не вернешь.
Третью жену, Свету, которую Дима очень любил, он возил в Рим. Там Дима во время визита Горбачева изображал советскую общественность. И на все командировочные, а это была очень внушительная сумма в 5 тысяч долларов, Дима накупил Свете кучу всякой одежды. Они целый день ходили по римским магазинам, не самым дорогим, конечно, и покупали юбки, брюки, блузки — все, что нравилось Свете. Потом в Москве все оглядывались на Свету. Она была одета лучше всех.
Но самый большой подарок Света получила в Ватикане. Дима подарил ей встречу с Папой Римским.
— В Италии я был для иностранных спецслужб темной личностью, — рассказывает Дима. — Ко мне приставили двух человек — водителя, которого звали синьор Нино, и переводчика по имени синьор Джованни. Это был человек с секретом. Во время войны он служил в войсках СС. Он крутил нашу игру с энтузиазмом. Прощупывал, чего хочу я, а я выведывал, чего хочет он.
По средам Папа Римский ходил в народ. Он шел по небольшой улице Ватикана в сопровождении швейцарских гвардейцев, вокруг выставлялось оцепление. И мой синьор Джованни договорился со своим знакомым начальником смены папской охраны о том, чтобы разрешили одного человека подвести к Папе. Вообще же к Папе пробиться невозможно. Улица огорожена турникетом, за которым толпа людей, мечтающих лицезреть наместника Бога на земле.
На глазах потрясенной публики синьор Джованни подвел Свету к первому ряду. Они остановились у самого турникета. И тут Папа подошел прямо к Свете, что-то сказал ей, и служитель, следовавший за ним с дарами, протянул Свете четки. Кажется, жемчужные.
Расскажу ещё один эпизод, который очень характерен для Димы. Честно говоря, я не знаю мужчин, которые были бы способны на такие поступки. Как-то он встретился со Светой уже после развода и пригласил её в ресторан. У Светы было плохое настроение, она жаловалась на жизнь. Это было в 1992 году. Тогда Дима вышел как бы в туалет, позвонил по мобильному телефону своему приятелю и попросил купить Свете подарок — машину. Когда они вышли из ресторана, прямо у дверей красовалась новая сияющая машина «вольво». Надо ли говорить, что у Светы сразу улучшилось настроение?
— Ему нравится делать добро, причем совершенно бескорыстно, он сам получает кайф, но матерится при этом страшно, — говорит Нелли Григорьевна, которая работала завучем в Болшевской школе, где учился Дима, а потом воспитывала нашего сына Лешу. Я о ней уже писала.
Она любит вспоминать, как Дима ещё в советские времена достал ей путевку в санаторий ЦК КПСС. Пока оформляла путевку, услышала, как некая дама, собиравшаяся в Крым, хвасталась, что в её магазине «сам Михаил Сергеевич рубашечки покупает».
— А вы, собственно, кто? — обернулась она к Нелли Григорьевне.
— Директор школы.
— Так теперь что, все директора будут ездить в наши санатории?
— А продавцы тоже?
Сделать женщине сюрприз — вполне в духе Димы. Причем этот сюрприз может быть таким, что чувствуешь себя по меньшей мере королевой. Хотя необыкновенность подарков, на мой взгляд, связана не с их стоимостью. Тем более что у Димы была возможность не думать о цене. Ему нравилось дарить машины. Не только женам. Опять-таки подчеркну, что для него это особой сложности не представляло. Самые незабываемые подарки рождались из ничего. У Димы это получалось потрясающе.
Как-то, это было в Нижнем Тагиле, он попросил, чтобы я купила ему шелковые носки разных цветов. Я не знала, какие носки он предпочитал раньше, но во всяком случае в «Крестах» ничего подобного он не носил. Поручение я, конечно, выполнила, и носки немыслимо ярких расцветок были доставлены в зону. А через некоторое время получила в подарок необычные ручки, искусно оплетенные разноцветными шелковыми нитями. Это были те самые шелковые носки, которые Дима распустил. Потом он мне подарил фотографию в плетеной рамочке — произведение искусства.
А сколько красивых вещей из хлеба он смастерил! Конечно, многие поделки посвящены одной из любимых тем — сексу. Сегодня в нашем доме целая выставка необычных экспонатов. Кстати, технология хлебной скульптуры довольно сложна. Сначала хлеб долго жуют, затем особым способом высушивают, красят цветными чернилами. Получаются легкие статуэтки тонкой работы.
Руки у него золотые. Нелли Григорьевна рассказывала мне, что до сих пор в Болшевской школе висит аккуратнейшим образом сделанная Димой доска для ключей.
Специально к моему дню рождения Дима из тюрьмы заказал торт, который испекли в кондитерском цехе гостиницы «Европейская», — вкусный, с нежной начинкой и украшенный… фаллосом. Тоже съедобным. Не спрашивайте, как удалось пронести это сооружение в «Кресты».
Тогда, в «Крестах», Дима каждый день дарил мне цветы. Их доставка, поверьте, была непростым делом. На свободе не все женщины могут похвастаться тем, что им ежедневно дарят цветы. А в тюрьме тем более. Я шла по длинному коридору и ловила взгляды: удивленные, восхищенные, ревнивые.
Дима всегда знал, что женские натуры подвластны подаркам. Для многих женщин дорогой подарок — как золотой ключик к сердцу. Из разговоров с Димой, касавшихся его отношений с бывшими женами и подругами, я сделала вывод, что всех он удерживал именно подарками. Стоило только кому-то проявить недовольство, продемонстрировать плохое настроение, обидеться, как покупалась очередная дорогая вещь и женщина на время становилась доброй, ласковой, нежной и покладистой.
Еще когда Дима учился в четвертом классе, он влюбился в одноклассницу Лену Белову. У Димы дома в серванте было отделение, которое запиралось на ключ. Такой маленький домашний сейф. Там хранились папины награды, семейные документы, дипломы, какие-то реликвии. И именно там мама хранила коробки шоколадных конфет, в то время страшный дефицит. Эти конфеты изредка покупались по каким-то талонам, которые выдавались на работе. Коробки береглись к праздникам и особым случаям. Врачу подарить или учительнице на 8 марта. А Диме хотелось ухаживать за Леной красиво. Он брал из серванта эти конфеты и относил Лене. Потом, когда мама спрашивала, куда делись конфеты, Дима напускал на себя удивленный вид и строил предположения, что шоколад, наверное, съели братья.
Правда, Ленина мама работала вместе с Диминой мамой, и секреты красивого ухаживания довольно быстро раскрывались. «Роза мне сказала, что ты Лене опять коробку конфет подарил. Наших, наверное?» — спрашивала мама, понимая, что сладости уже не вернешь.
Третью жену, Свету, которую Дима очень любил, он возил в Рим. Там Дима во время визита Горбачева изображал советскую общественность. И на все командировочные, а это была очень внушительная сумма в 5 тысяч долларов, Дима накупил Свете кучу всякой одежды. Они целый день ходили по римским магазинам, не самым дорогим, конечно, и покупали юбки, брюки, блузки — все, что нравилось Свете. Потом в Москве все оглядывались на Свету. Она была одета лучше всех.
Но самый большой подарок Света получила в Ватикане. Дима подарил ей встречу с Папой Римским.
— В Италии я был для иностранных спецслужб темной личностью, — рассказывает Дима. — Ко мне приставили двух человек — водителя, которого звали синьор Нино, и переводчика по имени синьор Джованни. Это был человек с секретом. Во время войны он служил в войсках СС. Он крутил нашу игру с энтузиазмом. Прощупывал, чего хочу я, а я выведывал, чего хочет он.
По средам Папа Римский ходил в народ. Он шел по небольшой улице Ватикана в сопровождении швейцарских гвардейцев, вокруг выставлялось оцепление. И мой синьор Джованни договорился со своим знакомым начальником смены папской охраны о том, чтобы разрешили одного человека подвести к Папе. Вообще же к Папе пробиться невозможно. Улица огорожена турникетом, за которым толпа людей, мечтающих лицезреть наместника Бога на земле.
На глазах потрясенной публики синьор Джованни подвел Свету к первому ряду. Они остановились у самого турникета. И тут Папа подошел прямо к Свете, что-то сказал ей, и служитель, следовавший за ним с дарами, протянул Свете четки. Кажется, жемчужные.
Расскажу ещё один эпизод, который очень характерен для Димы. Честно говоря, я не знаю мужчин, которые были бы способны на такие поступки. Как-то он встретился со Светой уже после развода и пригласил её в ресторан. У Светы было плохое настроение, она жаловалась на жизнь. Это было в 1992 году. Тогда Дима вышел как бы в туалет, позвонил по мобильному телефону своему приятелю и попросил купить Свете подарок — машину. Когда они вышли из ресторана, прямо у дверей красовалась новая сияющая машина «вольво». Надо ли говорить, что у Светы сразу улучшилось настроение?
Миллион алых роз
Подарки Марине Краснер — особая тема. Дима её очень любил и готов был доказывать свою любовь постоянно. Кроме того, это было время, когда его финансовое положение давало возможность осуществить любое, самое запредельное желание.
…Самолет в той канадской фирме можно заказать хоть в Москву. Достаточно оплатить заказ — и чудо произойдет. А как ещё назвать такой фокус, когда над вашим домом вычерчивает круги самолет с развевающейся гирляндой букв, складывающихся в слова «Я люблю тебя», и сбрасывает сотни роз? А точнее, ровно тысячу роскошных длинных роз…
Именно такая сцена разворачивалась в Торонто в день рождения Марины Краснер. Стоило это удовольствие порядка 5 тысяч долларов.
Но это был не единственный прикол в честь Марины. В тот же день был разыгран целый спектакль с переодеваниями. Дима заказал в цветочном магазине сотню корзинок, в каждой из которых красовался букет в особом горшочке. Четверо посыльных по очереди подносили цветы к порогу дома, затем последний менял пиджак, кепку или наклеивал усы и вновь являлся к Марине с очередными цветами. Ей, наверное, казалось, что у неё перебывали все посыльные города Торонто. В каждом букете счастливая именинница находила записку с личным поздравлением от Клинтона, Черномырдина, Ельцина и других известных людей. Марина все принимала за чистую монету и чувствовала себя королевой. Невинный розыгрыш раскрылся, когда в одной из многочисленных корзинок оказалось поздравление от звезды Голливуда, увы, умершей лет десять назад. Но разве это могло испортить настроение? Все было так весело и красиво!
Самое интересное, что Дима в тот момент находился за тысячи километров от Марины, в России, и обо всех восторгах узнавал по телефону.
Другой раз, без всякого повода, он решил приятно поразить Марину. И это удалось по высшему разряду. Когда Марина отправилась по магазинам, а делала она это основательно, объезжая по нескольку дорогих бутиков, на некотором отдалении за ней следовала машина. Стоило Марине выйти из очередного магазина, как к ней подходил незнакомый джентльмен и, рассыпаясь в комплиментах, дарил цветы. Потом появлялся другой и объяснялся ей в пылких чувствах. Марина и так считала себя очень красивой, но тут уж её женское самолюбие потешили невероятно.
…Самолет в той канадской фирме можно заказать хоть в Москву. Достаточно оплатить заказ — и чудо произойдет. А как ещё назвать такой фокус, когда над вашим домом вычерчивает круги самолет с развевающейся гирляндой букв, складывающихся в слова «Я люблю тебя», и сбрасывает сотни роз? А точнее, ровно тысячу роскошных длинных роз…
Именно такая сцена разворачивалась в Торонто в день рождения Марины Краснер. Стоило это удовольствие порядка 5 тысяч долларов.
Но это был не единственный прикол в честь Марины. В тот же день был разыгран целый спектакль с переодеваниями. Дима заказал в цветочном магазине сотню корзинок, в каждой из которых красовался букет в особом горшочке. Четверо посыльных по очереди подносили цветы к порогу дома, затем последний менял пиджак, кепку или наклеивал усы и вновь являлся к Марине с очередными цветами. Ей, наверное, казалось, что у неё перебывали все посыльные города Торонто. В каждом букете счастливая именинница находила записку с личным поздравлением от Клинтона, Черномырдина, Ельцина и других известных людей. Марина все принимала за чистую монету и чувствовала себя королевой. Невинный розыгрыш раскрылся, когда в одной из многочисленных корзинок оказалось поздравление от звезды Голливуда, увы, умершей лет десять назад. Но разве это могло испортить настроение? Все было так весело и красиво!
Самое интересное, что Дима в тот момент находился за тысячи километров от Марины, в России, и обо всех восторгах узнавал по телефону.
Другой раз, без всякого повода, он решил приятно поразить Марину. И это удалось по высшему разряду. Когда Марина отправилась по магазинам, а делала она это основательно, объезжая по нескольку дорогих бутиков, на некотором отдалении за ней следовала машина. Стоило Марине выйти из очередного магазина, как к ней подходил незнакомый джентльмен и, рассыпаясь в комплиментах, дарил цветы. Потом появлялся другой и объяснялся ей в пылких чувствах. Марина и так считала себя очень красивой, но тут уж её женское самолюбие потешили невероятно.
Цветок за колючей проволокой
Дима пытался и меня потрясти какими-то сумасшедшими подарками. Но со мной все по-другому. Я очень спокойно отношусь к дорогим презентам. Думаю, что это моя сильная сторона. Когда у меня было плохое настроение, Дима мне что-то покупал, но, к его удивлению, настроение от этого не улучшалось. Старый испытанный способ не срабатывал. Я не играла роль, просто эта вещь мне была совсем не нужна. Мне не нужны наряды от Шанель, я не умираю по бриллиантам и норковым шубам. У меня есть две пары джинсов, черные и голубые, и больше мне ничего не надо. Конечно, в шкафу висит одежда, без которой не обойтись. Менять каждый день костюмы нет необходимости.
Я абсолютно безразлична к драгоценностям. У меня есть сережки, которые когда-то мне подарил мой клиент, это было ещё до Димы, обручальное кольцо — вот, пожалуй, и весь список моих украшений, расширить который я не стремлюсь.
Но сердце мое дрогнуло, когда мне подарили розы в Нижнем Тагиле. Это был самый бесценный букет в моей жизни. Вся зона зимой, на подоконниках, тайно, выращивала розы. Когда цветы начали вянуть, я их засушила на память. Я знала, что Дима никого не уговаривал, тем более не заставлял растить эти розы. Зеки делали это с удовольствием. Там ведь не было женщин, и когда приходила я, модно одетая, в мини-юбке, люди просто бросали работу, чтобы посмотреть мне вслед.
Я абсолютно безразлична к драгоценностям. У меня есть сережки, которые когда-то мне подарил мой клиент, это было ещё до Димы, обручальное кольцо — вот, пожалуй, и весь список моих украшений, расширить который я не стремлюсь.
Но сердце мое дрогнуло, когда мне подарили розы в Нижнем Тагиле. Это был самый бесценный букет в моей жизни. Вся зона зимой, на подоконниках, тайно, выращивала розы. Когда цветы начали вянуть, я их засушила на память. Я знала, что Дима никого не уговаривал, тем более не заставлял растить эти розы. Зеки делали это с удовольствием. Там ведь не было женщин, и когда приходила я, модно одетая, в мини-юбке, люди просто бросали работу, чтобы посмотреть мне вслед.