В конце концов было решено послать в морской генеральный штаб офицера с поручением добиться использования нашего отряда в боевых действиях. Выбор пал на меня, и я вылетел в Японию.
В штабе мне сухо сказали, что пока не представляется возможности использовать наш отряд в боевых действиях. Пораженный холодным ответом, я решил остановиться на несколько дней в токийском морском клубе "Суйкося" и ежедневно ходить на переговоры с начальством, пока не добьюсь своей цели.
В самой Японии народ также был обеспокоен создавшейся обстановкой на фронте. Когда я первый раз зашел поужинать в столовую клуба и присел за стол, ко мне, загорелому, одетому в полевую форму, которая свидетельствовала о том, что я только что прибыл с южного фронта, подошли сразу несколько человек обслуживающего персонала и стали задавать различные вопросы. Все они касались будущего положения Японии. Я заверил своих собеседников, что все будет хорошо, и дал им понять, что если противник попытается предпринять наступление на Японию, то он будет непременно разгромлен и что поэтому не следует беспокоиться.
В разговоре я намекнул на сакэ. Шеф-повар шепотом сказал мне, что их столовую посещают главным образом старшие и высшие офицеры и, несмотря на это, сакэ здесь не подается. (Я был тогда всего-навсего капитан-лейтенантом.) Но в конце концов в знак благодарности за проведенную с ними беседу он принес мне бутыль сакэ емкостью около 2 л, которую я взял с собой. При этом шеф-повар предупредил меня, чтобы я никому не говорил об этом.
Такое чуткое отношение до слез тронуло меня, фронтовика. Когда я увидел, как простой народ обеспокоен создавшимся положением, во мне с новой силой заговорило чувство долга. И, выпив сакэ, я стал раскаиваться в том, что позволил себе такую блажь в столь трудное для родины время.
Находясь в столице, я продолжал ходить в морской генеральный штаб. Но каждый раз приходилось слышать одно и то же: "Самолетов нет и использовать ваш отряд не можем. В создавшейся обстановке не представляется возможности проводить воздушно-десантные операции".
Однако мне казалось просто нелепым в такой серьезной обстановке на фронте держать отлично подготовленную часть численностью около 1000 человек в бездействии. Я спрашивал, для чего создавали парашютный отряд, если он не нужен. Я говорил, что мы буквально до самопожертвования занимались подготовкой, стремясь как можно лучше отшлифовать свое мастерство, поэтому нас не должны игнорировать, наконец, я даже просил расформировать наш отряд, если он стал лишним. Меня успокаивали, разъясняя, что воинскую часть невозможно так просто создать или расформировать: на это требуется высочайшая санкция самого императора.
После такого ответа я уже собрался было направиться в резиденцию императора, но, подумав, что из моей затеи ничего не выйдет, отказался от своего намерения.
Тогда я стал просить, чтобы нашему отряду поручили какое-нибудь интересное дело. И тут-то я и узнал многое о военной обстановке.
Хотя молодым людям, таким, как я, и не были известны оперативные планы морского генерального штаба, но я чувствовал, что там изучают различные способы остановить наступление противника, продвигавшегося в северном направлении и постепенно занимавшего Соломоновы острова. Одновременно принимались меры к тому, чтобы форсировать производство самолетов.
В то время в составе вооруженных сил Англии имелось несколько хорошо подготовленных диверсионно-разведывательных отрядов, называвшихся "Командос".
Эти отряды действовали обычно ночью, причем, перед тем как отправиться на задание, личный состав прибегал к маскировке: переодевался в форму противника, окрашивал руки и лица черной краской и т. п. Нащупав слабые места в расположении немецких войск, которые были сильно растянуты на широком фронте, отряды "Командос" скрытно проникали в занятые немцами пункты на западном побережье Европы. Они совершали налеты на управления портов, радио- и телефонные станции и т. п., сильно беспокоя противника. Одним словом, с помощью этих небольших подразделений англичанам удавалось добиваться значительных результатов.
Противник, стремясь поддерживать высокие темпы продвижения в районе Соломоновых островов, не уделял должного внимания обороне занятых районов. В его слабо защищенном тылу были сосредоточены большие запасы боеприпасов, горючего и других военных материалов.
Имелась реальная возможность воспользоваться опытом действий английских диверсионно-разведывательных отрядов. Неожиданные налеты на тылы противника могли вызвать замешательство, что привело бы к замедлению темпов его наступления, и это можно было бы использовать в целях форсирования производства самолетов. Несмотря на то, что необходимо было как можно быстрее подготовиться к проведению таких операций, дробить для этой цели наш парашютный отряд было нецелесообразно. Поэтому командование, решив осуществить ряд ударов по тылам противника, наметило сформировать один отряд за счет части сил нашего парашютного отряда, закончившего к тому времени подготовку на острове Сайпан, и еще несколько отрядов создать и обучить в Японии.
При этом была дана установка, что такие отряды должны будут перебрасываться в район действий на подводных лодках, скрытно высаживаться в расположении противника и внезапными налетами вызывать у него беспорядки.
Помимо обычного вооружения, имевшегося в нашем парашютном отряде, диверсионно-разведывательный отряд должен был иметь фугасные и зажигательные заряды замедленного действия, а также специальные сигнальные свистки, с помощью которых можно подражать голосам птиц, обитающих в южных странах.
Парашютисты, действующие с подводных лодок
Вернувшись на остров Сайпан, я подробно доложил командиру отряда Карасима о результатах своей поездки в Токио, и мы сразу же приступили к формированию диверсионно-разведывательного отряда, который должен был действовать с подводной лодки.
Однако среди офицерского состава парашютного отряда нашлось много таких, которые неодобрительно смотрели на это дело. Они считали, что в будущем обязательно представится возможность проводить воздушно-десантные операции, а поэтому предлагали парашютному отряду не связываться с "неповоротливой черепахой", как они с пренебрежением называли подводную лодку. Они подвергали сомнению идею создания диверсионно-разведывательных отрядов, утверждая, что эта затея приведет только к ненужной гибели людей.
В то же время среди парашютистов было немало и таких, которые, услышав о предстоявших операциях, стали просить о зачислении во вновь создаваемый отряд.
Я не меньше, чем кто-либо другой, питал чувство любви и привязанности к парашютному отряду, на обучение которого отдавал все свои силы с первого дня его существования. Но я понимал, что при сложившейся военной обстановке невозможно рассчитывать на проведение воздушно-десантных операций, вследствие чего был согласен с формированием за счет парашютного отряда другого подразделения, которое могло бы активно участвовать в боевых действиях даже, если потребуется, с так называемой "неповоротливой черепахи".
В моей роте служил младший лейтенант Сэнно. Он отлично владел приемами штыкового боя и был хорошим гребцом, не раз одерживал победу на состязаниях, проводившихся между армией и флотом. Этот офицер являлся ветераном войны, участвовавшим в боевых действиях с начала войны против Китая, отличался здравым суждением. Я не раз пользовался его советами, которые были весьма ценны.
Во время нашего пребывания на юге Сэнно каждый вечер перед тем, как повесить над постелью защитные сетки от москитов, обязательно разводил под полом жилья огонь, дым которого отгонял этих надоедливых насекомых. По его совету были вырублены все деревья и кустарники, росшие у наветренной стороны жилья. Благодаря этому у нас по сравнению с другими подразделениями было очень мало случаев заболевания малярией. Сэнно поучительно говорил мне: "Командир, в походных условиях не следует устраивать роскошные казармы, обставлять их и т. п., чтобы жить в них с такими же удобствами, как в Японии. Дело в том, что во время перемещений после длительного пребывания на одном месте возникнет много забот и беспокойств, что может явиться причиной ухудшения морального состояния личного состава". Я понимал, как справедливы эти слова, и чувствовал, что настало время, когда наш отряд на Сайпане должен будет наделе последовать этому совету. Советы Сэнно касались и парашютной подготовки.
Известно, что в прошлом даже великим людям нелегко было следовать принципу: "В мирное время не следует забывать о войне". А про нас, обыкновенных смертных, охваченных слепым благоговением перед мощью императорского военно-морского флота, нечего и говорить. Подобное благоговение испытывал и я, так как мне сравнительно много пришлось соприкасаться с высшими кругами со времени начала первых опытных прыжков с парашютом.
Новый отряд был создан в основном на базе моей 1-й роты. Он получил название-101-й особый десантный отряд военно-морской базы Сасебо. В его состав вошло свыше десятка парашютистов с большим боевым опытом из других рот. Среди них был и знаменосец парашютного отряда Уэхара. Это произошло 10 января 1944 года.
В Японии тем временем в военно-морской артиллерийской школе в Татэяма формировался 101-й особый десантный отряд военно-морской базы Куре, командиром отряда был назначен капитан 3 ранга Ямаока. Несколько позднее начал создаваться 102-й особый десантный отряд военно-морской базы Сасебо во главе с капитан-лейтенантом Цунэбан.
Эти по существу диверсионно-разведывательные отряды, предназначавшиеся для действий с подводных лодок, получили название "особых отрядов S", а операции, которые они должны были проводить,- "особых операций S".
Из Японии на Сайпан срочно прибыл специалист - офицер управления кораблестроения, и под его руководством стали проводиться практические занятия по применению фугасных и зажигательных боевых зарядов замедленного действия.
Имевшиеся в моем отряде взрыватели замедленного действия представляли собой небольшую коробочку объемом 20 см 3. В ней вместо часового механизма помещался предохранитель в виде проволочки из платинового сплава. К одному из концов этого предохранителя присоединялся детонатор. Как только происходил разрыв предохранителя, детонатор срабатывал. Перед самым подрывом или поджогом объекта коробочка наполнялась специальной жидкостью (ее название я забыл), которая разъедала предохранитель. Время замедления взрыва зависело от диаметра проволочки предохранителя. Насколько мне припоминается, у нас имелось четыре разных предохранителя, которые обеспечивали замедление взрыва соответственно на 1, 3, 15 и 30 минут.
Фугасные и зажигательные заряды были небольшими, удобными для переноски, они весили около 3 кг.
Однако взрыватели замедленного действия были несовершенны. Они срабатывали неточно, что представляло собой серьезную опасность. В связи с этим я дважды вылетал в Японию, но безрезультатно.
Скоро до меня дошел слух об изобретении нового взрывчатого вещества огромной разрушительной силы, небольшое количество которого (размером со спичечную коробку) будто бы может разнести целое здание. Говорили, что якобы изобретатели этого вещества погибли при проведении опытов. Я попробовал сделать запрос об этом взрывчатом веществе в морской генеральный штаб, но мне ответили, что слухи не соответствуют действительности.
Отправляться на выполнение сопряженных с большим риском для жизни специальных заданий, имея несовершенные заряды весом до 3 кг, было крайне опасно. Мне казалось, что в таком большом военно-морском флоте, каким являлся наш, должны быть более совершенные и мощные средства. Я писал в штаб, что с оружием, которое мы получаем от армии, можно только легко погубить себя, а не добиться крупных военных успехов, на которые рассчитывает командование, и просил помощи. В своем запросе я не стеснялся, так как меня крайне беспокоила судьба 250 дорогих, преданных мне подчиненных, которые могли через месяц расстаться с жизнью.
"Я не обманываю вас. Это все, что мы можем дать вам при настоящих возможностях Японии. Ведь вам должно быть известно, что мы до сих пор стремились удовлетворить все запросы вашего отряда, обеспечивая его по сравнению с другими воинскими частями самыми лучшими образцами оружия",ответил мне работник морского генерального штаба. От этих откровенных слов мне стало не по себе. Действительно, что можно было еще требовать, если в эту войну пришлось уделять главное внимание производству самолетов и подготовке летного состава, поскольку авиация превратилась в главную силу.
В результате непрерывных боев на истощение военно-морской флот к тому времени был серьезно ослаблен. В личном составе флота появилось много совсем молодых розовощеких юнцов, которые были направлены на фронт после непродолжительного обучения и теперь участвовали в жарких боях с противником. Однако имелось еще и немало "старичков", прослуживших в армии по 20 и 30 лет, которые теперь оставались без дела. Находясь, подобно нашему парашютному отряду, на отдаленных островах, которые не интересовали противника, они вынуждены были изнывать от скуки.
Некоторые злые шутники из числа летчиков говорили, что в мире существуют три совершенно ненужные вещи: египетские пирамиды, Великая китайская стена и японский линейный корабль "Ямато".
И в самом деле, для Японии с ее скудными ресурсами иметь такой крупный корабль было роскошью. Неужели не было другого, более разумного пути развития флота? Однако в условиях, когда господствовала теория создания крупных кораблей с мощной артиллерией, японские военные руководители, будучи приверженцами английских концепций в вопросах военно-морского строительства, не стремились последовать примеру американцев, и никакие новые идеи не встречали поддержки. Чувствовалась недооценка исследовательской работы и ее отсталость.
Рассчитывать в таких условиях на получение более совершенных видов оружия для диверсионных действий отряда было бесполезно. Оставалось только положиться на способности подчиненного личного состава и судьбу.
"Ладно,-про себя решил я,-будем врываться в расположение противника с 3-килограммовыми подрывными зарядами. Мощь нашего удара скажется в том, что от наших подрывных зарядов будут взрываться бомбы противника, причиняя ему ущерб".
Специальная подготовка к "операции S"
Из Японии на остров Сайпан прибыла подводная лодка "И-43", которой командовал капитан-лейтенант Фукуда, окончивший военную школу вместе со мной. На ее борту находился "специальный катер S". Он устанавливался на палубе, и подводная лодка могла погружаться с ним и двигаться в подводном положении. В днище катера имелся продолговатый вырез длиной 80 см и шириной 50 см, который после всплытия подводной лодки на поверхность задраивался крышкой с резиновой прокладкой. Двигатель катера предохранял водонепроницаемый металлический кожух.
Во время высадки в расположение противника десантники должны были почти одновременно с всплытием подводной лодки быстро выбраться через люк на открытую палубу, освободить крепления катера и задраить отверстие в днище. После этого подводная лодка должна была погрузиться, а катер с десантникамиостаться на плаву. В это время требовалось снять с двигателя водонепроницаемый кожух, запустить двигатель, включить гребной винт и самостоятельно двигаться к берегу или нужному объекту.
Личный состав отряда прежде всего отрабатывал посадку на подводную лодку, затем действия во время ее погружения и всплытия и, наконец, посадку в катер для самостоятельного движения. Особых трудностей в этом деле не встретилось, и через несколько дней десантники уже могли в течение 5 мин. после всплытия подводной лодки подготовить катер для следования к объекту. Затем личный состав отряда целиком переключился на отработку приемов, которые были необходимы при выполнении различных заданий.
По внешнему виду японцы значительно отличаются от англосаксов, поэтому здесь у нас было мало шансов на то, чтобы подделываться под европейцев. Однако, зная, что солдаты противника носят волосы, командир приказал всему личному составу отряда в нарушение существовавшего во флоте порядка завести прически, и мы с большим нетерпением ожидали, когда отрастут волосы.
Основное внимание в нашей подготовке обращалось на развитие способности видеть в ночных условиях. Личному составу отряда раздали специальное пособие-брошюру, которая называлась "Способы развития силы зрения в ночных условиях".
В этом пособии говорилось, что сетчатка глазного дна имеет два вида нервов, один из которых чувствителен к световым лучам днем, а другой - ночью. Мы должны были стремиться к тому, чтобы, применяя научный метод, максимально развивать нерв, чувствительный к световым лучам ночью. С этой целью в брошюре рекомендовалось принимать больше пищи, богатой витамином А, и в течение длительного времени находиться в темноте с открытыми глазами. В связи с этим мы стали проводить занятия только ночью.
С заходом солнца по сигналу трубы, означавшему для нас подъем, мы вставали, приводили себя в порядок, шли не то завтракать, не то ужинать, а потом отправлялись на занятия. В течение всей ночи отряд совершал передвижения по острову, отрабатывая учебные задачи. С восходом солнца мы прекращали занятия и, "поужинав", весь день спали под защитными сетками от москитов в казармах, которые сильно накаляло южное солнце. Сначала нам не спалось днем, во всем теле чувствовалась усталость, голова была как будто не своя. Но через две недели после перехода на новый режим самочувствие улучшилось. Привычка большое дело!
В парашютном отряде также приходилось проводить занятия в ночное время, но они там не доходили до такой степени напряжения, как теперь у нас.
В результате систематических занятий через месяц после их начала мы были настолько подготовлены, что могли действовать в ночное время почти с таким же успехом, как и днем.
Однако как бы сильно ни был развит нерв, с помощью которого человек видит в ночное время, он не может различать предметы при полном отсутствии световых лучей. Мы убедились в этом на практике.
В центральной части Сайпана находится самая высокая гора острова-Тапотчау. У ее подошвы растет очень густой лес, в его чаще даже в полдень очень темно.
Однажды в этом лесу с нами произошел такой случай. Мы осторожно пробирались по тропинке, которая вела в глубь огромной лесной чащи. Вдруг я почувствовал, что моя нога, не встретив опоры, повисла в воздухе. Я успел схватиться за куст. Оказалось, что нахожусь на краю крутого обрыва. Не успел я прийти и себя от испуга и подать сигнал остальным, как раздался пронзительный крик. Это с обрыва сорвался старшина, сигнальщик Кимэбаиа. Немедленно был подан сигнал о прекращении движения, и мы с электрическими фонарями отправились на поиски сигнальщика. Наконец, он был найден. Во время падения старшина получил много ран и ушибов, состояние его было очень тяжелое.
Некоторые стали даже завидовать животным, собакам и обезьянам, которые, как они думали, могут видеть в абсолютной темноте. Но это продолжалось недолго. Мы встретились с таким фактом, В том же лесу мы наткнулись на небольшую обезьяну, которая сидела на нижнем суку дерева. Еще миг - и один из парашютистов коснулся бы лицом ее морды. Обезьяна вначале не шевельнулась и не проявила никакого беспокойства, но потом поспешно убежала. После этого случая парашютисты стали думать, что и обезьяна, подобно человеку, ничего не различает в темноте при полном отсутствии света. А может быть, она спала в это время. Тем не менее после этого случая у многих пропала зависть к хорошему зрению животных.
Впоследствии, находясь на острове Трук, мы привлекали местных жителей для наблюдения за самолетами противника в дневное время. У них очень хорошее зрение, и, к немалому нашему удивлению, они, как правило, замечали самолеты противника раньше, чем лучшие наблюдатели из числа японцев.
Наш 101-й особый десантный отряд состоял из четырех взводов:
1-й взвод-командир лейтенант Сасада;
2-й взвод-командир младший лейтенант Каваути;
3-й взвод-командир младший лейтенант Нисио;
4-й взвод-командир младший лейтенант Яио.
Во взводе было по четыре отделения численностью по 10 человек, включая командира отделения. Отделение состояло из трех групп по 3 человека в каждой. Группа предназначалась для действий против одного какого-либо объекта.
Один из членов группы был вооружен легким пулеметом. Он обеспечивал огневую поддержку двум другим десантникам, которые имели карабины или автоматы, а также боевые заряды, при помощи которых гни производили подрыв или поджог объекта.
Такими объектами являлись самолеты, склады боеприпасов и горючего, электростанции, штабы и т. п. На острове были выбраны подходящие учебные объекты, на которых отрабатывались нужные приемы. Весь личный состав отряда был строго предупрежден о том, чтобы в ходе занятий не врываться в жилища и не позволять каких-либо других действий, которые могли бы встревожить жителей или личный состав отряда. Несмотря на это, однажды несколько шутников незаметно подкрались к радиолокационному посту на горе и с громким криком напали на часового сзади, сильно напугав его. Придя в себя, часовой долго смеялся вместе с виновниками этого происшествия.
Неудавшийся налет на остров Моно
Меня вызвали на оперативное совещание (и одновременно для получения поздравления в связи с моим новым назначением) в штаб эскадры, находившийся на борту флагмана-линейного корабля "Ямато", стоявшего в то время на якоре у острова Трук.
В штабе эскадры я встретился с капитаном 2 ранга Такао, который когда-то руководил нашей учебной группой в военной школе. Теперь он стал штабным офицером эскадры по артиллерийской части. Такао многое сообщил мне о ходе войны. Он тогда сказал мне:
"Я не думал, что ты оставишь парашютный отряд и станешь командиром особого отряда. Хотя даже если бы и удалось сейчас провести воздушно-десантную операцию, от которой все пришли бы в восторг, все равно не удалось бы изменить военную обстановку, сложившуюся не в нашу пользу".
Уже по этим словам можно было судить об атмосфере, царившей в штабе соединенной эскадры. А обстановка в то время действительно с каждым днем становилась все более напряженной. Видимо, и сам командующий соединенной эскадрой переживал тяжелые дни.
"Теперь я уже не мечтаю о блестящей воздушно-десантной операции. Такие операции являются лишь средством для сближения с противником. Но прибегать к ним только ради этого нет необходимости",-ответил я Такао. Меня самого тогда точил червь сомнения.
Мне казалось, что медлительность с нашей стороны будет только на руку противнику: она позволит ему укрепить свои позиции, и тогда вряд ли добьются успеха наши диверсионно-разведывательные отряды. Я думал, что лучше сейчас начать действия с "неповоротливой черепахи", пока имеются какие-то возможности.
"Ямабэ! Не спеши найти себе могилу. Ведь с тех пор, как стали испытываться парашюты, уже немало погибло парашютистов, к тому же ты потерял своего любимого брата",- говорили мне некоторые офицеры в отряде. Но я отнюдь не собирался умирать собачьей смертью. Я хотел сражаться и погибнуть в бою.
Мне казалось, что метод внезапного нападения, к которому прибегал военно-морской флот в начале войны, снова увенчается успехом даже и в условиях неблагоприятной для нас обстановки,
И вот настало время, когда нужно было отказаться от мысли выжить. Только боевые действия, в которых люди заранее обрекли себя на смерть, могли теперь обеспечить непременную победу. (Впоследствии, когда пал остров Сайпан , я еще не считал, что все потеряно, но у меня уже не было уверенности в победе. Настроение было такое, что я готов был делать все, не задумываясь, к чему это приведет.)
Мой отряд был подчинен штабу эскадры, действовавшей на юго-восточном направлении.
Вскоре из Рабаула на остров Сайпан прилетел штабной офицер по артиллерийской части капитан 3 ранга Дои. Он был прислан в качестве представителя штаба эскадры, ответственного за операции, которые должен был осуществлять наш отряд. Доставленный им приказ гласил: "Выйти из Рабаула, скрытно подойти ночью к острову Моно (Соломоновы острова), произвести высадку десанта и стремительным налетом уничтожить штаб противника, склады боеприпасов и горючего, самолеты и т. д."
В конце февраля 1944 года мой отряд, погрузившись на подводную лодку и моторное судно, покинул остров Сайпан и взял курс на Рабаул.
Члены женского общества "Защита родины" изготовили для нас знамя, которое было освящено в синтоистском храме острова. Перед самым отплытием я под звуки барабана, в который бил настоятель храма, торжественно пронес знамя на борт подводной лодки и водрузил его на мачту.
Это знамя должно было поднять боевой дух личного состава. На нем под изображением шести старинных монет - гербом моей родной деревни Синдэнко уезда Уэда префектуры Синано-была написана крупными иероглифами молитва: "Наму Хатиман Дайбо-сацу" {19}.
Провожавшие нас парашютисты и японские резиденты от души желали нам счастливого пути. Они говорили: "Желаем удачи! Будем молиться о наступлении вечного мира". Жаль было покидать Сайпан и расставаться с боевыми соратниками. Никому, кроме бога, не ведомо было, что мы прощались навсегда,
В штабе мне сухо сказали, что пока не представляется возможности использовать наш отряд в боевых действиях. Пораженный холодным ответом, я решил остановиться на несколько дней в токийском морском клубе "Суйкося" и ежедневно ходить на переговоры с начальством, пока не добьюсь своей цели.
В самой Японии народ также был обеспокоен создавшейся обстановкой на фронте. Когда я первый раз зашел поужинать в столовую клуба и присел за стол, ко мне, загорелому, одетому в полевую форму, которая свидетельствовала о том, что я только что прибыл с южного фронта, подошли сразу несколько человек обслуживающего персонала и стали задавать различные вопросы. Все они касались будущего положения Японии. Я заверил своих собеседников, что все будет хорошо, и дал им понять, что если противник попытается предпринять наступление на Японию, то он будет непременно разгромлен и что поэтому не следует беспокоиться.
В разговоре я намекнул на сакэ. Шеф-повар шепотом сказал мне, что их столовую посещают главным образом старшие и высшие офицеры и, несмотря на это, сакэ здесь не подается. (Я был тогда всего-навсего капитан-лейтенантом.) Но в конце концов в знак благодарности за проведенную с ними беседу он принес мне бутыль сакэ емкостью около 2 л, которую я взял с собой. При этом шеф-повар предупредил меня, чтобы я никому не говорил об этом.
Такое чуткое отношение до слез тронуло меня, фронтовика. Когда я увидел, как простой народ обеспокоен создавшимся положением, во мне с новой силой заговорило чувство долга. И, выпив сакэ, я стал раскаиваться в том, что позволил себе такую блажь в столь трудное для родины время.
Находясь в столице, я продолжал ходить в морской генеральный штаб. Но каждый раз приходилось слышать одно и то же: "Самолетов нет и использовать ваш отряд не можем. В создавшейся обстановке не представляется возможности проводить воздушно-десантные операции".
Однако мне казалось просто нелепым в такой серьезной обстановке на фронте держать отлично подготовленную часть численностью около 1000 человек в бездействии. Я спрашивал, для чего создавали парашютный отряд, если он не нужен. Я говорил, что мы буквально до самопожертвования занимались подготовкой, стремясь как можно лучше отшлифовать свое мастерство, поэтому нас не должны игнорировать, наконец, я даже просил расформировать наш отряд, если он стал лишним. Меня успокаивали, разъясняя, что воинскую часть невозможно так просто создать или расформировать: на это требуется высочайшая санкция самого императора.
После такого ответа я уже собрался было направиться в резиденцию императора, но, подумав, что из моей затеи ничего не выйдет, отказался от своего намерения.
Тогда я стал просить, чтобы нашему отряду поручили какое-нибудь интересное дело. И тут-то я и узнал многое о военной обстановке.
Хотя молодым людям, таким, как я, и не были известны оперативные планы морского генерального штаба, но я чувствовал, что там изучают различные способы остановить наступление противника, продвигавшегося в северном направлении и постепенно занимавшего Соломоновы острова. Одновременно принимались меры к тому, чтобы форсировать производство самолетов.
В то время в составе вооруженных сил Англии имелось несколько хорошо подготовленных диверсионно-разведывательных отрядов, называвшихся "Командос".
Эти отряды действовали обычно ночью, причем, перед тем как отправиться на задание, личный состав прибегал к маскировке: переодевался в форму противника, окрашивал руки и лица черной краской и т. п. Нащупав слабые места в расположении немецких войск, которые были сильно растянуты на широком фронте, отряды "Командос" скрытно проникали в занятые немцами пункты на западном побережье Европы. Они совершали налеты на управления портов, радио- и телефонные станции и т. п., сильно беспокоя противника. Одним словом, с помощью этих небольших подразделений англичанам удавалось добиваться значительных результатов.
Противник, стремясь поддерживать высокие темпы продвижения в районе Соломоновых островов, не уделял должного внимания обороне занятых районов. В его слабо защищенном тылу были сосредоточены большие запасы боеприпасов, горючего и других военных материалов.
Имелась реальная возможность воспользоваться опытом действий английских диверсионно-разведывательных отрядов. Неожиданные налеты на тылы противника могли вызвать замешательство, что привело бы к замедлению темпов его наступления, и это можно было бы использовать в целях форсирования производства самолетов. Несмотря на то, что необходимо было как можно быстрее подготовиться к проведению таких операций, дробить для этой цели наш парашютный отряд было нецелесообразно. Поэтому командование, решив осуществить ряд ударов по тылам противника, наметило сформировать один отряд за счет части сил нашего парашютного отряда, закончившего к тому времени подготовку на острове Сайпан, и еще несколько отрядов создать и обучить в Японии.
При этом была дана установка, что такие отряды должны будут перебрасываться в район действий на подводных лодках, скрытно высаживаться в расположении противника и внезапными налетами вызывать у него беспорядки.
Помимо обычного вооружения, имевшегося в нашем парашютном отряде, диверсионно-разведывательный отряд должен был иметь фугасные и зажигательные заряды замедленного действия, а также специальные сигнальные свистки, с помощью которых можно подражать голосам птиц, обитающих в южных странах.
Парашютисты, действующие с подводных лодок
Вернувшись на остров Сайпан, я подробно доложил командиру отряда Карасима о результатах своей поездки в Токио, и мы сразу же приступили к формированию диверсионно-разведывательного отряда, который должен был действовать с подводной лодки.
Однако среди офицерского состава парашютного отряда нашлось много таких, которые неодобрительно смотрели на это дело. Они считали, что в будущем обязательно представится возможность проводить воздушно-десантные операции, а поэтому предлагали парашютному отряду не связываться с "неповоротливой черепахой", как они с пренебрежением называли подводную лодку. Они подвергали сомнению идею создания диверсионно-разведывательных отрядов, утверждая, что эта затея приведет только к ненужной гибели людей.
В то же время среди парашютистов было немало и таких, которые, услышав о предстоявших операциях, стали просить о зачислении во вновь создаваемый отряд.
Я не меньше, чем кто-либо другой, питал чувство любви и привязанности к парашютному отряду, на обучение которого отдавал все свои силы с первого дня его существования. Но я понимал, что при сложившейся военной обстановке невозможно рассчитывать на проведение воздушно-десантных операций, вследствие чего был согласен с формированием за счет парашютного отряда другого подразделения, которое могло бы активно участвовать в боевых действиях даже, если потребуется, с так называемой "неповоротливой черепахи".
В моей роте служил младший лейтенант Сэнно. Он отлично владел приемами штыкового боя и был хорошим гребцом, не раз одерживал победу на состязаниях, проводившихся между армией и флотом. Этот офицер являлся ветераном войны, участвовавшим в боевых действиях с начала войны против Китая, отличался здравым суждением. Я не раз пользовался его советами, которые были весьма ценны.
Во время нашего пребывания на юге Сэнно каждый вечер перед тем, как повесить над постелью защитные сетки от москитов, обязательно разводил под полом жилья огонь, дым которого отгонял этих надоедливых насекомых. По его совету были вырублены все деревья и кустарники, росшие у наветренной стороны жилья. Благодаря этому у нас по сравнению с другими подразделениями было очень мало случаев заболевания малярией. Сэнно поучительно говорил мне: "Командир, в походных условиях не следует устраивать роскошные казармы, обставлять их и т. п., чтобы жить в них с такими же удобствами, как в Японии. Дело в том, что во время перемещений после длительного пребывания на одном месте возникнет много забот и беспокойств, что может явиться причиной ухудшения морального состояния личного состава". Я понимал, как справедливы эти слова, и чувствовал, что настало время, когда наш отряд на Сайпане должен будет наделе последовать этому совету. Советы Сэнно касались и парашютной подготовки.
Известно, что в прошлом даже великим людям нелегко было следовать принципу: "В мирное время не следует забывать о войне". А про нас, обыкновенных смертных, охваченных слепым благоговением перед мощью императорского военно-морского флота, нечего и говорить. Подобное благоговение испытывал и я, так как мне сравнительно много пришлось соприкасаться с высшими кругами со времени начала первых опытных прыжков с парашютом.
Новый отряд был создан в основном на базе моей 1-й роты. Он получил название-101-й особый десантный отряд военно-морской базы Сасебо. В его состав вошло свыше десятка парашютистов с большим боевым опытом из других рот. Среди них был и знаменосец парашютного отряда Уэхара. Это произошло 10 января 1944 года.
В Японии тем временем в военно-морской артиллерийской школе в Татэяма формировался 101-й особый десантный отряд военно-морской базы Куре, командиром отряда был назначен капитан 3 ранга Ямаока. Несколько позднее начал создаваться 102-й особый десантный отряд военно-морской базы Сасебо во главе с капитан-лейтенантом Цунэбан.
Эти по существу диверсионно-разведывательные отряды, предназначавшиеся для действий с подводных лодок, получили название "особых отрядов S", а операции, которые они должны были проводить,- "особых операций S".
Из Японии на Сайпан срочно прибыл специалист - офицер управления кораблестроения, и под его руководством стали проводиться практические занятия по применению фугасных и зажигательных боевых зарядов замедленного действия.
Имевшиеся в моем отряде взрыватели замедленного действия представляли собой небольшую коробочку объемом 20 см 3. В ней вместо часового механизма помещался предохранитель в виде проволочки из платинового сплава. К одному из концов этого предохранителя присоединялся детонатор. Как только происходил разрыв предохранителя, детонатор срабатывал. Перед самым подрывом или поджогом объекта коробочка наполнялась специальной жидкостью (ее название я забыл), которая разъедала предохранитель. Время замедления взрыва зависело от диаметра проволочки предохранителя. Насколько мне припоминается, у нас имелось четыре разных предохранителя, которые обеспечивали замедление взрыва соответственно на 1, 3, 15 и 30 минут.
Фугасные и зажигательные заряды были небольшими, удобными для переноски, они весили около 3 кг.
Однако взрыватели замедленного действия были несовершенны. Они срабатывали неточно, что представляло собой серьезную опасность. В связи с этим я дважды вылетал в Японию, но безрезультатно.
Скоро до меня дошел слух об изобретении нового взрывчатого вещества огромной разрушительной силы, небольшое количество которого (размером со спичечную коробку) будто бы может разнести целое здание. Говорили, что якобы изобретатели этого вещества погибли при проведении опытов. Я попробовал сделать запрос об этом взрывчатом веществе в морской генеральный штаб, но мне ответили, что слухи не соответствуют действительности.
Отправляться на выполнение сопряженных с большим риском для жизни специальных заданий, имея несовершенные заряды весом до 3 кг, было крайне опасно. Мне казалось, что в таком большом военно-морском флоте, каким являлся наш, должны быть более совершенные и мощные средства. Я писал в штаб, что с оружием, которое мы получаем от армии, можно только легко погубить себя, а не добиться крупных военных успехов, на которые рассчитывает командование, и просил помощи. В своем запросе я не стеснялся, так как меня крайне беспокоила судьба 250 дорогих, преданных мне подчиненных, которые могли через месяц расстаться с жизнью.
"Я не обманываю вас. Это все, что мы можем дать вам при настоящих возможностях Японии. Ведь вам должно быть известно, что мы до сих пор стремились удовлетворить все запросы вашего отряда, обеспечивая его по сравнению с другими воинскими частями самыми лучшими образцами оружия",ответил мне работник морского генерального штаба. От этих откровенных слов мне стало не по себе. Действительно, что можно было еще требовать, если в эту войну пришлось уделять главное внимание производству самолетов и подготовке летного состава, поскольку авиация превратилась в главную силу.
В результате непрерывных боев на истощение военно-морской флот к тому времени был серьезно ослаблен. В личном составе флота появилось много совсем молодых розовощеких юнцов, которые были направлены на фронт после непродолжительного обучения и теперь участвовали в жарких боях с противником. Однако имелось еще и немало "старичков", прослуживших в армии по 20 и 30 лет, которые теперь оставались без дела. Находясь, подобно нашему парашютному отряду, на отдаленных островах, которые не интересовали противника, они вынуждены были изнывать от скуки.
Некоторые злые шутники из числа летчиков говорили, что в мире существуют три совершенно ненужные вещи: египетские пирамиды, Великая китайская стена и японский линейный корабль "Ямато".
И в самом деле, для Японии с ее скудными ресурсами иметь такой крупный корабль было роскошью. Неужели не было другого, более разумного пути развития флота? Однако в условиях, когда господствовала теория создания крупных кораблей с мощной артиллерией, японские военные руководители, будучи приверженцами английских концепций в вопросах военно-морского строительства, не стремились последовать примеру американцев, и никакие новые идеи не встречали поддержки. Чувствовалась недооценка исследовательской работы и ее отсталость.
Рассчитывать в таких условиях на получение более совершенных видов оружия для диверсионных действий отряда было бесполезно. Оставалось только положиться на способности подчиненного личного состава и судьбу.
"Ладно,-про себя решил я,-будем врываться в расположение противника с 3-килограммовыми подрывными зарядами. Мощь нашего удара скажется в том, что от наших подрывных зарядов будут взрываться бомбы противника, причиняя ему ущерб".
Специальная подготовка к "операции S"
Из Японии на остров Сайпан прибыла подводная лодка "И-43", которой командовал капитан-лейтенант Фукуда, окончивший военную школу вместе со мной. На ее борту находился "специальный катер S". Он устанавливался на палубе, и подводная лодка могла погружаться с ним и двигаться в подводном положении. В днище катера имелся продолговатый вырез длиной 80 см и шириной 50 см, который после всплытия подводной лодки на поверхность задраивался крышкой с резиновой прокладкой. Двигатель катера предохранял водонепроницаемый металлический кожух.
Во время высадки в расположение противника десантники должны были почти одновременно с всплытием подводной лодки быстро выбраться через люк на открытую палубу, освободить крепления катера и задраить отверстие в днище. После этого подводная лодка должна была погрузиться, а катер с десантникамиостаться на плаву. В это время требовалось снять с двигателя водонепроницаемый кожух, запустить двигатель, включить гребной винт и самостоятельно двигаться к берегу или нужному объекту.
Личный состав отряда прежде всего отрабатывал посадку на подводную лодку, затем действия во время ее погружения и всплытия и, наконец, посадку в катер для самостоятельного движения. Особых трудностей в этом деле не встретилось, и через несколько дней десантники уже могли в течение 5 мин. после всплытия подводной лодки подготовить катер для следования к объекту. Затем личный состав отряда целиком переключился на отработку приемов, которые были необходимы при выполнении различных заданий.
По внешнему виду японцы значительно отличаются от англосаксов, поэтому здесь у нас было мало шансов на то, чтобы подделываться под европейцев. Однако, зная, что солдаты противника носят волосы, командир приказал всему личному составу отряда в нарушение существовавшего во флоте порядка завести прически, и мы с большим нетерпением ожидали, когда отрастут волосы.
Основное внимание в нашей подготовке обращалось на развитие способности видеть в ночных условиях. Личному составу отряда раздали специальное пособие-брошюру, которая называлась "Способы развития силы зрения в ночных условиях".
В этом пособии говорилось, что сетчатка глазного дна имеет два вида нервов, один из которых чувствителен к световым лучам днем, а другой - ночью. Мы должны были стремиться к тому, чтобы, применяя научный метод, максимально развивать нерв, чувствительный к световым лучам ночью. С этой целью в брошюре рекомендовалось принимать больше пищи, богатой витамином А, и в течение длительного времени находиться в темноте с открытыми глазами. В связи с этим мы стали проводить занятия только ночью.
С заходом солнца по сигналу трубы, означавшему для нас подъем, мы вставали, приводили себя в порядок, шли не то завтракать, не то ужинать, а потом отправлялись на занятия. В течение всей ночи отряд совершал передвижения по острову, отрабатывая учебные задачи. С восходом солнца мы прекращали занятия и, "поужинав", весь день спали под защитными сетками от москитов в казармах, которые сильно накаляло южное солнце. Сначала нам не спалось днем, во всем теле чувствовалась усталость, голова была как будто не своя. Но через две недели после перехода на новый режим самочувствие улучшилось. Привычка большое дело!
В парашютном отряде также приходилось проводить занятия в ночное время, но они там не доходили до такой степени напряжения, как теперь у нас.
В результате систематических занятий через месяц после их начала мы были настолько подготовлены, что могли действовать в ночное время почти с таким же успехом, как и днем.
Однако как бы сильно ни был развит нерв, с помощью которого человек видит в ночное время, он не может различать предметы при полном отсутствии световых лучей. Мы убедились в этом на практике.
В центральной части Сайпана находится самая высокая гора острова-Тапотчау. У ее подошвы растет очень густой лес, в его чаще даже в полдень очень темно.
Однажды в этом лесу с нами произошел такой случай. Мы осторожно пробирались по тропинке, которая вела в глубь огромной лесной чащи. Вдруг я почувствовал, что моя нога, не встретив опоры, повисла в воздухе. Я успел схватиться за куст. Оказалось, что нахожусь на краю крутого обрыва. Не успел я прийти и себя от испуга и подать сигнал остальным, как раздался пронзительный крик. Это с обрыва сорвался старшина, сигнальщик Кимэбаиа. Немедленно был подан сигнал о прекращении движения, и мы с электрическими фонарями отправились на поиски сигнальщика. Наконец, он был найден. Во время падения старшина получил много ран и ушибов, состояние его было очень тяжелое.
Некоторые стали даже завидовать животным, собакам и обезьянам, которые, как они думали, могут видеть в абсолютной темноте. Но это продолжалось недолго. Мы встретились с таким фактом, В том же лесу мы наткнулись на небольшую обезьяну, которая сидела на нижнем суку дерева. Еще миг - и один из парашютистов коснулся бы лицом ее морды. Обезьяна вначале не шевельнулась и не проявила никакого беспокойства, но потом поспешно убежала. После этого случая парашютисты стали думать, что и обезьяна, подобно человеку, ничего не различает в темноте при полном отсутствии света. А может быть, она спала в это время. Тем не менее после этого случая у многих пропала зависть к хорошему зрению животных.
Впоследствии, находясь на острове Трук, мы привлекали местных жителей для наблюдения за самолетами противника в дневное время. У них очень хорошее зрение, и, к немалому нашему удивлению, они, как правило, замечали самолеты противника раньше, чем лучшие наблюдатели из числа японцев.
Наш 101-й особый десантный отряд состоял из четырех взводов:
1-й взвод-командир лейтенант Сасада;
2-й взвод-командир младший лейтенант Каваути;
3-й взвод-командир младший лейтенант Нисио;
4-й взвод-командир младший лейтенант Яио.
Во взводе было по четыре отделения численностью по 10 человек, включая командира отделения. Отделение состояло из трех групп по 3 человека в каждой. Группа предназначалась для действий против одного какого-либо объекта.
Один из членов группы был вооружен легким пулеметом. Он обеспечивал огневую поддержку двум другим десантникам, которые имели карабины или автоматы, а также боевые заряды, при помощи которых гни производили подрыв или поджог объекта.
Такими объектами являлись самолеты, склады боеприпасов и горючего, электростанции, штабы и т. п. На острове были выбраны подходящие учебные объекты, на которых отрабатывались нужные приемы. Весь личный состав отряда был строго предупрежден о том, чтобы в ходе занятий не врываться в жилища и не позволять каких-либо других действий, которые могли бы встревожить жителей или личный состав отряда. Несмотря на это, однажды несколько шутников незаметно подкрались к радиолокационному посту на горе и с громким криком напали на часового сзади, сильно напугав его. Придя в себя, часовой долго смеялся вместе с виновниками этого происшествия.
Неудавшийся налет на остров Моно
Меня вызвали на оперативное совещание (и одновременно для получения поздравления в связи с моим новым назначением) в штаб эскадры, находившийся на борту флагмана-линейного корабля "Ямато", стоявшего в то время на якоре у острова Трук.
В штабе эскадры я встретился с капитаном 2 ранга Такао, который когда-то руководил нашей учебной группой в военной школе. Теперь он стал штабным офицером эскадры по артиллерийской части. Такао многое сообщил мне о ходе войны. Он тогда сказал мне:
"Я не думал, что ты оставишь парашютный отряд и станешь командиром особого отряда. Хотя даже если бы и удалось сейчас провести воздушно-десантную операцию, от которой все пришли бы в восторг, все равно не удалось бы изменить военную обстановку, сложившуюся не в нашу пользу".
Уже по этим словам можно было судить об атмосфере, царившей в штабе соединенной эскадры. А обстановка в то время действительно с каждым днем становилась все более напряженной. Видимо, и сам командующий соединенной эскадрой переживал тяжелые дни.
"Теперь я уже не мечтаю о блестящей воздушно-десантной операции. Такие операции являются лишь средством для сближения с противником. Но прибегать к ним только ради этого нет необходимости",-ответил я Такао. Меня самого тогда точил червь сомнения.
Мне казалось, что медлительность с нашей стороны будет только на руку противнику: она позволит ему укрепить свои позиции, и тогда вряд ли добьются успеха наши диверсионно-разведывательные отряды. Я думал, что лучше сейчас начать действия с "неповоротливой черепахи", пока имеются какие-то возможности.
"Ямабэ! Не спеши найти себе могилу. Ведь с тех пор, как стали испытываться парашюты, уже немало погибло парашютистов, к тому же ты потерял своего любимого брата",- говорили мне некоторые офицеры в отряде. Но я отнюдь не собирался умирать собачьей смертью. Я хотел сражаться и погибнуть в бою.
Мне казалось, что метод внезапного нападения, к которому прибегал военно-морской флот в начале войны, снова увенчается успехом даже и в условиях неблагоприятной для нас обстановки,
И вот настало время, когда нужно было отказаться от мысли выжить. Только боевые действия, в которых люди заранее обрекли себя на смерть, могли теперь обеспечить непременную победу. (Впоследствии, когда пал остров Сайпан , я еще не считал, что все потеряно, но у меня уже не было уверенности в победе. Настроение было такое, что я готов был делать все, не задумываясь, к чему это приведет.)
Мой отряд был подчинен штабу эскадры, действовавшей на юго-восточном направлении.
Вскоре из Рабаула на остров Сайпан прилетел штабной офицер по артиллерийской части капитан 3 ранга Дои. Он был прислан в качестве представителя штаба эскадры, ответственного за операции, которые должен был осуществлять наш отряд. Доставленный им приказ гласил: "Выйти из Рабаула, скрытно подойти ночью к острову Моно (Соломоновы острова), произвести высадку десанта и стремительным налетом уничтожить штаб противника, склады боеприпасов и горючего, самолеты и т. д."
В конце февраля 1944 года мой отряд, погрузившись на подводную лодку и моторное судно, покинул остров Сайпан и взял курс на Рабаул.
Члены женского общества "Защита родины" изготовили для нас знамя, которое было освящено в синтоистском храме острова. Перед самым отплытием я под звуки барабана, в который бил настоятель храма, торжественно пронес знамя на борт подводной лодки и водрузил его на мачту.
Это знамя должно было поднять боевой дух личного состава. На нем под изображением шести старинных монет - гербом моей родной деревни Синдэнко уезда Уэда префектуры Синано-была написана крупными иероглифами молитва: "Наму Хатиман Дайбо-сацу" {19}.
Провожавшие нас парашютисты и японские резиденты от души желали нам счастливого пути. Они говорили: "Желаем удачи! Будем молиться о наступлении вечного мира". Жаль было покидать Сайпан и расставаться с боевыми соратниками. Никому, кроме бога, не ведомо было, что мы прощались навсегда,