Вячеслав Ященко

БУНТ ЭПОХИ ПОСТМОДЕРНА: идеология и направления современного либертарного движения
 
Введение

   Четыре столетия западная цивилизация развивалась в направлении отчуждения человека от природы. Существовавшая тысячелетняя гармония между ними была разрушена. Появилась новая культура, новый миф, новый мир. Эпоха Возрождения, помимо гуманизации культуры, имела и свою оборотную сторону: перед человечеством была поставлена задача покорить природу, задача в сути своей суицидальная и парадоксальная. Диалектика о человеке, - как заметил Н. Бердяев, - заключается в том, что "самоутверждение человека ведёт к самоистреблению человека". Культурные ценности эпохи Возрождения были дополнены новыми, доселе неизвестными, ценностями экономического материализма и утилитаризма, которые возникли в недрах промышленной революции. Интересом эпохи нового времени стало становление "общества потребления", которое "обязательно противопоставляет себя природному миру и оставляет за собой экологическую пустыню". К началу 70-х годов ХХ века материальные и духовные антропогенные факторы экологической катастрофы стали совершенно очевидны. Стало ясно, что преобразующая природу деятельность человека приводит к фатальному и неизбежному разрушению биосферы, включая, конечно, и самого агента этого разрушения, человека. В 1972 году на первой конференции ООН по окружающей среде в Стокгольме на международном уровне был поставлен диагноз о глобальном экологическом кризисе всей биосферы Земли. Военная опасность ядерной катастрофы была дополнена менее быстрой, но все же неизбежной и неотвратимой возможностью возникновения катастрофы экологической. Таким образом, история гуманистической культуры эпохи Ренессанса и Нового Времени достигла своего логического конца.
   Во второй половине ХХ века «новая» (modern) «индустриальная» эра сменилась постиндустриальной эпохой, эпохой постмодерна. Экспансия цивилизации достигла своего апогея. Энергия цивилизованного человека, направленная во вне, заменила энергию человека культурного, устремлённую во внутрь. Расширение - это всё! Вот девиз империализма, «чистой» цивилизации. Именно в этом кроется причина той драмы, которую переживает современное человечество. Другими словами, она заключена «в экспансии искусственного, в вытеснении … естественной реальности, в том числе человека как телесного существа». Возникает «мегамашина», в которой человек из «субъекта активности превращается в её элемент». Духовность редуцируется к разуму, ценности заменяются информацией. Происходит вытеснение духовно-ценностного фактора. Все свойства человеческого тела передаются (мега)машине. Человек утрачивает своё тело. «Это катастрофа телесности, де корпорация. Тело разорвано и дезинтегрировано». Формой этой катастрофы является создание виртуального образа, виртуального мира. Супериндустриальная фаза «прометеевской» цивилизации трансформирует культуру: из «человеческой» она постепенно превращается в «постчеловеческую», «машинную». Технологизация превращает культуру в тектуру - культуру искусственного мира, культуру технологического человека, «потерявшего связь с природой, вне и изнутри окружённого искусственной реальностью». Вырванная из контекста «человеческой» культуры, тема одухотворённой телесности непосредственно связанной с логоцентризмом, перерабатывается тектурой в упрощённый телоцентризм. Происходит своеобразный «переход от Слова к Телу, от интеллектуальности и духовности к телесности, от вербальности к зрительному образу, от рациональности к «новой архаике», когда в центре ментальности и дискурса оказывается тело, плоть». Цивилизация эпохи постмодерна приобретает общую телесно-визуалистскую ориентацию, «выражающуюся в потребительстве, ...культе здоровья, сексуальной акцептуации, формировании и продвижении привлекательных имиджей в рекламе, политике, искусстве, роли новой образности в виртуальной реальности информационных технологий». Культура и цивилизация эпохи модерна обвиняются в «фаллогоцентризме», то есть, «слово и логос рассматриваются как источник зла современной культуры: насилия, маскулинности, линейности, активизма».
   Цивилизация «взбунтовалась» против человека, против культуры. Государство и высокие технологии превратили человека в объект, в автомат. Произошло «овещнение» человека. Мегамашина, с одной стороны, дарует человечеству невиданное доселе благоденствие массового производства, с другой - безжалостно уничтожает его в мировых войнах, экологических катастрофах, в спровоцированных одиночеством и бездуховностью суицидальных актах. Безличные силы довлеют над человеком, культурой и природой. Человечество потеряло смысл своего существования. Бытие стало для него абсурдным и непонятным. Катастрофическое телоцентрическое сознание постмодерна порождает своеобразную философию (или анти-философию) - постмодернизм. Это эклектическая философская мысль абсурда и нонсенса, спонтанности и анормативности. Это «истерическая реакция бессильного понимания и интеллектуальная невменяемость». Невменяемость и ограниченность постмодернизма связаны со свойственным этой философской мысли деконструктивизмом. Здесь деконструкция является не средством осмысления, а целью творчества. Деконструкция, разборка, демонтаж познаваемого мира, игра с остранёнными смыслами и значениями - вот предел постмодернизма. Он не ставит перед собой цель по-новому конструктивно осмыслить действительность. Он останавливается на этапе анализа. Постмодернисты, демонтируя, отказываются от занятия конструктивной позиции. Этот отказ «предстаёт этаким человекобожием, самозванной претензией на безблагодатную святость». Главной заслугой постмодернистского телоцентризма является то, что «он зафиксировал важнейший момент - момент ухода конуса свободы и ответственности за (точнее - вглубь) границ психосоматической целостности личности». Это не столько дегуманизация, сколько предчувствие перспектив нового гуманизма. Постмодернтисты предложили новые темы социо-политического дискурса, которые совпадают с теорией постиндустриального общества и очень близки проблематике Франкфуртской школы и Т. Адорно. Прежде всего, это тема растущей отчуждённости человека, как расплаты за прогресс. Во-вторых, они акцентировали внимание на всё возрастающей плюралистичности, много вариантности современного прогресса, а так же на наметившемся отходе политических движений от массового социального действия. По их мнению, мотивы и стимулы человека изменились. Появились новые ценностные ориентации и нормы поведения. Другими словами, постмодернизм выделил характерные важнейшие черты общества постмодерна: демассификация, дестандартизация, преодоление принципов фордизма и отход от форм индустриального производства. Постмодернизм эсхатологичен. Его всеразрушающий бунт приводит к развенчанию индустриального мифа. Но новый миф постмодернисты создать не могут. Они считают, что абсолютной истины нет, поэтому у них нет какой-либо позиции, так как никто не имеет право навязывать кому бы то ни было свои заведомо неистинные постулаты. Постмодернисты не предлагают проектов переустройства мира. Они сомневаются и критикуют и, именно, в этом видят своё историческое предназначение. На смену истерическому бунту «безответственного», «невменяемого» постмодернизма приходят утопия и идеология. Постмодернистская мысль, а так же экономические и политические перемены вывели на авансцену истории новые леворадикальные движения, которые не только разрушают существующую систему, но и создают «здесь и сейчас» новый чудный мир.

П.1 Леворадикальный миф постмодерна: от деконструкции к «новому» Возрождению

   Четыре десятилетия леворадикальные движения постиндустриального времени занимаются мифотворчеством. За этот короткий, по историческим меркам, срок леворадикальный либертарный миф претерпел многочисленные изменения. Его формы стали разнообразнее и насыщеннее. Леворадикальный миф имеет много общего с хилиастическим мифом средних веков. Николай Бердяев писал: «Конец капитализма есть конец новой истории и начало нового средневековья. Грандиозное предприятие новой истории нужно ликвидировать, оно не удалось. Но до этого быть может ещё сделает попытку развиться техническая цивилизация до последних пределов…». В конце ХХ века индустриальная эпоха достигла своих пределов. Экономическое и духовное развитие человечества зашло в тупик. Пришло осознание простой истины: чтобы выжить, необходимо вернуться к материальному аскетизму, к ограничению экономического роста и принципа частной собственности. Придётся перейти к более упрощённой и элементарной материальной культуре и более сложной духовной культуре. Время сомнений и релятивизма должно закончиться. Человечество обретает новую истину, новую веру. Всё больше представителей либертарных течений признают, что «истина действует уже одним своим присутствием, что идеи одного человека или страдания одного народа могут в гораздо большей степени воздействовать на человечество, чем все реформы вместе взятые». Прежде чем наступит новое Возрождение, необходимо «новое» средневековье, новый процесс «радикальной» духовной Реформации. Такой поворот к «новому» средневековью происходит в настоящее время при помощи леворадикальных движений. В целом мифотворчество левых радикалов постиндустриальной эпохи имеет ярко выраженные черты мениппейного жанра. Этим оно отличается от леворадикального мифа времён промышленной революции.
   В работе «Проблемы поэтики Достоевского» М.М. Бахтин писал, что важнейшим атрибутом мениппеи является пронизанность «карнавальным» мироощущением, одним из принципов которого является игровой момент. Два противоречия «серьёзность» и «игра» объединяются здесь в единое амбивалентное целое. Действительно, почти все акции современных леворадикальных движений сопровождаются обрядово-зрелищными формами народной смеховой культуры: карнавалы, площадные действия и акции протеста, в которых нет ни исполнителей, ни зрителей. На короткое время участники акций погружаются в утопический хилиастический мир. Мир, в котором нет пространственно-временных границ. Мир, в котором действуют законы карнавальной свободы. Мир, который имеет вселенский универсальный, но, в то же время, амбивалентный характер. Мир, где идеально-утопическое и реальное временно сливаются в едином карнавальном мироощущении; мир где "низ" и "верх" меняются местами, а официальность в лице полицейских, фебеэровцев, подрядчиков и властей подвергается беспощадному осмеянию. В то же время смех направлен и на самих участников акций. В песнях, пародиях, в обычной фамильярно- площадной речи хилиасты смеются и над собой. За этот короткий промежуток времени происходит чудесное непостижимое вселенское обновление. Человек совершает экстатический прорыв в иной мир, в иное измерение, в утопическое царство всеобщности, свободы, равенства и изобилия. Человек прикасается к истине, к вечности. Наступает катарсис.
   Мениппейный жанр мифотворчества содержит в себе единство и борьбу двух противоположенных начал вселенной, борьбу двух воинств титанов: трикстеров и демиургов. Демиурги стоят на страже гармонии и неподвижности космоса. Они ответственны за возникновение необходимости и незыблемости «вещей» имеющих культурную универсальную ценность. В понимании лево радикалов - это силы «законности и порядка», истеблишмент. Трикстеры же продуцируют случайность и бунт. Они ответственны «за возникновение в нём [мире] изменений несущих с собой новизну, далеко не всегда соответствующую наличным потребностям и нормам». Трикстеры невероятно активны. Они стремятся качественно преобразовать вселенную. Их цель - «светопреставление», разрушение старого мироздания и создание нового. Действия их носят эсхатологически-энтропийный, но в то же время преобразующий характер. Им присущи инфантильность и игровой момент. Карнавализируя существующий строй, разрушая его, они создают новый мир, новый космический порядок. Таким образом, трикстеры постепенно превращаются в новых демиургов, которым приходится противостоять новому поколению трикстеров. Постмодернизм отразил первый этап трикстеризма - хилиастический бунт. «Чистый» деконструктивизм породил многочисленные негативно-трикстерские проекты, осуществление которых требует человеческих жертв. Грани утопии ещё размыты. Будущий рай земной плохо различим. Главное «здесь и сейчас» разжечь пожар бунта, освободить силы хаоса от оков порядка. Бунт должен дойти до своего логического конца. Его носители имеют два выбора: либо сгореть в этом огне, либо превратиться в демиургов. «Пора кончать зажиточных паразитов!.. Мы уже не чувствуем жара от классовой борьбы, а огонь должен быть: где ж тогда греться активному персоналу!» Трикстеризм, вернее «прометеизм», внутренне присущ западной цивилизации. Его безудержный активизм имеет свою оборотную сторону. Только во второй половине ХХ века «было осознано, что так называемый «прометеизм» как безоглядный, «абсолютно свободный» поиск новизны ради новизны, чрезвычайно опасен». Постепенно трикстерское мифотворчество отходит от принципов «чистого» деконструктивизма. Леворадикальные движения начинают осваивать конструктивные формы осмысления действительности. Негативно-трикстерские проекты уступают место «положительным» программам радикальной духовной Реформации. «Здесь и теперь» левые радикалы создают своё автономное материально-информационное духовное пространство. Всеразрушающий бунт уступает место реализации хилиастических проектов по построению Царства Божия на земле.

П.2 "Негативная идеология" хилиастического радикализма. Контркультура.

   Как таковой детально разработанной идеологии у современных хилиастов не существует. Более того, сами они выступают за "отказ от идеологии". Тем не менее, некий эклектический набор идей раскрыть и перечислить всё же можно. Американские исследователи "новых левых" П. Джекобс и С. Ландау назвали эту идеологию "негативной". Негативна она потому, что большинство её требований носит отрицающий характер. Хилиастическая идеология отрицает, прежде всего, существующий порядок вещей: паразитичность современной цивилизации, репрессивность и тоталитарность буржуазного общества. Более того, она отрицает и свою собственную организацию. Даниель Кон-Бендит заявлял, что "любое революционное движение должно исходить из того, что любая организация, форму которой оно принимает, противоречит самим целям революции". "Негативная идеология" хилиастов контркультурна, ибо отрицание существующей культуры носит творческий преобразующий характер. Хилиазм и контркультура являются частями одного энтропийного движения. Это хаос, порождающий порядок и, в то же время, разрушающий его. Всё что не несёт в себе отрицательного заряда, остывает и выпадает из её потока, превращаясь в окаменелости различных субкультурных образований. Контркультура создаёт центры, очаги кристаллизации революции, "оазисы будущего в настоящем". Эти "партизанские базы" не просто готовят великие перемены, но и реализуют утопию, создавая различные формы земного рая. В коммуне, сквоте можно реализовать любые хилиастические грёзы. Здесь можно апробировать идеи прямой демократии и взаимозаменяемости эстетического и политического, предложенные Франкфуртской школой и адаптированные для "массового сознания" Гербертом Маркузе. Как правило, сразу же после захвата пустующего жилья и организации в нём сквота, коммунары разрисовывают стены дома, устанавливают во дворах и подъездах скульптуры, устраивают различные выставки и дискотеки. Их художественное творчество, в основном, носит политический характер.
   Современное хилиастическое движение в основном молодёжное: иногда люмпенское, чаще интеллектуальное. Они давно уже отказались от пассивных форм борьбы. Западные хилиасты больше не разделяют точку зрения Тимоти Лири о том, что наркотики - это психоделическое оружие революции. Они не собираются выпадать из реального мира, уходя в наркотический сон. Они действуют активно "здесь и сейчас" используя анархо-синдикалистскую тактику "прямого действия", всё ещё считая ненависть революционным агентом. Происходит своеобразная психологизация политических процессов. В противоположность "излишне экономическому" подходу, современные теоретики контркультуры говорят о необходимости замедления движения времени в живой пространственно-временой ячейке. Истинное существование возможно лишь в оргиастическом, может быть, даже в мистическом, пребывании в настоящем. Здесь можно, если не познать абсолютную истину, то, по крайней мере, принять правильное решение. Достигнуть этого можно не с помощью логики и интеллекта, а посредством чувств и инстинкта. "Только настоящее может стремиться к полноте. Это точка невероятной плотности. Мы должны научиться замедлять время, чтобы жить непосредственным переживанием, перманентной страстью.… Чтобы созидать настоящее необходимо исправить прошлое, изменить психогеографию нашего окружения, искоренить наши неосуществимые грёзы и желания,…позволить индивидуальным страстям найти гармоничное коллективное выражение". Подобный сенсуализм свойственен и хилиастической семиотике. Джон Зерзан, например, разоблачает современный язык и вообще символическое мышление. Он говорит об отчуждённости обозначающего и обозначаемого. По его словам, наша цивилизация - это цивилизация образа, символические категории которого установлены с целью контроля над природой и чужаками. В этом, собственно, и заключается весь корень зла любой разновидности цивилизации. Хилиасту необходимо избавиться от образного мышления порождающего иллюзии, отчуждающего и подавляющего. Пусть интуиция станет средством постижения мира. Обоняние и осязание, если ими правильно пользоваться, расскажут нам больше о мире, чем химерическая система образов, символов и стереотипов. "Слушайте, люди, слушайте! Мы забыли о том, как надо слушать. Гагара воет свои древние послания В прозрачной северной ночи. А мы в это время сидим самодовольно В звуконепроницаемых комнатах Наполненных жалким телевизионным светом… Нам нужно время Чтобы впустить молчание! Слушайте, люди, слушайте!"
   Итак, философская и политическая мысль постиндустриального времени выявила три основных проблемы современного человечества. Прежде всего, это проблема эсхатологическая: возможность гибели всего живого на Земле в результате ядерной войны или экологической катастрофы. Вторая проблема - гуманистическая: происходит отчуждение человека от его собственного тела, что приводит к атомизации личности. Одиночество и утрата свободы личности становится главной темой современной культуры. Третья проблема - экономическая: принцип частной собственности вновь подвергся сомнению. Начался активный процесс нарушения границ владений. Решить эти проблемы, по мнению лево радикалов, можно только посредством вовлечения каждого человека в процесс поиска альтернативных путей развития цивилизации, посредством возобновляемого включения представителей всех групп общества в борьбу за освобождение личности, за экономическую и политическую справедливость. Либертарная мысль предлагает разнообразные проекты выхода человечества из всеобъемлющего кризиса современной цивилизации. Множество таких проектов предполагает разнообразие леворадикальных движений.

П.3 Разновидности современных леворадикальных движений Нарушение владений: стихийный и идеологизированный сквотинг.

   Нарушения владений практиковались во все времена. И государство, и обычные граждане постоянно захватывают друг у друга собственность. Отличие заключается только в том, что действия властей часто считаются легальными, деяния же простых людей - преступными. В новейшее время конфликты, связанные с нарушением владений достигли небывалых размеров. Начался великий передел собственности. В связи с этим в конце шестидесятых годов в лексиконе леворадикальных движений появилось новое слово - «сквотинг» (squatting). Оно означает движение за нелегальный захват пустующей неиспользуемой хозяевами собственности (вакантные земли, помещения). Захваченные владения активно используются сквотерами по назначению: производство сельскохозяйственной продукции, решение жилищных проблем, создание культурных и политических центров и т. п. Философия и метод сквотинга в концентрированном виде отражается в символе этого движения: молния, пронзающая круг. Этот знак придумали хобосы, странствующие сезонные рабочие. По-английски он выражается глаголом «continue on» и имеет несколько тайных смыслов: «там впереди безопасное убежище», «упорная постоянно возобновляемая борьба», «первая попытка - неудача, вторая - прорыв». Взятый из языка хобосов, этот знак превратился в символ сквотерского движения. Скрытые значения этого знака отражают, в основном, ненасильственный метод их борьбы: использование СМИ для создания благоприятного общественного мнения о сквотерском движении, лоббирование, демонстрации и пикеты, бойкоты и забастовки симпатизирующих движению профсоюзов, бегство в горы и, самое важное, постоянное нарушение владений и арендные забастовки. Подобные методы гражданского неповиновения в условиях всё возрастающих репрессий доказали невероятную эффективность подобной тактики борьбы в индустриально-развитых странах. В странах же третьего мира такая эскалация напряжённости в обществе часто приводит к массовым убийствам, гражданской войне и даже к революциям.
   Первичной формой этого движения является стихийный сквотинг - борьба, не обременённая идеологией и само рефлексией. Стихийный сквотинг чаще всего встречается в развивающихся странах. Его носителями являются крестьяне, сельскохозяйственные рабочие, туземные племена. Глобализация экономики привела к появлению политики неоколониализма. Включение государств третьего мира в систему общего рынка приводит к структурным изменениям их экономики, к истощению их энергетических ресурсов. Транснациональные корпорации переносят в эти страны устаревшие вредные для окружающей среды технологии, и это часто приводит к непоправимым последствиям. В результате реализации подобных проектов, с мест постоянного проживания насильственно выселяются десятки тысяч человек. Как правило, они остаются без земли и без средств к существованию. Можно назвать ещё две причины обезземеливания и выселения сельских общин и племён - неспособность выплаты ими налогов или долгов, что так же связано с процессами глобализации экономики, а так же изъятие общинных земель туземных племён в пользу европейских граждан данной страны. Сопротивление изгнанников жестоко подавляется. Известны многочисленные случаи массовых убийств, суицидов, избиений и арестов. Так, согласно Комиссии по пастушеским землям Бразильской католической церкви, в период с 1964 по 1992 годы в ходе конфликтов, связанных с нарушением владений в Бразилии было убито 1684 сельскохозяйственных рабочих. В начале девяностых годов в Бразилии произошёл вопиющий случай массового суицида в племени Кайова. Одна из деревень этого племени 5 раз подвергалась выселению с их исконных земель. В конце концов, группа фермеров погрузила всех жителей деревни в грузовики и вывезла их в другой район страны. Власти не предприняли никаких мер, чтобы защитить беззащитных людей от произвола «бледнолицых» землевладельцев. Сами индейцы защитить себя с помощью пик и ружей не смогли. В деревне начался голод. В конце концов, собрание вождей племени приходит к решению прибегнуть к массовому суициду. С 1991 по 1994 годы 120 представителей племени Кайова, следуя своей традиции, покончили жизнь самоубийством. «Мы устали от угроз»,- сказал один из вождей племени, - «Мы не можем ухаживать за своими посевами, так как, в любой момент полиция может нас выгнать. Поэтому мы предпочитаем умереть, чем отказаться от нашей земли».
   Землевладельцы и правительства латиноамериканских стран повсеместно используют массовые убийства непокорных граждан, стирая, порой, с лица земли целые деревни. Как правило, это является кульминацией репрессий в ходе борьбы за передел собственности. Массовые аресты были характерны и для Индии. Так, в результате мелиоративных работ с мест постоянного проживания были изгнаны десятки тысяч крестьян. В 1970 году эти люди заняли 6100 га правительственных и частных земель. В результате специальной операции за решёткой оказались 20 тысяч безземельных крестьян и сельскохозяйственных рабочих. Махатма Ганди высказался против такого рода массовых арестов. Он объяснил это тем, что очень много средств приходится тратить на содержание и охрану заключённых. Массовые аресты, по его мнению, направляют так же общественное мнение против правительства. В связи с этим, необходимо использовать скрытые формы репрессий. Например, сокращение помощи и инвестиций в экономику данного района. Но не только власти развивающихся стран «грешат» подобными репрессиями по отношению к собственным гражданам. Так, в США резервация Пайн Ридж (Южная Дакота) с 1973 по 1976 годы более 500 раз привлекалась к суду за нарушение границ владений. За это время большинство вождей Движения Американских Индейцев было арестовано или сослано, 342 индейца было ранено, 69 - убито. В 1970 году несколько десятков индейцев племени Пуялуп попытались восстановить свои права на ловлю рыбы в реке Пуялуп. 9 сентября полиция уничтожила их лагерь и арестовала 60 активистов включая пятерых детей. На следующий день фермеры разграбили лагерь и утопили лодки индейцев. В январе 1971 года при загадочных обстоятельствах погиб вождь этого племени. Стихийный сквотинг существовал и в послевоенной Италии. Голодные сельские жители южных районов страны в поисках работы устремились в северные промышленные города. Жить им там было негде, и они стали захватывать пустующие помещения и образовывать в них сквоты-коммуны. Так, в Милане в 1977 году в 50 захваченных зданиях ютилось около 200 постоянных и 35 тысяч временных поселенцев. Такая насыщенность и концентрация радикально настроенных сквотеров превратила Милан в контркультурную столицу Италии. Здесь зарождался национальный «андеграунд». Здесь планировались грандиозные битвы с капиталом и патриархатом. Попытки властей выселить сквотеров из занимаемых ими помещений приводили порой к самым непредсказуемым последствиям.