Страница:
Почти тут же девушка раскаялась в своем неосмотрительном указании. По пустынной улице полуторка неслась так, как будто под капот вместо сорока лошадиных сил запихнули все сто двадцать. На перекрестке водитель чудом увернулся от черной груды металла. Сожженная «эмка» еще источала дым и резкий запах гари.
Первых выстрелов Катрин не услышала. От пробитого борта отлетела щепка. Сопычев суетливо вскинул винтовку, выпалил куда-то в сторону мелькавших домов. Полуторка еще прибавила ходу, громыхая всеми частями и оставляя за собой пыльный шлейф, вырвалась за околицу. Вслед хлопнула пара выстрелов.
– Ты куда стрелял, Сопычев? – прокричала Катрин.
– Блеснуло что-то. За окном навроде, – ефрейтор сосредоточенно щелкнул затвором, досылая новый патрон.
– Вы, товарищ ефрейтор, поосторожнее. Подстрелите местного педагога или старушку какую-нибудь.
– Что ж, в нас палят, а мы, выходит, молчать должны? Все они здесь – белохохлы, только и ждут момента в спину бабахнуть, – уверенно заявил ефрейтор.
Машина остановилась. Из кабины высунулся лейтенант. Фуражка лихо съехала на ухо, в руке «наган».
– Все целы?
– Все, все, – успокоила Катрин. – Вы тоже стреляли?
– Да я и разглядеть ничего не успел. В кого стрелять-то?
– В белохохлов.
– В кого?!
– Поехали, потом разберемся.
До штаба корпуса добрались уже в темноте. Снова танки, артиллерия, десятки автомашин, стоящие практически без маскировки. Катрин знала, что до утра вся эта армада стронется с места в новом многокилометровом марше, опять заведомо запаздывающем и поэтому бессмысленном.
Машина миновала два контрольно-пропускных пункта. В торопливых и коротких вспышках фонариков проверки Катрин в своем комбинезоне и пилотке подозрений не вызывала. Документы посмотрели только у старшего по машине. Собственно, у девушки теперь имелось почти самое настоящее командировочное предписание за подписью командующего 4-м мехкорпусом. Ну, пока не понадобилось, тем лучше.
Машина остановилась у зарослей на берегу мелкого ручейка. Очевидно, где-то недалеко был коровник. Густо несло навозом и свежей, измолотой гусеницами зеленью. Катрин и лейтенант отошли от машины и устроили совет.
– Вы, товарищ инструктор, здесь ждите. А то вопросов не оберемся. Время горячее, женщин здесь мало, – извиняющимся тоном предложил Любимов.
– Согласна. Тем более вид у меня… – Катрин развела руками.
– Вид как раз боевой, – лейтенант зачем-то одернул собственную гимнастерку, поправил кобуру и полевую сумку. – Но… как-то непривычно. В платье, я имею в виду, было… У вас в Москве… Наверное, в смысле…
– Лейтенант, вы не задерживаетесь? – сочувственно поинтересовалась Катрин. – Задание у нас срочное, идите быстрее. И не волнуйтесь.
– Есть, – с облегчением проронил парень и стремительно исчез в темноте.
Катрин вернулась к машине. Наказала Сопычеву проверить рацию и отдыхать. Ефрейтор заверил, что рация работает как часы, и предложил товарищу инструктору взять шинель, поскольку уже холодно и к тому же комары налетают. От шинели Катрин отказалась и села в кабину. Водитель дремал, подсунув пилотку под щеку.
– Отдыхайте, отдыхайте, – девушка неловко уселась в тесной кабине, – я только хотела спросить, как там у нас с бензином?
– Виноват, задремал. Как в субботу тревогу объявили, так толком спать и не пришлось. А с бензином у нас порядок. В полку полностью заправились.
– Ну и спите тогда. Пока время есть.
Ждать было тяжело. Катрин прошлась вокруг машины. Канонада вроде бы поутихла, отдалилась на север и юго-восток. На противоположном возвышенном берегу ручейка рычали моторы, слышались команды, перемежаемые непременными связующими словосочетаниями. Там формировалась колонна.
Потом шум постепенно стих. Колонна двинулась на север. К утру штаб корпуса должен очутиться гораздо ближе ко Львову.
Дурь какая, – ты знаешь все события на неделю вперед и не имеешь понятия, что творится под носом сию минуту.
Катрин смотрела на звезды. Слишком высокие и мелкие. Дрянь, а не звезды.
Сколько времени прошло? От пропавшего лейтенанта ни слуху ни духу.
Девушка заглянула в кузов к Сопычеву. Ефрейтор безмятежно сопел, уютно устроившись в углу у рации. Но бдительности не утратил, подскочил, стоило тронуть за плечо. Часов у него тоже не было.
– Не беспокойтесь, товарищ инструктор. До утра обстановка прояснится. Лейтенант Любимов – командир надежный, я с ним уже в двух командировках бывал. Глядишь, еще позавтракать в полку успеем.
Насчет завтрака Катрин как раз была уверена в прямо противоположном. К утру подразделения 64-го полка должны очутиться в пригородах Львова. Если у Васько нет планов, категорически идущих вразрез с исторической действительностью.
Ждать дальше стало невмоготу.
– Сопычев, остаетесь за старшего. Если лейтенант вернется, ждите меня минут тридцать. Если появятся проверенные новости, сразу передавайте в полк.
Катрин взяла помятое ведро, поправила пилотку и направилась через ручей.
Штаб свертывался. Мимо девушки проехали крытые машины, звякающие чем-то металлическим и легким. Следом прогромыхал тягач с противотанковой пушкой на прицепе. Потные красноармейцы грузили тюки с так и не развернутой маскировочной сетью. Какой-то майор громогласно искал сержанта Георгадзе. Мелькали лучи фонариков. На Катрин никто не обращал внимания. Девушка торопливо шла среди всей этой суеты. Сам черт здесь ногу сломит. Где здесь кого найдешь? Совершенно бессмысленная затея.
Катрин вышла в пологую лощину. Большая, похожая на сдутый аэростат палатка лежала на земле. Вокруг второй, такой же, но еще растянутой на кольях, суетились бойцы. Несколько «эмок» ровной шеренгой выстроились под охраной двух броневиков, развернувших пушечные башни в разные стороны. Мимо девушки рысцою пробежала цепочка автоматчиков с новенькими ппш.
Из палатки вышли несколько старших командиров. Впереди шел генерал-лейтенант. Мелькнуло задумчивое толстогубое лицо сына церковного старосты. Нарочито старомодные круглые очки. Кобура маленького браунинга на боку.
Катрин запнулась. Несмотря на темноту, знакомое по сотням фотографий лицо командующего 4-м мехкорпусом не узнать было сложно. Тем более если знаешь дальнейшую биографию спасителя Москвы зимой 41–42 гг. и идейного, последовательного борца с большевистской Москвой начиная с 1943 года.
Девушка глупо стояла с пустым ведром. До сих пор она не сталкивалась лицом к лицу с личностями, оставившими следы, или, чего уж там, натуральные грязные лужи в истории.
Генерал-лейтенант прошел менее чем в десяти метрах от девушки. Бригадный комиссар, идущий рядом, что-то негромко говорил комкору.
А может… того? Привести в исполнение будущий приговор Военной коллегии Верховного суда прямо сейчас? Не будет никакой РОА[16], не будет позора этого человека, так упорно пробившегося из рядовых до генерал-лейтенанта. «Наган» редко дает осечки. Даже можно успеть смыться.
«Все ты просчитала, арифмометр недоделанный? А что будет с отступлением растрепанного корпуса? С Киевским котлом и тем же контрнаступлением под Москвой? Слишком сложно».
Катрин навсегда запомнила одновременно и умное, и по-крестьянски грубое губастое лицо, складки кожи на затылке, старушечьи дужки очков…
«Наган» остался в тепле за пазухой. Теперь уже поздно. Командир корпуса сел в «эмку». Хлопнула дверь машины.
– Танкист, ты что столбом застыл? Почему с ведром?
Катрин обернулась. Перед ней стоял грузный майор с орденом Красного Знамени на груди.
– Что ты здесь делаешь, твою мать, спрашиваю?! – В темноте майор, наконец, пригляделся к лицу «танкиста», к светлым волосам. К тому же свободный комбинезон с маскировкой некоторых достоинств девушки справиться явно не мог.
– Вот б…! – вырвалось у орденоносца.
– Никак нет! – обозлилась Катрин. – Инструктор Мезина. Согласно мобилизационному плану, доставила автомашину номер «12–34». Требуется промыть фильтры.
– Какие фильтры?! Совсем спятили? С каких это пор по мобилизации девки вместе с машинами в части прибывают?
– Не девки, товарищ майор, а комсомолки. По решению собрания бригады имени Прасковьи Ангелиной, все девушки как одна решили лично передать машины в действующую армию.
– Чушь какая! Не до вас, немцы рядом. Сдайте автомобиль немедленно и отправляйтесь в тыл.
– Не могу, товарищ майор. Обязана сдать машину в 12-ю дивизию под личную роспись подполковнику Тарасову. Они наши шефы.
– Какие шефы?! Иди, сдай машину, дура, и чтобы я тебя больше не видел. Под арест пойдешь.
– За что, товарищ майор? – заканючила зарвавшаяся Катрин. – Я вас очень прошу, подскажите, как найти подполковника Тарасова. Меня же без его расписки из комсомола исключат.
– Уезжайте отсюда, девушка, – застонал майор. – 12-я уже подо Львовом должна быть. И Тарасова твоего нет.
– А где же он? Ну-у, товарищ майор, – подбавила слезности в голосе Катрин.
– Арестован Тарасов, поняла? В Камарах на дивизионной гауптвахте сидит.
– Как в Камарах?! – изумилась Катрин. – Там же немцы.
– Нет там никаких немцев! – снова зарычал майор. – Утром по крайней мере не было. А если и подойдут, вашего драгоценного Тарасова вместе с остальными арестованными эвакуируют. Нашел время самоуправством заниматься. Видно, ваших машин не дождался, принялся у семей партактива транспорт отбирать. Анархист, – майор грустно покачал головой, – а ведь лучший в корпусе артиллерист был. Уходите, девушка, я убедительно вас прошу. Не до романтических игр сейчас. Война не прогулка.
«Это уж точно», – подумала Катрин, бренча ведром и рысцой возвращаясь к машине. Вокруг валялись пустые ящики, забытые колья от палаток. Почти все штабные подразделения уже снялись. Девушка поскользнулась на луже чего-то липкого. «Вот, наверняка фильтры промывали».
Еще и замочив ноги при форсировании превратившегося в проезжую канаву ручья, Катрин выскочила к машине. Все были на ногах.
– Куда вы пропали? – нетерпеливо проговорил лейтенант. – Я все узнал. Подполковник Тарасов арестован за превышение служебных полномочий…
– И скучает на нарах в Камарах, так? – Катрин злобно затрясла ногами, пытаясь отряхнуть налипшую грязь. – Доложили?
– Нет, ждали вас. Шифровать?
Короткая радиограмма, ушедшая в штаб 34-го танкового полка, прямым текстом гласила: «Превышение должностных. «Обезьянник» дивизии».
Ответ был получен через четыре минуты: «Приказ будет в течение часа. Зона выхода проблемная. Немедленно окажите помощь транспортом».
Катрин, стиснув зубы, глянула на лейтенанта. Любимов, вставший на цыпочки и подсвечивающий радиограмму фонариком, выглядел растерянным.
– Камары западнее Жечуба километров на шестьдесят. Наших там быть не может.
– Карту давай.
Катрин водила узким лучом фонарика по бумажному полю, испещренному знакомыми названиями. Без синих и красных стрел, отмечающих удары и контрудары приграничных сражений, карта выглядела невинно голой. Общее положение частей на утро 24 июня девушка помнила. Но эти дурацкие Камары? Крошечное местечко, в районе которого и боев-то не было. Дислоцировавшиеся там артиллерийский полк и отдельный полк связи выступили еще 21 числа. Остались ли там тыловые подразделения? Хрен его знает.
– Ушли наверняка, – убежденно прошептал лейтенант. – Нечего там нашим делать. Немцы правее Камаров прорвались крупными силами. Я в штабе сам слышал.
– В радиограмме приказ. Думаешь, майор Васько обстановку хуже нас знает?
– Нет, конечно, – с некоторым испугом запротестовал лейтенант. – Товарищ майор никогда не ошибается. В полку об этом все до последнего человека знают. Должно быть, обстановка изменилась. Пора нам в наступление переходить. С севера, наверное, наши нажали. Там у нас три, а то и четыре корпуса. Такая сила… – Любимов сконфуженно умолк.
– Это не военная тайна, – вздохнула Катрин. О реальных действиях советских корпусов севернее Львова она знала лучше лейтенанта, но огорчать парня не собиралась. – Нажали наши – не нажали… Приказ выполнять будем?
– Так точно, товарищ инструктор, – вдохновленный скорыми победами лейтенант был готов к самым решительным действиям.
– Тогда чего мы здесь сопли жуем? – мрачно осведомилась Катрин. Ее не оставляли мрачные предчувствия. «Не в ту вы сторону людей ведете, товарищ инструктор».
Сопычев, растопырившись, удерживал винтовку, рацию, свой вещмешок и портфель товарища инструктора. Катрин приходилось удерживать только себя любимую, что тоже было нелегко. Непривязанное второпях ведро громыхало по всему кузову. Полуторка вырулила на проселок и развила поистине самоубийственную скорость. О том, есть ли в Камарах немцы или нет, девушка беспокоиться перестала. Судя по гонке, живыми туда все равно добраться не суждено.
На больших наручных часах лейтенанта Любимова зеленовато светились стрелки. Давно перевалило за полночь. Начинался третий день войны.
4
Первых выстрелов Катрин не услышала. От пробитого борта отлетела щепка. Сопычев суетливо вскинул винтовку, выпалил куда-то в сторону мелькавших домов. Полуторка еще прибавила ходу, громыхая всеми частями и оставляя за собой пыльный шлейф, вырвалась за околицу. Вслед хлопнула пара выстрелов.
– Ты куда стрелял, Сопычев? – прокричала Катрин.
– Блеснуло что-то. За окном навроде, – ефрейтор сосредоточенно щелкнул затвором, досылая новый патрон.
– Вы, товарищ ефрейтор, поосторожнее. Подстрелите местного педагога или старушку какую-нибудь.
– Что ж, в нас палят, а мы, выходит, молчать должны? Все они здесь – белохохлы, только и ждут момента в спину бабахнуть, – уверенно заявил ефрейтор.
Машина остановилась. Из кабины высунулся лейтенант. Фуражка лихо съехала на ухо, в руке «наган».
– Все целы?
– Все, все, – успокоила Катрин. – Вы тоже стреляли?
– Да я и разглядеть ничего не успел. В кого стрелять-то?
– В белохохлов.
– В кого?!
– Поехали, потом разберемся.
До штаба корпуса добрались уже в темноте. Снова танки, артиллерия, десятки автомашин, стоящие практически без маскировки. Катрин знала, что до утра вся эта армада стронется с места в новом многокилометровом марше, опять заведомо запаздывающем и поэтому бессмысленном.
Машина миновала два контрольно-пропускных пункта. В торопливых и коротких вспышках фонариков проверки Катрин в своем комбинезоне и пилотке подозрений не вызывала. Документы посмотрели только у старшего по машине. Собственно, у девушки теперь имелось почти самое настоящее командировочное предписание за подписью командующего 4-м мехкорпусом. Ну, пока не понадобилось, тем лучше.
Машина остановилась у зарослей на берегу мелкого ручейка. Очевидно, где-то недалеко был коровник. Густо несло навозом и свежей, измолотой гусеницами зеленью. Катрин и лейтенант отошли от машины и устроили совет.
– Вы, товарищ инструктор, здесь ждите. А то вопросов не оберемся. Время горячее, женщин здесь мало, – извиняющимся тоном предложил Любимов.
– Согласна. Тем более вид у меня… – Катрин развела руками.
– Вид как раз боевой, – лейтенант зачем-то одернул собственную гимнастерку, поправил кобуру и полевую сумку. – Но… как-то непривычно. В платье, я имею в виду, было… У вас в Москве… Наверное, в смысле…
– Лейтенант, вы не задерживаетесь? – сочувственно поинтересовалась Катрин. – Задание у нас срочное, идите быстрее. И не волнуйтесь.
– Есть, – с облегчением проронил парень и стремительно исчез в темноте.
Катрин вернулась к машине. Наказала Сопычеву проверить рацию и отдыхать. Ефрейтор заверил, что рация работает как часы, и предложил товарищу инструктору взять шинель, поскольку уже холодно и к тому же комары налетают. От шинели Катрин отказалась и села в кабину. Водитель дремал, подсунув пилотку под щеку.
– Отдыхайте, отдыхайте, – девушка неловко уселась в тесной кабине, – я только хотела спросить, как там у нас с бензином?
– Виноват, задремал. Как в субботу тревогу объявили, так толком спать и не пришлось. А с бензином у нас порядок. В полку полностью заправились.
– Ну и спите тогда. Пока время есть.
Ждать было тяжело. Катрин прошлась вокруг машины. Канонада вроде бы поутихла, отдалилась на север и юго-восток. На противоположном возвышенном берегу ручейка рычали моторы, слышались команды, перемежаемые непременными связующими словосочетаниями. Там формировалась колонна.
Потом шум постепенно стих. Колонна двинулась на север. К утру штаб корпуса должен очутиться гораздо ближе ко Львову.
Дурь какая, – ты знаешь все события на неделю вперед и не имеешь понятия, что творится под носом сию минуту.
Катрин смотрела на звезды. Слишком высокие и мелкие. Дрянь, а не звезды.
Сколько времени прошло? От пропавшего лейтенанта ни слуху ни духу.
Девушка заглянула в кузов к Сопычеву. Ефрейтор безмятежно сопел, уютно устроившись в углу у рации. Но бдительности не утратил, подскочил, стоило тронуть за плечо. Часов у него тоже не было.
– Не беспокойтесь, товарищ инструктор. До утра обстановка прояснится. Лейтенант Любимов – командир надежный, я с ним уже в двух командировках бывал. Глядишь, еще позавтракать в полку успеем.
Насчет завтрака Катрин как раз была уверена в прямо противоположном. К утру подразделения 64-го полка должны очутиться в пригородах Львова. Если у Васько нет планов, категорически идущих вразрез с исторической действительностью.
Ждать дальше стало невмоготу.
– Сопычев, остаетесь за старшего. Если лейтенант вернется, ждите меня минут тридцать. Если появятся проверенные новости, сразу передавайте в полк.
Катрин взяла помятое ведро, поправила пилотку и направилась через ручей.
Штаб свертывался. Мимо девушки проехали крытые машины, звякающие чем-то металлическим и легким. Следом прогромыхал тягач с противотанковой пушкой на прицепе. Потные красноармейцы грузили тюки с так и не развернутой маскировочной сетью. Какой-то майор громогласно искал сержанта Георгадзе. Мелькали лучи фонариков. На Катрин никто не обращал внимания. Девушка торопливо шла среди всей этой суеты. Сам черт здесь ногу сломит. Где здесь кого найдешь? Совершенно бессмысленная затея.
Катрин вышла в пологую лощину. Большая, похожая на сдутый аэростат палатка лежала на земле. Вокруг второй, такой же, но еще растянутой на кольях, суетились бойцы. Несколько «эмок» ровной шеренгой выстроились под охраной двух броневиков, развернувших пушечные башни в разные стороны. Мимо девушки рысцою пробежала цепочка автоматчиков с новенькими ппш.
Из палатки вышли несколько старших командиров. Впереди шел генерал-лейтенант. Мелькнуло задумчивое толстогубое лицо сына церковного старосты. Нарочито старомодные круглые очки. Кобура маленького браунинга на боку.
Катрин запнулась. Несмотря на темноту, знакомое по сотням фотографий лицо командующего 4-м мехкорпусом не узнать было сложно. Тем более если знаешь дальнейшую биографию спасителя Москвы зимой 41–42 гг. и идейного, последовательного борца с большевистской Москвой начиная с 1943 года.
Девушка глупо стояла с пустым ведром. До сих пор она не сталкивалась лицом к лицу с личностями, оставившими следы, или, чего уж там, натуральные грязные лужи в истории.
Генерал-лейтенант прошел менее чем в десяти метрах от девушки. Бригадный комиссар, идущий рядом, что-то негромко говорил комкору.
А может… того? Привести в исполнение будущий приговор Военной коллегии Верховного суда прямо сейчас? Не будет никакой РОА[16], не будет позора этого человека, так упорно пробившегося из рядовых до генерал-лейтенанта. «Наган» редко дает осечки. Даже можно успеть смыться.
«Все ты просчитала, арифмометр недоделанный? А что будет с отступлением растрепанного корпуса? С Киевским котлом и тем же контрнаступлением под Москвой? Слишком сложно».
Катрин навсегда запомнила одновременно и умное, и по-крестьянски грубое губастое лицо, складки кожи на затылке, старушечьи дужки очков…
«Наган» остался в тепле за пазухой. Теперь уже поздно. Командир корпуса сел в «эмку». Хлопнула дверь машины.
– Танкист, ты что столбом застыл? Почему с ведром?
Катрин обернулась. Перед ней стоял грузный майор с орденом Красного Знамени на груди.
– Что ты здесь делаешь, твою мать, спрашиваю?! – В темноте майор, наконец, пригляделся к лицу «танкиста», к светлым волосам. К тому же свободный комбинезон с маскировкой некоторых достоинств девушки справиться явно не мог.
– Вот б…! – вырвалось у орденоносца.
– Никак нет! – обозлилась Катрин. – Инструктор Мезина. Согласно мобилизационному плану, доставила автомашину номер «12–34». Требуется промыть фильтры.
– Какие фильтры?! Совсем спятили? С каких это пор по мобилизации девки вместе с машинами в части прибывают?
– Не девки, товарищ майор, а комсомолки. По решению собрания бригады имени Прасковьи Ангелиной, все девушки как одна решили лично передать машины в действующую армию.
– Чушь какая! Не до вас, немцы рядом. Сдайте автомобиль немедленно и отправляйтесь в тыл.
– Не могу, товарищ майор. Обязана сдать машину в 12-ю дивизию под личную роспись подполковнику Тарасову. Они наши шефы.
– Какие шефы?! Иди, сдай машину, дура, и чтобы я тебя больше не видел. Под арест пойдешь.
– За что, товарищ майор? – заканючила зарвавшаяся Катрин. – Я вас очень прошу, подскажите, как найти подполковника Тарасова. Меня же без его расписки из комсомола исключат.
– Уезжайте отсюда, девушка, – застонал майор. – 12-я уже подо Львовом должна быть. И Тарасова твоего нет.
– А где же он? Ну-у, товарищ майор, – подбавила слезности в голосе Катрин.
– Арестован Тарасов, поняла? В Камарах на дивизионной гауптвахте сидит.
– Как в Камарах?! – изумилась Катрин. – Там же немцы.
– Нет там никаких немцев! – снова зарычал майор. – Утром по крайней мере не было. А если и подойдут, вашего драгоценного Тарасова вместе с остальными арестованными эвакуируют. Нашел время самоуправством заниматься. Видно, ваших машин не дождался, принялся у семей партактива транспорт отбирать. Анархист, – майор грустно покачал головой, – а ведь лучший в корпусе артиллерист был. Уходите, девушка, я убедительно вас прошу. Не до романтических игр сейчас. Война не прогулка.
«Это уж точно», – подумала Катрин, бренча ведром и рысцой возвращаясь к машине. Вокруг валялись пустые ящики, забытые колья от палаток. Почти все штабные подразделения уже снялись. Девушка поскользнулась на луже чего-то липкого. «Вот, наверняка фильтры промывали».
Еще и замочив ноги при форсировании превратившегося в проезжую канаву ручья, Катрин выскочила к машине. Все были на ногах.
– Куда вы пропали? – нетерпеливо проговорил лейтенант. – Я все узнал. Подполковник Тарасов арестован за превышение служебных полномочий…
– И скучает на нарах в Камарах, так? – Катрин злобно затрясла ногами, пытаясь отряхнуть налипшую грязь. – Доложили?
– Нет, ждали вас. Шифровать?
Короткая радиограмма, ушедшая в штаб 34-го танкового полка, прямым текстом гласила: «Превышение должностных. «Обезьянник» дивизии».
Ответ был получен через четыре минуты: «Приказ будет в течение часа. Зона выхода проблемная. Немедленно окажите помощь транспортом».
Катрин, стиснув зубы, глянула на лейтенанта. Любимов, вставший на цыпочки и подсвечивающий радиограмму фонариком, выглядел растерянным.
– Камары западнее Жечуба километров на шестьдесят. Наших там быть не может.
– Карту давай.
Катрин водила узким лучом фонарика по бумажному полю, испещренному знакомыми названиями. Без синих и красных стрел, отмечающих удары и контрудары приграничных сражений, карта выглядела невинно голой. Общее положение частей на утро 24 июня девушка помнила. Но эти дурацкие Камары? Крошечное местечко, в районе которого и боев-то не было. Дислоцировавшиеся там артиллерийский полк и отдельный полк связи выступили еще 21 числа. Остались ли там тыловые подразделения? Хрен его знает.
– Ушли наверняка, – убежденно прошептал лейтенант. – Нечего там нашим делать. Немцы правее Камаров прорвались крупными силами. Я в штабе сам слышал.
– В радиограмме приказ. Думаешь, майор Васько обстановку хуже нас знает?
– Нет, конечно, – с некоторым испугом запротестовал лейтенант. – Товарищ майор никогда не ошибается. В полку об этом все до последнего человека знают. Должно быть, обстановка изменилась. Пора нам в наступление переходить. С севера, наверное, наши нажали. Там у нас три, а то и четыре корпуса. Такая сила… – Любимов сконфуженно умолк.
– Это не военная тайна, – вздохнула Катрин. О реальных действиях советских корпусов севернее Львова она знала лучше лейтенанта, но огорчать парня не собиралась. – Нажали наши – не нажали… Приказ выполнять будем?
– Так точно, товарищ инструктор, – вдохновленный скорыми победами лейтенант был готов к самым решительным действиям.
– Тогда чего мы здесь сопли жуем? – мрачно осведомилась Катрин. Ее не оставляли мрачные предчувствия. «Не в ту вы сторону людей ведете, товарищ инструктор».
Сопычев, растопырившись, удерживал винтовку, рацию, свой вещмешок и портфель товарища инструктора. Катрин приходилось удерживать только себя любимую, что тоже было нелегко. Непривязанное второпях ведро громыхало по всему кузову. Полуторка вырулила на проселок и развила поистине самоубийственную скорость. О том, есть ли в Камарах немцы или нет, девушка беспокоиться перестала. Судя по гонке, живыми туда все равно добраться не суждено.
На больших наручных часах лейтенанта Любимова зеленовато светились стрелки. Давно перевалило за полночь. Начинался третий день войны.
4
Стрелять еще никто не решался, но негодующая толпа все росла. Нетерпеливые сигналы клаксонов, крики и мат, ржание лошадей, мычание коров, всхлипывание и визг женщин слились в сплошную какофонию. Ни пройти, ни проехать невозможно. Шоссе наглухо перегораживали два вставших бок о бок «Т-26». Перекресток дорог с одной стороны подпирало болотце, с другой высился густой сосновый лес. Пробка у заблокированного пересечения выросла уже до километровой длины. Грузовики, танки, повозки с беженцами, велосипеды, навьюченные узлами и корзинами, легковые машины и сотни людей перемешались в единую массу. Блестели штыки утомленной бесконечным ночным маршем пехоты, в рассветном сумраке белели женские платки и рубашки подростков. Над кузовом одной из полуторок виднелось благородное пианино цвета слоновой кости… Шоссе стояло.
Пересекая его, прошли танковые роты, потом бензовозы и угловатые полевые мастерские, потом снова танки и машины с мотострелками. Артдивизион, снова грузовики с боеприпасами и бочками с горючим. Шли быстро, соблюдая уставные дистанции, как на параде.
Полковник сунул в кобуру «ТТ», рукояткой которого пытался достучаться в наглухо задраенный люк. Танки, блокировавшие перекресток, оставались безмолвными. Приказывать и угрожать арестом немой броне было бессмысленно. Оставалось бессильно наблюдать.
– Сволочи, – сказал полковник, – как будто они одни воюют. Безобразие. Особистов бы сюда.
– Морду бы набить за такое, – согласился стоящий рядом артиллерийский майор. – Но идут как, сукины дети?! Как по линейке. Только трибуны с флагами не хватает.
– Мне бы столько техники, я бы тоже… как по линейке, – зло произнес полковник и пнул сапогом покрытую росой броню. – У меня две трети полка на своих двоих маршируют. Растянулись, мать их… А тут еще эти бабы с фикусами.
– А что, 34-я дивизия прямо на северо-восток двинулась? Корпус ведь у Золыча концентрируется? – осторожно поинтересовался майор.
– Хрен его знает. У меня самого указаний – уже в планшет не помещаются. Приказ, понимаешь, у «трактористов»?! Железяки чертовы, – полковник в сердцах снова грохнул сапогом по башне. – Когда пройдут, сучьи дети?
Шоссе пересекали тяжелые десятиметровые «линкоры» «Т-35»…
Нарушая приказ и избегая забитых перепутавшимися частями и беженцами дорог, 64-й танковый полк двигался напрямую к Бродно. Во второй половине дня и остальные части корпуса получат приказ развернуться туда же. Но до этого им придется сделать лишних 200 километров и пробиться через охваченный волнениями Львов. Своевольный 64-й будет там на день раньше. Сбережет горючее и мат-часть. Пока рации майора Васько работали только на прием.
Катрин поежилась. Под утро воздух стал прохладен. Но дело, конечно, не только в этом, – городок, лежащий в долине, вполне мог принадлежать и другому миру. Другим временам. Только телеграфные столбы портили иллюзию.
Ну, хорошее пиво в трактире тебе здесь наверняка не предложат.
Грузовик стоял в кустах у дороги. Бинокля не имелось. Сколько ни напрягай глаза, ничего не рассмотришь.
– Тихо все, – с сомнением произнес лейтенант, – наверное, немцев нет. Севернее прошли. Не может же быть прорыв по всей границе?
– Прорыв – понятие относительное. Война нынче мобильная, – изрекла банальность девушка. – Если немцы в городе и появились, отсюда мы это не узнаем.
– Поехали, товарищ инструктор, – сказал Николаич, – если что, развернемся. Они сонные и глаза продрать не успеют.
– Ездите вы классно, – Катрин вздохнула, – только пулемет, он ведь такая быстрая сволочь.
– Все равно ехать нужно, – лейтенант вынул «наган», проверил. – Разведку бы послать, – он глянул на не проявляющего особой активности ефрейтора. – Жаль, времени мало. Поехали. Комендатура с «губой» на противоположном берегу реки располагается. Я там как-то побывал. Пакет передавал, – почему-то торопливо добавил он, глянув в сторону девушки.
Забираясь в кузов, Катрин невесело ухмыльнулась. Война идет, премся прямо на немцев, а мальчишка боится, как бы не подумали, что он на гауптвахте сидел. Большое дело – на нарах валяться.
Полуторка рванулась вниз по дороге. Вокруг светлело прямо на глазах, – летнему утру не терпелось вступить в свои права. Стоило ли делать глупости в самом начале долгого лучезарного дня? Ехать в город Катрин ужасно не хотелось. Обойти бы, развернуться. Ладно, ты уйдешь в свое время, хватит и минуты. А эти люди? Вон Сопычева аж пот прошиб. Лейтенант, наверное, еще и влюбиться ни разу не успел. А у мобилизованного Николаича, должно быть, уже и детишки есть. Спросить не успела. Не первой молодости мужик, а машину водит, словно отмороженный тинейджер. Интересно, сколько у него наследников?
Дети, дети… Какие к черту дети, когда приказ есть. Выполняйте, сержант.
Размышляя о том, что лично она совершенно не создана для выполнения приказов, Катрин достала «наган». Дивное оружие, потренироваться бы его перезаряжать. Она давненько не имела дела с револьверами.
Увидев, что комсомольский инструктор проверяет оружие, Сопычев перемкнул штык в боевое положение. Девушка глянула на его сосредоточенные манипуляции со сложным чувством. В эру бронированных гусеничных монстров и пикирующих бомбардировщиков тыкать в брюхо человеку граненую сталь казалось дикой несуразицей. По крайней мере для Катрин исторические эпохи делились четко. Хотя… Она вспомнила некоторые невеселые факты из собственной биографии.
– Товарищ Сопычев, у вас еще консервы есть?
– Так точно, еще банка. Достать?
– Пока не надо. Но штык вы берегите. А то голодными останемся.
Сопычев напряженно глядел на командиршу. И, судя по всему, не очень понимал ее.
«Что-то с юмором моим стало», – самокритично подумала девушка.
Промелькнули первые дома. Грузовик резко затормозил. У распахнутой калитки стояла бабушка с двумя козами. Напуганные козы, мемекая, тянули лохматую веревку, норовя удрать во двор. Бабулька подслеповато щурилась на пыльную машину.
– Гражданка, фашисты в городе есть?
– Що, сынку, кажешь? – Бабка уцепилась за калитку. – Куди вам потрибно ихаты?
– Говорю, власть какая в городе? – повысил голос Любимов.
– Звычайна влада. Як завжды. А що? Що-нэбудь трапылось?
– Германцев в городе нет? – спросила с кузова Катрин.
– Та вы що? Який гэрманець? Цэ скильки рокив тому було, – хозяйка коз перекрестилась.
– Значит, в городе Советская власть? А не врете, гражданка? – с угрозой спросил Сопычев. – За ложные сведения знаете, что бывает?
– Яка, Радянська! Я ж кажу – як звычайно. Що вы даремно лаетэся ни свит ни зоря? Лаеться вин, як той собака. Изжайтэ, куды ихалы, – бабка замахала сухой лапкой.
– Вы, гражданочка, извините, нам только… – начал лейтенант, но бабка неожиданно тонко и громко закричала:
– Так проижджайтэ вы, бисовы диты, щоб вас чорты зжерлы. Жужжать отут и жужжать. Спокоя ниякого нэма. Лаються щэ. Ни сорому, ни совисти…
Басом загавкала собака в соседнем дворе. Ее поддержала другая псина.
– Оставь ее, лейтенант. Едем, – болезненно сморщилась Катрин.
Грузовик газанул, дернулся вперед. Катрин, держась за крышу кабины, смотрела, как вслед полуторке яростно грозит старушка.
– Вот вражина, – сказал Сопычев.
Тут Катрин готова была с ним согласиться.
Городок был пуст. Закрытые ставни, серые заборы, дома, погруженные в рассветную дремоту. Ни единого человека. Только ветви деревьев, тоже кажущиеся серыми в рассветном воздухе, покачиваясь, тянулись из-за заборов.
Грузовик резко повернул, едва не выскочив на тротуар. Катрин качнулась к борту, уцепилась крепче. Проскочили мимо двухэтажной школы, почты. Девушка по-прежнему не замечала ни единой живой души. Мелькнула нелепая мысль: может быть, все эвакуировались? Осталась бабка с козами да собаки на страже. Как же, все здесь, сидят по домам, ждут указаний новой власти. Или старой – это как повернется. А мотор полуторки еще и всех случайных прохожих отпугивает. И понятно, никакая серьезная власть так ошалело носиться не будет.
Машина выскочила на мощеную площадь, кажущуюся из-за своей пустынности гораздо больше, чем на самом деле. Пролетел мимо какой-то странный дом, бугрящийся изобильной лепниной от тротуара до самой крыши. Улица сузилась, старые дома теперь выстроились с обеих сторон, заставляя снижать ход. За домами высился шпиль костела. Полуторка уже выскочила к реке, перелетела горбатый каменный мост и повернула налево. Не успела Катрин удивиться тому, что в крошечных Камарах существует настоящая, выложенная камнем набережная, как эта набережная осталась позади. Машина со скрипом и лязгом затормозила. Девушка с трудом удержалась на ногах.
Мощеная площадка перед низкими воротами, глухая стена, уходящая вдоль заросшего берега речушки. Крыльцо красного кирпича, двери с казенной вывеской. «В/Ч № 57068. Комендатура». За зарешеченными окнами никакого движения.
Из кабины выглянул напряженный лейтенант Любимов.
– Проверим? – Не дожидаясь ответа, он спрыгнул на землю.
«Может, не надо? Хватит с нас фанатизма», – подумала Катрин, выпрыгивая из машины.
Совсем рассвело. Пахло бензином и свежей зеленью. Вдоль забора ветерок небрежно перебирал листы каких-то документов. Тихо. Мертво…
– Глядите в оба, – приказал лейтенант бойцам. Николаич завозился в кабине, разворачивая длинную винтовку. Сопычев уже давно взял оружие на изготовку. Над бортом торчал только курносый нос и штык.
– Пойдемте, товарищ Мезина, – прошептал Любимов. – Вы сзади идите, если что – сразу к машине. Портфель вам зачем?
– Будем протокол писать, – ответила Катрин. Она видела, как парень переложил «наган» из руки в руку, чтобы вытереть вспотевшую ладонь. Нервничает. А кто не нервничает? Самой не по себе. Свой револьвер девушка засунула за ремень сзади. Зачем захватила портфель, и сама не знала. Надо думать – для представительности, – вошла в роль.
Они успели сделать несколько шагов к крыльцу, как дверь распахнулась. Выглянул узколицый милиционер.
– Вы из Львова, товарищи? Заходите, мы здесь, можно сказать, на осадном положении. Как обстановка на дорогах?
– А что, немцев нет? – несколько разочарованно спросил лейтенант Любимов, опуская «наган».
– Немцев? – удивился милиционер. – У нас спокойно. Вот только ни во Львов, ни в Дрогобыч дозвониться не можем. Связь прервана. Проходите – расскажете. Обстановка сложная, приказов не получаем.
– Обстановка везде сложная, – сказал лейтенант, поднимаясь по ступенькам. – Но ничего, товарищ сержант, разберемся. Арестованных с гауптвахты эвакуировали?
– Не всех, товарищ лейтенант. Проходите – все доложим по порядку, – милиционер кинул взгляд на машину, улыбнулся Катрин. Галантно придержал дверь, пропуская вперед.
Катрин стало тревожно. Что это он лыбится, как будто кофе и диван предлагать собрался? И говорит как-то слишком четко.
– Вы, товарищ, мне дверь не держите. Не старое время, и я вам не барышня. Проходите. – Катрин едва ли не грудью впихнула милиционера впереди себя.
Пересекая его, прошли танковые роты, потом бензовозы и угловатые полевые мастерские, потом снова танки и машины с мотострелками. Артдивизион, снова грузовики с боеприпасами и бочками с горючим. Шли быстро, соблюдая уставные дистанции, как на параде.
Полковник сунул в кобуру «ТТ», рукояткой которого пытался достучаться в наглухо задраенный люк. Танки, блокировавшие перекресток, оставались безмолвными. Приказывать и угрожать арестом немой броне было бессмысленно. Оставалось бессильно наблюдать.
– Сволочи, – сказал полковник, – как будто они одни воюют. Безобразие. Особистов бы сюда.
– Морду бы набить за такое, – согласился стоящий рядом артиллерийский майор. – Но идут как, сукины дети?! Как по линейке. Только трибуны с флагами не хватает.
– Мне бы столько техники, я бы тоже… как по линейке, – зло произнес полковник и пнул сапогом покрытую росой броню. – У меня две трети полка на своих двоих маршируют. Растянулись, мать их… А тут еще эти бабы с фикусами.
– А что, 34-я дивизия прямо на северо-восток двинулась? Корпус ведь у Золыча концентрируется? – осторожно поинтересовался майор.
– Хрен его знает. У меня самого указаний – уже в планшет не помещаются. Приказ, понимаешь, у «трактористов»?! Железяки чертовы, – полковник в сердцах снова грохнул сапогом по башне. – Когда пройдут, сучьи дети?
Шоссе пересекали тяжелые десятиметровые «линкоры» «Т-35»…
Нарушая приказ и избегая забитых перепутавшимися частями и беженцами дорог, 64-й танковый полк двигался напрямую к Бродно. Во второй половине дня и остальные части корпуса получат приказ развернуться туда же. Но до этого им придется сделать лишних 200 километров и пробиться через охваченный волнениями Львов. Своевольный 64-й будет там на день раньше. Сбережет горючее и мат-часть. Пока рации майора Васько работали только на прием.
* * *
Июньская ночь промелькнула, едва начавшись. Катрин успела немного подремать, предварительно укротив проклятое ведро. Отдыхать в скачущем по полевым дорогам грузовике оказалось занятием непростым. Ходу полуторка не снижала. Николаич, как не по уставу величал водителя лейтенант, оказался истинным профессионалом. И откуда такие берутся без ралли, кольцевых гонок и журнала «Автопилот»? Катрин неритмично подлетала на жестких досках кузова. В животе что-то екало. Возможно, запитая невкусной водой тушенка. Но все равно глаза закрывались. День выдался тяжелым и длинным. Неправдоподобным. До сих пор не верилось в реальность происходящего. Девушка на миг отключалась, тут же открывала глаза. Звезды туманились, летели над головой.* * *
Городок Камары затаился в речной долине. Речушка издали казалась совсем крошечной, зато на этой, восточной, стороне раскинулись обширные заливные луга. Светать по-настоящему еще не начало. Над городком висел ночной сумрак, но уже призрачный, ненастоящий, грозящий вот-вот превратиться в раннее утро.Катрин поежилась. Под утро воздух стал прохладен. Но дело, конечно, не только в этом, – городок, лежащий в долине, вполне мог принадлежать и другому миру. Другим временам. Только телеграфные столбы портили иллюзию.
Ну, хорошее пиво в трактире тебе здесь наверняка не предложат.
Грузовик стоял в кустах у дороги. Бинокля не имелось. Сколько ни напрягай глаза, ничего не рассмотришь.
– Тихо все, – с сомнением произнес лейтенант, – наверное, немцев нет. Севернее прошли. Не может же быть прорыв по всей границе?
– Прорыв – понятие относительное. Война нынче мобильная, – изрекла банальность девушка. – Если немцы в городе и появились, отсюда мы это не узнаем.
– Поехали, товарищ инструктор, – сказал Николаич, – если что, развернемся. Они сонные и глаза продрать не успеют.
– Ездите вы классно, – Катрин вздохнула, – только пулемет, он ведь такая быстрая сволочь.
– Все равно ехать нужно, – лейтенант вынул «наган», проверил. – Разведку бы послать, – он глянул на не проявляющего особой активности ефрейтора. – Жаль, времени мало. Поехали. Комендатура с «губой» на противоположном берегу реки располагается. Я там как-то побывал. Пакет передавал, – почему-то торопливо добавил он, глянув в сторону девушки.
Забираясь в кузов, Катрин невесело ухмыльнулась. Война идет, премся прямо на немцев, а мальчишка боится, как бы не подумали, что он на гауптвахте сидел. Большое дело – на нарах валяться.
Полуторка рванулась вниз по дороге. Вокруг светлело прямо на глазах, – летнему утру не терпелось вступить в свои права. Стоило ли делать глупости в самом начале долгого лучезарного дня? Ехать в город Катрин ужасно не хотелось. Обойти бы, развернуться. Ладно, ты уйдешь в свое время, хватит и минуты. А эти люди? Вон Сопычева аж пот прошиб. Лейтенант, наверное, еще и влюбиться ни разу не успел. А у мобилизованного Николаича, должно быть, уже и детишки есть. Спросить не успела. Не первой молодости мужик, а машину водит, словно отмороженный тинейджер. Интересно, сколько у него наследников?
Дети, дети… Какие к черту дети, когда приказ есть. Выполняйте, сержант.
Размышляя о том, что лично она совершенно не создана для выполнения приказов, Катрин достала «наган». Дивное оружие, потренироваться бы его перезаряжать. Она давненько не имела дела с револьверами.
Увидев, что комсомольский инструктор проверяет оружие, Сопычев перемкнул штык в боевое положение. Девушка глянула на его сосредоточенные манипуляции со сложным чувством. В эру бронированных гусеничных монстров и пикирующих бомбардировщиков тыкать в брюхо человеку граненую сталь казалось дикой несуразицей. По крайней мере для Катрин исторические эпохи делились четко. Хотя… Она вспомнила некоторые невеселые факты из собственной биографии.
– Товарищ Сопычев, у вас еще консервы есть?
– Так точно, еще банка. Достать?
– Пока не надо. Но штык вы берегите. А то голодными останемся.
Сопычев напряженно глядел на командиршу. И, судя по всему, не очень понимал ее.
«Что-то с юмором моим стало», – самокритично подумала девушка.
Промелькнули первые дома. Грузовик резко затормозил. У распахнутой калитки стояла бабушка с двумя козами. Напуганные козы, мемекая, тянули лохматую веревку, норовя удрать во двор. Бабулька подслеповато щурилась на пыльную машину.
– Гражданка, фашисты в городе есть?
– Що, сынку, кажешь? – Бабка уцепилась за калитку. – Куди вам потрибно ихаты?
– Говорю, власть какая в городе? – повысил голос Любимов.
– Звычайна влада. Як завжды. А що? Що-нэбудь трапылось?
– Германцев в городе нет? – спросила с кузова Катрин.
– Та вы що? Який гэрманець? Цэ скильки рокив тому було, – хозяйка коз перекрестилась.
– Значит, в городе Советская власть? А не врете, гражданка? – с угрозой спросил Сопычев. – За ложные сведения знаете, что бывает?
– Яка, Радянська! Я ж кажу – як звычайно. Що вы даремно лаетэся ни свит ни зоря? Лаеться вин, як той собака. Изжайтэ, куды ихалы, – бабка замахала сухой лапкой.
– Вы, гражданочка, извините, нам только… – начал лейтенант, но бабка неожиданно тонко и громко закричала:
– Так проижджайтэ вы, бисовы диты, щоб вас чорты зжерлы. Жужжать отут и жужжать. Спокоя ниякого нэма. Лаються щэ. Ни сорому, ни совисти…
Басом загавкала собака в соседнем дворе. Ее поддержала другая псина.
– Оставь ее, лейтенант. Едем, – болезненно сморщилась Катрин.
Грузовик газанул, дернулся вперед. Катрин, держась за крышу кабины, смотрела, как вслед полуторке яростно грозит старушка.
– Вот вражина, – сказал Сопычев.
Тут Катрин готова была с ним согласиться.
Городок был пуст. Закрытые ставни, серые заборы, дома, погруженные в рассветную дремоту. Ни единого человека. Только ветви деревьев, тоже кажущиеся серыми в рассветном воздухе, покачиваясь, тянулись из-за заборов.
Грузовик резко повернул, едва не выскочив на тротуар. Катрин качнулась к борту, уцепилась крепче. Проскочили мимо двухэтажной школы, почты. Девушка по-прежнему не замечала ни единой живой души. Мелькнула нелепая мысль: может быть, все эвакуировались? Осталась бабка с козами да собаки на страже. Как же, все здесь, сидят по домам, ждут указаний новой власти. Или старой – это как повернется. А мотор полуторки еще и всех случайных прохожих отпугивает. И понятно, никакая серьезная власть так ошалело носиться не будет.
Машина выскочила на мощеную площадь, кажущуюся из-за своей пустынности гораздо больше, чем на самом деле. Пролетел мимо какой-то странный дом, бугрящийся изобильной лепниной от тротуара до самой крыши. Улица сузилась, старые дома теперь выстроились с обеих сторон, заставляя снижать ход. За домами высился шпиль костела. Полуторка уже выскочила к реке, перелетела горбатый каменный мост и повернула налево. Не успела Катрин удивиться тому, что в крошечных Камарах существует настоящая, выложенная камнем набережная, как эта набережная осталась позади. Машина со скрипом и лязгом затормозила. Девушка с трудом удержалась на ногах.
Мощеная площадка перед низкими воротами, глухая стена, уходящая вдоль заросшего берега речушки. Крыльцо красного кирпича, двери с казенной вывеской. «В/Ч № 57068. Комендатура». За зарешеченными окнами никакого движения.
Из кабины выглянул напряженный лейтенант Любимов.
– Проверим? – Не дожидаясь ответа, он спрыгнул на землю.
«Может, не надо? Хватит с нас фанатизма», – подумала Катрин, выпрыгивая из машины.
Совсем рассвело. Пахло бензином и свежей зеленью. Вдоль забора ветерок небрежно перебирал листы каких-то документов. Тихо. Мертво…
– Глядите в оба, – приказал лейтенант бойцам. Николаич завозился в кабине, разворачивая длинную винтовку. Сопычев уже давно взял оружие на изготовку. Над бортом торчал только курносый нос и штык.
– Пойдемте, товарищ Мезина, – прошептал Любимов. – Вы сзади идите, если что – сразу к машине. Портфель вам зачем?
– Будем протокол писать, – ответила Катрин. Она видела, как парень переложил «наган» из руки в руку, чтобы вытереть вспотевшую ладонь. Нервничает. А кто не нервничает? Самой не по себе. Свой револьвер девушка засунула за ремень сзади. Зачем захватила портфель, и сама не знала. Надо думать – для представительности, – вошла в роль.
Они успели сделать несколько шагов к крыльцу, как дверь распахнулась. Выглянул узколицый милиционер.
– Вы из Львова, товарищи? Заходите, мы здесь, можно сказать, на осадном положении. Как обстановка на дорогах?
– А что, немцев нет? – несколько разочарованно спросил лейтенант Любимов, опуская «наган».
– Немцев? – удивился милиционер. – У нас спокойно. Вот только ни во Львов, ни в Дрогобыч дозвониться не можем. Связь прервана. Проходите – расскажете. Обстановка сложная, приказов не получаем.
– Обстановка везде сложная, – сказал лейтенант, поднимаясь по ступенькам. – Но ничего, товарищ сержант, разберемся. Арестованных с гауптвахты эвакуировали?
– Не всех, товарищ лейтенант. Проходите – все доложим по порядку, – милиционер кинул взгляд на машину, улыбнулся Катрин. Галантно придержал дверь, пропуская вперед.
Катрин стало тревожно. Что это он лыбится, как будто кофе и диван предлагать собрался? И говорит как-то слишком четко.
– Вы, товарищ, мне дверь не держите. Не старое время, и я вам не барышня. Проходите. – Катрин едва ли не грудью впихнула милиционера впереди себя.