Страница:
Юрий Волгин
Хирург. Бегун. Беглец
Хирург
Глава 1
Зимой бывает день, когда вы просыпаетесь рано утром, подходите к окну и видите, что мир изменился.
За окном феерия из снега, вы кутаетесь в теплый свитер и, надев бежевые шерстяные носки, садитесь на подоконник с кружкой горячего кофе в руках. В метре от вас раскаленная батарея. Вы можете прижаться носом к холодному стеклу, ощутить лбом ледяную прохладу и окинуть ленивым взором искрящееся пушистое одеяло, укрывшее черную промерзлую землю и гниющие листья, устилавшие ее еще прошлой ночью. Вы можете прикоснуться коленями к батарее на несколько секунд, потому что дольше просто невозможно терпеть, и вы вздрогнете от неожиданности. Вы отхлебнете кофе, отвернетесь от окна, нога скользнет по паркету и ступит на мягкий ковер. За спиной у вас останется окно, выходящее во двор.
Но этого двора больше нет.
И вас нет, впрочем, как и листьев. Нет никого. Нет и прежней зимы. Теперь она другая. В квартирах больше нет ни отопления, ни горячей воды, ни системы кондиционирования, ни стеклопакетов, ни полов с подогревом, ни термодатчиков. Загляните в одну из таких квартир. Теперь вам это можно, потому что вас нет. Вы – невидимый зритель.
Земля после Большого Взрыва практически не пострадала. Наоборот, ей стало несравнимо легче. И если рассуждать на языке вашего времени, то в среду до обеда Земля легла на операционный стол и часом позже встала с него обновленной. Ее кожу очистили лазерной шлифовкой. Она стала молодой и красивой. Шрамы заживают очень скоро, если операцию провели успешно.
Вот только вам не узнать, кто провел операцию. Да, произошел Большой Взрыв. Но что случилось на самом деле?
Пройдем в эту квартиру. Нет ни жильцов, ни хозяев. Скажем, во время Большого Взрыва владелец этой квартиры сидел за рулем своего полноразмерного седана с адаптивным климат-контролем, автопилотом, кожаным салоном и системой безопасности, позволявшей выжить любому, находившемуся внутри этого автомобиля, при лобовом столкновении на скорости до ста двадцати километров в час. Он ехал в сверкающих солнечных очках, с телефонной гарнитурой в ухе и слушал тихую музыку из дорогой аудиосистемы.
Он исколесил множество дорог импортными покрышками на шикарных литых дисках своего автомобиля. Он был обычным человеком.
Хозяин этой квартиры исчез за несколько десятков километров отсюда. Исчез – это буквально. Его разнесло на атомы, когда он попал в одну из дуг, окольцевавших Землю в секунду, как взрывные волны точечной направленности. Те, кто оказался между дуг, выжили, но их было немного. Тех, кого дуга зацепила отчасти, превратились в карикатуру на людей, мутантов. Или мутов, как их принято называть сейчас на иньере. Но вы можете не знать, что такое интернациональный язык, иньера, потому что родились задолго до его появления.
В квартире холодно, пар идет изо рта и ноздрей. Окажись мы сейчас снаружи, нам было бы теплее. Но внутри многоэтажного дома температура ниже, чем на улице. Сюда не проникает солнце.
Не удивляйтесь тому, что вы видите. То же самое происходит повсеместно. В любом уголке Земли. Где-то оставшиеся в живых собираются группами и обустраивают свой быт. Но мы с вами одни. В этой квартире раньше жил хозяин, чей пустой автомобиль влетел в железобетонное основание моста под тихие напевы русского рока. Отсыревший, провисший клочьями потолок. Изогнутые стены. Кто мог так изогнуть стены? Да никто, это всего лишь пластик, и со временем запас его прочности кончился.
Перешагните через мертвого кота, или белку, или большую крысу. Это существо когда-то бегало и веселилось. И умерло оно своей смертью, оставив после себя кучку костей и истлевшую шкуру. Смешно, но для тех, кто испарился после Большого Взрыва, смерть в подобной форме стала бы наградой.
Кухня, спальня. На покрывале, даже в полутьме, блестит иней, посеребривший также и углы, и стекло в распахнутом окне, и пол. На стене висят фотографии в рамках. Их множество, и они настоящие, бумажные. И они сохранились. Если достать их из-под стекла, распрямить, вытереть рукавом и поднести к свету, то можно заглянуть в прошлое. Вернее, для вас это настоящее или будущее. И я бы не советовал разглядывать эти фотографии, потому что нам не важно, кем был хозяин квартиры. Менеджером, строителем, писателем, директором. Он один из миллиардов погибших. Должно быть, когда отгремел Большой Взрыв, на том свете образовались гигантские очереди. Как поток нелегалов из Мексики, стремившихся в США. В ваше время ведь еще существовали эти страны – Мексика, США? Хорошо, если да, тогда этот пример вызвал в вашем воображении точные образы.
Пройдем мимо фотографий, заглянем в ванную. В ванной в тусклом, покрытом известковым налетом зеркале ничего не отражается. А что вы хотели, ведь вас нет.
Ничего здесь не трогали, ничего здесь не изменилось. Даже батареи, даже подогрев полов, под этим полом не видный, даже электрический обогреватель в шкафу, над которым висит пара истлевших от сырости пиджаков, несколько рубашек, футболок, один галстук и майка, в которой хозяин квартиры играл в футбол – все это никогда и никому больше не понадобится.
В его спальной комнате плоский телевизор на полстены, кровать с ортопедическим матрасом, мини-блок компьютера, вывалившаяся из подвесного потолка лампочка. Строительная компания, делавшая тут ремонт, давно уже исчезла с лица земли, оставив пустой офис и полоумных потомков директора, которого дуга невзначай задела одним лишь краем. Он думал, что ему с женой повезло выжить. Но у них родилась тройня, сиамские близнецы, сцеп ленные головами по цепочке, друг за другом. Его жена повесилась на шнуре от жалюзи, а он не смог, струсил. И до конца своих недолгих дней жил в винном магазине, пока его там не нашли другие муты. И после него осталась эта мерно покачивающаяся на проводах лампочка. Достойная память достойному человеку.
Подойдем к окну. Помните, в самом начале мы представляли себе теплое утро в теплой квартире с чашкой кофе. Сейчас у нас дрожат руки и онемел нос.
Выглянем в окно.
Вокруг белоснежная зима. После Большого Взрыва все немного изменилось и в холодных регионах стало теплее, а в теплых – жарче. Для странников это, конечно же, удобно. Да и для всех выживших.
Вы не знаете, кто такие странники? Я хочу показать вам одного из них.
Внизу фонари с барскими снежными шапками на плафонах. Снежный воротник на подоконнике в доме напротив. Кроны деревьев, превратившиеся в гигантскую цветную капусту. Залетная птица, черной линией прочертившая безоблачное, ясное небо.
Возле обочины большая прямоугольная штуковина, которую засыпало снегом за ночь. Колеса, окно, кузов. Перед нами корабль странника. Стекло заиндевело, но вы можете заглянуть, вы умеете влезать.
Внутри молодой человек. Ему не больше тридцати лет, скорее всего около двадцати пяти. Он спит в термальном мешке в одежде. Подойдите к нему поближе и посмотрите, есть ли у него маленький, едва заметный вертикальный шрам на нижней губе.
Есть? Тогда это он. Странник.
За окном феерия из снега, вы кутаетесь в теплый свитер и, надев бежевые шерстяные носки, садитесь на подоконник с кружкой горячего кофе в руках. В метре от вас раскаленная батарея. Вы можете прижаться носом к холодному стеклу, ощутить лбом ледяную прохладу и окинуть ленивым взором искрящееся пушистое одеяло, укрывшее черную промерзлую землю и гниющие листья, устилавшие ее еще прошлой ночью. Вы можете прикоснуться коленями к батарее на несколько секунд, потому что дольше просто невозможно терпеть, и вы вздрогнете от неожиданности. Вы отхлебнете кофе, отвернетесь от окна, нога скользнет по паркету и ступит на мягкий ковер. За спиной у вас останется окно, выходящее во двор.
Но этого двора больше нет.
И вас нет, впрочем, как и листьев. Нет никого. Нет и прежней зимы. Теперь она другая. В квартирах больше нет ни отопления, ни горячей воды, ни системы кондиционирования, ни стеклопакетов, ни полов с подогревом, ни термодатчиков. Загляните в одну из таких квартир. Теперь вам это можно, потому что вас нет. Вы – невидимый зритель.
Земля после Большого Взрыва практически не пострадала. Наоборот, ей стало несравнимо легче. И если рассуждать на языке вашего времени, то в среду до обеда Земля легла на операционный стол и часом позже встала с него обновленной. Ее кожу очистили лазерной шлифовкой. Она стала молодой и красивой. Шрамы заживают очень скоро, если операцию провели успешно.
Вот только вам не узнать, кто провел операцию. Да, произошел Большой Взрыв. Но что случилось на самом деле?
Пройдем в эту квартиру. Нет ни жильцов, ни хозяев. Скажем, во время Большого Взрыва владелец этой квартиры сидел за рулем своего полноразмерного седана с адаптивным климат-контролем, автопилотом, кожаным салоном и системой безопасности, позволявшей выжить любому, находившемуся внутри этого автомобиля, при лобовом столкновении на скорости до ста двадцати километров в час. Он ехал в сверкающих солнечных очках, с телефонной гарнитурой в ухе и слушал тихую музыку из дорогой аудиосистемы.
Он исколесил множество дорог импортными покрышками на шикарных литых дисках своего автомобиля. Он был обычным человеком.
Хозяин этой квартиры исчез за несколько десятков километров отсюда. Исчез – это буквально. Его разнесло на атомы, когда он попал в одну из дуг, окольцевавших Землю в секунду, как взрывные волны точечной направленности. Те, кто оказался между дуг, выжили, но их было немного. Тех, кого дуга зацепила отчасти, превратились в карикатуру на людей, мутантов. Или мутов, как их принято называть сейчас на иньере. Но вы можете не знать, что такое интернациональный язык, иньера, потому что родились задолго до его появления.
В квартире холодно, пар идет изо рта и ноздрей. Окажись мы сейчас снаружи, нам было бы теплее. Но внутри многоэтажного дома температура ниже, чем на улице. Сюда не проникает солнце.
Не удивляйтесь тому, что вы видите. То же самое происходит повсеместно. В любом уголке Земли. Где-то оставшиеся в живых собираются группами и обустраивают свой быт. Но мы с вами одни. В этой квартире раньше жил хозяин, чей пустой автомобиль влетел в железобетонное основание моста под тихие напевы русского рока. Отсыревший, провисший клочьями потолок. Изогнутые стены. Кто мог так изогнуть стены? Да никто, это всего лишь пластик, и со временем запас его прочности кончился.
Перешагните через мертвого кота, или белку, или большую крысу. Это существо когда-то бегало и веселилось. И умерло оно своей смертью, оставив после себя кучку костей и истлевшую шкуру. Смешно, но для тех, кто испарился после Большого Взрыва, смерть в подобной форме стала бы наградой.
Кухня, спальня. На покрывале, даже в полутьме, блестит иней, посеребривший также и углы, и стекло в распахнутом окне, и пол. На стене висят фотографии в рамках. Их множество, и они настоящие, бумажные. И они сохранились. Если достать их из-под стекла, распрямить, вытереть рукавом и поднести к свету, то можно заглянуть в прошлое. Вернее, для вас это настоящее или будущее. И я бы не советовал разглядывать эти фотографии, потому что нам не важно, кем был хозяин квартиры. Менеджером, строителем, писателем, директором. Он один из миллиардов погибших. Должно быть, когда отгремел Большой Взрыв, на том свете образовались гигантские очереди. Как поток нелегалов из Мексики, стремившихся в США. В ваше время ведь еще существовали эти страны – Мексика, США? Хорошо, если да, тогда этот пример вызвал в вашем воображении точные образы.
Пройдем мимо фотографий, заглянем в ванную. В ванной в тусклом, покрытом известковым налетом зеркале ничего не отражается. А что вы хотели, ведь вас нет.
Ничего здесь не трогали, ничего здесь не изменилось. Даже батареи, даже подогрев полов, под этим полом не видный, даже электрический обогреватель в шкафу, над которым висит пара истлевших от сырости пиджаков, несколько рубашек, футболок, один галстук и майка, в которой хозяин квартиры играл в футбол – все это никогда и никому больше не понадобится.
В его спальной комнате плоский телевизор на полстены, кровать с ортопедическим матрасом, мини-блок компьютера, вывалившаяся из подвесного потолка лампочка. Строительная компания, делавшая тут ремонт, давно уже исчезла с лица земли, оставив пустой офис и полоумных потомков директора, которого дуга невзначай задела одним лишь краем. Он думал, что ему с женой повезло выжить. Но у них родилась тройня, сиамские близнецы, сцеп ленные головами по цепочке, друг за другом. Его жена повесилась на шнуре от жалюзи, а он не смог, струсил. И до конца своих недолгих дней жил в винном магазине, пока его там не нашли другие муты. И после него осталась эта мерно покачивающаяся на проводах лампочка. Достойная память достойному человеку.
Подойдем к окну. Помните, в самом начале мы представляли себе теплое утро в теплой квартире с чашкой кофе. Сейчас у нас дрожат руки и онемел нос.
Выглянем в окно.
Вокруг белоснежная зима. После Большого Взрыва все немного изменилось и в холодных регионах стало теплее, а в теплых – жарче. Для странников это, конечно же, удобно. Да и для всех выживших.
Вы не знаете, кто такие странники? Я хочу показать вам одного из них.
Внизу фонари с барскими снежными шапками на плафонах. Снежный воротник на подоконнике в доме напротив. Кроны деревьев, превратившиеся в гигантскую цветную капусту. Залетная птица, черной линией прочертившая безоблачное, ясное небо.
Возле обочины большая прямоугольная штуковина, которую засыпало снегом за ночь. Колеса, окно, кузов. Перед нами корабль странника. Стекло заиндевело, но вы можете заглянуть, вы умеете влезать.
Внутри молодой человек. Ему не больше тридцати лет, скорее всего около двадцати пяти. Он спит в термальном мешке в одежде. Подойдите к нему поближе и посмотрите, есть ли у него маленький, едва заметный вертикальный шрам на нижней губе.
Есть? Тогда это он. Странник.
Глава 2
Густав спал крепко. В последнее время он стал быстро засыпать, и это его радовало. Он просто ложился на бок, просовывал одну руку под маленькую подушку, пальцы другой под щеку, несколько минут смотрел перед собой, а затем проваливался в сон.
Пистолет лежал на полу под кроватью, и нужно было всего лишь опустить руку, чтобы дотянуться до него. Густав знал странников, которые спали и трахались с оружием, но считал, что лучше потратить секунду на то, чтобы дотянуться до пистолета, чем спросонья прострелить себе живот.
Иногда ему это снилось.
Ты не можешь назвать другом того парня, что каждые выходные заглядывает к тебе на пару бутылок пива, и вы вместе с ним рассуждаете о достоинствах больших и малых форм женской груди. Это обычный приятель. Так и кошмары Густав стал воспринимать как мелкие неизбежные неприятности.
С той поры, как Густав покинул Тиски, черные сны приходили к нему дважды. Два раза за три месяца – разве не праздник? И, что самое интересное, странник о них забывал. Ночью видишь сон, а утром ничего не помнишь. Как не помнишь, о чем вчера трепался с тем самым приятелем за пивом.
Вчерашний день выдался для Густава необычным. Он провел за рулем сутки и устал как собака, но не хотел останавливаться. Температура к ночи понизилась до минус десяти. Странник клевал носом, глаза слипались, и он смотрел на ночную дорогу через камеру, а не по фарам. И когда Густав в очередной раз провалился в сон, вздрогнув всем телом, нажал на газ и дернул рулем, он принял решение остановиться.
Практически ничего уже не соображая, Густав встал на краю дороги, выдвинул ящик из-под сиденья и достал оттуда теплую одежду. Двойные носки, толстовка с капюшоном, толстенные штаны. Он быстро надел все это на себя, расстегнул теплосберегающий спальный мешок и залез внутрь, блаженно вытянувшись на кровати.
Странник мгновенно провалился в сон, и когда проснулся, то поначалу не понял, какое сейчас время суток.
Он резко открыл глаза, спустил ноги и сел, завернувшись в спальный мешок. Подушка упала куда-то за спину. Было не то чтобы холодно, но и не слишком тепло, странник ощущал студеный воздух кожей лица, остальное тело оставалось в удобном, горячем после сна мешке.
В салоне было темно. Густав повертел головой, разминая шею, вылез из мешка и, потирая руки, зашел в кабину. Через лобовые стекла также ничего не было видно. Странник слегка насторожился. Возможно, он проспал час или два, а теперь проснулся и потерял ориентацию во времени, ошибочно приняв ночь за утро.
Он повернул ключ зажигания, подсветка приборов мягко вспыхнула, показывая все необходимые данные, но Густав не обратил на них внимания. Главным для него сейчас являлось время. Согласно бортовым часам, было ровно одиннадцать утра.
Но за окном темень! Что за дела творятся?
Пошатываясь, Густав вернулся в салон и поднял с пола пистолет. Он оказался отвратительно ледяным, поэтому пришлось натянуть на пальцы рукав толстовки и взять пистолет через материю.
Странник отщелкнул ручку боковой двери и потянул ее в сторону. Но дверь стояла как влитая.
– Твою мать! – прошипел Густав, положив пистолет в карман и взявшись за ручку двумя руками.
Несколько сильных рывков – и она вдруг резко отошла, ухнув и оторвавшись от уплотнителей, как будто была приклеена. На мгновение странник ослеп от белого света и отшатнулся назад. Откуда-то сверху, наверное с крыши корабля, летели крохотные искрящиеся снежинки и плавно опадали вниз.
Густав прикрыл дверь не до конца, чтобы замок не примерз снова, и обошел вокруг корабля, оставляя глубокие следы.
Машину занесло порядочно. Да что там – ее занесло полностью и сверху еще сантиметров на двадцать. Но главное, что очень не понравилось страннику и за что он себя тут же обругал, – вышло так, что он, сам того не ведая, заночевал в городе. А может быть, в поселке или деревне, неясно, так как на навигаторе ничего конкретного не значилось. В темноте Густав не заметил высотных домов возле дороги.
Он сделал глупость, которая могла стоить ему жизни.
Столько ошибок, и все сразу: остаться в России в зимний период, остаться ночевать в городе, остаться почти без шансов на то, чтобы выбраться отсюда в более теплые края и зазимовать где-нибудь неподалеку до самой весны.
Он повел плечами, и по его продрогшему телу побежали мурашки. Нужно было вернуться в корабль за инструментами и очистить машину от снега.
Маленькая солдатская лопатка лежала в багаже, как и все остальные жизненно необходимые в странствиях инструменты. Густав был аккуратистом, и все вещи на борту его корабля лежали в четко определенных местах.
Лопата соседствовала с ломом и мотыгой. Странник не помнил, когда он пользовался двумя последними, но вот первая частенько его выручала. Например, когда он однажды попал на отрезок бездорожья – трассу длиной в несколько километров, разрушенную неведомым катаклизмом, который подмыл основание и обрушил полотно асфальта. И хотя по отчету навигатора здесь была обозначена проезжая дорога, корабль Густава завяз примерно на половине пути, и страннику пришлось буквально выкапывать его из грязи, проезжать десять – двадцать метров и снова копать весеннюю грязь, проклиная повторенье, твою мать, ученья.
Густав выдохнул, и пар тут же исчез в бодрящем морозном воздухе. Нос покалывало, и это означало только одно – пора согреться.
Странник ловко забрался на верх корабля, встал на колени и принялся сбрасывать снег как можно дальше от машины. Выбор крыши как первоочередной цели имел веские основания, ведь солнечные батареи, занимавшие всю ее поверхность, не могли, будучи засыпанными снегом, впитывать в себя энергию.
К счастью, снег был покрыт тонкой ледяной корочкой, образовавшейся на переменчивом ветру ранней зимы с ее нестабильными температурами. Под этой тонкой корочкой снег был мягким и рыхлым. Вскоре странник нашел способ, как легко очистить корабль, и дело пошло в хорошем ритме. Широкую полосу влево – вжих! Широкую полосу вправо – вжих!
Минут за пятнадцать Густав добрался до крыши кабины, оставляя после себя черную матовую поверхность солнечных батарей. Комки снега быстро таяли, будто радуясь, что сегодня выдался погожий день.
Самое главное было выполнено. Густав воткнул лопату в ближайший сугроб, залез внутрь корабля и включил отопление на самый минимум, рассчитывая, что к концу работы салон все же прогреется как следует. Он вытащил ключи из замка зажигания, положил их в карман джинсов и захлопнул дверь, теперь не опасаясь, что примерзнет замок. Корабль мог похвастаться полной термической герметичностью, что означало его способность задерживать тепло, как и холод, довольно долгое время. И если бы странник не сглупил прошлой ночью, сразу же вырубив все приборы, то проснулся бы в теплой машине.
Густав окинул взглядом корабль, со стенок которого уже кое-где начали опадать целые куски подтаявшего плотного снега.
– Ну что, детка, не пора ли нам привести тебя в полный порядок?
Он опять прошел по натоптанной тропинке к багажнику и вернулся с длинной щеткой (всегда лежит вместе с тряпками, стиральным порошком и несколькими кусками мыла). Для того чтобы очистить корабль с помощью «женского» инструмента, Густаву потребовалось не больше получаса. Особо пришлось потрудиться над стороной, что была на ветру, – с нее обледеневший снег странник буквально соскребал, думая о том, как давно он этого не делал, вспоминая, что его мать говорила ему когда-то, обычно это происходило каждую пятницу или субботу, что уборка – дело женское.
Они останавливались в каком-нибудь подходящем месте, отец брал мятую книжку в мягкой обложке, раскладной стул, садился в тени корабля и погружался в чтение. Рядом с ним всегда стояло ружье, которое он неизменно прислонял к алюминиевому подлокотнику.
Маленький Густав оставался возле матери, но ему поручались лишь задания вида «подай-принеси», всю основную работу по уборке делала женщина. Тут мать никогда не обманывала Густава.
– Когда ты превратился в бабу, дружище? – спросил себя Густав. Немного отросшие после того, как он побрился налысо, волосы под капюшоном намокли от пота. Каким бы легким ни казался со стороны процесс махания щеткой, в теплой одежде и при внушительных габаритах корабля он превращался в самый настоящий труд. Странник выдохнул плотное облако пара и спросил еще раз, уже громче: – Когда ты стал заниматься женскими делами, а?!
Густав смахнул остатки снега с крыла и ударил ногой по колесу. По резиновому профилю, как по горке, покатились крохотные кусочки льда.
Странник бросил щетку и развернул плечи. Теперь дело за малым. Отсюда нужно выбираться, а для этого необходимо провести небольшой монтаж.
Густав вытоптал ногами в сугробе, который образовался у порога корабля, немного места. Получилось что-то похожее на пещеру. Подумал, не взять ли какую-нибудь подстилку, но потом махнул рукой, надвинул капюшон глубже на голову и полез под корабль. Там было сухо, чистый асфальт, как вчера. Странник перевернулся на спину, и перед ним предстало днище корабля. Там находились защитные пластины. Но иногда они служили в качестве ковшей.
Странник использовал их на своей памяти один раз. Каждая из них прикручивалась к кораблю шестью болтами под пластиковыми колпачками с удобными «ушами». Густав боялся, что они примерзли или заржавели, но, к его удивлению, стоило приложить небольшое усилие, и болты начали с легкостью выходить из резьбы.
Первая довольно тяжелая пластина опустилась на грудь странника, затем вторая – обе плоские с одной стороны и вогнутые с другой. Густав вылез из-под корабля, спрятав болты в карман куртки. Вытащил пластины и потащил их к носу корабля, скрежеща по асфальту.
Там он поставил одну их них под углом к машине, чуть придвинул, поднял повыше, подставив ботинок, и пластина идеально подошла к раме по отверстиям. Густав, неловко согнувшись, начал крепить ее болтами.
Через десять минут работы на носу корабля красовался треугольной формы ковш-отсекатель, как у ледокола. Форма отсекателя позволяла расчищать путь в снежных завалах, но если их высота превысит некоторые нормы, то снег всей массой перевалит через край и корабль окажется погребенным и двигаться не сможет.
Густав не верил, что снега в России будет так много. За сегодняшнюю ночь выпало достаточно, и все же снег имеет свойство разлетаться от ветра, таять от перепада температур и, в конце концов, трамбоваться. Странник звучно похлопал онемевшей от работы на холоде рукой по ковшу и сказал:
– Не подведи.
Металл отозвался сочной, короткой вибрацией. Густав наклонился, взял лопату и щетку, и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Он быстро выпрямился и оглянулся, но ничего не увидел. Пустая заснеженная прямая улица, пустые дома. Он внимательно смотрел на ближайшие строения, ничего не замечая, тем не менее чувство, что его сверлят чьи-то глаза, не отпускало.
– Там кто-то есть, – сказал Густав.
И как только он это произнес, давящее ощущение исчезло. Как будто кто-то, наступивший тебе на яйца ногой, резко убрал ее.
Густав, не поворачиваясь спиной к невидимому врагу, прошел к багажнику и положил туда инструменты. Затем обошел корабль с другой стороны и залез в кабину через водительскую дверь. Страник нажал кнопку центрального замка и включил дворники лобового стекла на пару махов. Они убрали снег, до которого не достала щетка.
Внутри корабля было тепло. Странник снял куртку, бросил ее на пассажирское сиденье и, пригнувшись, вошел в салон. Судя по термометру, салон прогрелся до двадцати одного градуса, и сейчас самым правильным было бы перекусить.
Но ситуация странная. Густав привык доверять своим инстинктам и ощущениям. Обычно они не подводили его. Да и опыт, приобретенный за годы путешествий, гласил: в городе находиться опасно. Город полон опасности. Город – как сжатый кулак. И если дорога – это раскрытая ладонь, на которой читаются все линии и изгибы, то город может ударить, даже не раскрываясь. Это его фишка.
– Пора убираться, – сказал Густав, переходя в кабину, но вдруг замер на полпути, напряженно вслушиваясь. – Разговариваю сам с собой? Отлично.
Он хмыкнул и плюхнулся в водительское кресло. Повернул ключ, и двигатель ожил. Датчик бензина показывал уровень топлива в четверть бака. Датчик аккумуляторов показывал заряженность на пятьдесят процентов. Ничего хорошего. Движение с малой скорость и под нагрузкой, создаваемой снегом, вызовет обязательный расход энергии в удвоенном количестве.
Густав включил навигатор и выбрал список ближайших городов. Воронеж. Справка сообщала, что в нем живет (когда это было!) пять миллионов человек и что он центр…
– Чер-но-земь-я, – по слогам прочитал Густав. Выглянул в окно для достоверности и улыбнулся: – Какое на хрен черноземье? Белоснежье!
Он ткнул пальцем в город и через контекстное меню выбрал «Проложить маршрут». «300 километров», – сказал навигатор. Можно свернуть в сторону какого-нибудь менее крупного скопления бетонных коробок и дикарей, но эти города – в стороне от главной дороги. И, судя по общей истории странствий, никто и никогда не съезжал с основного тракта.
Странники не особо любили Россию из-за зимы. Но Густаву Россия нравилась. Да, он не был в восторге от снега и холодов, но возвращаться в Европу ему почему-то не хотелось. Потому что здесь он нашел чашу Грааля странников. Он нашел здесь просторы.
Одно плохо – в Европе странники всегда оставляли электронные метки о качестве шоссе. Пока эта система действовала. Поговаривали, что спутники, кружащиеся над Землей, вскоре придут в негодность и тогда навигатор станет практически бесполезным. Но пока имелась возможность, ею пользовались. И, включая «метки о хреновостях», как это называл Густав, любой странник в Европе обо всем видел множество комментариев. При масштабировании карты на приближение рой обозначавших отзывы иконок в европейской части напоминал плотно сбитый комок. В российской же больше походил на случайно рассыпанные крупинки соли.
Густав безнадежно прокрутил пальцем карту туда-сюда, надеясь встретить хоть какой-то комментарий странников в районе ближайших пятисот километров. Тщетно.
А у него всего лишь триста километров.
Если будет солнечно, то надо двигаться в Воронеж. Если же нет, то Густаву придется умирать самой безболезненной смертью на свете – от холода.
Утреннее солнце светило ярко, и Густав решил этим воспользоваться, переключив корабль полностью на электроэнергию. Он вывернул руль, поставил колеса прямо. В животе заурчало. Утро выдалось активным, но голодным.
– Попозже, чуть попозже, – весело сказал Густав и нажал на газ.
Корабль тронулся. Ковш успешно справился с первой порцией снега, разбив на пласты и пустив по бокам. Двигатель тихо и деловито гудел, было тепло и спокойно. Отопление теперь целиком работало на кабину, минимально грея салон. Медленно, но верно за спиной странника оставались безымянный городок и дом, из глубины которого он почувствовал на себе чей-то взгляд. Да и черт с ними!
– Все хорошо, – умиротворенно произнес странник. – Только одно плохо – надо завязывать разговаривать с самим собой.
Густав прищурился, достал из очечника солнечные очки и надел их.
– Да, пора прекращать эти беседы, дружище. Ты согласен?
Время близилось к обеду.
Пистолет лежал на полу под кроватью, и нужно было всего лишь опустить руку, чтобы дотянуться до него. Густав знал странников, которые спали и трахались с оружием, но считал, что лучше потратить секунду на то, чтобы дотянуться до пистолета, чем спросонья прострелить себе живот.
Иногда ему это снилось.
Ты не можешь назвать другом того парня, что каждые выходные заглядывает к тебе на пару бутылок пива, и вы вместе с ним рассуждаете о достоинствах больших и малых форм женской груди. Это обычный приятель. Так и кошмары Густав стал воспринимать как мелкие неизбежные неприятности.
С той поры, как Густав покинул Тиски, черные сны приходили к нему дважды. Два раза за три месяца – разве не праздник? И, что самое интересное, странник о них забывал. Ночью видишь сон, а утром ничего не помнишь. Как не помнишь, о чем вчера трепался с тем самым приятелем за пивом.
Вчерашний день выдался для Густава необычным. Он провел за рулем сутки и устал как собака, но не хотел останавливаться. Температура к ночи понизилась до минус десяти. Странник клевал носом, глаза слипались, и он смотрел на ночную дорогу через камеру, а не по фарам. И когда Густав в очередной раз провалился в сон, вздрогнув всем телом, нажал на газ и дернул рулем, он принял решение остановиться.
Практически ничего уже не соображая, Густав встал на краю дороги, выдвинул ящик из-под сиденья и достал оттуда теплую одежду. Двойные носки, толстовка с капюшоном, толстенные штаны. Он быстро надел все это на себя, расстегнул теплосберегающий спальный мешок и залез внутрь, блаженно вытянувшись на кровати.
Странник мгновенно провалился в сон, и когда проснулся, то поначалу не понял, какое сейчас время суток.
Он резко открыл глаза, спустил ноги и сел, завернувшись в спальный мешок. Подушка упала куда-то за спину. Было не то чтобы холодно, но и не слишком тепло, странник ощущал студеный воздух кожей лица, остальное тело оставалось в удобном, горячем после сна мешке.
В салоне было темно. Густав повертел головой, разминая шею, вылез из мешка и, потирая руки, зашел в кабину. Через лобовые стекла также ничего не было видно. Странник слегка насторожился. Возможно, он проспал час или два, а теперь проснулся и потерял ориентацию во времени, ошибочно приняв ночь за утро.
Он повернул ключ зажигания, подсветка приборов мягко вспыхнула, показывая все необходимые данные, но Густав не обратил на них внимания. Главным для него сейчас являлось время. Согласно бортовым часам, было ровно одиннадцать утра.
Но за окном темень! Что за дела творятся?
Пошатываясь, Густав вернулся в салон и поднял с пола пистолет. Он оказался отвратительно ледяным, поэтому пришлось натянуть на пальцы рукав толстовки и взять пистолет через материю.
Странник отщелкнул ручку боковой двери и потянул ее в сторону. Но дверь стояла как влитая.
– Твою мать! – прошипел Густав, положив пистолет в карман и взявшись за ручку двумя руками.
Несколько сильных рывков – и она вдруг резко отошла, ухнув и оторвавшись от уплотнителей, как будто была приклеена. На мгновение странник ослеп от белого света и отшатнулся назад. Откуда-то сверху, наверное с крыши корабля, летели крохотные искрящиеся снежинки и плавно опадали вниз.
Густав прикрыл дверь не до конца, чтобы замок не примерз снова, и обошел вокруг корабля, оставляя глубокие следы.
Машину занесло порядочно. Да что там – ее занесло полностью и сверху еще сантиметров на двадцать. Но главное, что очень не понравилось страннику и за что он себя тут же обругал, – вышло так, что он, сам того не ведая, заночевал в городе. А может быть, в поселке или деревне, неясно, так как на навигаторе ничего конкретного не значилось. В темноте Густав не заметил высотных домов возле дороги.
Он сделал глупость, которая могла стоить ему жизни.
Столько ошибок, и все сразу: остаться в России в зимний период, остаться ночевать в городе, остаться почти без шансов на то, чтобы выбраться отсюда в более теплые края и зазимовать где-нибудь неподалеку до самой весны.
Он повел плечами, и по его продрогшему телу побежали мурашки. Нужно было вернуться в корабль за инструментами и очистить машину от снега.
Маленькая солдатская лопатка лежала в багаже, как и все остальные жизненно необходимые в странствиях инструменты. Густав был аккуратистом, и все вещи на борту его корабля лежали в четко определенных местах.
Лопата соседствовала с ломом и мотыгой. Странник не помнил, когда он пользовался двумя последними, но вот первая частенько его выручала. Например, когда он однажды попал на отрезок бездорожья – трассу длиной в несколько километров, разрушенную неведомым катаклизмом, который подмыл основание и обрушил полотно асфальта. И хотя по отчету навигатора здесь была обозначена проезжая дорога, корабль Густава завяз примерно на половине пути, и страннику пришлось буквально выкапывать его из грязи, проезжать десять – двадцать метров и снова копать весеннюю грязь, проклиная повторенье, твою мать, ученья.
Густав выдохнул, и пар тут же исчез в бодрящем морозном воздухе. Нос покалывало, и это означало только одно – пора согреться.
Странник ловко забрался на верх корабля, встал на колени и принялся сбрасывать снег как можно дальше от машины. Выбор крыши как первоочередной цели имел веские основания, ведь солнечные батареи, занимавшие всю ее поверхность, не могли, будучи засыпанными снегом, впитывать в себя энергию.
К счастью, снег был покрыт тонкой ледяной корочкой, образовавшейся на переменчивом ветру ранней зимы с ее нестабильными температурами. Под этой тонкой корочкой снег был мягким и рыхлым. Вскоре странник нашел способ, как легко очистить корабль, и дело пошло в хорошем ритме. Широкую полосу влево – вжих! Широкую полосу вправо – вжих!
Минут за пятнадцать Густав добрался до крыши кабины, оставляя после себя черную матовую поверхность солнечных батарей. Комки снега быстро таяли, будто радуясь, что сегодня выдался погожий день.
Самое главное было выполнено. Густав воткнул лопату в ближайший сугроб, залез внутрь корабля и включил отопление на самый минимум, рассчитывая, что к концу работы салон все же прогреется как следует. Он вытащил ключи из замка зажигания, положил их в карман джинсов и захлопнул дверь, теперь не опасаясь, что примерзнет замок. Корабль мог похвастаться полной термической герметичностью, что означало его способность задерживать тепло, как и холод, довольно долгое время. И если бы странник не сглупил прошлой ночью, сразу же вырубив все приборы, то проснулся бы в теплой машине.
Густав окинул взглядом корабль, со стенок которого уже кое-где начали опадать целые куски подтаявшего плотного снега.
– Ну что, детка, не пора ли нам привести тебя в полный порядок?
Он опять прошел по натоптанной тропинке к багажнику и вернулся с длинной щеткой (всегда лежит вместе с тряпками, стиральным порошком и несколькими кусками мыла). Для того чтобы очистить корабль с помощью «женского» инструмента, Густаву потребовалось не больше получаса. Особо пришлось потрудиться над стороной, что была на ветру, – с нее обледеневший снег странник буквально соскребал, думая о том, как давно он этого не делал, вспоминая, что его мать говорила ему когда-то, обычно это происходило каждую пятницу или субботу, что уборка – дело женское.
Они останавливались в каком-нибудь подходящем месте, отец брал мятую книжку в мягкой обложке, раскладной стул, садился в тени корабля и погружался в чтение. Рядом с ним всегда стояло ружье, которое он неизменно прислонял к алюминиевому подлокотнику.
Маленький Густав оставался возле матери, но ему поручались лишь задания вида «подай-принеси», всю основную работу по уборке делала женщина. Тут мать никогда не обманывала Густава.
– Когда ты превратился в бабу, дружище? – спросил себя Густав. Немного отросшие после того, как он побрился налысо, волосы под капюшоном намокли от пота. Каким бы легким ни казался со стороны процесс махания щеткой, в теплой одежде и при внушительных габаритах корабля он превращался в самый настоящий труд. Странник выдохнул плотное облако пара и спросил еще раз, уже громче: – Когда ты стал заниматься женскими делами, а?!
Густав смахнул остатки снега с крыла и ударил ногой по колесу. По резиновому профилю, как по горке, покатились крохотные кусочки льда.
Странник бросил щетку и развернул плечи. Теперь дело за малым. Отсюда нужно выбираться, а для этого необходимо провести небольшой монтаж.
Густав вытоптал ногами в сугробе, который образовался у порога корабля, немного места. Получилось что-то похожее на пещеру. Подумал, не взять ли какую-нибудь подстилку, но потом махнул рукой, надвинул капюшон глубже на голову и полез под корабль. Там было сухо, чистый асфальт, как вчера. Странник перевернулся на спину, и перед ним предстало днище корабля. Там находились защитные пластины. Но иногда они служили в качестве ковшей.
Странник использовал их на своей памяти один раз. Каждая из них прикручивалась к кораблю шестью болтами под пластиковыми колпачками с удобными «ушами». Густав боялся, что они примерзли или заржавели, но, к его удивлению, стоило приложить небольшое усилие, и болты начали с легкостью выходить из резьбы.
Первая довольно тяжелая пластина опустилась на грудь странника, затем вторая – обе плоские с одной стороны и вогнутые с другой. Густав вылез из-под корабля, спрятав болты в карман куртки. Вытащил пластины и потащил их к носу корабля, скрежеща по асфальту.
Там он поставил одну их них под углом к машине, чуть придвинул, поднял повыше, подставив ботинок, и пластина идеально подошла к раме по отверстиям. Густав, неловко согнувшись, начал крепить ее болтами.
Через десять минут работы на носу корабля красовался треугольной формы ковш-отсекатель, как у ледокола. Форма отсекателя позволяла расчищать путь в снежных завалах, но если их высота превысит некоторые нормы, то снег всей массой перевалит через край и корабль окажется погребенным и двигаться не сможет.
Густав не верил, что снега в России будет так много. За сегодняшнюю ночь выпало достаточно, и все же снег имеет свойство разлетаться от ветра, таять от перепада температур и, в конце концов, трамбоваться. Странник звучно похлопал онемевшей от работы на холоде рукой по ковшу и сказал:
– Не подведи.
Металл отозвался сочной, короткой вибрацией. Густав наклонился, взял лопату и щетку, и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Он быстро выпрямился и оглянулся, но ничего не увидел. Пустая заснеженная прямая улица, пустые дома. Он внимательно смотрел на ближайшие строения, ничего не замечая, тем не менее чувство, что его сверлят чьи-то глаза, не отпускало.
– Там кто-то есть, – сказал Густав.
И как только он это произнес, давящее ощущение исчезло. Как будто кто-то, наступивший тебе на яйца ногой, резко убрал ее.
Густав, не поворачиваясь спиной к невидимому врагу, прошел к багажнику и положил туда инструменты. Затем обошел корабль с другой стороны и залез в кабину через водительскую дверь. Страник нажал кнопку центрального замка и включил дворники лобового стекла на пару махов. Они убрали снег, до которого не достала щетка.
Внутри корабля было тепло. Странник снял куртку, бросил ее на пассажирское сиденье и, пригнувшись, вошел в салон. Судя по термометру, салон прогрелся до двадцати одного градуса, и сейчас самым правильным было бы перекусить.
Но ситуация странная. Густав привык доверять своим инстинктам и ощущениям. Обычно они не подводили его. Да и опыт, приобретенный за годы путешествий, гласил: в городе находиться опасно. Город полон опасности. Город – как сжатый кулак. И если дорога – это раскрытая ладонь, на которой читаются все линии и изгибы, то город может ударить, даже не раскрываясь. Это его фишка.
– Пора убираться, – сказал Густав, переходя в кабину, но вдруг замер на полпути, напряженно вслушиваясь. – Разговариваю сам с собой? Отлично.
Он хмыкнул и плюхнулся в водительское кресло. Повернул ключ, и двигатель ожил. Датчик бензина показывал уровень топлива в четверть бака. Датчик аккумуляторов показывал заряженность на пятьдесят процентов. Ничего хорошего. Движение с малой скорость и под нагрузкой, создаваемой снегом, вызовет обязательный расход энергии в удвоенном количестве.
Густав включил навигатор и выбрал список ближайших городов. Воронеж. Справка сообщала, что в нем живет (когда это было!) пять миллионов человек и что он центр…
– Чер-но-земь-я, – по слогам прочитал Густав. Выглянул в окно для достоверности и улыбнулся: – Какое на хрен черноземье? Белоснежье!
Он ткнул пальцем в город и через контекстное меню выбрал «Проложить маршрут». «300 километров», – сказал навигатор. Можно свернуть в сторону какого-нибудь менее крупного скопления бетонных коробок и дикарей, но эти города – в стороне от главной дороги. И, судя по общей истории странствий, никто и никогда не съезжал с основного тракта.
Странники не особо любили Россию из-за зимы. Но Густаву Россия нравилась. Да, он не был в восторге от снега и холодов, но возвращаться в Европу ему почему-то не хотелось. Потому что здесь он нашел чашу Грааля странников. Он нашел здесь просторы.
Одно плохо – в Европе странники всегда оставляли электронные метки о качестве шоссе. Пока эта система действовала. Поговаривали, что спутники, кружащиеся над Землей, вскоре придут в негодность и тогда навигатор станет практически бесполезным. Но пока имелась возможность, ею пользовались. И, включая «метки о хреновостях», как это называл Густав, любой странник в Европе обо всем видел множество комментариев. При масштабировании карты на приближение рой обозначавших отзывы иконок в европейской части напоминал плотно сбитый комок. В российской же больше походил на случайно рассыпанные крупинки соли.
Густав безнадежно прокрутил пальцем карту туда-сюда, надеясь встретить хоть какой-то комментарий странников в районе ближайших пятисот километров. Тщетно.
А у него всего лишь триста километров.
Если будет солнечно, то надо двигаться в Воронеж. Если же нет, то Густаву придется умирать самой безболезненной смертью на свете – от холода.
Утреннее солнце светило ярко, и Густав решил этим воспользоваться, переключив корабль полностью на электроэнергию. Он вывернул руль, поставил колеса прямо. В животе заурчало. Утро выдалось активным, но голодным.
– Попозже, чуть попозже, – весело сказал Густав и нажал на газ.
Корабль тронулся. Ковш успешно справился с первой порцией снега, разбив на пласты и пустив по бокам. Двигатель тихо и деловито гудел, было тепло и спокойно. Отопление теперь целиком работало на кабину, минимально грея салон. Медленно, но верно за спиной странника оставались безымянный городок и дом, из глубины которого он почувствовал на себе чей-то взгляд. Да и черт с ними!
– Все хорошо, – умиротворенно произнес странник. – Только одно плохо – надо завязывать разговаривать с самим собой.
Густав прищурился, достал из очечника солнечные очки и надел их.
– Да, пора прекращать эти беседы, дружище. Ты согласен?
Время близилось к обеду.
Глава 3
Ужас, полный ужас, при пустом баке.
Бензин подходил к концу. Густав беспрерывно покусывал нижнюю губу и ежесекундно переводил взгляд то на заснеженную дорогу, с важной неторопливостью исчезавшую под колесами, то на топливный датчик.
По большому счету отсекатель был больше не нужен, так как, выбравшись из города, странник выехал на продуваемую ветром трассу. Конечно, нижний край ковша, цеплявший плотный остаток снега на асфальте, помогал кораблю двигаться без особых проблем. Но примерно на половине пути Густав отчетливо понял, что ему не добраться до города.
Все. Баста. Приехали. Солнце исчезло.
Густаву не нужно было выглядывать из корабля, чтобы удостовериться в этом, потому что светило находилось там, где ему и положено было быть. Но оно скрылось за тучами. Многослойными, темно-серыми, бугристыми. Солнечный свет слабо пробивался из-за туч в этот предзакатный час, но даже если бы солнце и выглянуло, каким-то чудом рассеяв облака, то этого минутного счастья не хватило бы на зарядку аккумуляторов.
Сейчас они имели в запасе пять процентов энергии. Эти крохи можно было растянуть на ночь, чтобы обогреться. Или потратить, проделав несколько километров по дороге в неизвестность. Но бензин тоже вот-вот закончится, и у Густава не оставалось выбора. Он должен остановиться.
Чтобы дождаться утра.
Все это время он ехал вперед в надежде, что ему встретится хоть какое-то строение. Но если они и были по обочинам трассы, то их занесло снегом и из окна корабля они ничем не отличались от какого-нибудь холма. Конечно, наличие строения никак не предполагало присутствия в нем горючего топлива, но он мог бы укрыться или набрать древесины для костра.
«Как люди живут здесь? – подумал странник. – Выживают. И не уходят отсюда. Живут в доме с печкой. За закрытыми дверьми. Мне такое счастье не светит, слава богам».
Странник снова на секунду включил навигатор, чтобы не нагружать систему корабля и не тратить лишней энергии. Никаких сигналов. Он находился на прямой между двумя крупными городами, и его целью, все более и более несбыточной, был Воронеж.
– Воронеж – хрен догонишь, – пробормотал Густав.
Шансов, что завтра утром все капитально изменится, честно говоря, было немного. Странник не видел солнца вторые сутки. С тех самых пор, как выехал из заснеженного городка, затем, не пойми каким образом, ошибочно съехал с главной трассы и уехал в противоположную сторону, потом вернулся, потеряв часов пять, и продолжил свой путь. Дурацкая оплошность, недопустимая в здешнем климате. В таком климате нужно все четко и точно планировать.
Когда-то эта страна фактически была пустыней. В этом мире тоже ничего не изменилось. Чистая, безликая математика, бесконечные параллели и замкнутые меридианы, шагай куда хочешь. Придешь неизвестно куда. И нескоро. Впору было вспомнить плотно застроенную Европу, о которой странник еще совсем недавно столь нелестно отзывался.
Бензин подходил к концу. Густав беспрерывно покусывал нижнюю губу и ежесекундно переводил взгляд то на заснеженную дорогу, с важной неторопливостью исчезавшую под колесами, то на топливный датчик.
По большому счету отсекатель был больше не нужен, так как, выбравшись из города, странник выехал на продуваемую ветром трассу. Конечно, нижний край ковша, цеплявший плотный остаток снега на асфальте, помогал кораблю двигаться без особых проблем. Но примерно на половине пути Густав отчетливо понял, что ему не добраться до города.
Все. Баста. Приехали. Солнце исчезло.
Густаву не нужно было выглядывать из корабля, чтобы удостовериться в этом, потому что светило находилось там, где ему и положено было быть. Но оно скрылось за тучами. Многослойными, темно-серыми, бугристыми. Солнечный свет слабо пробивался из-за туч в этот предзакатный час, но даже если бы солнце и выглянуло, каким-то чудом рассеяв облака, то этого минутного счастья не хватило бы на зарядку аккумуляторов.
Сейчас они имели в запасе пять процентов энергии. Эти крохи можно было растянуть на ночь, чтобы обогреться. Или потратить, проделав несколько километров по дороге в неизвестность. Но бензин тоже вот-вот закончится, и у Густава не оставалось выбора. Он должен остановиться.
Чтобы дождаться утра.
Все это время он ехал вперед в надежде, что ему встретится хоть какое-то строение. Но если они и были по обочинам трассы, то их занесло снегом и из окна корабля они ничем не отличались от какого-нибудь холма. Конечно, наличие строения никак не предполагало присутствия в нем горючего топлива, но он мог бы укрыться или набрать древесины для костра.
«Как люди живут здесь? – подумал странник. – Выживают. И не уходят отсюда. Живут в доме с печкой. За закрытыми дверьми. Мне такое счастье не светит, слава богам».
Странник снова на секунду включил навигатор, чтобы не нагружать систему корабля и не тратить лишней энергии. Никаких сигналов. Он находился на прямой между двумя крупными городами, и его целью, все более и более несбыточной, был Воронеж.
– Воронеж – хрен догонишь, – пробормотал Густав.
Шансов, что завтра утром все капитально изменится, честно говоря, было немного. Странник не видел солнца вторые сутки. С тех самых пор, как выехал из заснеженного городка, затем, не пойми каким образом, ошибочно съехал с главной трассы и уехал в противоположную сторону, потом вернулся, потеряв часов пять, и продолжил свой путь. Дурацкая оплошность, недопустимая в здешнем климате. В таком климате нужно все четко и точно планировать.
Когда-то эта страна фактически была пустыней. В этом мире тоже ничего не изменилось. Чистая, безликая математика, бесконечные параллели и замкнутые меридианы, шагай куда хочешь. Придешь неизвестно куда. И нескоро. Впору было вспомнить плотно застроенную Европу, о которой странник еще совсем недавно столь нелестно отзывался.