Страница:
— Прекратить стрельбу! — зазвучал голос майора. Стрельба стихла, и снова раздался зычный приказ Форсайта:
— Стрелять по команде — залпами!
После третьего залпа индейцы все еще скакали вперед. Но когда их боевая линия испытала на себе меткий огонь кучки белых храбрецов, спрятавшихся под берегом Арикари-Крик, атака захлебнулась. Потеряв два десятка передовых воинов, оглала притормозили своих лошадей, а потом и вовсе рассыпались по прерии. Испуская злобные вопли и осыпая осажденных стрелами, они в беспорядке закружились вокруг злосчастного островка. Белые же снайперы, сделав свое дело, перебежали через русло и присоединились к товарищам.
Оглала продолжали осаду. Через какое-то время на островке не осталось ни одного животного на ногах. Отличные мишени, все лошади и мулы были уничтожены стрелами и пулями кружащихся индейцев. Следопыты сначала прятались за седлами и поклажей, но когда появились первые жертвы, майор Форсайт выкрикнул:
— Ройте окопы, ребята! Чем быстрее, тем лучше!
Его подчиненные, точнее их половина, кинулись исполнять приказ, остальные продолжали отстреливаться.
— Целься точнее! — кричал Форсайт. — Каждая пуля должна лететь в цель!
Я уже давно оставался в стороне, наблюдая за кружащимся водоворотом индейских всадников, и, казалось, обезопасил себя, как вдруг вражеская пуля со свистом пронеслась в дюйме от моего уха. Я пригнулся к холке жеребца и отъехал подальше. Очередной свинцовый посланец чуть было не прочертил борозду на моем скальпе. Удаляясь на безопасное расстояние, я сообразил на этот раз, из какого оружия летят пули и кто его хозяин. Стив Блэкберн был верен своему слову! Он разглядел меня, и только его неточность позволила мне задержаться на белом свете. В пылу конной атаки я совсем позабыл об ублюдке и едва не поплатился за это. Надо было впредь держать ухо востро.
Видя, что их тактика больше не приносит успеха, оглала вскоре отступили от окопавшихся следопытов к югу. Я подъехал к Убийце Пауни. Он был хмур и растерян.
— Разве Ниго Хайез был не прав? — сказал я, указывая вождю на разбросанные тут и там трупы индейцев.
Он долго смотрел куда-то вдаль, потом тихо произнес:
— Не делай Убийце Пауни больно, Ниго Хайез. Он стар, и на войне его голос похож на одинокий крик журавля в ненастную погоду.
Я не стал добивать старика упреками. Развернув Маркиза, я направил его в сторону нашего лагеря, но тут же натянул поводья. Мне навстречу, поднимая столб пыли, скакали вооруженные всадники.
— Шайены! — раздались позади меня голоса оглала. — Шайены и арапахи!
Это были действительно они. Я стал искать глазами среди передовых конников Римского Носа. Если он вел воинов, то необходимо было организовать всеобщую конную атаку. Боевой пыл индейцев увеличился бы во сто крат, возглавь их счастливый в битвах Вокуини.
Но Римского Носа не было. Во главе шайенов и арапахов скакали Высокий Бизон и Белая Лошадь.
Через пятнадцать минут объединенное войско шайенов, арапахов и оглала предприняло пешую атаку на островок. Боевые кличи трех самых воинственных племен прерий слились в один яростный вопль. На окопы обрушился дождь индейских стрел. Но следопыты, понеся некоторые потери, повели методичный огонь, заставивший нападавших попрятаться в высоких травах островка.
Я был в гуще пеших шайенов, выискивая возможность пустить меткую пулю в окопавшегося Блэкберна. Однако из-за беспрерывной стрельбы следопытов мне не удавалось этого сделать. Их пули свистели в убийственной близости. Я лежал в траве и явственно слышал команды майора и восклицания его подчиненных.
— Ребята, их полно в этой траве, — кричал Форсайт. — Сейчас не жалейте патронов!
— Сэр! — послышался голос лейтенанта Бичера. — Двоих убили.
— Где врач? — заорал кто-то в ближних окопах. — тут тяжело раненый!
— Бедняге придется подождать, — отреагировал Форсайт. — Врача пристрелят как куропатку, если он выползет из своего окопа!
Вслед за этим раздался резкий голос Эбнера Гровера:
— Ребята, майора ранило!
— Пустяки, старина, — откликнулся Форсайт. — Без паники! Надо быть мужчиной… Эй, Бичер, сейчас же пригнись или твой лейтенантский мундир будет похож на потрошеную тряпку!
— Сэр! — рявкнул Гровер через секунду. — Конец лейтенанту!
— Проклятье! — с болью отозвался Форсайт. — Я же говорил ему не…
— Нет! Прошу прощения, ранен!
— Слава Богу! Пусть держится!
Майор Форсайт и лейтенант Бичер, командиры отряда, были ранены. Это уже кое-что значило! Третий кавалерист в форме сержанта вскоре принял на себя командование, ибо первые впали в беспамятство.
Я огласил эту новость на лакота и шайенском. Ответом мне был оглушительный индейский рев, с которым воины и поднялись в атаку. Но, не пробежав и десятка шагов, они были вынуждены вновь попрятаться в траве. Скорострельные карабины следопытов не дали им никаких шансов.
Перестрелка то стихая, то набирая новую мощь, продолжалась. Многочисленная группа оглала раза два попыталась пробиться к острову на лошадях. И, естественно, безрезультатно. Тут нужна была одна мощная конная атака. И только та атака, которую возглавит Римский Нос.
Выбравшись из-под обстрела, я вскочил на Маркиза и поскакал к постящемуся лидеру шайенов.
Глава 23
— Стрелять по команде — залпами!
После третьего залпа индейцы все еще скакали вперед. Но когда их боевая линия испытала на себе меткий огонь кучки белых храбрецов, спрятавшихся под берегом Арикари-Крик, атака захлебнулась. Потеряв два десятка передовых воинов, оглала притормозили своих лошадей, а потом и вовсе рассыпались по прерии. Испуская злобные вопли и осыпая осажденных стрелами, они в беспорядке закружились вокруг злосчастного островка. Белые же снайперы, сделав свое дело, перебежали через русло и присоединились к товарищам.
Оглала продолжали осаду. Через какое-то время на островке не осталось ни одного животного на ногах. Отличные мишени, все лошади и мулы были уничтожены стрелами и пулями кружащихся индейцев. Следопыты сначала прятались за седлами и поклажей, но когда появились первые жертвы, майор Форсайт выкрикнул:
— Ройте окопы, ребята! Чем быстрее, тем лучше!
Его подчиненные, точнее их половина, кинулись исполнять приказ, остальные продолжали отстреливаться.
— Целься точнее! — кричал Форсайт. — Каждая пуля должна лететь в цель!
Я уже давно оставался в стороне, наблюдая за кружащимся водоворотом индейских всадников, и, казалось, обезопасил себя, как вдруг вражеская пуля со свистом пронеслась в дюйме от моего уха. Я пригнулся к холке жеребца и отъехал подальше. Очередной свинцовый посланец чуть было не прочертил борозду на моем скальпе. Удаляясь на безопасное расстояние, я сообразил на этот раз, из какого оружия летят пули и кто его хозяин. Стив Блэкберн был верен своему слову! Он разглядел меня, и только его неточность позволила мне задержаться на белом свете. В пылу конной атаки я совсем позабыл об ублюдке и едва не поплатился за это. Надо было впредь держать ухо востро.
Видя, что их тактика больше не приносит успеха, оглала вскоре отступили от окопавшихся следопытов к югу. Я подъехал к Убийце Пауни. Он был хмур и растерян.
— Разве Ниго Хайез был не прав? — сказал я, указывая вождю на разбросанные тут и там трупы индейцев.
Он долго смотрел куда-то вдаль, потом тихо произнес:
— Не делай Убийце Пауни больно, Ниго Хайез. Он стар, и на войне его голос похож на одинокий крик журавля в ненастную погоду.
Я не стал добивать старика упреками. Развернув Маркиза, я направил его в сторону нашего лагеря, но тут же натянул поводья. Мне навстречу, поднимая столб пыли, скакали вооруженные всадники.
— Шайены! — раздались позади меня голоса оглала. — Шайены и арапахи!
Это были действительно они. Я стал искать глазами среди передовых конников Римского Носа. Если он вел воинов, то необходимо было организовать всеобщую конную атаку. Боевой пыл индейцев увеличился бы во сто крат, возглавь их счастливый в битвах Вокуини.
Но Римского Носа не было. Во главе шайенов и арапахов скакали Высокий Бизон и Белая Лошадь.
Через пятнадцать минут объединенное войско шайенов, арапахов и оглала предприняло пешую атаку на островок. Боевые кличи трех самых воинственных племен прерий слились в один яростный вопль. На окопы обрушился дождь индейских стрел. Но следопыты, понеся некоторые потери, повели методичный огонь, заставивший нападавших попрятаться в высоких травах островка.
Я был в гуще пеших шайенов, выискивая возможность пустить меткую пулю в окопавшегося Блэкберна. Однако из-за беспрерывной стрельбы следопытов мне не удавалось этого сделать. Их пули свистели в убийственной близости. Я лежал в траве и явственно слышал команды майора и восклицания его подчиненных.
— Ребята, их полно в этой траве, — кричал Форсайт. — Сейчас не жалейте патронов!
— Сэр! — послышался голос лейтенанта Бичера. — Двоих убили.
— Где врач? — заорал кто-то в ближних окопах. — тут тяжело раненый!
— Бедняге придется подождать, — отреагировал Форсайт. — Врача пристрелят как куропатку, если он выползет из своего окопа!
Вслед за этим раздался резкий голос Эбнера Гровера:
— Ребята, майора ранило!
— Пустяки, старина, — откликнулся Форсайт. — Без паники! Надо быть мужчиной… Эй, Бичер, сейчас же пригнись или твой лейтенантский мундир будет похож на потрошеную тряпку!
— Сэр! — рявкнул Гровер через секунду. — Конец лейтенанту!
— Проклятье! — с болью отозвался Форсайт. — Я же говорил ему не…
— Нет! Прошу прощения, ранен!
— Слава Богу! Пусть держится!
Майор Форсайт и лейтенант Бичер, командиры отряда, были ранены. Это уже кое-что значило! Третий кавалерист в форме сержанта вскоре принял на себя командование, ибо первые впали в беспамятство.
Я огласил эту новость на лакота и шайенском. Ответом мне был оглушительный индейский рев, с которым воины и поднялись в атаку. Но, не пробежав и десятка шагов, они были вынуждены вновь попрятаться в траве. Скорострельные карабины следопытов не дали им никаких шансов.
Перестрелка то стихая, то набирая новую мощь, продолжалась. Многочисленная группа оглала раза два попыталась пробиться к острову на лошадях. И, естественно, безрезультатно. Тут нужна была одна мощная конная атака. И только та атака, которую возглавит Римский Нос.
Выбравшись из-под обстрела, я вскочил на Маркиза и поскакал к постящемуся лидеру шайенов.
Глава 23
Я проехал через большой шайенский лагерь, не встретив в нем никого, кроме индейских дворняжек и одинокого полоумного краснокожего, важно разгуливавшего среди опустевших жилищ с военными песнями. Все остальные — старики, дети, женщины, в том числе Лаура, следили за битвой на холмах по южному берегу Арикари-Крик. Проведав больного Бента, я направил Маркиза к дальнему холму.
Римский Нос за все это время, казалось, ни разу не сменил позы. Он rio-прежнему сидел под сосной, закинув голову и прикрыв глаза.
— Май юн астс, ни во иш, ниши ва там, на вис там! — шептали его губы. — Силы духов, будьте благосклонны ко мне, сжальтесь надо мной, помогите мне!
— Вокуини, шайенам трудно, — сказал я, тихо присев рядом. — Они теряют воинов и веру в победу.
Он приоткрыл глаза, и я увидел в них разочарование и усталость.
— Духи оставили Вокуини, Ниго, — печально проговорил он. — Они отвернулись от него.
— Значит, ты не будешь биться?
— Если я пойду в бой, он будет для меня последним.
— Ты боишься смерти?
Римский Нос долго молчал. Его устремленный вдаль взгляд был неподвижен.
— Не смерти боится Вокуини. Ниго, — наконец с вздохом сказал он. — А того, что вместе с его гибелью исчезнет боевой дух шайенов. — Он приложил ладонь к сердцу. — Он чувствует это здесь.
Настала моя очередь молчать. Я, конечно, зря задал Римскому Носу последний вопрос. Не пристало боевому лидеру бояться смерти. Он всегда бросался ей навстречу во имя благополучия шайенов.
— Извини, Вокуини, — тихо промолвил я. — У шайенов нет более любимого и уважаемого вождя, чем ты. Ради их будущего, ради свободы ты не должен рисковать жизнью. Может быть, духи еще не совсем оставили тебя. Попробуем взять следопытов измором.
Я встал, подошел к Маркизу. Вдруг на своем плече я почувствовал прикосновение и обернулся — Римский Нос был на ногах.
— Мы поедем вместе, Ниго, — твердо произнес он. — Я надеюсь, что обрету расположение духов на военной тропе. Измором белых следопытов не взять. У них много патронов, у них есть конина и на островке можно докопаться до воды. А если кто-нибудь из них выберется отсюда и достигнет фортов, Длинные Ножи быстро придут им на помощь… Мы уничтожим их сегодня. Я сказал!
Он достал свисток из орлиной кости и свистнул три раза. Вслед за сигналом послышался стук копыт его гнедого, пасшегося в долине. Вскочив на лошадей спустя минуту, мы резво поскакали к лагерю.
Вокуини потребовалось около получаса, чтобы нанести на себя боевую раскраску, облачиться в яркие боевые одежды и вооружиться. Выйдя из жилища, он с любовью и заботой расправил на голове знаменитый убор из орлиных перьев. Прыгнув на спину гнедого, он издал мощный боевой клич и, поднимая пыль, понесся вперед.
Когда мы выскочили на вершину господствующего над Арикари-Крик холма, индейцы все еще продолжали обстреливать позиции следопытов. Но после того, как нас заметили, перестрелка прекратилась. Громкое «Римский Нос!» пронеслось по округе, и индейцы разрозненными группами начали прибывать к подножию холма, не переставая выкрикивать имя вождя южных шайенов. Я мельком взглянул на него. В эти мгновения Римский Нос преобразился, его глубоко посаженые темные глаза горели, ноздри вздрагивали от волнения. Он видел: его любили, на него надеялись, он был воином, он был великим вождем.
— Вокуини! — ревела индейская орда. — Веди нас в бой!
— С тобой мы победим!
— Не мешкай!
Римский Нос поднял руку, и шум тут же стих.
— Я поведу вас в бой, — крикнул он. — Я построю шайенов, арапахов и оглала в боевой порядок белых. Только атакуя, как Длинные Ножи, мы сумеем достать окопавшихся следопытов… Убийца Пауни! Высокий Бизон! Желтый Ворон!.. Пусть каждый из вас выберет лучших воинов наших племен. Они поскачут со мной в первых рядах.
Через считанное время на высохшем русле Арикари-Крик выстроилась жаждущая битвы индейская армия. Ее построением руководил сам Римский Нос, и когда воины заняли свои места в ровной колонне, он был явно удовлетворен. Гарцуя на гнедом в десяти ярдах от передовых бойцов, он сказал напутственное слово, которое слышали, наверное, даже притихшие на соседних холмах женщины и дети.
— Я счастлив, что люди по-прежнему в меня верят. Я знаю, что, если погибну в бою, они не забудут Вокуини… А теперь, мужайтесь! Посмотрите на наших женщин, детей и стариков… Они надеются на вас, они ждут от вас победы!
Ударом приклада по крупу гнедого Римский Нос пустил его вскачь. Индейская конница рванулась с места и с дикими боевыми кличами вскоре уже неслась позади него.
Я скакал в одном из первых рядов, возбужденный и решительный.
За последним изгибом берега, конница вырвалась на прямое, как стрела, русло ручья, откуда уже можно было скакать во весь опор до самого островка. Боевые кличи загремели громче, когда показались головы окопавшихся следопытов.
Они подпустили нас на триста ярдов и произвели первый залп из карабинов. Индейская конница неслась вперед. Подстреленных воинов сменили те, что скакали позади. Второй залп проделал еще более значительные прорехи в боевом порядке, но из вождей никто не пострадал и атака продолжалась. Впереди был Римский Нос, его внушительная фигура с развевающимся головным убором придавала всем необходимой уверенности. Третий, четвертый и пятый залпы прозвучали, но и они не смогли приостановить мощного напора индейской армии. У следопытов в запасе оставалось еще два залпа.
«Если эти два залпа не выбьют Римского Носа из седла, — мелькнуло у меня в голове, — то следопытам — крышка. Они не успеют перезарядить карабины!»
Эта надежда жила во мне до рокового шестого залпа. Я понял, что одна из пуль нашла тело Вокуини, когда он покачнулся в седле и выронил оружие. Он продолжал скакать, цепляясь за гриву гнедого, но это уже была жалкая скачка. Его все больше и больше клонило к земле. Наконец случилось то, что пронизало мое сердце смертельным холодом: тело Римского Носа бесформенной грудой вывалилось из седла и упало в высокие травы островка. На этом все было кончено. Стремительная атака, которую, казалось, ничто не могло остановить, захлебнулась. Одни индейцы по инерции продолжали скакать вперед, другие разворачивались, чтобы отступить, третьи спешивались и залегали в высокой траве, обстреливая позиции следопытов.
Если бы не Черный Мокасин, наверняка и я бы навеки успокоился на этом проклятом островке. Едва его крепкие молодые руки стащили меня с Маркиза на землю, как зазвучал последний, седьмой залп карабинов.
— Ниго Хайез хотел последовать за Вокуини? — спросил индеец, с укоризной глядя мне в глаза. — Ты был хорошей мишенью, когда тупо смотрел на место падения Римского Носа.
— Спасибо, — сказал я ему. — Мне жаль Вокуини. Он был великим бойцом и человеком. А я толкнул его на смерть.
— Не хорони его раньше времени, — отозвался Черный Мокасин. — Может, его просто ранило. Лежа здесь, в траве, мы не дадим белым к нему пробраться, а когда наступят сумерки, вынесем его отсюда.
Только спустя минуту до меня, обескураженного и подавленного, дошел смысл слов молодого краснокожего. Положив на его плечо руку, я с жаром прошептал:
— Пусть Ма-хе-о хранит Вокуини!
Через некоторое время группа индейцев попыталась пробиться к телу Римского Носа, но плотный огонь следопытов отбросил ее назад. Было сделано еще несколько попыток, которые также не принесли успеха.
Мы с Черным Мокасином лежали ближе всех к тому месту, где Вокуини выбросило из седла, и когда сумерки начали сгущаться, осторожно поползли вперед. Но найти лидера Кривых Копий нам не удалось.
— Боже, неужели следопыты опередили нас? — прошептал я, озираясь по сторонам. Не зная, что предпринять, я уткнулся лицом в землю. Внезапно подул легкий ветерок, и до моих ушей стал доноситься говор из окопов следопытов. Я весь превратился в слух.
— Краснокожие больше не сунутся к нам, — говорил Гровер. — Погиб их духовный лидер… Теперь они слабы…
— Эх, Бичер, Бичер. — Это был голос Форсайта. — Жаль, что он не дожил до того момента, когда мы уложили Римского Носа.
Последовала тишина, а затем снова заговорил Гровер:
— Вот что, майор, Римский Нос лежит где-то тут, поблизости. Попробую-ка, снять с него шевелюру. Это будет отличный подарок коменданту форта Уоллес!
Я с трудом сдержал радостный вскрик. Значит, живой или мертвый, но Римский Нос среди своих. Я поспешил поделиться этой новостью с Черным Мокасином.
— Никто из индейцев не мог пробраться сюда раньше нас, — охладил он мой пыл веским доводом.
Я задумался на какие-то считанные секунды.
— Тогда Вокуини жив! Он сам отполз куда-то.
Черный Мокасин энергично закивал головой, и мы тут же начали прочесывать высокую близлежащую траву. Через минуту где-то рядом послышался слабый стон. Мы повернули на этот звук. Вокуини лежал на животе у крошечной лужицы воды. Он действительно был жив.
Всю ночь и рассвет следующего дня я, как и многие шайены, провел в типи Римского Носа. Да, бесстрашный индеец заканчивал свой земной путь. Роковая пуля прошла через внутренности и повредила ему позвоночник. Он потерял много крови, ничего не говорил, иногда в беспамятстве тихо стонал.
Лишь утром, предчувствуя близкий конец, он окинул типи осмысленным взглядом. Первым человеком, с которым он заговорил, был Тонкахаска — Высокий Бизон. Вокуини сказал ему, что отныне он будет стоять во главе сражающихся шайенов. Вторым стал Белая Лошадь, уважаемый боевой вождь, которого он обязал быть верным помощником Высокому Бизону. И потом, каждому из вождей он нашел что сказать. Я видел, как у многих из них заблестели на ресницах слезы. И не мудрено. Они стояли у смертного одра выдающегося соплеменника, покрывшего и себя, и свой народ великой славой.
Я держался в стороне и никак не ожидал, что перед кончиной Римский Нос удостоит меня вниманием и скажет самые теплые, проникновенные слова.
— Оставьте нас с Ниго Хайезом одних, — тихо, но так, чтобы слышали все, проговорил он.
Присутствующие покорно удалились из жилища, в то время как я шагнул вперед и опустился перед Вокуини на колени.
Зажав мою ладонь в своей руке, он некоторое время оставался лежать молча.
— Ниго, я ухожу к праотцам, — сказал он затем едва слышно.
Наклонившись, я заглянул в его темные большие глаза. В них почти не было жизни. Это были глаза умирающего человека, который знает, что его час пробил.
— Вокуини, прости, я…
— Не говори ничего, Ниго, не нужно, — мягко перебил он меня. — Я ухожу с легким сердцем от пули, которая настигла меня в бою. Это почетная смерть — чего еще может желать настоящий воин? Предки встретят Вокуини с улыбкой на устах. — Он умолк и, собравшись с последними силами, продолжил: — Я спокоен… Я умираю хорошо… Но тебе еще жить, Ниго. Послушай же Вокуини, белый брат. Когда его разум бродил в потемках, он видел будущее шайенов… Это была не такая уж длинная дорога, в конце которой — резервация. — Он стал говорить тише, я почти не разбирал слов. — Эта дорога не для тебя… Забирай Белое Облако и уходи на север… Там Бешеный Конь… Там свобода… свобода…
— Вокуини, клянусь, следопыты дорого заплатят, — с комком в горле проговорил я. — Ты будешь отомщен!
Эти слова Римский Нос едва ли услышал. Одновременно с ними он издал последний вздох, и его душа отлетела, держа путь в Счастливые Охотничьи Угодья. Вокуини, Римский Нос, лидер клана Кривых Копий, боевой вождь всех южных шайенов, самый свободолюбивый индеец южных прерий скончался 18 сентября 1868 года.
Гибель Римского Носа, как я и ожидал, сказалась на боевом настрое индейцев самым отрицательным образом. Мало кто из них теперь говорил о конных атаках. Большинство склонялось к тому, чтобы, не прилагая особых усилий, взять белых следопытов измором.
— Вокуини погиб, — утверждали они. — Наша магия слаба. Нам остается лишь держать следопытов в осаде до тех пор, пока они не расстреляют все патроны и не свалятся от голода и жажды.
В этом была логика, но она не долго тешила сердца краснокожих. Спустя день после гибели Вокуини все уже знали, что белые пришельцы накоптили себе конины и вырыли колодцы. И без того низкий боевой дух воинов упал до нуля. Вождям пришлось срочно созвать военный совет, чтобы выработать четкую стратегию на ближайшее время. Четкую и понятную каждому, кто еще сжимал в руках оружие.
— Следопыты — опытные жители границы, — сказал на совете Тонкахаска. — Они знают, как выживать. Но запасы боеприпасов у них не бесконечны. Нам необходимо тревожить их постоянно. Когда они останутся без патронов, мы возьмем их голыми руками.
— Убийца Пауни согласен с Высоким Бизоном, — проговорил военный вождь южных оглала. — Мы должны заставить воинов опустошить карабины белых людей. Тогда только придет к нам победа.
— То мясо, которое они приготовили на еду, скоро испортится, — вставил Белая Лошадь. — Стоят жаркие дни, им будет негде хранить его. Туши лошадей уже сейчас начали разлагаться. Пройдет два солнца, и над островом будет висеть такая вонь, что белым придется одной рукой держаться за карабин, а другой — за нос. Клянусь, они попытаются сменить место. Вот тогда-то мы им зададим трепку!
Когда совет завершился, я решил повидать жену и уже направился к дальним холмам, как вдруг мне на глаза попался Черный Мокасин. Молодой шайен, я знал, был этой ночью в дозоре. Ему, как и многим другим краснокожим, была поставлена задача пресечь возможные вылазки следопытов за помощью. Он был чем-то встревожен, и я окликнул его:
— Что-то не так, Мокасин?
Индеец быстро подошел ко мне.
— Ниго! — возбужденно проговорил он. — Я только что напал на следы троих белых людей. Они ведут на юг. Надо оповестить всех.
Вот так новости! Троице следопытов все же удалось проникнуть через заградительный кордон индейского дозора. Не помню, что я хотел сказать Черному Мокасину. Меня опередил Убийца Пауни. Он проходил мимо и расслышал сообщение молодого индейца.
— У шайена острые глаза, — похвалил он Черного Мокасина. — Это хорошо. Плохо, что он хотел поднять панику. Убийца Пауни — вождь, его уши были открыты. Он сам передаст новость другим вождям. Шайены должны молчать.
С мудрыми словами южного оглала нельзя было не согласиться. Он говорил дело, но я сделал весомую поправку:
— Вождь, посмотри на небо. Собираются тучи. Нельзя терять ни минуты. Нужно выезжать сейчас же, пока дождь не смыл следы беглецов. Дай мне трех хороших следопытов из оглала и можешь считать, что этим беглецам я уже наступаю на пятки.
Убийца Пауни взглянул на небо и кивнул головой.
— Верно, Ниго Хайез, надо спешить. Помни, белые гонцы должны быть уничтожены!
— Я сделаю все, чтобы их догнать, — заверил я старика и, показав, где его воины найдут меня и Черного Мокасина, бросился с шайеном к индейскому табуну. По дороге туда я был остановлен Лаурой, которая спустилась с холмов, ища со мною встречи. Пришлось объясниться.
— Я поеду с тобой, — совершенно неожиданно заявила она.
— Это мужское дело, Лаура, — высказал я первый, пришедший на ум избитый довод.
— Брось, Джо! Я не маленькая, и хочу быть с тобой.
— Но…
— Никаких «но». Даже если ты запретишь мне ехать, я все равно отправлюсь чуть позже по твоим следам.
Что было делать с милой и такой непослушной женой? Три года разлуки, похоже, измотали ей душу до того, что она готова была следовать за мной повсюду. У меня не нашлось сил отказать ей.
Спустя считанное время моя небольшая группа следопытов двигалась на юг по следам троих белых гонцов. Они уже ушли далеко и были, надо признать, хитроумными ребятами. Их следы с трудом читались нами. Мы то и дело спешивались, чтобы не дать промашки и не отклониться куда-нибудь в сторону. Иногда беглецы почти сбивали нас с толку, шагая по камням, которые во множестве валялись в прерии. Слава Богу, дождя не последовало. К тому же мои индейцы были неплохими следопытами, и чутье мне подсказывало, что наши усилия не напрасны.
Однако время шло, а гонцы уходили все дальше. К вечеру мои надежды стали таять с каждой пройденной милей. Наступление ночи грозило нам обыкновенным бездействием. Беглецы же могли, отбросив все ухищрения, оторваться от нас на большое расстояние.
Это они и проделали с завидным рвением. Нам ничего не оставалось, как с таким же упорством двигаться следом на следующее утро. Так продолжалось трое суток. Четвертый день преследования стал переломным. То ли от усталости, то ли по тому, что они посчитали себя вне досягаемости, беглецы сбавили прыть. Они зашагали медленнее, их следы уже не петляли, а тянулись по прямой линии, словно оставленные тремя утомившимися путешественниками.
Наконец, к вечеру четвертого дня, поднявшись на очередной холм, мы увидели вдали их одинокие фигуры. Это было приятное зрелище. Из-за него мы даже утратили бдительность, простояв на бровке холма уж слишком много времени. Спохватившись и отступив назад, мы принялись наблюдать за беглецами до тех пор, пока они не перешли ручей и не скрылись в небольшой роще.
— Хопо! — сказал мой тезка из оглала, Мато Оухитика — Отважный Медведь. — Поехали!
— Хийя! — окоротил его другой, Зиткалаша — Красная Птица. — Нет. Подождем еще немного.
— Правильно, — поддержал я его. — Может, в той роще они и заночуют.
Но гонцы пошли дальше. Вскоре их фигуры скрылись за ближайшей возвышенностью. Соблюдая осторожность, мы спустились в низину и переправились на южный берег ручья. Впереди стояла роща. Мы продолжали, не торопясь ехать дальше, как вдруг в высокой траве, окаймлявшей рощу, я заметил какое-то движение. Совсем незначительное, но моя рука тут же легла на приклад зачехленного «спенсера».
— В чем дело, Ниго? — окликнул меня Черный Мокасин.
— Та трава… — озабоченно отозвался я. — В ней что-то шевельнулось.
— Брось!.. Койот или куропатка.
— Послушай, Мокасин…
Я хотел сказать, что белые, заметив погоню, могли вернуться назад, пока мы спускались к ручью, и устроить нам в густых травах засаду. Эти мысли так и остались в мозгу. Они просто не успели слететь с моих уст, ибо раньше прозвучали выстрелы. Это была действительно засада. Одна из пуль выбила из седла Красную Птицу. Другая покончила с Отважным Медведем, третья — с последним оглала, Высоким Коршуном. Их лошади понеслись мимо рощи в открытую прерию. Когда я вскинул карабин и выстрелил, гонцы произвели второй залп. Однако на сей раз из двух ружей. Значит, кому-то из гонцов не повезло. Посчастливилось нам с Лаурой — мы остались целы. Больше досталось Мокасину — его ранило в плечо. Прежде чем прозвучал еще один залп, мы все трое уже стремительно скакали по обратной дороге.
Удалившись на безопасное расстояние, я оставил Лауру с раненым шайеном в укромном месте, а сам пробрался на Маркизе к дальнему концу рощи. Тут я спешился и осторожно подкрался к засадной позиции гонцов. К моему огорчению, я напрасно соблюдал повышенную бдительность. Грохот копыт бизоньего стада, и тот не смог бы разбудить одинокого человека, неподвижно лежавшего у моих ног. Он заснул вечным сном, ничком уткнувшись в землю. Носком мокасина я перевернул его на спину и почти не удивился, узнав в убитом Томпсона.
— Было бы справедливей, если бы на твоем месте оказался твой босс, — пробормотал я, глядя на бледное лицо команчеро.
В следующий миг до моего слуха донеслось ржание лошадей и мужская ругань. Я ринулся на эти звуки и, выскочив из рощи, увидел, как двое уцелевших гонцов прыгают на лошадей оглала. Я выстрелил раз, потом другой. Убедившись, что расстояние слишком велико, я с досады бросил карабин на землю.
Гонцы разразились издевательским смехом. Один из них громко прокричал:
— Мы еще свидимся с тобой, Кэтлин!.. Тебе опять повезло, любимец краснокожих!
Никто иной, как Блэкберн драл глотку на дальнем конце прерии. Он был прав: мне здорово повезло. У него была великолепная возможность покончить со мной из засады.
— Будь ты проклят, ублюдок! — отозвался я.
Он снова хохотнул и, пришпорив лошадь, поскакал к возвышенности, увлекая за собой своего спутника.
Римский Нос за все это время, казалось, ни разу не сменил позы. Он rio-прежнему сидел под сосной, закинув голову и прикрыв глаза.
— Май юн астс, ни во иш, ниши ва там, на вис там! — шептали его губы. — Силы духов, будьте благосклонны ко мне, сжальтесь надо мной, помогите мне!
— Вокуини, шайенам трудно, — сказал я, тихо присев рядом. — Они теряют воинов и веру в победу.
Он приоткрыл глаза, и я увидел в них разочарование и усталость.
— Духи оставили Вокуини, Ниго, — печально проговорил он. — Они отвернулись от него.
— Значит, ты не будешь биться?
— Если я пойду в бой, он будет для меня последним.
— Ты боишься смерти?
Римский Нос долго молчал. Его устремленный вдаль взгляд был неподвижен.
— Не смерти боится Вокуини. Ниго, — наконец с вздохом сказал он. — А того, что вместе с его гибелью исчезнет боевой дух шайенов. — Он приложил ладонь к сердцу. — Он чувствует это здесь.
Настала моя очередь молчать. Я, конечно, зря задал Римскому Носу последний вопрос. Не пристало боевому лидеру бояться смерти. Он всегда бросался ей навстречу во имя благополучия шайенов.
— Извини, Вокуини, — тихо промолвил я. — У шайенов нет более любимого и уважаемого вождя, чем ты. Ради их будущего, ради свободы ты не должен рисковать жизнью. Может быть, духи еще не совсем оставили тебя. Попробуем взять следопытов измором.
Я встал, подошел к Маркизу. Вдруг на своем плече я почувствовал прикосновение и обернулся — Римский Нос был на ногах.
— Мы поедем вместе, Ниго, — твердо произнес он. — Я надеюсь, что обрету расположение духов на военной тропе. Измором белых следопытов не взять. У них много патронов, у них есть конина и на островке можно докопаться до воды. А если кто-нибудь из них выберется отсюда и достигнет фортов, Длинные Ножи быстро придут им на помощь… Мы уничтожим их сегодня. Я сказал!
Он достал свисток из орлиной кости и свистнул три раза. Вслед за сигналом послышался стук копыт его гнедого, пасшегося в долине. Вскочив на лошадей спустя минуту, мы резво поскакали к лагерю.
Вокуини потребовалось около получаса, чтобы нанести на себя боевую раскраску, облачиться в яркие боевые одежды и вооружиться. Выйдя из жилища, он с любовью и заботой расправил на голове знаменитый убор из орлиных перьев. Прыгнув на спину гнедого, он издал мощный боевой клич и, поднимая пыль, понесся вперед.
Когда мы выскочили на вершину господствующего над Арикари-Крик холма, индейцы все еще продолжали обстреливать позиции следопытов. Но после того, как нас заметили, перестрелка прекратилась. Громкое «Римский Нос!» пронеслось по округе, и индейцы разрозненными группами начали прибывать к подножию холма, не переставая выкрикивать имя вождя южных шайенов. Я мельком взглянул на него. В эти мгновения Римский Нос преобразился, его глубоко посаженые темные глаза горели, ноздри вздрагивали от волнения. Он видел: его любили, на него надеялись, он был воином, он был великим вождем.
— Вокуини! — ревела индейская орда. — Веди нас в бой!
— С тобой мы победим!
— Не мешкай!
Римский Нос поднял руку, и шум тут же стих.
— Я поведу вас в бой, — крикнул он. — Я построю шайенов, арапахов и оглала в боевой порядок белых. Только атакуя, как Длинные Ножи, мы сумеем достать окопавшихся следопытов… Убийца Пауни! Высокий Бизон! Желтый Ворон!.. Пусть каждый из вас выберет лучших воинов наших племен. Они поскачут со мной в первых рядах.
Через считанное время на высохшем русле Арикари-Крик выстроилась жаждущая битвы индейская армия. Ее построением руководил сам Римский Нос, и когда воины заняли свои места в ровной колонне, он был явно удовлетворен. Гарцуя на гнедом в десяти ярдах от передовых бойцов, он сказал напутственное слово, которое слышали, наверное, даже притихшие на соседних холмах женщины и дети.
— Я счастлив, что люди по-прежнему в меня верят. Я знаю, что, если погибну в бою, они не забудут Вокуини… А теперь, мужайтесь! Посмотрите на наших женщин, детей и стариков… Они надеются на вас, они ждут от вас победы!
Ударом приклада по крупу гнедого Римский Нос пустил его вскачь. Индейская конница рванулась с места и с дикими боевыми кличами вскоре уже неслась позади него.
Я скакал в одном из первых рядов, возбужденный и решительный.
За последним изгибом берега, конница вырвалась на прямое, как стрела, русло ручья, откуда уже можно было скакать во весь опор до самого островка. Боевые кличи загремели громче, когда показались головы окопавшихся следопытов.
Они подпустили нас на триста ярдов и произвели первый залп из карабинов. Индейская конница неслась вперед. Подстреленных воинов сменили те, что скакали позади. Второй залп проделал еще более значительные прорехи в боевом порядке, но из вождей никто не пострадал и атака продолжалась. Впереди был Римский Нос, его внушительная фигура с развевающимся головным убором придавала всем необходимой уверенности. Третий, четвертый и пятый залпы прозвучали, но и они не смогли приостановить мощного напора индейской армии. У следопытов в запасе оставалось еще два залпа.
«Если эти два залпа не выбьют Римского Носа из седла, — мелькнуло у меня в голове, — то следопытам — крышка. Они не успеют перезарядить карабины!»
Эта надежда жила во мне до рокового шестого залпа. Я понял, что одна из пуль нашла тело Вокуини, когда он покачнулся в седле и выронил оружие. Он продолжал скакать, цепляясь за гриву гнедого, но это уже была жалкая скачка. Его все больше и больше клонило к земле. Наконец случилось то, что пронизало мое сердце смертельным холодом: тело Римского Носа бесформенной грудой вывалилось из седла и упало в высокие травы островка. На этом все было кончено. Стремительная атака, которую, казалось, ничто не могло остановить, захлебнулась. Одни индейцы по инерции продолжали скакать вперед, другие разворачивались, чтобы отступить, третьи спешивались и залегали в высокой траве, обстреливая позиции следопытов.
Если бы не Черный Мокасин, наверняка и я бы навеки успокоился на этом проклятом островке. Едва его крепкие молодые руки стащили меня с Маркиза на землю, как зазвучал последний, седьмой залп карабинов.
— Ниго Хайез хотел последовать за Вокуини? — спросил индеец, с укоризной глядя мне в глаза. — Ты был хорошей мишенью, когда тупо смотрел на место падения Римского Носа.
— Спасибо, — сказал я ему. — Мне жаль Вокуини. Он был великим бойцом и человеком. А я толкнул его на смерть.
— Не хорони его раньше времени, — отозвался Черный Мокасин. — Может, его просто ранило. Лежа здесь, в траве, мы не дадим белым к нему пробраться, а когда наступят сумерки, вынесем его отсюда.
Только спустя минуту до меня, обескураженного и подавленного, дошел смысл слов молодого краснокожего. Положив на его плечо руку, я с жаром прошептал:
— Пусть Ма-хе-о хранит Вокуини!
Через некоторое время группа индейцев попыталась пробиться к телу Римского Носа, но плотный огонь следопытов отбросил ее назад. Было сделано еще несколько попыток, которые также не принесли успеха.
Мы с Черным Мокасином лежали ближе всех к тому месту, где Вокуини выбросило из седла, и когда сумерки начали сгущаться, осторожно поползли вперед. Но найти лидера Кривых Копий нам не удалось.
— Боже, неужели следопыты опередили нас? — прошептал я, озираясь по сторонам. Не зная, что предпринять, я уткнулся лицом в землю. Внезапно подул легкий ветерок, и до моих ушей стал доноситься говор из окопов следопытов. Я весь превратился в слух.
— Краснокожие больше не сунутся к нам, — говорил Гровер. — Погиб их духовный лидер… Теперь они слабы…
— Эх, Бичер, Бичер. — Это был голос Форсайта. — Жаль, что он не дожил до того момента, когда мы уложили Римского Носа.
Последовала тишина, а затем снова заговорил Гровер:
— Вот что, майор, Римский Нос лежит где-то тут, поблизости. Попробую-ка, снять с него шевелюру. Это будет отличный подарок коменданту форта Уоллес!
Я с трудом сдержал радостный вскрик. Значит, живой или мертвый, но Римский Нос среди своих. Я поспешил поделиться этой новостью с Черным Мокасином.
— Никто из индейцев не мог пробраться сюда раньше нас, — охладил он мой пыл веским доводом.
Я задумался на какие-то считанные секунды.
— Тогда Вокуини жив! Он сам отполз куда-то.
Черный Мокасин энергично закивал головой, и мы тут же начали прочесывать высокую близлежащую траву. Через минуту где-то рядом послышался слабый стон. Мы повернули на этот звук. Вокуини лежал на животе у крошечной лужицы воды. Он действительно был жив.
Всю ночь и рассвет следующего дня я, как и многие шайены, провел в типи Римского Носа. Да, бесстрашный индеец заканчивал свой земной путь. Роковая пуля прошла через внутренности и повредила ему позвоночник. Он потерял много крови, ничего не говорил, иногда в беспамятстве тихо стонал.
Лишь утром, предчувствуя близкий конец, он окинул типи осмысленным взглядом. Первым человеком, с которым он заговорил, был Тонкахаска — Высокий Бизон. Вокуини сказал ему, что отныне он будет стоять во главе сражающихся шайенов. Вторым стал Белая Лошадь, уважаемый боевой вождь, которого он обязал быть верным помощником Высокому Бизону. И потом, каждому из вождей он нашел что сказать. Я видел, как у многих из них заблестели на ресницах слезы. И не мудрено. Они стояли у смертного одра выдающегося соплеменника, покрывшего и себя, и свой народ великой славой.
Я держался в стороне и никак не ожидал, что перед кончиной Римский Нос удостоит меня вниманием и скажет самые теплые, проникновенные слова.
— Оставьте нас с Ниго Хайезом одних, — тихо, но так, чтобы слышали все, проговорил он.
Присутствующие покорно удалились из жилища, в то время как я шагнул вперед и опустился перед Вокуини на колени.
Зажав мою ладонь в своей руке, он некоторое время оставался лежать молча.
— Ниго, я ухожу к праотцам, — сказал он затем едва слышно.
Наклонившись, я заглянул в его темные большие глаза. В них почти не было жизни. Это были глаза умирающего человека, который знает, что его час пробил.
— Вокуини, прости, я…
— Не говори ничего, Ниго, не нужно, — мягко перебил он меня. — Я ухожу с легким сердцем от пули, которая настигла меня в бою. Это почетная смерть — чего еще может желать настоящий воин? Предки встретят Вокуини с улыбкой на устах. — Он умолк и, собравшись с последними силами, продолжил: — Я спокоен… Я умираю хорошо… Но тебе еще жить, Ниго. Послушай же Вокуини, белый брат. Когда его разум бродил в потемках, он видел будущее шайенов… Это была не такая уж длинная дорога, в конце которой — резервация. — Он стал говорить тише, я почти не разбирал слов. — Эта дорога не для тебя… Забирай Белое Облако и уходи на север… Там Бешеный Конь… Там свобода… свобода…
— Вокуини, клянусь, следопыты дорого заплатят, — с комком в горле проговорил я. — Ты будешь отомщен!
Эти слова Римский Нос едва ли услышал. Одновременно с ними он издал последний вздох, и его душа отлетела, держа путь в Счастливые Охотничьи Угодья. Вокуини, Римский Нос, лидер клана Кривых Копий, боевой вождь всех южных шайенов, самый свободолюбивый индеец южных прерий скончался 18 сентября 1868 года.
Гибель Римского Носа, как я и ожидал, сказалась на боевом настрое индейцев самым отрицательным образом. Мало кто из них теперь говорил о конных атаках. Большинство склонялось к тому, чтобы, не прилагая особых усилий, взять белых следопытов измором.
— Вокуини погиб, — утверждали они. — Наша магия слаба. Нам остается лишь держать следопытов в осаде до тех пор, пока они не расстреляют все патроны и не свалятся от голода и жажды.
В этом была логика, но она не долго тешила сердца краснокожих. Спустя день после гибели Вокуини все уже знали, что белые пришельцы накоптили себе конины и вырыли колодцы. И без того низкий боевой дух воинов упал до нуля. Вождям пришлось срочно созвать военный совет, чтобы выработать четкую стратегию на ближайшее время. Четкую и понятную каждому, кто еще сжимал в руках оружие.
— Следопыты — опытные жители границы, — сказал на совете Тонкахаска. — Они знают, как выживать. Но запасы боеприпасов у них не бесконечны. Нам необходимо тревожить их постоянно. Когда они останутся без патронов, мы возьмем их голыми руками.
— Убийца Пауни согласен с Высоким Бизоном, — проговорил военный вождь южных оглала. — Мы должны заставить воинов опустошить карабины белых людей. Тогда только придет к нам победа.
— То мясо, которое они приготовили на еду, скоро испортится, — вставил Белая Лошадь. — Стоят жаркие дни, им будет негде хранить его. Туши лошадей уже сейчас начали разлагаться. Пройдет два солнца, и над островом будет висеть такая вонь, что белым придется одной рукой держаться за карабин, а другой — за нос. Клянусь, они попытаются сменить место. Вот тогда-то мы им зададим трепку!
Когда совет завершился, я решил повидать жену и уже направился к дальним холмам, как вдруг мне на глаза попался Черный Мокасин. Молодой шайен, я знал, был этой ночью в дозоре. Ему, как и многим другим краснокожим, была поставлена задача пресечь возможные вылазки следопытов за помощью. Он был чем-то встревожен, и я окликнул его:
— Что-то не так, Мокасин?
Индеец быстро подошел ко мне.
— Ниго! — возбужденно проговорил он. — Я только что напал на следы троих белых людей. Они ведут на юг. Надо оповестить всех.
Вот так новости! Троице следопытов все же удалось проникнуть через заградительный кордон индейского дозора. Не помню, что я хотел сказать Черному Мокасину. Меня опередил Убийца Пауни. Он проходил мимо и расслышал сообщение молодого индейца.
— У шайена острые глаза, — похвалил он Черного Мокасина. — Это хорошо. Плохо, что он хотел поднять панику. Убийца Пауни — вождь, его уши были открыты. Он сам передаст новость другим вождям. Шайены должны молчать.
С мудрыми словами южного оглала нельзя было не согласиться. Он говорил дело, но я сделал весомую поправку:
— Вождь, посмотри на небо. Собираются тучи. Нельзя терять ни минуты. Нужно выезжать сейчас же, пока дождь не смыл следы беглецов. Дай мне трех хороших следопытов из оглала и можешь считать, что этим беглецам я уже наступаю на пятки.
Убийца Пауни взглянул на небо и кивнул головой.
— Верно, Ниго Хайез, надо спешить. Помни, белые гонцы должны быть уничтожены!
— Я сделаю все, чтобы их догнать, — заверил я старика и, показав, где его воины найдут меня и Черного Мокасина, бросился с шайеном к индейскому табуну. По дороге туда я был остановлен Лаурой, которая спустилась с холмов, ища со мною встречи. Пришлось объясниться.
— Я поеду с тобой, — совершенно неожиданно заявила она.
— Это мужское дело, Лаура, — высказал я первый, пришедший на ум избитый довод.
— Брось, Джо! Я не маленькая, и хочу быть с тобой.
— Но…
— Никаких «но». Даже если ты запретишь мне ехать, я все равно отправлюсь чуть позже по твоим следам.
Что было делать с милой и такой непослушной женой? Три года разлуки, похоже, измотали ей душу до того, что она готова была следовать за мной повсюду. У меня не нашлось сил отказать ей.
Спустя считанное время моя небольшая группа следопытов двигалась на юг по следам троих белых гонцов. Они уже ушли далеко и были, надо признать, хитроумными ребятами. Их следы с трудом читались нами. Мы то и дело спешивались, чтобы не дать промашки и не отклониться куда-нибудь в сторону. Иногда беглецы почти сбивали нас с толку, шагая по камням, которые во множестве валялись в прерии. Слава Богу, дождя не последовало. К тому же мои индейцы были неплохими следопытами, и чутье мне подсказывало, что наши усилия не напрасны.
Однако время шло, а гонцы уходили все дальше. К вечеру мои надежды стали таять с каждой пройденной милей. Наступление ночи грозило нам обыкновенным бездействием. Беглецы же могли, отбросив все ухищрения, оторваться от нас на большое расстояние.
Это они и проделали с завидным рвением. Нам ничего не оставалось, как с таким же упорством двигаться следом на следующее утро. Так продолжалось трое суток. Четвертый день преследования стал переломным. То ли от усталости, то ли по тому, что они посчитали себя вне досягаемости, беглецы сбавили прыть. Они зашагали медленнее, их следы уже не петляли, а тянулись по прямой линии, словно оставленные тремя утомившимися путешественниками.
Наконец, к вечеру четвертого дня, поднявшись на очередной холм, мы увидели вдали их одинокие фигуры. Это было приятное зрелище. Из-за него мы даже утратили бдительность, простояв на бровке холма уж слишком много времени. Спохватившись и отступив назад, мы принялись наблюдать за беглецами до тех пор, пока они не перешли ручей и не скрылись в небольшой роще.
— Хопо! — сказал мой тезка из оглала, Мато Оухитика — Отважный Медведь. — Поехали!
— Хийя! — окоротил его другой, Зиткалаша — Красная Птица. — Нет. Подождем еще немного.
— Правильно, — поддержал я его. — Может, в той роще они и заночуют.
Но гонцы пошли дальше. Вскоре их фигуры скрылись за ближайшей возвышенностью. Соблюдая осторожность, мы спустились в низину и переправились на южный берег ручья. Впереди стояла роща. Мы продолжали, не торопясь ехать дальше, как вдруг в высокой траве, окаймлявшей рощу, я заметил какое-то движение. Совсем незначительное, но моя рука тут же легла на приклад зачехленного «спенсера».
— В чем дело, Ниго? — окликнул меня Черный Мокасин.
— Та трава… — озабоченно отозвался я. — В ней что-то шевельнулось.
— Брось!.. Койот или куропатка.
— Послушай, Мокасин…
Я хотел сказать, что белые, заметив погоню, могли вернуться назад, пока мы спускались к ручью, и устроить нам в густых травах засаду. Эти мысли так и остались в мозгу. Они просто не успели слететь с моих уст, ибо раньше прозвучали выстрелы. Это была действительно засада. Одна из пуль выбила из седла Красную Птицу. Другая покончила с Отважным Медведем, третья — с последним оглала, Высоким Коршуном. Их лошади понеслись мимо рощи в открытую прерию. Когда я вскинул карабин и выстрелил, гонцы произвели второй залп. Однако на сей раз из двух ружей. Значит, кому-то из гонцов не повезло. Посчастливилось нам с Лаурой — мы остались целы. Больше досталось Мокасину — его ранило в плечо. Прежде чем прозвучал еще один залп, мы все трое уже стремительно скакали по обратной дороге.
Удалившись на безопасное расстояние, я оставил Лауру с раненым шайеном в укромном месте, а сам пробрался на Маркизе к дальнему концу рощи. Тут я спешился и осторожно подкрался к засадной позиции гонцов. К моему огорчению, я напрасно соблюдал повышенную бдительность. Грохот копыт бизоньего стада, и тот не смог бы разбудить одинокого человека, неподвижно лежавшего у моих ног. Он заснул вечным сном, ничком уткнувшись в землю. Носком мокасина я перевернул его на спину и почти не удивился, узнав в убитом Томпсона.
— Было бы справедливей, если бы на твоем месте оказался твой босс, — пробормотал я, глядя на бледное лицо команчеро.
В следующий миг до моего слуха донеслось ржание лошадей и мужская ругань. Я ринулся на эти звуки и, выскочив из рощи, увидел, как двое уцелевших гонцов прыгают на лошадей оглала. Я выстрелил раз, потом другой. Убедившись, что расстояние слишком велико, я с досады бросил карабин на землю.
Гонцы разразились издевательским смехом. Один из них громко прокричал:
— Мы еще свидимся с тобой, Кэтлин!.. Тебе опять повезло, любимец краснокожих!
Никто иной, как Блэкберн драл глотку на дальнем конце прерии. Он был прав: мне здорово повезло. У него была великолепная возможность покончить со мной из засады.
— Будь ты проклят, ублюдок! — отозвался я.
Он снова хохотнул и, пришпорив лошадь, поскакал к возвышенности, увлекая за собой своего спутника.