Юров Сергей. Белый шайен

   — Лаура, — шепнули мои губы, и глубокая радость горячей волной обдала сердце.
   Девушка прохладной ладонью провела по моему лбу.
   — Да, это я, Джо. Побудь со мной немного.
   Я окинул взглядом темное помещение, пропахшее выделанными шкурами и дымом костра.
   — Где я? — слабым голосом спросил я. — Что со мной?
   — Ты в лагере шайенов, в типи Джорджа Бента.
   — Значит, мне повезло?
   — Ты будешь жить, Джозеф. Мой отец был доктором.
   — Как я оказался здесь?
   — Не задавай больше вопросов и прими вот это — она поднесла к моему рту ложку из оленьего рога с какой-то целебной пахучей настойкой. — Лекарство придаст тебе сил.
   Я выпил горькое снадобье и почувствовал, как меня охватывает мрак.
   — Лаура, — успел прошептать я.
   — Да, Джо. — Лицо девушки снова склонилось надо мной.
   — Я люблю тебя!
   За секунду до того, как погрузиться в сон, я ощутил на своих израненных губах легкий влажный поцелуй.
   Я спал глубоким живительным сном, а когда очнулся, то сразу почувствовал себя лучше. Я приподнял голову и увидел Лауру, сидевшую спиной ко мне у очага и стряпавшую на нем какое-то замечательное кушанье. Тесное пространство типи было буквально пропитано ароматными запахами.
   — Лаура. — позвал я.
   — О, Джозеф! — обернувшись, воскликнула девушка. — Как ты себя чувствуешь?
   Она поднялась и присела на лежанку из бизоньих шкур. Ее лицо светилось, глаза сияли.
   — Знаешь, настолько хорошо, — с улыбкой сказал я, — что с удовольствием попробовал бы твоего кушанья.
   — Вот это здорово! Я знала, что делаю.
   Спустя мгновение она поднесла мне деревянную тарелку, наполненную каким-то густым варевом, и ложку из оленьей кости.
   — Сможешь присесть? — спросила она.
   — Попробую, — ответил я, приподнимаясь на лежанке и протягивая руки к тарелке.
   — Нет, нет, только присесть, — категорично заявила она. — Ты еще слаб, и уж позволь мне покормить тебя.
   — Лаура, мне так неудобно… — попробовал возразить я.
   — Джозеф Кэтлин, — полусерьезным тоном произнесла она, — вы обязаны слушаться своего доктора.
   — Слушаю и повинуюсь. Но сначала я хотел бы узнать, чем меня собираются потчевать?
   — О, это вкуснейшее блюдо, Джо, — поспешила заверить она. — Густой суп из бизоньих мозгов, заправленный ароматными травами.
   Следующие несколько минут я прилежно открывал рот, чтобы насытиться этим действительно вкусным блюдом. Я был не против и попросить добавки, но Лаура ограничилась одной тарелкой, сославшись на мой ослабевший желудок.
   — Теперь приляг и отдохни, — сказала она. — А чуть позже встретишься со своим другом.
   — С Джорджем?.. Где он?
   — Недалеко. Я сейчас…
   Мой голос остановил ее на полпути к выходу.
   — Лаура, я тебе сказал правду.
   Она обернулась и посмотрела на меня.
   — Когда?
   — Перед тем, как заснуть.
   Она подошла к лежанке и, опустившись на колени, поцеловала меня быстрым нежным поцелуем. Прежде чем я успел обнять ее, чтобы продлить удовольствие, Лаура легко упорхнула к выходу.
   — Я поцеловала тебя дважды, — мягко сказала она. — Заживут губы, и ты получишь больше, милый. — Она откинула полог и вышла наружу.
   Сладкая истома разлилась в моем сердце. Теперь я знал наверняка, что Лаура также любит меня. Эта уверенность заставила все мое естество изнывать от безграничной радости. Такого душевного подъема я не испытывал никогда в жизни и поблагодарил небо за великое счастье.
   Я был весь во власти приятных грез, когда полог откинулся и в типи зашли двое мужчин.
   — Джо, дружище, наконец-то ты пришел в себя! — воскликнул Джордж Бент, направляясь ко мне с раскинутыми руками.
   — Старина Джордж, я рад тебя видеть, — проговорил я и приподнялся на локоть.
   Мы заключили друг друга в крепкие объятия, а затем обменялись рукопожатием. Как водится при встрече двух давних друзей, посыпались обоюдные вопросы.
   — Черт, ну и переволновался я тут за тебя, — удовлетворившись моими ответами, произнес он.
   — Скажи спасибо Лауре, это она утихомирила лихорадку… — Он вдруг спохватился, посмотрев на своего краснокожего спутника и посерьезнев. — Джо, Римский Нос хотел поговорить с тобой.
   — Что с Голубой Птицей? — с тревогой спросил я.
   — Те Длинные Ножи расстреляли крошку, Джо, — ответил Бент, нахмурившись.
   Я с состраданием посмотрел на лидера Кривых Копий. Мне было известно, что индейцы переносят смерть женщин легче, чем гибель мужчин — наследников и воинов, но очевидная печать скорби на лице Римского Носа говорила об обратном. Видно, он любил свою сестру, и ее смерть причинила ему много горя. Столько наслышавшись о бесстрашном и несгибаемом шайене, я теперь окинул его внимательным взглядом. Как и все шайены, тридцатипятилетний Римский Нос отличался высоким ростом — если точно, то он равнялся шести футам и трем дюймам — и крепким телосложением. Лицо у него было выразительное с высоким лбом, орлиным носом и глубоко посаженными карими глазами. Во всем его благородном облике ощущались независимость и гордое достоинство прирожденного предводителя. Я уже видел немало индейцев, но этот своим броским и строгим видом произвел на меня сильное впечатление. Римский Нос с юных лет создал себе славу храбрейшего воина, и не было ничего удивительного в том, что он стал вождем ведущего военного общества южных шайенов Кривые Копья. Он всегда был на острие атак шайенов, но его ни разу даже не ранило. Молва твердила, что магическая сила Вокуини отчасти зиждилась на его клятве никогда не жениться. Главной же причиной этой неуязвимости было ношение особого головного убора из сорока красных и черных орлиных перьев. Ритуал одевания убора сопровождался строжайшим табу, — ни при каких обстоятельствах не прикасаться к пище железными ножами, вилками или ложками. Если же такая неосторожность случится, потребуется долгий обряд очищения, чтобы восстановить магию боевого головного убора. И Римский Нос постоянно подвергал проверке свою силу, не спеша скача на лошади прямо перед вражескими рядами. Не мудрено, что шайенская молодежь боготворила своего кумира.
   Вместе с Джорджем лидер Кривых Копий присел на шкуры, расстеленные возле моей лежанки.
   — Вокуини, — отчетливо произнес он, ударив себя в грудь и протянув мне правую руку.
   — Джозеф, — сказал я, обменявшись с ним рукопожатием.
   Римский Нос покачал головой и, указав на меня пальцем, четко проговорил:
   — Ниго Хайез!
   — О чем это он? — спросил я у Джорджа.
   — Римский Нос будет называть тебя Отважным Медведем, — пояснил тот. — Когда ты бросился на лейтенанта с револьвером в руке, ты, по его мнению, походил на грозного медведя, который не ведал страха.
   — Не понял?! — изумился я. — Что, Римский Нос был в тот момент где-то рядом?
   — Тебе сейчас все станет ясно, Джо. Когда наши разведчики сообщили о приближении Длинных Ножей, мы снялись с лагеря и ушли далеко на север. Кавалеристы, увидев пустую стоянку, не отважились двинуться за нами. Когда разведчики доложили Римскому Носу о том, что они пошли на восток, тот собрал отряд воинов, чтобы отправиться по их следу и попытаться угнать их ценных породистых лошадей на одном из привалов. Получилось так, что мы не смогли предупредить военный отряд лакота о засаде. Мы держались сзади, и только когда началась стрельба, поняли, что кавалеристы напали на каких-то индейцев. — Бент положил на мое плечо ладонь и горько ухмыльнулся. — Откуда нам было знать, что среди них находились вы? Увидев, как десяток Длинных Ножей помчался за тобой и Голубой Птицей, Римский Нос решил прикончить их. Чтобы остальные кавалеристы или разведчики кроу не заметили нас, мы бросились не вслед за вами, а сделали сначала крюк в сторону. И, как оказалось, на этом было потеряно слишком много времени, чтобы вызволить из беды Голубую Птицу. Мы успели лишь увидеть, как ты размозжил голову лейтенанту и как чернобородый боров сразу после твоего падения расстрелял бедную девочку из твоего карабина…
   — Сержант Мортон, — сказал я, вспомнив кавалериста с ехидными свиными глазками.
   — Бессердечный дьявол, а не сержант Мортон! — со злобой бросил Бент. — И ведь ему одному повезло, скотине! Он сумел ускакать от нас на быстрой лошади.
   — На Маркизе? — хрипло спросил я, ожидая самого худшего.
   — Не беспокойся, Джо, твой Маркиз жует травку вместе с нашим табуном. Ему попалась другая хорошая лошадь.
   — А седло?
   — И седло, и сбруя, и оружие лежат вон в том углу.
   Бент кивнул головой на заднюю стенку типи.
   — Ну, так вот, мы упустили сержанта, но остальным повезло меньше. Разделавшись с ними, Римский Нос, к своему горю, обнаружил, что расстрелянная девочка — его сестра, а я, к радости, нашел тебя живого, хотя и без сознания. По пути в лагерь нас нагнали Чарли и Лаура.
   Когда Бент закончил, Римский Нос что-то сказал ему на языке шайенов.
   — Слушай, Джо, — обратился ко мне Джордж. — Римский Нос хочет знать, за что ты прикончил лейтенанта? Он думает, что ты шел на явную смерть, и это как-то связано с его младшей сестрой.
   — Скажи Вокуини, что он проницательный человек. Да, я проломил череп негодяю из-за его сестры. Мне предложили убить ее и подсунули разряженный револьвер. Я просто использовал его вместо кастета.
   Я не стал говорить им всей правды. Какая участь ждала бы всех белых пленниц, скажи я Римскому Носу об изнасиловании Голубой Птицы. Мне пришлось скрыть этот факт, и я никогда не пожалел о принятом решении.
   Римский Нос снова крепко пожал мне руку и проговорил на шайенском:
   — Наоноатамо, вехо-хетан!
   — Вокуини уважает тебя, белый человек, — перевел Джордж.
   — Хо-ва! — указал на меня шайен и, покрутив головой, добавил: — Нисси-нио!
   — Вокуини назвал тебя другом, Джо, близким другом, — с радостью сказал Бент.
   Затем шайен задал мне вопрос через Бента:
   — Надолго ли ты к шайенам?
   — Скажи ему, Джордж, что я всегда хотел пожить среди индейцев.
   Бент перевел, и Римский Нос сказал так:
   — Пусть пребывание Ниго Хайеза в кочевьях шайенов будет приятным и продолжительным.

Глава 7

   Трех месяцев, проведенных с шайенами, мне вполне хватило, чтобы по уши влюбиться в индейскую жизнь. Мои ожидания сбылись, я был как никогда счастлив и доволен своей судьбой. Оправившись от болезни, я жил как индеец, охотился как индеец, отдыхал так же, как он, и это не переставало мне нравиться. За прошедшие три месяца я успел снискать славу опытного укротителя мустангов и меткого стрелка на большой летней бизоньей охоте. Я стал свидетелем Танца Солнца — второго по значимости шайенского церемониала после Обновления Священных Стрел. Мне удалось даже поучаствовать в набеге за лошадьми индейцев кроу и обзавестись, как следствие, своим первым табуном из шести голов.
   Теперь немного о том, что представляли собой южные шайены, ушедшие после Сэнд-Крик на север. Под напором белых цельный костяк племени стал крошиться еще в середине века, а к 65 — ому году от могучего лагерного круга, состоявшего из десяти кланов, остались лишь воспоминания. С Римским Носом пошли люди разных кланов. Тут были Сожженные Аорты — Хевикснипакис, Волосяные Веревки — Хевайтанио, Струпья — Ойвиамана, Люди Хребта — Хисиометанио, Солдаты Псы — Хотамитанио, Сутайи и другие, но сейчас они жили как Солдаты Псы — военными обществами. Воины скорее называли себя Красными Щитами, Волками или Кривыми Копьями, чем Волосяными Веревками, Сожженными Аортами и т. п. И, тем не менее, шайены были верны себе как никакой другой народ прерий. Их обычаи ничуть не изменились. Воины, как всегда, отличались храбростью, а женщины — редким целомудрием.
   Я с первых дней жил рядом с Римским Носом и поэтому мог считаться одним из Химо-вий-юк-ис — Кривых Копий.
   Как мне описать те восхитительные дни по выздоровлении, слившиеся в один, казалось, бесконечный праздник? Они были сказочно превосходны! Я любил, и был любим!
   Это время высокой любви сделало жизнь настоящим чудом. Я каждую минуту хотел быть рядом с Лаурой, видеть ее прекрасные карие глаза, слышать ее нежный бархатистый голос и мягкий смех. И она, я это знал, тянулась ко мне всем своим существом. Ведь мы любили друг друга и решили, что в пору индейских свадеб, в сентябре, станем мужем и женой. По правде сказать, я мог считать себя счастливчиком. Молодому шайену требовалось что-то около пяти лет постоянного ухаживания за избранницей. Как уже говорилось, шайенские женщины были самыми недоступными и чистыми в прериях. Соблазнить шайенку до свадьбы являлось делом почти невыполнимым, а если это происходило, то клеймо позора оставалось на ней навеки. Ни один юноша не делал такой предложения.
   Ожидая заветного срока, мы наслаждались нашим счастьем, думая, что ему не будет конца. И вдруг грянул гром.
   Лагерь наш стоял на берегах Паудер-Ривер рядом со стоянкой северных шайенов Тупого Ножа. Я жил в жилище Бентов, а Лаура — в типи своей тетки, Легкой Антилопы. Как я уже отмечал, мы с ней почти не расставались, нас разлучала лишь ночь. И вот, одним проклятым утром в июле я не застал ее дома. Мне сказали, что она и ее подруга, Лиловая Заря, ушли в соседний лесок по грибы. Делать было нечего и я, сводив своих лошадей к реке, вернулся в жилище, чтобы убить время с друзьями-метисами. Мы курили, болтали, и крику лагерного глашатая сначала не придали никакого значения. К тому же, он шел с южного конца стоянки, его почти не было слышно.
   — Наверное, очередное приглашение от северных шайенов на пир, — предположил Чарли.
   Голос глашатая стал звучать отчетливее.
   — Нет, это не приглашение, — покачал головой Джордж. — В голосе Твердого Вяза слышна тревога.
   Они напрягли слух. Я уже немного знал шайенский и тоже прислушался. Глашатай приближался.
   — Черт побери! — воскликнул Чарли, вскочив на ноги. — Что-то стряслось с Лаурой!
   Меня словно окатила холодная волна. Я неподвижно сидел на шкурах, уставившись на Чарли.
   — Что!? — наконец вырвалось у меня.
   — Бежим! — крикнул он, бросаясь к выходу.
   Мы с Джорджем ринулись за ним и, выскочив наружу, обнаружили такую картину: со всех сторон лагеря к типи Римского Носа бежали молодые воины; женщины и дети взирали на столпотворение, стоя у жилищ.
   Глашатай уже разговаривал с Римским Носом. Мы кинулись к нему. Моя растерянность сменилась ужасом, когда Римский Нос в волнении произнес:
   — Апачи захватили Белое Облако (так шайены называли Лауру) и едва не убили Лиловую Зарю.
   Он говорил о двух апачах — мескалеро, незадолго до этого прибывших в лагерь. Лет десять назад, когда они были еще подростками, военный отряд шайенов взял их в плен в одном из южных походов. Они жили среди Кривых Копий как полноправные члены племени, но не забывали свою родину. И когда представилась возможность, сбежали на юг, в места кочевий мескалеро. Вскоре о них забыли. Однако недели две назад они вернулись, сказав вождям и приемным родителям, что сделали ошибку. Племя мескалеро Длинные Ножи загнали в голодную резервацию, говорили они, и им там не понравилось. Они хотят жить среди шайенов вольной жизнью, твердили молодые апачи, и вожди, вняв просьбам, приняли назад своих заблудших приемных сыновей.
   Теперь они снова предали шайенов. Но на сей раз, прихватили с собой Лауру, и чуть было не обагрили руки кровью Лиловой Зари. Зачем они это сделали? Что, кому-то из них понравилась Лаура?
   Я терялся в догадках, не находя ответа.
   — Когда это произошло? — глухим голосом спросил я.
   — Только что, — ответил Римский Нос. — Нам надо спешить. — Он взглянул на Чарли Бента. — Чарли, со мной поедут Джордж, Ниго Хайез, ты и еще шесть надежных воинов, которых выберешь сам. Нас хватит, чтобы догнать паршивых собак мескалеро и спасти Белое Облако… К оружию!
   Через считанные минуты я, мои друзья и избранные воины уже ожидали Римского Носа у южного конца лагеря. Его приближение мы приветствовали восторженными кликами. Он скакал на красивом гнедом жеребце в боевом наряде Кривых Копий, его пышный головной убор из орлиных перьев с бизоньим рогом в широкой налобной повязке, словно разноцветный шлейф, красочно развевался на ветру.
   — Братья! — громко вскрикнул он, остановив гнедого. — Я воин, а не оратор. Поэтому я буду краток. Белое Облако в опасности. Разве позволят Кривые Копья, чтобы дочь шайенов была обесчещена паршивыми собаками мескалеро? Разве они позволят это?
   Протяжный вопль негодования вырвался из глоток воинов и не затихал до тех пор, пока Римский Нос не поднял руку.
   — Я знал ваш ответ. Великий Дух и Отец Солнце следят за нами, и они будут на нашей стороне.
   Он развернул жеребца и хотел было пустить его вскачь, но один из воинов, Бегущий Ворон, своими словами приостановил движение:
   — Вокуини говорил о Великом Духе и Отце Солнце, которые всегда хранят наш народ. Я думаю, они не одобрят отправления на военную тропу без священной пляски — Танца Войны.
   Римский Нос смерил взглядом чересчур религиозно настроенного бойца.
   — Если Бегущий Ворон нуждается в том, чтобы Танец Войны придал ему смелости, то пусть он останется в лагере. У нас нет времени. Храбрые воины понимают, что надо спешить… Или Бегущий Ворон старая женщина, а не бесстрашный шайен? Или звон шаманской погремушки для него важнее чести девушек нашего племени?
   Бегущий Ворон заметно смутился.
   — Я просто хотел сказать, что священный танец нам бы не помешал, — попытался оправдаться он.
   Римский Нос отвернулся от него, не удостоив ответа. Я мысленно поздравил лидера Кривых Копий за благоразумную речь. Даже в цивилизованных странах люди не очень-то любили отправляться в поход без благословения священника. А что же говорить об индейцах, чья жизнь буквально спутана густой паутиной религиозных запретов и вмешательством шаманов? Я прожил с ними недолго, но и этого времени хватило, чтобы хорошо ознакомиться с индейскими табу и поверьями. Это была раса глубоко верующих людей, ревностно чтящих свои обычаи и богов. Как оказалось, при определенных обстоятельствах и они могли действовать быстро и решительно, если того требовало дело. Замечание Бегущего Ворона было проигнорировано Римским Носом, и его твердая решимость пришлась мне по сердцу.
   Издав боевой клич шайенов, Вокуини возглавил погоню без дальнейших колебаний.
   Найдя след мескалеро, мы к своему огорчению обнаружили, что они были хитры и предусмотрительны. Они знали о неизбежной погоне и, кроме трех лошадей, везших их и пленницу, прихватили из большого шайенского табуна еще столько же запасных. Меняя лошадей, негодяи могли скакать целыми днями. Поэтому преследование обещало быть долгим и утомительным.
   След беглецов, не петляя, вел сначала на юго-восток, а за Норт-Платт повернул к югу. Мескалеро без передышки меняли лошадей и сумели оторваться от нас на многие и многие мили. Но затем появились первые признаки того, что они стали чувствовать себя более раскованно. Стремительный бег их лошадей сменился неторопливой рысцой, кое-где они даже позволяли себе делать короткие привалы. Видно было, что, приближаясь к родным местам, мескалеро утратили первоначальную бдительность. На пятый день преследования у истоков Симаррон-Ривер воины нашего отряда внезапно притормозили лошадей и стали принюхиваться к утреннему воздуху. Я вопросительно взглянул на Римского Носа. Тот как-то странно улыбнулся и произнес только два слова, но эти слова заставили мою кровь струиться по жилам в два раза быстрей.
   — Дым костра!
   Высланные на разведку двое шайенов вернулись скоро, однако показались мне сильно взволнованными. Я терялся в догадках о причине их озабоченности, пока один из них не заговорил. Его новости можно было сравнить со стаканом ледяной воды, вылитой за шиворот. Да, впереди находились беглецы. Да, это был дым их костра. Но кто мог предположить, что это была и стоянка двадцати верховых липанов, дальних родственников мескалеро?! Нет надобности говорить об охватившей нас растерянности. Все мы оказались не подготовленными к подобного рода новостям. Все, кроме одного. Вокуини был не тем человеком, чтобы поддаваться панике и колебаниям. Не даром шайены считали его своим не превзойденным военным предводителем.
   Спрыгнув с гнедого и присев на корточки, он знаком показал нам последовать его примеру. Дав возможность желающим высказаться, он затем сам взял слово:
   — Если мы нападем на стоянку липанов сейчас, когда еще не разгорелся свет утра, у нас будет преимущество во внезапности,
   Вокуини говорил не утвердительно, а как бы высказывал предположение. Один из воинов, все тот же Бегущий Ворон, перебил течение его мысли:
   — Как погибший во тьме шайен найдет дорогу в Счастливые Охотничьи Угодья?
   Не глядя на воина, Римский Нос сухо бросил:
   — Я слышу робкого койота. Дух храброго шайена найдет путь в самую темную ночь. Химавихийо, Правящий Наверху, проведет его туда за руку.
   Это был обезоруживающий выпад. Больше Римского Носа не перебивали.
   Я подозревал, что у такого опытного прерийного волка, как Вокуини, уже созрело решение. Просто он делал нужную паузу. Мнение воина становится веским, если он не спешит с ответом.
   — Но мы не будем атаковать сейчас, — наконец твердо произнес он. — Тетивы шайенских луков отсырели за ночь, и шайены не совы, чтобы охотиться во тьме. Когда наступает утро, крапчатый орел взмывает с гнезда и поднимается в небо до тех пор, пока не увидит все вокруг. Заметив добычу, птица парит в вышине, выбирая момент для быстрого броска. Затем она складывает крылья и обрушивается на добычу стремительнее молнии, расщепляющей одинокое дерево… Так поступит Вокуини! Так поступят Кривые Копья!
   Что может сравниться с подобным красноречием?! Римский Нос, мне кажется, лукавил, когда говорил, что он не оратор. Сам Логан, ирокезский любитель красивых слов, мог позавидовать подобной искрометной речи.
   Дожидаясь рассвета, мы подкрепились «индейским хлебом» — пеммиканом, состоявшим из сушеного бизоньего мяса, жира и толченой земляники.
   С первыми лучами солнца, Римский Нос отправился в разведку, прихватив с собой меня и Чарли Бента.
   Стоянка липанов и мескалеро располагалась в узкой лощине, и мы постарались подползти к ней так, чтобы ветер дул нам в лицо.
   В лощине, покрытой легкими полосами утреннего тумана, горело несколько небольших костров. Явственно слышался запах приготовляемой пищи — жареной оленины.
   Я напряг зрение, отыскивая взглядом ту женщину, за которой готов был отправиться хоть на край света. Она сидела возле ближнего костра, закутавшись в цветное одеяло. Это было отрадным фактом. Обычно пленнику или пленнице приходилось не легко. Летом их истязали жарой, зимой — холодом, им не давали ни пить, ни есть. Словом, они подвергались всяким лишениям и неудобствам.
   Когда же один из мескалеро дал Лауре кусок мяса, я вовсе перестал за нее беспокоиться. Если воин решил приобрести себе жену, можно было смело надеяться на то, что с ее головы не упадет и волосок. А он, похоже, действительно считал себя женихом. Пока мы лежали на бровке лощины, воин не оставлял Лауру ни на минуту.
   — Видно, Твердый Рог собрался осчастливить Лауру, — насмешливо заметил Чарли. — Ишь, как увивается вокруг нее!
   — Этот Твердый Рог — большая сволочь, даже не смотря на то, что он так обходителен с Лаурой, — прошипел я. — Клянусь, я кастрирую его!
   — Я помогу тебе в этом, — улыбнулся Чарли.
   Липаны были настолько уверенны в своей безопасности, что даже не выставили часовых. Они были неосмотрительными людьми эти горные липаны.
   Закончив осмотр вражеского лагеря, мы вернулись к шайенам. Римский Нос быстро довел до нас свой план. Вот в чем он заключался. Увиденная нами лощина имела два выхода — на север и на юг. Без сомнений, враги выйдут из нее через южные ворота.
   — Шайены обогнут лощину и устроят там засаду, — говорил Вокуини. — Засада! Что может быть отрадней для индейского сердца? Преимущество врагов в числе — ничто, если воздух вдруг взорвется от неистового боевого клича шайенов. Белое Облако будут вырывать из рук мескалеро Ниго Хайез и Чарли, остальные должны сеять панику и страх среди липанов. Вой волка, который издаст Вокуини, станет сигналом для начала атаки.
   Сказав это, Римский Нос повел нас за собой. Уже спустя пятнадцать минут мы были на месте. И вовремя. В лагере липанов началось движение, указывающее на то, что они собираются пуститься в путь.
   По плану Римского Носа мы разбились на две группы по пять человек в каждой. Одной группой командовал он, другой — я. Мне было лестно принять на себя эту обязанность. У него был большой выбор, но он остановился на мне. Наверное, потому, что видел, как я горю желанием вызволить Белое Облако из беды.
   Когда мы заняли позиции, мои люди справа от выхода из лощины, воины Римского Носа — слева, липаны с двумя мескалеро и Лаурой тронулись с места.
   Они ехали медленно. Не дыша, я наблюдал из зарослей диких слив за их приближением. Один, два, три… пять… десять липанов проехали мимо в открытую долину. Кровь в моих висках отбивала ускоренный отчетливый такт. Напряжение выросло до предела, когда Лаура поравнялась с местом нашего укрытия. Самоуверенный Твердый Рог ехал рядом с ней, гордо вскинув голову и прищурив глаза.
   Я с нетерпением ждал сигнала Римского Носа, кусая губы, но вместо него прозвучал оглушительный одинокий выстрел. Это один из воинов Вокуини пренебрег приказами и пустил пулю в цепочку врагов. Я увидел, как пораженный липан, неуклюже взмахнув руками, выскочил из седла. Боже, все усилия пошли насмарку из-за бездумных действий единственного идиота!