Забелин Игорь. Пояс жизни

   Поэту не повезло: его тоже изгнали из рая, и он перенес множество неприятностей, попав к четвероногим обитателям Луны... Очень характерно, что Сирано поместил на Луне земной рай: многие мечтали найти на каком-нибудь небесном теле более легкую, устроенную лучше и разумней, чем на Земле, жизнь. Это особенно наивное заблуждение. Если мы когда-нибудь высадимся на другой планете, то попадем в условия, более трудные и суровые, чем-на Земле, породившей нас. А если мы пожелаем, чтобы жизнь там стала лучше, разумней, - нам самим придется сделать ее такой."
   - А вдруг все-таки люди встретятся на Марсе с мыслящими существами? сказала Светлана. - Как вы думаете, Николай Федорович?
   - Какая вы нетерпеливая, - засмеялся Батыгин. - Человечество уже несколько столетий пытается предугадать это, а вы не хотите подождать какой-нибудь месяц... Ведь всего месяц осталось ждать разгадки! Это же само по себе фантастично, почти невероятно!
   - Но вы же думали об этом, Николай Федорович? - не унималась Светлана.
   - Думал, конечно. И уж если вам так хочется, давайте поговорим...
   В дни, предшествовавшие высадке на Марс, даже самые нелюбопытные не удержались бы от соблазна выслушать мнение такого крупного специалиста, как Батыгин.
   - Мы уже с вами установили, - начал Батыгин, - что биогеносферы явления космические в том смысле, что они имеются на множестве планет, разбросанных в различных системах мироздания, и в том числе на трех планетах солнечной системы. Но должны ли мы ожидать, что биогеносферы всех планет достигнут точно такого же уровня развития, как земная?.. Было бы глубочайшим заблуждением думать так! Один из основных методологических принципов, принцип неравномерности, требует совершенно иного подхода. В зависимости от окружающих планеты космических условий, а также от свойств самих планет биогеносферы могут развиться, например, только до появления атмосферы или примитивной жизни, а потом погибнуть. Да, погибнуть, потому что биогеносферы, как и все в мире, "смертны". И земная биогеносфера тоже когда-нибудь начнет разрушаться, и жизнь на Земле угаснет. Это случится так нескоро, что об этом нет нужды размышлять, это может произойти лишь через несколько миллиардолетий, люди же появились на Земле всего миллион лет назад.
   Итак, если довериться принципу неравномерности, - продолжал Батыгин, то заранее можно заключить, что в пределах солнечной системы биогеносферы, а значит и жизнь, находятся на разных ступенях развития. Мы знаем, что Марс - планета угасающая, Земля - находится в расцвете, а на Венере едва занимается заря жизни... А до какого уровня развилась жизнь на Марсе - об этом можно только догадываться. Я, например, глубоко убежден, что развитие жизни находится в зависимости от размеров планеты. На маленькой планете жизнь не может бурно развиться, потому что пространственный фактор далеко не последний по значению фактор эволюции. И я считаю, - а правильно это или нет, мы скоро узнаем, - что на Марсе не могли возникнуть мыслящие, подобные человеку существа. В самом деле, площадь поверхности Марса составляет всего лишь около трех десятых поверхности Земли. Марс слишком мал для возникновения высокоорганизованной жизни.
   - Жаль, - сказала Светлана. - Так хочется, чтобы там были люди!
   Все засмеялись, потому что втайне разделяли мечту Светланы. Разве не замечательно было бы увидеть на экране астротелевизоров умных красивых марсиан и вступить с ними в переговоры?! Засмеялся и Батыгин.
   - Мне тоже хочется этого, - признался он. - Но природа не очень считается с нашими желаниями! Мы с вами не фантазеры, мы - ученые. Но я готов сегодня считать этот вопрос открытым, готов даже признать, что знаменитые марсианские "каналы" действительно сделаны марсианами и служат для распределения воды, которой там мало!.. Посмотрим! По-смо-трим! Какое великолепное слово, не правда ли?.. Для астрогеографа оно звучит по-новому, как будто его только что придумали, - посмотреть своими глазами!
   - Ну хорошо, - Светлана перебралась вперед и теперь сидела рядом с Батыгиным. - Вы считаете, что Марс - нечто вроде недоразвитой Земли...
   Все снова засмеялись, но Светлана даже не улыбнулась.
   - А есть такие биогеносферы, которые обогнали земную, где жизнь развилась сильнее, чем на Земле, достигла более высокого уровня?
   - Я убежден, что существуют и такие.
   - А кто живет там - люди или какие-нибудь сверхлюди?.. Вот мы говорим "человек - венец творенья". Хорошо, допустим, что так. А дальше что? Ведь не исчерпала же себя природа, создав человека, и не может она остановиться в своем развитии. Она должна где-нибудь породить и более высокоорганизованные существа. Если же мы решим, что сложней людей ничего быть не может, значит, развитие кончилось, значит, теперь возможно только повторение пройденного!..
   - Вот что вас интересует! - Батыгин улыбнулся и покачал головой. Н-да, нелегкий вопрос. Как вы знаете, вселенная бесконечна во времени и пространстве, она находится в постоянном движении, изменении, но у нее нет единого процесса развития. Развиваются, то есть усложняются, становятся более высокоорганизованными только отдельные "куски" вселенной, и прежде всего планетные системы. "Пояс жизни", о котором мы с вами уже говорили, это лишь один из таких очагов, вероятно рядовой очаг, так сказать, "на среднем уровне". Что делается в других, более ярких - не знаю. Просто не знаю. Но мы с вами диалектики, философия для нас не всеобъемлющая схема, а метод познания природы, и, если быть последовательными, с позиций нашего диалектического метода мы обязаны признать, что возможны и более высокоорганизованные существа, чем люди...
   - По принципу неравномерности тоже должно быть так, - это сказал Виктор, которому очень хотелось поддержать Светлану.
   - Верно, - согласился Батыгин. - Но где обитают эти существа, каковы они - понятия не имею. Вспомните, когда-то люди думали, что Земля - центр мироздания. Не будем уподобляться нашим не слишком просвещенным предкам и не станем считать себя превыше всех. В пределах солнечной системы во всяком случае такие существа не встретятся. Когда-нибудь эволюционное учение о вселенной ответит на эти вопросы исчерпывающе. Но чтобы окончательно решить их, ученым придется отправиться в иные районы нашей Галактики...
   - И они отправятся, - сказала Светлана.
   - Отправятся, - согласился Батыгин. - Но не так скоро. Нам с вами не придется дожить до решения этой проблемы.
   - Но люди решат ее, - сказала Светлана.
   - Решат, - согласился Батыгин.
   Батыгин заканчивал подбор участников экспедиции. Помогал ему Георгий Сергеевич Травин. Принять участие в экспедиции стремились не только специалисты-астрогеографы, астрогеофизики, планетологи, астрогеохимики, не только астронавигаторы, радисты, пилоты, техники, механики, но и люди самых далеких, ничего общего не имеющих с космическими исследованиями профессий. В институт непрерывно шли письма из разных городов. Москвичи, ленинградцы, рязанцы, туляки предпочитали являться лично. И весь этот поток сдерживал Травин, пропуская к Батыгину лишь тех, кого тот вызывал.
   Все участники экспедиции, уже отобранные Батыгиным и прошедшие тренировочные сборы, проходили дополнительную проверку в различных врачебных комиссиях.
   Немалая работа в эти дни выпала на долю врача-психиатра Нилина: он еще раз, после тренировки, обследовал всех кандидатов в экспедицию, и к его заключениям Батыгин прислушивался очень внимательно.
   Здоровяку Безликову, к его немалому неудовольствию, пришлось вновь встретиться с Нилиным. Он помнил его первое, не очень-то благоприятное заключение и поэтому невольно волновался. Едва переступив порог кабинета, он воинственно спросил:
   - Ну что, опять вы мне насчет к'айностей начнете толковать? Прошу обойтись без шуток!
   - Какие там шутки! - маленький подвижный Нилин резво подбежал к Безликову, взял его за руку и подвел к креслу с высокой спинкой. Усаживайтесь поудобнее, не волнуйтесь. Постарайтесь думать о чем-нибудь постороннем...
   - Тоже мне - тео'етик! - картавя, возразил Безликов. - Думать о посто'оннем! Кто же это сможет!
   Нилин, не отвечая, склонился над прибором, а Безликов почувствовал, что его начинает бить мелкой дрожью. Нилин словно ничего не замечал, и в эти минуты Безликов люто ненавидел его.
   - Ско'о вы, что ли? - нетерпеливо спросил он и дернулся в кресле.
   - Не надо, не надо волноваться, - ласково увещевал Нилин, не глядя на своего пациента. - Зачем же волноваться?
   Заключение врач вынес прежнее: экспедиция не противопоказана, но в поведении пациента возможны и крайности.
   - Я бы вас в резерв зачислил, - безжалостно добавил Нилин. Безликов, утратив от негодования дар речи, выскочил из кабинета.
   Он помчался напрямик к Батыгину, чтобы поведать тому о несправедливости врача, и Батыгин его немного успокоил - сказал, что заключение врача не так уж категорично, и надо надеяться, что все разрешится благополучно.
   Безликов собрался уже уходить от Батыгина, когда на пороге его кабинета появился Травин и сказал:
   - Николай Федорович, к вам философ Якушин.
   - Философ?.. Просите, - Батыгин удивленно пожал плечами.
   В кабинет вошел высокий, средних лет мужчина в темно-сером, в красную искру костюме.
   Батыгин поднялся ему навстречу.
   - Мой визит, наверное, вас немного озадачил?
   - Не скрою...
   - Между тем все очень просто. Мне хотелось бы принять участие в вашей экспедиции.
   Удивительно ясные, почти прозрачные глаза Якушина выжидающе остановились на Батыгине.
   - Но с какой целью?
   - Я мог бы оказать вам серьезную помощь при обобщении материала...
   - Вы занимались раньше астрогеографией?
   - Нет, и сознаю, что мне придется немало поработать. Но философия, имея дело с самыми общими закономерностями, спасает конкретные науки от ползучего эмпиризма...
   - Видите ли, при всем моем уважении к философии я не вижу оснований брать в экспедицию философа... Вы говорите - обобщать. Допустим. Но чтобы обобщать - не обязательно лететь с нами. Вы сможете заняться этим, когда мы вернемся на Землю... Иное дело - будь у вас вторая, необходимая в экспедиции специальность... Я охотно взял бы в экспедицию специалиста геолога или геофизика, обладающего широкими философскими познаниями... Но в данном случае... Прошу извинить меня, но ничем помочь не могу...
   Когда удрученный отказом Якушин удалился, Батыгин, развивая свою мысль, сказал Травину и Безликову:
   - Нам в экспедиции действительно не помешал бы философ. Еще сто лет назад Маркс писал, что философы лишь различным образом объясняли мир, а дело заключается в том, чтобы его изменить... Преобразование природы планет - вот чем предстоит заниматься науке. И философам найдется, где приложить свои знания и силы...
   - Все это верно, - отозвался Травин. - Но состав участников экспедиции так ограничен...
   Разговор Батыгина с Якушиным, свидетелем которого Безликов оказался совершенно случайно, глубоко запал ему в душу. "Философия! - думал Безликов. - Вот что он противопоставит доктору Нилину и его скверному аппарату". Правда, раньше Безликов никогда специально не интересовался философией, но ему казалось, что он легко наверстает упущенное. И если он в дополнение к своим обширнейшим знаниям прибавит еще философию - Батыгин непременно возьмет его в экспедицию!..
   Наконец наступил долгожданный момент: аппаратура астрогеографического института приняла сигнал, подтверждающий, что ракетный астроплан с лабораторией в корпусе встретился в космических пространствах с Марсом. В непосредственной близости от планеты звездолет пересек неширокий пояс радиации, окружающий магнитное поле Марса, и благополучно опустился на поверхность планеты.
   Астрогеографический институт оповестил об этом телеграфные агентства, и наутро весь мир узнал о новой победе человека над природой.
   Но бурной радости это известие не вызвало, и даже Батыгин находился во власти иных дум: всех беспокоила судьба Джефферса и его экипажа. Буржуазные газеты печатали статьи под крупными заголовками: "Джефферс приближается к Марсу!" "Он будет первым!"
   Однако, несмотря на оптимистический тон статей, все понимали, что до победы еще далеко, что, быть может, через несколько дней человечество узнает о трагедии, которая разыграется в пятидесяти миллионах километров от Земли, - там, куда еще не залетали люди...
   ...В Институте астрогеографии, в зале, предназначенном для демонстрации телепередач с Марса, Виктор после долгого перерыва встретил Костика Курбатова. Тот возился у приемников вместе со старым сподвижником Батыгина, специалистом-радиотехником Станиславом Ильичом Лютовниковым. Виктора удивило, что Костика допустили к управлению сложнейшей аппаратурой, но, очевидно, он этого заслуживал... Костик сильно изменился - это был уже не длинный нескладный юноша, а стройный, со спортивной выправкой молодой человек. Специальная тренировка, усиленные занятия спортом сделали свое дело. Виктор слышал, что особых успехов Костик добился в легкой атлетике; совершив тройной прыжок за семнадцать с половиной метров, он показал результат международного класса... И только хохолок по-прежнему воинственно торчал на макушке у Костика, придавая ему забавный вид...
   Но сейчас Виктора больше всего интересовали радиотехнические способности бывшего товарища по тувинской экспедиции. Близилось время, когда на звездолете сработают механизмы, раздвинутся титановые борта, и на поверхность Марса выползет похожий на танк звездоход. Послушный радиосигналам с Земли, он отправится в путешествие по планете, и люди увидят на экране все, что попадет в объективы его приборов... Увидят если Лютовников и Костик сумеют принять радиосигналы с далекой планеты...
   А если не сумеют?.. Виктор неожиданно разволновался, и ему захотелось побежать к Батыгину и спросить у того, верит ли он, что сигналы будут приняты... Но Виктор никуда не побежал. Он просто разыскал глазами Батыгина. Зал имел полукруглую форму, и ряды кресел ступеньками спускались к центру зала, туда, где в первом ряду сидел Батыгин. Виктор видел его широкие застывшие плечи, высоко поднятую, немного откинутую назад голову, большие руки, лежавшие на подлокотниках... И Виктору подумалось, что разум, волю, желания всех сидящих в зале Батыгин сейчас вобрал в себя, что он могуч, как никогда раньше, и все по силам ему... Нет, никакой случайности не произойдет. Пейзажи Марса непременно появятся на экране...
   А в зале стояла ничем не нарушаемая напряженная тишина. Ни вздоха, ни скрипа кресел. Все не отрываясь смотрели на темный экран.
   Лютовников и Костик застыли у аппаратов. Экран словно вздрогнул, и светлая узкая полоска прошла по нему снизу вверх. Лютовников что-то сказал Костику. Тот молча кивнул. По экрану прошла вторая светлая полоса, потом третья, четвертая, полосы вдруг расплылись, замелькали одна за другой со все возрастающей скоростью, наконец экран посветлел, но затем снова потемнел и принял странный синевато-фиолетовый оттенок. Лютовников и Костик возились с регуляторами, но цвет экрана не изменялся. В зале было нежарко, но с Лютовникова и Костика от волнения градом лил пот. Прошло довольно много времени. Картина не изменялась.
   - Не направлены ли объективы телеаппаратов в небо? - спросил Батыгин; он произнес это тихо, для Лютовникова, но услышали все, и вздох облегчения пронесся по залу.
   - Конечно! - воскликнул кто-то на задних рядах. - Просто объективы направлены в небо!
   Лютовников и Костик одновременно ухватились за регулятор. Тишина стала еще напряженней, еще невыносимей... На экране по-прежнему виднелось синевато-фиолетовое марсианское небо. Но вдруг оно словно поплыло перед глазами зрителей, и на экране, в его левой нижней части, появилось красно-бурое пятно с белыми полосами - поверхность Марса. Как по команде, все зрители сразу наклонились в сторону экрана, и было странно, что крик восторга не потряс стены, что люди не сорвались со своих мест, не бросились вперед...
   Виктор сидел, судорожно стиснув кулаки, глотал воздух пересохшим от волнения ртом, хотел и не мог закричать "ура!" Не смея оторваться от экрана, он ощупью нашел чью-то руку и крепко стиснул ее...
   А на экране перед зрителями расстилалась равнина с грядами невысоких пологих холмов - заснеженная, безжизненная. Вероятно, звездоход стоял на вершине одного из холмов, и потому так хорошо была видна вся местность.
   - Снег, - раздался в абсолютной тишине голос Батыгина; Виктор на секунду отвел глаза от экрана и увидел, что Батыгин сидит теперь, откинувшись на спинку кресла, и плечи его не кажутся больше застывшими.
   - В северном полушарии, где приземлился наш звездолет, сейчас лето, продолжал Батыгин. - Значит, он опустился в районе полюса. Это очень удачно. Мы направим астролабораторию на юг и сможем проследить, как изменяются природные условия. Пусть звездоход повернется вокруг собственной оси, - обратился Батыгин к Лютовникову. - Хотелось бы увидеть с этого холма как можно больше.
   ...Изображение на экране сдвинулось, и перед глазами зрителей медленно поплыли заснеженные пространства.
   - Снег неглубокий, - сказал Батыгин. - Глубина его не больше десяти сантиметров. Обратите внимание - кое-где проступают из-под снега красно-бурые пятна грунта, особенно на южных склонах холмов...
   - Никаких признаков жизни! - вздохнул кто-то в зале. - Никаких!
   Батыгин узнал голос Светланы и улыбнулся.
   - А в Антарктиде много бы вы обнаружили признаков жизни?.. Потерпите, вот спустимся южнее...
   Снова стало очень тихо, слышалось только легкое потрескивание аппаратов, автоматически переносивших марсианские пейзажи с экрана на кинопленку.
   С негромким щелканьем включился микрофон, и голос астроклиматолога, дежурившего у приемных аппаратов, произнес:
   - Получены первые сведения о погоде. Температура два градуса тепла, ветра нет, штиль...
   Микрофон выключился.
   - А недавно был сильный ветер, - сказал Виктор. - Видите заструги?.. Ветер дул с северо-востока.
   Сделав полный оборот, звездоход остановился.
   - Начинайте путешествие на юг, - распорядился Батыгин.
   Снова на экране медленно поплыли заснеженные пространства. Это продолжалось час, два, три, пять, шесть часов. У наблюдателей затекли спины, до рези устали глаза, но никто не покидал зал, каждый боялся пропустить тот момент, когда на экране покажется что-нибудь неожиданное, живое...
   Но, сколько ни вглядывались астрогеографы, на мертвой поверхности планеты не удавалось обнаружить никаких признаков жизни.
   Изображение на экране рывком сдвинулось вверх, и сине-фиолетовая полоска неба исчезла.
   - Звездоход пошел под уклон, - пояснил Лютовников.
   Да, звездоход действительно шел под уклон. Это продолжалось около получаса, а потом он принял горизонтальное положение, но небо так и не появилось на экране.
   - Наверное, загораживает противоположный склон! - неожиданно громко сказал Свирилин, геоморфолог, ставший специалистом по рельефоведению науке о формах поверхности планет. Свирилин тотчас умолк и смущенно потер рукою подбородок.
   - Что же вы?.. Продолжайте, - подбодрил Батыгин. - Вам, как говорится, и карты в руки.
   - Мне ка-а-жется, - сказал Свирилин, и лоб его страдальчески наморщился, - что звездоход спустился на дно большой тектонической долины. Да, да! - осмелел он. - На склонах видны выходы коренных пород.
   На далеком противоположном склоне, наконец появившемся на экране, действительно виднелось что-то, очень напоминающее сильно растрескавшиеся красноватые скалы.
   - Ни кустика, ни травинки! - опять вздохнула Светлана.
   Включился микрофон.
   - Температура опустилась до нуля, - сообщил невидимый астроклиматолог. - Ветра по-прежнему нет. Штиль.
   - Наступает ночь, - пояснил Батыгин. - Ночь, конечно, относительная, потому что в это время года в околополюсном районе северного полушария стоит полярный день.
   Кто-то в зале не сдержал тяжелого вздоха:
   - Н-да, и уйти - не уйдешь, и высидеть - не высидишь. У нас тоже ночь?
   - Двенадцатый час. И, пожалуй, нам всем пора отправляться по домам, сказал Батыгин. - Будет еще много таких напряженных дней, и, надо полагать, самое интересное - впереди. Аппаратура переснимет пейзажи, и потом мы просмотрим кадры...
   Свет в зале не зажигали, но все стали понемногу расходиться.
   - Я останусь, - сказала Светлана. - А ты? - она тронула за руку сидевшего рядом Виктора.
   - И я останусь.
   Виктор посмотрел на те места, где сидели Денни Уилкинс и Надя.
   - Крестовин ушел. И Надя с ним.
   Светлана быстро, предупреждая дальнейшие разговоры, приложила теплую ладонь к губам Виктора. Это было так неожиданно и так хорошо, что Виктор забыл и о Марсе и о марсианских пейзажах. Светлана тотчас убрала руку, но губы еще долго сохраняли это удивительное ощущение - нежное, теплое, и он никак не мог заставить себя сосредоточиться...
   Придя в институт, Батыгин первым делом спросил, имеются ли вести от Джефферса. Ему ответили, что ничего нового нет.
   Батыгин молча прошел в демонстрационный зал. Там еще почти никого не было. Лютовников и Костик стояли у аппарата, но астротелевизор не работал.
   - Временно прекратили прием передач и остановили звездоход, - объяснил Лютовников. - Можно настраиваться на прием?
   В зал вошла большая группа сотрудников института и среди них Безликов. Сейчас он был настолько увлечен наблюдениями за Марсом, что забыл о философии, хотя его портфель и пополнился новыми справочными изданиями. Безликов сел в первом ряду, солидно положив ногу на ногу.
   - Начинайте, - попросил Батыгин, обращаясь к Лютовникову.
   Экран еще оставался темным, но в зале послышались странные звуки, напоминающие скрип полозьев по снегу и хруст мерзлого грунта под гусеницами трактора.
   - Что за шум? - недовольно спросил кто-то.
   - Как что за шум? - обиделся Лютовников. - Нам удалось добиться неплохой слышимости. Вчера вы не обратили внимания, - но мы же не слышали Марса! А это - скрипит снег под гусеницами...
   За ночь звездоход прошел большое расстояние, и местность изменилась: снегу стало меньше, и теперь он казался синеватым, крупнозернистым, как на Земле перед таянием; толщина снежного покрова не превышала двух-трех сантиметров.
   Включился микрофон, и дежурный астроклиматолог объявил:
   - Ночью в районе астролаборатории зафиксирована температура в один градус мороза. Скорость ветра до десяти метров в секунду.
   Звездоход снова спускался, и прямо в объектив бежал почти свободный от снега красно-бурый склон. На этот раз звездоход пробыл на дне тектонической долины, как определили ее Безликов и Свирилин, значительно дольше - она оказалась шире первой.
   - А не проехать ли нам по дну долины? - спросил Батыгин.
   - Она вытянута с северо-востока на юго-запад, - возразил дежурный техник. - Мы уклонимся от заданного курса.
   - Ничего, - сказал Батыгин. - Может быть, она повернет на юг...
   И долина действительно повернула на юг... Теперь, после того как все привыкли к сменяющимся на экране марсианским пейзажам, и астрогеографы и астроботаники с нетерпением ждали окончательного разрешения вековой загадки - имеется ли на Марсе жизнь и какая... Все книги, все бесчисленные статьи, посвященные марсианской растительности, даже фотографии, - не казались сейчас убедительными... Только своим глазам соглашались верить исследователи.
   На дне долины и на пологих участках склонов еще лежал снег, но не он теперь интересовал наблюдателей: какие-то странные низко стелющиеся прутики торчали из грунта... Все пытались получше разглядеть их, и никто не осмеливался первым высказать о них свое мнение...
   - Неужели растительность? - прошептал астроботаник Громов.
   - Ну конечно! - восторженно прозвенел голос Светланы. - Наконец-то!
   Они выглядели жалкими и торчали далеко один от другого, эти прутики, но впервые глаза людей видели жизнь, возникшую и существующую в ином мире, на другой планете! Это уже потом вспомнили об арктических пустынях, уже потом доказывали, что даже там растительность богаче. А в первые мгновения все тянулись к тонким прутикам, как к чему-то родному, близкому, встреченному после долгих ожиданий в космическом далеке...
   Когда стихли беспорядочные возгласы, когда улеглось волнение и к ученым вернулась способность спокойно наблюдать, Виктор сказал:
   - Мне кажется, что белое - это не только снег. Нельзя приблизить объектив к почве?
   Прошло некоторое время, и на экране, увеличиваясь, словно под микроскопом, появился участок грунта. Теперь стало видно, что из-под тонкой снежной кисеи выступают резные голубовато-белые веточки, очень похожие на стебельки земных кустистых лишайников.
   - Лишайники! - крикнул астроботаник Громов. - Почти копия нашего "оленьего моха"! Значит, как и на Земле, лишайники на Марсе селятся в самых суровых условиях.
   ...Звездоход продолжал свое путешествие по долине. Теперь в объектив телеаппарата все чаще попадали низкие, приземистые, очень плотные кустики, темнеющие среди нестаявшего снега. По-прежнему слышалось легкое похрустывание грунта под гусеницами...
   - По-моему, мы вышли за пределы полярной зоны, - сказал астроклиматолог, накануне передававший сведения о погоде. - Здесь снег уже наверняка стаивает. Значит, мы достигли умеренной зоны.
   - Логично, - согласился Батыгин. - Пожалуй, теперь нам стоит выбраться из этой долины наверх и посмотреть, что делается там.