Страница:
* * *
Наступил тридцатый год царствования Михаила Феодоровича Романова. Под кротким и мудрым его правлением Россия отдохнула от протекших бедствий, и гордящиеся своим просвещением народы Западной Европы начинали уже с приметным беспокойством посматривать на этого северного исполина, которому недоставало только Великого Петра, чтоб удивить вселенную своим могуществом и славою.В одно весеннее утро, накануне троицына дня, по ростовской дороге тянулись многочисленные толпы богомольцев. Граждане московские, жители низовых провинций и даже обитатели благословенной Украины – все спешили на храмовый праздник знаменитой Троицкой лавры. Внутри ограды монастырской, посреди толпящегося народа, мелькали высокие шапки бояр русских; именитые гости московские с женами и детьми своими переходили из храма в храм, служили молебны, сыпали золотом и многоценными вкладами умножали богатую казну монастырскую. Среди множества этих усердных богомольцев отличались от всех не столько одеждою, сколько бодрым и воинственным видом, украинские казаки, присланные с богатыми дарами от гетмана малороссийского.
Их старшина, человек среднего роста, но, по-видимому, еще в полной силе, обращал на себя более других общее внимание. Он осматривал с большим любопытством все ближайшие окрестности монастырские и показывал толпе, которая всюду за ним следовала, те места, на которых стояли некогда войска панов Сапеги и Лисовского.
– Здесь, – говорил он, – делали поляки подкоп; вон там, в этом овраге, Лисовский совсем было попался в руки удалым служителям монастырским. А здесь, против этой башни, молодец Селява, обрекши себя неминуемой смерти, перекрошил один около десятка супостатов и умер, выкупая своею кровию погибшую душу родного брата, который передался полякам.
В числе любопытных, которые окружали старшину, один молодой боярин, видный и прекрасный собою, казалось, внимательнее всех слушал рассказы старого воина. Он осыпал его вопросами, и когда старшина, увлеченный воспоминаниями прошедших своих подвигов, от осады Троицкого монастыря перешел к знаменитой победе князя Пожарского, одержанной под Москвою над войсками гетмана Хоткевича, то внимание молодого боярина удвоилось, лицо его пылало, а в голубых, кипящих мужеством и исполненных жизни глазах изобразились досада и нетерпение бесстрашного воина, когда он слушает рассказ о знаменитом бое, в котором, к несчастию, не мог участвовать.
Служитель молодого боярина, седой как лунь старик, не спускал также глаз с рассказчика, который, обойдя кругом монастыря, вошел, наконец, в ограду и стал рассматривать надгробные камни.
– Над кем поставлен этот деревянный голубец? – спросил он у одного проходящего старца.
– Тут похоронен Борис Годунов, – отвечал хладнокровно инок.
– Годунов!.. – повторил старшина, покачав головою. – Думал ли он, когда под Серпуховом осматривал свое бесчисленное войско, что над ним поставят эту убогую, деревянную часовню!..
Облокотясь на один высокий надгробный камень, казацкий старшина продолжал смотреть задумчиво на этот красноречивый памятник ничтожества величия земного, не замечая, что седой служитель молодого боярина стоял по-прежнему подле него и, казалось, пожирал его глазами.
– Так! – вскричал, наконец, этот неотвязчивый старик. – Это он!.. Кирша!
Старшина вздрогнул и, взглянув быстро на служителя, спросил: почему он его знает?
– Ты уж не в первый раз не узнаешь меня, – отвечал старик. – И то сказать: век пережить – не поле перейти! Когда ты знавал меня, я был еще детина молодой; а теперь насилу ноги волочу, и не годы, приятель, а горе сокрушило меня, грешного.
– Да кто же ты?
– Алексей Бурнаш.
– Как! служитель князя Милославского?
– Что, брат, не верится?
– Нет, нет! Я начинаю узнавать тебя. Здравствуй, приятель! – продолжал Кирша, обнимая с радостию Алексея.
Между тем один пожилой купец и с ним молодой человек, по-видимому, сын его, подошли к надгробному камню, возле которого стоял Кирша, и стали разбирать надпись.
– Ну что, старый товарищ, – спросил Кирша, – как поживаешь? Да скажи, пожалуйста, кто этот молодой боярин, вон тот, с которым ты ходил и меня так обо всем расспрашивал?
– Владимир Юрьевич Милославский.
– Сын Юрия Дмитрича?
– Да, сын его.
– Ну, молодец! Вот таков-то был смолоду его батюшка – кровь с молоком! А что он поделывает? где он? здоров ли? Чай, устарел так же, как и ты?
Алексей взглянул печально на Киршу и не отвечал ни слова.
– Посмотри-ка, Ванюша, – сказал пожилой купец своему сыну, – оба в один день, видно, любили друг друга.
– Да что ж ты молчишь? – вскричал запорожец, – иль не слышал? Я спрашиваю тебя, где теперь Юрий Дмитрич?
В эту самую минуту молодой купец наклонился и прочел тихим голосом: «Лета 7130-го, октября в десятый день, преставися раб божий болярин Юрий Милославский и супруга его Анастасия…»
ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАМЕЧАНИЯ[70]
Часть первая
(1) Вот что говорит очевидец, поляк Маскевич: «Моей роте досталось на часть два города: Суздаль и Кострома, в 70-ти милях от столицы. Мы тотчас разослали товарищей с лагерною челядью, для собрания живности; но наши так были неумеренны, что, не довольствуясь хорошим обхождением русских, брали без разбора все, что им нравилось, так что у самою знатною боярина отнимали насильно жену или дочь…»
(2) Гостиную сотню составляли богатейшие купцы. В Новгороде они назывались именитыми людьми Их можно сравнить с нынешними купцами первой гильдии.
(3) Московские жители целовали крест царевичу Владиславу в 1610 году; следовательно, в 1611 году знали уже об этом не только близ Нижнего Новгорода, да и в самых отдаленных провинциях царства Русского. Тушинский вор также убит в 1610 году. Сочинитель винится в сих анахронизмах.
(4) Большая часть запорожских казаков, получивших сие название от Днепровских порогов, за которыми они поселились, была составлена из холостых людей всех состояний. Женатые казаки имели в разных местах и в довольном расстоянии от главного их местопребывания, известного под именем Сечи, особые дома, называемые зимовками, в которых жили их жены с семействами; а в самой Сечи не дозволялось жить ни одной женщине.
(5) Золотая монета иностранной чеканки, почти вдвое больше червонца. Сочинитель розыскания о древности русских монет полагает, что кораблениками назывались у нас бывшие в обращении английские нобели.
(6) За самое величайшее преступление почиталось у запорожских казаков умышленное убийство своего товарища. Убийцу закапывали живого с убитым. Редко случалось, чтоб сей закон не исполнялся; одна отличная храбрость и любовь всех казаков могли иногда спасти от сей казни преступника. Воров наказывали также весьма строго: разумеется, что вором считался только тот, кто украл что-нибудь у своего товарища, запорожского казака. Виновного привязывали на площади к столбу, и в течение трех дней, а иногда долее, он должен был сносить побои и ругательства всех проходящих. Уличенного вторично в сем преступлении привязывали на несколько времени к столбу, а потом вешали.
(7) Стряпчие служили при дворе: они смотрели за царскою стряпнею. Под именем стряпни разумели тогда мелкие принадлежности к царскому одеянию, как-то: шапку, рукавицы, платок, посох и проч. Стряпчие с ключом хотя исправляли при царе ту же должность, но званием своим равнялись с думными дворянами и стояли выше комнатных стольников.
Степень детей боярских, по мнению Миллера, была первою степенью дворян российских, в чины еще не определенных. Им раздавались поместья и вменялось в обязанность: в военное время готовыми быть на службу царскую, с известным числом на их собственное иждивение вооруженных всадников. Они состояли в 8-й, то есть в последней степени дворян тогдашнего времени.
Жильцы считались в 7-й степени русских чинов. По первоначальному своему назначению они должны были составлять охранное войско московское; но впоследствии употреблялись и в дальние походы, главною же обязанностью было развозить царские грамоты.
Их жаловали также поместьями, а за отличие определяли иногда воеводами в небольшие города.
Думные дворяне были членами царской думы, в которой они заседали вместе с думными боярами и окольничими.
(2) Гостиную сотню составляли богатейшие купцы. В Новгороде они назывались именитыми людьми Их можно сравнить с нынешними купцами первой гильдии.
(3) Московские жители целовали крест царевичу Владиславу в 1610 году; следовательно, в 1611 году знали уже об этом не только близ Нижнего Новгорода, да и в самых отдаленных провинциях царства Русского. Тушинский вор также убит в 1610 году. Сочинитель винится в сих анахронизмах.
(4) Большая часть запорожских казаков, получивших сие название от Днепровских порогов, за которыми они поселились, была составлена из холостых людей всех состояний. Женатые казаки имели в разных местах и в довольном расстоянии от главного их местопребывания, известного под именем Сечи, особые дома, называемые зимовками, в которых жили их жены с семействами; а в самой Сечи не дозволялось жить ни одной женщине.
(5) Золотая монета иностранной чеканки, почти вдвое больше червонца. Сочинитель розыскания о древности русских монет полагает, что кораблениками назывались у нас бывшие в обращении английские нобели.
(6) За самое величайшее преступление почиталось у запорожских казаков умышленное убийство своего товарища. Убийцу закапывали живого с убитым. Редко случалось, чтоб сей закон не исполнялся; одна отличная храбрость и любовь всех казаков могли иногда спасти от сей казни преступника. Воров наказывали также весьма строго: разумеется, что вором считался только тот, кто украл что-нибудь у своего товарища, запорожского казака. Виновного привязывали на площади к столбу, и в течение трех дней, а иногда долее, он должен был сносить побои и ругательства всех проходящих. Уличенного вторично в сем преступлении привязывали на несколько времени к столбу, а потом вешали.
(7) Стряпчие служили при дворе: они смотрели за царскою стряпнею. Под именем стряпни разумели тогда мелкие принадлежности к царскому одеянию, как-то: шапку, рукавицы, платок, посох и проч. Стряпчие с ключом хотя исправляли при царе ту же должность, но званием своим равнялись с думными дворянами и стояли выше комнатных стольников.
Степень детей боярских, по мнению Миллера, была первою степенью дворян российских, в чины еще не определенных. Им раздавались поместья и вменялось в обязанность: в военное время готовыми быть на службу царскую, с известным числом на их собственное иждивение вооруженных всадников. Они состояли в 8-й, то есть в последней степени дворян тогдашнего времени.
Жильцы считались в 7-й степени русских чинов. По первоначальному своему назначению они должны были составлять охранное войско московское; но впоследствии употреблялись и в дальние походы, главною же обязанностью было развозить царские грамоты.
Их жаловали также поместьями, а за отличие определяли иногда воеводами в небольшие города.
Думные дворяне были членами царской думы, в которой они заседали вместе с думными боярами и окольничими.
Часть вторая
(8) В старину все русские без исключения спали после обеда. Московские жители, понося Лжедимитрия, говорили между прочим, что он, как еретик, не ходит в баню и не отдыхает после обеда.
(9) Земледельцев и всех вообще, занимавшихся черной работою, называли в старину смердами. Бобыль, по толкованию Татищева, есть слово татарское, означающее то же самое, что слово: неимущий. Бобылями называли крестьян, не имеющих своей пашни, но многие из них под сим названием производили немаловажную торговлю. Прежде они не платили никаких податей и составляли самый низший класс народа русского.
(10) «Мятежники, мордва, черемисы и Лжедимитриевы шайки, ляхи, россияне, с воеводою князем Вяземским, осаждали Нижний Новгород, верные жители обрекли себя на смерть, простились с женами и детьми и единодушною вылазкою разбили осаждающих наголову, взяли Вяземского и немедленно повесили, как изменника».
Карамзин, История Государства Российского, том 12-й.
(9) Земледельцев и всех вообще, занимавшихся черной работою, называли в старину смердами. Бобыль, по толкованию Татищева, есть слово татарское, означающее то же самое, что слово: неимущий. Бобылями называли крестьян, не имеющих своей пашни, но многие из них под сим названием производили немаловажную торговлю. Прежде они не платили никаких податей и составляли самый низший класс народа русского.
(10) «Мятежники, мордва, черемисы и Лжедимитриевы шайки, ляхи, россияне, с воеводою князем Вяземским, осаждали Нижний Новгород, верные жители обрекли себя на смерть, простились с женами и детьми и единодушною вылазкою разбили осаждающих наголову, взяли Вяземского и немедленно повесили, как изменника».
Карамзин, История Государства Российского, том 12-й.
Часть третья
(11) Олеарий говорит в своем путешествии в России при царе Михаиле Феодоровиче, что боярыни русские ездили верхами в телегах, покрытых алым сукном. И хотя Успенский, в своем «Опыте повествований о древностях русских», полагает, что колымаги (экипаж, похожий на нынешние кареты, но только без рессор) употреблялись при одном дворе, но вероятно ли, чтоб русские боярыни пускались в дальние дороги верхом или в открытой телеге? И почему не предполагать, что крытые телеги с гардинками, о коих в другом месте упоминает Олеарий, не были их дорожным экипажем и не назывались также колымагами, от которых они отличались одною только простотою отделки?
(12) Священник села Кудинова, отец Еремей, лицо не вымышленное, хотя о нем и не упоминается в летописях времени междуцарствия. Он точно был начальником русских гверилласов и замечателен потому уже, что священствовал 97 лет сряду. Быв рукоположен в иереи в 1600 году, в царствование Бориса Федоровича Годунова, сдал свой приход сыну своему Никите Еремееву в 1697 году, в царствование императора Петра I.
(13) Хотя Голохвастов был впоследствии подозреваем в измене и единомыслии с уличенным предателем, казначеем монастырским, Иосифом Девочкиным, но из летописи Авраамия Палицына видно, что он до конца осады оставался воеводою и разделял по-прежнему с князем Долгоруковым начальство над войском лавры, следовательно, можно полагать, что подозрение сие оказалось неосновательным.
(14) По словам Олеария, халдейцами назывались люди из самого низкого состояния, кои получив дозволение от патриарха наряжаться во время святок, бегали по улицам замаскированные и с факелами в руках, делали различные буйства и беспорядки, останавливали проходящих и жгли бороды у тех, кои не хотели откупаться деньгами. Эти гаеры были у всех в величайшем презрении, и Олеарий уверяет, что будто бы их всякий раз по окончании святок, как вновь поступающих в число православных, крестили во Иордане. К сему должно присовокупить, что и в наше время в некоторых провинциях крестьяне считают должным окупывать во Иордане тех, кои о святках наряжались.
(15) Вот что говорит летопись о казаках, бывших в войске князя Трубецкого: «Многое раззорение христианом творяху и грабежи и убийства везде содеваху, и кто может изрещи злое то насилие их, и сия беда последняя бысть горше первыя (то есть нашествия поляков), а смирити и унять их невозможно, собрася бо казаков сих множество, и бысть мятеж сей и насилию по всей земли».
(12) Священник села Кудинова, отец Еремей, лицо не вымышленное, хотя о нем и не упоминается в летописях времени междуцарствия. Он точно был начальником русских гверилласов и замечателен потому уже, что священствовал 97 лет сряду. Быв рукоположен в иереи в 1600 году, в царствование Бориса Федоровича Годунова, сдал свой приход сыну своему Никите Еремееву в 1697 году, в царствование императора Петра I.
(13) Хотя Голохвастов был впоследствии подозреваем в измене и единомыслии с уличенным предателем, казначеем монастырским, Иосифом Девочкиным, но из летописи Авраамия Палицына видно, что он до конца осады оставался воеводою и разделял по-прежнему с князем Долгоруковым начальство над войском лавры, следовательно, можно полагать, что подозрение сие оказалось неосновательным.
(14) По словам Олеария, халдейцами назывались люди из самого низкого состояния, кои получив дозволение от патриарха наряжаться во время святок, бегали по улицам замаскированные и с факелами в руках, делали различные буйства и беспорядки, останавливали проходящих и жгли бороды у тех, кои не хотели откупаться деньгами. Эти гаеры были у всех в величайшем презрении, и Олеарий уверяет, что будто бы их всякий раз по окончании святок, как вновь поступающих в число православных, крестили во Иордане. К сему должно присовокупить, что и в наше время в некоторых провинциях крестьяне считают должным окупывать во Иордане тех, кои о святках наряжались.
(15) Вот что говорит летопись о казаках, бывших в войске князя Трубецкого: «Многое раззорение христианом творяху и грабежи и убийства везде содеваху, и кто может изрещи злое то насилие их, и сия беда последняя бысть горше первыя (то есть нашествия поляков), а смирити и унять их невозможно, собрася бо казаков сих множество, и бысть мятеж сей и насилию по всей земли».
КОММЕНТАРИИ
Юрий Милославский. – Фамилия главного героя романа должна была вызывать у читателей «исторические» ассоциации: род Милославских – один из самых древних боярских родов в России, особенно возвысившийся несколько позднее событий, изображаемых Загоскиным – в середине XVII в., после женитьбы царя Алексея Михайловича на дочери одного из Милославских. Вместе с тем фамилия главного героя имеет и литературные истоки, напоминая прежде всего о герое исторической повести Н. М. Карамзина «Наталья, боярская дочь» (1792) – Любославском. Ряд эпизодов восходит к этой повести. Вынесение в заголовок имени и фамилии главного героя преследовало цель создать впечатление подлинности происходящего. Подобный прием использован был А. С. Пушкиным (см. коммент. к заглавию романа «Евгений Онегин» в кн. Ю. М. Лотман. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Л., 1980, с. 112—116). Создание иллюзии достоверности могло обосновываться автором как художественный прием. Так, Ж. – Ж. Руссо в предисловии к своему роману «Юлия, или Новая Элоиза» (подзаголовок: «Письма двух любовников, живущих в маленьком городке подножия Альп». Собраны и изданы Ж. – Ж. Руссо) писал: «Я выступаю в роли издателя, однако ж, не скрою, в книге есть доля и моего труда. А быть может, я сам все сочинил, и эта переписка – лишь плод воображения» (Ж. – Ж. Руссо. Избранные сочинения в 3-х томах, т. 2. М., 1961, с. 9). К созданию впечатления достоверности стремились и авторы исторических романов, что находило отражение и в «именных» заглавиях (например, у В. Скотта – «Роб Рой», «Айвенго». «Гай Маннеринг», «Квентин Дорвард»).
Русские в 1612 году. – Второе заглавие как бы анонсировало содержание произведения (ср.: С. Ричардсон. Кларисса, или История молодой леди; Вольтер. Кандид, или Оптимизм; Бомарше. Безумный день, или Женитьба Фигаро; В. Т. Нарежный. Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова). Двойное заглавие в романе Загоскина указывало вместе с тем и на два сюжетных аспекта: частный и исторический. Название романа восходит также к первому историческому роману В. Скотта «Уэверли, или Шестьдесят лет назад». Подобная «оглядка» на В. Скотта ориентировала читателя не только на содержание произведения, но и на литературную традицию, с которой оно связано.
Исторический роман в трех частях. – Подзаголовок был необходим не столько, чтобы обозначить жанр произведения, сколько для того, чтобы подчеркнуть его новизну (ту же цель имел, например, подзаголовок «Евгения Онегина»: роман в стихах). Примечательно, что последующие исторические сочинения Загоскина или вовсе не имели подзаголовка, или жанр их определялся иначе (см. Основные даты жизни и творчества наст. изд.).
Никогда Россия не была в столь бедственном положении, как в начале семнадцатого столетия… – Начало XVII в. в России называли Смутным временем. Уже годы царствования Бориса Годунова (1598—1605) были отмечены неурожаями, приведшими к голоду, и вспышкам крупных народных восстаний (1603 г. – восстание под предводительством Хлопка). В 1603 г. в Польше объявился самозванец, назвавший себя царевичем Димитрием (Димитрий, сын Ивана Грозного, был возможным наследником престола, но во время царствования своего старшего брата Федора Иоанновича внезапно при неясных обстоятельствах погиб в Угличе; согласно версии, официально заявленной в царствование Василия Шуйского, убийцей царевича был назван Борис Годунов). Высшая польская знать поддержала Лжедмитрия. В 1605 г. он воцарился в Москве. Однако в результате восстания 17 мая 1606 г. самозванец был убит. При участии заговорщиков царем был выбран Василий Шуйский. В эти же годы (1606—1607) началось крестьянское восстание под предводительством Ивана Болотникова. Политика правительства Шуйского привела к еще большему ослаблению страны и открыла доступ для иноземного вмешательства. Речь Посполитая стремилась подчинить Россию, сначала поддерживая нового Лжедмитрия, а затем путем открытой интервенции. Войско Лжедмитрия II было остановлено под Москвой и в 1610 г. разгромлено. Польские интервенты осадили Смоленск, взяли ряд городов и заняли Москву. Шведы захватили новгородские земли. После свержения в результате заговора Василия Шуйского (1610) власть перешла к Боярскому правительству («семибоярщина»). По договору бояр с польским королем Сигизмундом III русским царем был признан его сын Владислав. 21 сентября 1610 г. правительство тайно разрешило польским войскам вход в Москву. С октября того же года фактическая власть перешла от бояр к начальникам польского гарнизона С. Жолкевскому, а после его отъезда из Москвы – А. Гонсевскому. В 1611 г. было организовано Первое земское ополчение для борьбы с интервентами. Инициаторами его выступили жители Рязани, где воеводой был Прокопий Петрович Ляпунов. К ополчению присоединились также бояре и воеводы из лагеря Лжедмитрия II, казацкие отряды. В марте 1611 г. ополчение выступило из Коломны в сторону Москвы. Главные силы ополчения вошли в Москву (24 марта) и расположились на окраинах Яузских и Тверских ворот. Но вскоре внутри ополчения начались разногласия между дворянством и казачеством. В июле казаками был убит Ляпунов. После этого многие дворяне покинули ряды ополчения, и под Москвой остались преимущественно казацкие отряды. В сентябре 1611 г. в Нижнем Новгороде по инициативе земского старосты Кузьмы Минина начался сбор средств для создания нового ополчения. Военным руководителем был приглашен князь Д. М. Пожарский. В марте 1612 г. Второе ополчение выступило из Нижнего Новгорода в сторону Москвы и в начале апреля прибыло в Ярославль, куда подошли отряды из других русских городов.
Загоскин несколько нарушает хронологию событий. Так, действие романа начинается в апреле 1612 г. и в апреле же Юрий Милославский участвует в совете нижегородских бояр по поводу организации ополчения, хотя ополчение к этому времени уже находилось в Ярославле. См. историческое замечание (3) Загоскина и коммент. к нему.
Крут литературы по «русской старине» рекомендовал Загоскину по его просьбе известный журналист М. Н. Макаров, сам интересовавшийся «древностями русскими» и время от времени публиковавший свои находки в журналах. «Искать требуемой вами от меня старины, милостивый государь Михаил Николаевич, – писал Макаров Загоскину, – присужу и присоветую вам читать примечания к «Истории Государства Российского», да и самое «Историю», том 8, 9, 10 и 11. Там много любопытного, много говорится, по желанию вашему, и об одежде и об обычаях наших предков. Скучно, сбивчиво, или яснее сказать довольно будет труда, может быть, для нетерпения вашего – как же быть: терпением все преодолевается! Менее, нежели в «Истории» Карамзина, однако ж с любопытством, можно прочитать кое-что о желанных вам предметах в Успенском» (Письмо М. Н. Макарова к М. Н. Загоскину, вторая половина 1827 г. – Отдел рукописей Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, ф. 291, архив М. Н. Загоскина, № 105, л. 1). Успенский Г. П. – автор книги «Опыт повествования о древностях русских» (Харьков, 1818). Кроме того, Макаров советовал Загоскину просмотреть «Московский вестник» и «Вестник Европы» за 1827 г., где публиковались материалы о старинном русском быте и традиционных обычаях и обрядах. В архиве М. Н. Загоскина сохранился также альбом» писателя (ГПБ, ф. 291, № 27), частично отражающий процесс начальной работы над «Юрием Милославским». Здесь имеются выписки о «древностях русских» с указанием страниц из книги Г. П. Успенского и из «Древней Российской Вивлиофики» (периодического издания начала 1770-х годов, посвященного отечественной старине»). Выписки эти касаются главным образом описаний быта и озаглавлены так: «О строении», «О экипаже, одежде и обуви», «Столовая посуда, кушанья и напитки» и т. п.
Большую часть исторических сведений Загоскин почерпнул из Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина (главным образом из двенадцатого тома «Истории…», посвященного событиям 1608—1611 гг. и вышедшего как раз в период работы над «Юрием Милославским» – в 1829 г.). Труд Карамзина был самым авторитетным источником для писателей, бравшихся за исторические сюжеты (см., например, «Думы» К. Ф. Рылеева, «Борис Годунов» А. С. Пушкина). Однако Карамзин не успел довести повествование далее середины 1611 г. (он умер в 1826 г.), и XII том «Истории…» печатался уже без его участия. Поэтому Загоскину приходилось пользоваться, особенно при рассказе об освобождении Москвы, материалами летописей – прежде всего «Новым летописцем» (изд. 1771 или 1788 гг. под названием: «Летопись о многих мятежах» или «Русская летопись по Никонову списку. Осьмая часть». СПб., 1792; современное изд.: «Полное собрание русских летописей», т. XIV (1-я половина). М., 1965) и «Сказанием Авраамия Палицына» (изд. 1784 или 1822 гг.; современное изд.: «Сказание Авраамия Палицына». М. – Л., 1955).
Помимо указанных источников, сведения об исторических событиях и лицах, о ежедневном быте «русских в 1612 году» Загоскин мог почерпнуть из исторических очерков своего времени, посвященных началу XVII столетия (см., например, «Краткое изображение бессмертных подвигов нижегородского гражданина Козьмы Минина и князя Дмитрия Михайловича Пожарского». М., 1817), из книг Г. П. Успенского, Г. – Ф. Миллера, Адама Олеария, с которыми он определенно был знаком (см. коммент.,,), из журнальных статей но истории русского быта (например, статьи в «Московском вестнике» за 1827 г.: «Домашняя жизнь царя Федора Иоанновича» (пер. с англ.), «О старинных русских свадьбах» и др.). Анализ некоторых исторических источников «Юрия Милославского» см. также: И. И. Замотин. Романтизм двадцатых годов XIX столетия в русской литературе, т. II. СПб. – М., 1913.
Шеин Михаил Борисович (ум. в 1634 г.) – воевода, возглавлявший оборону Смоленска (16 сентября 1609 г. – 3 июня 1611 г.). Так как польские войска заняли в сентябре 1610 г. Москву, положение Смоленска было очень тяжелым. Когда Смоленск был взят, Шеин попал в плен. Оборона Смоленска сыграла большую роль в борьбе с интервентами, так как отвлекала на себя значительную часть войск. До осады Смоленск был крепостью, защищавшей западные границы России. После взятия был присоединен к Польше и возвращен России лишь в 1654 г.
Сигизмунд III (1566—1632) – король польский; сам он в походе 1610—1611 гг. не участвовал.
Жолкевский Станислав (конец 1540-х-1620) – польский гетман, один из наиболее деятельных участников интервенции. Хотя первого самозванца он и не признал царевичем Димитрием, а затем выступал против похода 1610 г. под Смоленск, тем не менее сражался во главе польских войск; позднее требовал от «седьмочисленных бояр» избрать королевича Владислава на русский престол; во главе польских войск вошел в Москву.
…прозванного Тушинским вором… – Лжедмитрий II получил такое прозвище в связи с тем, что его войска располагались лагерем в Тушине, под Москвой.
Понтиус де ла Гарди – Делагарди Якоб Понтус (1583—1652), начальник отряда, направленного по договору с Василием Шуйским шведским королем Карлом IX. В марте 1610 г, русские войска под командованием М. И. Скопина-Шуйского (см. коммент.) и шведский отряд пол началом Делагарди разбили войско Лжедмитрия II и освободили Москву от осады. Однако в июле 1610 г. Делагарди заключил перемирие с поляками, захватил Новгород и ряд других городов.
…низовые города… – расположенные в низовьях.
Сергиевская лавра – Троице-Сергиев монастырь, осада которого (сентябрь 1608 г. – январь 1610 г.) так и не принесла успеха неприятелю.
Сапега Ян Петр Павел (1569—1611) – крупный литовский магнат. С навербованным войском прибыл в стан Лжедмитрия II, затем начал самостоятельное завоевание северной Руси. Возглавлял осаду Троице-Сергиевой лавры.
Лисовский Александр Иосиф (ум. в 1616 г.) – участник польской интервенции. Сформированный им отряд наездников совершал опустошительные набеги на русские земли. Вместе с Сапегой возглавлял осаду Троице-Сергиевой лавры.
Дионисий (ок. 1570/1571-1630) – архимандрит Троице-Сергиева монастыря с 1610 г. Участвовал в составлении и рассылке грамот по русским городам с призывом идти на освобождение Москвы.
Авраамий Палицын (Аверкий Иванович) (родился не позднее 1550-х гг. – 1626) – с 1608 г. келарь (хранитель припасов и казны) Троице-Сергиева монастыря. Автор «Сказания», посвященного «смутному времени», он отводит себе значительную роль в освобождении Москвы в 1612 г. В сознании людей первой трети XIX в. Палицын, наряду с Мининым и Пожарским, представлялся одним из центральных деятелей своей эпохи (ср.: А. С. Пушкин: «…смутные времена Минина и Авраамия Палицына» – «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году», рецензия (1830); Н. И. Надеждин: «…исторические подвиги Мининых, Палицыных и Пожарских…» – «Телескоп», 1831, № 14, с. 224). Во время нашествия французов на Россию в 1812 г., когда раздались патриотические призывы к единению всех сословий в борьбе с врагом, своеобразным символом такого единения служили имена князя Пожарского, посадского Минина и монаха Палицына.
…Пожарский, покрытый ранами, страдал на одре болезни… – Пожарский Дмитрий Михайлович (1578—1642) – один из руководителей нижегородского ополчения. С начала 1610 г. – воевода в Зарайске. Участник Первого ополчения и сражений в Москве 19-20 марта 1611 г. В бою в районе Лубянки Пожарский был ранен, переправлен в Троице-Сергиеву лавру, а затем в свое имение Мутреево, недалеко от Нижнего Новгорода.
…бессмертный Минин еще не выступил из толпы обыкновенных граждан. – Кузьма Минич Захарьев-Сухорук (ум. в 1616 г.) – нижегородский посадский человек. В сентябре 1611 г. был избран земским старостой и возглавил организацию Второго ополчения.
Русские в 1612 году. – Второе заглавие как бы анонсировало содержание произведения (ср.: С. Ричардсон. Кларисса, или История молодой леди; Вольтер. Кандид, или Оптимизм; Бомарше. Безумный день, или Женитьба Фигаро; В. Т. Нарежный. Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова). Двойное заглавие в романе Загоскина указывало вместе с тем и на два сюжетных аспекта: частный и исторический. Название романа восходит также к первому историческому роману В. Скотта «Уэверли, или Шестьдесят лет назад». Подобная «оглядка» на В. Скотта ориентировала читателя не только на содержание произведения, но и на литературную традицию, с которой оно связано.
Исторический роман в трех частях. – Подзаголовок был необходим не столько, чтобы обозначить жанр произведения, сколько для того, чтобы подчеркнуть его новизну (ту же цель имел, например, подзаголовок «Евгения Онегина»: роман в стихах). Примечательно, что последующие исторические сочинения Загоскина или вовсе не имели подзаголовка, или жанр их определялся иначе (см. Основные даты жизни и творчества наст. изд.).
Никогда Россия не была в столь бедственном положении, как в начале семнадцатого столетия… – Начало XVII в. в России называли Смутным временем. Уже годы царствования Бориса Годунова (1598—1605) были отмечены неурожаями, приведшими к голоду, и вспышкам крупных народных восстаний (1603 г. – восстание под предводительством Хлопка). В 1603 г. в Польше объявился самозванец, назвавший себя царевичем Димитрием (Димитрий, сын Ивана Грозного, был возможным наследником престола, но во время царствования своего старшего брата Федора Иоанновича внезапно при неясных обстоятельствах погиб в Угличе; согласно версии, официально заявленной в царствование Василия Шуйского, убийцей царевича был назван Борис Годунов). Высшая польская знать поддержала Лжедмитрия. В 1605 г. он воцарился в Москве. Однако в результате восстания 17 мая 1606 г. самозванец был убит. При участии заговорщиков царем был выбран Василий Шуйский. В эти же годы (1606—1607) началось крестьянское восстание под предводительством Ивана Болотникова. Политика правительства Шуйского привела к еще большему ослаблению страны и открыла доступ для иноземного вмешательства. Речь Посполитая стремилась подчинить Россию, сначала поддерживая нового Лжедмитрия, а затем путем открытой интервенции. Войско Лжедмитрия II было остановлено под Москвой и в 1610 г. разгромлено. Польские интервенты осадили Смоленск, взяли ряд городов и заняли Москву. Шведы захватили новгородские земли. После свержения в результате заговора Василия Шуйского (1610) власть перешла к Боярскому правительству («семибоярщина»). По договору бояр с польским королем Сигизмундом III русским царем был признан его сын Владислав. 21 сентября 1610 г. правительство тайно разрешило польским войскам вход в Москву. С октября того же года фактическая власть перешла от бояр к начальникам польского гарнизона С. Жолкевскому, а после его отъезда из Москвы – А. Гонсевскому. В 1611 г. было организовано Первое земское ополчение для борьбы с интервентами. Инициаторами его выступили жители Рязани, где воеводой был Прокопий Петрович Ляпунов. К ополчению присоединились также бояре и воеводы из лагеря Лжедмитрия II, казацкие отряды. В марте 1611 г. ополчение выступило из Коломны в сторону Москвы. Главные силы ополчения вошли в Москву (24 марта) и расположились на окраинах Яузских и Тверских ворот. Но вскоре внутри ополчения начались разногласия между дворянством и казачеством. В июле казаками был убит Ляпунов. После этого многие дворяне покинули ряды ополчения, и под Москвой остались преимущественно казацкие отряды. В сентябре 1611 г. в Нижнем Новгороде по инициативе земского старосты Кузьмы Минина начался сбор средств для создания нового ополчения. Военным руководителем был приглашен князь Д. М. Пожарский. В марте 1612 г. Второе ополчение выступило из Нижнего Новгорода в сторону Москвы и в начале апреля прибыло в Ярославль, куда подошли отряды из других русских городов.
Загоскин несколько нарушает хронологию событий. Так, действие романа начинается в апреле 1612 г. и в апреле же Юрий Милославский участвует в совете нижегородских бояр по поводу организации ополчения, хотя ополчение к этому времени уже находилось в Ярославле. См. историческое замечание (3) Загоскина и коммент. к нему.
Крут литературы по «русской старине» рекомендовал Загоскину по его просьбе известный журналист М. Н. Макаров, сам интересовавшийся «древностями русскими» и время от времени публиковавший свои находки в журналах. «Искать требуемой вами от меня старины, милостивый государь Михаил Николаевич, – писал Макаров Загоскину, – присужу и присоветую вам читать примечания к «Истории Государства Российского», да и самое «Историю», том 8, 9, 10 и 11. Там много любопытного, много говорится, по желанию вашему, и об одежде и об обычаях наших предков. Скучно, сбивчиво, или яснее сказать довольно будет труда, может быть, для нетерпения вашего – как же быть: терпением все преодолевается! Менее, нежели в «Истории» Карамзина, однако ж с любопытством, можно прочитать кое-что о желанных вам предметах в Успенском» (Письмо М. Н. Макарова к М. Н. Загоскину, вторая половина 1827 г. – Отдел рукописей Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, ф. 291, архив М. Н. Загоскина, № 105, л. 1). Успенский Г. П. – автор книги «Опыт повествования о древностях русских» (Харьков, 1818). Кроме того, Макаров советовал Загоскину просмотреть «Московский вестник» и «Вестник Европы» за 1827 г., где публиковались материалы о старинном русском быте и традиционных обычаях и обрядах. В архиве М. Н. Загоскина сохранился также альбом» писателя (ГПБ, ф. 291, № 27), частично отражающий процесс начальной работы над «Юрием Милославским». Здесь имеются выписки о «древностях русских» с указанием страниц из книги Г. П. Успенского и из «Древней Российской Вивлиофики» (периодического издания начала 1770-х годов, посвященного отечественной старине»). Выписки эти касаются главным образом описаний быта и озаглавлены так: «О строении», «О экипаже, одежде и обуви», «Столовая посуда, кушанья и напитки» и т. п.
Большую часть исторических сведений Загоскин почерпнул из Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина (главным образом из двенадцатого тома «Истории…», посвященного событиям 1608—1611 гг. и вышедшего как раз в период работы над «Юрием Милославским» – в 1829 г.). Труд Карамзина был самым авторитетным источником для писателей, бравшихся за исторические сюжеты (см., например, «Думы» К. Ф. Рылеева, «Борис Годунов» А. С. Пушкина). Однако Карамзин не успел довести повествование далее середины 1611 г. (он умер в 1826 г.), и XII том «Истории…» печатался уже без его участия. Поэтому Загоскину приходилось пользоваться, особенно при рассказе об освобождении Москвы, материалами летописей – прежде всего «Новым летописцем» (изд. 1771 или 1788 гг. под названием: «Летопись о многих мятежах» или «Русская летопись по Никонову списку. Осьмая часть». СПб., 1792; современное изд.: «Полное собрание русских летописей», т. XIV (1-я половина). М., 1965) и «Сказанием Авраамия Палицына» (изд. 1784 или 1822 гг.; современное изд.: «Сказание Авраамия Палицына». М. – Л., 1955).
Помимо указанных источников, сведения об исторических событиях и лицах, о ежедневном быте «русских в 1612 году» Загоскин мог почерпнуть из исторических очерков своего времени, посвященных началу XVII столетия (см., например, «Краткое изображение бессмертных подвигов нижегородского гражданина Козьмы Минина и князя Дмитрия Михайловича Пожарского». М., 1817), из книг Г. П. Успенского, Г. – Ф. Миллера, Адама Олеария, с которыми он определенно был знаком (см. коммент.,,), из журнальных статей но истории русского быта (например, статьи в «Московском вестнике» за 1827 г.: «Домашняя жизнь царя Федора Иоанновича» (пер. с англ.), «О старинных русских свадьбах» и др.). Анализ некоторых исторических источников «Юрия Милославского» см. также: И. И. Замотин. Романтизм двадцатых годов XIX столетия в русской литературе, т. II. СПб. – М., 1913.
Шеин Михаил Борисович (ум. в 1634 г.) – воевода, возглавлявший оборону Смоленска (16 сентября 1609 г. – 3 июня 1611 г.). Так как польские войска заняли в сентябре 1610 г. Москву, положение Смоленска было очень тяжелым. Когда Смоленск был взят, Шеин попал в плен. Оборона Смоленска сыграла большую роль в борьбе с интервентами, так как отвлекала на себя значительную часть войск. До осады Смоленск был крепостью, защищавшей западные границы России. После взятия был присоединен к Польше и возвращен России лишь в 1654 г.
Сигизмунд III (1566—1632) – король польский; сам он в походе 1610—1611 гг. не участвовал.
Жолкевский Станислав (конец 1540-х-1620) – польский гетман, один из наиболее деятельных участников интервенции. Хотя первого самозванца он и не признал царевичем Димитрием, а затем выступал против похода 1610 г. под Смоленск, тем не менее сражался во главе польских войск; позднее требовал от «седьмочисленных бояр» избрать королевича Владислава на русский престол; во главе польских войск вошел в Москву.
…прозванного Тушинским вором… – Лжедмитрий II получил такое прозвище в связи с тем, что его войска располагались лагерем в Тушине, под Москвой.
Понтиус де ла Гарди – Делагарди Якоб Понтус (1583—1652), начальник отряда, направленного по договору с Василием Шуйским шведским королем Карлом IX. В марте 1610 г, русские войска под командованием М. И. Скопина-Шуйского (см. коммент.) и шведский отряд пол началом Делагарди разбили войско Лжедмитрия II и освободили Москву от осады. Однако в июле 1610 г. Делагарди заключил перемирие с поляками, захватил Новгород и ряд других городов.
…низовые города… – расположенные в низовьях.
Сергиевская лавра – Троице-Сергиев монастырь, осада которого (сентябрь 1608 г. – январь 1610 г.) так и не принесла успеха неприятелю.
Сапега Ян Петр Павел (1569—1611) – крупный литовский магнат. С навербованным войском прибыл в стан Лжедмитрия II, затем начал самостоятельное завоевание северной Руси. Возглавлял осаду Троице-Сергиевой лавры.
Лисовский Александр Иосиф (ум. в 1616 г.) – участник польской интервенции. Сформированный им отряд наездников совершал опустошительные набеги на русские земли. Вместе с Сапегой возглавлял осаду Троице-Сергиевой лавры.
Дионисий (ок. 1570/1571-1630) – архимандрит Троице-Сергиева монастыря с 1610 г. Участвовал в составлении и рассылке грамот по русским городам с призывом идти на освобождение Москвы.
Авраамий Палицын (Аверкий Иванович) (родился не позднее 1550-х гг. – 1626) – с 1608 г. келарь (хранитель припасов и казны) Троице-Сергиева монастыря. Автор «Сказания», посвященного «смутному времени», он отводит себе значительную роль в освобождении Москвы в 1612 г. В сознании людей первой трети XIX в. Палицын, наряду с Мининым и Пожарским, представлялся одним из центральных деятелей своей эпохи (ср.: А. С. Пушкин: «…смутные времена Минина и Авраамия Палицына» – «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году», рецензия (1830); Н. И. Надеждин: «…исторические подвиги Мининых, Палицыных и Пожарских…» – «Телескоп», 1831, № 14, с. 224). Во время нашествия французов на Россию в 1812 г., когда раздались патриотические призывы к единению всех сословий в борьбе с врагом, своеобразным символом такого единения служили имена князя Пожарского, посадского Минина и монаха Палицына.
…Пожарский, покрытый ранами, страдал на одре болезни… – Пожарский Дмитрий Михайлович (1578—1642) – один из руководителей нижегородского ополчения. С начала 1610 г. – воевода в Зарайске. Участник Первого ополчения и сражений в Москве 19-20 марта 1611 г. В бою в районе Лубянки Пожарский был ранен, переправлен в Троице-Сергиеву лавру, а затем в свое имение Мутреево, недалеко от Нижнего Новгорода.
…бессмертный Минин еще не выступил из толпы обыкновенных граждан. – Кузьма Минич Захарьев-Сухорук (ум. в 1616 г.) – нижегородский посадский человек. В сентябре 1611 г. был избран земским старостой и возглавил организацию Второго ополчения.