Страница:
Итак, в чем дело? Снова оглянемся на историю, теперь уже недавнюю.
Комбинат в пос. Псебай был создан по решению правительства СССР от 7 мая 1945 года и стал главным производителем гипса и изделий из него на Кубани.
В 80-х годах по специальному постановлению ЦК КПСС и Совета Министров СССР была произведена реконструкция комбината, затраты на которую составили свыше 50 миллионов долларов. Но грянули реформы, и 1 июля 1992 года комбинат был приватизирован и преобразован в АО “Кубанский гипс”.
Первоначальный уставный капитал с одобрения госимущества Кранодарского края был определен в 21 миллион рублей или, по стоимости рубля того времени, порядка 175 тысяч долларов, т. е. менее 1/200 части основных производственных фондов. Уставный капитал подразделялся на 107360 акций.
Такая дешевизна привлекла немецкую фирму “Кнауф”, и она всего за 1,1 миллиона долларов приобрела 50% всех акций. Но и хапнув почти задарма лакомый кусок русского пирога, не успокоилась.
Ее инвестиции за акции предполагали поставку нового технологического оборудования на миллион с лишним марок. Но оказалось, что доставленная немцами упаковочная трехштуцерная машина для расфасовки шпаклевочных смесей, изготовленная в 1971 году, давно морально устарела и никак не вписывается в технологическую систему. А погрузчики “ЛИНДЭ” давно отработали свой срок, но подремонтированные и подкрашенные были привезены на Кубань, вероятно, с уверенностью, что русские не обнаружат подмену. Кроме того, по оценке торгово-промышленной палаты Краснодарского края, поставленное немцами имущество завышено по погрузчикам “ЛИНДЭ” на 55%, по персональному компьютеру - на 88%.
Легкость приобретения по дешевке 50% акций высококлассного предприятия (по выражению И. Душа) вскружила немцам голову, и они бросились, по примеру своих предков, в атаку на завоевание богатств, но на этот раз не на поле боя (бояться!), а путем воровства, обмана и подкупа или, по выражению немцев, экономической экспансией.
Но только после смены правительства Кранодарского края была, наконец, по требованию руководства АО “Кубанский гипс - Кнауф” создана комиссия, которая обнаружила резкое занижение баланса уставного капитала путем использования при расчете его размера недостоверного баланса. Возбуждено уголовное дело. Следственная группа определила, что приватизация охватила только 36% производственных фондов. Собрание акционеров 29 мая 1997 года приняло решение увеличить уставной капитал на величину имущества, не вошедшего в приватизацию в 1992 году. Для этого наметили выпустить еще 108135 штук обыкновенных акций. Департамент по финансам, бюджету и контролю Краснодарского края зарегистрировал проспект эмиссии, закрепляющий указанные акции (64% уставного капитала) в государственной собственности (дотоле государство не имело и, соответственно, не получало ничего) до особого распоряжения Госкомимущества. Это, естественно, резко снижало долю “Кнауф” в уставном капитале, исключало участие немцев в совете директоров. Кроме того, собрание акционеров 29 мая приняло устав общества в новой редакции, передав его в Государственную регистрационную палату. Положение “Кнауфа” становилось шатким, и Гофман - руководитель восточно-европейского отдела фирмы “Кнауф”, как и его собрат, изувер и убийца в 1942 году, принимает решение нанести подлый удар, чтобы на “законном основании” завладеть гигантской собственностью - комбинатом и сотней миллиардов тонн гипсового камня. Фирма (концерн) “Кнауф”, штаб-квартира которой находится в г. Ипхофен (Германия), субсидировавшая Коля во время выборов, обратилась к нему с просьбой оказать давление на правительство России в ее пользу, что и было сделано Колем, инсценировавшим происходящие на Кубани события как ущемление прав иностранных инвесторов в России. Одновременно по совету Коля фирма “Кнауф” обратилась в межведомственную Государственную комиссию по защите прав интересов на финансовых и фондовых рынках России, приложив заявление о нарушении ее прав как акционера в АО “Кубанский гипс - Кнауф”.
26 августа 1997 года состоялось заседание комиссии под руководством В. Черномырдина. Представители АО от российской стороны не были приглашены, а от фирмы “Кнауф” присутствовал на заседании ее официальный представитель в России Л. Герд.
Выписка из заседания:
“ФКЦБ России (Д.В. Васильеву), Госкомимуществу России (Ф.Р. Газизуллину), Минэкономики России (И. С. Матерову), МВД России (И. Н. Кожевникову), ФСБ России (Н. Д. Ковалеву) с учетом полученных в ходе проверки материалов и в соответствии с подведомственностью вопросов разработать комплекс мероприятий, направленных на восстановление нарушенных прав и законных интересов акционеров АО “Кубанский гипс - Кнауф”, а также на устранение причин, повлекших данные нарушения”.
В соответствии с этим решением председатель ФКЦБ России Д. Васильев издает приказ “О проверке фактов нарушения прав акционеров ОАО “Кубанский гипс - Кнауф”:
“Создать межведомственную комиссию по проведению проверки фактов нарушения прав акционеров ОАО “Кубанский гипс - Кнауф”.
Прибытие комиссии ожидалось 6-8 октября. Но как было сказано выше, 27 сентября немцами был осуществлен вооруженный захват предприятия. Эта провокационная акция, естественно, вызвала гневный протест и возмущение акционеров, жителей поселка, казачества. Они в течение 3 дней пикетировали здание заводоуправления, в котором засели немцы с охранниками, требуя вывода вооруженных людей с территории комбината и поселка. Захваченный комбинат остановился. Прекратилась отгрузка готовой продукции. За несколько дней предприятию был нанесен ущерб в миллиард рублей. Противостояние едва не закончилось кровопролитием. Казачий атаман Мостовского района В. Савченко говорил, обращаясь к охранникам: “55 лет назад на нашей земле свирепствовали фашисты. Кубань никогда не забудет зверств немцев, не забудет преступления коменданта Гофмана, немецких солдат и их прихвостней. Теперь другой Гофман пытается захватить нашу землю, наши богатства, но уже руками бывших офицеров Советской Армии. Уберите оружие, или иначе, сколько бы нас ни погибло, мы все равно задушим вас, а немцев повесим. Братья, опомнитесь!”.
Прибывшая 30 сентября комиссия, возглавляемая заместителем председателя правительства Кубани В. Бардаковым, смогла в какой-то мере правильно оценить обстановку и притушить конфликт. Обстановка временно стабилизировалась.
Но как устранить конфликт, по сути, спровоцированный Колем, Черномырдиным и Васильевым?
На наш взгляд, здесь два пути, которые, что называется, видны невооруженным взглядом любому, даже непосвященному в тайны приватизационного заговора против России со стороны ее внешних и внутренних врагов гражданину страны:
1. Обязать Государственную регистрационную палату в кратчайшие сроки принять новый устав АО “Кубанский гипс”, передав государству 64% акций.
2. Принимая во внимание, мягко говоря, неправильное поведение представительства фирмы “Кнауф” на Кубани, особенно вооруженный захват предприятия, вызвавший ненависть к ним, чтобы не предавать суду организаторов провокации, необходимо осуществить национализацию предприятия. Это вполне законный акт по всем правовым и экономическим законам: процесс приватизации во всех странах идет параллельно с процессом национализации. Единственно, что, на наш взгляд, должно отличать национализацию АО “Кубанский гипс” от общепринятых во всем мире положений заключается в том, чтобы за нанесение материального и морального ущерба предприятию, его работникам и населению района не выплачивать фирме “Кнауф” их долю в уставном капитале.
Работники комбината согласны на национализацию.
Как известно, во всем мире правительство любой страны, даже мучительно желая получить извне соответствующие инвестиции, тем не менее всегда в основу своих действий ставит задачу максимально возможным образом обеспечить защиту своей экономики, создать благоприятные условия для всех именно своих предприятий, а не душить их, как ныне в угоду иностранцам происходит в России. Почему же правительство РФ, почему Черномырдин и Васильев, даже не вникая в суть конфликта на комбинате в поселке Псебай, безоговорочно поддерживают немецкую фирму “Кнауф”? Кто может на это дать ответ?
Игорь БРАТИЩЕВ, депутат Госдумы,
Павел ФИЛИМОНОВ, эксперт Госдумы
ОТ РЕДАКЦИИ
ИНТЕГРАЦИЯ НА НАРАХ
РУДНЫЙ: ЧАС ТРУДНЫЙ
Комбинат в пос. Псебай был создан по решению правительства СССР от 7 мая 1945 года и стал главным производителем гипса и изделий из него на Кубани.
В 80-х годах по специальному постановлению ЦК КПСС и Совета Министров СССР была произведена реконструкция комбината, затраты на которую составили свыше 50 миллионов долларов. Но грянули реформы, и 1 июля 1992 года комбинат был приватизирован и преобразован в АО “Кубанский гипс”.
Первоначальный уставный капитал с одобрения госимущества Кранодарского края был определен в 21 миллион рублей или, по стоимости рубля того времени, порядка 175 тысяч долларов, т. е. менее 1/200 части основных производственных фондов. Уставный капитал подразделялся на 107360 акций.
Такая дешевизна привлекла немецкую фирму “Кнауф”, и она всего за 1,1 миллиона долларов приобрела 50% всех акций. Но и хапнув почти задарма лакомый кусок русского пирога, не успокоилась.
Ее инвестиции за акции предполагали поставку нового технологического оборудования на миллион с лишним марок. Но оказалось, что доставленная немцами упаковочная трехштуцерная машина для расфасовки шпаклевочных смесей, изготовленная в 1971 году, давно морально устарела и никак не вписывается в технологическую систему. А погрузчики “ЛИНДЭ” давно отработали свой срок, но подремонтированные и подкрашенные были привезены на Кубань, вероятно, с уверенностью, что русские не обнаружат подмену. Кроме того, по оценке торгово-промышленной палаты Краснодарского края, поставленное немцами имущество завышено по погрузчикам “ЛИНДЭ” на 55%, по персональному компьютеру - на 88%.
Легкость приобретения по дешевке 50% акций высококлассного предприятия (по выражению И. Душа) вскружила немцам голову, и они бросились, по примеру своих предков, в атаку на завоевание богатств, но на этот раз не на поле боя (бояться!), а путем воровства, обмана и подкупа или, по выражению немцев, экономической экспансией.
Но только после смены правительства Кранодарского края была, наконец, по требованию руководства АО “Кубанский гипс - Кнауф” создана комиссия, которая обнаружила резкое занижение баланса уставного капитала путем использования при расчете его размера недостоверного баланса. Возбуждено уголовное дело. Следственная группа определила, что приватизация охватила только 36% производственных фондов. Собрание акционеров 29 мая 1997 года приняло решение увеличить уставной капитал на величину имущества, не вошедшего в приватизацию в 1992 году. Для этого наметили выпустить еще 108135 штук обыкновенных акций. Департамент по финансам, бюджету и контролю Краснодарского края зарегистрировал проспект эмиссии, закрепляющий указанные акции (64% уставного капитала) в государственной собственности (дотоле государство не имело и, соответственно, не получало ничего) до особого распоряжения Госкомимущества. Это, естественно, резко снижало долю “Кнауф” в уставном капитале, исключало участие немцев в совете директоров. Кроме того, собрание акционеров 29 мая приняло устав общества в новой редакции, передав его в Государственную регистрационную палату. Положение “Кнауфа” становилось шатким, и Гофман - руководитель восточно-европейского отдела фирмы “Кнауф”, как и его собрат, изувер и убийца в 1942 году, принимает решение нанести подлый удар, чтобы на “законном основании” завладеть гигантской собственностью - комбинатом и сотней миллиардов тонн гипсового камня. Фирма (концерн) “Кнауф”, штаб-квартира которой находится в г. Ипхофен (Германия), субсидировавшая Коля во время выборов, обратилась к нему с просьбой оказать давление на правительство России в ее пользу, что и было сделано Колем, инсценировавшим происходящие на Кубани события как ущемление прав иностранных инвесторов в России. Одновременно по совету Коля фирма “Кнауф” обратилась в межведомственную Государственную комиссию по защите прав интересов на финансовых и фондовых рынках России, приложив заявление о нарушении ее прав как акционера в АО “Кубанский гипс - Кнауф”.
26 августа 1997 года состоялось заседание комиссии под руководством В. Черномырдина. Представители АО от российской стороны не были приглашены, а от фирмы “Кнауф” присутствовал на заседании ее официальный представитель в России Л. Герд.
Выписка из заседания:
“ФКЦБ России (Д.В. Васильеву), Госкомимуществу России (Ф.Р. Газизуллину), Минэкономики России (И. С. Матерову), МВД России (И. Н. Кожевникову), ФСБ России (Н. Д. Ковалеву) с учетом полученных в ходе проверки материалов и в соответствии с подведомственностью вопросов разработать комплекс мероприятий, направленных на восстановление нарушенных прав и законных интересов акционеров АО “Кубанский гипс - Кнауф”, а также на устранение причин, повлекших данные нарушения”.
В соответствии с этим решением председатель ФКЦБ России Д. Васильев издает приказ “О проверке фактов нарушения прав акционеров ОАО “Кубанский гипс - Кнауф”:
“Создать межведомственную комиссию по проведению проверки фактов нарушения прав акционеров ОАО “Кубанский гипс - Кнауф”.
Прибытие комиссии ожидалось 6-8 октября. Но как было сказано выше, 27 сентября немцами был осуществлен вооруженный захват предприятия. Эта провокационная акция, естественно, вызвала гневный протест и возмущение акционеров, жителей поселка, казачества. Они в течение 3 дней пикетировали здание заводоуправления, в котором засели немцы с охранниками, требуя вывода вооруженных людей с территории комбината и поселка. Захваченный комбинат остановился. Прекратилась отгрузка готовой продукции. За несколько дней предприятию был нанесен ущерб в миллиард рублей. Противостояние едва не закончилось кровопролитием. Казачий атаман Мостовского района В. Савченко говорил, обращаясь к охранникам: “55 лет назад на нашей земле свирепствовали фашисты. Кубань никогда не забудет зверств немцев, не забудет преступления коменданта Гофмана, немецких солдат и их прихвостней. Теперь другой Гофман пытается захватить нашу землю, наши богатства, но уже руками бывших офицеров Советской Армии. Уберите оружие, или иначе, сколько бы нас ни погибло, мы все равно задушим вас, а немцев повесим. Братья, опомнитесь!”.
Прибывшая 30 сентября комиссия, возглавляемая заместителем председателя правительства Кубани В. Бардаковым, смогла в какой-то мере правильно оценить обстановку и притушить конфликт. Обстановка временно стабилизировалась.
Но как устранить конфликт, по сути, спровоцированный Колем, Черномырдиным и Васильевым?
На наш взгляд, здесь два пути, которые, что называется, видны невооруженным взглядом любому, даже непосвященному в тайны приватизационного заговора против России со стороны ее внешних и внутренних врагов гражданину страны:
1. Обязать Государственную регистрационную палату в кратчайшие сроки принять новый устав АО “Кубанский гипс”, передав государству 64% акций.
2. Принимая во внимание, мягко говоря, неправильное поведение представительства фирмы “Кнауф” на Кубани, особенно вооруженный захват предприятия, вызвавший ненависть к ним, чтобы не предавать суду организаторов провокации, необходимо осуществить национализацию предприятия. Это вполне законный акт по всем правовым и экономическим законам: процесс приватизации во всех странах идет параллельно с процессом национализации. Единственно, что, на наш взгляд, должно отличать национализацию АО “Кубанский гипс” от общепринятых во всем мире положений заключается в том, чтобы за нанесение материального и морального ущерба предприятию, его работникам и населению района не выплачивать фирме “Кнауф” их долю в уставном капитале.
Работники комбината согласны на национализацию.
Как известно, во всем мире правительство любой страны, даже мучительно желая получить извне соответствующие инвестиции, тем не менее всегда в основу своих действий ставит задачу максимально возможным образом обеспечить защиту своей экономики, создать благоприятные условия для всех именно своих предприятий, а не душить их, как ныне в угоду иностранцам происходит в России. Почему же правительство РФ, почему Черномырдин и Васильев, даже не вникая в суть конфликта на комбинате в поселке Псебай, безоговорочно поддерживают немецкую фирму “Кнауф”? Кто может на это дать ответ?
Игорь БРАТИЩЕВ, депутат Госдумы,
Павел ФИЛИМОНОВ, эксперт Госдумы
ОТ РЕДАКЦИИ
“От сумы да от тюрьмы не зарекайся” - гласит старая русская пословица. Особенно актуальной она становится для наших соотечественников, оставшихся жить в “независимых” государствах СНГ, где представители “коренных националь- ностей” нередко считают их чем-то средним между домашним скотом и “вредными насекомыми”, которых надо побыстрее ликвидировать. Особенно нелегко складывается судьба русских людей в “евразийском” Казахстане. Режим Назарбаева, в последнее время все более откровенно занимающий антироссийские позиции, под многословную демагогию о союзе двух великих народов и безоблачных перспективах их экономического сотрудничества проводит политику тихого геноцида по отношению к славянам и другим “некоренным” жителям республики.
В результате почти шесть миллионов казахстанцев были вынуждены сняться с насиженных мест и бежать с родной земли куда глаза глядят, бросив дома и имущество. Немногочисленные случаи стихийного сопротивления “казахскому игу” вызывают жесткую реакцию властей, всегда готовых применить силу против безоружных и голодных. Так, например, в мае 1997 усилиями казахстанских спецслужб была блокирована попытка создания автономной казачьей Южно-Сибирской республики со столицей в городе Кокчетаве.
Казахские баи безнаказанно издеваются над русскими людьми благодаря двум факторам: жесткой информационной блокаде, ограничивающей вести из Казахстана сообщениями о пышных парадах, концертах и прочих официальных торжествах, и благожелательному нейтралитету российских властей, не желающих замечать, как на территории соседней республики тысячами вымирают недавние соотечественники, виновные лишь в том, что к моменту развала Союза оказались не с той стороны границы.
Через две недели после событий в Кокчетаве в столице Казахстана был арестован активист русского движения, товарищ атамана Семиреченского казачьего войска Петр Коломец. Ему предстоял путь, по которому уже прошли его товарищи - Николай Гунькин, Нина Сидорова и многие другие. Полгода провел он в Алма-Атинской тюрьме, обвиняемый в преступлениях, которых не совершал. Полгода боролись за его освобождение родственники, друзья в Казахстане и Москве.
Удалось даже организовать запрос к властям Казахстана из комитета по правам человека при президенте РФ. Испугавшаяся огласки казахская Фемида выпустила казака из своих цепких лапок. Охочие до дешевых сенсаций журналисты газет типа “Мегаполис-экспресс” и “Совершенно секретно” уже закормили читателей российскими тюремными страшилками. Мы же предлагаем вашему вниманию ничем не приукрашенные воспоминания русского патриота о жизни в казахстанской тюрьме. И ее суровые реалии могут показаться намного ужаснее фантазий досужих московских сочинителей.
В результате почти шесть миллионов казахстанцев были вынуждены сняться с насиженных мест и бежать с родной земли куда глаза глядят, бросив дома и имущество. Немногочисленные случаи стихийного сопротивления “казахскому игу” вызывают жесткую реакцию властей, всегда готовых применить силу против безоружных и голодных. Так, например, в мае 1997 усилиями казахстанских спецслужб была блокирована попытка создания автономной казачьей Южно-Сибирской республики со столицей в городе Кокчетаве.
Казахские баи безнаказанно издеваются над русскими людьми благодаря двум факторам: жесткой информационной блокаде, ограничивающей вести из Казахстана сообщениями о пышных парадах, концертах и прочих официальных торжествах, и благожелательному нейтралитету российских властей, не желающих замечать, как на территории соседней республики тысячами вымирают недавние соотечественники, виновные лишь в том, что к моменту развала Союза оказались не с той стороны границы.
Через две недели после событий в Кокчетаве в столице Казахстана был арестован активист русского движения, товарищ атамана Семиреченского казачьего войска Петр Коломец. Ему предстоял путь, по которому уже прошли его товарищи - Николай Гунькин, Нина Сидорова и многие другие. Полгода провел он в Алма-Атинской тюрьме, обвиняемый в преступлениях, которых не совершал. Полгода боролись за его освобождение родственники, друзья в Казахстане и Москве.
Удалось даже организовать запрос к властям Казахстана из комитета по правам человека при президенте РФ. Испугавшаяся огласки казахская Фемида выпустила казака из своих цепких лапок. Охочие до дешевых сенсаций журналисты газет типа “Мегаполис-экспресс” и “Совершенно секретно” уже закормили читателей российскими тюремными страшилками. Мы же предлагаем вашему вниманию ничем не приукрашенные воспоминания русского патриота о жизни в казахстанской тюрьме. И ее суровые реалии могут показаться намного ужаснее фантазий досужих московских сочинителей.
ИНТЕГРАЦИЯ НА НАРАХ
Меня арестовали 22 мая 1997 года в собственной квартире на улице Мечникова. На плите остывал куриный бульон, который я собирался отнести в больницу тяжело болеющей после родов дочери. Сначала раздался “анонимный” телефонный звонок, а через пятнадцать минут в дверь постучали. Когда я открыл ее, ворвались четверо здоровых казахов с пистолетами наизготовку. Командовал ими русский,- представившийся старшим лейтенантом Поверенным Анатолием Владимирови- чем, следователем ГСК (Государственного следственного комитета) Московского района. К моему крайнему удивлению, он, видимо, следуя шаблонам американских фильмов, позволил сделать один телефонный звонок - жене на работу.
Арест не был для меня большой неожиданностью. За несколько дней до этого я заметил активную, но безграмотную слежку. Но покинуть Алма-Ату я не мог по семейным обстоятельствам и надеялся “на авось”. Кроме того, незадолго до ареста посещавшей прокуратуру жене тамошний следователь заявил, что в розыске я не числюсь.
Сперва меня отвезли в так называемый ИВС (изолятор временного содержания). Там мне пришлось провести месяц, сменив за это время семь камер, что само по себе оказалось чрезвычайно неприятно. Ведь перевод в новую камеру обычно осуществляется сразу после допроса, и редко когда успеваешь прихватить с собой пустяковые, но такие жизненно важные вещи, как зубная щетка, полотенце, мыло и т.д. На новом месте их приходится у кого-то одалживать, а влезать в долги - хуже ничего в тюрьме нет.
В камерах площадью 8 кв. метров обычно борются за существование 8-10 человек. Из мебели - шконки: толстые металлические прутья, приваренные к стенам. В сырую погоду в камерах значительно холоднее, чем на улице и, оставшись в легкой одежде, я сразу же простыл. “Шкурежка”, которую мне выделили сердобольные сокамерники, не только слегка помогала пережить холодные ночи, но и наградила меня чесоткой. Местная медицина после долгих просьб и петиций в адрес тюремного начальства разродилась единственным и неповторимым средством от всех арестантских недугов - зеленкой.
Последние десять дней в ИВС пришлось провести в одиночной камере, где меня обслуживали по “спецзаказу”. Каждый вечер на сырые полы крохотной комнатки вываливали ведро хлорки - для дезинфекции, конечно. Ядовитые испарения разъедали гортань, глаза и т.д. Общую симфонию тюремных ароматов дополняло зловоние от валявшихся под шконками дохлых крыс, вытащить которых не было никакой возможности. Окно в одиночке также не предусмотрено.
Следователи “шили” мне сначала ст.183 УК Республики Казахстан (самоуправство), сменив ее потом на более “крутую” ст. 76 (рэкет), по которой мне светило не меньше десяти лет заключения. Но дело, основанное, по большей части, на том, что некая пенсионерка определила у меня “взгляд убийцы”, трещало по швам.
Я считал себя немало повидавшим человеком, но тем не менее был просто поражен незамысловатостью работы казахстанских следователей. Значительную часть сидящих (не менее 20 процентов) составляют наркоманы, которых милиция отлавливает в наркопритонах, называемых “ямами”. Все “ямы” контролируются органами, и те всегда легко выполняют план по раскрываемости преступлений за счет лишенных воли людей. Если существование очередного притона оказывается под угрозой, милиция сама поддерживает его существование, снабжая наркотиками из числа “вещдоков”. На допросах следователи тоже подкармливают своих подопечных наркотой, получая взамен нужные показания, списывая на несчастных самые гиблые дела. Уже в алма-атинском централе мне пришлось сидеть с двумя “убийцами корреспондента “Гардиан”, хотя всему населению тюрьмы было прекрасно известно, что журналиста “убрали” казахские спецслужбы, озабоченные его деятельностью по разоблачению официального мифа о невиданном “экономическом процветании республики Казахстан”.
В тюрьме я постиг простую истину - “органы правопорядка” полностью контролируют всю организованную преступность республики. Многочисленные “крутые” бандиты, на “джипах” и “мерседесах” являются для них лишь питательной средой. Бандитам позволено безбожно “трясти” население, лишь для того, чтобы назарбаевская верхушка смогла потом “трясти” их самих.
Немало оказалось в тюрьме и псевдонасильников. Инспирированной самими работниками “правоохранительных органов” жалобы представительницы коренной национальности на попытку изнасилования достаточно, чтобы упечь в тюрьму любого славянина, где из него будут вымогать деньги или иные ценности за прекращение дела. Например, один из таких “насильников” имел несчастье владеть прекрасной квартирой в центре столицы. Как-то раз заглянул к нему малознакомый участковый и попросил прописать в квартире своего приятеля. Хозяин жилья, естественно, отказался от такого сомнительного предложения, а разочарованный милиционер попросил разрешения хотя бы заходить в гости. На следующий день он появился в сопровождении “дальней родственницы”. Оставив ее наедине с хозяином квартиры, милиционер вышел за сигаретами и явился обратно через десять минут, но уже не один, а с коллегами.
Казахская молодуха объявила о попытке изнасилования, и хозяина квартиры задержали его новоявленные друзья. К моменту, когда я покидал тюрьму, неудачливый “насильник” провел в ее стенах уже почти год. Его дело было приостановлено по причине исчезновения пострадавшей, но на свободу беднягу выпускать никто и не собирался.
Встречались в тюрьме и люди, сидящие по крупным экономическим делам. Мне запомнился морально и физически сломленный человек, еще недавно бывший одним из самых удачливых русских предпринимателей в республике. На верхушку социальной пирамиды он взлетел, догадавшись приобрести землю с отвалами Чимкентского фосфорного завода. Применение современных технологий превратило советскую свалку в настоящее золотое дно. Кучи мусора, превращенные в ценные фосфорные удобрения, позволили наладить выгодную торговлю с Узбекистаном и Китаем. Примерные подсчеты показали, что старые отвалы таят в себе более 80 миллионов долларов чистой прибыли.
Естественно, такой жирный кусок не мог проплыть мимо пасти назарбаевской семейки. Коммерсанта посетил не кто-нибудь, а сам зять (муж младшей дочери) президента. Он скромно и человечно предложил предпринимателю оставить целых десять процентов акций его же собственного дела.
Но тот оказался заносчив и не понял байского милосердия. Он отказался, надеясь, что деньги, адвокаты, влиятельные зарубежные друзья и т.д., спасут его от хищного президентского семейства. Через пару недель он уже сидел в столичном централе, обвиненный в финансовых махинациях. Его беременную жену посадили в камеру напротив. Не помогли обращения в казахстано-американский фонд по правам человека, другие правозащитные организации. Впрочем, неизвестно: дошли ли его письма до адресатов. Он знал, что у супруги в нечеловеческих условиях тюрьмы случился выкидыш. Он знал, что следствие по его делу, при необходимости, можно растянуть на долгие годы, и в самом лучшем случае он выйдет из тюрьмы беспомощным калекой.
У меня создалось устойчивое впечатление, что добрая половина сидящих: и в ИВС и в самой тюрьме - несчастные, ни в чем невиновные люди. Они угодили за решетку или “для массовости”, или потому, что обладали чем-то приглянувшимся представителям новой казахской элиты.
Им-то и приходится в тюрьме тяжелей всего. Именно их “загоняют в косяки” блатные сокамерники, в последнюю очередь они получают передаваемые надзирателями, которых называют почему-то “дубаками”, “дачки” (продовольствие, предметы обихода) и тем более “грев” (наркотики). Нередко они спят под шконками, впрочем, должен же кто-то под ними спать - в моей “родной” камере N 107 Алма-Атинского централа на шесть лежачих мест претендовало больше двух десятков человек.
Эти люди, как правило,- русские, не привыкшие держаться землячествами, не имеющие самого важного в тюрьме - поддержки.
Казахстанская тюрьма удивительно точно копирует назарбаевскую государственность. Формально никакого национализма не существует, более того - он под запретом по воровским законам. Но реально правят бал казахские “семейки” и “братья-вайнахи” - чеченцы с ингушами. Если же славянин вслух вспомнит о своей национальной принадлежности, он почти наверняка услышит суровый оклик: “Ты, что! Националку гонишь?” Некоторые русаки, насмотревшись на мусульманское братство, от горя и безысходности даже принимают ислам. Бывает, что местные умельцы прямо в камере делают им обрезание.
Надо сказать - это весьма опасная операция. Летом температура в тесных камерах запросто поднимается до 50-60 градусов по Цельсию, при высочайшем уровне влажности (постоянно кто-то умывается, стирает и т. д.). В таких условиях даже самая маленькая царапина угрожает серьезным воспалением. Это обстоятельство нередко удерживает заключенных от драк - слишком серьезными могут быть последствия. Наиболее спокойные и неконфликтные, кстати, те, у кого большой срок: убийцы, грабители и т. д. Каждый из них стремится дожить до освобождения и не хочет понапрасну рисковать здоровьем.
В камерах полно туберкулезников, сифилитиков, больных СПИДом и т.д., но в санчасть забирают только уже полумертвых. Большинство пациентов оттуда отправляется прямиком в морг. Каждого покойника провожает в последний путь вся тюрьма, остервенело лупя “шленками” (кружками) по “лакалкам” и “решкам”.
Впрочем, в тюрьме есть и привилегированные - “жировые” камеры, с нормальным количеством спальных мест, ковриками, телевизорами и т.д. Сидеть в такой камере довелось и мне - за сто долларов в месяц. Зарабатывающие гроши надзиратели всегда рады услужить - вовремя принести не разграбленную посылку с воли, сводить в гости в другую камеру, могут обеспечить даже женщиной из числа сидящих в соседнем коридоре. Между камерами существует интенсивное общение, обмен вещами и информацией. Гостинцы часто носят “через Андижан” (в заднем проходе). Все это подпадает под общий термин “движение”. Если в камере нет “движения” - это очень плохо. Плохо хотя бы потому, что стиснутые в малом пространстве люди, лишенные общения с “большим” тюремным миром, буквально дуреют от безделья и тогда разборок не избежать.
Когда я вышел на свободу, многие товарищи спрашивали меня о пытках. Нет, в казахстанской тюрьме не найти подвалов с дыбами, “испанскими сапогами” и прочими средневековыми орудиями мучительства.
Но многие из тех, кто не в состоянии оплатить пребывание в “жировой” камере, регулярно избиваются надзирателями. Помню, что особенно отличался на этом поприще здоровенный сержант-казах по кличке Тайсон, отрабатывающий на русских зэках свои боксерские навыки.
На допрос возят в милицейском “уазике”, заталкивая в “собачий ящик” вместо двух положенных - шесть человек, среди которых сифилитики, туберкулезники, вшивые и т. д. И металлический гроб, забитый хрипящими от удушья, истекающими потом людьми, небрежно оставляют на раскаленном южным солнцем дворе часов эдак на пять-шесть. Одним словом, арсенал “незабываемых удовольствий”, которые может предоставить тюремное начальство строптивому заключенному, богат до чрезвычайности и “испанские сапоги” или электрошок - просто излишняя роскошь.
Казахстанские власти решили не лепить собственными руками из меня очередную “икону русского сопротивления”, и суд оказался простой формальностью. Прокурор констатировал невозможность применения ко мне статей УК, а председатель суда, которого все называли попросту Мамыр, быстренько оформил год условно. Наручники с меня сняли под ненавидящими взглядами представителей КНБ ( комитета национальной безопасности), один из которых - русский, проворчал, что теперь недосчитается звездочки на погонах.
Мне повезло, и я вырвался из ада казахстанской тюрьмы, а затем и из его преддверия - так называемой “республики Казахстан”. Но сколько еще наших братьев и сестер осталось влачить ярмо казахского ига?
Записал А. БОРОДАЙ
Арест не был для меня большой неожиданностью. За несколько дней до этого я заметил активную, но безграмотную слежку. Но покинуть Алма-Ату я не мог по семейным обстоятельствам и надеялся “на авось”. Кроме того, незадолго до ареста посещавшей прокуратуру жене тамошний следователь заявил, что в розыске я не числюсь.
Сперва меня отвезли в так называемый ИВС (изолятор временного содержания). Там мне пришлось провести месяц, сменив за это время семь камер, что само по себе оказалось чрезвычайно неприятно. Ведь перевод в новую камеру обычно осуществляется сразу после допроса, и редко когда успеваешь прихватить с собой пустяковые, но такие жизненно важные вещи, как зубная щетка, полотенце, мыло и т.д. На новом месте их приходится у кого-то одалживать, а влезать в долги - хуже ничего в тюрьме нет.
В камерах площадью 8 кв. метров обычно борются за существование 8-10 человек. Из мебели - шконки: толстые металлические прутья, приваренные к стенам. В сырую погоду в камерах значительно холоднее, чем на улице и, оставшись в легкой одежде, я сразу же простыл. “Шкурежка”, которую мне выделили сердобольные сокамерники, не только слегка помогала пережить холодные ночи, но и наградила меня чесоткой. Местная медицина после долгих просьб и петиций в адрес тюремного начальства разродилась единственным и неповторимым средством от всех арестантских недугов - зеленкой.
Последние десять дней в ИВС пришлось провести в одиночной камере, где меня обслуживали по “спецзаказу”. Каждый вечер на сырые полы крохотной комнатки вываливали ведро хлорки - для дезинфекции, конечно. Ядовитые испарения разъедали гортань, глаза и т.д. Общую симфонию тюремных ароматов дополняло зловоние от валявшихся под шконками дохлых крыс, вытащить которых не было никакой возможности. Окно в одиночке также не предусмотрено.
Следователи “шили” мне сначала ст.183 УК Республики Казахстан (самоуправство), сменив ее потом на более “крутую” ст. 76 (рэкет), по которой мне светило не меньше десяти лет заключения. Но дело, основанное, по большей части, на том, что некая пенсионерка определила у меня “взгляд убийцы”, трещало по швам.
Я считал себя немало повидавшим человеком, но тем не менее был просто поражен незамысловатостью работы казахстанских следователей. Значительную часть сидящих (не менее 20 процентов) составляют наркоманы, которых милиция отлавливает в наркопритонах, называемых “ямами”. Все “ямы” контролируются органами, и те всегда легко выполняют план по раскрываемости преступлений за счет лишенных воли людей. Если существование очередного притона оказывается под угрозой, милиция сама поддерживает его существование, снабжая наркотиками из числа “вещдоков”. На допросах следователи тоже подкармливают своих подопечных наркотой, получая взамен нужные показания, списывая на несчастных самые гиблые дела. Уже в алма-атинском централе мне пришлось сидеть с двумя “убийцами корреспондента “Гардиан”, хотя всему населению тюрьмы было прекрасно известно, что журналиста “убрали” казахские спецслужбы, озабоченные его деятельностью по разоблачению официального мифа о невиданном “экономическом процветании республики Казахстан”.
В тюрьме я постиг простую истину - “органы правопорядка” полностью контролируют всю организованную преступность республики. Многочисленные “крутые” бандиты, на “джипах” и “мерседесах” являются для них лишь питательной средой. Бандитам позволено безбожно “трясти” население, лишь для того, чтобы назарбаевская верхушка смогла потом “трясти” их самих.
Немало оказалось в тюрьме и псевдонасильников. Инспирированной самими работниками “правоохранительных органов” жалобы представительницы коренной национальности на попытку изнасилования достаточно, чтобы упечь в тюрьму любого славянина, где из него будут вымогать деньги или иные ценности за прекращение дела. Например, один из таких “насильников” имел несчастье владеть прекрасной квартирой в центре столицы. Как-то раз заглянул к нему малознакомый участковый и попросил прописать в квартире своего приятеля. Хозяин жилья, естественно, отказался от такого сомнительного предложения, а разочарованный милиционер попросил разрешения хотя бы заходить в гости. На следующий день он появился в сопровождении “дальней родственницы”. Оставив ее наедине с хозяином квартиры, милиционер вышел за сигаретами и явился обратно через десять минут, но уже не один, а с коллегами.
Казахская молодуха объявила о попытке изнасилования, и хозяина квартиры задержали его новоявленные друзья. К моменту, когда я покидал тюрьму, неудачливый “насильник” провел в ее стенах уже почти год. Его дело было приостановлено по причине исчезновения пострадавшей, но на свободу беднягу выпускать никто и не собирался.
Встречались в тюрьме и люди, сидящие по крупным экономическим делам. Мне запомнился морально и физически сломленный человек, еще недавно бывший одним из самых удачливых русских предпринимателей в республике. На верхушку социальной пирамиды он взлетел, догадавшись приобрести землю с отвалами Чимкентского фосфорного завода. Применение современных технологий превратило советскую свалку в настоящее золотое дно. Кучи мусора, превращенные в ценные фосфорные удобрения, позволили наладить выгодную торговлю с Узбекистаном и Китаем. Примерные подсчеты показали, что старые отвалы таят в себе более 80 миллионов долларов чистой прибыли.
Естественно, такой жирный кусок не мог проплыть мимо пасти назарбаевской семейки. Коммерсанта посетил не кто-нибудь, а сам зять (муж младшей дочери) президента. Он скромно и человечно предложил предпринимателю оставить целых десять процентов акций его же собственного дела.
Но тот оказался заносчив и не понял байского милосердия. Он отказался, надеясь, что деньги, адвокаты, влиятельные зарубежные друзья и т.д., спасут его от хищного президентского семейства. Через пару недель он уже сидел в столичном централе, обвиненный в финансовых махинациях. Его беременную жену посадили в камеру напротив. Не помогли обращения в казахстано-американский фонд по правам человека, другие правозащитные организации. Впрочем, неизвестно: дошли ли его письма до адресатов. Он знал, что у супруги в нечеловеческих условиях тюрьмы случился выкидыш. Он знал, что следствие по его делу, при необходимости, можно растянуть на долгие годы, и в самом лучшем случае он выйдет из тюрьмы беспомощным калекой.
У меня создалось устойчивое впечатление, что добрая половина сидящих: и в ИВС и в самой тюрьме - несчастные, ни в чем невиновные люди. Они угодили за решетку или “для массовости”, или потому, что обладали чем-то приглянувшимся представителям новой казахской элиты.
Им-то и приходится в тюрьме тяжелей всего. Именно их “загоняют в косяки” блатные сокамерники, в последнюю очередь они получают передаваемые надзирателями, которых называют почему-то “дубаками”, “дачки” (продовольствие, предметы обихода) и тем более “грев” (наркотики). Нередко они спят под шконками, впрочем, должен же кто-то под ними спать - в моей “родной” камере N 107 Алма-Атинского централа на шесть лежачих мест претендовало больше двух десятков человек.
Эти люди, как правило,- русские, не привыкшие держаться землячествами, не имеющие самого важного в тюрьме - поддержки.
Казахстанская тюрьма удивительно точно копирует назарбаевскую государственность. Формально никакого национализма не существует, более того - он под запретом по воровским законам. Но реально правят бал казахские “семейки” и “братья-вайнахи” - чеченцы с ингушами. Если же славянин вслух вспомнит о своей национальной принадлежности, он почти наверняка услышит суровый оклик: “Ты, что! Националку гонишь?” Некоторые русаки, насмотревшись на мусульманское братство, от горя и безысходности даже принимают ислам. Бывает, что местные умельцы прямо в камере делают им обрезание.
Надо сказать - это весьма опасная операция. Летом температура в тесных камерах запросто поднимается до 50-60 градусов по Цельсию, при высочайшем уровне влажности (постоянно кто-то умывается, стирает и т. д.). В таких условиях даже самая маленькая царапина угрожает серьезным воспалением. Это обстоятельство нередко удерживает заключенных от драк - слишком серьезными могут быть последствия. Наиболее спокойные и неконфликтные, кстати, те, у кого большой срок: убийцы, грабители и т. д. Каждый из них стремится дожить до освобождения и не хочет понапрасну рисковать здоровьем.
В камерах полно туберкулезников, сифилитиков, больных СПИДом и т.д., но в санчасть забирают только уже полумертвых. Большинство пациентов оттуда отправляется прямиком в морг. Каждого покойника провожает в последний путь вся тюрьма, остервенело лупя “шленками” (кружками) по “лакалкам” и “решкам”.
Впрочем, в тюрьме есть и привилегированные - “жировые” камеры, с нормальным количеством спальных мест, ковриками, телевизорами и т.д. Сидеть в такой камере довелось и мне - за сто долларов в месяц. Зарабатывающие гроши надзиратели всегда рады услужить - вовремя принести не разграбленную посылку с воли, сводить в гости в другую камеру, могут обеспечить даже женщиной из числа сидящих в соседнем коридоре. Между камерами существует интенсивное общение, обмен вещами и информацией. Гостинцы часто носят “через Андижан” (в заднем проходе). Все это подпадает под общий термин “движение”. Если в камере нет “движения” - это очень плохо. Плохо хотя бы потому, что стиснутые в малом пространстве люди, лишенные общения с “большим” тюремным миром, буквально дуреют от безделья и тогда разборок не избежать.
Когда я вышел на свободу, многие товарищи спрашивали меня о пытках. Нет, в казахстанской тюрьме не найти подвалов с дыбами, “испанскими сапогами” и прочими средневековыми орудиями мучительства.
Но многие из тех, кто не в состоянии оплатить пребывание в “жировой” камере, регулярно избиваются надзирателями. Помню, что особенно отличался на этом поприще здоровенный сержант-казах по кличке Тайсон, отрабатывающий на русских зэках свои боксерские навыки.
На допрос возят в милицейском “уазике”, заталкивая в “собачий ящик” вместо двух положенных - шесть человек, среди которых сифилитики, туберкулезники, вшивые и т. д. И металлический гроб, забитый хрипящими от удушья, истекающими потом людьми, небрежно оставляют на раскаленном южным солнцем дворе часов эдак на пять-шесть. Одним словом, арсенал “незабываемых удовольствий”, которые может предоставить тюремное начальство строптивому заключенному, богат до чрезвычайности и “испанские сапоги” или электрошок - просто излишняя роскошь.
Казахстанские власти решили не лепить собственными руками из меня очередную “икону русского сопротивления”, и суд оказался простой формальностью. Прокурор констатировал невозможность применения ко мне статей УК, а председатель суда, которого все называли попросту Мамыр, быстренько оформил год условно. Наручники с меня сняли под ненавидящими взглядами представителей КНБ ( комитета национальной безопасности), один из которых - русский, проворчал, что теперь недосчитается звездочки на погонах.
Мне повезло, и я вырвался из ада казахстанской тюрьмы, а затем и из его преддверия - так называемой “республики Казахстан”. Но сколько еще наших братьев и сестер осталось влачить ярмо казахского ига?
Записал А. БОРОДАЙ
РУДНЫЙ: ЧАС ТРУДНЫЙ
Режим Назарбаева жестоко подавил очередную попытку русского населения северного Казахстана к самоорганизации. Собравшаяся 30 ноября прошедшего года в городе Рудном русская община обсуждала вопрос о создании казачьей организации и оказании помощи бедствующим православным священникам. Но через полчаса после начала заседания в здание ворвались несколько десятков вооруженных сотрудников милиции и ОМОНа. Положив всех присутствующих на пол, казахские “блюстители порядка” под стволами автоматов принялись зверски избивать безоружных людей. Крепко досталось даже старикам-пенсионерам, особенно 62-летнему В. Сотникову. Несколько человек получили тяжкие телесные повреждения, еще большее количество - средние и легкие.
Затем всех задержанных погрузили в машины и доставили в здание ГОВД. Там четверых инициаторов собрания, особенно К. Краснова и С. Юдакова подвергли допросу с пристрастием. Остальных пленников в это время держали у ближайшей стены в положении “руки за голову”.
Позднее председатель русской общины Казахстана г-н Бунаков распространил заявление, осуждающее эту акцию милиции и ее национальную подоплеку. Естественно, начальник областного УВД г-н Узбекгалиев тут же открестился от предъявленных обвинений, объяснив нападение на мирных граждан необходимостью бороться с организованной преступностью.
Инцидент можно было бы считать исчерпанным, если бы это “славное деяние” казахстанской милиции было бы единичным. Но власти Казахстана все активнее используют силовые методы давления на славянское население. Погромы русских общин стали правилом в Кокчетаве, Усть-Каменогорске, Павлодаре и других местах компактного расселения славян. Толпы жителей бывших промышленных центров, протестующих против невыносимого экономического положения, переходящего в прямой голод, уже не раз встречались дубинками ОМОНа и стволами автоматов президентской гвардии.
Всех пострадавших от действий карателей чиновники автоматически объявляют “уголовными элементами”.
Затем всех задержанных погрузили в машины и доставили в здание ГОВД. Там четверых инициаторов собрания, особенно К. Краснова и С. Юдакова подвергли допросу с пристрастием. Остальных пленников в это время держали у ближайшей стены в положении “руки за голову”.
Позднее председатель русской общины Казахстана г-н Бунаков распространил заявление, осуждающее эту акцию милиции и ее национальную подоплеку. Естественно, начальник областного УВД г-н Узбекгалиев тут же открестился от предъявленных обвинений, объяснив нападение на мирных граждан необходимостью бороться с организованной преступностью.
Инцидент можно было бы считать исчерпанным, если бы это “славное деяние” казахстанской милиции было бы единичным. Но власти Казахстана все активнее используют силовые методы давления на славянское население. Погромы русских общин стали правилом в Кокчетаве, Усть-Каменогорске, Павлодаре и других местах компактного расселения славян. Толпы жителей бывших промышленных центров, протестующих против невыносимого экономического положения, переходящего в прямой голод, уже не раз встречались дубинками ОМОНа и стволами автоматов президентской гвардии.
Всех пострадавших от действий карателей чиновники автоматически объявляют “уголовными элементами”.