Важную роль у Разумихина играют эпизоды, в которых действующие лица — сам Александр Михайлович и один из критиков, — то есть эпизоды, когда не было свидетелей. Поэтому трудно, а иногда невозможно понять: рассказанное Разумихиным — это правда или вымысел. Сам же повествователь стремится создать иллюзию достоверности, сообщая многочисленные подробности происходящего.
Например, разговор о Лобанове предваряет эпизод встречи Разумихина с критиком около Литинститута. По версии автора сочинения, Михаил Петрович приехал на собственной машине, напоминавшей авто Труса, Балбеса и Бывалого в фильме "Самогонщики". Лобанов, которому Александр Михайлович хотел помочь опубликоваться в журнале "Литература в школе" в период очередных гонений на критика, повёл себя странным образом. Он, по сути, не захотел разговаривать с Разумихиным, сославшись на отсутствие времени из-за проблем с мотором машины. Но читателям следует знать, что собственной машины у Михаила Петровича никогда не было…
Тон, заданный этим эпизодом, доминирует в оценке Лобанова, человека и критика, на протяжении всего повествования. Например, говорится о богатой фантазии Лобанова и в качестве иллюстрации приводится его книга "Островский" (М., 1979), где Михаил Петрович якобы "доказывает народность положительной Кабановой, которая по-своему любит Катерину". Несчастную же героиню Лобанов "не пожалел", "потому как Катерина посмела пойти вразрез с его точкой зрения, с его "Надеждой исканий"".
Разумихинское толкование очень напоминает то шельмование, те бездоказательные обвинения, которым критик подвергся в конце 70-х-начале 80-х годов со стороны партийных ортодоксов и либеральных овчарок. Понятно, почему не приводятся цитаты из книги "Островский", ибо их, подтверждающих правоту Разумихина, нет.
У Лобанова об отношении Кабановой к Катерине говорится следующее: "Она "уму-разуму учит" сноху не потому, что ей дороже сын. Можно не сомневаться, что в случае замужества Варвары она будет брать сторону не дочери, а зятя". В книге "Островский" вообще отсутствует акцент "любит — не любит", в ней лишь справедливо утверждается, что нельзя упрощать характер Кабановой. Сие же не означает "народность положительной Кабановой", на чём настаивает Разумихин. У Лобанова в этой связи сказано принципиально иное: "Нравственно нетерпимая Кабаниха — при всех её благих помыслах — ни в коей мере не может быть поставлена в один ряд с такими просветлёнными носителями народной нравственности, как Русаков".
При характеристике же Катерины критик делает постоянное ударение на её трагедии, смысл которой видится ему в "нравственной катастрофе" героини, в нарушении "извечных в глазах Катерины моральных установлений", в "невозможности найти себя", во "внутренней бесперспективности". У Лобанова нет даже намёков на то, что ему не жаль героиню, тем более потому, что она "посмела пойти вразрез с его точкой зрения, с его "Надеждой исканий"" (так называется книга критика, опубликованная на год раньше "Островского"). Этот разумихинский бред — с точки зрения фактов, логики, русского языка — нет смысла комментировать.
Другие суждения автора сочинения "Трое из сумы" о Михаиле Лобанове качественно ничем не отличаются от приведённых, можно лишь констатировать разную степень произвола, человеческой и профессиональной непорядочности. Вообще же Разумихин не утруждает себя ссылками на первоисточники, хотя бы называнием тех работ, откуда он берёт "строительный материал" для своих фантазий, подобных следующей: "И Ноздрёв для него (Лобанова. — Ю.П.) был вполне симпатичным героем, образцом национального характера, потому что сказал Чичикову, что тот подлец!"
Я не знаю, о какой статье или книге критика идёт речь, но понимаю: сие — очередная грубая фальшивка, что проявляется уже на уровне подмены понятий. Между "симпатичным героем" и "образцом национального характера" дистанция огромного размера, и не видеть это может лишь тот, у кого полное затмение ума и совести…
По свидетельству Разумихина, он в конце 80-х годов задумал книгу о литературе уходящего десятилетия, но после распада СССР отказался от этого замысла и уже написанных глав, уничтожив их. Свои действия Александр Михайлович объясняет следующим образом: в новых условиях издать такую книгу было делом нереальным, да и "читать о литературе, ушедшей в небытие страны, — думал он, — никто не станет". И нигде далее в тексте не говорится, что сие решение и видение вопроса было ошибочным, наоборот, приводятся различные подтверждения справедливости авторской правоты.
Видимо, правильно сделал Разумихин, выбросив в мусоропровод главы книги, которую он планировал как "а н а л и т и ч е с к и й (разрядка моя. — Ю.П.) обзор прозы", ибо с логикой, с адекватным представлением о мире и литературе у него явные проблемы. Книги о словесности уже не существующих стран — от Римской империи до СССР — выходили, выходят и будут выходить. Тот же Владимир Бондаренко, один из самых нелюбимых критиков Разумихина, в 90-е годы публикует множество газетно-журнальных статей подобной тематики, которые впоследствии вошли в книги "Крах интеллигенции" (М., 1995), "Дети 1937-го года" (М., 2001). То есть, такая критическая продукция оказалась востребована и издателями, и, несомненно, читателями. И вообще, суть не в том, о чём книга, а в том, как она написана, кто её автор…
Ещё одна особенность Разумихина — это отсутствие у него единых критериев в оценке критиков, схожие поступки которых трактуются им по-разному. Так, Владимир Коробов характеризуется сочувственно-осуждающе как жертва обстоятельств: "Именно в пору своего пребывания в "Нашем современнике" Володя, человек от природы сильный и крупный, а потому (??? — Ю.П.) очень добрый, стал очень мягкий и податливый. Он стал таким, каким хотели, чтобы он стал. Он научился обслуживать. Есть такой жанр не только в критике. Он написал оду собственному руководителю — С. Викулову. Он писал о большом начальнике — Ю. Бондареве".
Однако подобный факт из биографии Татьяны Ивановой ("ода" С. Викулову) интерпретируется Разумихиным куда мягче, и главное — под его пером Иванова, человек-флюгер и бездарная критикесса, неузнаваемо преображается: "Серьёзная и правильная, ничуть не ангажированная и не идеологизированная Татьяна Иванова, разве что излишне восторженная, когда доводилось писать комплементарные статьи о поэте Сергее Викулове". Как правило, Разумихин "прописывает" судьбы своих героев, сообщая о том, что было "дальше", "после"… Для "правильной" Ивановой он делает исключение, ибо пришлось бы рассказывать о её оголтело-безумных, русофобских статьях в "Огоньке", "Книжном обозрении", и не только об этом…
Интересно и то, каким самооправданием Разумихин подпирает свою оценку Владимира Коробова: "Наверное, сегодня я имею право на подобные слова в адрес Володи, потому что ещё тогда в одном из разговоров сказал ему напрямую: "Володя, мне кажется, что это неэтично — писать о собственном главном редакторе". Кстати, раздражает постоянное запанибратство автора, он указывает Лене, Володе, Сереже, Саше, при этом сам оставаясь всю жизнь в серой тени…
Я дважды принимался за ответ Александру Разумихину и дважды бросал — скучно, неинтересно, малопродуктивно писать об очевидном. Дураку проще сказать, что он дурак, завистнику — завистник, но неправоту сочинителя всё же нужно доказывать. Тем более, сейчас, когда многие и многие даже филологи не обладают самыми элементарными знаниями по истории русской литературы и критики последнего пятидесятилетия. Большая часть наших вузовских преподавателей — западники, космополиты. Поэтому их студенты знают только русскоязычных авторов, постмодернистов прежде всего, и пропагандирующих их критиков и литературоведов, о русских писателях и критиках они, вероятно, лишь слышали. Но слышали так, что лучше бы вовсе не слышать…
В конце своего повествования Александр Разумихин отвечает на вопрос: "Почему русские патриоты всегда проигрывают?" Часть моего ответа на этот вопрос такова: потому что среди называющих себя "русскими патриотами" и русскими людьми вообще слишком много разумихиных.
Полностью публикуется в газете «День литературы», 2009, N3
АНОНС «ДЛ» N3
Андрей Смирнов В СУМЕРКАХ ЕВРОПЕЙСКОГО ЛЕТА
Тит ТАК!
Даниил Торопов, Сергей Угольников АПОСТРОФ
ЧТОБЫ СВЕЧА НЕ ПОГАСЛА
Евгений Нефёдов ЕВГЕНИЙ О НЕКИХ
Например, разговор о Лобанове предваряет эпизод встречи Разумихина с критиком около Литинститута. По версии автора сочинения, Михаил Петрович приехал на собственной машине, напоминавшей авто Труса, Балбеса и Бывалого в фильме "Самогонщики". Лобанов, которому Александр Михайлович хотел помочь опубликоваться в журнале "Литература в школе" в период очередных гонений на критика, повёл себя странным образом. Он, по сути, не захотел разговаривать с Разумихиным, сославшись на отсутствие времени из-за проблем с мотором машины. Но читателям следует знать, что собственной машины у Михаила Петровича никогда не было…
Тон, заданный этим эпизодом, доминирует в оценке Лобанова, человека и критика, на протяжении всего повествования. Например, говорится о богатой фантазии Лобанова и в качестве иллюстрации приводится его книга "Островский" (М., 1979), где Михаил Петрович якобы "доказывает народность положительной Кабановой, которая по-своему любит Катерину". Несчастную же героиню Лобанов "не пожалел", "потому как Катерина посмела пойти вразрез с его точкой зрения, с его "Надеждой исканий"".
Разумихинское толкование очень напоминает то шельмование, те бездоказательные обвинения, которым критик подвергся в конце 70-х-начале 80-х годов со стороны партийных ортодоксов и либеральных овчарок. Понятно, почему не приводятся цитаты из книги "Островский", ибо их, подтверждающих правоту Разумихина, нет.
У Лобанова об отношении Кабановой к Катерине говорится следующее: "Она "уму-разуму учит" сноху не потому, что ей дороже сын. Можно не сомневаться, что в случае замужества Варвары она будет брать сторону не дочери, а зятя". В книге "Островский" вообще отсутствует акцент "любит — не любит", в ней лишь справедливо утверждается, что нельзя упрощать характер Кабановой. Сие же не означает "народность положительной Кабановой", на чём настаивает Разумихин. У Лобанова в этой связи сказано принципиально иное: "Нравственно нетерпимая Кабаниха — при всех её благих помыслах — ни в коей мере не может быть поставлена в один ряд с такими просветлёнными носителями народной нравственности, как Русаков".
При характеристике же Катерины критик делает постоянное ударение на её трагедии, смысл которой видится ему в "нравственной катастрофе" героини, в нарушении "извечных в глазах Катерины моральных установлений", в "невозможности найти себя", во "внутренней бесперспективности". У Лобанова нет даже намёков на то, что ему не жаль героиню, тем более потому, что она "посмела пойти вразрез с его точкой зрения, с его "Надеждой исканий"" (так называется книга критика, опубликованная на год раньше "Островского"). Этот разумихинский бред — с точки зрения фактов, логики, русского языка — нет смысла комментировать.
Другие суждения автора сочинения "Трое из сумы" о Михаиле Лобанове качественно ничем не отличаются от приведённых, можно лишь констатировать разную степень произвола, человеческой и профессиональной непорядочности. Вообще же Разумихин не утруждает себя ссылками на первоисточники, хотя бы называнием тех работ, откуда он берёт "строительный материал" для своих фантазий, подобных следующей: "И Ноздрёв для него (Лобанова. — Ю.П.) был вполне симпатичным героем, образцом национального характера, потому что сказал Чичикову, что тот подлец!"
Я не знаю, о какой статье или книге критика идёт речь, но понимаю: сие — очередная грубая фальшивка, что проявляется уже на уровне подмены понятий. Между "симпатичным героем" и "образцом национального характера" дистанция огромного размера, и не видеть это может лишь тот, у кого полное затмение ума и совести…
По свидетельству Разумихина, он в конце 80-х годов задумал книгу о литературе уходящего десятилетия, но после распада СССР отказался от этого замысла и уже написанных глав, уничтожив их. Свои действия Александр Михайлович объясняет следующим образом: в новых условиях издать такую книгу было делом нереальным, да и "читать о литературе, ушедшей в небытие страны, — думал он, — никто не станет". И нигде далее в тексте не говорится, что сие решение и видение вопроса было ошибочным, наоборот, приводятся различные подтверждения справедливости авторской правоты.
Видимо, правильно сделал Разумихин, выбросив в мусоропровод главы книги, которую он планировал как "а н а л и т и ч е с к и й (разрядка моя. — Ю.П.) обзор прозы", ибо с логикой, с адекватным представлением о мире и литературе у него явные проблемы. Книги о словесности уже не существующих стран — от Римской империи до СССР — выходили, выходят и будут выходить. Тот же Владимир Бондаренко, один из самых нелюбимых критиков Разумихина, в 90-е годы публикует множество газетно-журнальных статей подобной тематики, которые впоследствии вошли в книги "Крах интеллигенции" (М., 1995), "Дети 1937-го года" (М., 2001). То есть, такая критическая продукция оказалась востребована и издателями, и, несомненно, читателями. И вообще, суть не в том, о чём книга, а в том, как она написана, кто её автор…
Ещё одна особенность Разумихина — это отсутствие у него единых критериев в оценке критиков, схожие поступки которых трактуются им по-разному. Так, Владимир Коробов характеризуется сочувственно-осуждающе как жертва обстоятельств: "Именно в пору своего пребывания в "Нашем современнике" Володя, человек от природы сильный и крупный, а потому (??? — Ю.П.) очень добрый, стал очень мягкий и податливый. Он стал таким, каким хотели, чтобы он стал. Он научился обслуживать. Есть такой жанр не только в критике. Он написал оду собственному руководителю — С. Викулову. Он писал о большом начальнике — Ю. Бондареве".
Однако подобный факт из биографии Татьяны Ивановой ("ода" С. Викулову) интерпретируется Разумихиным куда мягче, и главное — под его пером Иванова, человек-флюгер и бездарная критикесса, неузнаваемо преображается: "Серьёзная и правильная, ничуть не ангажированная и не идеологизированная Татьяна Иванова, разве что излишне восторженная, когда доводилось писать комплементарные статьи о поэте Сергее Викулове". Как правило, Разумихин "прописывает" судьбы своих героев, сообщая о том, что было "дальше", "после"… Для "правильной" Ивановой он делает исключение, ибо пришлось бы рассказывать о её оголтело-безумных, русофобских статьях в "Огоньке", "Книжном обозрении", и не только об этом…
Интересно и то, каким самооправданием Разумихин подпирает свою оценку Владимира Коробова: "Наверное, сегодня я имею право на подобные слова в адрес Володи, потому что ещё тогда в одном из разговоров сказал ему напрямую: "Володя, мне кажется, что это неэтично — писать о собственном главном редакторе". Кстати, раздражает постоянное запанибратство автора, он указывает Лене, Володе, Сереже, Саше, при этом сам оставаясь всю жизнь в серой тени…
Я дважды принимался за ответ Александру Разумихину и дважды бросал — скучно, неинтересно, малопродуктивно писать об очевидном. Дураку проще сказать, что он дурак, завистнику — завистник, но неправоту сочинителя всё же нужно доказывать. Тем более, сейчас, когда многие и многие даже филологи не обладают самыми элементарными знаниями по истории русской литературы и критики последнего пятидесятилетия. Большая часть наших вузовских преподавателей — западники, космополиты. Поэтому их студенты знают только русскоязычных авторов, постмодернистов прежде всего, и пропагандирующих их критиков и литературоведов, о русских писателях и критиках они, вероятно, лишь слышали. Но слышали так, что лучше бы вовсе не слышать…
В конце своего повествования Александр Разумихин отвечает на вопрос: "Почему русские патриоты всегда проигрывают?" Часть моего ответа на этот вопрос такова: потому что среди называющих себя "русскими патриотами" и русскими людьми вообще слишком много разумихиных.
Полностью публикуется в газете «День литературы», 2009, N3
АНОНС «ДЛ» N3
Вышел из печати, поступает к подписчикам и в продажу мартовский выпуск газеты "ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ" (N3, 2009). В номере: передовая Юрия ПАВЛОВА; материалы к 85-летию Юрия БОНДАРЕВА; беседа с председателем Национального союза писателей Украины Владимиром ЯВОРИВСКИМ; проза Николая ДОРОШЕНКО и Мастера ВЭНА; поэзия Олега ПАВЛОВА; Татьяна РЕБРОВА пишет о Владимире ЛИЧУТИНЕ, Владимир МАЛЯВИН — о Великом Шелковом Пути, Юрий МИЛОСЛАВСКИЙ — о ПУШКИНЕ и ГОГОЛЕ. Кроме того, в номере — хроника писательской жизни, список жюри и номинантов премии "Национальный бестселлер", а также традиционная поэтическая пародия Евгения НЕФЁДОВА.
"ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ", ведущую литературную газету России, можно выписать во всех отделениях связи по объединённому каталогу "Газеты и Журналы России", индекс 26260. В Москве газету можно приобрести в редакции газет "День литературы" и "Завтра", а также в книжных лавках СП России (Комсомольский пр., 13), Литинститута (Тверской бульвар, 25), ЦДЛ (Б.Никитская, 53) и в редакции "Нашего современника" (Цветной бульвар, 32).
Наш телефон: (499) 246-00-54; e-mail: denlit@rol.ru; электронная версия: http://zavtra.ru/
Главный редактор — Владимир БОНДАРЕНКО.
"ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ", ведущую литературную газету России, можно выписать во всех отделениях связи по объединённому каталогу "Газеты и Журналы России", индекс 26260. В Москве газету можно приобрести в редакции газет "День литературы" и "Завтра", а также в книжных лавках СП России (Комсомольский пр., 13), Литинститута (Тверской бульвар, 25), ЦДЛ (Б.Никитская, 53) и в редакции "Нашего современника" (Цветной бульвар, 32).
Наш телефон: (499) 246-00-54; e-mail: denlit@rol.ru; электронная версия: http://zavtra.ru/
Главный редактор — Владимир БОНДАРЕНКО.
Андрей Смирнов В СУМЕРКАХ ЕВРОПЕЙСКОГО ЛЕТА
Сантим Затерянные в космосе. «Мир на закате» («Rebel records») 2008.
Солнце садится. Мир на закате.
На выживание времени хватит.
В небе раскинулась звёздная скатерть.
Солнце садится. Мир на закате.
Этот альбом проявлялся на свет целых три года. Интересы Сантима давно уводили его в сторону дарк-вейва, апокалиптического фолка. Впрочем, аудитория ожидала иного. Когда проект "Сантим Затерянные в космосе" был представлен в "Точке", публика по инерции ещё требовала "Оле-оле". А один мой друг, не видевший Сантима и Ко с середины девяностых и помнивший яростный радикализм "уничтожим всё, чтобы не было следа, чтоб остался только эха звон", чуть позже удивлённо констатировал, что парни повзрослели.
Ныне Сантим един в трёх "агрегатных состояниях". Концертный состав экзистенциально-урбанистического пост-панка именуется "Сантим и Ангелы на краю Вселенной", есть акустическая ипостась под легендарной шапкой "Резервация здесь". Наконец, "Затерянные в космосе" — с середины 90-х полигон для воплощения оригинальных идей Алексея Экзича. Кстати, история "Затерянных в космосе" пару лет назад была официально закончена, так что "Мир на закате" — своеобразная кода проекта.
Представленные на пластинке поэтические вдохновения по своей внутренней энергии требовали новых музыкальных решений. В данном случае можно сказать удались на сто процентов. Сантимовские откровения обрамляет красивая, выверенная музыка, сотворённая Экзичем и Константином Мишиным. Это именно красота, а не красивость. Интуиции создателей подчинены идее пластинки. Музыка не стремится обрадовать, она задевает, тревожит, ибо тревожна эпоха.
С 2005 года немало воды утекло, но актуальности программа совсем не потеряла. У Сенеки есть очень меткая формула: "Много поэты говорят такого, что или сказано, или должно быть сказано философами". И когда молчат философы, поэты берут бразды правления в свои руки. Прослушивая альбом, можно куда больше получить представлений об окружающем мире, нежели читая записных идеологов. Сантим пытается решать экзистенциальные кроссворды "здесь и сейчас". При этом никакого дешёвого мистицизма. Путь воли — не метания очарованного странника, это строгий и спокойный шаг.
"Истина должна быть пережита, а не преподана", — изрёк некогда Герман Гессе. То, что заимствовано, неизбежно уйдёт, предаст. Сантим вполне вошёл в "кризис среднего возраста", в котором происходит своеобразный опыт переоценки всех ценностей. На смену вдохновению от "пива, футбола и революции" приходят более изысканные и сложные темы. Это не отступление, сдача позиций — просто повестка дня изменилась.
Покидая кресты, где распяты,
Наблюдая сияние звёзд,
Провожая вагоны на запад,
Удивляясь жужжанью стрекоз,
Просыпаясь без сна и веселья,
Засыпая без ночи и дня
Без прощения и на коленях.
Зазеркалье не для меня.
У последнего моря
Остаются тела.
Просто юность героев
Ушла.
Подлинный радикализм проявляется по-другому. Нет смысла противопоставлять реальной жизни наивные фантазии. Сначала своя чёткая жёсткая позиция. Любое "анти" неизбежно рискует раствориться в том, что отрицает, стать его подобием. Многие экстремальные идеи прошлого десятилетия ушли вслед за врагами-оппонентами. "Мир на закате" скорее созвучен антропологическим пессимистам, которые не готовы смотреть на человечество сквозь розовые очки социального переустройства.
Основанием подлинного восстания против современного мира является не социально-политический, но внутренний человеческий импульс. И далеко не каждый способен открыть его в себе.
Ещё в ранних проектах Сантима ощущался мощный культурный бэкграунд. Так и "Мир на закате" полон аллюзий на "философов подозрения", разнообразных странных писателей, неполиткорректные доктрины. Композиция "Кошки" на текст самого Г.Ф.Лавкрафта. Кстати, так описывали Лавкрафта биографы: "Он любил кошек и мороженое, Древний Рим и старинную колониальную архитектуру своего родного Провиденса. Он обожал восемнадцатый век и сверхъестественное, астрономию и книги лорда Дансени. Он ненавидел современность и механизацию…". Сантим вполне может примерить многое из списка: Рим, старая архитектура, прошлые века и отношение к настоящему как к подлому времени. И даже с астрономией есть параллели, пусть знаменитая композиция "К звёздам" и утверждает Плоскую Землю.
Это не комично-политизированный поход "в европейцы". Это соотнесение себя с образцами европейской культуры. Зачастую "на Европу" претендуют те, кому до неё как до Луны. Повёрнутая на Запад голова не является свидетельством европейства. Для многих музыкантов быть в Европе — это записаться в Германии, покидать камешки в фонтан Тревизо, выпить хорошего пива. Полнота ощущений исчезает в нагромождении фактов. Для Сантима — Европа — нечто волнующее, близкое и далёкое, обретаемое и теряемое. Это исконная Европа, не нынешний Запад, в котором "американцы сберегли самые обветшалые элементы европейской культуры, сохранили только тот отвратительный и утративший всякую силу современный миф, который составлен из рационализма, механицизма и меркантилизма" (Дриё Ла Рошель).
Занятие вполне для русского художника — поиск себя, оснований собственного мира через обращение к высоким образцам мировой культуры. Посему и апокалипсис здесь носит не личный, и даже не национальный характер. Речь идёт уже о судьбе белой христианской цивилизации.
Но сказано: "Конец цикла есть конец иллюзии".
Звонко,
Звонко хрустит снежок.
Только
Ангел летит на восток.
Гаснет
Свет. Пол-Европы во мгле.
Место
Забыть о добре и зле.
Как можно выжить живому
В бойне на этой земле.
Где находится дальний остров Туле.
Чем завершится эпоха,
Дойдя до переднего края.
Только Россия знает.
Только Россия знает.
Солнце садится. Мир на закате.
На выживание времени хватит.
В небе раскинулась звёздная скатерть.
Солнце садится. Мир на закате.
Этот альбом проявлялся на свет целых три года. Интересы Сантима давно уводили его в сторону дарк-вейва, апокалиптического фолка. Впрочем, аудитория ожидала иного. Когда проект "Сантим Затерянные в космосе" был представлен в "Точке", публика по инерции ещё требовала "Оле-оле". А один мой друг, не видевший Сантима и Ко с середины девяностых и помнивший яростный радикализм "уничтожим всё, чтобы не было следа, чтоб остался только эха звон", чуть позже удивлённо констатировал, что парни повзрослели.
Ныне Сантим един в трёх "агрегатных состояниях". Концертный состав экзистенциально-урбанистического пост-панка именуется "Сантим и Ангелы на краю Вселенной", есть акустическая ипостась под легендарной шапкой "Резервация здесь". Наконец, "Затерянные в космосе" — с середины 90-х полигон для воплощения оригинальных идей Алексея Экзича. Кстати, история "Затерянных в космосе" пару лет назад была официально закончена, так что "Мир на закате" — своеобразная кода проекта.
Представленные на пластинке поэтические вдохновения по своей внутренней энергии требовали новых музыкальных решений. В данном случае можно сказать удались на сто процентов. Сантимовские откровения обрамляет красивая, выверенная музыка, сотворённая Экзичем и Константином Мишиным. Это именно красота, а не красивость. Интуиции создателей подчинены идее пластинки. Музыка не стремится обрадовать, она задевает, тревожит, ибо тревожна эпоха.
С 2005 года немало воды утекло, но актуальности программа совсем не потеряла. У Сенеки есть очень меткая формула: "Много поэты говорят такого, что или сказано, или должно быть сказано философами". И когда молчат философы, поэты берут бразды правления в свои руки. Прослушивая альбом, можно куда больше получить представлений об окружающем мире, нежели читая записных идеологов. Сантим пытается решать экзистенциальные кроссворды "здесь и сейчас". При этом никакого дешёвого мистицизма. Путь воли — не метания очарованного странника, это строгий и спокойный шаг.
"Истина должна быть пережита, а не преподана", — изрёк некогда Герман Гессе. То, что заимствовано, неизбежно уйдёт, предаст. Сантим вполне вошёл в "кризис среднего возраста", в котором происходит своеобразный опыт переоценки всех ценностей. На смену вдохновению от "пива, футбола и революции" приходят более изысканные и сложные темы. Это не отступление, сдача позиций — просто повестка дня изменилась.
Покидая кресты, где распяты,
Наблюдая сияние звёзд,
Провожая вагоны на запад,
Удивляясь жужжанью стрекоз,
Просыпаясь без сна и веселья,
Засыпая без ночи и дня
Без прощения и на коленях.
Зазеркалье не для меня.
У последнего моря
Остаются тела.
Просто юность героев
Ушла.
Подлинный радикализм проявляется по-другому. Нет смысла противопоставлять реальной жизни наивные фантазии. Сначала своя чёткая жёсткая позиция. Любое "анти" неизбежно рискует раствориться в том, что отрицает, стать его подобием. Многие экстремальные идеи прошлого десятилетия ушли вслед за врагами-оппонентами. "Мир на закате" скорее созвучен антропологическим пессимистам, которые не готовы смотреть на человечество сквозь розовые очки социального переустройства.
Основанием подлинного восстания против современного мира является не социально-политический, но внутренний человеческий импульс. И далеко не каждый способен открыть его в себе.
Ещё в ранних проектах Сантима ощущался мощный культурный бэкграунд. Так и "Мир на закате" полон аллюзий на "философов подозрения", разнообразных странных писателей, неполиткорректные доктрины. Композиция "Кошки" на текст самого Г.Ф.Лавкрафта. Кстати, так описывали Лавкрафта биографы: "Он любил кошек и мороженое, Древний Рим и старинную колониальную архитектуру своего родного Провиденса. Он обожал восемнадцатый век и сверхъестественное, астрономию и книги лорда Дансени. Он ненавидел современность и механизацию…". Сантим вполне может примерить многое из списка: Рим, старая архитектура, прошлые века и отношение к настоящему как к подлому времени. И даже с астрономией есть параллели, пусть знаменитая композиция "К звёздам" и утверждает Плоскую Землю.
Это не комично-политизированный поход "в европейцы". Это соотнесение себя с образцами европейской культуры. Зачастую "на Европу" претендуют те, кому до неё как до Луны. Повёрнутая на Запад голова не является свидетельством европейства. Для многих музыкантов быть в Европе — это записаться в Германии, покидать камешки в фонтан Тревизо, выпить хорошего пива. Полнота ощущений исчезает в нагромождении фактов. Для Сантима — Европа — нечто волнующее, близкое и далёкое, обретаемое и теряемое. Это исконная Европа, не нынешний Запад, в котором "американцы сберегли самые обветшалые элементы европейской культуры, сохранили только тот отвратительный и утративший всякую силу современный миф, который составлен из рационализма, механицизма и меркантилизма" (Дриё Ла Рошель).
Занятие вполне для русского художника — поиск себя, оснований собственного мира через обращение к высоким образцам мировой культуры. Посему и апокалипсис здесь носит не личный, и даже не национальный характер. Речь идёт уже о судьбе белой христианской цивилизации.
Но сказано: "Конец цикла есть конец иллюзии".
Звонко,
Звонко хрустит снежок.
Только
Ангел летит на восток.
Гаснет
Свет. Пол-Европы во мгле.
Место
Забыть о добре и зле.
Как можно выжить живому
В бойне на этой земле.
Где находится дальний остров Туле.
Чем завершится эпоха,
Дойдя до переднего края.
Только Россия знает.
Только Россия знает.
Тит ТАК!
Кризис стучится в двери и окна русского народа. Он вываливается из почтовых ящиков вместе с повестками о повышениях тарифов на свет, газ и горячую воду. Огорошивает отцов семейств вестями о разорении фирм, об остановках предприятий. Звенит в ушах сообщениями о неожиданных сокращениях и увольнениях. Рябит в глазах от зловещего мелькания цифр на ценниках в магазинах, что означает, по всей видимости, "бешенство цен". Изношенная структура жизнеобеспечения страны скрипит, стонет и грозит разрушиться. Денежный ручеек, дающий жизнь городам и весям обобранной родины, иссякает, на глазах превращается в неверную капель, вырождается в больничную диету, когда в "час по чайной ложке". Недостаток средств приводит к тому, что еще вчера замазанные пробоины государственного суденышка сегодня дают течь, а вроде бы потушенные в трюмах пожары — разгораются по-новой.
И в этой ситуации единственным окном, через которое не лезет в дома кризис, остаётся телевизор. Там, пусть и поредевшие, но по-прежнему мощные когорты хохмачей обливают народ тёплыми помоями своих сальностей и двусмысленных шуток. В нем всё те же фильмы, прославляющие мощь Америки и её крутых парней, которые нет-нет, да и "грохнут" в весёлом экранном режиме очередного русского, "отягощенного злом".
В этом проклятом телевизоре, полностью подконтрольном власти и всецело зависимом от государства, вместо крупномасштабного идеологического и информационного проекта под названием "Антикризис" — напротив, начинаются беспринципные возня и шатания. Очередной подарок, приуроченный к кризису, дарит нам Первый канал, спешащий вдохновить подрастающее поколение фильмом "Воротилы", реинкарнацией пресловутой "Бригады". Трое парней начинают свой путь с мелкой спекуляции во времена позднего СССР, а заканчивают, надо думать, крупными аферами на залоговых аукционах. Это и есть последовательно формируемый телевидением положительный образ для молодого человека эпохи кризиса. Как раз впереди новый передел собственности и влияния, экономический хаос, питательный бульон для лихих людей… Как раз выходят на свободу зеки 90-х, которые участвовали в основных разборках, и самое время "начать всё сначала", пересмотреть итоги приватизации, растрясти маленько продюсеров и сытых модераторов телевизионных рейтингов.
Стоит ли говорить, что дельцы, воротилы и бандиты — в тяжелую годину не спасут страну и народ! Потому что они "заточены" совершенно в другую сторону, действуют только в свою пользу, потому что их идеал — деньги, а смыслы их колеблются вместе с курсами мировых валют.
Очевидно, вскоре наши славные рейтингом телеканалы, откликаясь на демографическую катастрофу в России, выпустят телесериал "Шлюхи"…
С таким кино и телевидением, которые подсовывают народу очередную свинью, страна обречена. В СССР было создано великое кино — не только как подразделение большого искусства, но как фабрика смыслов и идеалов. Эти идеалы кому-то сейчас кажутся наивными, но они не были разрушительными, не были бесплодными. Это были образы строительства, созидания, спасения.
И если большой художник бросает в пасть стихийного божества своего искусства мораль, ценности, жизни будущих людей, — это вряд ли можно оправдать, но можно понять. Когда государственный канал продуцирует, идеологически спонсирует новый циничный передел, впрыскивая в мозг русской бесхозной молодежи, как кислоту, свои "старые песни о главном", что происходит в период так называемого идеального мирового шторма, — этого понять в принципе нельзя… С одной стороны, это нонсенс, но с другой — неумолимо свидетельствует о том, что наши власть-народ-интеллигенция находятся в непреходящем ступоре.
В великом романе Льва Толстого князь Андрей Болконский на Бородинском поле не мог оторвать взгляда от свистящего у его ног смертоносного ядра.
Так наше общество поражённо и бездейственно глядит на крутящуюся пред его носом смерть.
Эрнст, ты не прав!
И в этой ситуации единственным окном, через которое не лезет в дома кризис, остаётся телевизор. Там, пусть и поредевшие, но по-прежнему мощные когорты хохмачей обливают народ тёплыми помоями своих сальностей и двусмысленных шуток. В нем всё те же фильмы, прославляющие мощь Америки и её крутых парней, которые нет-нет, да и "грохнут" в весёлом экранном режиме очередного русского, "отягощенного злом".
В этом проклятом телевизоре, полностью подконтрольном власти и всецело зависимом от государства, вместо крупномасштабного идеологического и информационного проекта под названием "Антикризис" — напротив, начинаются беспринципные возня и шатания. Очередной подарок, приуроченный к кризису, дарит нам Первый канал, спешащий вдохновить подрастающее поколение фильмом "Воротилы", реинкарнацией пресловутой "Бригады". Трое парней начинают свой путь с мелкой спекуляции во времена позднего СССР, а заканчивают, надо думать, крупными аферами на залоговых аукционах. Это и есть последовательно формируемый телевидением положительный образ для молодого человека эпохи кризиса. Как раз впереди новый передел собственности и влияния, экономический хаос, питательный бульон для лихих людей… Как раз выходят на свободу зеки 90-х, которые участвовали в основных разборках, и самое время "начать всё сначала", пересмотреть итоги приватизации, растрясти маленько продюсеров и сытых модераторов телевизионных рейтингов.
Стоит ли говорить, что дельцы, воротилы и бандиты — в тяжелую годину не спасут страну и народ! Потому что они "заточены" совершенно в другую сторону, действуют только в свою пользу, потому что их идеал — деньги, а смыслы их колеблются вместе с курсами мировых валют.
Очевидно, вскоре наши славные рейтингом телеканалы, откликаясь на демографическую катастрофу в России, выпустят телесериал "Шлюхи"…
С таким кино и телевидением, которые подсовывают народу очередную свинью, страна обречена. В СССР было создано великое кино — не только как подразделение большого искусства, но как фабрика смыслов и идеалов. Эти идеалы кому-то сейчас кажутся наивными, но они не были разрушительными, не были бесплодными. Это были образы строительства, созидания, спасения.
И если большой художник бросает в пасть стихийного божества своего искусства мораль, ценности, жизни будущих людей, — это вряд ли можно оправдать, но можно понять. Когда государственный канал продуцирует, идеологически спонсирует новый циничный передел, впрыскивая в мозг русской бесхозной молодежи, как кислоту, свои "старые песни о главном", что происходит в период так называемого идеального мирового шторма, — этого понять в принципе нельзя… С одной стороны, это нонсенс, но с другой — неумолимо свидетельствует о том, что наши власть-народ-интеллигенция находятся в непреходящем ступоре.
В великом романе Льва Толстого князь Андрей Болконский на Бородинском поле не мог оторвать взгляда от свистящего у его ног смертоносного ядра.
Так наше общество поражённо и бездейственно глядит на крутящуюся пред его носом смерть.
Эрнст, ты не прав!
Даниил Торопов, Сергей Угольников АПОСТРОФ
Борис Козадаев. Универсальный порядок. Том I. Поиск общетеоретической концепции развития общества. — М.: Общество дружбы и развития сотрудничества с зарубежными странами, 2008. — 556 с.
Вспоминается старый анекдот. Дали представителям разных народов задание — сделать книгу о слонах. Американец вскоре припёр брошюру: "Всё, что вы хотели знать о слонах в ста вопросах и ответах". Русский выдал книгу "Россия — Родина слонов", француз — иллюстрированный альбом "Половая жизнь слонов". Последним пришёл немец и принес трёхтомное "Введение в слоноведение".
Приходилось писать, что философ на Руси всегда "немец". Посему и получается могучее сочетание двух подходов. Когда немецкая фундаментальность ложится на русское мессианство и всё скрепляется крепким базисом научно-технического знания.
Пятисотстраничное сочинение Бориса Козадаева — научно-политический роман, герои которого ведут дискуссии по острейшим проблемам современности и "пытаются с научной точки зрения понять истину происходящего, отчего впоследствии убеждаются в несовершенстве современного знания и необходимости поиска новых подходов и методов в решении насущных проблем как в научной сфере деятельности, так и в общественной жизни". "Универсальный порядок" относится к проблеме создания общей теории развития общества. Оно позволит создать основы для "Всероссийского Универсального Социального Проекта по общетеоретическому и системному развитию российской науки и практики XXI века". Первый том — это всего лишь "введение в вопросы создания универсальной науки". В дальнейшем планируются разработка философско-методологического подхода к созданию универсальной науки и работа с основными темами и категориями.
Обострение интереса к марксизму в период финансовых кризисов вполне понятно, марксизм, в своей частичной ипостаси, есть мировоззрение кризисов. Столь же естественно желание создать "философию всего", которая включала бы в себя марксизм, ведь и основоположник научного коммунизма претендовал на универсальность своей доктрины. Не удивляет и желание включить в универсальные доктрины наиболее доступные и массовые образы современной цивилизации — к примеру, футбол. Бодрийяр, пытаясь утвердить тотальность манипуляций массами, — тоже приводил в пример игру в мяч ногами. Только вот Маркс в футбол не играл и даже не знал о существовании этого вида спорта. Да и сам "научный социализм", объявляя предшествующие учения "ненаучными", на выходе, при развитии, должен был распасться на ряд противоречащих друг другу направлений, даже без учёта слишком большого позитивизма Маркса в отношении идиотизма деревенской жизни, включая агрокультуру. Поэтому сложно представить себе серьёзное отношение к "Универсальному порядку", ввиду отсутствия общности даже в восприятии терминов "буржуазия" и "капитализм" "во всемирном масштабе".
Представления о порядке — всегда частные, как частным является климат, который даже по Марксу определяет сознание. И то, что англосаксонская философия устремилась к рекламному подходу, определено не только "общерекламным стилем" англосаксов (и ещё одного вида мировоззрения), но и определением всех "универсальных доктрин" разновидностями рекламы. Ведь в конечном итоге футбол — это не только часть "оздоровления масс через физкультуру", но и часть рекламного рынка, "рекламный носитель рекламного носителя", имеющий к дворовому беганию за мячиком очень условное "отчуждённое" отношение. Условным достоинством "универсального порядка" (точнее — их множеств) может быть только сравнение с множественностью частных беспорядков ("параллаксное видение", по Жижеку). В таком контексте отказ от радикальных актов может стать радикальным актом (что вполне может считаться частной интерпретацией марксизма, включив в него даже Поппера). У науки, как известно, нет столбового направления, кроме устойчивого желания создать "общую теорию поля".
Пару лет назад в газете "Завтра" был опубликован развёрнутый материал о бестселлере Алексея Нилогова "Кто делает философию в России", где фиксировался общественный "запрос на философию". Однако это не запрос на "общую теорию всего", хотя некоторые тенденции к формированию единого поля, где сталкиваются наука, философия и даже религия, налицо. Но нам ближе формула Милорада Павича "Истина не выносит перемены континента", к формированию некоего универсального подхода, тем более на гуманистической основе мы относимся скептически. Просто философы должны куда более активно выходить в общество, не замыкаясь в интеллектуальной башне из слоновой кости.
"Универсальный порядок" — не первая и даже не сотая книга подобного рода. Что говорит о мощной интеллектуальной энергии в обществе. По большому счёту, власть и общество на паях могли быть создать целую систему площадок, где подобные работы могли бы обсуждаться, отрабатываться, анализироваться. Ибо полезные и нетривиальные идеи в них, несомненно, присутствуют. Пока же удел таких разработок — локальные среды, которые варятся в собственном соку, фактически не имея адекватного и внимательного читателя.
Вспоминается старый анекдот. Дали представителям разных народов задание — сделать книгу о слонах. Американец вскоре припёр брошюру: "Всё, что вы хотели знать о слонах в ста вопросах и ответах". Русский выдал книгу "Россия — Родина слонов", француз — иллюстрированный альбом "Половая жизнь слонов". Последним пришёл немец и принес трёхтомное "Введение в слоноведение".
Приходилось писать, что философ на Руси всегда "немец". Посему и получается могучее сочетание двух подходов. Когда немецкая фундаментальность ложится на русское мессианство и всё скрепляется крепким базисом научно-технического знания.
Пятисотстраничное сочинение Бориса Козадаева — научно-политический роман, герои которого ведут дискуссии по острейшим проблемам современности и "пытаются с научной точки зрения понять истину происходящего, отчего впоследствии убеждаются в несовершенстве современного знания и необходимости поиска новых подходов и методов в решении насущных проблем как в научной сфере деятельности, так и в общественной жизни". "Универсальный порядок" относится к проблеме создания общей теории развития общества. Оно позволит создать основы для "Всероссийского Универсального Социального Проекта по общетеоретическому и системному развитию российской науки и практики XXI века". Первый том — это всего лишь "введение в вопросы создания универсальной науки". В дальнейшем планируются разработка философско-методологического подхода к созданию универсальной науки и работа с основными темами и категориями.
Обострение интереса к марксизму в период финансовых кризисов вполне понятно, марксизм, в своей частичной ипостаси, есть мировоззрение кризисов. Столь же естественно желание создать "философию всего", которая включала бы в себя марксизм, ведь и основоположник научного коммунизма претендовал на универсальность своей доктрины. Не удивляет и желание включить в универсальные доктрины наиболее доступные и массовые образы современной цивилизации — к примеру, футбол. Бодрийяр, пытаясь утвердить тотальность манипуляций массами, — тоже приводил в пример игру в мяч ногами. Только вот Маркс в футбол не играл и даже не знал о существовании этого вида спорта. Да и сам "научный социализм", объявляя предшествующие учения "ненаучными", на выходе, при развитии, должен был распасться на ряд противоречащих друг другу направлений, даже без учёта слишком большого позитивизма Маркса в отношении идиотизма деревенской жизни, включая агрокультуру. Поэтому сложно представить себе серьёзное отношение к "Универсальному порядку", ввиду отсутствия общности даже в восприятии терминов "буржуазия" и "капитализм" "во всемирном масштабе".
Представления о порядке — всегда частные, как частным является климат, который даже по Марксу определяет сознание. И то, что англосаксонская философия устремилась к рекламному подходу, определено не только "общерекламным стилем" англосаксов (и ещё одного вида мировоззрения), но и определением всех "универсальных доктрин" разновидностями рекламы. Ведь в конечном итоге футбол — это не только часть "оздоровления масс через физкультуру", но и часть рекламного рынка, "рекламный носитель рекламного носителя", имеющий к дворовому беганию за мячиком очень условное "отчуждённое" отношение. Условным достоинством "универсального порядка" (точнее — их множеств) может быть только сравнение с множественностью частных беспорядков ("параллаксное видение", по Жижеку). В таком контексте отказ от радикальных актов может стать радикальным актом (что вполне может считаться частной интерпретацией марксизма, включив в него даже Поппера). У науки, как известно, нет столбового направления, кроме устойчивого желания создать "общую теорию поля".
Пару лет назад в газете "Завтра" был опубликован развёрнутый материал о бестселлере Алексея Нилогова "Кто делает философию в России", где фиксировался общественный "запрос на философию". Однако это не запрос на "общую теорию всего", хотя некоторые тенденции к формированию единого поля, где сталкиваются наука, философия и даже религия, налицо. Но нам ближе формула Милорада Павича "Истина не выносит перемены континента", к формированию некоего универсального подхода, тем более на гуманистической основе мы относимся скептически. Просто философы должны куда более активно выходить в общество, не замыкаясь в интеллектуальной башне из слоновой кости.
"Универсальный порядок" — не первая и даже не сотая книга подобного рода. Что говорит о мощной интеллектуальной энергии в обществе. По большому счёту, власть и общество на паях могли быть создать целую систему площадок, где подобные работы могли бы обсуждаться, отрабатываться, анализироваться. Ибо полезные и нетривиальные идеи в них, несомненно, присутствуют. Пока же удел таких разработок — локальные среды, которые варятся в собственном соку, фактически не имея адекватного и внимательного читателя.
ЧТОБЫ СВЕЧА НЕ ПОГАСЛА
Дорогие читатели, авторы, все сторонники "Завтра"! Недавно, ощутив на себе разрушительное действие кризиса, напрямую грозящее существованию газеты, мы обратились к вам — впервые за всю историю издания — за помощью и поддержкой. И были потрясены и растроганы результатом этой, поверьте, нелегкой для нас просьбы… Множество людей изо всех уголков России, из стран, входивших в СССР, из далекого зарубежья ответили: "Да! Мы готовы помочь газете, которая была и остается для нас сегодня такой же необходимой, как во все предыдущие годы".
Понятно, огромных сумм не было, да мы ведь их и не ждали, зная заранее, что в первую очередь нас поддержите вы — патриоты, единомышленники, простые и добрые люди-труженики. Благодаря вам мы "продержались" в очень сложный момент, выпустили несколько номеров с актуальными публикациями — и сердечно благодарим за это всех вас! Но тяжелые испытания, увы, не закончились, и вопрос о пожертвованиях, как ни горько это признать, пока что еще не закрыт: мы по-прежнему в них нуждаемся. Их можно лично приносить в редакцию, пересылать по почте (119146, Москва, Фрунзенская набережная, 18-60, Проханову Александру Андреевичу), а также отправлять на наш счет (квитанция с уже заполненными реквизитами редакции прилагается, ее можно вырезать или ксерокопировать).
О ваших предложениях сообщайте также по электронному адресу: zavtra@zavtra.ru и по телефону: (495) 726-54-83. Мы всегда признательны и благодарны вам за помощь, отзывчивость, за верность газете.
Спасибо, дорогие друзья!
Редакция «Завтра»
Понятно, огромных сумм не было, да мы ведь их и не ждали, зная заранее, что в первую очередь нас поддержите вы — патриоты, единомышленники, простые и добрые люди-труженики. Благодаря вам мы "продержались" в очень сложный момент, выпустили несколько номеров с актуальными публикациями — и сердечно благодарим за это всех вас! Но тяжелые испытания, увы, не закончились, и вопрос о пожертвованиях, как ни горько это признать, пока что еще не закрыт: мы по-прежнему в них нуждаемся. Их можно лично приносить в редакцию, пересылать по почте (119146, Москва, Фрунзенская набережная, 18-60, Проханову Александру Андреевичу), а также отправлять на наш счет (квитанция с уже заполненными реквизитами редакции прилагается, ее можно вырезать или ксерокопировать).
О ваших предложениях сообщайте также по электронному адресу: zavtra@zavtra.ru и по телефону: (495) 726-54-83. Мы всегда признательны и благодарны вам за помощь, отзывчивость, за верность газете.
Спасибо, дорогие друзья!
Редакция «Завтра»
Евгений Нефёдов ЕВГЕНИЙ О НЕКИХ
Когда весна придёт — понятно: она вовсю спешит вперёд. А вот страна пошла обратно, взяв к "перестройке" разворот. По ней уже, казалось, тризну справляли мы наверняка — но тленный дух горбачевизма ползёт опять издалека.
Примерно так же новый лидер за всё хватается, спеша, примерно так же говорлив он, примерно та ж в речах лапша. Он об успехах заявляет, он создаёт резерв-ресурс, он обновляет-укрепляет американско-русский курс…
А впрочем, русского тут мало. Опять, куда ни погляди, пыль отряхнувши, либералы шагать готовы впереди! То на экранах забормочут вновь гаврииловы друзья, то в мэры Сочи что есть мочи скребутся из небытия…
Ужель своё недоукрали? Ужели стыд не застит глаз? Останки партий собирают, что вроде вымерли в свой час… А новый лидер неуклонно их привечает, как родных, и конституции каноны почти готов кроить под них.
И вот берут разбег дебаты о "перестройке номер два". Едва ль весна придёт, ребята, под столь постылые слова… Нас "перестройкой" так достали, нас так "реформы" извели, так "нацпроекты" доконали — куда ж в итоге мы пришли?
Неужто кризиса явленье столь поразило нашу власть, что для его преодоленья ей в ельцинизм неймётся впасть? Неужто эти все удары так отразились на Кремле, что вновь чубайсы и гайдары туда заедут на коне?
И поглядят вокруг спесиво, и примут ряд заветных мер, чтоб нашу бедную Россию угробить, как СССР? Жива, жива их волчья стая… А к нам на Русь, как дивный сон, когда весна придёт — не знаю. Пока что мёртвый тут сезон…
Примерно так же новый лидер за всё хватается, спеша, примерно так же говорлив он, примерно та ж в речах лапша. Он об успехах заявляет, он создаёт резерв-ресурс, он обновляет-укрепляет американско-русский курс…
А впрочем, русского тут мало. Опять, куда ни погляди, пыль отряхнувши, либералы шагать готовы впереди! То на экранах забормочут вновь гаврииловы друзья, то в мэры Сочи что есть мочи скребутся из небытия…
Ужель своё недоукрали? Ужели стыд не застит глаз? Останки партий собирают, что вроде вымерли в свой час… А новый лидер неуклонно их привечает, как родных, и конституции каноны почти готов кроить под них.
И вот берут разбег дебаты о "перестройке номер два". Едва ль весна придёт, ребята, под столь постылые слова… Нас "перестройкой" так достали, нас так "реформы" извели, так "нацпроекты" доконали — куда ж в итоге мы пришли?
Неужто кризиса явленье столь поразило нашу власть, что для его преодоленья ей в ельцинизм неймётся впасть? Неужто эти все удары так отразились на Кремле, что вновь чубайсы и гайдары туда заедут на коне?
И поглядят вокруг спесиво, и примут ряд заветных мер, чтоб нашу бедную Россию угробить, как СССР? Жива, жива их волчья стая… А к нам на Русь, как дивный сон, когда весна придёт — не знаю. Пока что мёртвый тут сезон…