- А что, профессор,- спросил нерешительно Морис,- здесь не сказано ничего о женщинах? Есть на острове Люлю женщины?
   Профессор задумался.
   - Едва ли,- сказал он наконец,- можно себе представить колонию одних индивидуумов мужского пола! Такая колония перебралась бы на другой остров, а здесь сказано "население".
   - Так, а вы не знаете, что, женщины на этих островах очень хорошенькие... то есть красивые?
   Профессор раскрыл какую-то страницу и показал Морису рисунок.
   - Вот, самый классический тип,- сказал он.
   На картинке изображено было толстое черное существо, разрисованное спиралями, в гигантских мочках ушей которого торчали трубки и пузырьки из-под лекарств и разрезательный ножик.
   - Нет, нет,- вскричал Морис и в волнении заходил по комнате, - на острове Люлю женщины необычайно красивы! Такие красавицы снились нам во сне, когда мы бырщ безусыми юнцами! В них вся гармония: они изящны, как пантеры, скромны, как гну... Глаза их подобны... Одним словом, таких женщин, профессор, поискать и поискать. Это только ваши ученые способны, вместо небесного видения, изобразить какое-то темное чучело.
   - Осторожнее около того угла! Гм! Я никогда не слыхал о подобных женщинах.
   - Ну и хладнокровный же вы человек! Да я теперь не могу ни спать, ни есть, ни ходить к парикмахеру. Все из-за этого дьявольского острова.
   Профессор Сигаль вдруг побагровел:
   - Я люблю полненьких,- пробормотал он.
   - Хороши всякие...по настроению... Я недавно познакомился с одной девчонкой, которая была очаровательна именно своей костлявостью.
   - Брюнетка!
   - Так, что-то среднее!.. А какие ножки у той женщины!
   - Речь идет об одной женщине?
   - Об одной!
   - Ну, так она могла случайно попасть на остров! Тогда понятно!
   - Вы мне поверьте! Одно время содержал половину парижских красавиц! В настоящее время другая половина содержит меня... но такой красавицы!
   - Гм! Вы меня заинтересовали!
   - До свидания, доктор. Сколько я должен вам за совет... Простите, ради бога! Глупая привычка! До свиданья!
   Морис, поклонившись профессору, вышел и, к своему удивлению, увидал в гостиной банкира Пьера Ламуля.
   Оба отвернулись друг от друга, словно встретились у врача по дурным хворям.
   Он быстро выскочил на улицу и кинулся к траму. При этом он едва не попал под таксомотор, остановившийся у тех же дверей. Из него вылезли Роберт Валуа, славный потомок свергнутой династии, и полковник Ящиков.
   Садясь в трам, он увидал на углу улицы адвоката Эбьена, племянника Тамбетты, который внимательно разглядывал номера домов.
   Глава IV
   О том, как Юлий Цезарь левой ногою встал с кровати
   Доехав до предместья, Морис пошел по широкой аллее, обсаженной тополями.
   - Скажите, пожалуйста,- спросил он у одной девушки, - далеко ли до мастерской братьев Патэ?
   - Идите все прямо,- ответила девушка, покраснев и смутившись. Она быстро пошла, наклонив голову, и что-то необыкновенно знакомое было во всей ее фигуре.
   - Черт возьми, - вскричал он, - да ведь это вчерашняя судомоечка... Правда, она мало похожа на судо - мойку и довольно мила....Жаль, что я не обратил внимания на ее лицо... А впрочем...
   Морис настолько привык пренебрегать всякими любовными записками, что это уже никак не могло волновать его. Он дошел до большого парка и, внезапно повернув на дорогу, ведущую к большому дому со стеклянной крышей, увидал перед собою две столь странных фигуры, что замер от удивления. Это были два человека в блестящих латах, надетых на ночные рубашки, с голыми икрами и в огромных оперенных шлемах. Оба странных человека курили трубки, а один читал "Humanite'".
   - Синдикат рабочих постановил не отступать перед трудностями борьбы.
   - Гм! - сказал второй, разрубая мечом улитку.
   - На кой черт вы уничтожили этого моллюска? - спросил читавший газету.
   - А так... от нечего делать...
   - Свинство!
   - Срастется!
   - Простите,- сказал Морис смущенно,- господина Бисанже я могу видеть?
   - Он сейчас придет сюда,- сказал тот, который убил улитку, и прибавил со злобой, - шли бы они все скорей, или позволили бы хоть штаны надеть! Продувает!
   - Все из-за этой Клеопатры.
   - Надоели они мне хуже горькой редьки.
   - А где же твоя диктаторская тога?
   - А вон она сохнет... промочил во время перехода через Рубикон... - и он кивнул на простыню, висящую на ветке. Морис побледнел. Он вспомнил, что где-то тут же должен был быть сумасшедший дом. Не в его ли парк он забрел iio ошибке? Он робко оглядел странных собеседников.
   - Если они не придут через минуту, - сказал тот, у которого сушилась тога, - честное слово, я надеваю штаны и требую прибавки!
   - В самом деле, платят же Помпею и Марку Антонию по 500 франков.
   - Они - русские...
   - А я француз, черт меня побери!
   - Идут, идут, - крикнул другой.
   Они внезапно приняли гордые позы.
   Морис спрятался за простыню, увидав толпу подобных же странных воинов и господина Бисанже, который быстро устанавливал свой аппарат в стороне на полянке. Какой-то маленький и толстый человечек, утирая пот со лба, кричал охрипшим голосом:
   - Больше суровости в лицах, господа, больше суро - вости... Чтоб в вас можно было узнать победителей э... э... Гаструбала. Кричите все хором!
   - Вы нам мало платите,- загудела толпа, размахивая мечами,- мы ведь не святые, чтоб жить воздухом.
   - Больше экспрессии! Больше экспрессии!
   - Хотя бы двадцать пять процентов накинули,- орали квириты все громче и громче.
   - Цезарь одним жестом успокаивает воинов, - крикнул человек.
   Тот, который сушил свою тогу, вдруг поднял руки, и толпа смолкла.
   - Я тоже заявляю,- сказал он торжественно,- что больше не стану стараться за эти гроши! Мне американцы предлагают более сносные условия!
   - Воины разражаются крикаш одобрения! - крикнул человечек.
   - Да, да,-заорала толпа,-и мы поступим к американцам.
   - Цезарь вспоминает походы и победы.
   - Помните, товарищи, когда нас нанимали, нам обещали не только жалование, но и обед из двух блюд с бутылкой простого вина и даровые билеты на метрополитен.
   - Помним, помним, - гаркнули квириты.
   - Русским эмигрантам из буржуазных слоев населения платят по 500 франков, а я - французский пролетарий...
   - Цезарь показывает воинам грамоту о даровании им всяческих привилегий... где грамота?
   - Здесь написано, - крикнул Цезарь, вынув из-под лат "Humanite" и взмахнув им:- что синдикат рабочих...
   - Цезарь показывает свою тогу, побывавшую в десятках боев.
   - Клянусь,- крикнул Цезарь,- что, если мне не обещают прибавки, я во время объяснения с Клеопатрой покажу язык публике!
   Он величественно сорвал с ветки простыню. Морис Фуко вне себя от ужаса заметался по полянке.
   - Гоните его,- кричал яростно толстяк,- бейте его...Он испортил нам всю сцену...перестаньте вертеть... .
   Стрекот аппарата умолк.
   - Что это значит, милостивый государь, - орал толстяк,- вы испортили нам по крайней мере три или четыре метра. Как вы осмелились сделать это.
   Морис в страхе побежал к Бисанже, который, узнав его, быстро шепнул: "Ждите меня у ворот", а сам крикнул: "Это сумасшедший из соседней больницы...пустяки! Он никого не тронет!" И, воспользовавшись тем, что все бросились врассыпную, Морис пустился бегом по аллее. У ворот он упал на скамейку и подумал о том, что недаром он всегда ненавидел древнюю историю. Его в детстве не раз били палкой из-за Юлия Цезаря, а теперь опять чуть не побили.
   Скоро зашуршал песок аллеи, и господин Бисанже показался у ворот, раскуривая сигару.
   - Ха-ха-ха! Ваше канотье очень хорошо на Итальянском бульваре, но у стен Капитолия немного режет глаз... Не так ли!.. Но это пустяки, пока на свете существуют ножницы... Чик - и хронология удовлетворена! Или кто там еще?..
   - Великая вещь кино, сударь! Одним взмахом ножниц уничтожается целая армия, целое столетие... Недавно у нас Наполеону вместо треуголки подсунули по ошибке цилиндр... Актеру, разумеется, все равно, он напялил его так, словно великий корсиканец никогда не снимал с головы цилиндра! Но я. заметил вовремя, и неприятность оказалась всего в какие-нибудь полметра... Что значит полметра для братьев Патэ, сударь, когда они владеют капиталом в миллионы метров... О... это удивительные братья, сударь!.. Но сейчас у нас передышка, и я к вашим услугам... Клеопатра не едет... ее вызвали по телефону... Чем могу служить, сударь?
   - Видите ли, я хотел вас расспросить об острове Люлю... Скажите, вы производили съемку на этом острове?..
   - Все лучшие съемки за последние десять лет, сударь, произведены вот этою самою рукою... Сам Габриэль д'Аннунцио удивился однажды, почему я не отвертел себе руку... Привычка.
   - Значит, вы объездили весь мир?..
   - А как же! Для чего же мир, как если не для того, чтобы ездить по нем?..
   - Так что вы были на острове Люлю и видели эту... эту... туземную девушку?..
   - Не только видел, а вот этими самыми пальцами ущипнул ее за подбородок...
   - И она в самом деле так хороша?..
   - Не женщина, а персик... Так вот бы - ам! и проглотил бы, клянусь богом!
   - А очень длительное путешествиена этот остров?
   Господин Бисанже покачал головой.
   - Целых полгода только море и вода... Акулы еще и киты... Скучища... Два раза подвергались опасности утонуть... Один раз спаслись, а другой... тоже спаслись... Ох, уж эти мне дальние плавания.
   - А очень жарко на острове Люлю?
   - Ужас... Я раз, скитаясь по безлюдному берегу, вспомнил свою родину прекрасную Францию и прослезился... И можете себе вообразить- слезы мои закипели!..
   - И лихорадки?..
   - Все так и трясутся... как на плохом фильме!
   - Желтые?
   - Виноват?
   - Лихорадки, говорю, желтые?
   - О, как яичница!..
   - Гм! А как вы думаете, если бы вы поехали туда еще раз, вы могли бы отыскать эту девушку?
   - С тех пор я объездил столько стран и снимал столько девушек... Но чем черт не шутит!..
   - А остров не велик?..
   - Островишка дрянненький...
   - Так что там искать не так уж трудно?
   - Что искать, сударь, - блоху у себя иной раз на спине не найдешь!
   Морис Фуко поморщился.
   - Я разумею - искать эту девушку... Например, я бы мог ее там найти? Как вы думаете?
   - Охота вам, сударь! Если вам уж не терпится, так я вам скажу... у меня есть тетушка... почтенная дама, сударь, самого эдакого аристократического уклона...(Бисанже огляделся). Звякните ей по телефону, или еще лучше загляните к ней часиков в 10 вечера и скажите... Госпожа Обери, познакомьте меня и... а там распишите, что вам нужно... Недавно один мой знакомый влюбился в открытку с изображением королевы Виктории в молодости... И что же! Через два часа эта самая королева Виктория пила коньяк из его рюмки и называла его своим "индюшоночком"! Дай бог всякому иметь такую родственницу, сударь...
   - Нет, нет... это все-таки не то...
   - Ну, так ведь не воскресишь же самое Викторию. Да и неизвесно, если бы она и воскресла, стала бы она валандаться с вами!.. Теперь всюду суррогаты...
   - Но не на острове Люлю, однако!..
   - Там не додумались, но додумаются через год!..
   По парку пронесся пронзительный свисток.
   - Ого,- сказал г. Бисанже,- надо бежать... Мне сейчас предстоит чертовская пытка: извольте-ка снимать такую сценку: Клеопатра купается в бассейне, а Марк Антоний, сидя в кустах, наблюдает за ней... После этакой съемки влюбишься в вандомскую колонну, сударь, уверяю вас!
   - А разве вы не в Египте производите съемки? В рекламах сказано, что съемки производятся в Египте.
   - О, разумеется, в Египте!.. Пока это так... репетиции... Всего хорошего, сударь... Очень советую вам наведаться к моей тетушке...
   Морис пошел по широкой дуроге.
   В облаке пыли перед ним возник вдруг автомобиль, и он едва успел спрятаться за телеграфный столб, как мимо промчались Роберт Валуа и полковник Ящиков, оживленно о чем-то спорившие. Морис, радуясь, что остался незамеченным, быстро пошел по предместью и тут на одном углу опять увидал судомойку... Думая, что она его выслеживает, он молча и сурово направился прямо к ней и сказал ей отрывисто:
   - Вы мне писали? Не отпирайтесь!
   Дерзкие и веселые глаза сверкнули в ответ.
   - Еще и солнце не зашло, а ты уж пьян, как губка,воскликнула она, - а ну отчаливай, а не то мой муж так отдубасит тебя, что ты забудешь, чем пьют, ртом или ушами!..
   Морис быстро пошел прочь, сопровождаемый улюлюканьем мальчишек. "Черт бы побрал этих женщин из народа,- подумал он,- они все похожи друг на друга... и все прехорошенькие!"
   Он уже подходил к своему дому, когда возле аптеки увидал большое скопление народа. Из фиакра вынимали человека, левый рукав которого был в крови, а цилиндр словно перерезан гигантскими ножницами. В человеке он узнал адвоката Эбьена. Очевидно, Огюст наконец раскачался.
   Глава V
   Приятные и неприятные неожиданности
   Прекрасная Тереза три дня не выходила из своей комнаты. Она ходила из угла в угол, как разъяренная тигрица.
   Она уже разбила все бьющиеся предметы и теперь от времени до времени ударяла каменными щипцами по груде зеленого, золотого и малинового стекла. Портрет Пьера Ламуля, вырезанный из рамы и разрезанный серповидными кусками, лежал на блюде, над которым была с помощью шпилек укреплена надпись: "Дыня, кусок - два сантима".
   В комнате стоял одуряющий запах всевозможных духов, драгоценные лужи коих чернели на паркете. Две горничных, вооруженные огромными ножницами, резали на мелкие клочки роскошные платья Терезы, а китайчонок собирал куски их в корзинку, которую время от времени уносил и высыпал перед кабинетом банкира. За окном сиял жаркий июльский день. Из гостиной вдруг донеслись звуки гонга: это негр совершал свою полуденную пляску.
   Лакей робко постучал в дверь.
   - Барин, - сказал он, и с Терезой мгновенно сделался ужасающий припадок. Она покатилась по полу, испуская пронзительные крики, и неизвестно, сколько бы времени продолжалось подрбное ее расположение, если бы горничные, покончив с платьями, не принялись за чулки. Тереза вдруг утихла и села на полу.
   - Нет, нет, - крикнула она, - чулки нельзя резать.
   Чулки для Прекрасной Терезы были окружены, всегда неким таинственным и священным ореолом. Чулками она была впервые заманена на тернистый путь греха, на чулки ее всегда были устремлены взоры всякого мужчины, независимо от возраста и общественного положения, к чулкам, наконец, натянутым, правда, на ее стройные ножки, припадал еще так недавно Морис своими страстными устами. Вспомнив все это, она успокоилась и, прижав к сердцу несколько прозрачных шелковых пар, спросила, всхлипывая:
   - Ну, что "барин"?
   - Барин хотят проститься.
   Тереза вскочила мгновенно.
   - Почему проститься?
   - Они уезжают!
   - Надолго?
   - Надолго.
   - Пусть войдет!
   Пьер Ламуль, очевидно, был тут же неподалеку от двери, ибо он вошел тут же. Прекрасная Тереза решила не приходить сразу в хорошее настроение. Она отпрыгнула, словно увидала привидение, простерла руки и крикнула:
   - Прочь!
   - Я... я... уезжаю, - пробормотал Ламуль.
   - Изверг!
   - Я думаю поместить часть свободных денег в кокосовые рощи Соломоновых островов... но мне нужно посмотреть их, чтоб лично убедиться. Я вернусь не раньше как через два месяца.
   Тереза решила, что как раз наступил момент для окончательной победы.
   - Уезжайте,- крикнула она,- уезжайте! Бегите к своим чернокожим уродинам, влюбляйтесь в разных диких дур! Вы вернетесь через два месяца? Ха-ха-ха. Какое мне до того дело, когда уже через две недели в смиренной монахине- сестре Цецилии - никто не узнает былую Терезу! О... как я буду молить бога, чтоб он хоть разочек метнул молнию в вашу подлую лысину, чтоб он пихнул вас в лужу на самой середине Итальянского бульвара! Не прикасайтесь ко мне, ибо монахини не ведают объятий мужчин. Жалкий кромешник! Мирянин! А когда же ты уезжаешь?
   - Сегодня вечером!
   - Уже! А почему не днем?
   - Поезд идет вечером!
   - О эти расписания!
   - Вот билет!
   Не веря своему счастью, Тереза кинулась банкиру на шею.
   - Пьер, Пьер,- кричала она, - я люблю тебя!
   - Увы, это невозможно... Как же ты обойдешься без кокосов?
   Через пять минут четыре полотера и два лакея уносили из будуара остатки дурного настроения. При мысли о предстоящем блаженстве Тереза забыла все свои горести. Она даже решила не дуться совсем на Мориса, чтобы не упускать ни одного мгновения счастья. Она выбрала чулки, которые лучше всего подходили к ее малиновым губам, десять раз переменила прическу, от нетерпения готова была исколотить негра, считавшего, как ей казалось, невыносимо медленно, Наконец блаженный миг настал. Роскошный автомобиль, шурша по гравию, скрылся за воротами виллы и загудел пс шоссе. В последний раз из облака пыли мелькнула знакомая лысина. Тереза кинулась к телефону.
   - Господина Мориса Фуко,- крикнула она, изнемогая от страсти.
   - Господин Морис Фуко,- ответил голос,- уехал вчера вечером и вернется в Париж через три месяца.
   Негритенок, - поливающий в саду розы, рассказывал, что не успел умолкнуть вдали шум автомобиля, как посыпались стекла из окна комнаты барыни и на клумбу со звоном шмякнулся телефон, больно хватив негритенка по носу слуховою трубкою.
   Когда на следующее утро горничная принесла в спальню шоколад и кусочки поджаристого хлеба, то она никого не нашла на несмятой даже постели. Все шкафы были открыты и ящики выдвинуты, но кроме самых лучших чулок ничего не пропало.
   Впрочем, пропала еще сама Тереза Прекрасная.
   Часть Вторая
   Глава I
   На палубе "Геракла"
   Несмотря на то что из Гавра два раза в неделю отбывали трансатлантические пароходы, каждый раз отплытие их обставлялось так торжественно и великолепно, словно подобное происшествие случалось в первый и последний раз. Тут были особые поезда, состоявшие из великолепных синих пульмановских вагонов, оркестры музыки, пушечные салюты, аэропланы, кидающие букеты цветов, специальная газета с фамилиями отъезжающих, лотки с бюстиками Вандербильдта и Рокфеллера, из коих один непременно находился среди пассажиров, портреты Лины Кавальери по случаю пятидесятилетия со дня ее первого увлечения, и многое другое. Пароход "Геракл", долженствовавший отойти в описываемый нами день, был первый по величине пароход океанской компании, и взрослый человек должен был затратить около суток, чтобы пройти расстояние от носа до кормы. На пароходе были банки, рестораны, кинематографы, театры, отели, гаражи, спортивные клубы, уголовный и гражданский суды, сыскное отделение, церкви всех вероисповеданий и особое помещение для атеистов. Газеты всех направлений выпускались на пароходе. Об океане никто не думал. Он трепыхался где-то там, под ногами, и лишь иногда во время сильнейшего шторма публика вспоминала о нем по легонькому покачиванию судна, которое, впрочем, начинало чувствоваться обычно уже к концу шторма. Когда наступил миг отплытия, оркестры грянули марш, пушки выпалили дружно и оглушительно, родственники и провожающие заорали "ура", а количество махавших платков было так велико, что поднятый ими ветер выгнал в открытое море большой рыболовный парусник. Букеты цветов завалили палубу и берег и, попав в море, плавали словно медузы. Дамы спорили между собою относительно того, который из пассажиров - Рокфеллер, и покупали списки принадлежащих ему заводов с указанием приблизительного дохода его за последний год.
   - Велика штука- миллиард,- говорил Ящиков, плюя в голубую бездну и смотря, как окутывает дымка берега Франции,- да у нас в России - мне сестра писала - одно время нищему миллиард подать считалось неприлично.
   - Да ведь тут твердая валюта, - возражал Валуа.
   - Вот разве что твердая... Нет, что ни толкуйте, не поражает меня его богатство!.. Видите - сидит один и пьет шампанское! Не имей сто рублей, а имей сто друзей!..
   - О, Франция, - говорил Валуа, глядя на исчезающий берег,- так некогда смотрел на тебя мой предок Генрих П, отправляясь в гости к английскому королю. Взойду ли когда-нибудь, одетый в порфиру, я на твой украшенный лилиями трон, или вечно буду слоняться по кафе в жалком пиджачишке, подходящем ко мне, как корове седло. О, Франция! Прекрасная изменница! О, Франция!..
   - Человеку свойственно любить свою родину, - сказал Ящиков, нацелившись окурком сигары в чайку, - наш писатель Карамзин отлично эту мысль выразил. Самоеды, говорит, и те любят, а у них вся родина, можно сказать, одна сплошная льдина!.. А кольми паче счастливые швейцары, которые перед одним господом преклоняют гордую свою выю!.. Да-с!
   В это самое мгновение на палубу из ресторана вышел человек, при виде которого оба собеседника ахнули от изумления.
   - Эбьен! - вскричал Роберт Валуа.
   Адвокат несколько смутился.
   - Да, это я, друзья мои, - сказал он, - я еду улаживать тяжбу двух соседних островов, оспаривающих друг у друга морскую рыбу...
   - Ну, мы - люди холостые, - сказал Ящиков, - мы можем прямо сознаться: мы едем на остров Люлю! Чем я рискую! У меня еще в 1917 году отняли отчизну!
   - А у меня, - сказал Валуа, - отняли трон еще в XVI веке!
   Эбьен помолчал и заметно покраснел.
   - А как вы доберетесь до острова Люлю?- спросил он.
   - Мы доедем на этом чудище до Буэнос-Айреса, а там, говорят, рукой подать до острова Люлю! Любой извозчик, то есть, тьфу, любой пароход доставит!..
   - Вы убеждены в этом?
   - Как дважды два - четыре!..
   Внезапно на палубе раздался дикий крик. Трое собеседников с испугом оглянулись и увидели человека с боль - шою рыжею бородою в синих очках, который бежал, охваченный необычайным ужасом, а за ним следом, извиваясь и подпрыгивая, мчалась громадная кобра, при виде которой дамы испустили пронзительный визг и попадали в обморок, а все присутствовавшие мужчины выхватили револьверы.
   Трах!
   Раздался залп, подобного которому не слыхал еще никто из присутствующих. Клочки кобры разлетелись по палубе, а место смерти оказалось рябым от пуль. Рыжий господин упал в кресло, и ему была немедленно оказана медицинская помощь, оказавшаяся тем более удачною, что никаких повреждений ему змеею причинено не было. В то же время из каюты первого класса выскочил лысый, ученого вида джентльмен и с видом глубокого огорчения стал тыкать подзорною трубою в куски кобры.
   - Доктор Жан Сигаль! - вскричали Вдлуа и Ящиков.
   Эбьен в ужасе заметался по палубе.
   - Бегите! - кричал он, - Огюст сейчас выскочит!
   Но д-р Жан Сигаль покачал годовою.
   - Огюст остался дома,- сказал он,- но дозвольте спросить: кто осмелился убить Аделаиду?
   - Если речь идет об этой проклятой змее,- вскричал помощник капитана, убирая свой браунинг, - то вас самих нужно убить. Какое вы имеете право везти змею?
   - Я взял для нее билет... Посмотрите список пассажиров, там сказано: доктор Жан Сигаль 50 лет и Аделаида 4 лет. Я только забыл упомянуть, что речь идет о змее...
   - Вас бы следовало линчевать! - вскричал помощник капитана.
   - Не мог же я оставить Аделаиду без себя в Париже! Она бы искусала половину квартала!
   Рыжий человек между тем пришел в себя и отправился в ближайшее кафе выпить рюмку ликера.
   - Удивительно знакома мне его походка, - заметил Валуа.
   - Вы не знаете, кто это? - спросил Ящиков Эбьена.
   - Я уже давно обратил на него внимание. Он значится под именем Альфреда де Мюссе, но это, несомненно, выдуманное имя и выдуманное, кстати сказать, весьма неудачно.
   - Но я совершенно не предполагал, что доктор Сигаль едет на этом пароходе. Куда он едет?
   Адвокат Эбьен молчал с Минуту.
   - Господа,- сказал он,- мы теперь находимся средь безбрежного простора, вдали от родины, и я полагаю, что нам нет надобности играть друг перед другом комедию. Ясно, все мы, и доктор Сигаль тоже (мы убедимся в этом после того, как он заплатит штраф и его отпустят из корабельной конторы), все мы едем в одно и то же место, а именно - ... на остров Люлю! - раздался позади них голос.
   Рыжий человек стоял, запустив руки в карман, и поглядывал на них, улыбаясь.
   - Ламуль! - вскричали три приятеля.
   - Тсс... Друзья мои. Не произносите моего имени. Я очень боялся, чтоб Тереза не вздумала следовать за мною... Тем более, что я получил телеграмму, что она исчезла из дома! Детка так меня любит! Это, конечно, очень тяжело... Но что делать!
   - Какого же черта вы выбрали такой нелепый псевдоним?
   - Я уже раскаиваюсь в этом. Вот извольте радоваться.
   К нему подошла молодая американка с длинными зубами, по цвету напоминающими ее рыжие волосы.
   - О, мистер Мюссэ, - сказала она, - напишите мне что-нибудь в альбом. Поверьте, что я с детства зачитываюсь полным собранием ваших сочинений.
   - Сударыня, к сожалению, я дал обет ничего не писать, покуда я нахожусь в море... Цыганка предсказала мне смерть на воде в момент сочинительства!.. Я бы не хотел навлечь собою гибель на весь этот плавучий город.
   Американка отошла, щелкнув кодаком.
   - И так с утра до вечера, - пробормотал Ламуль,-надоели ужасно! Да... Все мы едем на остров Люлю и всем нам, по-моему, надо объединиться. Неизвестно, какие опасности ждут нас на этом тернистом пути, и держаться сообща было бы, по моему мнению, крайне желательно. Что же касается до владения девушкой...
   - Жребий! - сказал Валуа.
   - Ее личный выбор, - воскликнул Эбьен.
   - Очередь, - предложил Ящиков.
   - Ну, это там видно будет! Не будем делить шкуру медведя. Итак, я предлагаю привлечь еще к нам доктора Жана Сигаля, без географа нам не обойтись, а там действовать по строго выработанному плану. У вас есть знакомые в Буэнос-Айресе?
   - Нет!
   - И у меня нет!
   - У меня была знакомая где-то вообще в Америке...
   - Ну, вот видите? Одни мы просто погибнем! Поэтому, если нет возражений, я предлагаю немедленно разыскать доктора и наметить строго план действий... Итак...