Заяицкий Сергей. Красавица с острова Люлю

   В это время внимание всех четверых было привлечено странным зрелищем: на фоне заката, на верхней палубе, появился вдруг человек худой, но в очень просторном белом костюме, огромная черная борода ложилась на его грудь почти до живота, густые черные брови нависали над глазами, смуглое лицо было обклеено пластырями, словно конверт дальнего назначения - марками. Человек этот смотрел вдаль, кидая иногда взгляд в сторону беседовавших. Вдруг к нему подошел лакей из ресторана, тронул его за плечо и сделал какой-то знак рукой. Черный бородач ответил тоже жестом, и оба скрылись в недрах "Геракла".
   - Кто это? - спросил Эбьен.
   - Это глухонемой бразилец... Он уж давно заинтересовал меня, но, кроме того, что он глух и нем, никто о нем ничего не знает. Так пойдемте искать доктора Сигаля. Кстати, на палубе становится немного сыро!
   Они пошли по палубе и внезапно на другом мостике опять увидели черного бразильца, который на этот раз озирал горизонт в большой черный бинокль. Когда друзья проходили мимо него, он снова кинул на них беглый взгляд, но тотчас опять занялся рассматриванием темнеющего океана. Ламуль, отстав несколько от своих приятелей, внимательно оглядел его и пробормотал, покачав головою:
   - Этот глухонемой Вельзевул мне решительно не нравится.
   Глава II
   Синьор с одной ногой и с пятнадцатью языками
   - Мне бы не хотелось,- сказал Ламуль, когда они вышли на пристань Буэнос-Айреса,- останавливаться в слишком модной и открытой гостинице. Мы обратим на себя внимание... Доктор Эбьен, друзья мои, не растеряйтесь в этой толпе! В жизни не видал я подобной давки. Они словно все взбесились, эти носильщики... Надо попытаться найти где-нибудь на окраине две-три комнатки.
   В это время Ламулю показалось, что на плече его лежит чей-то подбородок. Он быстро оглянулся и столкнулся нос носом с худым, почти чернокожим человеком в пестром клетчатом костюме, у которого из одной подогнутой штанины вместо ноги торчала деревяшка, словно кость из отбивной котлеты..
   - Сеньор, - сказал незнакомец,- возблагодарите всевышнего!.. Первый человек, которого вы увидали в Буэнос-Айресе, это - Рибелло Галавоттй! А иными словами это значит, что все, что вам понадобится, будет появляться во мгновение ока!.. Три комнаты на окраине?.. Есть!..
   Он вынул из кармана ключ и принялся свистеть на все лады, выводя странную мелодию, вроде некоего дикого фокстрота. Мгновенно появились два черномазых верзилы, которые схватили на плечи сразу чемоданы всех приехавших, так что напомнили собою многолиственные деревья на тонком стволе. Они побежали сквозь толпу, крича что-то на непонятном языке.
   - Сеньоры, - сказал человек на деревяшке, - будьте добры придерживать брюки этих молодцов. Руки у них заняты, а помочи я у них отобрал на всякий случай... Падающие брюки не дают им возможности удрать с багажом!.. Опла!..
   Он махнул в воздухе парою помочей, схватил за талию одного из парней, а другого тоже схватил Ламуль, после чего все они с необыкновенной быстротой, сопровождаемые руганью, прорвали цепь полисменов и ринулись по каким-то шатким мосткам, обливаясь потом, палимые тропическим солнцем и рискуя ежесекундно слететь в пенящуюся под ними влагу.
   - Главное, не падайте в воду,- кричал их новый спутник,- здесь водится особая порода акул... Моя деревянная нога, сеньоры, плод неосторожного купанья... Зато мой патрон святой Рибелло теперь покровительствует мне... Скорее, сеньоры, скорее... Я недавно свалился в воду... моментально акула тут как тут... крак... откусила деревяшку и подавилась, как старуха косточкою от цыпленка... Пришлось стругать новую... Скорее, скорее...
   - Куда же так бежать?-с нетерпением вскричал Эбьен.
   - Madonna mia! Да ведь за ними же гонится целый отряд полиции!.. Ведь мы идем там,-где ходить не полагается... Но помните, сеньор, что Рибелло Галавоттй всегда ходит там, где не полагается! Живо! Живо!..
   Оглянувшись, они в самом деле увидали бегущих и грозящих им полисменов. Они все выскочили на берег, где стояла уже огромная телега, запряженная четырьмя мулами... Человек в ярко-зеленой шляпе, у которого была только верхняя половина лица, вскочил на край телеги и, размахивая бичом, выражал свой восторг. Чемоданы, как горох, посыпались на дно телеги, все вновь приехавшие полетели следом за ними, и телега с невероятным грохотом понеслась по камням, причем Рибелло Галавоттй снова засвистел в ключ.
   - Подразнить фараонов,- сказал он.- Как ты думаешь, Диего,- обратился он к вознице,- будут они стрелять?
   Полудикий человек покрутил носом отрицательно, и так погнал лошадей, что путешественники запрыгали, как шарик на рулетке.
   - А что бы было, если бы нас поймали?- спросил Ламуль.
   - Нас бы отдули резиновыми палками и вдобавок бы оштрафовали.
   - А разве нельзя было пройти иначе?
   - О; сколько угодно... но разве это интересно?.. В другой раз я проведу вас по такому местечку, за хождение по которому полагается вечное тюремное заключение... Пороховые склады Буэнос-Айреса... Взрыви пол-Америки к черту... А мы пройдем и еще закурим сигары... За курение там просто пристреливают!.. Просто пристреливают... Вот вам доказательство (он кивнул на кучера) - подбородок и рот срезало как бритвой... Выстрел из маузеровской винтовки на расстоянии пяти шагов... Не заметил часового... Челюсть так и вцепилась зубами в надпись "Курить воспрещается"... Теперь он один не может обедать... Нужно, чтоб кто-нибудь жевал ему пищу... Ну да и сомневаюсь, чтобы поцелуи его кому-нибудь доставили удовольствие... Ловко бегают мерзавцы!..
   Последнее восклицание.относилось к двум верзиламносильщикам, которые бежали за телегой, поддерживая брюки и высунув языки...
   - Им нужно заплатить, - заметил Валуа по-английски.
   - О, рано еще,- тоже по-английски ответил Галавотти;- разве джентльмены и сеньоры не хотят зг свои деньги поиздеваться над этими рожами?..
   И с этими словами он начал подхлестывать их помочами.
   - Не надо, - крикнул Эбьен, - это незаконно!
   - О, мы сами выдумываем себе законы... Смотрите, они начинают отставать и злятся... Они предполагают, что мы им не заплатим... Ну, сеньоры, давайте дразнить их кукишами...
   A сеньоры, сталкиваясь лбами, как игральные кости в стакане, уже ни на что не были способны. Доктор Жан Сигаль, заваленный чемоданами, делал слабые попытки вылезти из-под груды. Ламуль и Валуа сидели, прижавшись друг к другу, чтобы меньше трястись. Эбьен и Ящиков поминутно прикусывали языки и плевали кровью...
   - Пусть бегут до самого дома,- кричал Галавотти,-они помогут нам выгружаться... Осталось, какие-нибудь две версты... Вот это все старая часть города, сеньоры, здесь темно и сыро, но если нужно спастись от полиции, то лучшего места не найти даже в лондонском Уайтчапле!.. Ого!..
   Это было сказано, когда оба бегуна, обменявшись непонятными криками, вдруг выхватили откуда-то ножи и прыгнули к самой телеге. Мгновенно Галавотти вынул из обоих карманов огромные револьверы системы Кольта и направил дула на бегущих. Те моментально отстали и, ругаясь, исчезли в облаке пыли.
   - Теперь,- объявил Галовотти, убирая револьверы,мы имеем полное и законное право не платить... Они покушались на убийство... Но берегитесь... Они попытаются зарезать одного из вас!
   - Так заплатить им! - вскричал Ламуль в ужасе.
   - Лучше дайте эти деньги мне, и я выпью за ваше здоровье стакан джину! Приехали!
   Телега с громом вкатилась в какой-то каменный двор, возница мгновенно осадил мулов и вдруг каким-то незаметным движением опрокинул телегу. Люди и чемоданы посыпались на землю. Из дверей дома выскочили двое мальчишек. С необычайной скоростью привязали они чемоданы к веревке, выброшенной кем-то из второго этажа, и чемоданы, как чудовищная гроздь, закрутились в воздухе.
   - За мной, сеньоры, - крикнул Галавотти и, схватив под руки Ламуля и Валуа, понесся вверх по темной каменной лестнице. Мальчишки поволокли также Яшикова, Эбьена и Сигаля. Через пять минут они не то валялись, не то сидели в полутемной комнате с окнами на улицу.
   Галавотти куда-то исчез, а Ламуль,. встав с плетеного дивана и потирая поясницу, подошел к окну. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть, и он едва удержался, чтоб не вскрикнуть от неожиданности: из окна противоположного дома глядело темное бородатее лицо глухонемого бразильца. Ламуль поманил своих спутников, но, когда они подошли к окну, видение исчезло. А в дверях стоял добродушный толстяк в колпаке и в грязном фартуке - хозяин отеля - и говорил, улыбаясь:
   - Ну, канальи, рассказывайте, что вы натворили? Убийство или просто кражу со взломом?
   Глава III
   Новое приятное знакомство
   Наступила томная южная ночь. Отсветы реклам перебегали по небу, город трепетал томительной ночной жизнью, долетавшей сюда вместе с волнами какого-то терпкого аромата цветов, так что казалось, кокетка опрокинула туалет с десятком душистых флаконов. Ламуль вспомнил свою Прекрасную Терезу, пощупал свою фальшивую бороду и пробормотал:
   - А ведь чего доброго - нас и в самом деле принимают за убийц...
   - Забавно это слышать тому, чьи предки некогда на троне, украшенном лилиями...
   - К черту предков... Доктор... что вы обо всем этом думаете?..
   - Много интересного, поглядите, что мне удалось поймать у вас под кроватью, господин Эбьен...
   Он положил на стол сверток бумаги, который слегка шевелился, и наклонил свечу...
   - Что это такое?
   - Редчайшей породы сколопендра, - сказал доктор,такой экземпляр попадается один на 10.000; и вам повезло настолько, что как раз под вашею кроватью мне удалось найти его!...
   - фу! какая гадость... Чем же он знаменит, этот ваш урод?
   - От его укуса,- сказал доктор, любовно рассматривая маленькое чудовище, - умирают почти мгновенно...
   Все вскочил в страхе.
   '- А вы уверены, что их еще там нет?
   - Таких нет... а обычных довольно много...
   - А от обычных что бывает?..
   - О, - сказал профессор презрительно, - от них умирают дня в два, в три... Есть среди них настолько вялые и слабые типы, что от их укусов отделываются местною гангреною...
   Пьер Ламуль заходил из угла в угол.
   - Положительно, - сказал он, - здесь нельзя задерживаться!.. Переночуем как-нибудь ночь, а завтра же переедем в лучшую гостиницу, или...
   - О сеньоры, - раздался знакомый голос, - уверяю вас, что лучше "или"...
   - Послушайте, сеньор Галавотти,- произнес Ламуль,- вы, очевидно, все знаете...
   - Я знаю три четверти всего,- отвечал тот скромно, - но я знаю человека, который знает все...
   - Ну, так слушайте... Вы не думайте в самом деле, что мы какие-нибудь воры... мы путешественники... Вот это знаменитый профессор географии, вот это лучший в Париже адвокат, это русский эмигрант, это нечто вроде французского короля, а сам я писатель... Мы едем с научною целью на один остров... остров Люлю... Вы знаете такой?..
   - Если я не знаю, то это еще ничего не значит, ибо я. знаю человека, который все .знает...
   - Вы можете достать нам этого человека?
   - Хоть сию же минуту... Позвольте,... минуту тишины, сеньоры.
   Все прислушались. Снизу из-под пола донеслись странные звуки; казалось, что кто-то катает пустую бочку по железному листу и от времени до времени пускает в ход автомобильную сирену.
   - Что это? - спросил Эбьен с некоторым страхом.
   - Это,- отвечал Галавотти таинственно и восхищенно,- кривоглазый Пэдж поет вечерние псалмы...
   В это время страшные звуки смолкли и прогремел выстрел.
   - Он кончил петь, - воскликнул Галавотти, - пропев псалмы, он всегда палит из револьвера в пустую бутылку. Я сейчас приведу его, сеньоры...
   - Зачем? Зачем?-в страхе закричали Валуа и Ламуль.
   - Потому что, сеньоры,- отвечал Галавотти,- Пэдж и есть тот самый человек, который все знает!..
   Все сидевшие в комнате почувствовали некоторый трепет, когда, ведомый Галавотти, появился на пороге человек казавшийся квадратным, столь широки были его плечи.
   На огромном красном лице сверкал один глаз, другой был, по-видимому, давно выколот и заменен скорлупою грецкого ореха. Нос был приплюснут к правой щеке, а в огромной пасти, придерживаемая тремя темными зубами, торчала трубка. Удивительный человек этот, войдя в комнату, молча сел верхом на стул, Спиною ко всем присутствующим, и, казалось, задремал.
   - Он не станет разговаривать, - шепнул Галавотти, - пока ему не дадут настоящий доллар.
   - Что значит настоящий?' - Не фальшивый.
   Пьер Ламуль дрожащими руками вынул доллар и дал его Галавотти, который, в. свою очередь, почтительно протянул его Пэджу. Тот взял бумажку, сунул ее в рот и жевал с минуту. Затем, вынув изо рта, расправил на ладони своим черным пальцем и посмотрел на свет. После этого он внезапно вырвал из-под себя стул, швырнул его в угол комнаты и, сжав кулаки и переваливаясь, подошел к Ламулю.
   - В чем дело? - крикнул он таким густым басом, что казалось, в комнате кто-то заиграл на тромбоне.
   Рибелло Галавотти, видя, что Ламуль от страха не в состоянии сказать ни слова, решил выступить сам:
   - Сеньоры, - сказал он почтительно, - научные деятели и едут с высокою целью на остров Люлю... Они хотели бы знать, где находится этот остров и как до него добраться...
   Пэдж поправил скорлупу в своем глазу и с необычайной ловкостью плюнул в окно так, что плевок его только слегка задел за ухо Роберта Валуа. Он долго молчал.
   - А они, - наконец произнес он, - не шеромыжники...
   - О, мистер Пэдж, это же все ученые люди... Это Колумб, это Архимед, это Шекспир, а это Эйнштейн...
   Пэдж кивнул головою глубокомысленно:
   - Я сам окончил воскресную школу,--прохрипел он. - Остров Люлю... Гм!..
   - Расположен под 46-м градусом... - начал доктор Сигаль.
   Мгновенно лицо Пэджа исказилось. Глаз его засверкал, голова втянулась в плечи, и не успели друзья опомниться, как доктор уже лежал на полу у противоположной стены, а Пэдж потирал ушибленный кулак.
   - Будешь ты молчать, долговязая минога, - крикнул он, - когда говорит кривоносый Пэдж?... Или ты привык, чтоб тебе щекотали ребра вот этою игрушкою?
   И он вынул из кармана огромный кольт.
   - Ради бога, простите, мистер Пэдж,- забормотал Галавотти,- сеньоры не знали... они не нарочно...
   - Пусть дадут мне еще один настоящий доллар.
   Пожевав снова бумажку и поглядев ее на свет, он хватил кулаком по столу.
   - Завтра,- крикнул он,-на закате! Едем! На остров Люлю. 100 долларов до, 100 во время и 100 по окончании... Никаких женщин с собою не брать... Повешу на рее вниз головой!.. Молчать!.. Не возражать! Шхуна "Агнесса"! Кто пошевельнет пальцем, тому прострелю кокос! Честное слово!
   - Кокос - это голова, - шепнул Галавотти.
   Сказав все это, Пэдж повернулся и, переваливаясь, удалился. После его ухода минуты две царило молчание.
   Профессор тихо стонал, потирая ушибленную диафрагму.
   Сам Галавотти был, казалось, немного подавлен.
   - А если мы решим не ехать на остров Люлю? - спросил, наконец, Пьер Ламуль.
   - Невозможно, - сказал Галавотти, покачав головою,- Пэдж больше всего ценит данное слово... Он перестреляет всех нас как куропаток.
   - Ну, ехать так ехать,- сказал Ящиков,- по крайней мере, не зря через океан переехали.
   В это время Пьеру Ламулю опять показалось, что в окне противоположного дома, на фоне лампы, мелькнула черная борода.
   - Послушайте, - сказал он тихо Галавотти, отозвав его в сторону,- меня смущает один черномазый глухонемой бразилец, который, по-моему, следит за нами вот из того окна...
   Галавотти задумался.
   - Что же! Долларов сорок, - сказал он.
   - Что?
   - Сорок долларов возьму за то, чтобы прирезать его, и пятьдесят - чтоб пристрелить... Стрелять опаснее... слышнее...
   - Да я вовсе не хочу убивать его... я только хотел бы справиться. Что это за фигура?..
   - Это можно... маленький разговорчик с ножом, приставленным к горлу, или с дулом револьвера, уткнувшимся в глаз... Я это сделаю... Через час все будет известно... Все легли спать... Они легли, тщательно осмотрев тюфяки и простыни.
   - Я думаю, что со стороны мы производим впечатление идиотов! - заметил Валуа.
   - Да и не только со стороны, - проворчал Эбьен.
   Скоро они задремали... Не спалось одному Ламулю.
   Он думал об этом черном бразильце, и странная мысль пришла вдруг ему в голову. Галавотти тихо вошел в комнату.
   - Ну? - спросил его Ламуль.
   Тот смущенно промолчал.
   - Ничего не вышло, сеньор, - сказал он наконец, - я испытал все способы, только под конец вспомнил, что он нем как рыба...
   - Так он мог бы написать...
   - У нас не было под рукой чернил... Покойной ночи, сеньор, если на вас нападет змея, хватайте ее около самой головы, но никак не за хвост...
   Он вышел. Ламуль долго ворочался с боку на бок...
   - По-моему, - пробормотал он наконец, - сеньор Галавотти мог бы говорить более искренним тоном... Нет... Это черномазый дьявол мне решительно не нравится.
   Наконец усталость взяла свое. Он уснул.
   Глава IV
   Шхуна "Агнесса"
   На фоне желтого заката черным силуэтом вырисовывалась шхуна "Агнесса". Бирюзовые воды быстро темнели, и когда лодка отчалила от пустынного берега, то вспыхнули звезды, и всех охватило какое-то торжественное настроение.
   - А где же Большая Медведица? - спросил Ящиков.
   - Она осталась по ту сторону экватора... Зато вон... видите... над самым морем такие яркие звезды, это Южный Крест...
   - Философы утверждают, что все это плод нашего воображения. Что светятся толькo видимости, а на самом деле небо усеянно некими вещами в себе, недоступными нашему уму.
   - Бросьте философию, - сказал Галавотти, - я, сеньоры, сам люблю пофилософствовать на полный желудок, только не в такие ночи... У нас тут был один философ, так он доказывал, что все дело в привычке... Чтo, мол, привыкнув, можно жить и под водой... Вот он и начал привыкать, а мы ходили смотреть... Ну, что ж, на десятый день его сожрала акула! Ерунда эта ваша философия...
   Все умолкли и задумались.
   Вдруг Ламуль, вглядевшись в темноту, произнес с удивлением:
   - Навстречу нам едет лодка...
   - Лодка? - спросил. Галавотти, - что же тут удивительного? На то и море, чтобы по нем плавали лодки... Вот если бы навстречу нам ехала телега...
   - Но разве на "Агнессе" есть другие пассажиры?
   - О, разумеется, нет! А вот мы сейчас узнаем, в чем дело...
   Встречная лодка приблизилась, и Галавотти издал пронзительный свист. Гребец, ведший пустую лодку, в ответ щелкнул языком с такой силой, словно выстрелил из пистолета.
   - Контрабанда, - прошептал Галавотти с удовлетворением, - свой!
   Племянник Гамбетты сделал вид, что не слышал.
   С черного тела шхуны прозвучал оклик - О-э!
   - Э-о! - ответил Галавотти.
   В лодку -упал конец вонючей веревки.
   - Лезьте, - сказал Галавотти.
   Путешественники переглянулись с некоторым смущением. Бок шхуны казался снизу черной стеной нейзмеримой высоты, а темная, как чернила, вода была малогостеприимна.
   - Полезайте, Валуа, - сказал Гамбетта, - вы представитель древнейшего рода.
   - Да, но Ламуль - глава экспедиции.
   - Неправда! Мы все поручили руководство нами доктору Жану Сигалю.
   - Но я в жизни своей не держал в руках ни одной веревки.
   - Ну жe, сеньоры полезайте, не то старый Пэдж разозлится. А вы знаете, что тогда будет...
   Как бы в подтверждение этих слов сверху донеслось громоподобное ругательство.
   - Mы не умеем лазить по веревке, - крикнул Роберт Валуа.
   Впоследствии он часто жалел, что не родился немым.
   На секунду воцарилась тишина, причем Галавотти схватился за голову и замер от ужаса. В следующий миг разразилась буря. Казалось, в легкие старого Пэджа залез целый оркестр из ударных инструментов.
   - Чтоб святая Варвара отгрызла вам ваши корявые носы, кашалоты с сердцами мосек. Эй, Джон, мой племянник! Прыгай в лодку, мальчуган! Проруби дно! Пусти ко дну весь этот выводок поганых угрей, чтоб из них на том свете сварили окрошку в день ангела самого Вельзевула, да поможет мне святой Климент уничтожить эту сволочь!..
   Полуголый мальчик с топором в руках как кошка шлепнулся на дно шхуны и одним ударом выбил кусок из гнилого днища. Черная вода разлилась по дну. Мальчик как обезьяна вскарабкался по веревке, которая тотчас же взвилась и исчезла.
   - Караул! - закричал Ящиков.
   - Мы тонем!... Спасите...
   - Не двигайтесь, двигаться хуже! ааа...
   - Аи! Вода доходит мне до щиколоток... Мы промочим ноги!..
   -- Капитан Пэдж! Капитан Пэдж! - кричал Галавотти.- Сеньоры одумались, они согласны лезть по веревке, они шутили... Они ужасно любят лазать по веревке...
   - Аи! - крикнул Ящиков, - я поймал рыбу!
   - Может быть, предложить ему денег?..
   - Боже избави! Старый Пэдж на море абсолютно бескорыстен... Капитан Пэдж... Подумайте, среди этих господ находится Колумб... Неужели вы допустите, чтоб он утонул у берегов Америки?.. Согласитесь, что ради этого не стоило открывать ее.
   - Ой! Вода доходит мне до колен!.. Спасите!
   Очевидно, упоминание о Колумбе произвело впечатление, ибо веревка медленно опустилась.
   - Сеньоры! Нельзя терять ни минуты... Мы потонем, как медные пуговицы!
   Ламуль подпрыгнул и закачался в воздухе. Тяжкое его тело медленно поползло вверх, а За ним нa конце каната повис Роберт Валуа.
   - Скорее, - кричали оставшиеся в лодке, борта которой почти уже сравнялись с водой.
   Последним остался Галавотти, стоя по пояс в воде, он щипал за ноги племянника Гамбетты, который слишком медленно подымался вверх, и схватился за конец веревки в тот самый миг, когда лодка исчезла под водой, хлюпнув и оставив после себя в море черную воронку.
   Путешественники сидели на грязных канатах, сложенных на палубе; волосы их прилипли ко лбу, все они тяжело дышали, выпучив глаза как пойманные караси. Из мрака подошел человек с фонарем.
   - Который из вас Колумб? - прохрипел он.
   - Это помощник капитана, - шепнул Галавотти.
   - Я, - сказал Валуа.
   - Ступай к капитану распить с ним бутылочку! А вы, шелуха, айда в храпильню. Да смотрите у меня, песен по ночам не орать, не то залью вам дегтем подлые глотки.
   Помещение, названное "храпильней", представляло из себя большую каюту с двумя этажами нар, на которых можно было только лежать, так мало было между ними пространство. В комнате пахло, как пахло бы во всякой небольшой комнате, если бы в ней прожил месяц безвыездно слон, и дышать можно было чем угодно, кроме воздуха. Человек с фонарем уже ушел, оставив всех в полной темноте, и путешественникам пришлось ощупью добраться до нар и лежать на них.
   - По-моему, это называется сыграть в ящик, - заметил Ящиков.
   - Здесь темно и тесно.
   - И какой дурак первый решил ехать на этот остров...
   - Только не я!
   - И не я!
   - И не я!
   Над головами послышался крик и топот, словно по палубе метались взбесившиеся лошади...
   - Начинается! - пробормотал Ящиков.
   - Что?
   - Вообще - начинается.
   - Мы, вероятно, отходим.
   - Как отходим?
   -А что за грохот?
   - Это Пэдж отдает приказания.
   И действительно, шхуна накренилась, сначала на один бок, потом на другой, потом опять на один, потом опять на другой.
   - Меня сейчас вытошнит, - заметил Эбьен.
   Дверь отворилась, и толпа матросов ввалилась в каюту.
   В темноте какой-то дюжий парень подошел к Эбьену и сбросил его на пол как подушку.
   - Ты чего на моей полке разложил свою посуду, - гаркнул он, - хочешь знать, умеет ли Биль греть спину?
   И в самом деле, Эбьен почувствовал, как здоровая ладонь обожгла его промеж лопаток.
   - Слушайте! - крикнул он, - ведь это же незаконно! Я подам на вас в суд.
   В ответ раздался такой хохот, что, казалось, началась перестрелка между двумя тяжелыми батареями.
   Кто-то зажег спичку и поднес ее к лицу Эбьена.
   - Вот так мурло! - заорал он, и хохот удвоился.
   - Куда мы попали?
   - А где Галавотти?
   - Черт его знает, куда он провалился!
   Помощник капитана приотворил дверь и махнул фонарем.
   - Заткнуть иллюминаторы, - крикнул он, - больно расквакались лягушки адовы, святой Бенедикт да передо - мит вам ребра грязной шваброй!
   Наступила тишина, и все расползлись по нарам, хотя кое-где долго еще раздавалось фырканье.
   Ламуль не мог уснуть. Ему удалось втиснуться в нары, но дышать он уже не мог. Как ни старался он направлять свой живот то вправо, то влево, он неизменно упирался в твердые доски, да вдобавок то, что попадало в его нос и рот, так мало напоминало воздух, что он начал не на шутку задыхаться.
   Ему вспомнилась его прекрасная трехспальная парижская постель, огромная спальня, в которой воздух был свеж, как на вершине Гауризанкара. Ему вспомнились объятия Прекрасной Терезы. Не безумие ли было променять ее на какую-то призрачную красавицу, существование которой более чем сомнительно! Правда, Тереза, вероятно, часто изменяла ему, но что это по сравнению с этой адской дырой, в которой его живот сдавлен как пружинный паяц в своей коробке. Банкир осторожно, стараясь никого не разбудить, вылез из нар и попытался во тьме найти дверь. Неожиданный наклон шхуны, и он ткнул пальцем в чей-то усатый рот. Спящий не проснулся, но помянул черта. Ламуль тогда встал на четвереньки, изменил несколько направление и скоро случайно, ударившись лбом в дйерь, приотворил ее. Он вышел на палубу и с наслаждением вздохнул всей грудью. Берег уже исчез, море было спокойно, а звезд на небе было так много, что оно казалось серебряным сводом с черными точками просветами между звездами. Южный Крест был уже довольно высоко над горизонтом и сверкал ярче самых крупных алмазов Терезы. За шхуной по морю тянулся огненный фосфорический след. Пьер Ламуль сел на бочонок, прислонился к мачте и задремал. Проснулся он от звуков голоса, приснившегося ему. и заставившего вздрогнуть с головы до ног. Рядом за парусом Галавотти говорил кому-то: