Зайцев Михаил. Час волкодава (Фирма 'Синяя Борода')

   Собаки сзади рыкнули друг на дружку, завертелись двумя волчками, разворачиваясь мордами к таинственному клубку человеческой плоти, но раньше, чем псы поимели возможность попробовать диковинное существо на зуб, Миша приподнялся на носки и с силой оттолкнулся от пола.
   Случалось, в часы досуга Чумаков вспоминал о былых занятиях спортивной гимнастикой. Впадал в ностальгию по тем дням молодости, когда запросто крутился на турнике, кувыркался на брусьях и катался колесом по гимнастическому помосту. И пребывал в уверенности, что наполовину утраченные навыки ему более не понадобятся. Ошибался. В последнее время пришлось покувыркаться, когда выпрыгивал из автомашины, мчащейся на полном ходу к бензоколонке. И перекладины чердачных лестниц напоминали о турнике. И сейчас, в данную секунду, дощатый пол показался гимнастическим помостом для вольных упражнений.
   Выпрыгнув из положения глубокого приседа, Чумаков вписался в полете в стремительно уменьшающийся промежуток между захлопывающейся дверью и дверным косяком, изогнулся в воздухе, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, приземлился неловко, плюхнувшись об пол задницей, зато не затылком, а лицом к стенке с белой дверью. Разбивая макушку о доски на полу, перекувыркнулся через голову и, шлепнувшись на бок, поймал растопыренными пальцами круглую дверную ручку, лихорадочно дернул кругляк на себя. Дверь закрылась! Захлопнулась! Собаки попались в ловушку! Несколько секунд нечеловеческого напряжения, сосредоточения, сменившегося почти цирковым акробатическим этюдом (пусть и выполненным не совсем чисто, черт с ним!), и про клыки псов-людоедов можно забыть!
   Собаки напомнили о себе бешеным хриплым лаем.
   - Ну-ну, давайте гавкайте! Исходите слюной, твари! - высказался Миша, оглядываясь по сторонам и потирая ушибленную макушку.
   Удачно задуманная и прекрасно реализованная хитрость (не совсем изящное приземление и шишка на лбу не считаются) вызвала прилив сил в Мишином организме и спровоцировала дерзкие мысли: "Все у нас получится! Лиха беда начало!" На ноги он вскочил почти бодрым. Охнул, схватившись за ушибленный бок, матюкнулся и деловито обошел замкнутое деревянное пространство с фонарем под потолком.
   В помещении три двери. Две белого цвета рядышком и еще одна врезана в противоположную стену. На полу валяются дорогие Мишины полусапожки, изжеванные собачьими челюстями. Любят здешние хозяева сторожевых псов, не поленились снять с бесчувственного Чумакова обувь и швырнуть песикам на растерзание, дабы мохнатые не скучали, неся караульную службу. Овчарки-то молодые, не избавились еще от щенячьих повадок, не заматерели окончательно, даром что вымахали в двух огромных зверюг.
   - В первую очередь обуться! - приказал себе Чумаков.
   Мокрые от собачьей слюны носки, скомканные комочки синтетики, нашлись на полу рядом с обувью. Напяливая носки, а затем и полусапожки, Миша заметил под ногами нечто яркое, с ослепительно белой окантовкой. Фотография? Да! Фото, сделанное "Поляроидом". Быстрее обуться, подобрать фотоснимок и рассмотреть!
   - Так, чего здесь сфотографировано? - Миша нагнулся к немного помятому, малоприметному на дощатом полу, хоть и яркому снимку. Взял фото в руки. Японский бог! Это ж мы с Сан Санычем!.. Что ж это получается? За нами следили, так, что ли?!. Блин! Говорил же я Сан Санычу: ОНИ не поверили в то, что мы сгорели тогда в машине! Здесь, в спортклубе, ловушка, блин! Сан Саныч угодил в ловчую яму! И я заодно с ним!
   Чумаков продолжал пребывать в уверенности, что находится в подвалах пресловутого спортклуба, описанного Кешей. По своему обыкновению, рассуждал вслух, то бормоча шепотом, то чуть ли не срываясь на крик. Все равно его голос заглушал собачий лай, а посему можно было не опасаться, что его монологи услышит кто-либо, притаившийся под дверью.
   - Кстати, о дверях! - Миша почесал затылок. - Две одинаковые белые двери. За одной мои глупые четвероногие друзья, а за другой... Сейчас посмотрим!
   Миша засунул поляроидную фотографию в задний карман кожаных штанов, бодро подошел к заинтересовавшей его двери, повернул дверную ручку, толкнул дверь и увидел неподвижного человека на полу. Непонятно, живого или мертвого.
   - Кеша! - Чумаков бросился к недвижимому телу. - Кеша! Это ты?
   О, да! Иннокентий изменился до неузнаваемости. Очки с лица исчезли, а само лицо - синюшно-бледное, словно вылепленное из снега. На правом ухе запеклась кровь. И на распухших, посиневших губах - кровь. Пиджак и брюки приобрели неопределенно-грязный оттенок. Из-под порванного пиджачного ворота торчит скомканная рубаха, а брюки на бедре лопнули по шву. Педантичный, интеллигентный, если не сказать - аристократичный, Иннокентий выглядел как бомж. Мертвый бомж.
   Умелые пальцы врача обследовали неподвижного окровавленного человека в рваных одеждах. Жилка на шее бьется. Едва уловимо, но бьется. Слава богу жив! Кеша застонал слабо, когда доктор Чумаков коснулся его груди. Осторожно обследовав грудную клетку Кеши, Миша обнаружил несколько сломанных ребер. Оттянув веки раненого, доктор Чумаков увидел ярко-красные белки глазных яблок (нонсенс - красные белки!) и прошептал, поморщившись:
   - Плохо дело. Кровоизлияние под конъюнктиву. Из ушной раковины сочится кровь, в лучшем случае - надрыв барабанной перепонки. Очевидна комоция... сотрясение мозга, контузия...
   Миша сорвал с себя рубашку, скрутил жгутом, подсунул Кеше под голову, хоть и знал, что помощи раненому от этого не будет никакой. Его бы надо отвезти в больницу. Срочно!
   - Блин! Какая больница, к чертовой бабушке! В любой момент сюда могут войти... А ведь действительно - войти, посмотреть, чего это так бешено лают, надрываются собаки, могут в любой момент! В любую секунду!
   Чумаков расстегнул пряжку ремня на поясе. Фиговая пряжка. Легкая. Гнутый из полоски металла прямоугольник. Но хоть что-то. Пацаном Миша пижонил. Гулял по родному городу, опоясавшись солдатским ремешком с блестящей пряжкой, по наущению старших ребят залитой, утяжеленной свинцом изнутри и с остро отточенными напильником краями. Использовать ремень в мальчишеских драках подросток Чумаков побаивался, однако под руководством старших дружков научился лихо размахивать пряжкой, намотав кожу ремня на руку.
   Миша вытащил ремешок, подтянул штаны, обмотал ремнем правую ладонь и, бросив беглый, переполненный сочувствием взгляд на израненного Иннокентия, решительно двинулся к последней из трех необследованных дверей.
   - Лучшая защита - нападение! Чем ждать незнамо чего, ломанусь в дверь, и будь что будет! ОНИ надеются на овчарок, меня, наглого и злого, не ожидают, повезет - вырвусь из подвального спортклуба на волю, на улицу, а там... а там посмотрим!
   В трех шагах от двери Миша ускорил шаг, коротко разбежался и ударился о дверь плечом. Никакого эффекта!
   - Б-блин!!! - Миша схватился за пумпочку дверной ручки, резко дернул на себя и чуть не свалился на пол!
   Ручка-пумпочка вместе с шурупом, на котором она держалась, от резкого рывка оказалась вырванной с корнем.
   - Япона матерь! - Чумаков с силой швырнул пумпочку в стену, вымещая на ней свою досаду, стиснул кулаки, скрипнул зубами, зажмурился. - Блин!.. Спокойствие, только спокойствие! Как Сан Саныч говорил? Успокойся, говорил, партнер. Возьми себя в руки. Я спокоен, спокоен и уравновешен... Блин!
   Томление на скамейке возле пруда, осознание поражения после пленения, хладнокровная решимость, смертельный риск и вспышка оптимизма вслед за тем, как удалось обмануть собак, а позже всплеск отчаяния, когда обнаружилось искалеченное тело Иннокентия, и яростный таран злосчастной двери с хлипкой ручкой-пумпочкой. Попробуй успокойся, пережив такой шквал самых противоречивых эмоций! Попытайся после всего этого адекватно и беспристрастно воспринимать действительность!
   Сколько времени ушло у Миши на то, чтобы хоть как-то успокоиться, он не знал. Чумаков снова пытался размышлять о жизни на красной планете Марсе и о половой жизни английской королевы, но на сей раз обмануть подсознание почему-то не получалось. Тогда Миша стал думать о Кеше, о том, что если ему, Чумакову, не удастся вырваться из ловчей ямы, то раненый Иннокентий непременно умрет. И это сработало. Профессиональная привычка врача забывать о собственных переживаниях в присутствии больного помогла успокоить нервы. А чуть успокоившись, Чумаков внимательно обследовал дверь со сломанной ручкой и беспристрастно констатировал: ему этой двери не открыть! Треклятая дверь на манер дверей в купейных вагонах поездов дальнего следования задвигалась в щель в стене. Плечом ее не вышибешь, зацепиться не за что. Все! Финита! Конец! Остается ждать. Ждать и надеяться, что за ним явится один тюремщик. Один-одинешенек. Кинолог, блин, любитель! Любитель притравливать собак на человечинку. И хочется верить, что удастся раздробить пряжкой ремня череп одинокому тюремщику. И, если очень повезет, удастся вырваться из спортклуба-подвала на волю, на свежий воздух, на улицу, а там... а там посмотрим!
   Глава 4
   "Александрийский мальчик"
   Сан Саныч очнулся. Но глаза открыл не сразу. Сосредоточился на дыхании, контролируя движение диафрагмы так, чтобы грудь продолжала вздыматься и опадать в прежнем ритме, чтобы по изменению ритма дыхания сторонний наблюдатель, ежели таковой следит за Сан Санычем, не смог догадаться о пробуждении обнаженного человека со скованными конечностями. Поставив дыхание на контроль, Сан Саныч осторожно приоткрыл левый глаз. Самую чуточку. Темно. Совсем темно. Ничего не видно. Визуальная информация об окружающем пространстве нулевая. Голени, ляжки, часть живота, плечо и щека ощущают прикосновение холодного камня. Сан Саныч лежит на боку на бетонном полу. Никаких колебаний воздуха, кроме легкого сквознячка, едва уловимой воздушной тяги, щекочущей бритую голову. Подобные сквознячки обычно поддувают в щели запертых дверей. Сквозняк донес до ноздрей кисло-сладкий запах тления. И тепло. В щеку дует теплым и сухим воздухом, а макушкой ощущается холодная сырость. Если хорошенько прислушаться, то слышно мерное, тихое журчание воды в трубах. Сан Саныч щелкнул пальцами. Лишь слепые от рождения люди и люди, прошедшие полный курс спецподготовки по системе СИСУ, умеют, щелкнув пальцами, на слух определить характер окружающего пространства, узнать, находятся ли они в лесу, в поле, в закрытом или открытом помещении. Кисти рук, скованные за спиной, затекли, но пальцы слушались хорошо, и щелчок прозвучал отчетливо. По звуку щелчка Сан Саныч узнал, что замкнутое пространство, в котором он находился, сравнительно небольшой площади. Пустое пространство. Холодная пустая комната. Запертая дверь. Журчание воды в трубах, запах тления. Несомненно, это то подвальное помещение, про которое рассказывал Иннокентий, та комната, похожая на карцер, где Кеша очнулся рядом с трупом Марины. А значит, кроме мертвой женщины, в помещении никого нет. Следовательно, можно начинать "работать". Сан Саныч рассчитывал, что его, бесчувственного и обездвиженного, перевезут на основное место базирования "Синей Бороды". Расчет не оправдался. Впрочем, и подобный вариант развития событий он предусмотрел.
   Сан Саныч согнул колени. Пальцы коснулись перепачканных в земле стоп. Ногтем большого пальца Сан Саныч соскоблил присохшую к левой пятке грязь. Подушечкой пальца провел по ороговевшей коже. Из толстой, омертвевшей кожи на пятке, словно микроскопическая шпора, торчал крохотный металлический шарик диаметром не более двух миллиметров. Сан Саныч зацепил шарик ногтями большого и среднего пальцев, потянул. Забитая в желтую роговицу пятки во время подготовки к "штурму" спортклуба отмычка под действием тяги пальцев медленно, но верно вылезала из кожаного тайника. Сан Саныч легонько дернул и извлек наконец полностью металлическую занозу, четырехсантиметровую, слегка изогнутую на конце иглу-отмычку.
   Взявшись поудобнее за металлический шарик, Сан Саныч изогнул запястья и попал загогулиной на конце отмычки в отверстие для ключа, открывающего браслеты наручников. Пальцы его ничуть не дрожали, дыхание оставалось ровным. Сан Саныч работал. И, как любой настоящий Профессионал с большой буквы, ни на секунду не сомневался в успехе. Впрочем, сомневаться было особенно некогда. Замок наручников щелкнул на исходе третьей секунды после того, как отмычка царапнула о сталь запорного механизма тяжелых браслетов.
   Освободив руки, Сан Саныч мягко перевалился на спину. Размял онемевшие запястья, локти, плечи. На ощупь нашел дырочку-скважину для ключа в кандалах, стянувших щиколотки. Быстро и уверенно освободил скованные ноги. Затем, зажав отмычку зубами, чтобы не мешала пальцам, снял с пояса кожаный ремень, к которому посредством цепей крепились оковы. Ремень с пояса Сан Саныч снимал много дольше, чем возился с кандальными запорами. Следил, чтобы цепи ненароком не звякнули громко и призывно, привлекая внимание кого бы то ни было, случайно или намеренно оказавшегося с другой стороны железной двери морга-карцера.
   Кожаный ремень с цепями и никелированными заморскими кандалами лег на бетонный пол мертвой змеей, а Сан Саныч напряг икроножные мышцы, беззвучно поднялся на ноги. Принюхался. Трупный запах исходил сзади справа. Плавно развернувшись на носках, Сан Саныч шагнул на запах, нагнулся, пошарил руками. Ладошка коснулась длинных женских волос. Словно большая сильная кошка, Сан Саныч, не издавая ни малейшего шороха, приблизился к трупу на полу, бережно подхватил на руки тело мертвой женщины и двинулся дальше к двери. Сквознячок донес до ноздрей Сан Саныча запашок гнили, а значит, дверь где-то там, впереди. Если бы кто-то посторонний случайно оказался сейчас в одной комнате с Сан Санычем и сдуру зажег свет, несчастного постороннего бедолагу хватил бы инфаркт от представшей перед ним жуткой картины: по замкнутому бетонному помещению, все украшение которого составляло переплетение ржавых труб вдоль стен, крался двуногий, абсолютно голый, рослый, атлетически сложенный, матерый хищник. Одна рука хищника обхватила за плечи, а другая подхватила под коленки молодую обнаженную покойницу со вспоротым и небрежно зашитым судмедэкспертами животом и размалеванным визажистами из крематория лицом. Зубы хищника оскалены, ибо они сжимают металлическую загогулинку с шариком на конце, а пытающиеся уловить в кромешной темноте проблеск света глаза широко открыты.
   Зрачки Сан Саныча так и не уловили изменений в плотном черном мраке, когда шарящая по полу нога столкнулась с препятствием, не позволяющим сделать следующий шаг. Пальцами голой ноги Сан Саныч ощупал зазор меж ровной вертикальной поверхностью и каменным полом. Это дверь. Однозначно!
   Сан Саныч не спеша уложил свою страшную ношу под дверью, снова взялся большим и средним пальцами правой руки за шарик отмычки. Прислушался. Шагов за дверью не слышно. Левая ладонь Сан Саныча легла на замочную скважину, ласково ее погладила, как бы уговаривая стать более сговорчивой и податливой. Отмычка плавно вошла в замочную скважину, направляемый умелыми пальцами гнутый кончик что-то подцепил в механизме замка, повернул, надавил, и замок, ворчливо заскрежетав, открылся. Пальцы правой руки разжались, оставляя отмычку в замке, а левая ладошка, благодарно погладив замочную скважину, опустилась ниже, по направлению к полу, прикоснулась к копне волос на голове покойницы Марины. Слегка согнувшись, Сан Саныч намотал волосы трупа на левую ладонь, сжал пальцы в кулак, выпрямился, согнул левый локоть, поднимая труп с пола и прикрываясь им, словно щитом, от возможных огнестрельных сюрпризов, ожидающих обнаженного широкоплечего мужчину после того, как железная дверь в коридор распахнется настежь.
   Коленка Сан Саныча надавила на тяжелую дверь. Натужно, пискляво и предательски громко скрипнули плохо смазанные петли. Сан Саныч сощурился, спасая привыкшие к темноте зрачки от яркого света, шагнул в коридор, сквозь щелочки неплотно сжатых век огляделся по сторонам. В коридоре никого, но за аккуратной белой дверью, прямо напротив железной панели, закрывавшей местный карцер, синхронно с выходом Сан Саныча в коридор зазвучали торопливые шаги. Скрежет железных петель озадачил человека в комнате напротив.
   Оставшийся дежурить в административном коридоре спортклуба очкарик Василий преспокойно читал газету, развалившись на кожаном диване, что занимал добрую половину комнаты напротив карцера. В комнате был еще и телевизор, но время позднее, полпервого ночи, день будний, и "ящик" Василий решил не включать. Все фильмы по телику давно закончились, а настроившись на "музканал", Василий рисковал не расслышать, как попрется после тренировки в раздевалку мистер Торнадо с ассистентами. Василию надлежало еще раз поблагодарить спортсменов за помощь в разборке с рэкетиром и не позволить обидчивому и непомерно гордому мистеру Торнадо колотиться во все двери, разыскивая боднувшего его лбом в переносицу и до того треснувшего по яйцам рэкетира Бульдозера. К сожалению, спортивные раздевалки располагались в том же коридоре, где и служебные кабинеты и карцер. Пускай железная дверь и закрыта надежно, но черт его знает, на что способны перекачанные мускулы будущего чемпиона по реслингу. Эх, жаль, из-за кретина Торнадо нельзя было сразу загрузить Бульдозера в "Ниву". Не решился Полковник волочь голое обмякшее тело через спортзал мимо гордого амбала и его тренеров-самбистов. И правильно сделал! Руководи операцией Василий, он бы тоже предпочел смотаться пока в Химки, доложить Наталье Николаевне, заодно прихватив Чумакова, а после вернуться, как раз к моменту ухода спортсменов, и спокойно забрать Бульдозера, чтобы без хлопот перевезти его на основную базу.
   Отдыхая на мягком диване и почитывая "Московский комсомолец", Василий весьма удивился, когда до его ушей донесся скрипучий, непонятный звук из коридора. Предположить, что скованный по рукам и ногам пленник освободился и открыл запертую дверь карцера, опытный разум Василия отказывался. Хотя бы потому, что после укола "сывороткой правды" Бульдозер должен проваляться без чувств до утра. Между тем скрип удивительно напоминал знакомую жалобу дверных петель на отсутствие смазки. Мистика какая-то!
   Василий бросил газету на пол, проворно соскочил с дивана, бодро зашагал к белой двери в коридор. До двери всего-то два с половиной шага, но пожать плечами и поправить очки на носу, прежде чем взяться за дверную ручку, Василий успел. Потянул за ручку, открыл дверь.
   То, что в него летит мертвое обнаженное тело Марины, Василий понять не успел. Едва белая дверь приоткрылась достаточно широко, Сан Саныч пружинисто распрямил левый локоть, растопырил пальцы левой руки, и труп женщины полетел в сторону появившегося на пороге очкарика Василия. Инстинкт заставил Василия зажмуриться и вскинуть обе руки навстречу летящему нечто. Пятьдесят с лишним килограммов подгнившей плоти стукнулись о прикрывавшие голову предплечья. Василия качнуло назад, занесенная над порогом нога зависла в воздухе, босая стопа Сан Саныча подцепила каблук дешевого полуботинка, поддернула его вверх, и Вася опрокинулся на спину. Словно огромная хищная кошка, Сан Саныч перепрыгнул через упавший поперек порога труп, босые пятки коснулись жесткого ворсистого ковра на полу в комнате с диваном и телевизором, амортизируя приземление после прыжка, пружинисто согнулись колени, сильные руки, будто клешни краба, обхватили шею Василия через долю секунды после того, как его затылок ударился о ковер. Руки-клешни стиснули шею по бокам, перекрывая циркуляцию крови в венах и артериях. Одна секунда, две, три. Василий "поплыл". Он терял сознание, как будто засыпал. На первой секунде еще пытался оказать какое-то сопротивление, освободиться от удушающего захвата, но уже на второй мышцы расслабились, чернота, родившаяся под лобовой костью, залила веки, окутала сонливой истомой мозговые полушария. К концу третьей секунды удушения морщины на лице Василия разгладились, и более всего он стал похож на мирно спящего, довольного собой и жизнью человека, которому снятся хорошие, приятные сны. Четыре, пять секунд - клешни краба разжались. Убийство очкарика Василия не входило в планы Сан Саныча.
   Двигаясь быстро и уверенно, словно повторяя многократно отрепетированные действия, Сан Саныч оставил "спящего" на ковре подле дивана, прыгнул, оказавшись в коридоре, огляделся по сторонам, скользнул к железной двери, приоткрыл ее и на десять секунд исчез в темноте карцера. В коридор Сан Саныч вернулся, перебросив через плечо кожаный ремень с цепями и кандалами. На пороге комнаты, в которой мирно "спал" Василий, Сан Саныч задержался, подхватил перегородившую дверной проем мертвую Марину, швырнул холодное тело на диван, вошел, плотно прикрыл за собой белую дверь.
   Когда Василий "проснулся", он не сразу понял, что его руки за спиной скованы наручниками, щиколотки ног также соединены вместе двумя металлическими кольцами. Стальная цепь меж ног тянется от металла на щиколотках к кожаному поясу, стиснувшему поясницу, более короткая цепочка связывает кожу ремня и браслеты наручников. Рубашка на груди у Василия разорвана. Клок мятой, провонявшей потом рубахи засунут в рот кляпом, полотняная рваная лента, обмотав нижнюю часть лица, фиксирует кляп, не позволяя его выплюнуть. Очки с переносицы исчезли. Близоруко щурясь, Василий повернул затекшую шею.
   Что это за светлое пятно на диване? Василий прищурился сильнее. Марина! Покойница, которую он, Василий, сегодня утром выкупал у полупьяных служащих крематория, на ходу сочиняя невероятную байку, дабы мотивировать приобретение трупа, и параллельно отсчитывая жрецам лодочника Харона десяток зеленых бумажек с портретом мордастого американца в овальной рамке. Василий отвернулся, чтобы не видеть страшного размытого пятна с контурами человеческого тела. Закрыл глаза, постарался дышать, сопеть носом потише, чтобы свист воздуха в ноздрях не мешал слушать. И ничего не услышал. Абсолютно ничего! За закрытой белой дверью было совершенно тихо.
   Между тем тишина за дверью совсем не означала, что коридор пуст. По коридору, от двери к двери, бесшумным скользящим шагом передвигался Сан Саныч. Скользил плавным зигзагом, будто на роликах. От одной двери с левой стороны к другой с правой и так далее, зигзагообразное поступательное движение вдоль коридора. Сан Саныч методично проверял замки каждой двери, но все они оказывались запертыми. Вопреки надеждам Сан Саныча, очкарик Василий был безоружен. Досадно. Быть может, за одной из дверей сокрыто оружие? Безусловно, это так, однако замки заперты, небрежный взлом, лишний шум нежелательны, а суммируя время, нужное для вскрытия всех замков отмычкой, с секундами, необходимыми для последующего подробного осмотра каждой комнаты, получишь цифру внушительную. Посему Сан Саныч ограничился беглым (в прямом смысле этого слова) знакомством с каждой из дверей. И вскоре выяснил, что, кроме комнаты с диваном и телевизором, не заперты еще типичная для спортивных помещений раздевалка и директорский кабинет в торце коридора. В раздевалку Сан Саныч лишь заглянул. Убедился, что, кроме летнего костюма богатырского размера мистера Торнадо и трех комплектов верхней одежды более скромных габаритов, в раздевалке ничего нет, и потерял интерес к аскетически обставленной комнатушке. В директорском кабинете Сан Саныч задержался на минуту. Автоматы, что стояли в углу во время допроса пленника, естественно, исчезли. Вместо них в углу валялось грязное, смердящее полотенце. Не побрезговали господин Полковник и его подельники обтереть перепачканные рвотными массами лицо и грудь отключившегося Сан Саныча. Оно и понятно человека, который при благоприятных раскладах поможет тебе разбогатеть на пять-семь миллионов долларов, подсознательно начинаешь любить, его хочется лелеять и холить, хочется поскорее снять с него наручники и рукопожатием закрепить будущую недолгую дружбу, вплоть до извлечения из якутской земли железного ящика с сокровищами. А потом можно его, любимого, и расстрелять, наградив легкой смертью.
   На столе в кабинете директора лежал раскрытый "дипломат" Сан Саныча. В "дипломате" валялся использованный шприц. А рядом в стакане, окутанная белыми клочками ваты, чтобы, не дай бог, не разбилась, находилась вскрытая колба с драгоценной сывороткой. Убедившись, что ампула и шприц не исчезли, Сан Саныч покинул директорский кабинет, не удостоив даже взглядом сандалии и обрывки собственной одежды, валявшиеся рядом с креслом для допросов.
   Выйдя в коридор, Сан Саныч направился к единственной из дверей, которой не коснулась его рука во время беглого знакомства с запертыми замками. То была дверь в спортзал. Проходной спортзал соединял административный коридор с коридорчиком, ведущим на улицу. В конце того коридорчика находился пост охранника-вахтера. В отличие от очкарика Васи, вахтер, известный Сан Санычу под кличкой Турист, вооружен. Об этом сболтнул господин Полковник, посмеиваясь над пленником в кресле, выполнявшем роль электрического стула. Проходя через зал, ни в коем случае нельзя вспугнуть тренирующихся спортсменов, а то рванет один из трех ассистентов искать помощи у вахтера, и, без сомнения, обученный стрельбе Турист стреножит Сан Саныча, прострелив ему коленную чашечку. Сразу, с первого выстрела, Турист не станет вышибать мозги из большой лысой головы человека, походящего на волкодава, однако от этого ничуть не легче, ибо проигрыш Сан Саныча равносилен приведению в исполнение спустя самое короткое время смертного приговора и Кеше, и Мише, его партнерам, которыми Сан Саныч рискнул во имя победы. Капризная девка победа, она для всех разная. А поражение - оно одно на всех. Сан Санычу, специалисту уходящей в седую древность скандинавской системы выживания СИСУ, лучше многих перехваленных мастеров Востока, не понаслышке была известна сия простая и жестокая истина. Обнаженный, с пустыми руками на виду и непроницаемым, ничего не обозначающим выражением на лице, Сан Саныч вошел в спортзал. Сделав два шага, остановился, дожидаясь, пока на него обратят внимание. Трое самбистов-инструкторов и инструктируемый ими амбал, мистер Торнадо, увлеченные возней на квадратном коврике посреди спортзала, отработкой приемов в положении стоя на корточках, сиречь - в партере, заметили Сан Саныча лишь после того, как хлопнула, закрываясь, дверь за его широкой голой спиной.