Страница:
– То, что случилось, очень тяжело пережить, я понимаю, но ведь у вас не близкие родственники погибли, ведь нет же?
– Нет…
– Вот и крепитесь. И поменьше пейте! А квартиру вашу я сегодня на охрану не поставлю – во избежание недоразумений… Спать ложитесь, молодой человек! Мой вам совет.
На другом конце провода повесили трубку.
Если исчезновение из лаборатории трупов Виктор мог еще хоть как-то объяснить (пусть даже и с большой натяжкой, но уж, во всяком случае, без метафизики), то этот звонок добил его окончательно. Бездумно уперевшись взглядом в стену, Виктор даже не пытался его анализировать, ибо все это не поддавалось никакому объективному анализу. Бред! Мистика! Пока участки мозга, ответственные за рациональное мышление, находились в нокауте, глаза по привычке пробежали по развешанному на стене оружию и почему-то остановились на «кинжале милосердия». Том самом, который он сегодня утром придирчиво разглядывал после разговора с Игорем. Сейчас с кинжалом было что-то не так, чем-то он отличался от утреннего…
Виктор сильно тряхнул головой, положил наконец трубку на аппарат и протер ладонями глаза.
Не может быть! Утром клинок был весь в пыли, а сейчас блестит… И ни пылиночки… Он встал, вплотную подошел к стене. Точно – пыль с «кинжала милосердия» исчезла. Испанский меч рядом покрыт полупрозрачным пыльным налетом, а кинжал, выкованный для добивания чудом уцелевшего противника, сверкает так, будто его только что выточили.
Виктор снова тряхнул головой.
«Нужно срочно что-то делать, действовать! Или крыша протечет окончательно. Ехать к Косте! И как можно быстрее! Версии и домыслы – все потом! Главное сейчас – встретиться наконец хотя бы с одним конкретным осязаемым и материальным человеком Костей, а уже потом с ним вместе искать мистическую черную кошку в темной комнате. Если она, конечно, в ней есть…»
Прежде чем покинуть свое ставшее вдруг таким неуютным, таким неродным жилище, Виктор заглянул в тайник. Деньги были на месте, в томике Фенимора Купера, зеленели между страниц. Еще на пару минут он задержался в прихожей. Открыл шкаф с вещами, отыскал и сунул в карман подаренный приятелем весьма экзотического вида нож. Это был так называемый «толчковый нож», современный вариант древнего индийского кинжала – куттары. Внешне он напоминал букву Т: на короткое мощное лезвие поперек насажена изящная рукоятка. Если зажать ее в кулаке – лезвие будет торчать между пальцев. С оружием в кармане Виктор почувствовал себя увереннее.
Закрывая стальную дверь, он внимательно осмотрел скважины замков. Никаких следов отмычки. Да и вряд ли отмычкой можно справиться с такими замками. Виктор выбирал их, предварительно проконсультировавшись со спецами, и уверен был в них на все двести процентов…
«Было бы лучше увидеть сейчас царапины вокруг замочных скважин или вмятины от фомки по краям двери! – с грустью подумал Виктор. – Поздновато в тридцать пять лет начинать верить во всякую чертовщину. Чувствуешь себя несколько не в себе. И ведь как назло всякая мистическая дрянь сама в голову лезет!..»
Черный потрепанный «Запорожец» преданно ожидал его у подъезда.
– Командир! Обещал пятнадцать минут, а пропадал полчаса, я уже собрался сваливать!
– Дела были. Давай, поехали.
– Чей-то ты с лица сбледнул, командир? Болеешь?
– Похмелье.
– Тогда кури поменьше, а то совсем сдохнешь.
– Все мы сдохнем рано или поздно.
– Лучше попозже!
– Хотелось бы…
По дороге он изо всех сил пытался вспомнить, почему накануне в ресторане никто из сослуживцев не смеялся над рассказами Екатерины про ведьм и колдовство, зато все очень веселились по поводу полного неведения Виктора в этих вопросах. А ведь вспомнить это сейчас было очень важно. Или это ему только кажется – защитная реакция взбудораженной психики? Подсознание выплеснуло из глубин наименее драматическую загадку последних суток и заставило мозг полностью сосредоточиться на ее решении, дабы мыслительный орган не перегорел, решая загадки более жесткие.
Виктор помнил, что тема колдовства каким-то образом была связана с Костей и его красивой девушкой. Да! Именно с девушкой! Девушкой, которая…
– Все, командир, приехали! – Невинная, обыденная фраза длинноволосого водителя вырвала Виктора из глубин самопогружения.
– Зараза! Я почти вспомнил!
– Что ты вспомнил, командир?
– Да так, ничего… На, держи деньги, спасибо.
– Тебе спасибо. Если надо, я тебя и здесь обожду. Мне твои тарифы понравились.
– Не надо. Отсюда я если куда и поеду, то только на кладбище.
– Не шути так, командир, сглазишь!
– Вроде больше, чем есть, меня уже не сглазишь. Пока!
…Да, это то самое место, где они вчера видели Костю с «колдуньей». Вон там стоял белый «Мерседес», а вот в этом подъезде должна быть его квартира.
Лифт Виктор вызывать не стал. На этот раз даже не потому, что хотел избавить себя от томительного ожидания, – просто не знал, на каком этаже располагается искомая квартира. Он поднимался по лестнице и строил ближайшие планы.
«Если Кости нет, попрошусь у его матери остаться, обождать прихода сыночка. Судя по голосу, дама средних лет, я таким нравлюсь. А если не разрешит, буду ждать на лестнице. Или… Ага, вот и его квартира. Ну… Умел бы молиться, сейчас бы самое время… Вот досада, даже креститься толком не умею. Как там надо – двумя пальцами… или тремя?»
Оставив попытку осенить себя крестом, Виктор трижды плюнул через левое плечо, пригладил волосы рукой и нажал на кнопку звонка.
После второго звонка ярко блеснула бусина смотрового глазка на солидной, обитой черным лоснящимся дерматином двери, и низкий мужской баритон ласково поинтересовался:
– Вы к кому?
Этот голос Виктор слышал впервые, и то, что спрашивающий не хозяин и не случайный гость или еще кто-то, не имеющий отношения к последним событиям, для него сразу же стало очевидным. К подобному повороту он был совершенно не готов и потому, не успев толком испугаться, ответил абсолютно спокойно, причем сказал почти правду:
– Я к Константину Николаевичу, по работе.
– Подождите секундочку, сейчас открою.
«Так же ласково со мной разговаривал когда-то зубной врач из районной поликлиники». Виктор с содроганием вспомнил пройдоху зубодера, который в эпоху тотального дефицита уговаривал пациентов удалять зубы без наркоза – экономил новокаин для частной практики.
Итак, логика подсказывала – нужно срочно бежать. Как можно быстрее скатиться вниз по лестнице, выскочить на улицу и орать во все горло: «Ми-ли-ци-яяя!!!» Но внезапно его захлестнула пьянящая волна отчаянной, безрассудной отваги…
Несколько небрежно, даже лениво он сунул руку в карман куртки, сжал в кулаке поперечную рукоятку куттары и пропустил лезвие между пальцев. Тем временем дверь отворилась и перед ним предстала фигура рослого, атлетически сложенного, аккуратно причесанного мужчины средних лет в строгом черном костюме с хорошим фиолетовым галстуком поверх белоснежной рубашки…
Смешно, парадоксально, нелепо, но факт – Виктор почти обрадовался явно гангстерской внешности незнакомца. Потусторонние кошмары закончились. Нет больше исчезающих трупов, зловещих звонков милиционерши-ясновидящей, привидений, смахивающих пыль со средневековых кинжалов. Перед ним вполне осязаемый амбал, пусть даже и излучающий черную ауру и опасность, но вполне живой и материальный.
– Проходите, пожалуйста. – Амбал развернул плечи так, чтобы Виктор смог протиснуться между ним и дверным косяком. Виктор смело шагнул, и атлет у него за спиной тут же больно стиснул сильными пальцами его правый локоть.
– Дернешься, убью! Руку из кармана медленно вынимай.
В затылок уперлась холодная железяка.
«Пистолет, – догадался Виктор. – Сейчас он увидит нож и выстрелит!» Человек, как правило, не знает, как поведет себя в критической ситуации, если, не дай Бог, в ней окажется. Не знал этого и Виктор. Всю сознательную жизнь он вращался в кругу среднестатистических обывателей, для которых такие категории, как риск, смерть и страх, – нечто крайне эфемерное, нечто из области кино и авантюрных романов. Не умея толком оценить настоящую опасность, наивные обыватели очень часто, оказавшись в нестандартной ситуации, совершают непоправимые, фатальные глупости…
Виктор послушно вытянул из кармана кулак, при этом он старался держать руку так, чтобы амбал не заметил торчащего между пальцами лезвия.
Давление пистолетного рыла ослабло.
– Чего у тебя в кулачишке-то зажато, Скворцов? – Голос человека в черном приобрел насмешливо-снисходительную интонацию.
Этот тип знает его фамилию!!!
Виктор повернулся к амбалу лицом и с ходу полоснул его ножом по груди. Лезвие, скользнув по пиджаку, прорвало тонкую ткань белой рубашки. Продолжая движение, Виктор изловчился так изогнуть запястье, что острие ножа со всего маха воткнулось в предплечье правой руки мужчины. Атлет вскрикнул, и тяжелый серый пистолет выпал из его пальцев.
– Ах ты, сука! – выдохнул он и мастерским апперкотом с левой впечатал тренированный кулак Виктору в подбородок.
Скворцова подбросило в воздух в ту самую долю секунды, когда он уже собрался было праздновать победу – ведь ему так ловко удалось обезоружить здоровенного мужика! Казалось, еще одно движение вроде удара лезвием в плечо – и все, полная виктория…
Затылок глухо ударился об пол, лязгнули зубы, в глазах резко потемнело.
– Получи, сучонок! – Нос тяжелого ботинка врезался Виктору под ребра. – Мало? На еще!
И тут случилось необъяснимое! Дверь распахнулась, и на пороге возник некто плечистый с большой, коротко стриженной головой и оттопыренными ушами. Ушастый с ходу обрушил на темечко мужчины в черном сплетенные «в замок» кулаки, и тот как подкошенный рухнул сверху на полуживого Скворцова. Виктор инстинктивно выставил ему навстречу правую руку.
Лезвие «толчкового» ножа воткнулось в мощную шею чуть ниже кадыка. Еще несколько бесконечно долгих секунд Виктор автоматически продолжал удерживать на вытянутой руке тело смертельно раненного человека. До тех пор, пока не потерял сознание…
…Он очнулся на заднем сиденье автомобиля. Руки были связаны знакомым фиолетовым галстуком. Стопы ног словно приросли друг к другу, слились, как сиамские близнецы. Виктор полулежал, занимая сразу два кресла, а впереди сидели двое, и эти двое совершенно спокойно беседовали. Точнее, один, лопоухий, с короткой стрижкой, что-то рассказывал, а другой, с плешкой на затылке, управлял автомобилем и заинтересованно переспрашивал, уточняя детали.
– …и наш пацан ему перо в горло. Завалил сразу. Рана смертельная.
– А ты?
– Я дверь прикрыл, на всякий случай решил квартиру обнюхать. Гляжу, в ванне еще один мертвяк. По типу, ему опять же горло порезали, от уха до уха, реальный такой разрез, и в ванну сгрузили, чтобы кровью вокруг не пачкал. Въезжаешь?
– Круто! Выходит, наших троих в лоскуты порезал и у себя дома еще двоих!
– Дома одного я помог, а второго он раньше чиркнул. Я дверь открыл, е-мое – спина, хрясть по кумполу, а пацан ножичком его – ррраз! Догоняешь?
– Давно догнал, непонятки только, почему пацан отрубился.
– Ну ты тормоз! Я ж говорю: он его ходулями по ребрам.
– Который?
– Тот, которого я по кумполу, а пацан в горло. Въехал?
– Непонятки, какого члена Липа тер базары за Костю, что лохатый он реально.
– Липу теперь не спросишь… Что, Костя его грамотно сделал?
– Доктор Айболит он, а не Костя, бля буду! Крутой пацан!
Бесконечный разговор продолжался и дальше в том же духе. А Виктор тихо лежал на заднем сиденье и не спешил сообщать о своем возвращении в сознание. Отчасти он даже наслаждался ролью пассивного пленника. Все, что могло произойти, уже произошло, и теперь от него мало чего зависело. Его окутала расслабляющая мышцы и туманящая мозг апатия, полное безразличие к дальнейшей судьбе. Не подготовленная к стрессам психика взяла тайм-аут, к тому же болели мышцы, ныло все тело, жгло в ушибленном затылке и покалывало подбитый подбородок. Не напрягаясь, он вслушивался в беседу двух людей из какого-то чуждого ему мира и с ленцой пытался ее расшифровать. Когда же он, как говорили его попутчики, «въехал в тему», в глазах снова потемнело, словно от очередного удара по голове, безразличие к происходящему мгновенно испарилось, и грудь затрепетала от участившихся до предела сердечных сокращений.
Выходило, что Костя, Константин Поваров, сегодня утром заявился незваным гостем в квартиру, которую снимали трое приятелей этих милых, разговорчивых ребятишек. И убил всех троих, причем убил жестоко и изощренно. Некто по кличке Липа, умер не сразу, а умудрился еще позвонить и произнести в трубку нечто неразборчивое «про Костю», потом заорал страшно, и связь прервалась.
Дружки покойников после звонка Липы всполошились. Двое из них, Плешивый и Лопоухий – они-то, судя по всему, и везли его сейчас неведомо куда, – приехали на квартиру к пострадавшим, где и увидели три истерзанных тела. Чьих это рук дело? Единственная зацепка – невнятное «Костя» в предсмертном монологе Липы. И тогда Плешивый с Лопоухим резонно решили навестить Костика и устранить «непонятки». Как понял Виктор, Костя имел с убитыми общие дела, а эти двое его лично не встречали, хотя и знали о его существовании. Адрес Поварова Лопоухий нашел в записной книжке у Липы. Приехали. Плешивый остался в машине, Лопоухий поднялся по лестнице и весьма кстати оказался возле незапертой двери Константина Николаевича. За дверью он услышал подозрительный шум, приготовился мочить (неважно кого, но мочить непременно) и, как только вошел, сразу же треснул по голове стоящего к нему спиной человека в черном костюме. После чего наспех осмотрел квартиру и обнаружил в ванной труп неизвестного ему мужчины с перерезанным горлом. Проявив недюжинные интеллектуальные способности, Лопоухий пришел к выводу, что его дружков и этого в ванной замочил Костя, тем паче что мужика в черном он «завалил» буквально на глазах у Лопоухого.
«Идиот! – чуть было не крикнул Виктор. – Этого мужика никто не хотел убивать, произошел несчастный случай, я случайно…»
И тут до него наконец дошло, что эти хлопцы на полном серьезе принимают его за Костю!
– Вы ошибаетесь! – Он попытался сесть. – Я не Костя, я другой человек.
– Оклемался? – Лопоухий взглянул через плечо, прищурился. – Лежи тихо, реально все базары перетрем, когда приедем. Въезжаешь?
И он поднял правую руку так, чтобы Виктор увидел зажатый в кулаке пистолет.
– Вы не поняли. Я другой человек, я…
– Зачем разводишь, братан? Не мой уровень тебя объявлять, но реально могу по понятиям обидеться. Волыну срисовал? Въехал в тему?
Виктор не нашелся что ответить. Хотя из сказанного он понял слишком мало, но суть уловил.
Еще десять минут ехали в полной тишине. Виктор не мог определить маршрут, он видел лишь ветки деревьев, крыши домов, к тому же солнце слепило глаза. Надеялся лишь на то, что его не убьют сразу, дадут высказаться. И тогда он сумеет все объяснить, доказать и отыскать реальное подтверждение своим словам. Главное, чтобы они поняли: он и Костя – не одно лицо, а там кто знает, вдруг они ему еще и помогут?
Машина сбавила ход, затормозила, остановилась.
– Так его поведем? – спросил Плешивый.
– Стремно.
– Тогда как раньше? В брезент завернем?
– По типу того. – Лопоухий повернулся к Виктору. – Пацан, глаза закрой.
Виктор хотел спросить зачем, но не успел. Рукоятка пистолета обрушилась ему на голову, и он снова погрузился во мрак небытия.
На этот раз он очнулся с посторонней помощью. Лопоухий попеременно то брызгал водой из стакана ему в лицо, то хлестал ладонями по щекам.
– Во! Открыл глаза! А вы боялись, по типу, я его мочканул!
– Отвали, Ухо, с пацаном я буду базар иметь.
– Давай, Гуля, я без претензий…
Виктору все виделось сквозь пелену и сизую дымку, голоса звучали глухо и далеко.
– Ухо, спиртяги дай.
– Много?
– Стакан.
Стекло лязгнуло о зубы, гортань обожгло. Чтобы не захлебнуться, Виктор сделал большой глоток, закашлялся, из глаз полились слезы.
– Прочухался, Киска?
– Я не Киска… – выдавил он из себя.
– А кто ж ты тогда?
– Виктор Скворцов!
Предметы вокруг медленно принимали четкие очертания. Виктор осознал, что сидит на полу, привалившись спиной к стенке, в какой-то грязной комнатушке. Справа окно без штор и занавесок, слева кушетка, напротив, у дальней стены, большой зеркальный шкаф.
Отражение в прямоугольнике зеркала, врезанного в дверцу шкафа, Виктора озадачило: себя он узнал не сразу. Кто это с лицом, залитым кровью? И вся одежда в крови… Откуда столько крови?
«Господи, да это же я! – ужаснулся он страшной догадке. – Кровь, должно быть, натекла из пробитого горла того, в черном костюме. И кровоподтек на подбородке от его удара. Руки связаны его галстуком. А что с ногами? Шнурки от ботинок связаны. Стало быть, я стреножен, точнее, «содноножен»… Глупость какая…»
– Гуля, он косит, бля буду. Он врубается во все и косит!
– Не гони, Ухо. Пацана колбасит, оно и понятно. Не хер было глушить так малограмотно!
– Гуля, я…
– Заткнись!.. Эй ты, Кот ты или Скворец, мне сейчас до фени! Ты живой реально или чего?
– Живой. – Виктор с трудом поднял голову. Рядом стояли двое. Одного, Лопоухого, он узнал сразу. Второй был постарше. Лицо восточного типа, «кавказской национальности», небритая толстенная шея, как водится, золотая цепочка с крупными звеньями, блестящая черная рубашка, аккуратно заправленная в черные же брюки, естественно, носки и ботинки тоже черного цвета.
«Еще один черный человек», – подумал Виктор тоскливо.
– Живой, а? Говорить можешь? – повторил вопрос черный человек номер два.
– Могу, – неожиданно громко и отчетливо произнес Виктор.
– Меня Гулей зовут, – представился собеседник. – Держи ответ, братан, за что друзей моих порезал? Если по делу, не обижу, только не разводи, все равно правду узнаю. Понял?
– Как он? – В комнату заглянул Плешивый, а за ним еще два каких-то парня. Четверо друзей Гули походили друг на друга, как солдаты одной армии: золотые цепи и перстни, коротко стриженные головы, темная одежда…
– Ушли все! – зло рявкнул Гуля. – И ты, Ухо, вали отсюда. Я с братаном сам разберусь. Если он пером пятерых сделал – мой уровень, не ваш, мои дела! Догнали?
– Без базаров, Гуля. Банкуй! – Ухо покорно побрел из комнаты. – Мы на кухне ждем.
– Понты! Голые понты! – Гуля присел на корточки рядом с Виктором. – Понимаешь меня, брат? Мы сейчас с тобой одни остались, и я вот чего скажу: может, мне тебя и придется порешить, по понятиям, но я тебя уважаю. Этим сявкам, – он кивнул в сторону кухни, – слабо в одиночку на троих пацанов прыгнуть. А ты прыгнул. И хоть я и они – одна братва, а ты – чужой, но я реально тебя уважаю, пидором буду!
– Здесь какая-то ошибка! – прошептал Виктор. Ему снова стало плохо, закружилась голова, пересохло во рту. – Но я могу все объяснить!
– Говори, я слушаю. И помни: в глаза тебе смотрю, если разводишь, лютой смертью сдохнешь!
Виктор говорил долго. Начал с того момента, как впервые встретился с Мышонком, вкратце описал все, что знал и про Костю, и про лабораторию. Живописал события сегодняшнего утра, сознательно, на всякий случай, опуская «мистические» подробности. Несмотря ни на что, выставлять себя психом не хотелось.
Гуля внимательно слушал, хмурился, задумчиво почесывал щетину на подбородке.
– Вот что, Витя, – подытожил он, выслушав до конца, – может, ты и в натуре Витя, базар складный, но доказать не можешь. А ну как ты на самом деле не Витя, а Костя? И дуешь мне в уши, по типу, время тянешь.
– Может быть, тот, в ванной, в Костиной квартире, он сам и есть. Я же трупа не видел…
– Нет. Ухо сказал: тот старый. А Липа нес, что Костя совсем пацан, и ты про то же базар вел. Или забыл?
– Дома у Кости на автоответчике записано мое сообщение, я же говорил. Это доказательство, ведь так?
– Так-то оно так, но туда больше не сунешься – стремно… А где, Витя, твои документы? Паспорт почему с собой не носишь?
– Зачем?
– Тебя что, менты реально не тормозили ксиву проверять?
– Нет, ни разу. – Везет лохам!
– Послушайте! У меня в куртке, во внутреннем кармане, лежат ключи!
– Лежали… Ну? Нашли мы их, дальше?
– Поезжайте ко мне домой! Адрес я скажу и…
– Тише, не гони! Живешь один?
– Да, один, я же рассказывал…
– И прописан один?
– Да.
– Въехал, базарь дальше.
– Ну, в общем, адрес я скажу. Там у меня в прихожей стоит шкаф, на верхней полке, в коробке, все документы. И паспорт там, и ордер, и диплом институтский… Обычно я сдаю квартиру на охрану, но сегодня не сдал, так что можете спокойно заходить и…
– Грамотная тема! Окажешься в натуре Витей, пригодишься Костю искать. Об остальном позже базары поимеем. А если разводишь нас…
– Простите, все хочу спросить, что означает «разводишь»?
– Ты что, пацан, не русский, да? Языка не знаешь? Врешь – вот что означает. Грузишь, в уши дуешь, пургу гонишь, утку дрочишь… въехал?
– Въехал.
В течение следующих десяти минут на глазах у Виктора произошел маленький военный совет. Гуля вызвал все общество из кухни, быстро и малопонятно для пленника ввел в курс дела и велел знакомой Виктору парочке срочно ехать к нему. Его попросили подробно объяснить, где находится дом, как проникнуть в квартиру и каким образом отыскать коробку с документами. Плешивый заверил, что уже через час они будут на месте, а Ушастый пообещал позвонить «по мобильнику». Решено было Виктора пока не развязывать, но и не напрягать. Плешивый на прощание проявил милость к падшему и сунул Виктору в губы зажженную сигарету, за что тот был ему крайне благодарен. А Ушастый, отчего-то заметно повеселев, подмигнул связанному специалисту по компьютерам и с ехидцей в голосе произнес:
– Если ты, пацанчик, реально Скворец, а не Кот, будь готов – опустим на квартиру! Я свидетель, как ты мужика завалил, в элементе могу ментам стукнуть, так что…
– Не гони коней, Ухо! – перебил Гуля. – Успеем лохатому предъяву сделать. В любом раскладе ему полный край. Давайте ехайте быстро!
Бандиты вышли из комнаты, словно забыв о связанном пленнике. Чего о нем помнить, куда он денется? Вещь громоздкая, неодушевленная. Сигарета в зубах Виктора понуро тлела, дым ел глаза, полз в ноздри. Он сидел, опершись о стену, смотрел в никуда, и мысли одна другой трагичней толкались в его внезапно просветлевшей голове.
«Я окончательно и бесповоротно влетел! – Теперь он это осознал совершенно отчетливо. – Кретин! Размечтался, что бандиты помогут. Баран! Захотелось в стадо, где за тебя будет принимать решения другой баран, главный, а ты будешь только подчиняться… А теперь… Заставят подписать дарственную на квартиру, потом пришьют. И в милицию не сунешься. Ведь как ни крути, а это убийство, пусть и не преднамеренное, в состоянии аффекта, но убийство… Да и кто поверит, что убийство непреднамеренное? Свидетель? Но ведь он может рассказать что угодно. Что им угодно. Что к тому же есть нож с моими отпечатками… И еще… Я единственный, кто остался в живых из четырех сотрудников лаборатории, что тоже подозрительно… И работодатель мой, Костя, если верить бандитам, тоже убийца, причем с садистскими наклонностями… Прав Гуля, в любом раскладе мне «полный край»… Ну что, Витя Скворцов, и дальше будешь так вот сидеть и ждать, пока тебя окончательно опустят, или?..»
Виктор взглянул на свои связанные фиолетовым галстуком руки. К счастью, их связали не за спиной. Он выплюнул наконец тлеющую сигарету и зубами попытался распутать узлы на запястьях. Не получилось…
Из соседней комнаты донеслись раскаты громкого смеха. Виктор вздрогнул, прислушался. За стеной работал телевизор, в воздухе витал аромат жареного мяса.
«Один готовит жратву на кухне, Гуля и второй что-то смотрят по ящику, – сделал вывод Виктор. – Надо спешить, пока не позвонил Лопоухий. Раз не удалось перегрызть узлы, попробую их пережечь».
Он мягко завалился на бок, приблизил связанные запястья к красному огоньку еще тлеющей сигареты. Безрезультатно. Тогда он склонил голову и аккуратно подул на табачный уголек. Фиолетовая материя явно демонстрировала огнеупорные свойства. В соседней комнате что-то со звоном упало, громко и грязно выругался Гуля. Виктор насторожился, вытянул шею и случайно заметил на полу справа от себя граненый стакан с прозрачной жидкостью.
«Спирт! – обрадовался Виктор. – Его мне вливали в рот, когда приводили в чувство… Странно, однако, обычно я пьянею и с меньшей дозы, а тут… Градусы нервы съели и не поморщились…»
Про то, что его многократно били по голове, Виктор даже и не вспомнил. Впрочем, это вполне объяснимо: включились резервные силы организма, а человек, как правило, не замечает ни процесса, ни результата их напряженной работы.
Губами подобрав с пола окурок, помогая себе спутанными руками, он подполз к стакану. Нужно было торопиться – сигарета почти истлела, еще чуть-чуть, и красный кончик превратится в пепельно-серый.
Он обхватил стакан ладонями, наклонил. Холодная жидкость, стекая по капле, затемнила и без того темную фиолетовую ткань под его сомкнутыми большими пальцами. Виктор осторожно, стараясь не шуметь, поставил стакан на пол, поднял сплетенные галстуком руки к подбородку, затянулся и ткнул обуглившимся фильтром во впитавшую спирт ткань… Получилось! Сизое пламя больно лизнуло кисти рук, материя задымилась. Стиснув зубы, он ждал, потом сжал кулаки, напряг запястья и резко развел в стороны плечи.
– Нет…
– Вот и крепитесь. И поменьше пейте! А квартиру вашу я сегодня на охрану не поставлю – во избежание недоразумений… Спать ложитесь, молодой человек! Мой вам совет.
На другом конце провода повесили трубку.
Если исчезновение из лаборатории трупов Виктор мог еще хоть как-то объяснить (пусть даже и с большой натяжкой, но уж, во всяком случае, без метафизики), то этот звонок добил его окончательно. Бездумно уперевшись взглядом в стену, Виктор даже не пытался его анализировать, ибо все это не поддавалось никакому объективному анализу. Бред! Мистика! Пока участки мозга, ответственные за рациональное мышление, находились в нокауте, глаза по привычке пробежали по развешанному на стене оружию и почему-то остановились на «кинжале милосердия». Том самом, который он сегодня утром придирчиво разглядывал после разговора с Игорем. Сейчас с кинжалом было что-то не так, чем-то он отличался от утреннего…
Виктор сильно тряхнул головой, положил наконец трубку на аппарат и протер ладонями глаза.
Не может быть! Утром клинок был весь в пыли, а сейчас блестит… И ни пылиночки… Он встал, вплотную подошел к стене. Точно – пыль с «кинжала милосердия» исчезла. Испанский меч рядом покрыт полупрозрачным пыльным налетом, а кинжал, выкованный для добивания чудом уцелевшего противника, сверкает так, будто его только что выточили.
Виктор снова тряхнул головой.
«Нужно срочно что-то делать, действовать! Или крыша протечет окончательно. Ехать к Косте! И как можно быстрее! Версии и домыслы – все потом! Главное сейчас – встретиться наконец хотя бы с одним конкретным осязаемым и материальным человеком Костей, а уже потом с ним вместе искать мистическую черную кошку в темной комнате. Если она, конечно, в ней есть…»
Прежде чем покинуть свое ставшее вдруг таким неуютным, таким неродным жилище, Виктор заглянул в тайник. Деньги были на месте, в томике Фенимора Купера, зеленели между страниц. Еще на пару минут он задержался в прихожей. Открыл шкаф с вещами, отыскал и сунул в карман подаренный приятелем весьма экзотического вида нож. Это был так называемый «толчковый нож», современный вариант древнего индийского кинжала – куттары. Внешне он напоминал букву Т: на короткое мощное лезвие поперек насажена изящная рукоятка. Если зажать ее в кулаке – лезвие будет торчать между пальцев. С оружием в кармане Виктор почувствовал себя увереннее.
Закрывая стальную дверь, он внимательно осмотрел скважины замков. Никаких следов отмычки. Да и вряд ли отмычкой можно справиться с такими замками. Виктор выбирал их, предварительно проконсультировавшись со спецами, и уверен был в них на все двести процентов…
«Было бы лучше увидеть сейчас царапины вокруг замочных скважин или вмятины от фомки по краям двери! – с грустью подумал Виктор. – Поздновато в тридцать пять лет начинать верить во всякую чертовщину. Чувствуешь себя несколько не в себе. И ведь как назло всякая мистическая дрянь сама в голову лезет!..»
Черный потрепанный «Запорожец» преданно ожидал его у подъезда.
– Командир! Обещал пятнадцать минут, а пропадал полчаса, я уже собрался сваливать!
– Дела были. Давай, поехали.
– Чей-то ты с лица сбледнул, командир? Болеешь?
– Похмелье.
– Тогда кури поменьше, а то совсем сдохнешь.
– Все мы сдохнем рано или поздно.
– Лучше попозже!
– Хотелось бы…
По дороге он изо всех сил пытался вспомнить, почему накануне в ресторане никто из сослуживцев не смеялся над рассказами Екатерины про ведьм и колдовство, зато все очень веселились по поводу полного неведения Виктора в этих вопросах. А ведь вспомнить это сейчас было очень важно. Или это ему только кажется – защитная реакция взбудораженной психики? Подсознание выплеснуло из глубин наименее драматическую загадку последних суток и заставило мозг полностью сосредоточиться на ее решении, дабы мыслительный орган не перегорел, решая загадки более жесткие.
Виктор помнил, что тема колдовства каким-то образом была связана с Костей и его красивой девушкой. Да! Именно с девушкой! Девушкой, которая…
– Все, командир, приехали! – Невинная, обыденная фраза длинноволосого водителя вырвала Виктора из глубин самопогружения.
– Зараза! Я почти вспомнил!
– Что ты вспомнил, командир?
– Да так, ничего… На, держи деньги, спасибо.
– Тебе спасибо. Если надо, я тебя и здесь обожду. Мне твои тарифы понравились.
– Не надо. Отсюда я если куда и поеду, то только на кладбище.
– Не шути так, командир, сглазишь!
– Вроде больше, чем есть, меня уже не сглазишь. Пока!
…Да, это то самое место, где они вчера видели Костю с «колдуньей». Вон там стоял белый «Мерседес», а вот в этом подъезде должна быть его квартира.
Лифт Виктор вызывать не стал. На этот раз даже не потому, что хотел избавить себя от томительного ожидания, – просто не знал, на каком этаже располагается искомая квартира. Он поднимался по лестнице и строил ближайшие планы.
«Если Кости нет, попрошусь у его матери остаться, обождать прихода сыночка. Судя по голосу, дама средних лет, я таким нравлюсь. А если не разрешит, буду ждать на лестнице. Или… Ага, вот и его квартира. Ну… Умел бы молиться, сейчас бы самое время… Вот досада, даже креститься толком не умею. Как там надо – двумя пальцами… или тремя?»
Оставив попытку осенить себя крестом, Виктор трижды плюнул через левое плечо, пригладил волосы рукой и нажал на кнопку звонка.
После второго звонка ярко блеснула бусина смотрового глазка на солидной, обитой черным лоснящимся дерматином двери, и низкий мужской баритон ласково поинтересовался:
– Вы к кому?
Этот голос Виктор слышал впервые, и то, что спрашивающий не хозяин и не случайный гость или еще кто-то, не имеющий отношения к последним событиям, для него сразу же стало очевидным. К подобному повороту он был совершенно не готов и потому, не успев толком испугаться, ответил абсолютно спокойно, причем сказал почти правду:
– Я к Константину Николаевичу, по работе.
– Подождите секундочку, сейчас открою.
«Так же ласково со мной разговаривал когда-то зубной врач из районной поликлиники». Виктор с содроганием вспомнил пройдоху зубодера, который в эпоху тотального дефицита уговаривал пациентов удалять зубы без наркоза – экономил новокаин для частной практики.
Итак, логика подсказывала – нужно срочно бежать. Как можно быстрее скатиться вниз по лестнице, выскочить на улицу и орать во все горло: «Ми-ли-ци-яяя!!!» Но внезапно его захлестнула пьянящая волна отчаянной, безрассудной отваги…
Несколько небрежно, даже лениво он сунул руку в карман куртки, сжал в кулаке поперечную рукоятку куттары и пропустил лезвие между пальцев. Тем временем дверь отворилась и перед ним предстала фигура рослого, атлетически сложенного, аккуратно причесанного мужчины средних лет в строгом черном костюме с хорошим фиолетовым галстуком поверх белоснежной рубашки…
Смешно, парадоксально, нелепо, но факт – Виктор почти обрадовался явно гангстерской внешности незнакомца. Потусторонние кошмары закончились. Нет больше исчезающих трупов, зловещих звонков милиционерши-ясновидящей, привидений, смахивающих пыль со средневековых кинжалов. Перед ним вполне осязаемый амбал, пусть даже и излучающий черную ауру и опасность, но вполне живой и материальный.
– Проходите, пожалуйста. – Амбал развернул плечи так, чтобы Виктор смог протиснуться между ним и дверным косяком. Виктор смело шагнул, и атлет у него за спиной тут же больно стиснул сильными пальцами его правый локоть.
– Дернешься, убью! Руку из кармана медленно вынимай.
В затылок уперлась холодная железяка.
«Пистолет, – догадался Виктор. – Сейчас он увидит нож и выстрелит!» Человек, как правило, не знает, как поведет себя в критической ситуации, если, не дай Бог, в ней окажется. Не знал этого и Виктор. Всю сознательную жизнь он вращался в кругу среднестатистических обывателей, для которых такие категории, как риск, смерть и страх, – нечто крайне эфемерное, нечто из области кино и авантюрных романов. Не умея толком оценить настоящую опасность, наивные обыватели очень часто, оказавшись в нестандартной ситуации, совершают непоправимые, фатальные глупости…
Виктор послушно вытянул из кармана кулак, при этом он старался держать руку так, чтобы амбал не заметил торчащего между пальцами лезвия.
Давление пистолетного рыла ослабло.
– Чего у тебя в кулачишке-то зажато, Скворцов? – Голос человека в черном приобрел насмешливо-снисходительную интонацию.
Этот тип знает его фамилию!!!
Виктор повернулся к амбалу лицом и с ходу полоснул его ножом по груди. Лезвие, скользнув по пиджаку, прорвало тонкую ткань белой рубашки. Продолжая движение, Виктор изловчился так изогнуть запястье, что острие ножа со всего маха воткнулось в предплечье правой руки мужчины. Атлет вскрикнул, и тяжелый серый пистолет выпал из его пальцев.
– Ах ты, сука! – выдохнул он и мастерским апперкотом с левой впечатал тренированный кулак Виктору в подбородок.
Скворцова подбросило в воздух в ту самую долю секунды, когда он уже собрался было праздновать победу – ведь ему так ловко удалось обезоружить здоровенного мужика! Казалось, еще одно движение вроде удара лезвием в плечо – и все, полная виктория…
Затылок глухо ударился об пол, лязгнули зубы, в глазах резко потемнело.
– Получи, сучонок! – Нос тяжелого ботинка врезался Виктору под ребра. – Мало? На еще!
И тут случилось необъяснимое! Дверь распахнулась, и на пороге возник некто плечистый с большой, коротко стриженной головой и оттопыренными ушами. Ушастый с ходу обрушил на темечко мужчины в черном сплетенные «в замок» кулаки, и тот как подкошенный рухнул сверху на полуживого Скворцова. Виктор инстинктивно выставил ему навстречу правую руку.
Лезвие «толчкового» ножа воткнулось в мощную шею чуть ниже кадыка. Еще несколько бесконечно долгих секунд Виктор автоматически продолжал удерживать на вытянутой руке тело смертельно раненного человека. До тех пор, пока не потерял сознание…
…Он очнулся на заднем сиденье автомобиля. Руки были связаны знакомым фиолетовым галстуком. Стопы ног словно приросли друг к другу, слились, как сиамские близнецы. Виктор полулежал, занимая сразу два кресла, а впереди сидели двое, и эти двое совершенно спокойно беседовали. Точнее, один, лопоухий, с короткой стрижкой, что-то рассказывал, а другой, с плешкой на затылке, управлял автомобилем и заинтересованно переспрашивал, уточняя детали.
– …и наш пацан ему перо в горло. Завалил сразу. Рана смертельная.
– А ты?
– Я дверь прикрыл, на всякий случай решил квартиру обнюхать. Гляжу, в ванне еще один мертвяк. По типу, ему опять же горло порезали, от уха до уха, реальный такой разрез, и в ванну сгрузили, чтобы кровью вокруг не пачкал. Въезжаешь?
– Круто! Выходит, наших троих в лоскуты порезал и у себя дома еще двоих!
– Дома одного я помог, а второго он раньше чиркнул. Я дверь открыл, е-мое – спина, хрясть по кумполу, а пацан ножичком его – ррраз! Догоняешь?
– Давно догнал, непонятки только, почему пацан отрубился.
– Ну ты тормоз! Я ж говорю: он его ходулями по ребрам.
– Который?
– Тот, которого я по кумполу, а пацан в горло. Въехал?
– Непонятки, какого члена Липа тер базары за Костю, что лохатый он реально.
– Липу теперь не спросишь… Что, Костя его грамотно сделал?
– Доктор Айболит он, а не Костя, бля буду! Крутой пацан!
Бесконечный разговор продолжался и дальше в том же духе. А Виктор тихо лежал на заднем сиденье и не спешил сообщать о своем возвращении в сознание. Отчасти он даже наслаждался ролью пассивного пленника. Все, что могло произойти, уже произошло, и теперь от него мало чего зависело. Его окутала расслабляющая мышцы и туманящая мозг апатия, полное безразличие к дальнейшей судьбе. Не подготовленная к стрессам психика взяла тайм-аут, к тому же болели мышцы, ныло все тело, жгло в ушибленном затылке и покалывало подбитый подбородок. Не напрягаясь, он вслушивался в беседу двух людей из какого-то чуждого ему мира и с ленцой пытался ее расшифровать. Когда же он, как говорили его попутчики, «въехал в тему», в глазах снова потемнело, словно от очередного удара по голове, безразличие к происходящему мгновенно испарилось, и грудь затрепетала от участившихся до предела сердечных сокращений.
Выходило, что Костя, Константин Поваров, сегодня утром заявился незваным гостем в квартиру, которую снимали трое приятелей этих милых, разговорчивых ребятишек. И убил всех троих, причем убил жестоко и изощренно. Некто по кличке Липа, умер не сразу, а умудрился еще позвонить и произнести в трубку нечто неразборчивое «про Костю», потом заорал страшно, и связь прервалась.
Дружки покойников после звонка Липы всполошились. Двое из них, Плешивый и Лопоухий – они-то, судя по всему, и везли его сейчас неведомо куда, – приехали на квартиру к пострадавшим, где и увидели три истерзанных тела. Чьих это рук дело? Единственная зацепка – невнятное «Костя» в предсмертном монологе Липы. И тогда Плешивый с Лопоухим резонно решили навестить Костика и устранить «непонятки». Как понял Виктор, Костя имел с убитыми общие дела, а эти двое его лично не встречали, хотя и знали о его существовании. Адрес Поварова Лопоухий нашел в записной книжке у Липы. Приехали. Плешивый остался в машине, Лопоухий поднялся по лестнице и весьма кстати оказался возле незапертой двери Константина Николаевича. За дверью он услышал подозрительный шум, приготовился мочить (неважно кого, но мочить непременно) и, как только вошел, сразу же треснул по голове стоящего к нему спиной человека в черном костюме. После чего наспех осмотрел квартиру и обнаружил в ванной труп неизвестного ему мужчины с перерезанным горлом. Проявив недюжинные интеллектуальные способности, Лопоухий пришел к выводу, что его дружков и этого в ванной замочил Костя, тем паче что мужика в черном он «завалил» буквально на глазах у Лопоухого.
«Идиот! – чуть было не крикнул Виктор. – Этого мужика никто не хотел убивать, произошел несчастный случай, я случайно…»
И тут до него наконец дошло, что эти хлопцы на полном серьезе принимают его за Костю!
– Вы ошибаетесь! – Он попытался сесть. – Я не Костя, я другой человек.
– Оклемался? – Лопоухий взглянул через плечо, прищурился. – Лежи тихо, реально все базары перетрем, когда приедем. Въезжаешь?
И он поднял правую руку так, чтобы Виктор увидел зажатый в кулаке пистолет.
– Вы не поняли. Я другой человек, я…
– Зачем разводишь, братан? Не мой уровень тебя объявлять, но реально могу по понятиям обидеться. Волыну срисовал? Въехал в тему?
Виктор не нашелся что ответить. Хотя из сказанного он понял слишком мало, но суть уловил.
Еще десять минут ехали в полной тишине. Виктор не мог определить маршрут, он видел лишь ветки деревьев, крыши домов, к тому же солнце слепило глаза. Надеялся лишь на то, что его не убьют сразу, дадут высказаться. И тогда он сумеет все объяснить, доказать и отыскать реальное подтверждение своим словам. Главное, чтобы они поняли: он и Костя – не одно лицо, а там кто знает, вдруг они ему еще и помогут?
Машина сбавила ход, затормозила, остановилась.
– Так его поведем? – спросил Плешивый.
– Стремно.
– Тогда как раньше? В брезент завернем?
– По типу того. – Лопоухий повернулся к Виктору. – Пацан, глаза закрой.
Виктор хотел спросить зачем, но не успел. Рукоятка пистолета обрушилась ему на голову, и он снова погрузился во мрак небытия.
На этот раз он очнулся с посторонней помощью. Лопоухий попеременно то брызгал водой из стакана ему в лицо, то хлестал ладонями по щекам.
– Во! Открыл глаза! А вы боялись, по типу, я его мочканул!
– Отвали, Ухо, с пацаном я буду базар иметь.
– Давай, Гуля, я без претензий…
Виктору все виделось сквозь пелену и сизую дымку, голоса звучали глухо и далеко.
– Ухо, спиртяги дай.
– Много?
– Стакан.
Стекло лязгнуло о зубы, гортань обожгло. Чтобы не захлебнуться, Виктор сделал большой глоток, закашлялся, из глаз полились слезы.
– Прочухался, Киска?
– Я не Киска… – выдавил он из себя.
– А кто ж ты тогда?
– Виктор Скворцов!
Предметы вокруг медленно принимали четкие очертания. Виктор осознал, что сидит на полу, привалившись спиной к стенке, в какой-то грязной комнатушке. Справа окно без штор и занавесок, слева кушетка, напротив, у дальней стены, большой зеркальный шкаф.
Отражение в прямоугольнике зеркала, врезанного в дверцу шкафа, Виктора озадачило: себя он узнал не сразу. Кто это с лицом, залитым кровью? И вся одежда в крови… Откуда столько крови?
«Господи, да это же я! – ужаснулся он страшной догадке. – Кровь, должно быть, натекла из пробитого горла того, в черном костюме. И кровоподтек на подбородке от его удара. Руки связаны его галстуком. А что с ногами? Шнурки от ботинок связаны. Стало быть, я стреножен, точнее, «содноножен»… Глупость какая…»
– Гуля, он косит, бля буду. Он врубается во все и косит!
– Не гони, Ухо. Пацана колбасит, оно и понятно. Не хер было глушить так малограмотно!
– Гуля, я…
– Заткнись!.. Эй ты, Кот ты или Скворец, мне сейчас до фени! Ты живой реально или чего?
– Живой. – Виктор с трудом поднял голову. Рядом стояли двое. Одного, Лопоухого, он узнал сразу. Второй был постарше. Лицо восточного типа, «кавказской национальности», небритая толстенная шея, как водится, золотая цепочка с крупными звеньями, блестящая черная рубашка, аккуратно заправленная в черные же брюки, естественно, носки и ботинки тоже черного цвета.
«Еще один черный человек», – подумал Виктор тоскливо.
– Живой, а? Говорить можешь? – повторил вопрос черный человек номер два.
– Могу, – неожиданно громко и отчетливо произнес Виктор.
– Меня Гулей зовут, – представился собеседник. – Держи ответ, братан, за что друзей моих порезал? Если по делу, не обижу, только не разводи, все равно правду узнаю. Понял?
– Как он? – В комнату заглянул Плешивый, а за ним еще два каких-то парня. Четверо друзей Гули походили друг на друга, как солдаты одной армии: золотые цепи и перстни, коротко стриженные головы, темная одежда…
– Ушли все! – зло рявкнул Гуля. – И ты, Ухо, вали отсюда. Я с братаном сам разберусь. Если он пером пятерых сделал – мой уровень, не ваш, мои дела! Догнали?
– Без базаров, Гуля. Банкуй! – Ухо покорно побрел из комнаты. – Мы на кухне ждем.
– Понты! Голые понты! – Гуля присел на корточки рядом с Виктором. – Понимаешь меня, брат? Мы сейчас с тобой одни остались, и я вот чего скажу: может, мне тебя и придется порешить, по понятиям, но я тебя уважаю. Этим сявкам, – он кивнул в сторону кухни, – слабо в одиночку на троих пацанов прыгнуть. А ты прыгнул. И хоть я и они – одна братва, а ты – чужой, но я реально тебя уважаю, пидором буду!
– Здесь какая-то ошибка! – прошептал Виктор. Ему снова стало плохо, закружилась голова, пересохло во рту. – Но я могу все объяснить!
– Говори, я слушаю. И помни: в глаза тебе смотрю, если разводишь, лютой смертью сдохнешь!
Виктор говорил долго. Начал с того момента, как впервые встретился с Мышонком, вкратце описал все, что знал и про Костю, и про лабораторию. Живописал события сегодняшнего утра, сознательно, на всякий случай, опуская «мистические» подробности. Несмотря ни на что, выставлять себя психом не хотелось.
Гуля внимательно слушал, хмурился, задумчиво почесывал щетину на подбородке.
– Вот что, Витя, – подытожил он, выслушав до конца, – может, ты и в натуре Витя, базар складный, но доказать не можешь. А ну как ты на самом деле не Витя, а Костя? И дуешь мне в уши, по типу, время тянешь.
– Может быть, тот, в ванной, в Костиной квартире, он сам и есть. Я же трупа не видел…
– Нет. Ухо сказал: тот старый. А Липа нес, что Костя совсем пацан, и ты про то же базар вел. Или забыл?
– Дома у Кости на автоответчике записано мое сообщение, я же говорил. Это доказательство, ведь так?
– Так-то оно так, но туда больше не сунешься – стремно… А где, Витя, твои документы? Паспорт почему с собой не носишь?
– Зачем?
– Тебя что, менты реально не тормозили ксиву проверять?
– Нет, ни разу. – Везет лохам!
– Послушайте! У меня в куртке, во внутреннем кармане, лежат ключи!
– Лежали… Ну? Нашли мы их, дальше?
– Поезжайте ко мне домой! Адрес я скажу и…
– Тише, не гони! Живешь один?
– Да, один, я же рассказывал…
– И прописан один?
– Да.
– Въехал, базарь дальше.
– Ну, в общем, адрес я скажу. Там у меня в прихожей стоит шкаф, на верхней полке, в коробке, все документы. И паспорт там, и ордер, и диплом институтский… Обычно я сдаю квартиру на охрану, но сегодня не сдал, так что можете спокойно заходить и…
– Грамотная тема! Окажешься в натуре Витей, пригодишься Костю искать. Об остальном позже базары поимеем. А если разводишь нас…
– Простите, все хочу спросить, что означает «разводишь»?
– Ты что, пацан, не русский, да? Языка не знаешь? Врешь – вот что означает. Грузишь, в уши дуешь, пургу гонишь, утку дрочишь… въехал?
– Въехал.
В течение следующих десяти минут на глазах у Виктора произошел маленький военный совет. Гуля вызвал все общество из кухни, быстро и малопонятно для пленника ввел в курс дела и велел знакомой Виктору парочке срочно ехать к нему. Его попросили подробно объяснить, где находится дом, как проникнуть в квартиру и каким образом отыскать коробку с документами. Плешивый заверил, что уже через час они будут на месте, а Ушастый пообещал позвонить «по мобильнику». Решено было Виктора пока не развязывать, но и не напрягать. Плешивый на прощание проявил милость к падшему и сунул Виктору в губы зажженную сигарету, за что тот был ему крайне благодарен. А Ушастый, отчего-то заметно повеселев, подмигнул связанному специалисту по компьютерам и с ехидцей в голосе произнес:
– Если ты, пацанчик, реально Скворец, а не Кот, будь готов – опустим на квартиру! Я свидетель, как ты мужика завалил, в элементе могу ментам стукнуть, так что…
– Не гони коней, Ухо! – перебил Гуля. – Успеем лохатому предъяву сделать. В любом раскладе ему полный край. Давайте ехайте быстро!
Бандиты вышли из комнаты, словно забыв о связанном пленнике. Чего о нем помнить, куда он денется? Вещь громоздкая, неодушевленная. Сигарета в зубах Виктора понуро тлела, дым ел глаза, полз в ноздри. Он сидел, опершись о стену, смотрел в никуда, и мысли одна другой трагичней толкались в его внезапно просветлевшей голове.
«Я окончательно и бесповоротно влетел! – Теперь он это осознал совершенно отчетливо. – Кретин! Размечтался, что бандиты помогут. Баран! Захотелось в стадо, где за тебя будет принимать решения другой баран, главный, а ты будешь только подчиняться… А теперь… Заставят подписать дарственную на квартиру, потом пришьют. И в милицию не сунешься. Ведь как ни крути, а это убийство, пусть и не преднамеренное, в состоянии аффекта, но убийство… Да и кто поверит, что убийство непреднамеренное? Свидетель? Но ведь он может рассказать что угодно. Что им угодно. Что к тому же есть нож с моими отпечатками… И еще… Я единственный, кто остался в живых из четырех сотрудников лаборатории, что тоже подозрительно… И работодатель мой, Костя, если верить бандитам, тоже убийца, причем с садистскими наклонностями… Прав Гуля, в любом раскладе мне «полный край»… Ну что, Витя Скворцов, и дальше будешь так вот сидеть и ждать, пока тебя окончательно опустят, или?..»
Виктор взглянул на свои связанные фиолетовым галстуком руки. К счастью, их связали не за спиной. Он выплюнул наконец тлеющую сигарету и зубами попытался распутать узлы на запястьях. Не получилось…
Из соседней комнаты донеслись раскаты громкого смеха. Виктор вздрогнул, прислушался. За стеной работал телевизор, в воздухе витал аромат жареного мяса.
«Один готовит жратву на кухне, Гуля и второй что-то смотрят по ящику, – сделал вывод Виктор. – Надо спешить, пока не позвонил Лопоухий. Раз не удалось перегрызть узлы, попробую их пережечь».
Он мягко завалился на бок, приблизил связанные запястья к красному огоньку еще тлеющей сигареты. Безрезультатно. Тогда он склонил голову и аккуратно подул на табачный уголек. Фиолетовая материя явно демонстрировала огнеупорные свойства. В соседней комнате что-то со звоном упало, громко и грязно выругался Гуля. Виктор насторожился, вытянул шею и случайно заметил на полу справа от себя граненый стакан с прозрачной жидкостью.
«Спирт! – обрадовался Виктор. – Его мне вливали в рот, когда приводили в чувство… Странно, однако, обычно я пьянею и с меньшей дозы, а тут… Градусы нервы съели и не поморщились…»
Про то, что его многократно били по голове, Виктор даже и не вспомнил. Впрочем, это вполне объяснимо: включились резервные силы организма, а человек, как правило, не замечает ни процесса, ни результата их напряженной работы.
Губами подобрав с пола окурок, помогая себе спутанными руками, он подполз к стакану. Нужно было торопиться – сигарета почти истлела, еще чуть-чуть, и красный кончик превратится в пепельно-серый.
Он обхватил стакан ладонями, наклонил. Холодная жидкость, стекая по капле, затемнила и без того темную фиолетовую ткань под его сомкнутыми большими пальцами. Виктор осторожно, стараясь не шуметь, поставил стакан на пол, поднял сплетенные галстуком руки к подбородку, затянулся и ткнул обуглившимся фильтром во впитавшую спирт ткань… Получилось! Сизое пламя больно лизнуло кисти рук, материя задымилась. Стиснув зубы, он ждал, потом сжал кулаки, напряг запястья и резко развел в стороны плечи.