В волны Нила он опустил статуэтку Хапи, облеченную властью управлять тайными источниками, запечатанный папирус, цветы, плоды, хлеб и сласти.
   С высоты небес сиял Сотис. По всему Египту в храмах были зажжены светильники.
   Сомнениям больше не было места: по скорости подъема воды в Ниле стало ясно, что паводок будет обильным.
   — Хапи, ты, чья вода является отсветом небесной влаги, будь снова нашим отцом и нашей матерью. Пусть сухими останутся только земные вершины, как это было в первое утро мира, когда ты, желая дать жизнь этой земле, вышел из Нун, океана энергии.
   Радостными криками приветствовали люди последние слова Сесостриса, который возглавил процессию, направляющуюся в храм Элефантины, где в течение нескольких дней произносились священные слова, призванные увеличить силу паводка.
   — Ему удалось, — констатировал Саренпут. — Этот царь — настоящий фараон.
   — А ты, — напомнил Уакха, — ты должен сдержать свое обещание. Твоя провинция, как и моя, находится отныне под властью Сесостриса.

41

   Несмотря на тяжелые условия работы, молодой крестьянин не жаловался. С помощью своей жены и трех помощников он содержал небольшое хозяйство, достаточно процветающее, чтобы прокормить их всех, позволять покупать одежду и мебель и даже подумывать о расширении. Через год или два он наймет еще работников и построит новый дом. И если ему удастся как следует обработать болотистый участок земли, который находится по соседству с его полем, он получит помощь государства.
   Проголодавшись, крестьянин вошел в шалаш из тростника, где его жена имела обыкновение ставить для него корзинку с завтраком.
   На этот раз там ничего не было.
   Напрасно он смотрел вокруг и искал — никакой корзинки!
   Сначала рассердившись, потом забеспокоившись, крестьянин вышел из шалаша и наткнулся на волосатое чудище, которое сильно толкнуло его назад.
   — Не спеши, приятель! Поболтаем!
   Крестьянин попытался схватиться за вилы, но удар ногой под ребра заставил его тяжело осесть на землю. Дыхание перехватило. Крестьянин все же попытался подняться, но кулак Кривой Глотки пригвоздил его к месту.
   — Веди себя тихо, приятель. Если будешь бузить, мои ребята убьют одного из твоих работников. Для начала, только для начала...
   — Моя жена... Где моя жена?!
   — В хороших руках, можешь мне поверить! Но пока я не отдам приказа, ее не тронут.
   — Чего ты хочешь?
   — Доброго взаимопонимания между двумя разумными людьми, — ответил Кривая Глотка. — Твоя жена слишком далеко от всех, ей нужно покровительство. И я помогу его обеспечить. Тебе больше не нужно будет бояться грабителей, и ты будешь спокойно работать. Когда я сказал, что я тебе его «дам», это было почти полной правдой. Но за всякий труд нужно платить, и я возьму у тебя только десять процентов от твоих доходов.
   Крестьянин возмутился.
   — Но это удвоит тяжесть моих налогов, которая и так невыносима!
   — Безопасность не имеет цены, дружок.
   — Я отказываюсь.
   — Как хочешь, но это большая ошибка. Твоих работников мы прирежем, твою жену изнасилуем и сожжем. А тебя... Тебя мы сожжем вместе с ней и вместе с твоими детьми. Ты легко поймешь, что этого требует моя репутация.
   — Не делайте этого, я вас умоляю!
   — Знаешь, парень, — сказал ему Кривая Глотка, делая знак подняться, — я могу выглядеть очень милым, но терпение — не моя добродетель. Или ты повинуешься мне не за страх, а за совесть, или я немедленно приступаю к делу.
   Измученный крестьянин сдался.
   — Отлично, вот ты и поумнел! Мои ребята поживут здесь несколько дней со мной, чтобы посмотреть, как ты работаешь и какие результаты можно мне ожидать от нашего с тобой сотрудничества. Так у тебя не возникнет делания мне лгать. А после моего ухода за твоей женой будут постоянно наблюдать. Если тебе в голову придет подлая мысль обратиться к стражникам, то ни ты, ни твои близкие не выйдут живыми из этой дурацкой истории. Ваша агония будет долгой, очень долгой, а агония твоей жены будет особенно жестокой.
   Кривая Глотка хлопнул крестьянина по плечу.
   — А сейчас, чтобы скрепить наш контракт, мы выпьем и закусим!
   Кривая Глотка думал вначале убивать жителей и разрушать их дома, но потом ему в голову пришла значительно лучшая мысль: вымогательство и шантаж. Оставляя после себя трупы и руины, он, в конце концов, привлечет к себе внимание властей. А взимая процент со своих вынужденных молчать «подопечных», он, продолжая умножать свои доходы, останется в тени.
   Вскоре Провозвестник сможет гордиться им.
   Мемфис очаровал Бешеного. Порт, рынок, лавки, кварталы простого люда, улицы, наполненные гомоном египтян и иностранцев, — его привлекало все! Дни казались ему слишком короткими, нужны были месяцы, а может быть, даже и годы, чтобы познакомиться с тысячами прелестей этой шумной столицы, которая никогда не знала покоя. 
   А Провозвестник, казалось, был безразличен к этой суете. Он смешивался с толпой, как привидение, которого никто не замечает. Благодаря своей способности очаровывать людей он быстро нашел скромное жилье, имеющее выход в лавочку, которая несколько недель тому iia-зад закрылась.
   — Мы станем честными коммерсантами, — сказал Провозвестник своей маленькой банде, — и заставим соседей себя оценить. Смешивайтесь с мемфисцами, заводите любовниц, становитесь завсегдатаями таверн.
   Эта программа не вызывала отвращения у команды, члены которой чистили жилище, доставали циновки и корзинки.
   Провозвестник повел Бешеного в порт.
   Внезапно радостные крики послышались по всему городу и улицы наполнились шумной толпой, которая пела гимны во славу Сесостриса.
   Провозвестник обратился к пожилому мужчине, который был несколько спокойнее своих сограждан.
   — Что происходит?
   — Мы опасались малого паводка, но фараон добился благоволения Нильского духа. У Египта будет высокий паводок, призрак голода изгнан.
   Прохожий, в радостном ликовании, отправился догонять праздновавших.
   — Плохая новость, — сказал Провозвестник. — Я не думал, что Сесострис осмелится ступить на священную землю Бигжех и дойти до тайных истоков Нила.
   — Вы... вы туда ездили? — спросил Бешеный.
   — Пять жертвенников, посвященных последним дням года, были опрокинуты, циркуляция энергии прервана. Но этот царь посмел преодолеть преграды и восстановить порядок вместо хаоса. Это суровый противник, которого будет нелегко поразить. Но от этого наша победа станет только прекраснее.
   Бешеному стало страшно.
   Он испугался этого человека, который, решительно, был не совсем человек, поскольку не признавал предела своей власти. Ничто, даже самое святое, его не останавливало.
   Провозвестник, словно отлично зная Мемфис, быстро пошел по запутанной череде улиц за портом и, в конце концов, четыре раза с большими интервалами стукнул в низенькую дверь ветхого дома.
   Изнутри стукнули один раз. Провозвестник стукнул еще два раза — на этот раз быстро.
   Дверь открылась.
   Чтобы войти в большую комнату с земляным полом, Провозвестнику и его подручному пришлось низко наклонить голову.
   Трое бородачей встали и поклонились своему хозяину.
   — Благодарение Богу, господин, — сказал один из них, — вы живы и здоровы!
   — Никто не помешает мне исполнить мою миссию. Верьте мне, и победа будет за нами.
   Все сели, и Провозвестник начал проповедовать.
   Его речь была полна повторений, он делал акцент на одни и те же темы, постоянно настаивая на том, что с ним говорил Бог, он был единственным его пророком, неверных ждут жестокие мучения, клятвопреступники будут казнены, женщины больше не должны пользоваться той немыслимой свободой, которая дозволена в Египте. Источники всех зол — фараон и царское искусство заставлять жить по законам богини Маат. Когда они, наконец, будут уничтожены, учение Провозвестника сотрет все границы. Вся земля станет одной-единственной страной, управляемой истинной верой.
   — Побрейтесь, — приказал Провозвестник своим верным, — оденьтесь по мемфисской моде, слейтесь с этим городом. Потом я дам вам другие инструкции.
   Очарованный речью своего господина и желая расспросить его подробнее, Бешеный дожидался момента, когда они с Провозвестником выйдут из дома.
   — Господин, не являются ли эти люди ханаанскими жителями Сихема?
   — Это так.
   — И вы решили вызвать их в Мемфис?
   — Сначала их, потом многих других.
   — Стало быть, вы не отказались от мысли освободить Ханаанскую землю!
   — Я никогда не отказываюсь от своих желаний, но умею приспосабливаться. Мы подточим египетское общество изнутри — так, что оно этого даже не успеет заметить. И сам Мемфис, где пестрота портовой и торговой жизни соседствует с сытой столичной беспечностью, даст нам тот яд, который позволит его убить. Нам потребуются бесконечное терпение и время, мой верный друг, но мы применим и другие средства.
   Бешеного ждали еще сюрпризы.
   На другой улице они увидели крытый вход в прекрасный двухэтажный дом. Провозвестник на неизвестном языке обратился к сторожу.
   Сторож дал ему и Бешеному войти.
   Обоих посетителей тепло встретил говорливый человек, чьи округлые формы выдавали любителя вкусно поесть.
   — Вот и вы! Наконец-то, господин! Я уже начинал волноваться.
   — Незначительные задержки.
   — Пойдемте в гостиную. Мой повар приготовил яства, которые оказали бы честь самому требовательному дворцу.
   Бешеный не заставил себя упрашивать, а Провозвестник к еде даже не притронулся.
   — Как наши дела? — спросил он таким суровым голосом, что атмосфера тут же стала ледяной.
   — Дела движутся, господин.
   — Ты в этом уверен, друг мой?
   — Знаете, это не так легко! Но первая экспедиция скоро отправится.
   — Я не прощу ни одного недоразумения, — предупредил Провозвестник.
   — Можете на меня рассчитывать, господин!
   — Какой пункт прибытия ты выбрал?
   — Маленький городок Кахун. В глазах фараона Сесостриса он имеет большое значение. У меня там хорошие контакты, и наши люди устроятся там без особых трудностей.
   — Надеюсь, что ты не ошибаешься.
   — Я предпочитаю использовать больше времени, чем предусмотрено, господин, но зато не допустить никакой ошибки. Вы увидите, Кахун — очень хорошее место. Царь — хитрый человек и умеет быть осторожным, а, кроме того, он совершенно не доверяет Мемфисскому двору.
   Провозвестник странно улыбнулся.
   Да, это хороший путь. Его сеть прекрасно сработала.
   Напряжение спало, гость воспользовался восстановленным доверием и проглотил огромное пирожное, облитое сиропом карубы. Бешеный последовал его примеру.
   — Я предполагаю, что фараон сузил круг лиц, которым доверяет, — сказал Провозвестник.
   — К несчастью, да, господин. По тем слухам, которые кажутся мне достоверными, планы Великого Дома известны в данный момент лишь малому совету, образованному из верных ему проверенных людей.
   — Тебе известны их имена?
   — Ходит слишком много слухов... Говорят также, что царь решил сломать шею правителям провинций, занимающих по отношению к нему враждебную позицию, но я этому не верю. Такой шаг привел бы к гражданской войне.
   — Нет ли у тебя какого-нибудь контакта во дворце?
   — Господин, это дело очень тонкое и...
   — Мне он нужен.
   — Хорошо, хорошо... Я займусь этим.
   — Могу ли я рассчитывать на тебя, мой верный друг?
   — О да, вне всякого сомнения!
   — До скорой встречи.
   Бешеный запихнул в рот последнее пирожное. Кулинар хозяина не имел себе равных, но сладкого, пожалуй, слишком много. Отойдя от принимавшего их прекрасного дома на довольно большое расстояние, Бешеный счел необходимым поделиться своими сомнениями с начальником.
   — Этот человек мне не нравится. Вы уверены, что он вам не лжет?
   — Этот богатый купец родом из Библоса, крупного ливанского порта, и он прирожденный лжец. Его профессия как раз и состоит в том, чтобы обманывать клиентов и обвинять своих конкурентов, извлекая при этом максимум прибыли из каждого дела. Но мне — и только мне! — он говорит правду. Только один раз он попытался схитрить со мной, и память об этом навсегда осталась на его теле. Когда когти сокола вонзились в его грудь, чтобы вырвать сердце, он успел вовремя раскаяться. Люди из Библоса нам очень полезны, мой верный друг. Благодаря им я смогу наводнить Египет множеством сторонников нашего дела.
   Бешеный был ошеломлен.
   Значит, Провозвестник манипулировал несколькими сетями и знал Мемфис, как карман своей шерстяной туники!
   Несмотря на жару, на его лбу не было никакого пота. И пока Бешеный выдул огромный кувшин свежего прохладного пива, Провозвестник не проглотил ни капли, лишь шептал заклинания, в которых Бешеный не понял ни слова.

42

   Икер подогнул под себя одну ногу и сел, а вторую, согнув в колене, поставил так, как требует поза писца, когда он собирается прочитать папирус. У юноши было столько работы, что он редко уходил из своего малюсенького рабочего кабинета, расположенного в левом крыле дворца правителя провинции.
   Икер хотел все проверить сам. Его не устраивали краткие отчеты, подготовленные для облегчения его задачи другими писцами, и он без конца возвращался к подлинным документам.
   И почти каждый раз он мог себя поздравить! Детали опускались, цифры переписывались плохо, технические сопоставления подтасовывались. Восстанавливая истину там, где это представлялось возможным, ведший свой поиск Икер сталкивался с тревожной реальностью, которая все более ему открывалась: многие чиновники умело маскировали факты, чтобы заставить Джехути поверить в то, что его провинция — самая богатая и самая могучая в Египте.
   Истинное положение дел было не столь блестящим. В армии было слишком много наемников, в страже пустыни — слишком много ветеранов, некоторые земли плохо возделывались, многие хозяйства плохо управлялись. В случае военного конфликта Джехути рисковал тем, что ему не хватит оружия. Поэтому общий отчет, который Икер собирался составить в ближайшие дни, будет скорее пессимистичным.
   — Иди сюда, ты должен это видеть, — позвал его коллега.
   — Нет времени.
   — Отвлекись. Такое зрелище пропустить нельзя ни в коем случае.
   Икер, заинтригованный, вышел из дворца.
   Писцы, стражники, повара, служанки и вся остальная обслуга бежали в сторону Нила.
   На поросший травой островок, который находился на самой середине реки, прилетела стая из пятидесяти журавлей с перьями цвета пепла и тонкими лапками. Устроившись, они стали исполнять свой грациозный танец. Ритмично подпрыгивая, они то взлетали, то садились, то крутились на месте, то образовывали нечто вроде хоровода. Как и все, Икер любовался этим неожиданным балетом, который радостными криками приветствовали жители провинции.
   — Отличное предзнаменование, — сказал Икеру на ухо один писец, который должен был получить направление на землемерные работы. — Оно означает, что фараон Сесострис сумел добиться высокого паводка. Никому этого не повторяй, но это доказательство того, что он — великий царь.
   Обдумывая сказанное, Икер пошел кормить своего ослика, уютно устроившегося в тени навеса.
   — Ситуация становится деликатной, — поведал он Северному Ветру. — Если население провинции возьмет сторону фараона, то позиция Джехути станет шаткой. И если успех Сесостриса столь впечатляет, никто не сможет ему противостоять.
   Осел мирно жевал траву, похоже, эта новость его не тревожила.
   Вернувшись в свой кабинет, Икер снова увидел перед собой лицо юной жрицы. По нескольку раз в день и во сне ее образ являлся ему, каждый раз становясь все ярче и все настойчивей. Вместо того чтобы сглаживаться со временем, черты ее лица становились все определеннее, словно она находилась совсем рядом с Икером.
   Когда же он снова увидит ее? Возможно, на какой-нибудь церемонии, в которой она примет участие... Но как его предупредят об этом? И если она принадлежит к Золотому Кругу Абидоса, то, может быть, ему стоит отправиться в этот священный город, недоступный для такого непосвященного, как он? Его любовь казалась ему обреченной на неуспех, но в любом случае он не откажется от нее, не поговорив с юной красавицей. Она должна узнать о тех чувствах, которые она внушила Икеру, даже если он не сумеет передать всю их глубину.
   Несмотря на загадочные намеки генерала Сепи, Золотой Круг Абидоса так и не утратил для Икера своей таинственности. Следовало ли думать, что его действие состояло лишь в возрождении и омывании светом таких стариков, как Джехути? Стало быть, люди умели управлять им и его энергией в исключительных обстоятельствах.
   Правитель провинции сидел в кабинете Икера и читал его черновики.
   — Господин, это всего лишь разрозненные заметки.
   — Но они вполне понятны: моя администрация беспрестанно мне льстила, и в случае конфликта моя армия не в состоянии оказать сопротивление.
   Икер не стал прятаться от прямого ответа.
   — Это так.
   — Отличная работа, мой мальчик. В конце концов, журавлиный танец пришелся на нужное время. Благодаря ему вся страна знает, что Сесострис заставит расцвести землю и наполнит ее плодами. Обе Земли объединятся, и наступит счастливое время, потому что пришел настоящий хозяин. Благодаря ему паводок наступит в урочный час, дни будут благотворными, а ночи будут даровать прекрасные часы отдыха. Фараон — это животворящая энергия, его уста возвещают изобилие, он создает то, что должно создавать, и дает жизнь своему народу. Час за часом, без отдыха, он творит свое таинственное дело, которое соединяет воедино природу и общество. Он — суверен по благородству и широте своего сердца. Если он действует по всей справедливости, то вся страна процветает.
   — Не означает ли все, что вы говорите... того, что вы признаете над собой власть царя Сесостриса и что ваша провинция становится под его руку?
   — Яснее сказать нельзя, Икер.
   — Значит, войны не будет?
   — Не будет.
   — Я рад этому, господин, но...
   — Ты удивлен таким быстрым решением, так? Это оттого, что ты не оцениваешь по достоинству сверхъестественный характер того действия, которое совершил Сесострис. Как удалось ему покорить паводок? Приняв на себя функцию Тота, бога знания и покровителя писцов, царь доказал, что ему известны все знаки могущества и что он способен добыть новую воду для своего народа. Знай, что питающие источники водного потока — это излияние Осириса. Он выпускает эту воду из своего тела, это его пот, его лимфа, его влага. Когда вода нового паводка наполнит первый сосуд жертвенника, царь вправе воскликнуть: «Осирис снова обретен». Но этого бы он не добился без помощи Исиды, которая после семидесяти дней отсутствия появляется в небе сияющей звездой Сотис. Первая супружеская чета восстановлена, а это — первичная плодотворная энергия Обеих Земель. Без этого ничего бы не произросло. Зерно — это матрица, в нем заключены все элементы, которым покровительствуют божественные силы. Знай, Икер: вся природа — это отражение сверхъестественного. Поскольку Сесострис принадлежит к царскому роду, передающему из поколения в поколение эту тайну, мне остается лишь преклониться перед ним и покориться ему. Нет, я должен сделать еще больше!
   Джехути встал.
   — Сейчас наш черед доказать Сесострису, на что мы способны. Знаешь ли ты, Икер, что такое Ка на самом деле?
   — Это дух-покровитель, который рождается вместе с человеком и не покидает его, если он действует согласно учению мудрых.
   — Ка — это энергия, которая поддерживает любую форму жизни. После смерти справедливый речами своими переходит в свою Ка, унаследованную от предков. Все жертвы всегда предназначаются Ка, а не человеку. Один из самых прекрасных символов Ка — это статуя, которая оживляется ритуалом. Именно поэтому мы создадим колоссальную статую царского Ка и поднесем ее фараону. Я поручаю тебе наблюдение за ее созданием.
   — Божественный локоть станет мерой для камня, — сказал скульптор. — Именно бог кладет шнур на землю, правильно располагает на ней храмы, хранит под своей сенью любое строительство священного сооружения, куда по его желанию перемещается его сердце. А божественная любовь воодушевляет ремесленников в их мастерских.
   Пение киянок и резцов поднялось в том карьере, где будет вытачиваться колосс — носитель царского Ка.
   Среди множества месторождений нашли лучший камень, тот, из которого будет высечена статуя. Скульпторы провинции будут работать под началом мастера, посвященного в тайну. По причине внушительных размеров колосса — тринадцать локтей в высоту[28] и шестьдесят тонн веса — размещение выбранного карьера имело существенное значение. Доставка гигантской статуи к Нилу потребует около трех часов — при условии, что будет выбрана эффективная технология! Потом груз возьмет на свой борт грузовой корабль и повезет его к храму бога Тота, куда затем его снова потянут на веревках. Долгий и трудный путь будущей статуи Икер изучал снова и снова, чтобы избежать малейшего препятствия. Выбор другого карьера, гораздо более близкого к столице, значительно облегчил бы работу, но Джехути сам указал подходящий материал и не соглашался принять другой.
   — Это будет самый грандиозный праздник, который когда-либо имел место на земле моей провинции, — говорил Джехути. — Вино и пиво потекут рекой, народ будет ликовать! И через тысячу лет люди будут вспоминать этого колосса. Мои скульпторы создадут настоящее чудо, в котором мощь соединится с тонкостью работы. Когда Сесострис его увидит, он будет потрясен.
   — Я не хотел бы выглядеть брюзгой, — вмешался Икер, — но не решены все транспортные задачи.
   — На сколько человек ты рассчитываешь?
   — Понадобится более четырехсот. Расставить их так, чтобы они образовали слаженно действующую команду, — настоящая головоломка.
   — Достаточно и меньше половины, — отрезал Джехути. — У каждого из отобранных счастливчиков силы хватит на тысячу!
   — Ваши солдаты не облегчают мне задачу. Ни один офицер не уступает мне командование.
   — Выбирай не только военных! Кроме того, тебе понадобятся и самые крепкие молодые юноши. И не забудь жрецов.
   — Жрецы, но...
   — Перевозка этого колосса — не просто транспортировка обычного груза, Икер! Во время всего движения жрецы должны будут читать заклинания, обеспечивающие покровительство богов. Тебе нужно заставить всех жить и действовать согласно, тогда ты станешь уважаемым человеком, Икер. У тебя в голове должна звучать только одна мысль: неудача исключена.
   Икер возблагодарил богов за то, что получил в свое время подготовку бегуна на выживание, потому что беспрестанно целыми днями бегал туда и сюда, чтобы отобрать сто семьдесят два человека[29] среди бесчисленных добровольцев. Если расчеты юного писца окажутся верными, то это — идеальное число, чтобы размеренно тащить колосса на веревках.
   Когда гигантская скульптура была готова, Икер собрал всю команду и разделил ее на четыре ряда. Один из внешних рядов включал в себя молодых людей с западных земель провинции, а другой — с восточной. Внутренние ряды состояли из солдат и жрецов.
   Колосс был установлен на волокушу и крепко привязан веревками, которые с энтузиазмом собирались тянуть четыре ряда добровольцев. Икер вместе с техниками проверил, все ли в порядке, и не без щемящего чувства беспокойства дал, наконец, сигнал к движению.
   На нарочно покрытую грязью дорогу специальные люди вылили воду.
   — Тяните! — скомандовал Икер.
   Волокуша медленно сдвинулась с места. Хорошо увлажненный скользкий настил облегчал усилия людей, гордых тем, что исполняют такой подвиг. «Запад радуется, — пели юноши с запада, — наши сердца счастливы, что видят памятник своему господину».
   Был принят хороший ритм — не слишком быстрый, не слишком медленный. Солдаты пальмовыми ветвями обмахивали тянущих груз, чтобы освежить их.
   Путь статуи Икер осмотрел сто раз, настил был выровнен идеально.
   Взгляд Икера двигался от каждого места привязки веревок к каждому члену кортежа, потом возвращался к идеально закрепленному колоссу.
   Внезапно писец почувствовал себя нехорошо.
   Ему показалось, что прекрасная гармония вот-вот разрушится, и он не мог понять, почему, тревожных признаков видно не было. Но инстинкт его не обманывал.
   Икер, обеспокоенный, стал бегать в разных направлениях, пытаясь обнаружить источник опасности, но осознал его только тогда, когда поднял голову.
   Взгляд статуи изменился! Каменные глаза выражали крайнее недовольство!
   — Быстро, — закричал Икер, — фимиам!
   Вне всякого сомнения, статуя Ка требовала ритуала!
   К счастью, один из жрецов, сопровождавших процессию, имел при себе курильницу.
   Икер вскочил на колени колосса и поднял вверх руки в знак почитания. Жрец открыл курильницу, откуда стал подниматься ароматный дымок, смягчивший выражение рта, ушей и глаз статуи. Смола сосновых деревьев — аромат, «тот, что делает божественным», — окуривала камень статуи пока, лицом к дороге, юный писец читал слова молитвы, прося богов открыть им путь.
   Окуривание статуи велось до самого Нила.