Житков Андрей. Кафедра

   — Еще две пересадки, потом возьмем машину и смотаемся на другой конец, — тихо говорила Лина. — На всякий случай, взведи ствол.
   Бугай кивнул и послушно полез под куртку.
   — Не сейчас, дурак! Когда садиться будем. Последним пойдешь.
   Подошел автобус, Лина с бугаем влезли в него и проехали две остановки. Двери с шипением открылись. Сзади к автобусу пристроился троллейбус.
   — Быстро! — скомандовала Лина. Они выскочили из автобуса и пересели в троллейбус. Троллейбус тут же закрыл двери и отъехал. Парочка уселась на сиденье, обнялась.
   — Ну, вроде все чисто! — удовлетворенно усмехнулся бугай.
   — Не говори гоп! — строго сказала Лина.
   Через две остановки они вышли из троллейбуса, и Лина потянула бугая во дворы, внимательно оглядывая прохожих и машины.
   Они шли по тротуару вдоль жилого дома. Впереди показалась машина с зажженными фарами. Машина медленно покатила по асфальту, явно собираясь припарковаться. Лина оглянулась. С другого конца дома во двор въехала еще одна машина. У этой фары были потушены. Она быстро поехала вдоль тротуара.
   — Атас! — Лина рванула бугая за рукав к подъездной двери. На их счастье дверь оказалась открыта.
   Они бегом поднимались по лестнице. Загудел лифт. Лина жестом приказала бугаю остановиться. Замерли на лестничной площадке между четвертым и пятым этажами, пытаясь отдышаться. Двери лифта разъехались с характерным звуком где-то наверху. Никаких шагов слышно не было. Бугай вынул из-под мышки пистолет. Лина приложила палец к губам. Они осторожно двинулись по лестнице вверх. На площадке седьмого этажа было темно. Лина замерла, прислушиваясь к звукам наверху. Человек появился из-за мусоропровода так неожиданно, что бугай не успел выстрелить первым. Раздался сухой щелчок, было слышно, как зазвенела о лестницу стреляная гильза. Бугай повалился на Лину, придавливая ее собой. Девушка стала лихорадочно шарить рукой по полу. Она увидела надвигающийся на нее черный силуэт. Пистолет уже был у нее в руке. Лина, боясь, что противник, пока она вскидывает руку с оружием, выстрелит первым, приставила пистолет к боку своего напарника и трижды нажала на спусковой крючок. Тело бугая подпрыгнуло от выстрелов. Противник, не успев ни вскрикнуть, ни застонать, кулем рухнул на площадку. Его пистолет с глушителем загремел о ступеньки. Лина, вся в крови, выбралась из-под тела своего напарника, побежала вниз. На первом этаже хлопали входные двери, были слышны шаги: кто-то бежал по лестнице.
   Лина прикинула, в какой из квартир окна могут выходить на противоположную сторону, надавила на кнопку звонка двери на пятом этаже. За дверью завозились.
   — Кто? — спросил пьяный мужской голос.
   — Свои-свои, — отозвалась Лина, стараясь придать голосу веселый тон и пряча пистолет за спину.
   — Свои, — рассмеялся пьяный. Щелкнул замок. Раскрасневшийся мужик был в брюках и полурастегнутой рубашке.
   — Ой, к нам такая девочка! — закричал он кому-то в комнате, и распахнул объятия, чтобы заключить в них Лину.
   Лина приставила к его груди пистолет.
   — Сколько вас?
   — Со мной четверо. Мальчишник у нас, — залепетал хозяин квартиры, косясь на ствол. Он только сейчас заметил, что девушка с ног до головы вымазана кровью. — Девушка, берите что надо, только не убивайте, пожалуйста. У меня дочка маленькая. Кто ее будет кормить? — заговорил он скороговоркой и трезвым плаксивым голосом. Кажется, он был готов встать на колени и разрыдаться.
   Лина резко развернула его и повела в комнату, откуда доносилась веселая музыка, был слышен звон тарелок и мужские голоса. Пьяные гости сидели за столом.
   — Всем на пол! Руки за головы! — скомандовала Лина.
   — Классная шутка! — рассмеялся один из мужиков, глядя на пистолет. — Девушка, как вас зовут?
   В ответ Лина выстрелила в потолок. Побелка густо посыпалась на стол. На мгновение пьяные мужики замерли в растерянности, еще не веря, что все это не забавный розыгрыш, затем сразу все повалились на палас и сцепили за головами руки.
   — Где простыни? — спросила Лина.
   — Не знаю! Жена на юге. Наверное, в спальне, — залепетал хозяин квартиры.
   Лина повела его в спальню, открыла шкаф. На пол полетело постельное белье. — Связывай простыни вместе! — приказала девушка. Она стала копаться в шкафу. Нашла джинсы и вязаную женскую кофту. Пока протрезвевший с испуга хозяин вязал простыни, прошла в ванную, открыла кран. Мощная струя воды хлынула в ванну. Лина скинула с себя грязную одежду, посмотрелась в зеркало, стала умываться, ожесточенно сдирая с себя мочалкой кровь. Переоделась. Джинсы оказались чересчур велики в поясе, и она подвязала их шнурком от халата. Вернулась в спальню.
   — У тебя у жены какой размер? Шестидесятый?
   Хозяин испуганно пожал плечами.
   — Мог бы и поменьше корову найти. Ну что, готово?
   Мужчина продемонстрировал один из узлов. Девушка подошла и проверила его — крепко.
   — Неси за мной в ванную! — приказала Лина.
   Хозяин схватил простыни и понес за девушкой. В ванной они намочили узлы.
   Лина распахнула окно на кухне, глянула вниз. Внизу были деревья и кустарники. Где-то яростно мяукали кошки. Лина привязала один конец связки к трубе батареи. Выкинула другой конец за окно.
   В дверь позвонили.
   — Всем лежать! — крикнула Лина мужикам в комнате. — Варежки неси! — приказала она хозяину.
   — Какие? — удивился мужик.
   — Лучше кожаные.
   Хозяин исчез, через мгновение появился с мужскими кожаными перчатками в руке. Лина напялила перчатки. Перекинула свою сумочку через плечо. В дверь звонили все настойчивей. Кто-то уже колотил по обитому дерматином железу.
   — Немедленно откройте! Будем ломать дверь!
   — Повернись ко мне спиной! — приказала Лина. Хозяин послушно повернулся. — Вытяни правую руку! — он вытянул. Девушка сначала приставила пистолет к его виску, затем вложила в руку, подвела указательный палец под спусковой крючок. — Досчитай до пяти и стреляй! Иначе тебя убьют! Понял?
   Хозяин квартиры кивнул, заворожено глядя на входную дверь, которая была видна через кухонный проем. Дверь содрогалась от ударов.
   Лина неслышно шагнула назад и выскользнула в окно. Палец на спусковом крючке дрогнул, раздался выстрел. Гильза со звоном ударилась о дно чайной чашки. Чашка треснула.
   Связки хватило только до второго этажа. Лина качнулась на простынях и прыгнула. Затрещали кусты. При падении она сильно оцарапала руки и лицо, но даже не ойкнула. Поднялась и, прихрамывая, побежала в темноту. Когда она уже исчезла в темноте, кусты снова сухо затрещали — вдоль дома резво бежали вооруженные люди.
   Шторы в квартире были плотно задернуты, свет выключен, так что, глядя в окна с улицы, ни за что не догадаешься, что внутри кто-то есть. Бадаев — лысеющий мужчина в очках, — лежа на диване, смотрел едва слышно мурлыкающий телевизор. Не столько смотрел, сколько прислушивался к звукам, которые доносились извне. В свете мерцающего экрана глянул на циферблат часов, досадливо щелкнул пальцами. Лина должна была появиться часа полтора назад. Это был дурной знак. Он резко поднялся с дивана, стараясь не скрипеть рассохшимся паркетом, на цыпочках подошел к шифоньеру, вынул из него давно уже собранную дорожную сумку. С сумкой направился в прихожую, надел обувь и куртку, поднял пластмассовую крышечку дверного глазка, затаив дыхание, припал к двери. Его рука уже была готова повернуть ключ в замке, но тут где-то грохнула дверь, раздались детские вопли и смех. Бадаев убрал руку с ключа.
   Вдруг он увидел, что перед глазком на лестничной площадке возникла Лина. Ее испуганное лицо все было в царапинах. Девушка огляделась. Она не успела нажать на кнопку звонка, Бадаев повернул ключ, открыл дверь, втянул Лину в прихожую. Дети с воплями пронеслись вниз по лестнице.
   Они стояли в темноте. Лина тяжело дышала.
   — Ты не бойся! Я их сюда не привела. Борьку завалили на “Каширке”, — прошептала девушка.
   — Чем ехала? — тоже шепотом спросил Бадаев.
   — Тачкой. Расплатилась в двух кварталах отсюда.
   — Дискеты все взяла? Какой объем?
   Лина кивнула.
   — Мегабайт тридцать, не меньше.
   — Ты свою рожу видела?
   — Догадываюсь, — тяжело вздохнула девушка.
   — Ну да, приметная дамочка. Значит, ты у них в картотеке, — Бадаев на мгновение задумался. — Ладно, будем меняться, — он снова глянул в глазок и, стараясь не щелкнуть выключателем, зажег в ванной свет. — Садись! — приказал Бадаев девушке.
   Лина села на край ванны. Бадаев всмотрелся в ее лицо, вынул из шкафчика под раковиной большую косметичку. Он растворил в стакане с водой таблетки перекиси водорода, стал тампоном промывать царапины. Лина со свистом втянула в себя воздух.
   — Потерпи, потерпи. А то мамой будешь, — прошептал Бадаев. Промыв царапины, он заклеил их тоненькими, почти нитеообразными полосками пластыря. Сверху лопаточкой нанес косметический крем цвета кожи, начал его растирать. — Какие у тебя соображения, кто?
   Лина пожала плечами. — Вообще на ваших не похоже. Типа киллеров. А с наводкой и думать нечего — Александр Антонович. Зря ты на него поставил.
   Бадаев отрицательно покачал головой. — Ничего не зря! Другой выход стоил бы дороже, и еще неизвестно, чем бы все кончилось. А так ты смогла пять месяцев работать без прикрытия, — он стал тщательно наносить грим. — Он трус и рыльце в пушку, а так бы пришлось с нуля на ключок ловить, — в завершение Бадаев напялил на голову Лине светлый парик.
   — Ну как?
   Лина с удивлением рассматривала себя в зеркале. Лицо было совершенно незнакомым, царапин как ни бывало.
   — Мэрлин Монро, однако, — улыбнулась она натянуто.
   — Ну да, Мэрлин. Чуть сюда их не провела, — вздохнул Бадаев. — Ах, Александр Антонович, Александр Антонович, не дай бог, если ваша любимая племянница права!… — он странно улыбнулся, показав в уголке рта золотую фиксу.
   Через полчаса из четвертого подъезда дома номер семьдесят по Рязанскому проспекту вышла импозантного вида пара: стильно одетый седой мужчина с тростью и шикарная блондинка с ярко накрашенными губами. Девушка вышла к обочине проезжей части и подняла руку. Тут же рядом с ней взвизгнула тормозами новенькая “Тойота”.

Большой грант для маленького героя

   Вика открыла дверь и вывезла летнюю коляску на лестничную площадку. Дашка в коляске вертелась и дрыгала ногами, пытаясь избавиться от страховочного ремня, который удерживал ее в сидячем положении.
   — Да тихо ты! — погрозила пальцем дочери Вика. — Будешь болтаться, не пойдем гулять, — она вызвала лифт.
   Вдруг за стенкой, которая отделяла шахту лифта от лестничной клетки, раздался храп. Вика испугалась и второй раз надавила на кнопку вызова кабины. — Слышишь, там бабай сидит! — шепотом сказала она дочери. Дашка весело угукнула в ответ. Пока лифт шел, любопытство пересилило страх, и Вика осторожно заглянула в проем. На ступеньках, положив голову на сумку, спал Митя.
   — Это твой папка спит, — объяснила Вика дочери. — Непутевый он у тебя, дурной, дурацкий. Нефиг ему с нами жить!
   Дашка, услышав знакомое слово “папка”, заулыбалась и опять принялась возиться в коляске.
   — Что, назад изменщика пустить хочешь? — спросила Вика. — Эх ты, малая еще! Вот так проявишь слабину, а потом он нам на голову сядет, будет шляться где ни попадя.
   Пришел лифт. Вика зашла сама, завезла в кабину коляску. Надавила на кнопку с цифрой “ 1”.
   — Ладно, может, на обратном пути заберем. Во всяком случае, я подумаю, — сообщила она удивленно глядящей на нее дочери.
   Митя проснулся от того, что у него затекла рука. Он открыл глаза и с удивлением огляделся. Вчерашний ужасный вечер не оказался сном. От газа, которым в них с Эдгаром брызнули малолетки, опухли глаза и нос, болел правый бок, а пальцы левой руки ничего не чувствовали. Он пошевелил ими и тяжело вздохнул. Нет, спать в подъезде на ступеньках — это не для него. Поднялся на ноги, несколько раз присел и покрутил головой, приходя в себя. Подошел к двери своей квартиры, позвонил. За дверью было тихо. Митя взглянул на часы. Все понятно: в это время его девчонки всегда гуляют. А ему было пора на занятия с корейцами. Практическая фонетика, грамматика, страноведение. Вспомнив события двух последних дней, он опять занервничал. Неужели, все-таки, Маркуша? Но чем доказать его подлый поступок? Ведь звонила девица! Не пойман — не вор. Вот только, не дай бог, его сегодня где-нибудь встретить — сдержаться он не сможет, и опять все начнется по-новой! Митя вынул из кармана блокнот, вырвал листочек и написал на нем записку для Вики: “Викуша! Прости дурака, если можешь. Я вас с Дашкой безумно люблю. Жду твоего звонка на кафедре до пяти. Если нет — позвони моей маме. Всегда ваш Дмитрий-хитрый”. Хитрым его называла Вика. “Глаза у него хитрые,”— объясняла она своей матери. — Того и гляди соврет”. Ну да, вот оно, подтверждение ее словам, можно сказать, на лбу написано. И попробуй теперь доказать, что ты не верблюд.
 
   Чанг открыл Мите дверь и виновато заулыбался. За его спиной, опустив глаза, прятались Пак с Яном.
   — Здравствуйте, здравствуйте, — сказал Митя приветливо. — Ну как, протрезвели после занятий с Георгием Васильевичем? Голова болит? — Митя показал на свою голову и поморщился, чтобы было понятно.
   Корейцы закивали и тоже стали морщиться, изображая, как им всякое пьянство противно.
   — Извините нас, пожалуйста, — почти правильно произнося русские звуки, сказал Чанг.
   — У меня на вас никаких обид нет. Извиняю. Давайте заниматься дальше. Делу время — потехе — час, — Митя, прошел в комнату.
   Чанг показал на его большую сумку — для чего она?
   — А! Переезжаю, — сказал Митя. — Переезжать с одного места на другое. Из общежития мы переезжаем на квартиру. Собираем вещи и переезжаем, — принялся объяснять он значение нового слова. — Вы переехали из Сеула в Москву, чтобы учиться в техническом университете. Вы переедете в Сеул после окончания обучения. Переехал, переезжаю, перееду, буду переезжать. Вот давайте и начнем сегодня с грамматики.
   Корейцы расселись вокруг стола, Митя оглядел их несколько свысока и начал урок.
 
   — Митя, тебя срочно Крошка искала, — первым делом сообщила Татьяна, когда он вошел на кафедру. — Ты чего с сумкой, из дому выгнали?
   — Да нет, белье из прачечной забрал. Опять, что ли, вздрючка?
   Лаборантка неопределенно пожала плечами. — Вообще-то настроение у нее хреновое. Наорала, что я цветы плохо поливаю. А чего их поливать, если они засухоустойчивые?
   Митя подошел к подоконнику, потрогал пальцем землю в горшках. “Не дай бог, если Крошка опять заведет разговор о том, что он сам виноват в случившемся. Сыграть, как Маркуша, написать заявление об уходе? Он теперь аспирант и вовсе не обязан работать на полставки! Но в этом случае он пойдет против ее воли — Крошка страсть как не любит, когда делают по-своему — и наживет еще одного врага в лице собственного научного руководителя. Ему это надо?”— земля в горшках была излишне влажной. — Ты их перельешь! — предупредил Митя. — Это Зои Павловны цветы. Память.
   — На вас не угодишь: одному — сухо, другому — влажно, — ворчливо сказала Танька.
   — Своим умом живи: поливай, как знаешь, — Митя улыбнулся Татьяне. — Мне никто не звонил?
   Танька отрицательно мотнула головой.
   Вошла Игонина. Митя поздоровался, пытаясь изобразить что-то наподобие улыбки. Получилось не очень — внутри родилась противная нервная дрожь — ожидание несправедливого наказания.
   — Залесов, вы мне срочно нужны, — сказала Крошка в дверях и снова вышла. Митя удивленно посмотрел на Татьяну и отправился следом за зав. кафедрой. Сухой деловой тон не допускал скандала.
   Крошка завела его в лингафонный кабинет, заперла дверь. Она вынула из кармана жакета вскрытый конверт, протянула Мите.
   — Читайте!
   Письмо было на английском. От американского гуманитарного фонда. Фонд предлагал аспирантам и соискателям кафедры принять участие в конкурсе на получение грантов. На конкурс принимались научные статьи и главы из диссертаций объемом не более пятидесяти страниц. Грант выделяется для завершения научной работы и для поддержания русских ученых в сложный экономический период радикальных реформ. Далее приводился примерный список научных тем, которые будут приоритетными при присуждении грантов президентом фонда.
   — Срок до пятнадцатого декабря, — прочитал Митя вслух.
   — Понятно? Обоснование я твое читала. У меня есть замечания, но тема как раз та, которая им нужна. Чем раньше пошлешь, тем лучше. Поэтому все дела по боку, и чтоб через три дня у меня была готовая статья. Пятьдесят им много, напиши тридцать — тридцать пять, — говорила Крошка отрывисто, не глядя ему в глаза, как горох сыпала. — Сам напишешь, сам пошлешь. Но, не дай бог, как с корейцами выйдет — каждая собака в университете знает, что вы с ними в общежитии занимаетесь!
   — Ольга Геннадьевна, я вообще молчок! — возмутился Митя.
   — Ладно-ладно, проехали. Маркову ни слова. Никому! Ни единой душе!
   — А кроме меня никто не будет участвовать? — поинтересовался Митя.
   — Нет, у других темы не подходят.
   По тому, как Крошка произнесла последнюю фразу, Митя догадался, что на самом деле во всей этой истории с грантом есть какой-то тайный смысл, который ему пока что не понятен. Неужели она так уверена в его теме? Вон в следующий четверг на кафедре обсуждение Анькиной диссертации. Все, кто читал, говорят — классно. Хоть сейчас бери главу и посылай на конкурс. Митя протянул Игониной конверт. Она его не взяла.
   — Оставь себе, там адрес. А распечатку сделай в двух экземплярах. Один экземпляр пошлешь, другой мне оставишь. И вот что, — Крошка ткнула в его грудь пальцем, будто иглой, — с Марковым никаких больше ссор! Чтоб мужики устраивали мне на кафедре бабские разборки! Работайте, будто ничего не случилось.
   Внутренне Митя вскипел. Будто ничего не случилось?! Крошка не знала, что произошло после вчерашнего разговора на кафедре! Да он скорей повесится, чем когда-либо с Маркушей рядом сядет! За такие вещи на месте надо убивать!
   Видимо, он не сумел скрыть своего негодования, и Крошка это заметила.
   — Ладно, остыньте оба немного. Я его пока с корейцев сняла. С тобой Аня поработает. А по поводу нашего разговора ты все понял. Понял, Залесов?
   — Так точно! — по-военному ответил Митя. Он спрятал конверт во внутренний карман пиджака.
   — Мне никто не звонил? — спросил он лаборантку, вернувшись на кафедру.
   — Как же, как же — девушка, — лукаво улыбнулась Татьяна. — Не представилась. Сказала, попозже перезвонит.
   Митя стал накручивать телефонный диск. Дома никто не отвечал. Вроде днем Вика никуда не собиралась? Если она сейчас нажалуется своей матери — беда! — за него возьмется все “святое”семейство, в том числе и тесть, которому он летом так помог с деньгами. Что ему будет сказано — даже представить страшно! Митя все-таки надеялся на Викино благоразумие.
   Он положил трубку, и телефон почти тут же зазвонил сам.
   — Кафедра русского языка для иностранцев, — сказал Митя.
   — Здрасьте, позовите, пожалуйста, Залесова к телефону, — раздался в трубке Настин голос.
   — Настен, это я, привет! — Митя просяще посмотрел на Татьяну. Лаборантка понятливо усмехнулась, встала и вышла с кафедры.
   — Не узнала — богатым будешь.
   — Неплохо бы, — сказал Митя.
   — Я тебе звонила пятнадцать минут назад, — сообщила Настя. — Ты как сегодня?
   — Я? — Митя растерялся. Полминуты назад он хотел ехать мириться с женой. Но у него нет ключа, и Вика куда-то запропала, и вообще рядом с креслом стоит его сумка с вещами! — У тебя есть какие-то предложения?
   Настя рассмеялась.
   — Какое у меня может быть предложение по такой хреновой погоде? Поскорей залезть в постель с любимым Митюшей.
   От Настиных слов Митя покраснел и вспотел. Он почему-то подумал, что Крошка Цахес может подслушать их разговор и даже заозирался по сторонам, выискивая глазами уходящий в соседний кабинет телефонный провод, но потом сообразил, что телефон на кафедре один.
   — Да, я тоже хотел бы, — слукавил Митя, еще больше краснея. — Я это… Мне тут должны по делу позвонить.
   — Какие могут быть дела у аспиранта! — возмутилась Настя. — Если через час не приедешь, я обижусь!
   — Ну, ладно-ладно, сейчас только созвонюсь, — Митя вздохнул — погибнет он от своей нерешительности с этими девками!
   — И тортик купи, — сказала Настя.
   — А что, сегодня праздник? — Митя сразу подумал о дне рождения. Нет-нет, у нее в начале марта.
   — Подумай как следует! — Настин голос стал строгим.
   Митя наморщил лоб, старательно вспоминая октябрьские праздники. На ум шла какая-то Конституция и Ленинский комсомол, хотя он совершенно не был уверен в датах.
   — Эх ты! — произнесла Настя с обидой. — Четыре месяца нашего близкого знакомства.
   — Блин, точно! — запоздало вспомнил Митя. Теперь-то уж он точно не мог не поехать.
   — Толстокожие вы, мужики, — вздохнула Настя.
   — Все, уже лечу на крыльях любви, — Митя положил трубку и полез по карманам в поисках денег. На торт и на шампанское хватало. Для очистки совести он еще раз позвонил Вике, но никто не ответил.
   Митя вышел с сумкой в коридор. Танька, прищурившись, читала стенгазету радиофака.
   — Ну что, полетел к любимой девушке с чистым бельем? — язвительно спросила она.
   — Ага, полетел, — кивнул Митя. — Он взмахнул руками и прокричал громко: — Кар-кар! Кар-кар!
 
   Настя сладко потянулась в постели, нащупала под рукой пульт от музыкального центра, нажала на кнопку. Из колонок полилась нежная романтическая музыка.
   — Эй, юбиляр, принеси, пожалуйста, попить! — крикнула девушка, делая звук потише.
   Появился Митя с мокрыми волосами — только что из ванной. Вокруг его бедер было обернуто полотенце. Он подал Насте стакан морса, чмокнул в щеку. Девушка нечаянно капнула на одеяло.
   — Ну, блин! Не отстирается! — досадливо сказала Настя, затирая пальцами пятно. — Будем считать, что первая брачная ночь в семье Киреевых прошла успешно. — Она выпила морс, поставила стакан на пол и, прибавив громкости, запела фальшиво, не попадая в ритм. — Ля-ля-ля! Ля-ля-ля-ля-ля-ля!
   Митя открыл дверь кабинета Зои Павловны. Огляделся. Из-за плотных штор свет едва проникал в комнату. На лампе, на письменном столе, на стульях, на книгах, на диване — на всем был толстый слой пыли. Складывалось впечатление, что Настя уже несколько месяцев не прикасалась к вещам в этой комнате, боясь что-то потревожить, погрузиться в паутину грустных воспоминаний.
   Митя включил настольную лампу. На столе лежала папка с незаконченной монографией Зои Павловны. Он положил ее сюда в начале августа, и никто, судя по всему, ее не трогал. Митя, брезгливо морщась, концом диванной накидки осторожно отер пыль со стула, стола и папки, опустился на краешек сидения, дернул завязки. Он принялся быстро листать страницы. Помнил, где-то там должна быть интересующая его глава. Ну да, вот она, родимая, откуда взял он обоснование для темы своей диссертации! Если совсем чуть-чуть — буквально одно слово — изменить название, то она попадает в приоритетные для гранта. Митя вооружился карандашом и стал делать заметки на полях монографии.
   За работой он не заметил, как быстро пролетело время. В кабинет неслышно вошла Настя. На ней был шелковый халат. Она подошла к нему, обняла за плечи.
   — Ты чего тут делаешь?
   — Да так, пишу кое-что, — смутился Митя. — Для коллективной монографии надо. Хотим издать мамину работу.
   — Неплохо бы. Уже одиннадцатый час, — сказала она, потрепав его за волосы.
   — Одиннадцатый? — изумился Митя. Вика наверняка звонила его матери! — Черт возьми, меня потеряли! — он соскочил со стула, заметался по комнате. — Слушай, я могу позвонить жене? Ты не обидишься?
   — Да звони кому хочешь! Хоть тысячам жен и любовниц! Я тебе не цербер! — Настя уже обиделась и вышла, хлопнув дверью.
   Митя набрал телефон матери.
   — Мам, Викуша звонила?
   — А что у вас случилось? Вы поссорились? — с тревожным любопытством принялась расспрашивать его мать.
   — С чего ты взяла? Так звонила или нет?
   — Звонила-звонила, очень уж у нее расстроенный голос сделался, когда узнала, что тебя здесь не было. Где ты шляешься допоздна, интересно знать?
   — Все, мать, пока! Потом поговорим, — Митя повесил трубку и тут же набрал свой домашний номер.
   — Викуш, я тебя на кафедре ждал — ждал, а потом срочно понадобилось Маркуше халтуру заменять… — затараторил он себе в оправдание.
   — Эх ты, даже сегодня не смог сдержать свое слово! — брезгливо сказала Вика. — Можешь оставаться у нее, сколько захочешь.
   — Я сейчас! Я сейчас! Через двадцать минут! — закричал Митя в трубку, но в ответ ему раздались короткие гудки.
   Митя побежал в спальню одеваться. Запрыгал по комнате в одном носке. Настя, дуясь, смотрела телевизор.
   — Настюха, ну что же ты!? Я ведь всегда уходил! — Митя глазами искал второй носок.
   — Ну и иди, Можно подумать, тебя кто-то держит! Иди-иди! И не забудь свою сумку с бельем, а то твоей женушке сегодня спать будет не на чем.
   Митя наконец-то отыскал носок, напялил его, чмокнул Настю в макушку — при этом она брезгливо дернула головой — и побежал в прихожую.
   Уже спустившись в лифте на первый этаж, он вспомнил об оставленной на столе монографии с пометками на полях. Через два дня он должен отдать для прочтения Крошке кусок. Как минимум тридцать страниц. Значит он должен царапать по пятнадцать страниц в день. Сегодняшний день псу под хвост. А еще все надо придумать, а еще по четыре часа заниматься с корейцами, а еще печатать, а еще бабам внимание уделять… Митя заколебался. И какого черта ему сейчас ехать домой? После столь крутого телефонного разговора Вика наверняка опять не пустит. Как вчера ночевать в подъезде на ступеньках, обнявшись с сумкой? Ну и ничего страшного — завтра с женой разберется! Он снова вызвал лифт…