[11].
   Здесь невольно бросается в глаза ярко выраженная особенность при создании национальных формирований — среди них отсутствовали белорусские, украинские, закавказские части. И именно это обстоятельство раскрывает подлинную причину данного решения. Отдельные, из призывников некоторых союзных и автономных республик, воинские части комплектовались в тех случаях, когда новобранцы не владели русским языком, не могли быть поэтому влиты в любые соединения Красной Армии. А времени для ликбеза, обучения, как в 1940 году, даже ускоренного, просто не было. Не было времени для обучения полуграмотных призывников и владению техникой.
   Тогда же Сталин использовал сложившееся положение и для того, чтобы развить и усилить потаенную сущность постановлений от 25 октября, дополнив их еще двумя, вроде бы незначительными, имевшими частный характер. 6 ноября, в очередной раз ревизуя решения XVIII съезда, высший орган ВКП(б) объявил о воссоздании политотделов в МТС и совхозах, мотивируя это условиями военного времени. Месяц спустя, 10 декабря, по тем же причинам была введена должность секретаря по торговле и общественному питанию в горкомах, обкомах, крайкомах и ЦК компартий союзных республик [12]. Тем самым незаметно образовалась параллельная общей система обособленных партийных структур, подчиненных исключительно одному из членов ПБ, курировавшему соответствующее ведомство. Сталину — в НКО и НКВМФ, Андрееву — в Наркомземе и Наркомсовхозе, Микояну — в Наркомвнешторге и Наркомторге, Кагановичу — в НКПС, Наркомморфлоте, Наркомречфлоте. Все это еще более сузило и без того уже несколько ограниченную сферу контроля и ответственности Маленкова, в значительной степени уменьшило его реальные властные полномочия.
   Но за «аппаратными играми» не забыл Сталин и главного, того, что было его последним шансом, — необходимости разработать и осуществить широкомасштабное, обязательно успешное контрнаступление по всему фронту и коренным образом изменить ход войны. Для этого было намечено три главных направления стратегических ударов: в районе Тихвина — для снятия или хотя бы прорыва блокады Ленинграда; Ростова-на-Дону — для освобождения Донбасса, выхода к Перекопу и далее в Крым, чтобы деблокировать мужественно сопротивлявшийся Севастополь; Москвы — для спасения столицы.
   Тщательно разработанные в Генштабе операции начались 10 ноября под Тихвином, 17 ноября — под Ростовом, 5 декабря под Москвой. Однако, несмотря на их успешное начало, поставленной цели ни на севере, ни на юге достичь не удалось. Полный и несомненный успех сопутствовал только в Московской битве силам Калининского, Западного и правого крыла Юго-Западного фронтов под командованием И.С. Конева, Г. К. Жукова и С. К. Тимошенко (18 декабря его заменил Ф.Я. Костенко).
   9 декабря они освободили Рогачев, 11-го — Истру, 12-го — Солнечногорск, 15-го — Клин, 16-го — Калинин, 20 декабря — Волоколамск, отогнав врага на 100-250 км от столицы. Московская битва стала первым крупным поражением германской армии начиная с 1 сентября 1939 г., развеявшим миф о непобедимости вермахта. Она стала и первым настоящим успехом Красной Армии за полгода войны, оказала решительное воздействие на морально-политический дух советского народа, вернула веру в мощь Красной Армии, веру в вождя. И Сталин поспешил воспользоваться идеально сложившейся для него конъюнктурой.
   Еще в самый разгар сражений, 14 декабря, когда исход битвы был далеко не ясен, последовало решение ГКО о разминировании столицы [13], 15 декабря, но уже ПБ, — о разрешении «т. Андрееву вместе с аппаратом ЦК ВКП(б), находящимся в Куйбышеве, к 25 декабря 1941 г. переехать в Москву» [14]. Под Новый год в столицу вернулся не только весь состав эвакуированных управлений кадров и пропаганды, но и Вознесенский, что должно было свидетельствовать о завершении его экстраординарной миссии. После этого Сталин и получил наконец возможность проявить прежнее самовластие и указать лидерам ГКО их настоящее место.
   С этой целью был нанесен хитрый удар, прямо не осуждавший кого-либо из лидеров ГКО, но вместе с тем до некоторой степени дискредитировавший их работу в области оборонной промышленности, ставивший ее результативность под сомнение. 14 декабря ГКО приняло весьма расплывчатое, странное по содержанию постановление, именованное еще более абстрактно — «Вопросы НКАП» [15]. В нем отмечалось:
   «Ввиду того, что нарком авиапромышленности стал работать в последнее время из рук вон плохо, провалил все планы производства и выдачи самолетов и моторов и подвел таким образом страну и Красную Армию, Государственный комитет обороны постановляет: 1. Поставить Наркомат авиапромышленности под контроль членов Государственного комитета обороны тт. Берия и Маленкова, обязав этих товарищей принять все необходимые срочные меры для развертывания производства самолетов… 2. Обязать наркома авиапромышленности и его заместителей беспрекословно выполнять все указания тт. Берия и Маленкова…»
   В чем же таился скрытый смысл документа, в чем заключалась прямо не высказанная угроза? Да в том, что Берия и Маленков и без того уже отвечали за работу НКАП, контролировали выполнение им планов военного времени. Поэтому даже простая констатация того, что нарком А.И. Шахурин не только «провалил» утвержденные планы, но и «подвел» страну и армию, должна была стать недвусмысленным предупреждением Лаврентию Павловичу и Георгию Максимилиановичу. Указанием — вновь появился человек, который всегда сумеет найти недостатки, просчеты и даже ошибки, сможет сурово спросить за них, принять в случае необходимости крайние меры. Завуалированность же решения, его внешняя мягкость, некая неопределенность были вынужденными, обусловленными слишком огромным несоответствием результатов работы Берия, Маленкова, с одной стороны, и старых сталинских соратников, Ворошилова и Кагановича, — с другой.
   Только спустя месяц после того, как Ворошилова отозвали из Ленинграда, сняли с должности главкома Северо-Западного направления за слишком очевидный, полный провал порученного дела, ему сумели подыскать такую должность, на которой он не смог бы причинить особого ущерба делу. 9 ноября его назначили уполномоченным ГКО по проверке и контролю работы военных советов формировавшихся армий — 10-й, 26-й, 60-й и 61-й. Но так как и тут Климент Ефремович не сумел принести ощутимой пользы, ему поручили контролировать формирование дивизий и бригад в пяти тыловых военных округах — «Московском, Приволжском, Уральском, Южноуральском и Среднеазиатском» [16].
   Несколько иначе поступили с Кагановичем. Принимая во внимание весьма опасную неразбериху, сложившуюся на всех магистралях, 25 декабря ГКО постановил: «Для разгрузки транзитных и всяких иных застрявших надолго грузов на железных дорогах образовать комитет в составе: Микоян (председатель), Косыгин, Каганович, Вознесенский, Хрулев». Тем же актом Совет по эвакуации теперь уже за ненадобностью ликвидировали, а его аппарат передали новому комитету [17].
   Но даже такие действия оказались малорезультативными, не способствовали быстрому и коренному улучшению работы железнодорожного транспорта. И потому уже 27 января к Кагановичу первым заместителем по НКПС назначили Андреева [18], поставив, таким образом, во главе одного наркомата сразу двух членов ПБ.
   Выводя из-под удара своих клевретов, принуждая их лишний раз осознать себя марионетками, заведомо одобряющими любые, но только его предложения, Сталин исподволь продолжал наступление против лидеров ГКО, вернее, их положения в узком руководстве. Для начала, 2 января 1942 г., он провел через ПБ, где вновь обрел твердое большинство, совместное постановление ЦК и СНК, которое неожиданно реанимировало фактически бездействующее БСНК. Оно гласило: «Утвердить следующий состав комиссии Бюро СНК СССР по текущим делам: Вознесенский (председатель), Молотов, Микоян, Андреев, Первухин, Косыгин (4 марта состав дополнили еще Шверником. — Ю. Ж.).2. Комиссия решает все текущие вопросы работы Совнаркома СССР и в необходимых случаях вносит свои предложения на утверждение председателя СНК СССР» [19]. Так Сталин смог не только вернуть своему протеже Вознесенскому прежний политический вес, подчеркнуто поставив его над Молотовым, не включив в комиссию ни Берия, ни Маленкова, но и создал пока лишь небольшой противовес ГКО, получил возможность в случае необходимости маневрировать, используя в собственных интересах наличие уже двух высших органов власти.
   Через пять дней Сталин добился еще большего, расширив полномочия воссозданной комиссии, фактически вернув ей былой контроль за деятельностью всех союзных ведомств. В новом постановлении, теперь — Совнаркома, говорилось: «Разрешить организацию в Москве оперативных групп эвакуированных наркоматов, комитетов и главных управлений при Совнаркоме СССР во главе с наркомом (председателем комитета, начальником управления) или его первым заместителем. Состав оперативных групп в Москве устанавливает Комиссия по текущим делам» БСНК [20].
   А вскоре Сталин посчитал, что настало самое подходящее время окончательно и бесповоротно возвратить себе положение неограниченного, единоличного лидера, престиж непререкаемого общепризнанного вождя. Он пришел к мысли, что появилась наконец возможность выйти из-под столь тяготивших его опеки и контроля, навязанного ему ГКО, ликвидировать существующую значимость комитета как абсолютного, никакими правовыми или традиционными нормами не связанного, действительно высшего органа власти, сразу и законодательного, и исполнительного, стоящего над всеми без исключения структурами, в том числе над партийными и правительственными; комитета, члены которого, а следовательно и он, Сталин, сообща несли ответственность за все решения, даже принимаемые каждым из них самостоятельно, без согласования с остальными.
   Сталин стремился, в чем не возникает сомнений, низвести ГКО фактически до уровня всего лишь одного из былых хозсоветов СНК СССР — по оборонной промышленности, отрезав от решения всех остальных проблем. А для этого можно использовать наиболее знакомый ему, не раз проверенный, блестяще зарекомендовавший себя способ кадровых перестановок, изменить состав комитета таким образом, чтобы не просто добиться иной расстановки сил в нем, но и гарантировать при любых обстоятельствах безусловную поддержку именно своего мнения, располагая для этого постоянным перевесом голосов.
   3 февраля Сталин вынес на рассмотрение ПБ, нисколько не сомневаясь в утверждении, предложение: «Пополнить состав Государственного Комитета Обороны двумя заместителями председателя Совнаркома. СССР — тт. Микояном А.И. и Вознесенским Н.А.» [21]. Нетрудно заметить, что даже в предложенной формулировке проекта, разумеется тут же принятого, Сталин подчеркнул существующую де-юре подчиненность обоих новых членов ГКО именно себе как главе правительства, сознательно избегая даже упоминания лишний раз, казалось, более важной своей должности — председателя ГКО. Небезынтересно тут и иное. Первым Сталин назвал Микояна, что не могло вызвать ни малейших возражений или сомнений у Молотова, Берия и Маленкова. И лишь вторым — своего незадачливого протеже, первого заместителя по СНК СССР Вознесенского.
   Расширение ГКО неизбежно вынудило его членов отрешиться от былого доверия друг к другу, прежней коллегиальности, признания необходимости в экстремальных условиях, когда дорога каждая минута, без каких-либо формальностей заниматься любой выходившей на первый план, приобретавшей решающее значение проблемой. Только теперь, спустя полгода после образования комитета, они разделили между собою, да еще и зафиксировав письменно, сферы постоянной деятельности. Первый пункт постановления ГКО от 4 февраля распределил обязанности следующим образом:
   «Тов. Молотов В.М.: Контроль за выполнением решений ГКО по производству танков и подготовка соответствующих вопросов.
   Тт. Маленков Г.М. и Берия Л.П.: а) контроль за выполнением решений ГОКО по производству самолетов и моторов и подготовка соответствующих вопросов; б) контроль за выполнением решений ГКО по работе ВВС Красной Армии (формирование авиаполков, своевременная их переброска на фронт, оргвопросы и вопросы зарплаты) и подготовка соответствующих вопросов.
   Тов. Маленков Г.М.: Контроль за выполнением решений ГКО по Штабу минометных частей Ставки Верховного Главнокомандования и подготовка соответствующих вопросов.
   Тов. Берия Л.П.: Контроль за выполнением решений ГКО по производству вооружения и минометов и подготовка соответствующих вопросов.
   Тов. Вознесенский Н.А.: а) контроль за выполнением решений ГКО по производству боеприпасов и подготовка соответствующих вопросов; б) контроль за выполнением решений ГКО по черной металлургии и подготовка соответствующих вопросов.
   Тов. Микоян А.И.: Контроль за делом снабжения Красной Армии (вещевое, продовольственное, горючее, денежное и артиллерийское) и подготовка соответствующих вопросов.
   Подчинить контролю члена ГКО т. Микояну все органы снабжения НКО по всем видам снабжения и транспортировки. Утвердить заместителем члена ГКО т. Микояна по артиллерийскому снабжению тов. Яковлева» [22].
   Словом, постановление практически ничего не меняло в сложившемся положении, сохраняло и за старыми, и за новыми членами ГКО их прежние обязанности, только поднимало положение в узком руководстве Микояна и Вознесенского, превратив их из уполномоченных, то есть подчиненных комитета, в равных другим членов. Да еще, что стало самым важным, наиболее примечательным, постановление полностью обошло четкую фиксацию круга дел Сталина, превратив его, таким образом, действительно в председателя ГКО, отвечающего как бы за все сразу, становящегося высшим арбитром, призванным лишь направлять остальных, давать им поручения, спрашивать за исполнение, а если потребуется — то и весьма строго.
   Одновременно вторым пунктом того же постановления была сделана попытка коренным образом изменить саму сущность чрезвычайного, рожденного вполне конкретными, поистине трагическими обстоятельствами органа. Теперь предусматривалось, что «каждый член ГОКО должен иметь заместителей по контролю выполнения наркомами решений ГОКО по порученной ему отрасли работы» [23]. Словом, комитет попытались превратить в обычный, громоздкий бюрократический механизм со сложной системой иерархической подчиненности и, возможно, встроить его в БСНК, но лишь как часть его.
   Та поспешность, с которой Сталин проводил незаметную, неофициальную реорганизацию ГКО, не могла не вызвать решительного сопротивления со стороны инициаторов создания комитета, стремления, и вполне обоснованного с их точки зрения, прежде всего отстранить Вознесенского от тех вопросов, с которыми он не смог справиться ни до войны, ни после ее начала.
   Уже 12 февраля старые члены ГКО сумели настоять на принятии важного для сохранения своего положения в узком руководстве решения. «1. В частичное изменение, — отмечалось в нем, — постановления ГКО от 4 февраля 1942 г. поручить тов. ВОЗНЕСЕНСКОМУ Н.А. контроль за выполнением решений ГКО по производству черных и цветных металлов, нефти, угля и химикатов и подготовку соответствующих вопросов. 2. Утвердить заместителем члена ГКО т. Вознесенского Н.А. по химической и топливной промышленности т. ПЕРВУХИНА М.Г.» [24]. Таким образом Вознесенского не просто отрешили от проблем оборонной промышленности, но и сразу же сузили те новые права, которые предоставили на этот раз, разделили их, вверив фактический контроль за работой четырех наркоматов Первухину.
   А два дня спустя было утверждено еще одно, столь же принципиальное решение — об образовании собственного Транспортного комитета, задачи которого определили следующим образом:
   «а) планирование и регулирование перевозок на железнодорожном, морском и речном транспорте;
   б) увязка работы всех видов транспорта по перевозкам;
   в) выработка мероприятий по улучшению материальной базы и по обеспечению указанных видов транспорта новыми транспортными средствами (подвижной состав, путь, связь, погрузочно-разгрузочные средства) и ремонтом…» Председателем комитета назначили Сталина, тем самым впервые зафиксировали его прямые обязанности, заместителем — Андреева, и без того фактически подменявшего наркома путей сообщения, а членами — Кагановича, Микояна, Ширшова (Наркомморфлот), Шашкова (Наркомречфлот), Хрулева, Ковалева, Карпоносова (НКО) и Ковалева (НКПС) [25].
   Наконец, 16 февраля, учитывая ставшую явной перегрузку Берия, еще раз было скорректировано распределение обязанностей между членами ГКО. Маленков должен был контролировать производство самолетов и моторов, работу по формированию частей ВВС, оставив за Лаврентием Павловичем ответственность за деятельностью наркоматов минометного вооружения и боеприпасов [26].
   Теперь настала очередь Сталина реагировать на происходящее, и он почти мгновенно сделал единственно возможный при сложившихся обстоятельствах ход: 20 февраля добился — разумеется, на заседании ПБ — нового расширения ГКО, введения в его состав… Кагановича [27]. Он сделал это, прекрасно понимая, что в глазах членов узкого руководства Лазарь Моисеевич давно уже дискредитировал себя, провалил все, что только поручали ему за последние восемь месяцев, не справился с работой наркома путей сообщения, с постом председателя Совета по эвакуации, с должностью уполномоченного ГКО, хотя все это предусматривало ту самую деятельность, которая, казалось бы, должна быть ему давно и хорошо знакома.
   Но на этом «аппаратные игры» не прекратились, ибо ни одна из сторон не сумела добиться решающего перевеса и продемонстрировать — кто же победитель: ГКО с Молотовым, Берия и Маленковым или БСНК со Сталиным и Вознесенским. И потому определяющим, но лишь на период крайне неустойчивого равновесия, явилось старое, не раз проверенное в жестких кремлевских схватках оружие политической борьбы — кадровые перемещения, а вернее, то, что стояло за тем или иным назначением. Здесь решающую роль сыграло положение Маленкова, не только одного из лидеров ГКО, но еще и секретаря ЦК, начальника Управления кадров. Только благодаря этому даже на «чужом поле», в ПБ, удалось укрепить тылы ГКО, подкрепить позиции его инициаторов назначениями на руководящие должности в важнейших для обороны страны наркоматах профессионалов, уже успевших хорошо зарекомендовать себя прежде.
   Еще в январе 1942 г., до начала открытой конфронтации, А.И. Леткова заменили на посту наркома электростанций его первым заместителем, Д. Г. Жимериным, а И.И. Носенко, как только миновала надобность, возвратили в Наркомсудпром. В феврале в самый разгар противостояния в узком руководстве утвердили Б.Л. Ванникова наркомом боеприпасов, не смущаясь его недавним арестом и кратковременным заключением. Во главе Наркомморфлота поставили известного океанографа, полярника П.П. Ширшова, а смещенного С.С. Дукельского, партаппаратчика, направили уполномоченным ГКО по производству боеприпасов в Челябинскую область. Воссоздали остро необходимый Наркомат станкостроительной промышленности, вернув на прежний пост А.И. Ефремова. М.Г. Первухину, сохранив за ним обязанности зампреда СНК СССР, поручили еще и лично возглавить Наркомхимпром, чтобы усилить его самостоятельную роль прежде заместителя Вознесенского по данной отрасли [28].
   Однако апогея острейшая борьба в высшем руководстве, напрямую связанная на этот раз не со стремлением к лидерству, а с необходимостью сделать все для того, чтобы страна вышла победителем из жесточайшей схватки с пока превосходившим ее по военной технике и по опыту генералитета противником, достигла только весною. Решающий, как оказалось, удар сумели нанести инициаторы создания ГКО, и удар такой силы, что Сталин неизбежно должен был осознать: дальнейшее сопротивление, настаивание на своем окажется губительным для него лично.
   1 апреля 1942 г. ПБ приняло развернутое постановление по персональному делу: «О работе тов. Ворошилова». В констатирующей части перечислялись многочисленные за последние два с половиной года и страшные по своим последствиям «промахи» ближайшего соратника Сталина, его верного и надежного старого друга. Отмечалось, что еще в период финской кампании «большое неблагополучие и отсталость в руководстве НКО… неподготовленность НКО к обеспечению успешного развития операций» привели к слишком затянувшимся боям, огромным неоправданным потерям; что серьезнейшие ошибки допустил маршал и позже, уже на посту главкома Северо-Западного направления, результатом которых стала блокада Ленинграда, что не справился Ворошилов и со следующим, не столь ответственным поручением на Волховском фронте. Словом, он продемонстрировал вопиющее несоответствие всем тем должностям, которые ему доверяли.
   Однако вынесенное наказание ни в малейшей степени не отвечало предъявленному обвинению. ЦК ВКП(б) постановил: «1. Признать, что тов. Ворошилов не оправдал себя на порученной ему работе на фронте. 2. Направить т. Ворошилова на тыловую военную работу» [29].
   Почему же с Климентом Ефремовичем обошлись столь мягко? Даже несравнимо, скажем, с тем, как поступили с его подчиненным, маршалом Г. И. Куликом — замнаркома обороны, потом начальником ГАУ НКО, а с августа 1941 г. — командующим 54-й армией, оборонявшей среди других Ленинград, которого с февраля 1942 г. предали суду, лишили наград, понизили в звании до генерал-майора [30]. Обошлись же с Ворошиловым столь мягко по двум причинам. Во-первых, потому, что его, скорее всего, защищал, всячески выгораживал Сталин. Ну а помимо этого, члены ГКО не так уж и жаждали крови Климента Ефремовича. Им требовалась не ритуальная жертва, а лишь окончательный вывод маршала из политической игры, используя опалу, лишение его морального права даже высказываться на заседаниях ГКО или ПБ. И продемонстрировать Сталину, что в необходимый момент цепочку от Кулика через Ворошилова всегда можно протянуть и к нему, наркому обороны и Верховному Главнокомандующему, обязанному разделять ответственность со своими подчиненными за все промахи, просчеты и ошибки.
   За этими драматическими событиями все же не оказалось забытым то главное, ради чего, собственно, и создавали ГКО. Не меньше, а даже больше внимания Молотов, Берия и Маленков уделяли вопросам обороны страны, необходимости удовлетворять все возраставшие потребности собственной армии, численность которой к началу 1942 г. возросла до 8,5 млн. человек [31], формированию чехословацкой бригады и двух польских дивизий.
   В первые месяцы нового, 1942 года фактически завершились эвакуация военных заводов и пуск их на полную мощность. Благодаря этому в январе выпуск самолетов, в основном истребителей ЛаГГ-2, Як-1, Як-7, Ла-5, штурмовиков Ил-2, бомбардировщиков Пе-2, достиг 1039 штук, в феврале — 915, а в марте — 1647 [32]. Одновременно приходилось вносить в планы расчеты и коррективы, порождаемые проверкой техники в бою. Так, план Наркомата танкопрома на первый квартал 1942 г. предусматривал, что практически половину его продукции составят тяжелые танки KB и средние Т-34 [33]. Но уже в феврале, после первого широкого контрнаступления, пришлось полностью отказаться от выпуска легких танков Т-50, повысив число Т-34 и ограничившись небольшим количеством Т-60, с 35-мм броней и 20-мм пушкой [34], подготавливая замену вскоре его на Т-70 с 45-мм пушкой.
   И все же выпускаемых советской промышленностью самолетов и танков по-прежнему не хватало, а поставки из США и Великобритании неожиданно сократились, и отнюдь не по чьей-либо злой воле.
   7 декабря 1941 г. Япония обрушила всю мощь своих флота, авиации и армии на американские Гавайи, Филиппины, британские Сингапур и Малайю, нидерландскую Индонезию. На следующий день, выполняя условия Тройственного пакта, Германия и Италия объявили войну Соединенным Штатам. Боевые действия охватили все континенты, все океаны. Это-то и вынудило администрацию Рузвельта временно ограничить помощь СССР и Великобритании, использовать весь свой военный потенциал прежде всего для обороны собственной территории и морских коммуникаций.