Как известно, марксизм свел сущность денег к функции выражения стоимости товаров. Но эта функция денег не является единственной, а в коммунистическом обществ,, она вообще не является главной. Здесь главная функция денег – служить мерой учета труда, мерой вознаграждения за труд, средством распределения благ, средством учета и планирования деятельности учреждений и предприятий В этой функции деньги суть знаки, не предполагающие никакого золотого обеспечения, как это вроде бы имев место для денег в их функции мерила и выражения стоимости. При этом деньги в значительной мере вообще могут оставаться чисто символическими (например, в случае безналичных расчетов). Государство в принципе выпускает денежные знаки в зависимости от потребностей хозяйственных расчетов и оплаты труда граждан. В идеале денежных знаков должно функционировать ровно столько, сколько нужно для этого. Но – лишь в идеале. В реальности имеется огромное число факторов, не учитываемых в идеале и порождающих тенденцию к отклонению от него. Среди них можно назвать такие, как неравномерность и разнообразие в распределении продуктов по торговой сети, разнообразие граждан в трате денег, спекуляция, черный рынок, изменения в экономической конъюнктуре и т д. Мыслимо некое идеальное коммунистическое общество, в котором вообще нет денежных знаков. Марксисты мыслили такое общество как общество изобилия, где люди все будут иметь по потребности. Опыт же показал, что не изобилие, а крайняя бедность является наиболее адекватной реализацией марксистского идеала. Приближением к идеалу безденежного общества является карточная система, нормированное распределение предметов потребления, закрытые распределители, армия, тюрьмы, лагеря, натуральный обмен. В гигантском же обществе из многих миллионов людей, занимающих различные социальные позиции и ведущих разнообразный образ жизни, осуществить безденежный учет труда и потребностей граждан – дело довольно трудное, если это вообще практически возможно. Даже во время войны, когда жизнь страны была предельно упрощена, деньги сохраняли какое-то значение. Государство стремится сохранить устойчивость денежных знаков, что похоже на устойчивость денег в западных странах. Но только похоже, так как основы устойчивости принципиально различны.
   И механизмы цен в коммунистическом и капиталистическом обществе принципиально различны. Во втором это суть законы экономические, в первом – внеэкономические. Тут имеет место политика, а не экономика цен. Ценообразование тут есть функция государства. При этом учитываются многочисленные факторы, включая и экономические. Но последние здесь играют роль подчиненную. Здесь допущение некоего «рыночного» механизма цен, независимого от воли государства, ведет в конечном счете к росту преступности и к усилению хаоса в государственной экономике, в том числе – к инфляции и дезорганизации системы распределения.
   Надо опять-таки различать абстрактную схему ценообразования, которая отражает скрытую закономерность и тенденцию, и то, что происходит в реальности, т е. проявление абстрактной закономерности в конкретных условиях. Пусть измерение происходит в каких-то единицах, имеющих видимость денег, допустим – в неких рублях. Пусть имеется некоторая категория предметов потребления, которую можно считать основной (хлеб, молоко, масло, соль, мыло, школьные тетради и т п.). Пусть месячная зарплата основной категории граждан составляет 200 рублей («средняя» зарплата). Цены на упомянутые продукты устанавливаются государством не в зависимости от конкуренции (которой нет) производящих их фирм и от общей ситуации на «рынке», которого тоже нет, а в зависимости от возможности граждан приобретать их в рамках упомянутой зарплаты, т е. в зависимости от покупательной способности населения. В результате возможно и на самом деле имеет место такое положение вещей, когда на производство этих предметов потребления тратится средств больше, чем выручается в результате их продажи. Это – наглядный пример различия экономических и социальных факторов. Всякие попытки следовать экономическим критериям (т е. продавать товары в соответствии с затратами на них и извлекать из продажи прибыль для тех, кто их производит) ведут к дезорганизации экономики, к инфляции, к возникновению «левой» экономики. В длительном и мучительном процессе жизни находится какой-то компромисс, но, как правило, – в пользу социальных критериев.

Догонять или не догонять Запад

   Идеологи коммунизма, не имевшие ни малейшего представления о том, каким будет реальный коммунизм, были искренне убеждены в том, что коммунизм обладает неограниченными способностями к прогрессу и быстро превзойдет капитализм в сфере экономики. С первых же дней^ существования Советского Союза был выдвинут лозунг доя гнать и перегнать передовые капиталистические страны в сфере экономики. В сталинские годы этот лозунг казался реальным. Тогда все начинали с нуля, и в процентном выражении успехи страны производили ошеломляющее впечатление. А «железный занавес» позволял создавать такое впечатление о ситуации на Западе, что массы советских людей невольно поверили в пропагандистские лозунги. Кризис конца двадцатых и начала тридцатых годов на Западе добавил свою долю в укрепление этих иллюзий.
   В послевоенные годы началось отрезвление. Развеялись иллюзии насчет «догнать» и тем более «перегнать». Горбачевское руководство уже открыто отказалось от лозунга «перегнать», выдвинув задачу поднять советскую экономику на уровень высших мировых стандартов, да к тому же ускоренными темпами. И это – почти через семьдесят лет после революции и через сорок лет после окончания мировой войны! Конечно, и горбачевский лозунг оказался несбыточной утопией. Но он интересен как фактическое признание неспособности коммунизма конкурировать с капитализмом в сфере экономики, причем – признание на высшем уровне власти, а также как показатель растерянности руководства и идеологии страны перед лицом этой исторической необходимости.
   А между тем особых оснований для паники не было. Достаточно было признать бессмысленность самой идеи соревнования с капитализмом в той сфере, где он наиболее силен.
   Коммунистическое общество обладает своими средствами поднимать экономику до некоторого свойственного ему уровня, поддерживать порядок в экономике и даже осуществлять какой-то прогресс. Эти средства суть средства неэкономические. И они уже были неоднократно использованы, причем – успешно. Назову основные из них. Это – принудительность труда, тотальный контроль, карательные меры, низкая заработная плата, минимизация средств потребления, минимизация сферы обслуживания, исключение избыточных сфер производства, создание привилегированных условий для особо важных предприятий и программ, хищническое использование природных ресурсов, полурабские формы труда. Используются и материальные стимулы. Но они имеют так же мало общего с экономическими стимулами на Западе, как советские деньги с западной валютой.
   Предприятия и учреждения в коммунистической стране могут работать лучше, чем раньше. Экономические условия могут быть улучшены. Но это может быть достигнуто и без повышения экономической эффективности производства. Мировой уровень производительности труда и эффективности производства в западном смысле для советского общества в обозримом будущем недостижим в принципе. Коммунизм шел и в будущем пойдет своим путем в экономике. Идея догнать Запад в экономическом отношении есть идея идеологическая, а не экономическая.
   Но есть другие аспекты во взаимоотношениях со странами Запада, которые тоже называют словом «экономика», но которые являются внеэкономическими. Это – технологический и бытовой аспекты. Советский Союз по целому ряду причин, среди которых важнейшей является необходимость обороны, вынужден тянуться за Западом в сфере технологии. Своими силами подняться на уровень Запада в этом отношении и тем более внедрить технологические достижения в серийное производство коммунистические страны неспособны. Это ставит их в невыгодное положение во взаимоотношениях с Западом и вынуждает на поведение, чуждое природе коммунизма. И в смысле материального уровня жизни коммунистические страны неспособны подняться на уровень Запада в силу свойств коммунизма. А Запад породил в этом отношении колоссальные соблазны, заражая ими коммунистические страны. Это действует деморализующе на них. Потребность догнать передовые капиталистические страны в сфере экономики есть прежде всего потребность парализовать деморализующее влияние соблазнов Запада на население коммунистических стран, улучшить бытовые условия и укрепить вооруженные силя В коммунизме самом по себе не содержится никаких объективных стимулов экономического прогресса. Если бы не было Запада, ни о каком подъеме экономики и речи не было бы.

Сельское хозяйство

   Положение с сельским хозяйством в Советском Союзе может служить классическим образцом переплетения факторов, связанных не только с природой коммунизма, но и с конкретными историческими условиями. Сваливать вину за его катастрофическое состояние на сталинскую политику и колхозы есть грубейшая фактическая ошибка. В сельском хозяйстве природа коммунизма и исторические условия, в которых коммунизм охватил деревню, сказались особенно болезненно. И несмотря ни на что, коллективизация не была всего лишь глупостью и преступлением.
   Остановлюсь лишь на двух вопросах, связанных с сельским хозяйством. В сталинские годы был принят закон, по которому земля передавалась в вечную (!) собственность колхозам. Это был пропагандистский трюк, конечно. Но только. Это была попытка прикрепить людей к земле, деревне. Но ничего из этого не вышло. Остановить массовой бегство крестьян в города было невозможно. Политика индустриализации свела на нет этот трюк с «вечной собственностью». Об этом опыте не мешало бы вспомнить тем сегодняшним демагогам, которые призывают передать землю в собственность крестьянам. Суть дела тут не в том, что у крестьян отобрали собственность на землю, – таковой вообще не было. Суть дела в том, что крестьян в старом смысле слова уже нет, а те люди, что остались в деревнях, в массе своей землю в собственность просто не возьмут. Это невозможно сделать в силу объективных условий нынешней деревенской жизни и ее отношений с жизнью городской.
   Второй вопрос касается производительности труда частников и колхозов. Приобрело прочность предрассудка убеждение, будто продуктивность людей, работающих на своих маленьких приусадебных участках единолично, неизмеримо выше продуктивности колхозов. Такой вывод делается путем примитивной логической операции. Берется то, что производит один человек или одна семья на своем малюсеньком участке, и сравнивается с тем, что производит колхоз из многих десятков и сотен человек на огромной территории. Результат сравнения получается ошеломляющий. Но ошибочный, если это не есть умышленная фальсификация сути дела. При этом не принимается во внимание то, каких усилий стоит производство продуктов на единоличном участке. Если увеличить этот участок в несколько раз, это не значит, что во столько раз увеличится продуктивность этих людей. У них просто не хватит сил на это. Не принимается во внимание, далее, исключительность положения таких частников. Если число их увеличится в несколько раз, они утратят свои привилегии, и интерес к такому виду наживы пропадет. Не принимается во внимание расположение таких частных участков и многое другое, что делает сравнение бессмысленным.
   Обычно критики советского сельского хозяйства ссылаются на западные страны (особенно – на США), где в сельском хозяйстве занято меньше людей, чем в Советском Союзе, и земли меньше, а производится продукции во много раз больше. Это действительно так. Но перенести опыт западных стран на советскую почву простым решением властей в принципе невозможно. Чтобы сделать тут нечто подобное, нужно разрушить коммунизм во всей стране, Дать свободу развития капитализму в деревне со всеми последствиями, о которых теперь не хотят говорить, и запастись историческим терпением на несколько десятков лет, если не столетий.
   Колхозы, совхозы и различные государственные фермы суть естественный для коммунизма путь эволюции сельского хозяйства. Колхозы исчезнут, уступив место государственным предприятиям типа совхозов. Все прочие формы трудовой деятельности в деревне суть исторически преходящие меры. Они нежизнеспособны. Коммунизм с большими частными хозяйствами и фермами американского типа есть нонсенс, который приходит в голову безответственным болтунам, демагогам и дилетантам. Сказанное мною не следует понимать как апологетику советской политики в сельском хозяйстве. Это следует понимать как констатацию того, на что способен коммунизм. На другое он просто не способен. Со временем и в случае, если условия будут благоприятными, в деревнях будут созданы предприятия, подобные промышленным, и условия жизни работающих в них людей уравняются с таковыми городских работников. Но когда это будет? И|каким будет этот уровень?

Распределение

   Официально считается, что граждане коммунистического общества вознаграждаются соответственно их труду. Но принцип вознаграждения по труду имеет очень узкую сферу приложения. В силу разнообразия видов деятельности единственным универсальным критерием сравнения: трудовых вкладов людей в общественное благосостояние становится сравнение людей по их социальным позициям и по их социальной ценности (значимости) вообще. Так что фактически действующим принципом вознаграждения за труд здесь является принцип «Каждому – по его социальному положению». Даже самое педантичное следование этому принципу порождает неравенство в распределении жизненных благ. Неизбежным следствием рассматриваемого принципа является также система социальных привилегий, т е. тех преимуществ, которые человек в данной социальной позиции имеет сравнительно с нижестоящими. Кроме того, на этой основе развивается; система коррупции и использования своего служебного положения в корыстных целях. Она фактически становится дополнительным средством распределения и перераспределения жизненных благ. В практической реализации для огромной массы людей рассматриваемый принцип распределения превращается в принцип «Каждый урывает для себя максимум того, что позволяет ему его социальное положение». Для этого люди объединяются в мафиозные группы по совместной эксплуатации общества в своих интересах.
   Коррупция не есть нарушение некоторой социальной нормы. Она есть нарушение юридического закона, призванного охранять фактические нормы. Но она есть неизбежное следствие и проявление самого объективного принципа распределения благ. Отклонением от нормы является нарушение меры коррупции. Например, бывают случаи, когда для подчиненного складываются более благоприятные условия для взяток, чем для начальника, или подчиненный оказывается более ловким в отношении эксплуатации общества в своих интересах. Тогда его жизненный уровень оказывается выше, чем у начальника. Это не соответствует абстрактному принципу распределения благ и сознанию справедливости распределения. Такое отклонение от нормы должно быть как-то пресечено и даже наказано. В большинстве случаев коррупцию нельзя разоблачить, – она происходит в рамках юридических законов (например, взаимные услуги по знакомству). Ее разоблачают, когда она явно выходит за рамки закона, и появляются лица, заинтересованные в ее разоблачении и достаточно сильные для этого. А это не так-то просто. Иногда требуются усилия высших властей и аппарата государственной безопасности в течение многих лет, чтобы приостановить ее разгул.
   Если богатством буржуазного общества являются деньги, то богатством общества коммунистического является прежде всего положение, занимаемое человеком в социальной иерархии. Формально высшие чиновники государства получают не такую уж высокую заработную плату сравнительно со многими другими категориями граждан. Но они имеют высокий жизненный уровень независимо от денег. Последние для них в значительной мере условны. Обратите внимание, я уже много сказал о коммунизме, но лишь теперь упомянул о деньгах. Это не упущение. Деньги вообще играют в коммунистическом обществе иную роль, чем в обществе капиталистическом.
   Распределение жизненных благ есть то, с чего граждане начинают познавать сущность своего общества. Неравенство в распределении прежде всего прочего порождает социальные эмоции. Люди, как правило, стремятся устроиться в жизни так, чтобы иметь как можно больше и лучше жизненных благ, тратя на это как можно меньше сил и избегая риска. Это естественно. Объективно действующая система распределения жизненных благ порождает в массе населения отсутствие заинтересованности в труде, в его лучшем исполнении, в добросовестности. Коммунистическое общество в принципе есть общество плохо работающих людей. Повышение производительности труда, на которое рассчитывали идеологи коммунизма оказалось одной из самых трудных проблем для этого общества в значительной мере из-за такого отношения к труду. Поэтому коммунизм вынужден прибегать к мерами внешнего принуждения и контроля, а также к созданию таких условий деятельности, в которых люди вынуждаются как-то исполнять свои обязанности под угрозой наказания и потери достигнутого.
   Распределение жизненных благ есть функция государства. Но это – только в идеале. В реальности имеют место многочисленные каналы, неподконтрольные государству. Часть из них образуется благодаря соблюдению норм общества, часть – как отклонение от них. Государство борется с отклонениями от норм, но так, что нарушеним принципа распределения усиливаются. Эти нарушения идут по двум линиям: 1) по линии усиления законного неравенства людей, находящихся на различных ступенях социальной иерархии; 2) по линии нарушения самого принципа распределения согласно социальной позиции граждан. Первое общеизвестно. Во втором случае получается так, что какие-то граждане ухитряются иметь жизненных благ больше, чем положено им по их положению в обществе, больше своих начальников и вообще лиц, занимающих более высокое положение в обществе. Обычно это достигается за счет уголовно наказуемых методов. Но часто это происходит вполне официально.
   В распределении жизненных благ играют роль и другие факторы, кроме социального положения, а именно – престижность профессии, личные способности, трудовые усилия, дополнительные заработки, премии, блат, ловкость, благотворительность.
   Идеологи коммунизма обещали построить общество всеобщего изобилия. На деле оно оказалось обществом дефицита всего необходимого для большинства населения. Но для некоторой части населения коммунистических стран реальный коммунизм оказался действительно обществом изобилия, – для высших и привилегированных слоев общества. Они действительно имеют все в изобилии, причем – даром или за условную цену. А используя свое служебное положение и личные связи, они имеют и сверх того, что они могли бы потребить сами. Разница в том, что имеют представители этих слоев и что имеют представители низших и даже средних слоев, оказывается колоссальной.
   Кроме того, здесь присоединяется еще один фактор, усиливающий эту разницу. Многими благами представители этих слоев пользуются, не владея ими как личной собственностью. Это – дачи, машины, санатории, поездки по стране и за границу. На содержание этих людей общество также тратит огромные средства, оплачивая обслуживающих их лиц и целые учреждения. Так что здесь нужно вводить новый критерий оценки богатства людей и сравнения их с этой точки зрения, а именно – во что обходится обществу содержание данной личности. А с этой точки зрения различие в тратах общества на представителей низших и высших слоев вполне сопоставимо с различием в наличных богатствах людей в капиталистическом обществе. Изменилась форма неравенства, но неравенство осталось.
   Отмечу, наконец, что для коммунизма более опасен не дефицит и бедность, а относительное изобилие и богатство. Последнее усиливает материальное неравенство, порождает негативные страсти, разврат, цинизм, паразитизм. Материальные интересы становятся доминирующими, что ведет к морально-психологической деградации общества. Тлетворное влияние Запада, против которого в Советском Союзе боролись все годы после революции, не вымысел пропаганды, а реальная угроза существованию коммунизма. Это влияние идет главным образом по линии усиления материальных интересов. Причем в самой большой степени этому влиянию подвержены высшие слои общества. Моральное разложение советского общества началось прежде всего сверху.
   Вместе с тем, и дефицит предметов потребления усиливает ценность материальных благ в глазах населения. Борьба за приобретение их любой ценой становится основным стимулом поведения огромной (если не большинства) массы населения. Стремление властей и идеологии навязать ей преобладание неких «духовных» интересов терпит крах. Лишь для незначительной части образованных и творческих личностей «духовные» интересы играют более важную Роль, чем материальные, да и то лишь до тех пор, пока какой-то минимум удовлетворения последних гарантирован и не открылась возможность перейти в лучше обеспеченные слои.

Идеология

   Коммунистическое общество держится на трех опорах: 1) стандартная социальная организация населения в первичные коллективы; 2) система власти и управления, густой сетью пронизывающая общество во всех измерениях; 3) единая государственная идеология и систематическая идеологическая обработка населения. Первые две опоры мы уже рассмотрели. Обратимся к третьей.
   Надо различать идеологию как определенное учение идеологию как определенное состояние сознания граждан общества и общества в целом. Идеологическое учение ест(обобщающее и суммарное учение о мире, о человеческом обществе, о человеке, о познании мира человеком, об ис тории человечества, о будущем, о своей стране, короче говоря, – обо всем, что в данных условиях и в данной человеческой общности считается важным для осознании человеком самого себя и своего природного и социальной окружения. Идеологическое состояние человека есть состояние его сознания в той мере, в какой оно касается тех же вопросов, о которых я упомянул выше. Оно складывается у людей под влиянием многочисленных факторов, – опыта жизни, общения с другими людьми, литературы, кино, газет, образования, а также влияния западной пропаганды. Разумеется, свою долю в это вносит идеологическая обработка населения.
   Коммунистическая идеология претендует на то, чтобы считаться наукой. Но на самом деле она таковой не является. Цель науки – познание действительности. Задача идеологии – организация и стандартизация сознания людей, управление людьми путем формирования определена ного типа их сознания, необходимого с точки зренн интересов самосохранения общества.
   Коммунистическая идеология претендует на роль духов;, ного пастыря людей. Но она не есть форма религии. Она принципиально отлична от религии. В нее вообще не верят. Ее принимают на тех же основаниях, на каких принимают социальный строй и систему власти. Ее вольно или невольно впитывают в себя, причем – независимо от того, как ней относятся. Когда на Западе говорят, что советские люди потеряли веру в марксизм-ленинизм, то говорят нее что бессмысленное.
   Принято думать, будто советская государственная идеология есть марксизм-ленинизм. Это верно лишь отчасти. Советская идеология имеет сложное строение. В ней можно выделить актуальную (т е. постоянно используемую) и потенциальную (т е. используемую лишь в особых случаях) части. Сочинения Маркса, Энгельса и их последователей, признаваемых в советской идеологии, входят в потенциальную идеологию целиком и полностью. Но далеко не все из них входят в актуальную часть. То, что извлечено в актуальную часть и переработано в ней, функционирует уже само по себе, без содержательной связи с контекстом исторического марксизма. Ссылки на Маркса и Энгельса делаются, но они носят уже сугубо формальный и даже ритуальный характер. В большинстве случаев они имеют целью поднять престиж изрекаемых банальностей или освятить авторитетом «величайших мыслителей» очевидную чепуху или бессмыслицу. Сочинения классического марксизма лежат на складах потенциальной идеологии. Их используют лишь специалисты. Но даже многое из того, что из марксизма вошло в актуальную идеологию и в ее ядро, уже не может на все сто процентов удовлетворить советскую идеологию.