Ужас, обида, жалость к самому себе в тот момент охватили Гирю с такой силой, что он рыдал и бился на полу до тех пор, пока ему не вкатили дозу успокоительного и не привезли сюда, в дурку.
   Гиря поправил галстук на рубашке, висящей вместе с костюмом.
   Выходить было нужно. Выходить было просто необходимо, так дела требовали его личного участия.
   Закадычный конкурент Садреддин Гейдарович Мехтиев, хоть и не начинал войну за передел территорий, но давление его и его людей ощущалось постоянно. А подчиненные Геннадия Федоровича потихоньку расслаблялись и начинали поглядывать по сторонам. Некоторым из них – это доносили верные люди – было в падлу выполнять приказы пациента дурдома. И Гиря их понимал. Сам бы он никогда не стал гнуться перед чокнутым. И в другое время, даже месяца четыре назад, он не стал бы мешкать ни минуты с выходом из больницы.
   Когда три года назад ему прострелили плечо и легкое, Гиря уже через неделю ходил сам, и лично принял участие в похоронах и стрелка, и заказчика.
   И после этой гранаты в кабинете шок прошел достаточно быстро. Уже через пару дней Гиря успокоился и мог вспоминать обо всем происшедшем без ужаса и истерики. Еще через неделю врачи сказали, что нервы уже почти в порядке, насколько это вообще возможно с родом занятий Гири, через месяц эти же врачи констатировали значительное улучшение общего состояния пациента… Но Гиря все откладывал свой выход.
   В отдельной палате клиники Гиря чувствовал себя в безопасности. Кто пойдет мочить сумасшедшего? В книге Фенимора Купера, еще в детстве, Гиря вычитал, что индейцы не трогали безумных. Еще тогда его поразила эта мысль, а после того, как ужас отпустил, и он мог спать спокойно по ночам, Гиря испытал чувство безопасности. Странное, забытое чувство.
   Это чувство пьянило даже больше, чем выпивка и бабы. И чувство это давало возможность подумать не о том, что нужно выбивать бабки, забивать стрелки, контролировать бизнес. Чувство это позволяло просто подумать, без суеты и спешки, без необходимости принимать меры и срочно реагировать.
   И все остальное вдруг стало казаться таким ненужным и далеким. Что из того, что Нинка, бывшая секретарша Гири, награжденная креслом директора небольшого ночного клуба «Кентавр», не берет на реализацию наркоту? Да, денег от этого становится меньше, но это там, за стенами спокойной и безопасной палаты. А здесь…
   Гиря подошел к зарешетченому окну. Решетка, так раздражавшая вначале, теперь также рождала чувство покоя и безопасности.
   На небольшом, огороженном белым кирпичным забором, дворе особого корпуса клиники стояло две машины. И машины эти приехали за ним, за Геннадием Федоровичем. И сам их вид раздражал Гирю. И фигуры охранников, маячащие возле машин, раздражали, и то, как они курят, как переговариваются друг с другом, жестикулируя и топорща пальцы.
   Гиря оглянулся и с ненавистью посмотрел на костюм. Бросить все и уехать. Только…
   Кому-то из ближайшего окружения может показаться удобным случаем для прихода к власти слишком уж долгое отсутствие шефа. И тогда даже палата не поможет. Не защитит.
   И кроме этого, слишком уж настойчиво напоминал Гире Виктор Евгеньевич о необходимости личного участия в деятельности фирмы. И эта сволочь, похоже, тоже без особого сожаления отправит Гирю на живодерню.
   Приходилось принимать решение. Болезненное решение.
   И…
   Зазвонил телефон.
   – Да, – сказал Гиря.
   – Здравствуй, дорогой! – жизнерадостным голосом произнес Садреддин Гейдарович.
   – Привет, Саня, – Гиря беззвучно сплюнул.
   – С наступающим тебя праздником, дорогой.
   – И тебя туда же.
   – Я слышал, что ты сегодня выходишь из… – Мехтиев сделал паузу. – Из санатория.
   – Выхожу, – подтвердил Гиря.
   – Очень хорошо, – обрадовался Мехтиев, – просто замечательно. Для меня это просто лучший подарок!
   Радуется, сука, подумал Гиря. Что-то ему с меня нужно. Айзер чертов!
   – Приезжай сегодня ко мне, дорогой, – радушно сказал Мехтиев. – Посидим, отдохнем…
   – Отдохнул уже, – буркнул Гиря.
   – Очень тебя прошу, – кажется, голос Мехтиева стал жестким.
   Всего на пару секунд, но Гиря уловил.
   – Я еще не решил толком, куда поеду. Разные были мысли… – Гире совсем не хотелось куда-нибудь ехать, тем более к Мехтиеву, но, похоже, Саня будет настаивать.
   И это значило, что есть у него серьезный разговор. И обижать кавказца тоже не следовало. Пока, во всяком случае.
   – Хорошо, – сказал Гиря.
   – Спасибо, дорогой, – медовым голосом произнес Мехтиев. – Сегодня, часов в десять, да?
   – Да, – сказал Гиря и выключил телефон.
   – Сука чернозадая, – сказал Гиря, бросая телефон на кровать.
   – Нет, какой козел, – покачал головой Садреддин Гейдарович. – Почему мне все время нужно иметь дела с такими козлами?
   Али, помощник Мехтиева, только чуть усмехнулся.
   – Ты вот улыбаешься, а мне не просто придется разговаривать с этим уродом, мне еще придется его развлекать и уверять в своей дружбе, – Мехтиев налил себе в стакан немного коньяку и отпил маленький глоток.
   – Его давно нужно было убрать, – тихо сказал Али.
   Али всегда говорил тихо, но собеседники обычно прислушивались к его словам.
   – И что делать дальше? – осведомился Мнхтиев. – Воевать непонятно с кем? Ты же знаешь, что меня приглашал к себе этот… который крыша у Гири вместо Андрея Петровича.
   – Виктор Евгеньевич, – подсказал Али.
   – Да, это Виктор Евгеньевич, – Садреддин Гейдарович допил коньяк. – И ты знаешь, как он со мной говорил.
   Али помнил, с каким настроением вернулся с той встречи Мехтиев. Помнил, как ругался его обычно спокойный шеф, как возмущался тем, что этот Виктор Евгеньевич оказался в курсе всей истории с гибелью своего предшественника, что знает, кто нанимал чистильщиков и даже сколько это стоило.
   – Мне нужен Гиря, – сказал Мехтиев.
   – А, может, лучше Зеленый? – совсем тихо предложил Али.
   – Юрий Иванович? – Мехтиев задумчиво покрутил пустой стакан в руках, поставил его на стол и достал из кармана четки.
   – Да. Ведь это же он тогда позвонил и сказал, кто заставляет Гирю наезжать на нас.
   Мехтиев, опустив веки, задумчиво перебирал четки.
   – Гринчук не станет с нами работать, – протянул Мехтиев. – Ты же знаешь.
   – Знаю, – сказал Али.
   Он прекрасно знал, что Гринчук взяток не брал. Знал также, что Гринчук человек умный и осторожный. Но теперь у него был слишком сильный аргумент, для разговора с круто поднявшимся ментом.
   – Как вы думаете, Садреддин Гейдарович, – сказал Али, – а знают те, наверху, что это Гринчук нам сдал Андрея Петровича?
   Пальцы Мехтиева продолжали, не торопясь, перебирать четки.
   – Нам ведь нужно всего лишь, связаться с кем-нибудь из тех, кто над Виктором Евгеньевичем, и попытаться с ними подружиться.
   – Попросим об этом все-таки Гирю, – сказал Мехтиев.
   – Но ведь он и сам не знает, кто стоит за его крышей.
   – Вот именно поэтому мы попросим Гирю. Гиря дурак, и если ему предложить красивую морковку, он побежит вперед, не задумываясь, – веки Мехтиева дрогнули, поднимаясь. – А с Гринчуком мы тоже поговорим. Потом. Когда начет суетиться Гиря. Зеленый, кажется, сейчас крутится как раз с теми, кто может повлиять на Виктора Евгеньевича. Зеленого нужно будет только немного подтолкнуть.
   Мехтиев спрятал четки в карман.
   – Ты вот что, Али…
   – Да?
   – Ты займись Зеленым и его друзьями. Посмотри осторожно, кто ему дорог, кто его приятель, любимая женщина… Все посмотри. Только очень аккуратно посмотри. Он очень осторожный и умный. И я бы не хотел, чтобы он заметил слежку и обиделся.
   Али кивнул.
   – Я очень не хочу, чтобы он обиделся, – Мехтиев встал из-за стола, – такие люди, как Юрий Иванович должны быть или друзьями, или…
   Али снова кивнул.
   – Пока я хочу с ним дружить, – сказал Мехтиев. – Пошли ему, кстати, подарок к Новому Году. Только…
   – Что?
   – Только такой подарок, чтобы он его принял. Не деньги-меньги, и не ящик коньяка… Придумай что-нибудь.
   – Я придумаю, – сказал Али.
   – И не в руки ему суй, как взятку, а…
   – Я придумаю, – повторил Али.
   – Придумай, – сказал Мехтиев, – праздник все-таки.
* * *
   – Все-таки праздник, – сказал Гринчук в телефонную трубку.
   – Праздник, – согласилась Нина. – Ты когда приедешь?
   – И приеду ли я вообще…
   – Знаешь, Гринчук, мне это начинает надоедать.
   – Что именно? – невинным голосом осведомился Гринчук.
   – Я, конечно, не твоя жена, и даже не любовница. Я так, баба для раз-два трахнуться…
   – Это твоя версия.
   – Это правда. И я не возражаю. Пожалуйста. Приезжай когда хочешь, делай чего захочется…
   – В какой угодно позе… – подхватил Гринчук.
   – Только говори, когда приедешь, чтобы я не ждала как дура, – Гринчуку показалось, что Нина всхлипнула.
   – Ну не знаю, – сказал Гринчук. – Не знаю. Честное слово. Даже не представляю, что у меня будет этой ночью. Если смогу – приеду.
   – А сможешь?
   – Если жив буду – приеду, – Гринчук покосился на стоящего у двери Братка.
   Тот укоризненно посмотрел на подполковника и ушел на кухню. Хлопнула дверца холодильника.
   – Это опасно? – спросила Нина.
   – Ага, – ответил Гринчук, – вначале для печени, потом для мозгов.
   – Будь ты… – начала Нина, но Гринчук ее опередил.
   – Не надо, Нина. Проклятия – дело такое, что и оглянуться не успеешь, как шерсть обсыпалась, и гробовщик мерку снимает. Я приеду. Постараюсь.
   Нина повесила трубку.
   Гричук тоже.
   В комнату вошел Браток, держа в руках открытую бутылку пива. Посмотрел на Гринчука. Снова укоризненно.
   – Что, Ваня, не нравлюсь? – спросил Зеленый.
   – Не нравитесь, товарищ подполковник.
   – И хрен с тобой, Ваня. Я не итальянская сантехника, чтобы всем нравиться. – Гринчук сунул руки в карманы и прошелся по комнате. – Да и итальянская сантехника нравиться людям потому, что в нее можно нагадить.
   – Нинка ведь тоже – не унитаз, – сказал Браток. – Она ведь человек…
   – Человек, – кивнул Гринчук, – а я тогда кто?
   – Тоже человек, – Браток отхлебнул пива и присел на подоконник.
   В комнате не было никакой мебели, кроме кровати и пары стульев, занятых одеждой.
   – Ну, так имеет тоже человек право не выслушивать нравоучения? – спросил Гринчук.
   – Имеет, – Браток сделал большой глоток и вытер губы. – Только и остальные человеки имеют право на то, чтобы о них не вытирали ноги.
   – Что ты говоришь? – восхитился Гринчук. – С каких это пор мы стали такими тонкими психологами и борцами за женское счастье? Пьешь, между прочим, мое пиво, и меня же еще и учишь.
   – Пиво, между прочим, это я вчера за свои бабки купил, принес и поставил в холодильник, – спокойно сказал Браток, – еще я туда поставил молоко, консервы и положил несколько пачек пельменей. Иначе у вас, Юрий Иванович, ни хрена в холодильнике не было бы. Это, во-первых. А во-вторых, товарищ подполковник, не хрен передо мной выпендриваться, сильную личность корчить. Сами боитесь с Нинкой определенности, оттого и жилы мотаете ей и себе.
   – Это ты сейчас придумал? – спросил, помолчав, Гринчук.
   – Это Миша сказал. Еще два месяца назад, – Браток поставил ополовиненную бутылку на подоконник рядом с собой.
   Гринчук кашлянул, почесал в затылке и присел на край кровати. Вид у него был несколько смущенный. И это смущение было настолько необычным для Зеленого, что Браток поспешил отвернуться и посмотреть в окно.
   – А где он? – спросил Гринчук.
   – Миша? Пошел подарки покупать. Ему нужно много подарков купить. Бабе Ирине, Доктору, близнецам этим, Кошкиным. Нине твоей, между прочим, и еще там…
   – Бабам его, – подсказал Гринчук. – Ты-то всем подарки приготовил?
   – Сколько мне там их готовить? – Браток начертил на стекле какую-то загогулину.
   – Вот и мне, – хмыкнул Гринчук, – и мне, в общем, некого осчастливливать.
   – Нинку вон осчастливьте, – предложил Браток. – Позвоните вон и скажите, что, типа, любите, просите прощения.
   – Слушай, а ты не хочешь пойти на фиг прогуляться? – осведомился Зеленый. – Пойти, типа, за подарками?
   Браток молча встал и вышел из комнаты.
   Гринчук постучал пальцами по спинке кровати. Взял телефонную трубку и набрал номер.
   – Ало, Нина?
   Открылась дверь, и в комнату заглянул Браток:
   – От меня ей привет и поздравления.
   Дверь успела захлопнуться, прежде чем в нее врезалась подушка.
   Перед Новым годом обычно звонят много. Телефонные линии в этот день всегда перегружены поздравлениями и приглашениями.
   Но и в такие дни бывают исключения.
   Человек, звонивший из телефонной будки возле вокзала, вовсе не собирался поздравлять кого-либо. Человек этот был настроен очень серьезно. Он полагал, что работа должна выполняться, независимо от времени года, погоды и праздников.
   – Это Кристина Генриховна? – спросил человек, когда после двух длинных гудков трубку сняли.
   – Да, – ответил мужской голос.
   – У нас все готово, – сказал человек.
   – Завтра, – сказал мужской голос.
   – Как договаривались, – подтвердил человек в телефонной будке и повесил трубку.
   Вышел из телефонной будки, посмотрел на часы, потом, словно проверяя их, посмотрел на электронное табло перед вокзалом. Быстро пересек площадь и подошел к зеленой «девятке». Сел за руль.
   На заднем сидении сидели двое парней. Того, что сидел справа, звали Лехой, второго – Кацо.
   – Что скажешь, Володя? – спросил Леха.
   – Завтра, – ответил Володя и завел двигатель.
   – Твою мать, – сказал Леха, – теперь и не выпьешь толком. Весь праздник изгадили.
   – И, если все будут тип-топ, – сказал Володя, – еще с неделю пить не будем.
   Леха выругался, а Кацо засмеялся.
   – И нюхать тоже не будем, – сказал Володя. – Потерпите за такие бабки.
   – Куда теперь? – спросил Кацо, когда машина тронулась.
   – Еще раз посмотрим хату, проверим запасной вариант и глянем, не слишком ли засыпало дорогу.
   Володя был человеком предусмотрительным.
   Предусмотрительным был и Граф. Весь высший свет звал его именно так, и в устах этих новых дворян Граф звучало не кличкой, а именно титулом. Граф не был одним из них, но он, безусловно, заслуживал уважения.
   Граф был владельцем заведение, которое просто именовалось «Клуб». Без названия и вывески. Просто – Клуб.
   Попасть туда мечтали многие, но попадали только те, кого с легкой руки Полковника именовали новыми дворянами. Граф держался со своими клиентами без панибратства, давая понять, что осознает дистанцию между собой и ими, но при этом возникало впечатление, что он не нарушает это дистанцию потому, что считает это для себя унизительным. Он был Графом.
   И он был ответственным за Новогодний бал.
   И, готовя праздник, Граф старался предусмотреть все.
   Он заблаговременно арендовал приличный дом отдыха за городом, с большим залом, очень приличными номерами, баней, сауной, бассейном. Граф лично проконтролировал, чтобы елки, установленные в зале и во дворе, были настоящими праздничными елками.
   Подробно проинструктированная охрана заблаговременно заняла свои посты, тщательно обследовав все помещение и близлежащую территорию на предмет неприятных и опасных сюрпризов.
   Обслугу Граф поставил свою, из Клуба, дополнив ее ребятами из обслуги большого дома. Были заготовлены дрова для костра и мангалов. Тщательно отобраны участники концертной программы.
   Граф прекрасно понимал, что всем этим новым дворянам не откуда брать традиций праздничных приемов, что свои знания о них новые черпали из книг и фильмов, посему и сам ориентировался на фильмы и книги.
   В углу зала был расположен небольшой симфонический оркестр, а на сцене – достаточно популярная рок-группа. Были приглашены также и проститутки, но они должны были приступить к работе только в том случае, когда кто-то из гостей выразит такое желание, и если это не будет нарушать общей благопристойности торжества.
   Гости съезжались на бал часов с девяти вечера.
   Машины подкатывали к подъезду, гости торжественно выходили в свет прожекторов, поднимались по красной ковровой дорожке на крыльцо, где их лично приветствовал Граф. Мужчинам он пожимал руку, дамам руку целовал, успевал сказать комплимент и тут же переходил к следующей паре.
   Общую торжественность нарушало только то, что гости следовали в сопровождении охранников, одного-двух крепких парней, но Граф был реалистом и понимал, что без секьюрити, своего собственного, родного, гости будут чувствовать себя просто голыми.
   Около дести часов приехал Полковник.
   – Гринчук еще не приезжал? – спросил он Графа после обмена рукопожатиями.
   – Юра? – Граф чуть приподнял бровь, что у него выражало высокую степень удивления. – А разве он приглашен?
   – Посмотрите список приглашенных, – печально произнес Полковник.
   Граф открыл изысканную кожаную папку, перевернул страницу.
   – Да, – подтвердил Граф, – Юрий Иванович Гринчук и сопровождающие его люди. Последняя строчка. Но еще позавчера ее не было.
   – Не было, – вздохнул Полковник. – До распоряжения Владимира Родионыча. По моей просьбе.
   – Вот и славно, – сказал Граф, шагнул вперед, приветствуя новую пару. – Вы сегодня, Лиза, просто неотразимы. Потрясающее платье.
   Дама лет сорока, в розовом платье с открытыми плечами благодарно улыбнулась.
   – Но, – Граф чуть наклонился к уху дамы, украшенному бриллиантом, – я бы рекомендовал вам расположиться в зале за столиком справа от сцены. Номер три.
   – А что так? – так же тихо спросила дама.
   – Пять минут назад приехала госпожа Липская, я предложил ей столик слева, номер десять. Она приехала также в розовом платье. Естественно, не в таком изысканном, но…
   – Спасибо, Граф, – сказала Лиза. – Вы просто душка.
   – Вы просто душка, – желчно произнес Полковник, нервно поглядывая по сторонам.
   – Станешь тут душкой, – ответил Граф. – Вы помните, что произошло в прошлом году, когда эти две красавицы пришли в одинаковых платьях и оказались за одним и тем же столиком?
   Это помнили все.
   – Не нужно так волноваться, – сказал Граф. – Юра не может сделать ничего необдуманного.
   – Да? – Полковника передернуло. – И он может просто так три месяца прикидываться пьяницей только для того, чтобы его пригласили на этот бал?
   Граф удивленно посмотрел на Полковника.
   – Представьте себе! – Полковник посмотрел на часы. – Я чувствую себя полным идиотом, понимая, что он меня, как и все других, разыгрывал. И понимая, что я не понимаю, для чего он это делал.
   – Юру надо воспринимать серьезно, – сказал Граф. – Юру нельзя недооценивать и обижать. Юре нужно доверять.
   – Взять бы вашего Юру за ноги, да головой об мостовую, чтобы он не играл в свои игры!
   – Очень может быть, – чуть склонил свою голову с безукоризненным пробором Граф, – но я бы лично этого делать не стал. И вам бы не советовал.
   – Я и сам это прекрасно знаю, – дернул подбородком Полковник. – Но знаете, как это неприятно, когда тебя в очередной раз делают дураком. Во сколько мы начинаем?
   – В двадцать два ноль-ноль, – ответил Граф. – А вот, кстати, Владимир Родионыч.
   Владимир Родионыч подождал, пока ему откроют дверцу, не торопясь вышел из машины и медленно поднялся по ступеням, опираясь на трость из красного дерева. Охраны с ним не было. Была его секретарь, тридцатилетняя ослепительная красавица Инга, которая была именно секретарем, и ни кем больше.
   – С наступающим, – сказал Владимир Родионыч Полковнику и Графу.
   Граф и Полковник также поздравили Владимира Родионыча.
   – Мы как раз собирались начинать, – сказал Граф. – Через четыре минуты.
   Владимир Родионыч благосклонно кивнул и прошел во внутрь, придержав дверь перед своим секретарем.
   – Вы тоже проходите, Полковник, – Граф ободряюще тронул Полковника за плечо, – Гринчук никогда не сделает ничего необдуманного.
   – Да, но, обдумав, он иногда вытворяет такое! – всплеснул руками Полковник и вошел в здание.
   Граф задержался на крыльце, огляделся, словно мастер перед демонстрацией очередной работы. Повернулся к двери.
   Во двор въехал «джип».
   Охранники возле крыльца двинулись, было, навстречу, но из машины вышел Гринчук, и Граф окликнул охрану:
   – Это гость.
   – Это подполковник милиции Гринчук, – сказал Гринчук. – Начальник оперативно-контрольного отдела. В сопровождении сотрудников этого отдела.
   Из джипа вышли Михаил и Браток.
   Все трое держали в руках объемистые бумажные пакеты.
   – Еще не началось? – спросил Гринчук у Графа.
   – Вначале – небольшая оркестровая увертюра, на семь с половиной минут, потом приветствие конферансье, затем – первый номер шоу, – ответил Граф, внимательно рассматривая Гринчука. – А я думал, ты будешь с Ниной. Ей было бы приятно попасть в такое общество. Отдохнуть…
   – Работа, Граф, работа и еще раз арбайт, – развел руками Гринчук. – У меня здесь, у нее – в клубе. Она – деловая женщина.
   – А ты деловой мужчина, – закончил Граф. – То-то сейчас Полковник дергался, тебя высматривая.
   – Высмотрел? – осведомился холодно Гринчук, поднимаясь по ступенькам и проходя мимо Графа.
   – Большая личная просьба, – сказал ему вдогонку Граф. – Не стреляйте в пианиста.
   – Драку на десять вечера заказывали? – спросил Браток.
   – Но если уплачено, – тяжело вздохнул Граф, – какая разница?
   Браток нервно хохотнул.
   – Не волнуйтесь, Граф, – Михаил остановился возле него. – Все будет нормально. Вы, кажется, курите трубку?
   – Да, – ответил Граф.
   Михаил протянул ему пачку английского табака:
   – С наступающим Новым Годом.
   – С наступающим Новым годом! – воскликнул конферансье. – Счастья, удачи, радости и любви вам, господа.
   Оркестр играл что-то изысканное, гости немного похлопали, поощряя конферансье. Гостям положено быть снисходительными к артистам на праздниках. Беднягам приходится работать, когда другие отдыхают.
   Полковник еще раз посмотрел на дверь, почти неразличимую в полумраке. То, что Гринчук опаздывал, могло быть и хорошим знаком. И плохим.
   – Налейте мне шампанского, Полковник, – капризным тоном потребовала соседка по столику.
   – Да-да, конечно, – спохватился Полковник, взял бутылку и налил даме вина.
   Он отвлекся вначале этим, потом необходимостью сказать тост и чокнуться с парой, сидевшей за тем же столиком. И пропустил тот момент, когда в зал вошел Гринчук и сопровождающие его лица.
   Почувствовал подвох он только тогда, когда услышал пробежавший по залу шумок.
   Все смотрели на Гринчука. И было на что посмотреть.
   Гладко выбритый, аккуратно подстриженный подполковник милиции в парадной форме, не торопясь, проследовал к сцене, поднялся по ступенькам и остановился возле ошарашенного конферансье. Оркестр вначале сбился с ритма, затем, сделал паузу и вдруг заиграл «Наша служба и опасна и трудна». Дирижер подумал, что шутку уместно будет поддержать мелодией.
   Теперь уже почти все в зале решили, что видят первый номер шоу и зааплодировали. Милиция для них была чем-то вроде части пейзажа или исполнителями ролей в милицейских сериалах. Прошло уже достаточно много времени с тех пор, когда присутствующие в зале гости по делам лично общались с милиционерами. Даже с дорожной милицией, остановившей сгоряча шикарный лимузин, обычно все улаживали водители и телохранители.
   Не аплодировали двое – Владимир Родиныч и, естественно, Полковник. Полковник поежился, поймав на себе жесткий взгляд Владимира Родионыча.
   – Добрый вечер, господа, – сказал подполковник Гринчук в микрофон, отобранный у конферансье.
   В зале снова зааплодировали и засмеялись, а конферансье попятился со сцены. Уж он-то точно знал, что ментов в программе концерта не было.
   – Меня зовут Юрий Иванович Гринчук, – сказал Гринчук, не обращая внимания на смех и шум. – Я начальник оперативно-контрольного отдела.
   В зале снова засмеялись.
   В том, что сказал Гринчук ничего смешного, естественно, не было, но гости были настроены на развлечение. И готовы были смеяться даже от самых плоских шуток. А какая шутка может быть более плоской, чем наряженный в милицейский мундир актер, изображающий деловую активность на празднике.
   Полковник представил себе, что Зеленый вот сейчас заявит что-то вроде «Караул устал» и еще стрельнет в потолок. Полковник застонал и закрыл глаза.
   – Это один из этих? – спросила у Полковника соседка. – Из Ментов? Из актеров?
   Гринчук переждал шум:
   – Я уже три месяца нахожусь на этой должности и, к сожалению, не имел еще возможности представиться вам.
   Аплодисменты. Смех.
   – Владимир Родионыч, – Гринчук чуть поклонился в сторону столика, за которым сидел Владимир Родионыч, – пригласил меня на эту работу для того, чтобы я предотвращал и расследовал преступления и другие правонарушения, которые вы вдруг вздумаете совершать друг против друга.
   Овации. Хохот.
   – Владимир Родионыч предоставил мне возможность сегодня обратиться к вам всем, чтобы мне не пришлось посещать всех вас на дому.
   – Посетите меня! – послышалось сразу несколько женских голосов.
   – Он такой милый! – воскликнула соседка Полковника.
   Тот, не открывая глаз, кивнул.
   – Еще Владимир Родионыч просил меня предоставить отчет о проделанной работе, – Гринчук открыл папку, которую держал перед этим в руке.
   Барабанщик из рок-группы выдал барабанную дробь.
   Зал замер, ожидая развлечения. Понятно, что сейчас артист в мундире выдаст что-то особенно смешное. Или необычное.