Семантические связи слов в данном примере осуществляются за счет конвергенции, которая образуется с помощью употребления расширенной метафоры "brim" (центральный образ), вокруг которой "вращается" еще одна детализирующая метафора "loving cup", структурного параллелизма "whenever you are... ", антитез "wrong-right", "admit-shut up" и эффекта обманутого ожидания "whenever you are right, shut up", где появление "shut up" непредсказуемо;
   2) нарастания семантической информации:
   (1) We, Philips Electronic... Limited... do hereby declare the invention, for which we pray that a patent may be granted to us... (Patent).
   Глагол "pray" в соподчинении с "declare" способствует нарастанию смысловой и экспрессивной информации, так как "pray" семантически более весом, чем "declare". Однако, при данном типе отношений функция вторичной номинации заключается не столько в передаче новой информации, сколько в усилении эффекта воздействия на читателя.
   (2). Are you shocked? - Only flattered (Cusack); 3). Are you all right? - Never been better (Petry); 4). That was wonderful - Brilliant (Best American Plays); 5). Are you all right? - Happy (Best American Plays).
   Вторичная номинация во взаимодействии с первичной "shocked flattered", "all right - better", "wonderful - brilliant", "all right happy" передается с помощью нарастания семантической информации, которая является более весомой по сравнению с первичной;
   3) антонимических противопоставлений:
   (1) You're not enjoying it? - Hating it (Rattigan);
   (2) Is she rich? - Penniless (Maugham);
   (3) You're pulling my leg. - Not pulling it, pushing it (O'Hara).
   В первом и втором примерах эффект номинации создается за счет антонимического противопоставления. Такое взаимодействие придает диалогическому тексту определенную экспрессивность. В третьем примере повторная номинация основана на буквальной интерпретации коммуникантом фразеологического сочетания "to pull one's leg". В результате получаем антонимическую замену "pull" на "push". Такая номинация создает юмористический эффект.
   Во второй группе повторная номинация может осуществляться с помощью:
   1) субституции:
   (1) The theory ... is supported by a simple test system. But further studies are needed to determine whether the test is generally applicable in understanding how the immune system works. If so, it could be possible to manipulate the immune system by using the surface receptors (Moscow News 1982).
   Субститут "so" замещает все последующее высказывание в компрессированной форме, в результате чего образуется максимальная семантическая связь первичного высказывания и субститута.
   (2) It's this: Mistrust the obvious (Hailey 1975).
   Функцию субститута во втором примере выполняет анафорический дейксис "вперед" - "this". (Вейнрейх 1970: 182) "This" замещает целое высказывание и его декодирование происходит в последующем высказывании.
   2) номинализации или вербализации:
   (1) In the United States most men shave with a soapy lather water and a razor blade. In Europe a "dry" shaving electric razor is favored. In Japan... Electric Industrial Co. Ltd. has introduced an electric shaver that can satisfy the preferences of all (Moscow News 1982);
   (2) Have a seat. - I have been sitting all day (West).
   Вторичная номинация в данных примерах репрезентируется путем транспозиции глагольного ядра в существительное и наоборот. Здесь имеет место текстуальная синхронная реконструкция словообразовательного акта (Кубрякова 1976: 23-32; 1983: 50-8).
   Первый процесс можно обозначить как номинализация: "shave - shaving shaver"; второй - как вербализация - "seat-sit". Подобное транспонирование способствует усилению коррелятивной связи однокорневых слов и более компактному построения текста;
   3) семантической конкретизации:
   (1) What have you been doing in Italy? - I have been studying architecture (Hemingway);
   (2) What would you do? - Read and reflect (O'Connor);
   (3) Working hard, I suppose? - Leading a balanced life (Davidson);
   (4) Stopping here? - No, just keeping an appointment (Dreiser).
   Вторичная номинация (в первых двух примерах), построенная на отношении включения, осуществляет переход от более широкого обозначения (do) к более узкому (study, read, reflect). В последних двух примерах происходит дополнительная конкретизация (working... - leading...; stopping... keeping...);
   4) повтора:
   (1) What do you want down here? - Just looking around. - Just looking around for what? (Caldwell);
   (2) Coming? - I'm coming (Carter);
   (3) Have you yourself communicated with them? - No, sir, I haven't communicated with them (Snow);
   (4) I think it could have been done. - Fact is it must have been done (Christie 1965).
   Повтор является простейшим средством связи при повторной номинации и может сопровождаться отрицанием (третий пример) или различными модальными оттенками (четвертый пример);
   5) эллипсиса и репрезентации:
   (1) Is it raining now? - It might be any time (Whiting);
   (2) He was terribly impressed with your letter. - So he should be (Rattigan);
   (3) But do you think it'll work? - Bound to(Wilson).
   Наиболее жесткая семантическая связь слов при повторной номинации образуется с помощью эллипсиса знаменательной части сказуемого справа (первый и второй примеры) и репрезентанта "to" (третий пример), где наблюдается проекция глаголов из предшествующего высказывания. В свою очередь повторная номинация представлена синтаксически значимым нулем.
   Таким образом, кореферентные высказывания при варьировании семантико-синтаксических средств используются в тексте для выражения экспрессивно-семантических (первая группа) и логико-семантических (вторая группа) оттенков. Одновременно, повторная номинация способствует прочной семантической связи слов и помогает снять монотонность, обозначая один и тот же факт разными способами. Повторная номинация играет важную роль в смысловой организации текста.
   Эту главу можно завершить утверждением, что растущий интерес к исследованию текста был стимулирован по принципу обратного эффекта лингвистами, ментально блокированными предложением. Это конечномерное замкнутое в пространстве предложение на самом деле ничего не "предлагает", так как оно не связано с действительностью и, следовательно, лишено конкретного смысла.
   Во второй главе мы с новых позиций рассмотрим диалогические отношения, которые автор обозначил как филологическую мегапарадигму.
   Глава II. Диалог как филологическая мегапарадигма.
   2. 1. Коммуникативная модель диалогического общения.
   Существует несколько коммуникативных моделей общения или передачи информации.
   1. Информационные процессы изучаются с помощью теории информации, создателем которой был К. Шеннон (Шеннон 1963: 5). В современном научном понимании информация есть содержание процесса интерпретации особенностей одних объектов реальной действительности в виде изменения свойств других объектов.
   Предложенная Шенноном несемантическая схема информационной связи оказалась полезной при интерпретации художественного текста. Система "автор - книга - читатель" рассматривается как система передачи информации.
   Первый компонент схемы, то есть источник сообщений, И. Арнольд истолковывает как окружающую писателя реальную действительность. Писателя можно рассматривать как второй компонент схемы - передатчик, поскольку он перерабатывает эту информацию и кодирует ее, воссоздавая действительность в художественных образах, воздействует на волю, мысли и чувства читателя, то есть изменяет свойства других объектов. Каналом передачи информации в данном случае является художественная литература. Четвертым компонентом схемы - приемником, является читатель. Истинным адресатом сообщения является окружающая читателя общественная действительность, так как художественный текст предназначен не одному читателю. (Арнольд 1981: 27)
   На формулу Шеннона, игнорирующую качественное своеобразие различных видов информации, можно опираться не в смысле использования количественной меры информации, а с точки зрения ее общих идей и эвристической полезности.
   Так как все способы передачи смысла могут быть выражены в терминах предсказуемости - непредсказуемости, то это соответствует существу формулы Шеннона, так как количество информации определяется через неопределенность, поскольку получение информации всегда связано с изменением степени неосведомленности получателя информации. (Арнольд 1981: 32)
   2. По известной формуле, предложенной Р. Якобсоном (Якобсон 1975: 198) речевая коммуникация может быть представлена в следующем виде:
   контекст
   сообщение
   адресант
   ----------------------------------
   адресат
   контакт
   код
   От адресанта сообщение попадает к адресату через канал связи: сообщение закодировано и соотнесено с определенным контекстом. Каждому из упомянутых факторов соответствует своя, отличная от остальных, функция. На практике познавательная функция обычно играет главную роль, но сообщение может быть также ориентировано на получателя (экспрессивная функция) или на отправителя (конативная функция) сообщения. Иногда особую нагрузку несет сам код (метаязыковая функция) или даже контакт (фатическая функция). Если сообщение ориентировано на самих себя, то главенствует функция, которую Р. Якобсон назвал "поэтической".
   Авторы "Общей риторики" (Дюбуа и др. 1986: 54) называют ее "риторической". Однако, они не ограничиваются терминологической поправкой и не используют эту притягательную теорию в том виде, в котором ее изложил Р. Якобсон. По их мнению, Р. Якобсон недостаточно точно провел анализ языка, и как следствие - "сообщение" у него оказалось в одном ряду с другими факторами коммуникативного акта. В действительности же сообщение - это не что иное, как результат взаимодействия пяти основных факторов, а именно, отправителя и получателя, входящих в контакт посредством кода по поводу референта.
   Р. Якобсон все же тонко заметил, что риторический язык позволяет очень своеобразно воздействовать на всех "действующих лиц" коммуникативного процесса, ибо двойному смыслу соответствует расщепленность адресанта и адресата. (Якобсон 1975: 221)
   Ряд лингвистов (Бахтин 1979: 245-48) критикуют коммуникативную модель Р. Якобсона, сформулированную еще Соссюром и усовершенствованную в какой-то степени Р. Якобсоном, за ее "телеграфный" характер. С точки зрения Бахтинской перспективы в модели Р. Якобсона, строго говоря, в сообщении ничего бы не изменилось, если бы адресат спал, или бы полностью отсутствовал (Morson et al 1992: 128-29). Но с актуальными высказываниями дела обстоят не так. Процесс активного понимания предвосхищается говорящим, он рассчитывает на него, и не смог бы сформулировать свое высказывание, не опираясь на него.
   В целом модель Р. Якобсона носит тривиально-монологизированный характер.
   3. Более детальная разработка коммуникативной модели с точки зрения речемыслительной деятельности в цепочке "автор - текст - реципиент" представлена в работе О. Каменской (Каменская 1990: 17).
   В речемыслительной деятельности выделяются мыслительные категории, характеризующие индивидуальное знание коммуникантов о мире и языковые категории, связанные с закономерностями и свойствами языка в их субъективном использовании. Индивидуальное знание коммуникантов рассматривается как концептуальная система - непрерывно конструируемая система данных (мнений, знаний), которой располагает индивид (Павиленис 1983: 280). Знание индивида в целом не может служить объектом вербализации. В этой роли может выступать лишь какая-то его часть - фрагмент концептуальной системы носителя языка, остальная часть представлена бессловесным смыслом по "принципу айсберга", большая часть которого скрыта под водой. Однако, детальное представление об организации концептуальной системы индивида - одна из нерешенных задач науки. (Каменская 1990: 19)
   Значение человеческого фактора в лингвистике определяется тем, что между языком и миром стоит субъект с его личным жизненным опытом и социализированным знанием о языке и мире.
   Одним из условий коммуникации является память, важнейшей функцией которой является хранение информации, общее и специальное знание о мире, составляющее содержание так называемой "энциклопедической памяти".
   Основой вербальной коммуникации является соответствующий словарный запас, хранящийся в памяти коммуникантов в виде упорядоченных структур.
   Наименьшая концептуальная структура, по мнению Р. Шенка, это сцена. Сцена - это структура памяти, группирующая действия и состояния, относящиеся к единой цели и к единой обстановке, заданной во времени и пространстве. Концептуальные структуры, которые группируют разнообразные сцены, необходимые для данной ситуации, называются Р. Шенком конфигурациями организации памяти (Шенк 1989: 42). Отсюда, не существует "словаря", а есть только "энциклопедия", так как лексикон тесно связан с прочими нашими знаниями и неотделим от них. (там же: 33)
   Многочисленные группы слов, хранящиеся в памяти каждого носителя языка, образуют сложную систему, которую О. Каменская называет тезаурусом личности (Каменская 1990: 98). Структуру тезауруса личности представляет совокупность понятийных категорий, лежащих в основе функционирования концептуальной системы личности (там же: 104).
   Специфику тезауруса личности с целью определения коммуникативного "портрета" можно охарактеризовать двумя параметрами: богатством словаря и глубиной знаний. В результате можно выделить следующие типы речемыслительной индивидуальности: индивид с "бедным" словарем и с ограниченным знанием; узкий специалист с "бедным" языком, но с глубокими знаниями в специальной области; дилетант с широким кругом знаний, но ограниченной глубины (поверхностные знания); эрудит - личность, обладающая глубокими знаниями во многих областях (там же: 111).
   Сюда, с нашей точки зрения, следует добавить еще один параметр творческий параметр личности, то есть комбинаторная способность личности строить текст с необычной дистрибуцией элементов (эстетика словесного творчества). Например: "to put the cart before the horse": "to put the speculative cart before the empirical horse".
   Итак, коммуникативная модель, разработанная О. Каменской, тесно связана с речемыслительной деятельностью коммуниканта.
   4. В коммуникативной модели, разработанной Н. Комлевым, автор выделяет десять элементов (Комлев 1992: 20-31). Сознание, контакт и сигнал выступают в его модели как основные узловые категории устного человеческого общения, хотя, как подчеркивают авторы монографии "Теоретические и прикладные проблемы речевого общения", общение при помощи письменного текста обычно разорвано во времени и / или в пространстве, коммуникант , тем не менее, при восприятии письменного текста моделирует ситуацию общения по образцу общения лицом к лицу. (Сорокин и др. 1979: 41)
   "Речевой акт", - пишет Н. Комлев, - "начинается и заканчивается с сознания, которое является главным, хотя пока почти не поддается описанию в общелингвистических... терминах... . Вообще сознание можно было бы исключить из лингвистических рассуждений, обозначив его стандартным термином "black box". (Комлев 1992: 22)
   Первый элемент модели Н. Комлева включает в себя устройства: а) эвристическое; б) лингвогенерирующее, способное сформулировать мысли; в) лингвоинтерпретирующее, способное превратить принятые извне словесные сигналы в факт сознания.
   У второго коммуниканта приемное устройство проводит сигнал к декодирующему устройству, а через него к интерпретирующему устройству сознания коммуниканта. Цепь речевого акта замкнулась. Отправитель ждет подтверждения получения сигнала по тому же или часто по иным каналам, называемого обратной связью (feed back).
   По мнению Н. Комлева, речевая коммуникация "это динамический процесс, продолжающийся и постоянно меняющийся, мы не можем препарировать ее, как биолог препарирует лягушку. Говорящий не начинает процесс речи, обращаясь к своему собеседнику, и не заканчивает его, когда получает от него ответ. Высказывания, составляющие его слова и идеи, а также способ их передачи все это обусловлено как непосредственной ситуацией, так и всеми прежними событиями. Восприятие сообщения реципиентом подобным же образом предопределяется и данным речевым актом и всеми предшествующими информациями, которые он получал. И ответ на данное сообщение повлияет на поведение первого говорящего". (Комлев 1992: 11)
   Описание языка как инструмента человеческого взаимодействия не может быть рассмотрено как представление понятого, если будут игнорироваться сопутствующие условия конкретных реальных высказываний. С помощью одной только грамматики нельзя образовать и понять никаких осмысленных высказываний.
   Приведем по этому поводу цитату из работы А. Брудного: "Известно, что для понимания текста требуется не только знание языка, на котором текст составлен, но и определенный набор взаимосвязанных сведений, касающихся содержания текста. Можно обосновать гипотезу, в соответствии с которой структура и семантика текста образуют как бы одну часть сложного механизма, другая часть которого содержится в сознании и памяти индивида, воспринимающего текст. Когда два этих различных компонента вступают во взаимодействие , и происходит процесс восприятия и понимания текста... " (Брудный 1975: 112). Считается, что в самом языковом знаке нет никакого значения и расхожее выражение лингвистических работ "передача сообщения" есть не более как метафора.
   Убедительно изобразил сущность понимания А. Потебня: "Когда я говорю, а меня понимают, то я не перекладываю целиком мысли из своей головы в другую... При понимании мысль говорящего не передается, но слушающий, понимая, создает свою мысль. Думать при произнесении известного слова то же самое, что думает другой, значило бы перестать быть самим собою; поэтому понимание в смысле тождества мысли говорящего и слушающего есть иллюзия, в которой действительным оказывается только некоторое сходство, аналогичность между ними, объясняемые сходством других сторон человеческой природы". (Потебня 1910: 126-7)
   В связи с пониманием текста, небезынтересно снова привести соображение А. Брудного по поводу концепта текста. Концепт текста вместе с подтекстом исчерпывают понятие затекста. Подтекст, по Брудному, это то, что не выражено вербально в тексте, но вовлечено в процесс общения и, следовательно, в процесс понимания текста. Концепт - это общий смысл текста. Понимание текстов всегда связано с выходом за пределы их непосредственного данного содержания. (Брудный 1976: 153)
   "Парадоксальное утверждение," - пишет Брудный, - "чтобы понять книгу, надо знать больше, чем в ней написано, в принципе соответствует действительности. С одной стороны, в тексте могут быть опущены сведения, которые предполагаются известными читателю. С другой - понимание текста есть в той или иной мере понимание индивида самого себя. Эту мысль можно интерпретировать так: какие знания я могу внести в процесс понимания текста или иначе, какие знания я могу внести в процесс восстановления по тексту затекстовой реальности". (там же: 153)
   Как видно из приведенного описания, коммуникативная модель Н. Комлева хорошо согласуется с точкой зрения других ученых, ибо без затекстовой информации любая коммуникативная модель обречена на "коммуникативную неудачу".
   5. В отечественной филологической науке обоснование серьезного изучения общения, и в первую очередь - диалога, дал Л. Щерба в 1915 году в своей диссертации "Восточно-лужицкое наречие". Вот что он писал: "Все эти наблюдения лишний раз показывают, что монолог является в значительной степени искусственной языковой формой и что подлинное свое бытие язык обнаруживает лишь в диалоге". (Якубинский 1986: 31)
   В 1923 году появилась удивительная по своей прозорливости работа Л. Якубинского "О диалогической речи". По его мнению диалогическая форма способствует протеканию речи в порядке автоматической деятельности. Для него существенным признаком диалогической (разговорной) речи является ее стереотипность. (Якубинский 1986: 53)
   Однако, многие идеи Л. Щербы и Л. Якубинского не получили дальнейшего развития. Возможно, это объясняется тем, что они редуцировали диалогическую речь до изучения общения с непосредственной обратной связью (лицом - к лицу). Термин "диалогическая речь", разумеется, не равнозначен термину "разговорная речь": понятия диалогической и разговорной речи частично совмещены (Скребнев 1985: 36).
   Несмотря на исключительное место, которое занимает непосредственное речевое общение в жизни человека, систематическое и интенсивное изучение его типологии и структуры началось лишь в начале 60-х годов.
   В последующие годы появляются значительные исследования в области разговорной речи. Так в работе С. Беркнера рассматриваются общие проблемы английской разговорной речи и ее соотношение с письменными жанрами, а также отмечаются некоторые тенденции ее развития в XVI-XX вв. с точки зрения семантико-стилистической. (Беркнер 1978)
   Н. Шведова основную специфическую черту разговорной речи видит в том, что в ней говорящий употребляет готовые, закрепленные в системе языка формы, которые обдуманно, творчески не отбираются. (Шведова 1960: 3)
   Э. Ризель определяет разговорную речь как языковое общение в неофициальной сфере повседневного обихода. (Riesel 1964)
   В. Девкин определяет разговорную речь как речь преимущественно ситуативно обусловленную, чаще диалогическую и несколько сниженную, то есть у автора экстралингвистические признаки речевой сферы чередуются с лингвистическими характеристиками разговорного текста. (Девкин 1974: 5)
   Исходное положение концепции Е. Земской основано на параметре "отношение": неофициальность отношений между участниками речевого акта определяет использование говорящим разговорных, а не кодифицированно-литературных форм речи. (Земская (ред. ) 1973)
   Характеризуя разговорную речь, Н. Шигаревская указывает, что она является средством общения образованной части населения в неофициальных условиях. (Шигаревская 1970: 11)
   О. Лаптева на основе многомерной системы оппозиций членит устно-разговорную разновидность на две сферы - "непубличной повседневной обиходно-разговорной речи бытового назначения, являющейся областью наивысшей концентрации всех специфических особенностей устно-разговорной разновидности... и речи повседневных публичных коммуникаций. (Лаптева 1976: 96)
   Диалогическая природа, как один из признаков разговорной речи, описывается в работе Ю. Скребнева "Введение в коллоквиалистику". Этот признак связан с собственно лингвистической характеристикой разговорной речи. "В качестве языковых следствий диалогичности, " - пишет Ю. Скребнев, - "выступают такие характеристики текста, как эллиптичность отдельно взятой реплики, синтаксически восполняемой за счет предшествующей или последующей, или своего рода "прогрессивная ассимиляция" - синтаксическое уподобление структуры данной реплики структуре предыдущей. В то же время диалогичность не может быть признана абсолютно необходимой чертой разговорной речи. (Скребнев 1985: 41-2)
   Такой вывод свидетельствует об узком подходе к исследованию диалога, что сдерживало исследования с точки зрения универсального диалогического характера естественного языка.
   Ю. Скребнев, отстаивая свою точку зрения, приводит два аргумента, которые, на наш взгляд, не являются убедительными. Во - первых, считает автор, разговорная речь, несмотря на преобладание в ней диалогического чередования реплик, не может быть сведена к диалогу: она нередко представлена распространенными монологическими высказываниями. Во-вторых, продолжает автор, чередование высказываний, принадлежащих двум участникам языкового общения, не всегда является признаком разговорной речи. Он приводит такие виды чередующегося обмена сообщений, как почтовая корреспонденция, организационно упорядоченные (официальные) устные дискуссии, в результате чего свойственное обычной диалогической речи синтаксическое объединение реплик не имеет места. (Скребнев 1985: 42)
   Для автора существенным для диалогической речи является один параметр - синтаксическое объединение реплик, а не их смысловая диалогическая конвергенция, ибо понимание также диалогично.
   Более расширенное толкование диалога дано в статье А. Холодовича "О типологии речи" (Холодович 1979: 269-76). Автор в самом общем виде предлагает типологию языкового существования.
   Первым признаком идентификации речевого поведения человека является средства выражения речевого акта. Второй признак идентификации коммуникативность речевого акта. Всякий речевой акт, имеющий партнера, может быть либо непосредственным, либо опосредованным; в случае непосредственной коммуникации имеется два "конца": говорящий и партнер; в случае опосредованной коммуникации - три "конца": говорящий, посредник, партнер.
   Третьим признаком идентификации является ориентированность речевого акта. Автор считает, что диалогичность - свойство как двухнаправленной (два вектора), так и однонаправленной (один вектор) речи, то есть как раз такой речи, которую принято называть монологической. Примером однонаправленной речи, по мнению автора, могут служить закон, указ, судебный приговор, реклама, объявления. К ораторской речи автор относит публичные выступления, лекции и доклады. Примеры двухнаправленной речи самоочевидны. Однонаправленность - это как бы императив в области речевого акта (действуй!) в противоположность индикативу обычного двустороннего общения (знай!).
   Четвертым признаком является потенциал речевого акта: один и много.
   Пятый признак - контактность речевого акта. Этот признак принимает два значения: наличие контактности и отсутствие контактности, то есть наличие дистантности.
   На основе пяти дифференциальных признаков, автор строит типологию речи и выводит 32 типа речевого поведения, каждый из которых будет характеризоваться своим набором дифференциальных признаков.
   Несмотря на то, что А. Холодович установил типологию речи, он практически не затронул диалогического взаимодействия коммуникантов, и тяготеет к монологической форме, ибо к ней он относит законы, рекламу, публичные выступления, лекции и т. д. , которые, несомненно, носят двухвекторный диалогический характер.
   6. Компьютерная коммуникативная модель.
   Данная модель общения разработана Б. Городецким. При этом он исходил из идеи Л. Якубинского о том, что диалогическая форма способствует протеканию речи в порядке автоматической деятельности. Из этого, по мнению Б. Городецкого, следует, что для успешного общения человека с компьютером должны быть учтены модели диалога, уже автоматизированные в человеке и заложенные в его интеллектуально-языковых способностях. (Городецкий 1989: 13)