Зубкова Анастасия. Скромное обаяние художника Яичкина (Божий одуванчик - 2)

   - Это очень щекотливое дело, - осторожно начал Семен Александрович. - Вы точно уверены, что вам нужен «Автопортрет»?
   - Безусловно, - пророкотала бабуля.
   - Евгений Карлович отказался участвовать в этом деле.
   - Дорогой, - озверела бабуля, - в данный момент вы имеете дело не с ним, а со мной. Искренне советую вам перейти от вводной части к основной. Мы всецело зависим от вас, - добавила она помягче.
   - Нам надо встретиться, - выговорил Семен после новой паузы, - разговор будет долгим, и, поверьте, он совсем не телефонный.
   Продолжить наш нетелефонный разговор дорогой Безбородько предложил у него в конторе. Через час мы были на Большой Бронной в крохотном кабинетике на первом этаже небольшого жилого особняка. Семен Александрович встретил нас лично, и сообщил, что час назад отпустил помощника.
   Первое впечатление от таинственного хранителя информации об «Автопортрете» было ошеломляющим. Понять причины, по которым человек по имени Семен Александрович Безбородько обзавелся такой буйной волосатостью на своем лице было непросто. Судя по всему, этот тип тяготился своей фамилией, а потому отрастил такой впечатляющий веник, что дурно становилось. При том его борода жила совершенно отдельно от своего хозяина. Она находилась в постоянном движении, шевелилась, переливалась, ее хозяин запускал в нее руки, поглаживал, теребил, а пару раз даже яростно дернул. Больше во внешности Семена Александровича ничего примечательного не было, хотя, должна сказать, что и его огромной бородищи вполне достаточно. Одевался он довольно скромно, золотыми перстнями не увлекался, не курил трубку, склонностью к пышным галстукам не отличался (впрочем, кто его знает, под такую бороду он мог бы намотать этих самых галстуков штук двадцать).
   Так что сказать что-нибудь путное о личности Семена Александровича было сложно. Поверьте, я не стремлюсь показаться большим знатоком человеческих душ (а, тем более, бород), но обычная борода может рассказать о своем владельце многое. Эспаньолку заводит романтический тип, желающий выглядеть мужественно и лихо, шкиперскую бородку отращивает противник официоза и ценитель тихих семейных ценностей, буйную бороду лопатой предпочитает человек, уставший от условностей и стремящийся к самопознанию. Вся эта информация, прочитанная мною в «Современной женщине» пару месяцев назад (статью, кажется, писала Машка, надо поинтересоваться, на чем она основывалась), ничего не открывала о загадочной и темной личности мужчины, решившегося завести на своем лице такое. Короче, Семен Александрович остался для меня загадкой. Утешить себя я могу лишь тем, что это далеко не первый человек, оставшийся для меня загадкой, и уж точно не последний.
   Кабинет загадочного мужчины с бородой был темным и дорогим. Эта дороговизна буквально кричала о себе. Не вульгарный новодел, а старая, проверенная дороговизна, не теряющая своей ценности десятилетиями. Картины, массивные шкафы, антикварный письменный стол и сотни кожаных корешков книг. Все это утопало в благородном полумраке, окна, лишенные банальных жалюзи, оплыли аристократической золотистой драпировкой. Под потолком, пристроившись между массивными элементами внушительной лепнины, позвякивала совсем неуместная в таком маленьком помещении хрустальная люстра.
   Семен Александрович вместе со своей невероятной бородой восседал за своим столом, бабуля вольготно раскинулась в кресле напротив него. Мы с Катериной пристроились на странном мебельном монстре с тяжелыми, коваными ногами, погребенные под нашей зимней одеждой: мой пуховик, Катеринина шуба, бабулино манто из стриженой норки, а также бесчисленные шарфы, варежки и шапки. Пока мы барахтались под всей этой кучей, стараясь удержать нашу одежду и не свалиться самим, бабуля с Безбородько вели светскую беседу. Вяло прошлись по погоде (в городе опять приключилась метель, когда же это наконец кончится, комья снега шмякали в окно, а ветер завывал как в фильмах ужасов), галопом пронеслись по политической обстановке, помянули цены на рубины (взрослые же люди, ну сколько можно) и бабуля вежливо замолчала. Тогда-то Семен Александрович и принялся исполнять свой трюк с сигаретой.
   - Это очень, очень опасное дело.
   - Мой дорогой, - осторожно начала бабуля, - мы в этом опасном деле уже по жопу, так что давайте ближе к теме. Хотя, - она театрально вскинула глаза к потолку, - хотя… нам надо подумать. Нам ведь надо подумать, девочки? - обернулась она к нам.
   - И-и-и-и, - сказала я, придерживая упавший в шестой раз шарф. Яростно, вполголоса, я ругала его «пиндосом» и «дьявольским отродьем». И падал-то он по-гадскому - легко касался кончиком пола и начинал предательски змеиться под кушетку, а наклонишься поднимать - сразу упадет что-нибудь другое.
   - Да, - сказала Катерина, пхнув меня в бок. Я тут же уронила варежку.
   - Где у вас можно посовещаться? - поинтересовалась бабуля.
   - Только там, - мотнул своим веником в сторону выхода Семен Александрович, - если все действительно так серьезно.
   - Вы очень убедительны в желании отговорить нас иметь с вами дело, - сурово отрезала бабуля, встала с кресла и направилась к выходу. Мы побрели за ней.
   За дверью кабинета дорогого Безбородько было зябко, повсюду гуляли сквозняки. Высокие своды, длинные лестницы, витые перила и огромные окна.
   - На фиг мы сюда притащились? - прошипела я, силясь удержать все наши шубы, когда мы поднялись на пролет выше.
   - Детка, - наставительно сказала бабуля, закуривая, и стряхивая пепел в очень удачно подвернувшийся фикус, - у нас хитрая стратегия. Парню невероятно хочется все нам выложить, он почти три года уговаривает себя не лезть в это дело, - ее слова гулко метались между высокими сводами подъезда. - Но его очень просто спугнуть. Наседать на него, мне кажется, бесполезно, потому что он сам безумно хочет во все это влезть. Через пару минут клиент будет совершенно готов, и мы возьмем его тепленьким.
   - То есть, ждать осталось две минуты, - для проформы поинтересовалась я.
   - Да, - коротко кивнула бабуля, растирая свой бычок в фикусе.
   Я вздохнула, села на ступеньку, тяжело привалила рядом наши шубы и пригорюнилась.
   - Вечно нас куда-то несет, в такую погоду дома надо сидеть, - бормотала я, - бедный мой Пашечка, бедный Евгений Карлович, Димке тоже не за что досталось, бед…
   Список пострадавших от этой истории у меня был длинный, но кто еще у нас бедный, мне озвучить не удалось, потому что в тот миг на мою физиономию хлопнулась цепкая рука бабули - с размаху она зажала мне рот и зашипела прямо в ухо:
   - Заткнись и смотри вниз!
   Забулькав что-то невразумительное, я уставилась туда, куда указывал бабулин палец. А указывал он на дверь конторы Семена Александровича. Дверь эта была приоткрыта, и в нее преспокойно входил странный тип весьма непримечательной наружности. Такой серый и незаметный, что поставь его рядом со стеной - сольется.
   - Ты сдурела? - яростно прошипела я, высвободившись из бабулиного захвата, - совсем с ума сошла? - приложила она меня мощно, все-таки рука у бабули тяжелая, это не только мое мнение.
   - Молчи, детка, - проговорила бабуля, - Катенька, не бледней так, все образуется.
   Белая, как полотно, Катерина стояла, вжавшись в стену.
   - Да что с вами обеими? - зашептала я.
   - Ненавижу, когда Марья Степановна делает такое лицо, - выдохнула Катерина, хватаясь за сердце, - все очень плохо?
   - Посмотрим, - бормотала бабуля, отступая мелкими шажками за выступ стены, и увлекая нас за собой. - Стоим и не шевелимся.
   - Не нравится мне все это… - начала я, и вдруг, один за одним, раздались отвратительные чмокающие звуки - всего три. Катерина застыла, прижав руку к сердцу, вытаращив глаза и кусая губы. Бабуля вытянулась, как струна. Я зажмурилась, силясь удержать на весу нашу зимнюю одежду. Спустя пару секунд на пороге появился тот самый непримечательный тип - джинсы, серая куртка, короткая стрижка, не высокий, не низкий, не урод, не раскрасавец, не старый, не молодой - вообще никакой. Вышел, застегнул куртку и пошел себе, насвистывая, вниз по лестнице к выходу из подъезда.
   - Такого просто не может быть, - прорычала бабуля, как только за типом захлопнулась входная дверь, и большими прыжками понеслась к конторе Семена Александровича.
   - Я туда не пойду, - дрожащим голосом проговорила я, умоляюще уставившись на Катерину, - каждый раз, когда мы заходим в такие места, там оказывается что-нибудь ужасное.
   - У меня сейчас сердце разорвется, - простонала Катерина, - вот так - р-р-раз, и разорвется…
   Тем временем бабуля бодро скрылась в конторе Безбородько.
   - Или я сейчас просто сдохну, - бесцветным голосом сказала Катерина.
   - Заткнись, - прошипела я.
   - Дура, - дрожащим голосом проговорила Катерина.
   - Тоже мне, умная, - подвывала я. Судя по всему, от переживаний у нас началось неконтролируемое сквернословие, потому что еще секунд двадцать мы в усиленном режиме крыли друг друга на чем свет стоит.
   Тут дверь конторы Семена Александровича распахнулась. Мы замерли за своим выступом. На пороге появилась бабуля. Судя по ее лицу, ничего хорошего, радостного или красивого она не увидела. Скорее напротив.
   - Девочки, - проговорила бабуля, - не поверите, этот мерзкий тип взял, и убил нашего Семена Александровича.
   - С-совсем? - выдавила я из себя.
   - Совсем, - отрезала бабуля, - я не понимаю, на фиг он это сделал. Но он сейчас уйдет, я видела его в окно. И, знаете, девочки, думаю… - это она нам уже кинула через плечо, резво скача по лестнице вниз, - его надо догнать!
   Бабуля соскочила с последней ступеньки, рванула на себя дверь. Некоторое время мы с Катериной смотрели друг на друга, а потом коротко пробежались до входной двери, вывалились в пронизывающую февральскую метель и побежали за бабулей.
   Ну, прямо скажем, бегать по московским зимним тротуарам - не самое привлекательное занятие. Если при этом вы не одеты должным образом, мероприятие становится еще более сомнительным. Но если ко всему прочему, у вас в руках еще и ворох зимней одежды, а бегаете вы за убийцей, только что хладнокровно расправившимся с довольно симпатичным, хоть и не в меру бородатым человеком, история начинает приобретать какие-то гротескные формы. Но мы старательно бежали. Поскальзывались, спотыкались, налетали на прохожих, но честно старались не потерять из вида бабулю. Какое там! Развивая спринтерскую скорость, бабуля выскочила на Спиридоновку и понеслась, юрко лавируя в толпе. Мы почти потеряли ее. Но бежали. Изо всех сил.
   - Т-ты… видишь… его? - прохрипела задыхающаяся Катерина, чудом уворачиваясь от тихого старичка с авоськой.
   - Кажется… нет, - отвечала я ей, жонглируя нашей зимней одеждой, на секунду падая в крепкие объятия благообразной тети в зеленом пальто, - но… это ничего… бабулю я тоже… не вижу…
   Катерина зацепила краем глаза меня, оценила нечеловеческие мучения, которые я испытываю, и рывком выдернула из моей кучи свою шубу.
   - Спасибо… дорогая, - выдохнула я, - я чуть не грохнулась…
   Катерина хотела ответить что-нибудь, но решила не тратить на меня свои драгоценные силы.
   Скажем прямо, рассказывать о той пробежке было куда проще, чем в ней участвовать. По правде, мы с Катериной никогда не пытались позиционировать себя, как бегунов, достойных хоть какого-нибудь упоминания где бы то ни было. Поэтому, не сомневаюсь, «бегущие мы» являли собой зрелище, по своей силе превосходящее «Фауста» Гете на несколько порядков. Это была картина истинного мужества и самоотверженности, вступивших в неравный бой с телесной распущенностью и маргинальными замашками. Если бы при этом мы несли в руках какой-нибудь плакат, наша пробежка вошла бы в историю, как самая странная общественная акция в мире.
    Приложение № 15. Варианты надписей для нашего плаката
    1. «Если ли жизнь на Марсе?»
    2. «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!»
    3. «Артель шьет из шерсти заказчика»
    4. «Покупайте наших слонов»
    5. «Рок-н-ролл жив!»
    6. «Даешь культуру в массы!»
    7. «Мы за бесперебойные мероприятия по профилактике травматизма на рабочих местах»
    Глава пятнадцатая, в которой я вывожу типологию бород, а потом все бегут с препятствиями (окончание)
   Но плаката у нас не было, поэтому мы просто бежали. К слову, потери при этом мы несли значительные: я потеряла правую варежку, а Катерина со всего размаху снесла урну, и хоть урне тоже нелегко пришлось, моя подруга ни разу не вспомнила с нежностью это столкновение.
   Зажигательная погоня привела нас в глухой темный переулок. В его углу, между обшарпанной стеной и высоким зеленым забором метались стремительные тени. Судя по всему, бабуля нашего злодея догнала. И этим было сказано все.
   Нам с Катериной оставалось лишь пронаблюдать, как фортуна (простите, Фортуна) отвернулась от незадачливого убийцы господина Безбородько. Поймите правильно, мне совсем не доставляет удовольствия наблюдать, как бабуля делает из кого-нибудь форшмак, но это парень действительно был плохим, а потому заслуживал самого сурового наказания. Не знаю, чем ему не угодил Семен Александрович, но что бы тот ни совершил, это не повод стрелять в дяденьку из пистолета.
   По переулку разносился рык бабули и глухие стоны ее жертвы. Задыхаясь, мы подбежали к месту битвы. Бабуля сидела на коленях у бездыханного мужчины, вид у него был довольно помятый.
   - Я его оглушила, - торжественно сообщила нам она.
   - Он жив? - слабым голосом спросила Катерина.
   - Живее не бывает, - кивнула бабуля, отмахнулась от моих попыток накинуть ей на плечи ее норку и рывком вскочила. - Вы остаетесь его сторожить, - кинула она нам, - я подгоняю машину, мы грузим его и увозим домой.
   - К тебе домой? - уточнила я.
   - К тебе, - отрезала бабуля.
   - Понятно, - кивнула я. - Я отказываюсь сторожить убийцу, если ты его не свяжешь. Причем, свяжешь хорошо. И учти, если он там мне все опять разнесет, ты даришь мне свое плетеное кресло-качалку. И помогаешь клеить обои.
   - Договорились, - хмыкнула бабуля, выхватила у меня мой шарф и в момент скрутила злодея в египетскую мумию (тот лежал неподвижно, снег не таял в его волосах, если честно, в тот момент стало страшно за его здоровье). - Сидите здесь, - зачем-то уточнила бабуля, и резво почесала из переулка. Мы остались сторожить негодяя. Можно подумать, у нас была возможность куда-нибудь отсюда деться.
   Бабулины шаги затихли, и стало тихо. Только теперь я поняла, как на улице холодно, и принялась кутаться в свой пуховик. Метель прекратилась, с неба крупными хлопьями падал снег, кружась в свете единственного фонаря, скупо освещавшего переулок.
   - Г-м-м-м, - прокашлялась Катерина, - а если нас тут застукает милиция?
   - Не знаю, - покачала головой я, - сделаем вид, что хотели его сдать властям. Мол, стали свидетелями жестокого и коварного убийства и обезвредили преступника. Нам еще, может, медаль дадут. Нас еще, может, в новостях покажут.
   Смотанный моим шарфом злодей тем временем со стоном приходил в себя, тряс головой и пытался сфокусировать на нас взгляд. Мощно его бабуля приложила, ничего не скажешь…
   - В новостях? - с сомнением протянула Катерина, разглядывая его физиономию, - и по какому каналу?
   - По Первому, - прыснула я. На редкость бессмысленная ситуация. Ну кто еще в этом мире догадается побежать за вооруженным убийцей, опасаясь лишь одного - что не сумеет его догнать? Только моя дорогая бабуля.
    Глава шестнадцатая, в которой бабуля разговаривает по паштету, а я занимаюсь ночным кормлением
   - Все просто, - объясняла бабуля, - я звоню его хозяевам, а по моей команде вы будете кричать. Поняли?
   - Поняли, - кивнули мы с Катериной.
   - Что вы поняли?
   - Что нам надо кричать.
   - А зачем вам надо кричать? - бабуля начинала терять терпение.
   Мы с Катериной тупо переглянулись.
   - Затем, что пытать мы этого типа не будем, а когда человек орет, его невозможно опознать по голосу без специальной техники. Будем надеяться, что техники у них нет, в любом случае, стоит попробовать. Ясно?
   - Ясно, - кивнули мы с Катериной.
   - Репетиция, - похлопала в ладоши бабуля, - Приготовились, начали. Это, - бабуля показала нам коробку паштета, - к примеру, телефон. Сейчас я буду в него говорить… Итак: здравствуйте, ваш человек у нас, - бабуля серьезно покивала кому-то в «трубку», - если вы не расскажете нам все про чертового Яичкина с его невероятно доставшим нас «Автопортретом», мы оторвем ему голову. Ах, не боитесь? - вспылила бабуля, - тогда мы сейчас будем его пытать, - бабуля дала нам отмашку. Мы с Катериной снова тупо посмотрели друг на друга. - Орите, - возмущенно прошипела бабуля, закрывая «трубку» рукой.
   И мы заорали. Ух, как красиво заорали. Вот что мы с Катериной умеем делать хорошо - это орать. В комнатах что-то с грохотом обрушилось - как позже выяснилось, это рухнул с кровати наш таинственный убивец.
   Шишку на голове набила ему бабуля в подворотне здоровенную. Просто не нарадоваться на нее - такую ладную. Но в целом убивец оказался крайне стоек к серьезным внушениям. Его ничего не брало. Этот удивительно неприметный мужичок средних лет даже не мычал - только вращал глазами и сопел. Лишь один единственный раз он издал весьма странный сдавленный сип, когда бабуля наклонилась над ним и зловеще проговорила: «В герои, стало быть, набиваемся?». Но злодей быстро взял себя в руки, и дальше не проронил ни звука.
   Пока бабуля вела пыточно-дознавательные мероприятия, я робко повесила в коридоре куртку нашего пленника, предварительно тщательно ее обыскав. Документов при нем не оказалось. Тогда я аккуратно поставила у входной двери его ботинки и вздохнула - какими гадостями приходится заниматься. Бабуля что-то угрожающе рокотала в комнате.
   Единственное, что было при нашем душегубе, кроме пистолета, это мобильник. Когда мы поняли, что никакими угрозами из него ни слова не вытянешь, мы полезли в его телефон. Телефонная книжка аппарата пустовала («А парень-то молодца», - одобрительно покивала бабуля), но вот набранных владельцем телефона номеров в памяти осталось аж три штуки. Бабуля издала победоносный клич, и отправилась на кухню.
   Я немного постояла над негодяем, лежащим неподвижно на нашей с Пашкой гостевой кушетке. Еще бы неподвижно, бабуля извела два рулона скотча, чтобы его к этой кушетке прикрутить. Мерно тикали часы, из форточки веяло влажной прохладой (к ночи на Москву неожиданно упала недолгая февральская оттепель).
   - Ну вы там как, ничего? - осторожно спросила я. Убивец молчал. - Вам, может, покрывалко какое дать? - продолжала я. Молчание. - А в туалет не хотите? - пленник отвернулся к стене и остался лежать молчаливый, гордый и непокоренный.
   Я заботливо зажгла узнику совести ночник, укутала его одеялком и вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. А то мало ли, притащится наш дорогой котик, и начнет издеваться над связанным человеком. А связанный человек не выдержит, и возьмет дорогого Егорушку в заложники, а только этого нам еще не хватало. Егорушка, приятное во всех отношениях животное, должно получать еду раз в каждые четыре часа, и ему совершенно нельзя нервничать.
   На кухне восседали Катерина с бабулей и держали большой совет: Катерина валялась на диване и приходила в себя после пробежки, а бабуля деловито осматривала пистолет нашего гостя. Пожонглировав немного орудием убийства, бабуля долго смотрела в дуло, покачала головой и спрятала его под мою плиту. Сказать по правде, под плитой у меня хранится такая нечеловеческая куча всякого хлама, что пистолет там совершенно затерялся. Пистолет! Да там бомбу ядерную можно спрятать, и никто вовек не отыщет!
   - Итак, начали, - бабуля окинула нас воодушевленным взглядом, - я звоню, вы кричите.
   - Бабуль, - сварливо начала я, - скажи мне одну вещь.
   - Да, дорогая? - вскинула бровь бабуля.
   - Почему с завидным упорством, раз в квартал ты берешь кого-нибудь в заложники?
   - Не знаю, детка, - вздохнула бабуля, небрежно поигрывая мобильником, - но они всегда все плохие. Мы же не изверги.
   Я громко хмыкнула. Бабуля набрала первый из сохранившихся в памяти номеров.
   - Приготовились… - зашептала она нам, зажимая динамик рукой, - Здравствуйте… - бодро начала она, но вдруг стушевалась, а потом и вовсе сбросила звонок.
   - В чем дело? - завопили мы с Катериной.
   - Что за черт, - пробормотала растерянная бабуля, - круглосуточная химчистка…
   - За две минуты до убийства Безбородько этот мужик звонил в круглосуточную химчистку? - изумилась я.
   - Может он брюки туда свои любимые отдал, - захихикала Катерина и закинула ноги на обеденный стол, - а потом места себе не находил - а ну как испортят?
   - Вот выдержка у мужика, - ухмыльнулась бабуля, - он мне даже нравится.
   - Бабуля, - сварливо напомнила я, - час назад этот очаровательный мужик с офигенной выдержкой убил человека. И нас бы убил, если бы ты ему не наваляла.
   - Детка, ты всегда была редкостной занудой, - отмахнулась от меня бабуля, - набираю второй номер, приготовились!
   - Теперь будет столовая, - зашептала мне на ухо Катерина, - или доставка продуктов на дом - надо же этому типу чем-то питаться? Он у нас совсем не худенький…
   - Цыц, - сделала страшные глаза бабуля и вдруг заговорила неприятным стальным голосом, короткими, рублеными фразами, - слушайте внимательно. Два раза повторять не буду. Меня зовут Марья Степановна. Ваш человек у нас. Пока он в относительной безопасности. Нам нужен «Автопортрет». Иначе вашему человеку будет плохо. Я ясно выражаюсь? - в трубке зашелестел чей-то голос. Бабуля внимательно слушала. - Верно, это надо обсудить. Меня не интересует происхождение «Автопортрета». Меня не интересуют все ваши истории. Нет, платить я не собираюсь. Я собираюсь прийти и взять «Автопортрет». Иначе ему будет плохо, - бабуля махнула нам с Катериной и зажала уши.
   Мы дико заорали. Я вот всегда дивлюсь, как отвратительно мы это делаем. Становится очень тревожно и неприятно. Такое ощущение, что кто-то обдирает твой позвоночник напильником.
   Бабуля вскинула руку и мы стихли.
   - Ему будет еще хуже, - проговорила она в трубку, морщась после нашего крика. - Вы даже представить не можете. Встречаемся на нашей территории. - Бабуля назвала какой-то невразумительный адрес.
   - Где это? - прошептала мне на ухо Катерина.
   - А хрен его знает… - пожала плечами я.
   - В два, - подвела бабуля черту. - Но сначала я позвоню. В двенадцать. Если вы не возьмете трубку, ваш человек умрет через пятнадцать минут. Это будут тяжелые пятнадцать минут.
   - Вот ужас-то, - просвистела Катерина, - звучит очень убедительно.
   Бабуля дала отбой, аккуратно переписала номер, по которому только что звонила, некоторое время задумчиво рассматривала аппарат, потом выковыряла из него сим-карту и не менее задумчиво запалила ее на зажигалке.
   - Маньячка, - вздохнула я.
   - А все-таки, - ухмыльнулась бабуля, - так спокойнее.
   - Что за адрес ты им назвала? - поинтересовалась я.
   - Один мой знакомый держит под Химками гараж. Там и будем встречаться, - неопределенно пожала плечами бабуля.
   - Какой знакомый? - не отставала я.
   - Один, ты его не знаешь. Если начнут пробивать адрес гаража, будут слегка удивлены, но не посмеют сунуться к такому человеку без подготовки.
   - А кто это? - повторила я погромче.
   - Детка, не все ли равно, - отмахнулась от меня бабуля, - это же такая ерунда, просто в Химках есть гараж, который принадлежит одному большому человеку, и у меня по случаю есть ключи от него.
   - Удивительно, да? - повернулась я к Катерине.
   - Обалдеть, - прижала руки к груди в притворном изумлении Катерина.
   - И откуда у нее эти ключи, откуда? Думаю, упали с неба…
   - Отставить, - добродушно пророкотала бабуля, - давайте ужинать и спать. Галочка, у тебя еда есть?
   - У меня всегда есть еда, - с достоинством ответила я и заглянула в холодильник, - правда, иногда - какая-то странная, - добавила я с сомнением оглядывая полки.
   Картошки все-таки у меня немного нашлось, а в морозилке я недавно заныкала великолепные сосиски.
    Приложение № 16. Бурный жизненный путь великолепных сосисок
    1. Димка купил килограмм сосисок и понес их к нам, но по дороге встретил приятеля, они посидели на лавочке перед своим подъездом. Димка ушел, а сосиски остались.
    2. Димка притащился к нам, обнаружил пропажу сосисок, долго сокрушался по этому поводу, часа в три ночи он так изнылся, что мы пошли эти сосиски искать. Ничего не нашли.
    3. Возвращаясь с работы, Димка увидел объявление в подъезде: «Кто вчера забыл на скамейке сосиски, обращаться к консьержке». Сосиски лежали в ее морозилке.
    4. Димка явился за сосисками, забрал их и отнес к нам домой. Я сунула их в морозилку.
    5. Пашка забрал сосиски на работу.
    6. Пашка принес их обратно, потому что на работе его начали кормить.
    7. Егорушка стащил пакет с сосисками и унес их на балкон.
    8. Я догнала Егорушку, отобрала у него пакет, выдала ему в качестве военного трофея одну сосиску, остатки сунула в морозилку.
    Глава шестнадцатая, в которой бабуля разговаривает по паштету, а я занимаюсь ночным кормлением (окончание)
   Также у нас имелась банка салата из необъятных запасов Пашкиной мамы. Пока Катерина чистила картошку, я немного всплакнула, потому что жизнь без дражайшего супруга была не мила. Бабуля попыталась меня утешить, но по части сантиментов она никогда не отличалась впечатляющими успехами. Так что я трубно высморкалась и пошла варить сосиски.