Страница:
С этой поры возрождение папства стало на твердую почву.
Новый первосвященник, сторонник клюнийских взглядов, со строгой последовательностью стал проводить в жизнь церковные преобразования: на целом ряде соборов издавались и повторялись постановления против симонии и браков духовенства. Но в то же время Лев старался поднять авторитет папства, выступая защитником притесненных; он постоянно разъезжал с этой целью по Европе, порвал всякие сношения с византийской церковью, полагая, что она без достаточного уважения относится к римской, и всячески отстаивал верховные права папства на юг Италии, где жители изнывали под железным игом норманнов, не щадивших даже церковных владений для удовлетворения своей алчности. Увещевания, пастырские послания, даже отлучения не помогали; оставалось силой меча прекратить грабежи и насилия; просьбы о помощи, обращенные к императору, оставались гласом вопиющего в пустыне: поглощенный германскими осложнениями Генрих дал было Льву довольно значительное войско, но затем, по совету епископа Гебгарда, отозвал его обратно. Тогда папа решился собственными средствами расправиться с норманнами. Раздался боевой клич римского первосвященника, и толпы итальянцев вместе с небольшим количеством немцев стали под его знамена. Произошла роковая битва при Чивителле, и сам папа попал в плен. Правда, на бранном поле норманны преклонили колена пред Львом и умоляли о прощении, но не уступили ни пяди из захваченных земель. Вскоре, глубоко потрясенный неудачей, Лев скончался. Его нравственное влияние на современников было чрезвычайно велико, тем не менее духовное оружие оказалось недостаточно мощным даже в руках такого мягкого и кроткого человека, каким был покойный папа: зло настолько проникло в жизнь, что могло с успехом выдержать борьбу, направленную на его искоренение; грубая сила преклонялась перед нравственной мощью, но не уступала своих позиций. Печальная участь Льва послужила для Гильдебранда поучительным примером: Гильдебранд понял, что для торжества папства нужно одновременно поднять его нравственно и усилить материально. Но средства обыкновенные медленны и недейственны там, где противник не стесняется в их выборе; его можно победить только тем же оружием. Теперь Гильдебранд смело и прямо пошел к намеченной цели: одной рукой он ниспровергал церковные нестроения, другой собирал отовсюду средства для успешного ведения своего дела. Недаром, отдавая должное изумительным его талантам, Лев не раз замечал: “Если ты, Боже избави, вступишь на апостольский престол, то приведешь в смятение целый мир”. Вообще, уже при Льве Гильдебранд занял выдающееся положение, будучи возвышен в сан иподьякона и получив в свое ведение хозяйственную часть и управление обширными церковными владениями. Здесь в полном блеске обнаружились способности Гильдебранда: он в короткое время значительно увеличил церковные доходы, но их все равно не хватало, так как, пользуясь смутами, многие захватили папские земли; Гильдебранд создал милицию святого Петра и вооруженной рукой отнял многое из утраченного. Но для содержания милиции нужны были деньги, и в их приобретении обнаружилась полная неразборчивость Гильдебранда: он сошелся с евреями и при их посредничестве стал давать в рост унаследованные от Григория VI деньги, продавал свое содействие в различных делах, причем далеко не всегда брал под свою защиту правое дело. Зато при исполнении ответственных поручений, возлагаемых на него папой, Гильдебранд был неуклонно беспощаден, до безжалостности справедлив, а ему не раз приходилось заменять Льва IX, когда тот покидал Рим для разъездов по Европе. Исполняя одно из таких поручений, он должен был исследовать учение Беренгара, отрицавшего “пресуществление” святых даров во время евхаристии. Учение это произвело сильное впечатление на Гильдебранда, и он хотел защитить смелого проповедника, советуя ему обратиться за решением самого папы в Рим, где обещал оказать поддержку. Но именно в это время пришла весть о смерти Льва. Гильдебранд поспешил в Рим, чтобы повлиять на назначение нового папы, и поспел вовремя: ни клир, ни народ римский не могли столковаться на ком-либо из кардиналов; некоторые подавали голос и за Гильдебранда. Последний заявил решительно о необходимости избрать пастыря из другой церкви, чем устранялись поводы к столкновениям, спорам и недоразумениям. Это предложение восторжествовало, и Гильдебранд отправлен был уполномоченным к германскому двору для избрания нового папы. Выбор Гильдебранда пал на виновника неудачи Льва IX, епископа Гебгарда. В этом по-видимому опрометчивом поступке скрывался, однако, необыкновенно тонкий и верный расчет: Гебгард был самым могущественным лицом в империи после Генриха и, сделавшись папой, мог увеличить средства апостольского престола. Кроме того, прекращалось противодействие усилению папства, так как оно теперь становилось близким ему делом. Немудрено, что Генрих отказывался исполнить желание Гильдебранда и сам епископ не хотел работать против плодов собственной деятельности. Тем не менее настойчивость Гильдебранда победила: Гебгард принял папскую тиару, заявив предварительно, что все, принадлежащее св. Петру, должно быть возвращено ему, разумея под этим церковные владения, права и льготы, дарованные клиру и папству. Император дал на это полное согласие, уступив пламенным убеждениям Гильдебранда и его непоколебимой уверенности в справедливости подобного требования. Но уступчивость Генриха была куплена довольно дорогой ценой: он не упускал из виду итальянских происшествий и хода церковных преобразований и видел, насколько оправдались его прозорливость и опасения по отношению к Гильдебранду; а потому, желая отстоять неприкосновенность прав светской власти, связал Гильдебранда торжественной клятвой о том, что ни он и никто другой с его помощью не сядет на апостольский престол без согласия императора или его сына и наследника. Такой поступок Генриха объясняется также подозрениями, вызванными в немецком духовенстве прибытием другого посольства от римского дворянства. Это посольство отрицало полномочия Гильдебранда и обвиняло его в честолюбивых замыслах.
Связанный вынужденной присягой, Гильдебранд вместе со своим избранником отправился в Рим, где новый папа получил имя Виктора II (1054 – 1057). Само собой понятно, что в правление Виктора II, поднявшего политическое значение папства возвращением множества земель, Гильдебранд не играл руководящей роли: папа не любил монахов, живших вне монастырей, и держал Гильдебранда вдали от своих планов и намерений, хотя не устранил его от заведования казной и возлагал на него порой обязанности легата для осуществления преобразовательных идей. Таково было посольство Гильдебранда во Францию, где он низложил многих епископов за симонию и отрешил многих священнослужителей за брачную жизнь: ни связи, ни деньги, ни раскаяние не помогали виновным, ничто не спасало их от осуждения. Эта неумолимая строгость вызвала даже порицания клюнийцев, но и они не умерили пыл Гильдебранда. Между прочим, здесь произошел случай, наглядно показавший все его духовное могущество. Один епископ, подкупив свидетелей и самих обвинителей, дерзко отрицал свою виновность. В бесплодных спорах и пререканиях прошел целый день; за недостатком улик приходилось отложить разбор дела, как вдруг Гильдебранд прибегнул к своеобразному средству: устремив на обвиняемого свои огненные глаза, он предложил ему произнести во всеуслышание: “Слава Отцу и Сыну и святому Духу”. Бодро начал епископ: “Слава Отцу и Сыну”, а затем, смущенный общим вниманием, испытующим взором Гильдебранда, сознанием виновности, запнулся и замолчал. Трижды начинал он славословие и всякий раз прерывался, наконец не выдержал: пал ниц и со слезами раскаяния поведал собору свою вину, прося справедливого возмездия.
Сторонники преобразований повсюду рассказывали этот случай, усматривая в нем настоящее чудо; восторженно-мистическое настроение века способствовало закреплению такого толкования в обществе, и Гильдебранд приобрел славу человека богоугодного.
Тем временем умер Генрих III, а Виктор II недолго управлял империей, как опекун малютки Генриха IV, так как скончался вскоре после императора. Деятельность этих двух лиц, шедших рука об руку, придавала прочность и силу зачаткам преобразовательного движения, сдерживала его крайности, пугала противников, так что столкновение между церковью и государством при их жизни было немыслимо. Зато теперь встрепенулись все подавленные элементы: немецкое княжевластье, римские бароны, темные фанатики, своекорыстные духовные сановники. Среди этого разлада и беспорядка руководящее положение должен был занять человек энергичный, одаренный сильной волей, знавший, чего хочет, к чему стремится, изучивший средства свои и своих противников. Именно Гильдебранд подходил для такой роли. И он выступает теперь самостоятельно, во всеоружии своих необычайных способностей, обогащенный опытностью и близостью к стольким выдающимся людям; даже несколько зависимое положение, в котором он находился при Льве и Викторе, пошло ему на пользу: оно научило его выжидать, сдерживать жажду деятельности до удобной поры, когда возможно вполне проявить свою беспощадную и энергичную натуру.
Глава II на пути к торжеству
Новый первосвященник, сторонник клюнийских взглядов, со строгой последовательностью стал проводить в жизнь церковные преобразования: на целом ряде соборов издавались и повторялись постановления против симонии и браков духовенства. Но в то же время Лев старался поднять авторитет папства, выступая защитником притесненных; он постоянно разъезжал с этой целью по Европе, порвал всякие сношения с византийской церковью, полагая, что она без достаточного уважения относится к римской, и всячески отстаивал верховные права папства на юг Италии, где жители изнывали под железным игом норманнов, не щадивших даже церковных владений для удовлетворения своей алчности. Увещевания, пастырские послания, даже отлучения не помогали; оставалось силой меча прекратить грабежи и насилия; просьбы о помощи, обращенные к императору, оставались гласом вопиющего в пустыне: поглощенный германскими осложнениями Генрих дал было Льву довольно значительное войско, но затем, по совету епископа Гебгарда, отозвал его обратно. Тогда папа решился собственными средствами расправиться с норманнами. Раздался боевой клич римского первосвященника, и толпы итальянцев вместе с небольшим количеством немцев стали под его знамена. Произошла роковая битва при Чивителле, и сам папа попал в плен. Правда, на бранном поле норманны преклонили колена пред Львом и умоляли о прощении, но не уступили ни пяди из захваченных земель. Вскоре, глубоко потрясенный неудачей, Лев скончался. Его нравственное влияние на современников было чрезвычайно велико, тем не менее духовное оружие оказалось недостаточно мощным даже в руках такого мягкого и кроткого человека, каким был покойный папа: зло настолько проникло в жизнь, что могло с успехом выдержать борьбу, направленную на его искоренение; грубая сила преклонялась перед нравственной мощью, но не уступала своих позиций. Печальная участь Льва послужила для Гильдебранда поучительным примером: Гильдебранд понял, что для торжества папства нужно одновременно поднять его нравственно и усилить материально. Но средства обыкновенные медленны и недейственны там, где противник не стесняется в их выборе; его можно победить только тем же оружием. Теперь Гильдебранд смело и прямо пошел к намеченной цели: одной рукой он ниспровергал церковные нестроения, другой собирал отовсюду средства для успешного ведения своего дела. Недаром, отдавая должное изумительным его талантам, Лев не раз замечал: “Если ты, Боже избави, вступишь на апостольский престол, то приведешь в смятение целый мир”. Вообще, уже при Льве Гильдебранд занял выдающееся положение, будучи возвышен в сан иподьякона и получив в свое ведение хозяйственную часть и управление обширными церковными владениями. Здесь в полном блеске обнаружились способности Гильдебранда: он в короткое время значительно увеличил церковные доходы, но их все равно не хватало, так как, пользуясь смутами, многие захватили папские земли; Гильдебранд создал милицию святого Петра и вооруженной рукой отнял многое из утраченного. Но для содержания милиции нужны были деньги, и в их приобретении обнаружилась полная неразборчивость Гильдебранда: он сошелся с евреями и при их посредничестве стал давать в рост унаследованные от Григория VI деньги, продавал свое содействие в различных делах, причем далеко не всегда брал под свою защиту правое дело. Зато при исполнении ответственных поручений, возлагаемых на него папой, Гильдебранд был неуклонно беспощаден, до безжалостности справедлив, а ему не раз приходилось заменять Льва IX, когда тот покидал Рим для разъездов по Европе. Исполняя одно из таких поручений, он должен был исследовать учение Беренгара, отрицавшего “пресуществление” святых даров во время евхаристии. Учение это произвело сильное впечатление на Гильдебранда, и он хотел защитить смелого проповедника, советуя ему обратиться за решением самого папы в Рим, где обещал оказать поддержку. Но именно в это время пришла весть о смерти Льва. Гильдебранд поспешил в Рим, чтобы повлиять на назначение нового папы, и поспел вовремя: ни клир, ни народ римский не могли столковаться на ком-либо из кардиналов; некоторые подавали голос и за Гильдебранда. Последний заявил решительно о необходимости избрать пастыря из другой церкви, чем устранялись поводы к столкновениям, спорам и недоразумениям. Это предложение восторжествовало, и Гильдебранд отправлен был уполномоченным к германскому двору для избрания нового папы. Выбор Гильдебранда пал на виновника неудачи Льва IX, епископа Гебгарда. В этом по-видимому опрометчивом поступке скрывался, однако, необыкновенно тонкий и верный расчет: Гебгард был самым могущественным лицом в империи после Генриха и, сделавшись папой, мог увеличить средства апостольского престола. Кроме того, прекращалось противодействие усилению папства, так как оно теперь становилось близким ему делом. Немудрено, что Генрих отказывался исполнить желание Гильдебранда и сам епископ не хотел работать против плодов собственной деятельности. Тем не менее настойчивость Гильдебранда победила: Гебгард принял папскую тиару, заявив предварительно, что все, принадлежащее св. Петру, должно быть возвращено ему, разумея под этим церковные владения, права и льготы, дарованные клиру и папству. Император дал на это полное согласие, уступив пламенным убеждениям Гильдебранда и его непоколебимой уверенности в справедливости подобного требования. Но уступчивость Генриха была куплена довольно дорогой ценой: он не упускал из виду итальянских происшествий и хода церковных преобразований и видел, насколько оправдались его прозорливость и опасения по отношению к Гильдебранду; а потому, желая отстоять неприкосновенность прав светской власти, связал Гильдебранда торжественной клятвой о том, что ни он и никто другой с его помощью не сядет на апостольский престол без согласия императора или его сына и наследника. Такой поступок Генриха объясняется также подозрениями, вызванными в немецком духовенстве прибытием другого посольства от римского дворянства. Это посольство отрицало полномочия Гильдебранда и обвиняло его в честолюбивых замыслах.
Связанный вынужденной присягой, Гильдебранд вместе со своим избранником отправился в Рим, где новый папа получил имя Виктора II (1054 – 1057). Само собой понятно, что в правление Виктора II, поднявшего политическое значение папства возвращением множества земель, Гильдебранд не играл руководящей роли: папа не любил монахов, живших вне монастырей, и держал Гильдебранда вдали от своих планов и намерений, хотя не устранил его от заведования казной и возлагал на него порой обязанности легата для осуществления преобразовательных идей. Таково было посольство Гильдебранда во Францию, где он низложил многих епископов за симонию и отрешил многих священнослужителей за брачную жизнь: ни связи, ни деньги, ни раскаяние не помогали виновным, ничто не спасало их от осуждения. Эта неумолимая строгость вызвала даже порицания клюнийцев, но и они не умерили пыл Гильдебранда. Между прочим, здесь произошел случай, наглядно показавший все его духовное могущество. Один епископ, подкупив свидетелей и самих обвинителей, дерзко отрицал свою виновность. В бесплодных спорах и пререканиях прошел целый день; за недостатком улик приходилось отложить разбор дела, как вдруг Гильдебранд прибегнул к своеобразному средству: устремив на обвиняемого свои огненные глаза, он предложил ему произнести во всеуслышание: “Слава Отцу и Сыну и святому Духу”. Бодро начал епископ: “Слава Отцу и Сыну”, а затем, смущенный общим вниманием, испытующим взором Гильдебранда, сознанием виновности, запнулся и замолчал. Трижды начинал он славословие и всякий раз прерывался, наконец не выдержал: пал ниц и со слезами раскаяния поведал собору свою вину, прося справедливого возмездия.
Сторонники преобразований повсюду рассказывали этот случай, усматривая в нем настоящее чудо; восторженно-мистическое настроение века способствовало закреплению такого толкования в обществе, и Гильдебранд приобрел славу человека богоугодного.
Тем временем умер Генрих III, а Виктор II недолго управлял империей, как опекун малютки Генриха IV, так как скончался вскоре после императора. Деятельность этих двух лиц, шедших рука об руку, придавала прочность и силу зачаткам преобразовательного движения, сдерживала его крайности, пугала противников, так что столкновение между церковью и государством при их жизни было немыслимо. Зато теперь встрепенулись все подавленные элементы: немецкое княжевластье, римские бароны, темные фанатики, своекорыстные духовные сановники. Среди этого разлада и беспорядка руководящее положение должен был занять человек энергичный, одаренный сильной волей, знавший, чего хочет, к чему стремится, изучивший средства свои и своих противников. Именно Гильдебранд подходил для такой роли. И он выступает теперь самостоятельно, во всеоружии своих необычайных способностей, обогащенный опытностью и близостью к стольким выдающимся людям; даже несколько зависимое положение, в котором он находился при Льве и Викторе, пошло ему на пользу: оно научило его выжидать, сдерживать жажду деятельности до удобной поры, когда возможно вполне проявить свою беспощадную и энергичную натуру.
Глава II на пути к торжеству
Неурядицы в Риме. – Гильдебранд едет в Германию. – Два папы. – Кровавая борьба между ними. – Помощь норманнов и победа Гильдебранда. – Неправый суд. – Избирательный декрет Николая II. – Новые средства. – Патария. – Первое нападение и отпор. – Церковный раскол. – Государственный переворот. – Обширные связи. – Вынужденное покаяние. – Неудавшийся развод. – Борьба с симонией в Германии. – Нелепая клевета. – Усиление папства
Зародыши неурядиц и волнений были всего более живучи в самом Риме, где дворянство не могло сжиться с мыслью о потере своего влияния, с лишением церковных владений, со строгим духом преобразований, вытравившим прежнюю раздольную жизнь; поэтому смерть Виктора II и отсутствие прочной власти в Германии, где мощную длань Генриха III заменила слабая рука его супруги, послужили прекрасным поводом к возникновению смут: римляне долго не могли выбрать преемника Виктору; началась борьба партий; в самый ее разгар некоторые кардиналы обратились к аббату монтекассинского монастыря, Фридриху, за советом; он порекомендовал четырех лиц, между прочим и Гильдебранда, но римляне объявили, что не считают их достойными такого сана, и решили избрать самого аббата; тщетно он отказывался, тщетно более благоразумные советовали подождать возвращения Гильдебранда, бывшего при усопшем папе во Флоренции, – римляне настояли на своем и провозгласили Фридриха наместником апостолов под именем Стефана IX (1057 – 1058). При нем дело преобразований шло своим чередом, только искоренению брачной жизни духовенства уделялось наибольшее внимание. Но клюнийская программа не удовлетворяла некоторых близких Стефану деятелей: кардинал Гумберт напал в своем сочинении “Против симонистов” на светскую инвеституру (то есть обычай, в силу которого передачей посоха и перстня светские владетели, даже женщины, утверждали епископов и аббатов в правах пользования церковным имуществом) и советовал для скорейшего проведения реформы запретить мирянам посещение богослужений, совершаемых симонистами и женатыми. Но пока о применении на деле этих советов не могло быть и речи: избранием Стефана IX были нарушены права молодого римского патриция, Генриха. Следовало ожидать германского вмешательства. Эту опасность устранил Гильдебранд; верный клятве и желая по возможности загладить происшедшее, он поспешил в Германию за запоздалым согласием и своим красноречием, знанием святого писания и настойчивостью победил недовольство: искомое согласие было дано.
Пока Гильдебранд хлопотал в Германии, в Риме произошли новые события: Стефан IX, не отличавшийся крепостью здоровья, скончался и перед смертью заклинал, во избежание беспорядков, подождать с избранием нового папы до прибытия Гильдебранда, которому безусловно доверял. Но враги реформ, римские бароны, сочли, что настал их час. Разграбив сокровищницу св. Петра, они раздавали на всех углах и перекрестках деньги для привлечения продажных римлян на свою сторону. “Золотые увещания” оказались очень действенными и, невзирая на проклятия кардинала Дамиани, бароны избрали епископа Веллетрийского в папы под именем Бенедикта X (1058 – 1059). Их противники вынуждены были покинуть вечный город и старались привлечь на свою сторону Гильдебранда, только что возвратившегося из Германии. Но Гильдебранда незачем было и упрашивать: он ни в коем случае не мог признать Бенедикта, будучи связан клятвой, данной Генриху III. Кроме того, признание Бенедикта было равносильно торжеству прежнего порядка, столь ненавистного сторонникам преобразований. Не желая губить свое дело, Гильдебранд решительно выступил против дворянского папы, разослал во все стороны письма, просил в них не признавать Бенедикта, собрал павших духом кардиналов и всех недовольных римскими событиями, в том числе брата покойного Стефана, герцога Готфрида. Образовалась мало-помалу грозная сила. Гильдебранд решил избрать своего папу, и выбор его пал на епископа флорентийского Гебгарда. Опять в Германию отправилось посольство за согласием. Конечно, произвол римлян оскорбил императорское правительство, и оно одобрило выбор Гильдебранда. Тогда и кардиналы, и бежавшая часть римского духовенства торжественно признали Гебгарда наместником апостолов, дав ему имя Николая II (1059 – 1061). Следовало ожидать теперь кровавого столкновения между партиями, так как бароны неспособны были уступить без борьбы. Гильдебранд и тут принял меры: прежде всего он обратился к духовному оружию и предал Бенедикта и его сторонников анафеме. Затем, зная отлично слабость римлян к золоту, отправил в Рим значительное количество денег и этим возбудил там междоусобие; довольно долго кровь лилась рекою и горели дома, пока наконец не стала одолевать сторона Гильдебранда. Тогда и он вместе со своим избранником подступил к Риму, мечом и золотом сломил сопротивление и завладел городом. Бенедикт заперся в крепком замке, откуда Гильдебранд не мог его выбить за недостатком войск. Необходимо было для окончательной победы добыть войска, и вот Гильдебранд отправляется в южную Италию, к норманнам, вместе с Николаем снимает тяготевшее над ними отлучение, дает инвеституру норманнским князьям: Ричарду – на княжество Капуанское, а Роберту Коварному – на герцогство Апулию, Калабрию и Сицилию, “земли св. Петра”. Как бы в уплату за это оба князя дали клятву в верности римской церкви, обязались платить ей ежегодную подать и немедленно оказали помощь в борьбе против приверженцев Бенедикта. Окруженный со всех сторон, Бенедикт принужден был сдаться. Немедленно Гильдебранд созвал в Риме собор, чтобы покончить с расколом и решить много других важных проблем. Во время заседания этого собора ставленника дворян, по приказанию Гильдебранда, ввели в храм Спасителя, где толпилось множество прибывших на собор духовных лиц и мирян; с него сняли священническое облачение, поставили его пред алтарем и вложили в руку длинный список всевозможных преступлений, будто бы совершенных им. Бенедикт долго отказывался читать это ужасное самообвинение, но под воздействием угроз вынужден был, заливаясь горькими слезами, принести покаяние в несодеянных грехах. Возле стояла его мать с распущенными волосами, в разорванной одежде, рыдала, жаловалась на вопиющую несправедливость, ударяла себя в грудь, царапала лицо. То же делали и родственники; всему Риму было известно, что несчастный Бенедикт вел примерную жизнь и был одним из лучших пастырей своего времени.
Когда Бенедикт кончил печальное чтение, Гильдебранд прервал молчание словами: “Таковы деяния папы, избранного вами, римляне!” Затем несчастного облачили в папские ризы и совершили обряд низложения. Осужденный был лишен даже сана священника и еще несколько лет влачил жалкое существование, питаясь подаянием добрых людей... Впоследствии Гильдебранд горько каялся в поступке с Бенедиктом, сознаваясь, что последний пал искупительной жертвой в борьбе за отстранение дворянства от назначения пап, и похоронил его с почестями, подобающими истинному первосвященнику.
Таким образом, Гильдебранд показал всем, что не остановится ни перед чем для защиты апостольского престола от произвола римской знати, ибо это – первая ступень к владычеству папства над миром. Но низложение Бенедикта было одной стороной дела: устранен был ставленник дворянства, оставалось уничтожить саму возможность повторения чего-либо подобного в будущем. И вот тот же собор выработал правила, которыми впредь должно было руководствоваться при избрании пап: за римским клиром и народом оставалось право одобрения; патриций Генрих был лишен права назначения, но лично удержал право согласия. Теперь все зависело от решения коллегии кардиналов, которые и избирали преемника сошедшему со сцены папе. Избрание это могло происходить всюду, где собиралась “лучшая часть” кардиналов. Установлением этих руководящих правил не ограничилась деятельность собора: Гильдебранд видел, что союз со светской властью непрочен и дело преобразования медленно подвигается вперед, поэтому решился испробовать новое средство, указанное кардиналом Гумбертом, и обратился к совести прихожан. Соборным постановлением запрещено было посещать богослужения, совершаемые женатыми священнослужителями и симонистами. За исполнением этого запрещения во всей строгости должны были наблюдать бродячие монахи, не по разуму усердные, способные по одному подозрению возвести самое ужасное обвинение. Своими проповедями они волновали чернь и вооружали ее против духовенства. Волей-неволей для спасения своих жизней многие священнослужители отпустили жен, клялись изгнать симонию. Преобразования пошли несравненно быстрее. С этой поры Гильдебранд твердо уверовал в действенность средства кардинала Гумберта и пользовался своим неограниченным влиянием на папу для расширения его применения. Злые языки сравнивали отношения Николая к Гильдебранду с отношением осла к хозяину, и в этом сравнении заключалась доля правды, так как воля последнего была единственным законом для слабого папы. Немедленно для Гильдебранда был освобожден важный пост архидиакона, причем занимавшее ранее этот пост лицо получило изрядные деньги в уплату за свой вынужденный отказ. Архидиаконство до некоторой степени соответствовало министерству иностранных дел: все внешние дела перешли теперь в руки Гильдебранда, и он направил свои усилия на поднятие могущества пап в Европе, завязал дружественные отношения с французским королем, бургундскими владетелями, английскими епископами, а союзом с норманнами обезопасил южную окраину церковных владений. Оставалось сделать то же с северной; и тут и там папство подало руку нарождающимся силам: чем были норманны на Юге, тем стали патары на Севере.
В Ломбардии издавна епископы и высшие сословия притесняли низшие слои, опираясь на могущество германских императоров, и не хотели признавать над собой властной воли пап. Поэтому Рим нашел себе союзников в менее зажиточной, угнетенной части населения. Благодаря исконной поддержке пап их сторонники получили в Ломбардии действенные, чисто военные полномочия и ревностно старались проводить идеи реформы, убеждая дубьем, мечом, насмешками, грабежом и поджогами. Дикий разгул с самой кончины Виктора II воцарился на равнинах По. Тщетно епископы старались противодействовать злу убеждениями и презрением, дав сторонникам пап кличку “патары”, то есть “оборванцы”. Чернь не смутилась этим и бранное название приняла как почетное имя. Наконец мера терпения переполнилась, архиепископ миланский, избитый патарами, обратился к папе Стефану с просьбой сдержать безграничное усердие ревнителей. В Милан был отправлен легатом Гильдебранд. Торопясь, как известно, в Германию, он пробыл всего лишь несколько дней в столице Ломбардии и за это короткое время еще более укрепил связи патаров с Римом. После отъезда Гильдебранда смуты не улеглись. Знать напрягала все силы для усмирения патарии. Тогда патары обратились в Рим, к своим покровителям, с жалобой. Гильдебранд немедленно отправил в Милан Петра Дамиани, дав ему предписание не только искоренить симонию и брачную жизнь духовенства, но и подчинить Милан духовному главенству Рима. Несмотря на значительные волнения, угрожавшие даже жизни посла, Дамиани нанес смертельный удар независимости миланской митрополии, принудив самого архиепископа и все духовенство дать клятву, что они впредь тщательно будут избегать общения с женатыми священнослужителями и симонистами. Сверх того, архиепископ вместе со своими епископами должен был на римском соборе 1059 года – вопреки правам императорства – принять инвеституру из рук Николая II, чем признавал папу верховным сюзереном всех имперских ленов, принадлежавших ломбардскому духовенству. Уже этим невольным признанием самым существенным образом были задеты интересы молодого Генриха. Но Гильдебранд пошел еще дальше: на том же римском соборе он короновал Николая королевской короной, соединенной с папской тиарой, чем подчеркивал притязание пап быть VI светскими главами мира. Бросая этот вызов императорству, Гильдебранд рассчитывал на его слабость, вызванную малолетством Генриха IV и отсутствием прочного направления в политике его матери и опекунши, и хотел подготовить умы к дальнейшим своим требованиям. Но открытая борьба наступила скорее, чем можно было предполагать: постановления римского собора оскорбили императорство, немецких и ломбардских епископов, римское дворянство, и эти столь различные, даже враждебные порой силы соединились и своим влиянием побудили мать Генриха IV, Агнессу, на собор ответить собором, чтобы объявить все распоряжения папы Николая незаконными, а его самого низложенным и преданным анафеме.
Положение дел осложнилось до чрезвычайности, когда вскоре затем скончался Николай II и часть римлян отправила послов к наследственному своему патрицию для назначения преемника умершему. Но Гильдебранд не дремал: он поспешил предупредить неприятное избрание и произвел выборы под своим давлением; благодаря помощи норманнов и герцога Готфрида, Ансельм, епископ Луккский, был объявлен папой под именем Александра II (1061 – 1073). Противники Гильдебранда побудили Агнессу назначить своего папу в лице Кадала, епископа Пармского. Опять произошел церковный раскол, опять вечный город сделался поприщем уличных схваток и грабежей, опять потекла кровь, полилось золото, привлекая продажных римлян на сторону более щедрого; борьба шла с переменным счастьем; Гильдебранд, верхом на коне, лично водил своих ратников на врага, но Кадал стал уже брать верх, когда переворот, совершенный епископом Анноном, устранившим Агнессу от кормила правления, привел к торжеству Александра: на мантуанском соборе (1064) он торжественно был признан папой, а Кадал объявлен низложенным. Кадал не унялся, созвал свой собор, низложил и предал анафеме Александра. К тому же вскоре оказалось, что победа Аннона, из своекорыстных целей покровительствовавшего партии Гильдебранда, была непрочна: на молодого короля приобрел решительное влияние епископ Бременский, Адальберт, объявивший Генриха совершеннолетним (1065) и заменивший Аннона в управлении государством. Будучи верным слугой императорства, Адальберт стал готовиться к римскому походу и коронованию Генриха императорской короной. Противники папства приободрились; один из вождей патаров был убит самым зверским образом: ему отрезали уши, нос, правую руку, вырвали глаза, оскопили и полуживого бросили в болото; Кадал подступил к Риму. Ввиду грозной опасности Дамиани обратился к Генриху с мольбой помочь святой матери, Римской церкви, и прекратить раскол. Гильдебранд был вне себя от такого опрометчивого шага старого кардинала, своим неуместным обращением к светской власти уничтожившего плоды, добытые упорным и медленным трудом. Судьба спасла Дамиани от продолжительных нареканий. Деятельность Адальберта, направленная на усиление королевской власти, вызвала недовольство имперских князей; они настояли на возвращении Аннона (1066) и тем упрочили положение Александра. Но Гильдебранд не мог сжиться с такой позорной зависимостью от дворцовых переворотов в Германии и с удвоенным рвением предался осуществлению своей заветной мечты – поставить на незыблемую почву духовное и светское могущество римского первосвященника. Благодаря неутомимым стараниям дальновидного архидиакона многие бургундские и французские владетели дали клятву “в какое угодно время оказать вооруженное содействие для защиты имущества св. Петра”. Тесная связь с этими владетелями пригодилась и в другом отношении; в ту пору на Пиренейском полуострове шла борьба с мусульманами, и Гильдебранд, видя, что успех осеняет христианские знамена, задумал воспользоваться им для расширения папского влияния на Испанию: он отправлял туда бургундских и французских рыцарей с обязательством получить в лен от св. Петра земли, которые будут отняты у неверных. Умея всюду угадать зародыши будущего развития, Гильдебранд не остался равнодушным зрителем крупнейшего политического переворота своего времени: завоевание Англии норманнами произошло под знаменем св. Петра, присланным Вильгельму архидиаконом, деятельно помогавшим норманнскому герцогу “в надежде, – выражаясь словами самого Гильдебранда, – что столь многочисленные убийства поведут к возвышению того, кто из хорошего сына святой церкви, благодаря ее помощи, сделается лучшим”. Да и вообще, при проявлении самостоятельности какого угодно народа Гильдебранд оставался верен себе и своей цели. Датский король и богемский герцог тяготились духовной зависимостью от немецкой церкви и обратились в Рим с просьбой учредить в их владениях самостоятельные митрополии, подчиненные только папе. Желание это нашло в архидиаконе деятельного помощника и было осуществлено впоследствии, несмотря на все препятствия со стороны германского правительства, занятого, впрочем, личным обогащением, а вовсе не интересами императорства.
Зародыши неурядиц и волнений были всего более живучи в самом Риме, где дворянство не могло сжиться с мыслью о потере своего влияния, с лишением церковных владений, со строгим духом преобразований, вытравившим прежнюю раздольную жизнь; поэтому смерть Виктора II и отсутствие прочной власти в Германии, где мощную длань Генриха III заменила слабая рука его супруги, послужили прекрасным поводом к возникновению смут: римляне долго не могли выбрать преемника Виктору; началась борьба партий; в самый ее разгар некоторые кардиналы обратились к аббату монтекассинского монастыря, Фридриху, за советом; он порекомендовал четырех лиц, между прочим и Гильдебранда, но римляне объявили, что не считают их достойными такого сана, и решили избрать самого аббата; тщетно он отказывался, тщетно более благоразумные советовали подождать возвращения Гильдебранда, бывшего при усопшем папе во Флоренции, – римляне настояли на своем и провозгласили Фридриха наместником апостолов под именем Стефана IX (1057 – 1058). При нем дело преобразований шло своим чередом, только искоренению брачной жизни духовенства уделялось наибольшее внимание. Но клюнийская программа не удовлетворяла некоторых близких Стефану деятелей: кардинал Гумберт напал в своем сочинении “Против симонистов” на светскую инвеституру (то есть обычай, в силу которого передачей посоха и перстня светские владетели, даже женщины, утверждали епископов и аббатов в правах пользования церковным имуществом) и советовал для скорейшего проведения реформы запретить мирянам посещение богослужений, совершаемых симонистами и женатыми. Но пока о применении на деле этих советов не могло быть и речи: избранием Стефана IX были нарушены права молодого римского патриция, Генриха. Следовало ожидать германского вмешательства. Эту опасность устранил Гильдебранд; верный клятве и желая по возможности загладить происшедшее, он поспешил в Германию за запоздалым согласием и своим красноречием, знанием святого писания и настойчивостью победил недовольство: искомое согласие было дано.
Пока Гильдебранд хлопотал в Германии, в Риме произошли новые события: Стефан IX, не отличавшийся крепостью здоровья, скончался и перед смертью заклинал, во избежание беспорядков, подождать с избранием нового папы до прибытия Гильдебранда, которому безусловно доверял. Но враги реформ, римские бароны, сочли, что настал их час. Разграбив сокровищницу св. Петра, они раздавали на всех углах и перекрестках деньги для привлечения продажных римлян на свою сторону. “Золотые увещания” оказались очень действенными и, невзирая на проклятия кардинала Дамиани, бароны избрали епископа Веллетрийского в папы под именем Бенедикта X (1058 – 1059). Их противники вынуждены были покинуть вечный город и старались привлечь на свою сторону Гильдебранда, только что возвратившегося из Германии. Но Гильдебранда незачем было и упрашивать: он ни в коем случае не мог признать Бенедикта, будучи связан клятвой, данной Генриху III. Кроме того, признание Бенедикта было равносильно торжеству прежнего порядка, столь ненавистного сторонникам преобразований. Не желая губить свое дело, Гильдебранд решительно выступил против дворянского папы, разослал во все стороны письма, просил в них не признавать Бенедикта, собрал павших духом кардиналов и всех недовольных римскими событиями, в том числе брата покойного Стефана, герцога Готфрида. Образовалась мало-помалу грозная сила. Гильдебранд решил избрать своего папу, и выбор его пал на епископа флорентийского Гебгарда. Опять в Германию отправилось посольство за согласием. Конечно, произвол римлян оскорбил императорское правительство, и оно одобрило выбор Гильдебранда. Тогда и кардиналы, и бежавшая часть римского духовенства торжественно признали Гебгарда наместником апостолов, дав ему имя Николая II (1059 – 1061). Следовало ожидать теперь кровавого столкновения между партиями, так как бароны неспособны были уступить без борьбы. Гильдебранд и тут принял меры: прежде всего он обратился к духовному оружию и предал Бенедикта и его сторонников анафеме. Затем, зная отлично слабость римлян к золоту, отправил в Рим значительное количество денег и этим возбудил там междоусобие; довольно долго кровь лилась рекою и горели дома, пока наконец не стала одолевать сторона Гильдебранда. Тогда и он вместе со своим избранником подступил к Риму, мечом и золотом сломил сопротивление и завладел городом. Бенедикт заперся в крепком замке, откуда Гильдебранд не мог его выбить за недостатком войск. Необходимо было для окончательной победы добыть войска, и вот Гильдебранд отправляется в южную Италию, к норманнам, вместе с Николаем снимает тяготевшее над ними отлучение, дает инвеституру норманнским князьям: Ричарду – на княжество Капуанское, а Роберту Коварному – на герцогство Апулию, Калабрию и Сицилию, “земли св. Петра”. Как бы в уплату за это оба князя дали клятву в верности римской церкви, обязались платить ей ежегодную подать и немедленно оказали помощь в борьбе против приверженцев Бенедикта. Окруженный со всех сторон, Бенедикт принужден был сдаться. Немедленно Гильдебранд созвал в Риме собор, чтобы покончить с расколом и решить много других важных проблем. Во время заседания этого собора ставленника дворян, по приказанию Гильдебранда, ввели в храм Спасителя, где толпилось множество прибывших на собор духовных лиц и мирян; с него сняли священническое облачение, поставили его пред алтарем и вложили в руку длинный список всевозможных преступлений, будто бы совершенных им. Бенедикт долго отказывался читать это ужасное самообвинение, но под воздействием угроз вынужден был, заливаясь горькими слезами, принести покаяние в несодеянных грехах. Возле стояла его мать с распущенными волосами, в разорванной одежде, рыдала, жаловалась на вопиющую несправедливость, ударяла себя в грудь, царапала лицо. То же делали и родственники; всему Риму было известно, что несчастный Бенедикт вел примерную жизнь и был одним из лучших пастырей своего времени.
Когда Бенедикт кончил печальное чтение, Гильдебранд прервал молчание словами: “Таковы деяния папы, избранного вами, римляне!” Затем несчастного облачили в папские ризы и совершили обряд низложения. Осужденный был лишен даже сана священника и еще несколько лет влачил жалкое существование, питаясь подаянием добрых людей... Впоследствии Гильдебранд горько каялся в поступке с Бенедиктом, сознаваясь, что последний пал искупительной жертвой в борьбе за отстранение дворянства от назначения пап, и похоронил его с почестями, подобающими истинному первосвященнику.
Таким образом, Гильдебранд показал всем, что не остановится ни перед чем для защиты апостольского престола от произвола римской знати, ибо это – первая ступень к владычеству папства над миром. Но низложение Бенедикта было одной стороной дела: устранен был ставленник дворянства, оставалось уничтожить саму возможность повторения чего-либо подобного в будущем. И вот тот же собор выработал правила, которыми впредь должно было руководствоваться при избрании пап: за римским клиром и народом оставалось право одобрения; патриций Генрих был лишен права назначения, но лично удержал право согласия. Теперь все зависело от решения коллегии кардиналов, которые и избирали преемника сошедшему со сцены папе. Избрание это могло происходить всюду, где собиралась “лучшая часть” кардиналов. Установлением этих руководящих правил не ограничилась деятельность собора: Гильдебранд видел, что союз со светской властью непрочен и дело преобразования медленно подвигается вперед, поэтому решился испробовать новое средство, указанное кардиналом Гумбертом, и обратился к совести прихожан. Соборным постановлением запрещено было посещать богослужения, совершаемые женатыми священнослужителями и симонистами. За исполнением этого запрещения во всей строгости должны были наблюдать бродячие монахи, не по разуму усердные, способные по одному подозрению возвести самое ужасное обвинение. Своими проповедями они волновали чернь и вооружали ее против духовенства. Волей-неволей для спасения своих жизней многие священнослужители отпустили жен, клялись изгнать симонию. Преобразования пошли несравненно быстрее. С этой поры Гильдебранд твердо уверовал в действенность средства кардинала Гумберта и пользовался своим неограниченным влиянием на папу для расширения его применения. Злые языки сравнивали отношения Николая к Гильдебранду с отношением осла к хозяину, и в этом сравнении заключалась доля правды, так как воля последнего была единственным законом для слабого папы. Немедленно для Гильдебранда был освобожден важный пост архидиакона, причем занимавшее ранее этот пост лицо получило изрядные деньги в уплату за свой вынужденный отказ. Архидиаконство до некоторой степени соответствовало министерству иностранных дел: все внешние дела перешли теперь в руки Гильдебранда, и он направил свои усилия на поднятие могущества пап в Европе, завязал дружественные отношения с французским королем, бургундскими владетелями, английскими епископами, а союзом с норманнами обезопасил южную окраину церковных владений. Оставалось сделать то же с северной; и тут и там папство подало руку нарождающимся силам: чем были норманны на Юге, тем стали патары на Севере.
В Ломбардии издавна епископы и высшие сословия притесняли низшие слои, опираясь на могущество германских императоров, и не хотели признавать над собой властной воли пап. Поэтому Рим нашел себе союзников в менее зажиточной, угнетенной части населения. Благодаря исконной поддержке пап их сторонники получили в Ломбардии действенные, чисто военные полномочия и ревностно старались проводить идеи реформы, убеждая дубьем, мечом, насмешками, грабежом и поджогами. Дикий разгул с самой кончины Виктора II воцарился на равнинах По. Тщетно епископы старались противодействовать злу убеждениями и презрением, дав сторонникам пап кличку “патары”, то есть “оборванцы”. Чернь не смутилась этим и бранное название приняла как почетное имя. Наконец мера терпения переполнилась, архиепископ миланский, избитый патарами, обратился к папе Стефану с просьбой сдержать безграничное усердие ревнителей. В Милан был отправлен легатом Гильдебранд. Торопясь, как известно, в Германию, он пробыл всего лишь несколько дней в столице Ломбардии и за это короткое время еще более укрепил связи патаров с Римом. После отъезда Гильдебранда смуты не улеглись. Знать напрягала все силы для усмирения патарии. Тогда патары обратились в Рим, к своим покровителям, с жалобой. Гильдебранд немедленно отправил в Милан Петра Дамиани, дав ему предписание не только искоренить симонию и брачную жизнь духовенства, но и подчинить Милан духовному главенству Рима. Несмотря на значительные волнения, угрожавшие даже жизни посла, Дамиани нанес смертельный удар независимости миланской митрополии, принудив самого архиепископа и все духовенство дать клятву, что они впредь тщательно будут избегать общения с женатыми священнослужителями и симонистами. Сверх того, архиепископ вместе со своими епископами должен был на римском соборе 1059 года – вопреки правам императорства – принять инвеституру из рук Николая II, чем признавал папу верховным сюзереном всех имперских ленов, принадлежавших ломбардскому духовенству. Уже этим невольным признанием самым существенным образом были задеты интересы молодого Генриха. Но Гильдебранд пошел еще дальше: на том же римском соборе он короновал Николая королевской короной, соединенной с папской тиарой, чем подчеркивал притязание пап быть VI светскими главами мира. Бросая этот вызов императорству, Гильдебранд рассчитывал на его слабость, вызванную малолетством Генриха IV и отсутствием прочного направления в политике его матери и опекунши, и хотел подготовить умы к дальнейшим своим требованиям. Но открытая борьба наступила скорее, чем можно было предполагать: постановления римского собора оскорбили императорство, немецких и ломбардских епископов, римское дворянство, и эти столь различные, даже враждебные порой силы соединились и своим влиянием побудили мать Генриха IV, Агнессу, на собор ответить собором, чтобы объявить все распоряжения папы Николая незаконными, а его самого низложенным и преданным анафеме.
Положение дел осложнилось до чрезвычайности, когда вскоре затем скончался Николай II и часть римлян отправила послов к наследственному своему патрицию для назначения преемника умершему. Но Гильдебранд не дремал: он поспешил предупредить неприятное избрание и произвел выборы под своим давлением; благодаря помощи норманнов и герцога Готфрида, Ансельм, епископ Луккский, был объявлен папой под именем Александра II (1061 – 1073). Противники Гильдебранда побудили Агнессу назначить своего папу в лице Кадала, епископа Пармского. Опять произошел церковный раскол, опять вечный город сделался поприщем уличных схваток и грабежей, опять потекла кровь, полилось золото, привлекая продажных римлян на сторону более щедрого; борьба шла с переменным счастьем; Гильдебранд, верхом на коне, лично водил своих ратников на врага, но Кадал стал уже брать верх, когда переворот, совершенный епископом Анноном, устранившим Агнессу от кормила правления, привел к торжеству Александра: на мантуанском соборе (1064) он торжественно был признан папой, а Кадал объявлен низложенным. Кадал не унялся, созвал свой собор, низложил и предал анафеме Александра. К тому же вскоре оказалось, что победа Аннона, из своекорыстных целей покровительствовавшего партии Гильдебранда, была непрочна: на молодого короля приобрел решительное влияние епископ Бременский, Адальберт, объявивший Генриха совершеннолетним (1065) и заменивший Аннона в управлении государством. Будучи верным слугой императорства, Адальберт стал готовиться к римскому походу и коронованию Генриха императорской короной. Противники папства приободрились; один из вождей патаров был убит самым зверским образом: ему отрезали уши, нос, правую руку, вырвали глаза, оскопили и полуживого бросили в болото; Кадал подступил к Риму. Ввиду грозной опасности Дамиани обратился к Генриху с мольбой помочь святой матери, Римской церкви, и прекратить раскол. Гильдебранд был вне себя от такого опрометчивого шага старого кардинала, своим неуместным обращением к светской власти уничтожившего плоды, добытые упорным и медленным трудом. Судьба спасла Дамиани от продолжительных нареканий. Деятельность Адальберта, направленная на усиление королевской власти, вызвала недовольство имперских князей; они настояли на возвращении Аннона (1066) и тем упрочили положение Александра. Но Гильдебранд не мог сжиться с такой позорной зависимостью от дворцовых переворотов в Германии и с удвоенным рвением предался осуществлению своей заветной мечты – поставить на незыблемую почву духовное и светское могущество римского первосвященника. Благодаря неутомимым стараниям дальновидного архидиакона многие бургундские и французские владетели дали клятву “в какое угодно время оказать вооруженное содействие для защиты имущества св. Петра”. Тесная связь с этими владетелями пригодилась и в другом отношении; в ту пору на Пиренейском полуострове шла борьба с мусульманами, и Гильдебранд, видя, что успех осеняет христианские знамена, задумал воспользоваться им для расширения папского влияния на Испанию: он отправлял туда бургундских и французских рыцарей с обязательством получить в лен от св. Петра земли, которые будут отняты у неверных. Умея всюду угадать зародыши будущего развития, Гильдебранд не остался равнодушным зрителем крупнейшего политического переворота своего времени: завоевание Англии норманнами произошло под знаменем св. Петра, присланным Вильгельму архидиаконом, деятельно помогавшим норманнскому герцогу “в надежде, – выражаясь словами самого Гильдебранда, – что столь многочисленные убийства поведут к возвышению того, кто из хорошего сына святой церкви, благодаря ее помощи, сделается лучшим”. Да и вообще, при проявлении самостоятельности какого угодно народа Гильдебранд оставался верен себе и своей цели. Датский король и богемский герцог тяготились духовной зависимостью от немецкой церкви и обратились в Рим с просьбой учредить в их владениях самостоятельные митрополии, подчиненные только папе. Желание это нашло в архидиаконе деятельного помощника и было осуществлено впоследствии, несмотря на все препятствия со стороны германского правительства, занятого, впрочем, личным обогащением, а вовсе не интересами императорства.