Страница:
А.В. Владимирский
Великий Ганди. Праведник власти
Разработка дизайна серии Петра Волкова
Оформление переплета и суперобложки Юрия Щербакова
Фотографии на переплете и суперобложке: Omikron Omikron / Getty Images / Fotobank.ru;
Malgorzata Kjstryn / Shutterstock.com
Используется по лицензии от Shutterstock.com
Оформление переплета и суперобложки Юрия Щербакова
Фотографии на переплете и суперобложке: Omikron Omikron / Getty Images / Fotobank.ru;
Malgorzata Kjstryn / Shutterstock.com
Используется по лицензии от Shutterstock.com
Предисловие
Махатма Ганди – один из величайших мыслителей и моральных авторитетов не только Индии, но и всего человечества. Для индийцев он – настоящий святой.
Альберт Эйнштейн с искренним удивлением говорил: «Возможно, грядущие поколения вряд ли поверят, что такой человек из обыкновенной плоти и крови ходил по этой земле». А один из ближайших учеников и соратников Ганди, глава Индийского национального конгресса и первый премьер-министр независимой Индии Джавахарлал Неру утверждал: «Нет человека, способного письменно воспроизвести подлинную жизнь Ганди, если этот человек не так же велик, как сам Ганди. Поэтому нам не следует ожидать того, что мы будем располагать истинным и полностью адекватным описанием жизни этого человека. Написать биографию Ганди само по себе трудно; эта задача становится еще более сложной, поскольку его жизнь не отделима от жизни Индии на протяжении полувека или более. Тем не менее, если и существуют многочисленные попытки написать о его жизни, они могут быть успешными, проливая свет на некоторые стороны его беспримерной деятельности, а также давая другим людям определенное понимание этого незабываемого периода истории Индии».
И он же говорил о Ганди, своем близком друге: «Он был, точно мощный приток свежего воздуха, побудившего нас расправить члены… луч света, пронзивший мрак; точно вихрь, перевернувший все вверх дном, в том числе наше мышление. Он не сошел с неба; он словно возник из масс индийского народа, говорил на языке народа и постоянно обращал внимание на ужасающее положение масс».
Но тут же Неру оговаривался: «Все в нем – необыкновенный парадокс». Действительно, сила Ганди порой кажется слабостью, а то, что выглядит его достоинством, легко превращается в недостаток, но в конечном счете порой помогает конечному торжеству его идей.
Ганди считал: «Моя жизнь образует неразделимое целое: все мои действия связаны воедино. Все они проистекают из неугасимой любви к человечеству». А во вступлении к автобиографии писал: «Я поклоняюсь Богу только как Истине. Я еще не нашел его, но ищу. Я готов в своих исканиях пожертвовать всем самым дорогим для меня. Если понадобится жертва, я отдам даже жизнь, думаю, что я готов к этому. Все же до тех пор, пока я не познал эту абсолютную истину, я должен придерживаться относительной истины в своем понимании ее. Эта относительная истина должна быть моим маяком и щитом». Этой относительной истиной для Ганди была борьба за освобождение индийского народа, но только ненасильственными средствами.
Я, разумеется, не претендую на то, чтобы быть человеком, столь же великим, как Махатма Ганди. И отнюдь не собираюсь писать его полную, академическую биография, которая заняла бы добрый десяток томов. Моя задача значительно скромнее – дать представление широкому кругу читателей о жизни Ганди и о его учении, в котором воплотилась созданная им философия ненасилия (сатьяграха; в переводе с хинди – «упорство в истине»). При этом особый упор будет сделан на политической деятельности Ганди и на значение сатьяграхи в качестве главного орудия политического протеста. Применяемая Ганди тактика ненасильственного сопротивления казалась утопичной, но именно она в конечном счете привела Индию к достижению независимости, сделав слишком дорогостоящим для Великобритании сохранение колониального господства.
Всему миру запомнился его аскетический облик. Вокруг худого тела он обматывал кусок домотканой материи – кхади, носил сандалии на босу ногу, в руках посох, светлые, горящие глаза в очках, открытая улыбка доверчивого ребенка. Говорил он негромко и мягко, но это только усиливало его харизму.
В сентябре 1921 года, чтобы достичь еще большей простоты, Ганди стал носить только набедренную повязку – «костюм нищего». Его друзей это удивило и позабавило, как и лондонскую публику в 1931 году, когда, несмотря на холодную и пасмурную погоду, Ганди появился на улице в одной лишь набедренной повязке.
Рабиндранат Тагор по поводу нового одеяния Ганди писал: «Махатма Ганди появился на пороге миллионов обездоленных в Индии, одетый, как они, говоря на их собственном языке… Кто еще так же безраздельно принимал огромные массы индийского народа, как собственную плоть и кровь?.. Как только в двери Индии постучалась любовь, они распахнулись настежь. Всякая внутренняя скупость исчезла».
Ганди был абсолютно бескорыстен. Он любил путешествовать, исходил всю Индию пешком. Знал почти все языки Индии – хинди, урду, тамили, гуджарати, телугу, маратхи, бенгали и, конечно же, язык колонизаторов – английский. Спал на топчане, и очень мало, чтобы больше оставалось времени для работы.
Также и в доме у него не было ничего лишнего. Только то, что необходимо для работы и для удовлетворения самых минимальных жизненных потребностей.
Ганди был строгим вегетарианцем, не употреблял в пищу даже яиц, не пил ни молока, ни чая. Сам готовил себе пищу. У него не было слуг, хотя миллионы индийцев почли бы за счастье помочь Махатме.
Ганди стремился к тому, чтобы законами общечеловеческой морали и справедливости руководствовались люди и государства, и верил, что эта цель достижима, хотя многие полагали ее утопией.
Можно сказать, что Махатма Ганди был националистом, тем более что он основал Индийский национальный конгресс. Но национализм он понимал очень широко и был убежден, что национализм одного народа не может нанести вреда никакому другому народу. Он провозглашал: «Национализм, в моем понимании, означает, что моя страна должна обрести свободу, что, если нужно, вся моя страна должна умереть, чтобы человечество могло жить…».
Главная заслуга Ганди перед Индией и человечеством заключается в том, что он сумел добиться независимости своей страны, применяя исключительно ненасильственные методы борьбы. Если бы не Ганди, в Индии могла бы разгореться настоящая антиколониальная война, которая унесла бы многие миллионы жизней. Правда, тысячи индийцев погибли от рук британских колонизаторов в ходе подавления мирных акций гражданского неповиновения, но вины Ганди в этом, разумеется, нет, и тысячи погибших – это все же не миллионы.
Альберт Эйнштейн с искренним удивлением говорил: «Возможно, грядущие поколения вряд ли поверят, что такой человек из обыкновенной плоти и крови ходил по этой земле». А один из ближайших учеников и соратников Ганди, глава Индийского национального конгресса и первый премьер-министр независимой Индии Джавахарлал Неру утверждал: «Нет человека, способного письменно воспроизвести подлинную жизнь Ганди, если этот человек не так же велик, как сам Ганди. Поэтому нам не следует ожидать того, что мы будем располагать истинным и полностью адекватным описанием жизни этого человека. Написать биографию Ганди само по себе трудно; эта задача становится еще более сложной, поскольку его жизнь не отделима от жизни Индии на протяжении полувека или более. Тем не менее, если и существуют многочисленные попытки написать о его жизни, они могут быть успешными, проливая свет на некоторые стороны его беспримерной деятельности, а также давая другим людям определенное понимание этого незабываемого периода истории Индии».
И он же говорил о Ганди, своем близком друге: «Он был, точно мощный приток свежего воздуха, побудившего нас расправить члены… луч света, пронзивший мрак; точно вихрь, перевернувший все вверх дном, в том числе наше мышление. Он не сошел с неба; он словно возник из масс индийского народа, говорил на языке народа и постоянно обращал внимание на ужасающее положение масс».
Но тут же Неру оговаривался: «Все в нем – необыкновенный парадокс». Действительно, сила Ганди порой кажется слабостью, а то, что выглядит его достоинством, легко превращается в недостаток, но в конечном счете порой помогает конечному торжеству его идей.
Ганди считал: «Моя жизнь образует неразделимое целое: все мои действия связаны воедино. Все они проистекают из неугасимой любви к человечеству». А во вступлении к автобиографии писал: «Я поклоняюсь Богу только как Истине. Я еще не нашел его, но ищу. Я готов в своих исканиях пожертвовать всем самым дорогим для меня. Если понадобится жертва, я отдам даже жизнь, думаю, что я готов к этому. Все же до тех пор, пока я не познал эту абсолютную истину, я должен придерживаться относительной истины в своем понимании ее. Эта относительная истина должна быть моим маяком и щитом». Этой относительной истиной для Ганди была борьба за освобождение индийского народа, но только ненасильственными средствами.
Я, разумеется, не претендую на то, чтобы быть человеком, столь же великим, как Махатма Ганди. И отнюдь не собираюсь писать его полную, академическую биография, которая заняла бы добрый десяток томов. Моя задача значительно скромнее – дать представление широкому кругу читателей о жизни Ганди и о его учении, в котором воплотилась созданная им философия ненасилия (сатьяграха; в переводе с хинди – «упорство в истине»). При этом особый упор будет сделан на политической деятельности Ганди и на значение сатьяграхи в качестве главного орудия политического протеста. Применяемая Ганди тактика ненасильственного сопротивления казалась утопичной, но именно она в конечном счете привела Индию к достижению независимости, сделав слишком дорогостоящим для Великобритании сохранение колониального господства.
Всему миру запомнился его аскетический облик. Вокруг худого тела он обматывал кусок домотканой материи – кхади, носил сандалии на босу ногу, в руках посох, светлые, горящие глаза в очках, открытая улыбка доверчивого ребенка. Говорил он негромко и мягко, но это только усиливало его харизму.
В сентябре 1921 года, чтобы достичь еще большей простоты, Ганди стал носить только набедренную повязку – «костюм нищего». Его друзей это удивило и позабавило, как и лондонскую публику в 1931 году, когда, несмотря на холодную и пасмурную погоду, Ганди появился на улице в одной лишь набедренной повязке.
Рабиндранат Тагор по поводу нового одеяния Ганди писал: «Махатма Ганди появился на пороге миллионов обездоленных в Индии, одетый, как они, говоря на их собственном языке… Кто еще так же безраздельно принимал огромные массы индийского народа, как собственную плоть и кровь?.. Как только в двери Индии постучалась любовь, они распахнулись настежь. Всякая внутренняя скупость исчезла».
Ганди был абсолютно бескорыстен. Он любил путешествовать, исходил всю Индию пешком. Знал почти все языки Индии – хинди, урду, тамили, гуджарати, телугу, маратхи, бенгали и, конечно же, язык колонизаторов – английский. Спал на топчане, и очень мало, чтобы больше оставалось времени для работы.
Также и в доме у него не было ничего лишнего. Только то, что необходимо для работы и для удовлетворения самых минимальных жизненных потребностей.
Ганди был строгим вегетарианцем, не употреблял в пищу даже яиц, не пил ни молока, ни чая. Сам готовил себе пищу. У него не было слуг, хотя миллионы индийцев почли бы за счастье помочь Махатме.
Ганди стремился к тому, чтобы законами общечеловеческой морали и справедливости руководствовались люди и государства, и верил, что эта цель достижима, хотя многие полагали ее утопией.
Можно сказать, что Махатма Ганди был националистом, тем более что он основал Индийский национальный конгресс. Но национализм он понимал очень широко и был убежден, что национализм одного народа не может нанести вреда никакому другому народу. Он провозглашал: «Национализм, в моем понимании, означает, что моя страна должна обрести свободу, что, если нужно, вся моя страна должна умереть, чтобы человечество могло жить…».
Главная заслуга Ганди перед Индией и человечеством заключается в том, что он сумел добиться независимости своей страны, применяя исключительно ненасильственные методы борьбы. Если бы не Ганди, в Индии могла бы разгореться настоящая антиколониальная война, которая унесла бы многие миллионы жизней. Правда, тысячи индийцев погибли от рук британских колонизаторов в ходе подавления мирных акций гражданского неповиновения, но вины Ганди в этом, разумеется, нет, и тысячи погибших – это все же не миллионы.
Детство и юность
Индия издревле – страна каст. Мохандас Карамчанд Ганди – так звали нашего героя при рождении – происходил из семьи, принадлежавшей к торгово-ростовщической джати бания, относящейся к варне вайшьев. В Индии существует четыре главных сословия (варны) (санскр. «цвет»): брахманов (священнослужителей), кшатриев (воинов), вайшьев (торговцев, скотоводов и земледельцев) и шудр (слуг и разнорабочих). Они существовали еще за 1500 лет до н. э. В Средневековье варны сохранились, но раздробились на множество джати (каст) (порт, casta – «происхождение», изначально «чистая порода»). Поскольку последователи индуизма верят в перевоплощение, они считают, что тот, кто соблюдает правила своей касты, в будущей жизни поднимется по рождению в более высокую касту; тот же, кто нарушает эти правила, в новом перерождении опустится в более низкую касту. А каждая имеющая наименование каста делится на множество подкаст, поэтому точное число джати в современной Индии подсчитать невозможно. В последний раз сведения о числе каст и подкаст в Индии были опубликованы в 1931 году. Тогда их насчитали 3000, но это число наверняка приуменьшено.
Из касты бания выходили обычно торговцы и чиновники. Отец Мохандаса Карамчанд (Каба) Ганди был диваном (главным министром) княжества Порбандар в Гуджарате. Он не имел законченного образования, но хорошо знал индуистские традиции. В семье строго соблюдались индуистские обряды. Особой набожностью отличалась мать Ганди Путлибай. Посещение богослужений в храмах, принятие обетов, соблюдение постов, строгое вегетарианство, самоотречение, чтение священных индуистских книг – все это Ганди под влиянием матери практиковал с самого детства. Мать же могла держать несколько постов подряд. Познав однажды вкус мяса, Мохандас испытал к нему отвращение, и желания повторить эксперимент у него никогда не возникало. Он съел маленький кусок козлятины, и потом ему казалось, что живая коза стонет у него в животе. Он честно сообщил о своем поступке отцу, искренне в нем раскаиваясь, и тот его простил. Ганди дал слово больше никогда не брать в рот мяса и свое обещание сдержал.
К матери Мохандас питал особую любовь, считал ее настоящей святой. «Его голос смягчался, когда он говорил о ней, его глаза загорались любовью», – свидетельствовал один из его друзей в 1908 году, когда Ганди было уже 39 лет.
Отец Ганди отличался веротерпимостью и довольно часто принимал в своем доме мусульман. Веротерпимости он научил и сына. Родители также внушили ему, что нельзя причинять вред и насилие всему живущему на земле, что именно в этом заключается высшая добродетель.
Мохандас Карамчанд Ганди родился 2 октября 1869 года в небольшом княжестве Порбандаре, одном из сотен княжеств, расположенных в Западной Индии. Место его рождения – городок Порбандар – хоть и столица княжества, но всего лишь небольшой рыболовецкий порт в Гуджарате. Дома здесь строили из белого камня, почему Порбандар иногда называли белым городом. Большинство жителей княжества говорили по-гуджаратски. Дом Ганди стоял рядом с двумя индуистскими храмами. Семья была набожной. Отец Ганди, крупный чиновник колониальной администрации, славился прямотой и неподкупностью, что было редкостью для колониальной администрации, в значительной степени коррумпированной. Как пишет Мохандас Ганди в автобиографии, «на протяжении трех поколений, начиная с моего деда, наша семья поставляла нескольким штатам премьер-министров», славившихся честностью и принципиальностью. По словам Ганди, его отец «не получил никакого образования, а лишь приобрел большой практический опыт; в лучшем случае он доучился до пятого класса гуджаратской школы. Об истории и географии отец не имел никакого понятия». К отрицательным качествам отца Ганди относил импульсивность и вспыльчивость, а также то, что он «возможно, был склонен к плотским утехам». Каба Ганди был женат четыре раза. По всей видимости, он не отличался супружеской верностью, да и последняя жена была младше его более чем на двадцать лет.
Первые три жены рано умерли, и от них остались две дочери. Четвертая жена Путлибай родила еще одну дочь и трех сыновей, Мохандас был самым младшим ребенком. Он рос хилым, стеснительным и боязливым мальчиком, не проявлявшим, казалось, особых способностей к учебе. Но он всегда был прилежным учеником и любящим сыном.
В конце 1882 года, в возрасте 13 лет, Мохандас по настоянию отца вступил в брак со своей ровесницей Кастурбай, что для Индии было обычным возрастом вступления в брак. В данном же случае немаловажную роль играли соображения экономии. Как раз в это время старший брат Мохандаса собирался жениться, а вместе с ним и двоюродный брат. Проведя сразу три церемонии, можно было немало сэкономить.
Позднее Ганди писал, что нет «никаких моральных доводов, которыми можно было бы оправдать столь нелепые ранние браки», поскольку в этом возрасте супруги еще несамостоятельны. К счастью, Мохандас и Кастурбай полюбили друг друга, и никакие жизненные испытания не смогли их разлучить.
Свадьба была омрачена тем, что во время переезда из Раджкота, где тогда жило семейство Ганди, в Порбандар, где должна была состояться свадьба, отец упал и расшибся. Ганди вспоминал: «Мой отец держался молодцом, несмотря на свои раны, и высидел всю свадебную церемонию… Тогда я был далек от мысли, что однажды буду сурово корить его за то, что он женил меня так рано».
Мохандасу приходилось разрываться между женой-ребенком, школой, куда он продолжал ходить, и заботами об отце. Последние годы жизни Карамчанда он с любовью взял на себя обязанности сиделки. Вскоре после свадьбы младшего сына отец умер. Его смерть Мохандас переживал очень тяжело.
Находясь при больном отце, Ганди думал о жене, и думал об отце, когда был с женой. В результате столь бурной жизни он забросил учебу и остался на второй год. По признанию Ганди, он был посредственным учеником. В школе Ганди чувствовал себя не слишком уютно. Он признавался: «От малейшей неприятности у меня слезы наворачивались на глаза. Если я заслуживал – или учителю казалось, что заслуживал, – нагоняй, мне это было нестерпимо». Как-то в субботу Ганди опоздал в школу. Он оправдывался: «Я ухаживал за отцом, часов у меня не было, облачное небо ввело меня в заблуждение. Когда я пришел, все остальные уже ушли». Ему не поверили и наказали, хотя он говорил святую истинную правду. От горя мальчик заплакал и навсегда усвоил одну важную истину: «Правду надо говорить с осторожностью». Впоследствии Ганди все же добился, чтобы его освободили от посещения уроков этого сурового учителя, чтобы ухаживать за больным отцом.
У Мохандаса и Кастурбай Ганди было четверо сыновей: Харилал (1888–1948), Манилал (28 октября 1892–1956), Рамдас (1897–1969) и Девдас (1900–1957). Роды младшего сына Ганди принял сам, поскольку акушерка опоздала. Однако от старшего сына Харилала отец впоследствии отказался, поскольку тот пил, развратничал и влезал в долги. Еще в 1911 году Харилал порвал все связи с семьей, которая возражала против того, чтобы он получил высшее образование в Англии. Харилал хотел стать преуспевающим адвокатом и не принимал участия в национально-освободительном движении. Несколько раз Харилал менял религию, назло отцу обратившись в ислам, но потом вернулся к индуизму и умер от цирроза печени 18 июня 1948 года, ненамного пережив отца и успев побывать неузнанным на его похоронах. Все остальные сыновья были помощниками и последователями отца и активистами его движения за независимость Индии. Девдас стал мужем Лакши, дочери Раджаджи, одного из руководителей Индийского национального конгресса и горячего сторонника Ганди. Однако Раджаджи принадлежал к варне браминов, а межварновые браки противоречили религиозным убеждениям Ганди. Тем не менее в 1933 году он дал Девдасу разрешение на брак.
В письме своему сыну Манилалу, когда тому исполнилось 17 лет, Ганди нарисовал суровую картину своих детских лет: «Забавы, развлечения позволительны только в невинном возрасте, то есть до двенадцати лет. Как только ребенок достигает разумного возраста, он должен научиться поступать, полностью осознавая свою ответственность, и постоянно и осознанно работать над своим характером… Помню, когда я был моложе тебя, самой большой радостью для меня было ухаживать за отцом. Начиная с двенадцати лет я больше не знал забав и развлечений».
По мнению американского психоаналитика Эрика Эриксона, «сексуальность Ганди оказалась окончательно испорчена юношеской безудержностью, исчерпав его силу духовного сосредоточения». Возможно, это обстоятельство в дальнейшем привело Ганди к аскетизму.
«Плотское желание явилось позже, – вспоминал Ганди. – Я предлагаю задернуть здесь занавесу над моим стыдом». Очень скоро он стал мучить Кастурбай ревностью, которую разжигал один его друг. Впоследствии Ганди каялся: «Никогда я не забуду, никогда не прощу себе, что довел свою жену до отчаяния своими подозрениями… Каждый раз, вспоминая о тех мрачных днях сомнений и подозрений, мое безумие, жестокость моего желания наполняют меня отвращением…». Но тут «Брахмачарья предстала предо мной во всем своем блеске, и я понял, что жена не раба мужа, а подруга и опора, спутница, делящая с ним наравне радости и горести, и что она так же, как муж, вольна выбрать свою дорогу… Овладев мною, брахмачарья неудержимо подталкивала меня к женщине как матери человеческой. Она стала слишком священна для меня, чтобы быть объектом плотской любви. Таким образом, каждая женщина стала для меня сестрой или дочерью».
Однажды под влиянием друга Ганди посетил бордель, но с проституткой оказался полностью несостоятельным, поскольку, по его собственному признанию, был «поражен слепотой и немотой», так что женщина его выгнала, осыпая оскорблениями. Впоследствии Мохандас даже радовался, что был таким образом спасен от грехопадения, хотя, по его утверждению, «если судить строго с точки зрения этики, такие случаи нельзя рассматривать просто как проявление малодушия: здесь присутствовало и плотское желание, требовавшее насыщения…».
«Секрет величия Ганди заключается не в отсутствии изъянов и человеческих слабостей, а в его неустанном внутреннем поиске и сильной вовлеченности в проблемы человечества», – утверждал его соратник Нирмал Бозе. Грехи молодости за Ганди водились, но он сумел их преодолеть благодаря сильной воле.
Отец Ганди умер ночью. Торопясь к жене, Мохандас оставил присматривать за умирающим своего дядю. Но вскоре за ним пришли. Он бросился в комнату отца и увидел, что отец скончался на руках у дяди, и тот исполнил долг, который сын хотел исполнить сам. «Я понял, что если бы меня не ослепила животная страсть, я избежал бы муки оказаться вдали от отца в его последние минуты». Жена в то время была беременна, но ребенок умер вскоре после рождения. Ганди воспринял это карой за то, что пренебрег сыновьими обязанностями ради плотских утех. Как он отмечал, «мне потребовалось много времени, чтобы стряхнуть с себя цепи желания, и прежде чем победить его, мне пришлось пройти через много испытаний».
В автобиографии Ганди признавался в том, что в юности начинал курить и даже воровал у слуг мелкие монетки, чтобы купить сигарет, а затем, в раскаянии, даже думал покончить с собой, но в конце концов нашел силы превозмочь пагубную страсть.
Кастурбай была неграмотна, в школе, как и подавляющее большинство индийских женщин, не училась. Она была покорной воле мужа, как и предписывала традиция, но вместе с тем независимой и решительной, собственной волей, которую она отстаивала при внешней покорности. Ганди вспоминал, что жена стала его первым учителем по применению практики ненасилия. Он так и не смог заставить ее научиться читать и писать, даже тогда, когда Кастурбай стала известна всей стране и почитаема как жена любимого нацией Бапу (отца нации) и его верной соратницей в выполнении общенациональной миссии.
В молодости Кастурбай любила украшения и красивую одежду. В конце жизни ее спросили, жалеет ли она о том времени, когда красиво одевалась; она ответила: «Самое важное в жизни – выбрать одно направление и позабыть обо всех остальных». Так же считал и Ганди.
Замечу, что о детских годах Ганди мы узнаем почти исключительно от него самого. Однако, поскольку Ганди дал себе обет никогда не лгать, верить ему можно почти абсолютно. Хотя какие-то неосознанные ошибки памяти и могли случаться.
В среднюю школу Мохандас ходил в возрасте от 6 до 16 лет. Сначала он хотел стать врачом, но старший брат воспротивился, заявив, что представители их касты не должны заниматься вскрытием трупов, и напомнил, что отец мечтал об адвокатской карьере сына.
В 15 лет Ганди совершил кражу. Его брат взял деньги в долг, но не возвращал. Тогда Мохандас похитил кусочек золота с браслета, принадлежавшего брату. Эта кража камнем давила на его совесть, и Мохандас почувствовал потребность сознаться в своем поступке отцу. Он исповедался в письме, которое показал ему, прося прощения. Ганди вспоминал: «Он прочел все письмо до последней строчки, и слезы выступили у него на глазах, потекли по щекам, стекая на бумагу. На мгновение он закрыл глаза, чтобы подумать; потом разорвал листок. Чтобы прочесть его, он сел. Теперь он снова лег. Я тоже плакал. Я видел, что он ужасно страдает… Для меня это был живой урок ахимсы. В тот миг я видел в этом лишь отеческую любовь, но сегодня я знаю, что это была ахимса во всей ее чистоте… она преображает все, к чему прикасается. Власть ее безгранична… Я ожидал гнева, суровых слов; думал, что он будет бить себя по лбу. А увидел его необычайно миролюбивым – я уверен, что это благодаря моему полнейшему признанию…». Так он усвоил ту истину, что миролюбие сильнее гнева, что искренность и покаяние – это путь к прощению.
По словам Джавахарлала Неру, Ганди еще в молодые годы, проведенные в Гуджарате, проникся мыслью, что «ненасилие – это глубинный принцип человеческого развития», с чем сам Неру, кстати сказать, не был согласен.
Ганди впоследствии утверждал: «Для меня ненасилие – не просто философская категория, это закон и суть моей жизни…Ахимса (поведение и образ действий, при которых первым требованием является ненанесение вреда; ненасилие, распространенное в виде обета в буддизме, индуизме и джайнизме. – А.В.) – основа для поисков истины. Поиски эти тщетны, если они не строятся на ахимсе. Все мы из одного теста сделаны, все мы дети одного Творца, и Божественные силы в нас безграничны. Третировать человеческое существо – значит третировать эти Божественные силы и тем самым причинять зло не только этому существу, но и всему миру. Для меня всегда было загадкой, как могут люди считать для себя почетным унижение ближнего… В реальности нет ничего, не существует ничего, кроме истины. Вот почему сат, или истина, возможно, самое важное имя Бога… Ахимса и истина настолько тесно переплелись, что практически невозможно отделить их друг от друга. Они словно две стороны одной медали, вернее, гладкого металлического диска без отпечатка. Кто скажет, где у него реверс, а где аверс? Однако ахимса – это средство, а истина – цель».
Однако Джавахарлал был уверен, что Ганди – это не вполне человек и сделан он из другого теста, чем обычные люди: «В индийской мифологии есть множество историй о великих аскетах, которые, благодаря твердости своего жертвенного духа и накладываемых на себя покаяний, сумели воздвигнуть гору заслуг, способную потрясти устои. Кипучая энергия и внутренняя сила Ганди, а также его неистощимая духовность часто заставляли меня вспоминать об этих полубогах. Он явно был из другого теста, чем обычные люди, иной, редкой закваски. И очень часто из глубины его глаз на нас смотрела Неизвестность».
В Гуджарате было немало последователей джайнизма – религии, для которой основным обетом является ахимса. Но и в индуизме ахимса присутствует, пусть и не в виде основного обета, а Ганди всегда был правоверным индуистом.
Большое влияние в детские годы оказала на Ганди пьеса «Харишчандра» про легендарного царя, монарха солнечной династии древнеиндийской мифологии. Этот персонаж книги «Маркандейя-пурана» известен своей добродетелью и щедростью. Харишчандра отдал мудрецу Вишвамитре все свои богатства и земли. Тогда Вишвамитра потребовал, чтобы Харишчандра продал в рабство самого себя, жену и сына и отдал ему вырученные деньги. Царь выполнил и это требование. Он попал в услужение к чандале (представителю самой презренной из низших каст, «неприкасаемых», происходящих, по легенде, от отца-брахмана и матери-шудры и стоящих вне системы четырех варн)) и был послан им на кладбище красть саваны. На кладбище X. встретил свою жену, пришедшую хоронить их умершего сына, и оба они решили сжечь себя на погребальном костре. Однако осуществлению этого решения помешали боги: они явились все вместе на кладбище и объяснили X., что все случившееся с ним было задумано как испытание его благочестия. Мохандас смотрел пьесу несколько раз. Позднее он признавался: «Добиваться истины и перенести все испытания, которые выпали на долю Харишчандры, – таков был великий идеал, внушенный мне этой пьесой».
Из касты бания выходили обычно торговцы и чиновники. Отец Мохандаса Карамчанд (Каба) Ганди был диваном (главным министром) княжества Порбандар в Гуджарате. Он не имел законченного образования, но хорошо знал индуистские традиции. В семье строго соблюдались индуистские обряды. Особой набожностью отличалась мать Ганди Путлибай. Посещение богослужений в храмах, принятие обетов, соблюдение постов, строгое вегетарианство, самоотречение, чтение священных индуистских книг – все это Ганди под влиянием матери практиковал с самого детства. Мать же могла держать несколько постов подряд. Познав однажды вкус мяса, Мохандас испытал к нему отвращение, и желания повторить эксперимент у него никогда не возникало. Он съел маленький кусок козлятины, и потом ему казалось, что живая коза стонет у него в животе. Он честно сообщил о своем поступке отцу, искренне в нем раскаиваясь, и тот его простил. Ганди дал слово больше никогда не брать в рот мяса и свое обещание сдержал.
К матери Мохандас питал особую любовь, считал ее настоящей святой. «Его голос смягчался, когда он говорил о ней, его глаза загорались любовью», – свидетельствовал один из его друзей в 1908 году, когда Ганди было уже 39 лет.
Отец Ганди отличался веротерпимостью и довольно часто принимал в своем доме мусульман. Веротерпимости он научил и сына. Родители также внушили ему, что нельзя причинять вред и насилие всему живущему на земле, что именно в этом заключается высшая добродетель.
Мохандас Карамчанд Ганди родился 2 октября 1869 года в небольшом княжестве Порбандаре, одном из сотен княжеств, расположенных в Западной Индии. Место его рождения – городок Порбандар – хоть и столица княжества, но всего лишь небольшой рыболовецкий порт в Гуджарате. Дома здесь строили из белого камня, почему Порбандар иногда называли белым городом. Большинство жителей княжества говорили по-гуджаратски. Дом Ганди стоял рядом с двумя индуистскими храмами. Семья была набожной. Отец Ганди, крупный чиновник колониальной администрации, славился прямотой и неподкупностью, что было редкостью для колониальной администрации, в значительной степени коррумпированной. Как пишет Мохандас Ганди в автобиографии, «на протяжении трех поколений, начиная с моего деда, наша семья поставляла нескольким штатам премьер-министров», славившихся честностью и принципиальностью. По словам Ганди, его отец «не получил никакого образования, а лишь приобрел большой практический опыт; в лучшем случае он доучился до пятого класса гуджаратской школы. Об истории и географии отец не имел никакого понятия». К отрицательным качествам отца Ганди относил импульсивность и вспыльчивость, а также то, что он «возможно, был склонен к плотским утехам». Каба Ганди был женат четыре раза. По всей видимости, он не отличался супружеской верностью, да и последняя жена была младше его более чем на двадцать лет.
Первые три жены рано умерли, и от них остались две дочери. Четвертая жена Путлибай родила еще одну дочь и трех сыновей, Мохандас был самым младшим ребенком. Он рос хилым, стеснительным и боязливым мальчиком, не проявлявшим, казалось, особых способностей к учебе. Но он всегда был прилежным учеником и любящим сыном.
В конце 1882 года, в возрасте 13 лет, Мохандас по настоянию отца вступил в брак со своей ровесницей Кастурбай, что для Индии было обычным возрастом вступления в брак. В данном же случае немаловажную роль играли соображения экономии. Как раз в это время старший брат Мохандаса собирался жениться, а вместе с ним и двоюродный брат. Проведя сразу три церемонии, можно было немало сэкономить.
Позднее Ганди писал, что нет «никаких моральных доводов, которыми можно было бы оправдать столь нелепые ранние браки», поскольку в этом возрасте супруги еще несамостоятельны. К счастью, Мохандас и Кастурбай полюбили друг друга, и никакие жизненные испытания не смогли их разлучить.
Свадьба была омрачена тем, что во время переезда из Раджкота, где тогда жило семейство Ганди, в Порбандар, где должна была состояться свадьба, отец упал и расшибся. Ганди вспоминал: «Мой отец держался молодцом, несмотря на свои раны, и высидел всю свадебную церемонию… Тогда я был далек от мысли, что однажды буду сурово корить его за то, что он женил меня так рано».
Мохандасу приходилось разрываться между женой-ребенком, школой, куда он продолжал ходить, и заботами об отце. Последние годы жизни Карамчанда он с любовью взял на себя обязанности сиделки. Вскоре после свадьбы младшего сына отец умер. Его смерть Мохандас переживал очень тяжело.
Находясь при больном отце, Ганди думал о жене, и думал об отце, когда был с женой. В результате столь бурной жизни он забросил учебу и остался на второй год. По признанию Ганди, он был посредственным учеником. В школе Ганди чувствовал себя не слишком уютно. Он признавался: «От малейшей неприятности у меня слезы наворачивались на глаза. Если я заслуживал – или учителю казалось, что заслуживал, – нагоняй, мне это было нестерпимо». Как-то в субботу Ганди опоздал в школу. Он оправдывался: «Я ухаживал за отцом, часов у меня не было, облачное небо ввело меня в заблуждение. Когда я пришел, все остальные уже ушли». Ему не поверили и наказали, хотя он говорил святую истинную правду. От горя мальчик заплакал и навсегда усвоил одну важную истину: «Правду надо говорить с осторожностью». Впоследствии Ганди все же добился, чтобы его освободили от посещения уроков этого сурового учителя, чтобы ухаживать за больным отцом.
У Мохандаса и Кастурбай Ганди было четверо сыновей: Харилал (1888–1948), Манилал (28 октября 1892–1956), Рамдас (1897–1969) и Девдас (1900–1957). Роды младшего сына Ганди принял сам, поскольку акушерка опоздала. Однако от старшего сына Харилала отец впоследствии отказался, поскольку тот пил, развратничал и влезал в долги. Еще в 1911 году Харилал порвал все связи с семьей, которая возражала против того, чтобы он получил высшее образование в Англии. Харилал хотел стать преуспевающим адвокатом и не принимал участия в национально-освободительном движении. Несколько раз Харилал менял религию, назло отцу обратившись в ислам, но потом вернулся к индуизму и умер от цирроза печени 18 июня 1948 года, ненамного пережив отца и успев побывать неузнанным на его похоронах. Все остальные сыновья были помощниками и последователями отца и активистами его движения за независимость Индии. Девдас стал мужем Лакши, дочери Раджаджи, одного из руководителей Индийского национального конгресса и горячего сторонника Ганди. Однако Раджаджи принадлежал к варне браминов, а межварновые браки противоречили религиозным убеждениям Ганди. Тем не менее в 1933 году он дал Девдасу разрешение на брак.
В письме своему сыну Манилалу, когда тому исполнилось 17 лет, Ганди нарисовал суровую картину своих детских лет: «Забавы, развлечения позволительны только в невинном возрасте, то есть до двенадцати лет. Как только ребенок достигает разумного возраста, он должен научиться поступать, полностью осознавая свою ответственность, и постоянно и осознанно работать над своим характером… Помню, когда я был моложе тебя, самой большой радостью для меня было ухаживать за отцом. Начиная с двенадцати лет я больше не знал забав и развлечений».
По мнению американского психоаналитика Эрика Эриксона, «сексуальность Ганди оказалась окончательно испорчена юношеской безудержностью, исчерпав его силу духовного сосредоточения». Возможно, это обстоятельство в дальнейшем привело Ганди к аскетизму.
«Плотское желание явилось позже, – вспоминал Ганди. – Я предлагаю задернуть здесь занавесу над моим стыдом». Очень скоро он стал мучить Кастурбай ревностью, которую разжигал один его друг. Впоследствии Ганди каялся: «Никогда я не забуду, никогда не прощу себе, что довел свою жену до отчаяния своими подозрениями… Каждый раз, вспоминая о тех мрачных днях сомнений и подозрений, мое безумие, жестокость моего желания наполняют меня отвращением…». Но тут «Брахмачарья предстала предо мной во всем своем блеске, и я понял, что жена не раба мужа, а подруга и опора, спутница, делящая с ним наравне радости и горести, и что она так же, как муж, вольна выбрать свою дорогу… Овладев мною, брахмачарья неудержимо подталкивала меня к женщине как матери человеческой. Она стала слишком священна для меня, чтобы быть объектом плотской любви. Таким образом, каждая женщина стала для меня сестрой или дочерью».
Однажды под влиянием друга Ганди посетил бордель, но с проституткой оказался полностью несостоятельным, поскольку, по его собственному признанию, был «поражен слепотой и немотой», так что женщина его выгнала, осыпая оскорблениями. Впоследствии Мохандас даже радовался, что был таким образом спасен от грехопадения, хотя, по его утверждению, «если судить строго с точки зрения этики, такие случаи нельзя рассматривать просто как проявление малодушия: здесь присутствовало и плотское желание, требовавшее насыщения…».
«Секрет величия Ганди заключается не в отсутствии изъянов и человеческих слабостей, а в его неустанном внутреннем поиске и сильной вовлеченности в проблемы человечества», – утверждал его соратник Нирмал Бозе. Грехи молодости за Ганди водились, но он сумел их преодолеть благодаря сильной воле.
Отец Ганди умер ночью. Торопясь к жене, Мохандас оставил присматривать за умирающим своего дядю. Но вскоре за ним пришли. Он бросился в комнату отца и увидел, что отец скончался на руках у дяди, и тот исполнил долг, который сын хотел исполнить сам. «Я понял, что если бы меня не ослепила животная страсть, я избежал бы муки оказаться вдали от отца в его последние минуты». Жена в то время была беременна, но ребенок умер вскоре после рождения. Ганди воспринял это карой за то, что пренебрег сыновьими обязанностями ради плотских утех. Как он отмечал, «мне потребовалось много времени, чтобы стряхнуть с себя цепи желания, и прежде чем победить его, мне пришлось пройти через много испытаний».
В автобиографии Ганди признавался в том, что в юности начинал курить и даже воровал у слуг мелкие монетки, чтобы купить сигарет, а затем, в раскаянии, даже думал покончить с собой, но в конце концов нашел силы превозмочь пагубную страсть.
Кастурбай была неграмотна, в школе, как и подавляющее большинство индийских женщин, не училась. Она была покорной воле мужа, как и предписывала традиция, но вместе с тем независимой и решительной, собственной волей, которую она отстаивала при внешней покорности. Ганди вспоминал, что жена стала его первым учителем по применению практики ненасилия. Он так и не смог заставить ее научиться читать и писать, даже тогда, когда Кастурбай стала известна всей стране и почитаема как жена любимого нацией Бапу (отца нации) и его верной соратницей в выполнении общенациональной миссии.
В молодости Кастурбай любила украшения и красивую одежду. В конце жизни ее спросили, жалеет ли она о том времени, когда красиво одевалась; она ответила: «Самое важное в жизни – выбрать одно направление и позабыть обо всех остальных». Так же считал и Ганди.
Замечу, что о детских годах Ганди мы узнаем почти исключительно от него самого. Однако, поскольку Ганди дал себе обет никогда не лгать, верить ему можно почти абсолютно. Хотя какие-то неосознанные ошибки памяти и могли случаться.
В среднюю школу Мохандас ходил в возрасте от 6 до 16 лет. Сначала он хотел стать врачом, но старший брат воспротивился, заявив, что представители их касты не должны заниматься вскрытием трупов, и напомнил, что отец мечтал об адвокатской карьере сына.
В 15 лет Ганди совершил кражу. Его брат взял деньги в долг, но не возвращал. Тогда Мохандас похитил кусочек золота с браслета, принадлежавшего брату. Эта кража камнем давила на его совесть, и Мохандас почувствовал потребность сознаться в своем поступке отцу. Он исповедался в письме, которое показал ему, прося прощения. Ганди вспоминал: «Он прочел все письмо до последней строчки, и слезы выступили у него на глазах, потекли по щекам, стекая на бумагу. На мгновение он закрыл глаза, чтобы подумать; потом разорвал листок. Чтобы прочесть его, он сел. Теперь он снова лег. Я тоже плакал. Я видел, что он ужасно страдает… Для меня это был живой урок ахимсы. В тот миг я видел в этом лишь отеческую любовь, но сегодня я знаю, что это была ахимса во всей ее чистоте… она преображает все, к чему прикасается. Власть ее безгранична… Я ожидал гнева, суровых слов; думал, что он будет бить себя по лбу. А увидел его необычайно миролюбивым – я уверен, что это благодаря моему полнейшему признанию…». Так он усвоил ту истину, что миролюбие сильнее гнева, что искренность и покаяние – это путь к прощению.
По словам Джавахарлала Неру, Ганди еще в молодые годы, проведенные в Гуджарате, проникся мыслью, что «ненасилие – это глубинный принцип человеческого развития», с чем сам Неру, кстати сказать, не был согласен.
Ганди впоследствии утверждал: «Для меня ненасилие – не просто философская категория, это закон и суть моей жизни…Ахимса (поведение и образ действий, при которых первым требованием является ненанесение вреда; ненасилие, распространенное в виде обета в буддизме, индуизме и джайнизме. – А.В.) – основа для поисков истины. Поиски эти тщетны, если они не строятся на ахимсе. Все мы из одного теста сделаны, все мы дети одного Творца, и Божественные силы в нас безграничны. Третировать человеческое существо – значит третировать эти Божественные силы и тем самым причинять зло не только этому существу, но и всему миру. Для меня всегда было загадкой, как могут люди считать для себя почетным унижение ближнего… В реальности нет ничего, не существует ничего, кроме истины. Вот почему сат, или истина, возможно, самое важное имя Бога… Ахимса и истина настолько тесно переплелись, что практически невозможно отделить их друг от друга. Они словно две стороны одной медали, вернее, гладкого металлического диска без отпечатка. Кто скажет, где у него реверс, а где аверс? Однако ахимса – это средство, а истина – цель».
Однако Джавахарлал был уверен, что Ганди – это не вполне человек и сделан он из другого теста, чем обычные люди: «В индийской мифологии есть множество историй о великих аскетах, которые, благодаря твердости своего жертвенного духа и накладываемых на себя покаяний, сумели воздвигнуть гору заслуг, способную потрясти устои. Кипучая энергия и внутренняя сила Ганди, а также его неистощимая духовность часто заставляли меня вспоминать об этих полубогах. Он явно был из другого теста, чем обычные люди, иной, редкой закваски. И очень часто из глубины его глаз на нас смотрела Неизвестность».
В Гуджарате было немало последователей джайнизма – религии, для которой основным обетом является ахимса. Но и в индуизме ахимса присутствует, пусть и не в виде основного обета, а Ганди всегда был правоверным индуистом.
Большое влияние в детские годы оказала на Ганди пьеса «Харишчандра» про легендарного царя, монарха солнечной династии древнеиндийской мифологии. Этот персонаж книги «Маркандейя-пурана» известен своей добродетелью и щедростью. Харишчандра отдал мудрецу Вишвамитре все свои богатства и земли. Тогда Вишвамитра потребовал, чтобы Харишчандра продал в рабство самого себя, жену и сына и отдал ему вырученные деньги. Царь выполнил и это требование. Он попал в услужение к чандале (представителю самой презренной из низших каст, «неприкасаемых», происходящих, по легенде, от отца-брахмана и матери-шудры и стоящих вне системы четырех варн)) и был послан им на кладбище красть саваны. На кладбище X. встретил свою жену, пришедшую хоронить их умершего сына, и оба они решили сжечь себя на погребальном костре. Однако осуществлению этого решения помешали боги: они явились все вместе на кладбище и объяснили X., что все случившееся с ним было задумано как испытание его благочестия. Мохандас смотрел пьесу несколько раз. Позднее он признавался: «Добиваться истины и перенести все испытания, которые выпали на долю Харишчандры, – таков был великий идеал, внушенный мне этой пьесой».
Учеба в Англии
В 18 лет Мохандас продолжил учебу в недорогом колледже в Бхавнагаре. Преподавание там велось на английском (против преподавания на языке колонизаторов Ганди будет бороться потом всю жизнь). Тогда он еще плохо знал английский, ему трудно было следить за ходом занятий, и он вскоре утратил к ним интерес. По окончании первой четверти Ганди бросил учебу и вернулся домой. Тут один брахман, друг семьи, предложил послать Мохандаса учиться в Лондон. Там он и английский как следует освоит, и получит солидное образование и солидные связи. Брахман убеждал родных Ганди: «На вашем месте я послал бы его в Англию. Сын мой, Кевалрам, говорит, что стать адвокатом там совсем нетрудно. Через три года Мохандас вернется. Расходы на жизнь в Лондоне не превысят четырех-пяти тысяч рупий. Представьте себе адвоката, вернувшегося из Лондона. Здесь, в Индии, он будет жить шикарно! По первой же просьбе он получит пост дивана, как и его отец. Я очень советую послать туда Мохандаса еще в этом году. У Кевалрама в Лондоне много друзей. Он даст рекомендательные письма к ним, и Мохандас легко там устроится».
Ганди гораздо больше привлекала медицина, которой он интересовался всю жизнь, чем юриспруденция. Но решение на семейном совете было принято в пользу адвокатской карьеры. В результате в возрасте 19 лет, в 1888 году, Мохандас Ганди действительно поехал в Лондон учиться. Но вокруг этой поездки в семействе Ганди развернулась нешуточная борьба. Необходимые пять тысяч рупий изыскал старший брат Мохандаса. А вот чтобы уговорить других родственников согласиться на поездку, потребовались нешуточные усилия. Родственникам и влиятельным друзьям семьи удалось послать Мохандаса учиться в Англию только после ожесточенных споров. Категорически против поездки был его дядя по отцовской линии, формальный глава семьи, обладавший обширными связями. Он опасался, что в Англии племянник не сможет следовать нормам и правилам индуистской религии, и с особенным недоверием относился к адвокатам. «Я не вижу разницы между их образом жизни и жизнью европейцев. Они не разборчивы в еде. У них всегда сигара во рту. В одежде они так же бесстыдны, как англичане… Все это противоречит семейным традициям». По его убеждению, правоверный индуист вообще не должен жить за пределами Индии. Лишь после того как мать взяла с Мохандаса три обета – не дотрагиваться до вина, не знать женщин и не употреблять в пищу мяса, дядя разрешил поездку.
Ганди гораздо больше привлекала медицина, которой он интересовался всю жизнь, чем юриспруденция. Но решение на семейном совете было принято в пользу адвокатской карьеры. В результате в возрасте 19 лет, в 1888 году, Мохандас Ганди действительно поехал в Лондон учиться. Но вокруг этой поездки в семействе Ганди развернулась нешуточная борьба. Необходимые пять тысяч рупий изыскал старший брат Мохандаса. А вот чтобы уговорить других родственников согласиться на поездку, потребовались нешуточные усилия. Родственникам и влиятельным друзьям семьи удалось послать Мохандаса учиться в Англию только после ожесточенных споров. Категорически против поездки был его дядя по отцовской линии, формальный глава семьи, обладавший обширными связями. Он опасался, что в Англии племянник не сможет следовать нормам и правилам индуистской религии, и с особенным недоверием относился к адвокатам. «Я не вижу разницы между их образом жизни и жизнью европейцев. Они не разборчивы в еде. У них всегда сигара во рту. В одежде они так же бесстыдны, как англичане… Все это противоречит семейным традициям». По его убеждению, правоверный индуист вообще не должен жить за пределами Индии. Лишь после того как мать взяла с Мохандаса три обета – не дотрагиваться до вина, не знать женщин и не употреблять в пищу мяса, дядя разрешил поездку.