Абаринова-Кожухова Елизавета. Забытые письма

   - Ну что ж, почему бы и нет? - не стал спорить детектив. - Тогда прошу в "Москвич".
   Торопливо проведя Василия через прохладное помещение, где на столах лежали несколько покойников с бирками на торчащих из-под простыней ногах, доктор открыл дверь своего кабинета, а точнее - небольшой комнатушки с заваленным всякой всячиной столом и шкафом, из-за стеклянных дверок которого виднелись многочисленные скоросшивательные папки.
   - Пожалуйста, ознакомьтесь, Владлен Серапионыч, - Дубов извлек из портфеля и подал доктору листы с последним посланием от коллеги Иваненко.
   Серапионыч углубился в чтение, во время которого Василий не без некоторого изумления разглядывал обстановку докторского обиталища, которое скорее можно было принять за лавку старьевщика, чем на кабинет заведующего моргом.
   - М-да, - только и смог вымолвить Серапионыч, возвратив Василию распечатку. И, подумав, добавил: - Ну и вляпались мы с вами, однако же. Черт меня дернул заглядывать в этот проклятый ящик!
   - По крайней мере, теперь ясно, с кем мы имеем дело, - заметил Василий.
   - С отъявленными мерзавцами! - в сердцах пристукнул по столу Серапионыч. - Но все не возьму в толк - что это за могущественные темные силы, которые способны уничтожить человека чуть ли не в любом конце света? И ради чего - чтобы какой-то доживающий свой век старикашка ушел от ответа!
   - Владлен Серапионыч, вы видели и читали то же, что и я, - немного помолчав, заговорил детектив. - Мы с вами вместе были у Натальи Николаевны и слышали одно и то же. Неужели вы так до сих пор и не догадались, кто стоит за всеми этими событиями - и тридцатилетней давности, и сегодняшними?
   - Некие полумифические нацистские структуры, о которых говорила госпожа Хелена? - неуверенно предположил доктор. - Но это же несерьезно!
   - Боюсь, мы с вами даже не догадываемся, насколько это серьезно, покачал головой Дубов, - и насколько опасно. Госпожа историк выразилась очень обтекаемо - в том смысле что "коричневое" подполье могло существовать лишь настолько, насколько это позволяли пресловутые "органы". А я сказал бы иначе - оно было продолжением или, если хотите, подразделением "органов". Хотя почему было? Собственно говоря, от того что теперь нацисты вышли из своего так называемого подполья, а КГБ переменило название, мало что изменилось.
   - То есть угрозу "замочить в сортире" с пририсованной свастикой доктору Матвееву послали... - Не договорив, Серапионыч вопросительно посмотрел на Дубова.
   - Ну разумеется, от своего имени выступать они не могли, - уверенно ответил Василий. - Подумайте, как бы это выглядело - наши советские органы угрожают человеку, пытающемуся разоблачить нацистских преступников. Вот тут-то и пригодилось это "виртуальное" подполье - если даже дело получит огласку, то КГБ не при чем: дескать, это какие-то недобитые гады, а мы допустили недоработку, не распознали их на корню. И вообще, товарищ, спасибо вам за сигнал. - Дубов невесело усмехнулся и неожиданно повернул разговор на другое: - Доктор, вы же следите за московской прессой?
   - Есть такой грешок, - чуть удивился Серапионыч. - Покупать, конечно, дороговато, но иногда у знакомых заимствую, иногда в читальню захожу. Так что более-менее в курсе.
   - Весьма подробную информацию о Ковальчуке мой коллега Иваненко почерпнул в киевской прессе, - продолжал Василий. - Постарайтесь припомнить, Владлен Серапионыч, не попадалось ли вам что-то по этому делу в московских газетах, и если да, то в каких.
   Доктор ненамного задумался.
   - По-моему, всего пару раз, да и то как-то мельком, очень смазанно.
   - И, разумеется, не в проправительственных изданиях?
   - Да нет, скорее в таких, которые именуют себя "демократической оппозицией". Не то в "Общей", не то в "Московских новостях"...
   - И это удивительнее всего! - подхватил Дубов. - Казалось бы, такой козырь в "информационной войне" с непослушным братским соседом - и вдруг молчание! А ведь Ковальчук зверствовал не только на Украине, но и в России, и Москва тоже могла бы настаивать на его выдаче или хотя бы на международном суде. А она упускает такую возможность. С чего бы это?
   - Ну, тут уж высокая политика... - глянул в потолок Серапионыч.
   - Я уж не говорю о том, что доктора Матвеева почему-то не отвезли в морг, а делали вскрытие неизвестно где, - продолжал Дубов. - Это только лишний раз подтверждает, что в его смерти что-то не так. Даже ваша соседка учительница это поняла. Ну и сегодняшнее послание Иваненко - помните, как к Чернявскому заявился какой-то научный сотрудник и попросил передать собранные материалы. Нет-нет, сотрудник скорее всего был самый всамделишний, - заметив удивление на лице своего собеседника, добавил Василий, - но это не мешало ему сотрудничать и с "некоей организацией". - Детектив заглянул в письмо. - Заметьте, доктор, сей "жрец науки" пришел к Чернявскому в 1971 или 72 году, уже после гибели Владимира Филипповича Матвеева.
   - То есть вы клоните к тому, что за всеми этими темными делами стоит КГБ, - невольно понизил голос Владлен Серапионыч.
   - Если точнее, то я в этом ничуть не сомневаюсь, - ответил Василий. И, кстати сказать, все вышесказанное уже в несколько ином виде представляет историю, которую нам поведала уважаемая Наталья Николаевна.
   - Про Витю Орлова, что ли? - припомнил Серапионыч.
   - Да. И теперь мне окончательно понятно, как такое могло случиться, что молодой, талантливый, жизнерадостный парень, перед которым вся жизнь впереди, внезапно накладывает на себя руки.
   - То есть вы больше не допускаете, что уйти из жизни ему "помогли"? спросил доктор.
   - В известной мере так оно и было, - не стал спорить Василий. - Но теперь я очень ясно представляю, как именно это было. И думаю, что если где-то и ошибаюсь, то ненамного. Помните, Наталья Николаевна рассказывала о том, как Витя в шутку написал, что хочет стать разведчиком. А это не было шуткой. Или, скажем иначе, было такой шуткой, в которой есть немалая доля правды. И вот, успешно окончив школу, сей юный мечтатель собрался поступать туда, где учат на Штирлица. А поскольку в нашем городе такого заведения, насколько мне известно, не было, то Витя решил обратиться, так сказать, в курирующую организацию, отделение коего в Кислоярске, разумеется, имелось.
   - Как-то сомнительно, - пожал плечами доктор. - Неужели Витя не знал, хотя бы из анекдотов, что эта организация из себя представляет?
   - При всем своем математическом уме Витя Орлов оставался честным и наивным комсомольцем, - ответил Дубов, - и нам ли его учить с высоты наших сегодняшних познаний? Наверняка он совершенно искренне полагал, что внешняя разведка ничего общего не имеет с теми подразделениями КГБ, которые осуществляли тотальную слежку, преследовали диссидентов, душили любую свободную мысль, ну и так далее. Возможно, так оно и было - я не в курсе их внутренних структур. Одним словом, Витя отправился в КГБ с надеждой, что ему дадут направление в разведшколу. Ну а там его встретил очень доброжелательный и понимающий сотрудник, который прямо-таки очаровал будущего Юстаса вниманием и обходительными манерами. Разумеется, качествами чисто профессиональными. Он сказал, что уважает Витин патриотический порыв и сам лично попросит своего друга, директора учебного разведцентра, чтобы тот непременно зачислил Витю в курсанты даже без необходимых формальностей.
   - Вы так говорите, будто сами присутствовали при этом разговоре, усмехнулся Серапионыч.
   - А тут нечего и присутствовать, - возразил Василий. - История вечная, как мир. Ну вот, а когда Витя проникся к своему доброжелателю полным доверием, тот и сказал: "Но прежде я дам тебе важное испытательное задание. Выполнишь его - считай, вступительный экзамен сдан. На днях в Кислоярск должен прибыть связной к американскому резиденту (германскому, японскому, верхневольтскому - лишнее вычеркнуть), а твоя задача - проследить его прибытие на "явку" и тут же сообщить нашему сотруднику. А уж тогда мы их обоих, голубчиков, и возьмем с поличным". - Василий вздохнул. - А остальное вы уже знаете из рассказа Натальи Николаевны.
   - Возможно, вы и правы, - с некоторым сомнением пожал плечами Серапионыч, - но какой смысл был посылать Витю следить за домом? Они ведь и по своим чекистским каналам прекрасно могли узнать, когда прибывает Владимир Филиппович.
   - Думаю, здесь у них были свои резоны, - ответил Дубов. - Ну, например, "засветить" Витю возле дома, а потом все на него и свалить, если бы Матвеева не удалось убрать "чисто". Хотя это, конечно, не главное. Кагебисты всегда стремились завербовать и заставить на себя работать как можно больше людей. Но одно дело - ввести в свой грязный оборот какого-нибудь мошенника, или корыстолюбца, или просто человека запутавшегося, которого можно шантажировать. Но особенный кайф для них - это замарать порядочного человека, что называется наплевать ему в душу. От этого они получают прямо-таки садистическое удовольствие - дескать, пусть мы дерьмо, но и ты теперь не лучше. Представьте себе чувства Вити, когда он узнал о смерти человека, которого выслеживал. - Василий печально вздохнул. - Благородные Штирлицы на поверку оказались самыми примитивными уголовниками. А Витя не мог себе простить соучастия в убийстве, и это привело его к столь страшному финалу. Конечно, не лучший выход, но он поступил именно как порядочный человек.
   - Значит, Витина смерть тоже на их совести? - не то спросил, не то подтвердил доктор.
   - Несомненно, - твердо ответил Дубов. - Если, конечно, применительно к ним можно использовать слово "совесть"... Во всяком случае, совести у них не больше, чем у кровавого гестаповца Мюллера, если уж продолжать параллели с "Семнадцатью мгновениями"...
   - Я все понимаю, - после недолгого молчания заговорил Серапионыч. Допустим, у "органов" были и остаются какие-то дела с неонацистами. То ли те выполняют их задания, то ли просто родство душ. Так сказать, "мы с тобой одной крови".
   - И то, и другое, - вставил Дубов.
   - Но, хоть убейте, не пойму - на что им этот старый "батька Кондрат"? Почему они устраняют всех, кто пытается приблизиться к его разоблачению?
   - Думаю, что раньше или позже мы об этом узнаем, - ответил Василий, хотя прежней уверенности в голосе у него уже не было. - У меня есть кое-какие предположения, но пока довольно смутные. Например, Ковальчук каким-то образом связан с пресловутыми "органами", и теперь они просто защищают своего человека от возможного судебного преследования.
   - Ну, Василий Николаич, это уж вы малость хватили, - сомнительно покачал головой доктор.
   - Может быть, - не стал спорить Дубов. - Но ведь Ковальчук не с луны свалился - если бы мы узнали, чем он занимался до войны, то это, вероятно, дало бы ответы на многие вопросы. Известно, что по Украине (как, впрочем, и по всему СССР) в тридцатые годы прошла огромная волна репрессий, и какой-нибудь подонок, участвовавший в преследовании кулаков, троцкистов, вредителей и прочих врагов советского народа, лишь продолжал во время войны свое любимое дело, уничтожая коммунистов, евреев, партизан - словом, врагов Рейха и Фюрера. Впрочем, это лишь мое предположение. И если так, то "органы", которые, извините за выражение, "мочат" всех, кто пытается разоблачить Ковальчука, делают это отнюдь не из-за того, что так уж дорожат своим старейшим сотрудником, а просто из страха, что если он заговорит, то сами органы будут выглядеть, мягко говоря, очень уж неприглядно. Равно как и государство - в прежние годы СССР, а теперь его "правопреемница".
   - А не проще ли им просто "убрать" Ковальчука? - пожал плечами Серапионыч. - Так сказать, есть агент - есть проблема, а нет - так уж не обессудьте.
   - Скорее всего, они бы так и поступили, - уверенно сказал Василий. Осудили бы как военного преступника и тут же расстреляли в двадцать четыре часа. Но ему, видимо, удалось бежать, и когда он оказался в Австралии, то "органам" уже ничего не оставалось, как назначить его своим агентом уже там, в среде эмиграции. Повторяю, все это лишь мои предположения. Думаю, раньше или позже мы узнаем, насколько они соответствуют действительности.
   - Если нас самих не "замочат", - вздохнул доктор.
   - Не исключено, - совершенно серьезно ответил Дубов. - Так что вам, Владлен Серапионыч, следовало бы выйти из игры...
   - Как же! - возмутился доктор. - Я, можно сказать, заварил эту кашу, и в кусты? Нет уж, пускай меня и "мочат"! - Серапионыч погрустнел. - Знаете, Василий Николаич, я чувствую, что виновен в гибели краеведа, как его, Чернявского. И зачем я только заглядывал в этот злополучный ящик?
   - Ну, причем тут вы, - возразил детектив. - Лучше скажите, не сохранились ли у вас в архиве какие-то сведения о вашем первом пациенте? Я говорю о Вите Орлове.
   - Запись наверняка имеется, - ответил доктор, - но что-то более того едва ли. - Владлен Серапионыч выбрался из-за стола, извлек из кармана увесистую связку ключей и одним из них отпер шкаф. - Вот, пожалуйста, семидесятый год. - Доктор вытащил одну из папок и, перелистав страницы, отыскал соответствующую запись: - "Орлов Виктор Геннадиевич, 1953 г.р., поступил 21 июля, с признаками удушения и так далее. Как видите, ничего особого. Да, - тяжко вздохнул Серапионыч, - как давно это было... - Он перевернул несколько страниц назад. - А вот и последняя запись Владимира Филипповича: 27 июня, Коробкова Наталия Федоровна".
   Василий заглянул в записи:
   - Довольно необычное написание буквы "и"...
   - Да, у Владимира Филипповича это иногда случалось, особенно когда он волновался: сначала писал "i" с точечкой наверху, но потом приписывал вторую закорючку, а точка так и оставалась. Знаете, ведь по-украински звук "и" обычно передается буквой "i", а нашей букве "и" соответствует звук "ы".
   - И что, Владимир Филиппович часто волновался, когда регистрировал умерших? - несколько удивленно спросил Дубов.
   - Почти всегда, - тяжело вздохнул Серапионыч. - Он ведь вообще-то меньше всего собирался стать морговским доктором, просто обстоятельства так сложились. Да и за эти несколько лет Владимир Филиппович не успел сделаться таким старым циником, как ваш покорный слуга - всякую смерть принимал очень близко к сердцу. А Наталия Коробкова, судя по записям, была совсем молодой девушкой, погибшей в автоаварии "по причине травм, несовместимых с жизнью". Вот такая у нас, патологоанатомов, милая формулировочка...
   - Я обратил внимание, что на конверте, адресованном Людмиле Ильиничне из Киева, встречается такая же буква "и", - сообщил Дубов, терпеливо выслушав Серапионыча. - В слове "Кислоярск" и еще, кажется, в названии улицы. Стало быть, письмо прислал сам доктор Матвеев. И к тому же, видимо, он был в состоянии волнения... Полагаю, нам с вами следует как можно скорее встретиться с Людмилой Ильиничной.
   - Вы правы, - кивнул Серапионыч. - Сегодня же позвоню.
   - Отдадим письмо, - продолжал Василий, - а заодно расспросим, что ей известно о делах супруга. Как вы думаете, Владлен Серапионыч, она согласится нам помочь?
   - Непременно согласится, - уверенно заявил Серапионыч. - Если бы вы, Василий Николаич, были хоть немного знакомы с Людмилой Ильиничной, то даже не стали бы задавать такого вопроса!
   - Ну что ж, вот и познакомлюсь, - улыбнулся детектив.
   x x x
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   Как обычно по утрам, Василий Дубов припарковал "Москвич" возле Бизнес-Центра и, едва переступив порог, привычно спросил Родионыча:
   - Ну как, есть что-нибудь для меня?
   - От Маши - ничего, - столь же привычно ответил вахтер. Такой ответ Василий получал от него ежедневно в течение всей последней недели. - А почту еще не приносили.
   - Уже принесли, - раздался прямо над ухом Дубова голос почтальонши тети Веры. Она была для Василия такой же постоянной величиной, как Родионыч и как уборщица Фрося - тетя Вера приносила сюда почту еще в незабвенные "комсомольские" времена.
   - Ну, принимайте, - с этими словами тетя Вера вывалила на стол к Родионычу целую кипу газет и писем, отчего ее внушительная сумка "похудела" чуть не на половину.
   - А мне? - спросил Дубов.
   - И тебе есть, - тетя Вера извлекла из бокового отдела сумки какой-то самодельный пакет и тетрадку в жесткой обложке. - Тебе, Васенька, заказная бандероль аж из Питера. Распишись вот здесь.
   - Странно, кто бы это мог быть? - удивленно проговорил детектив, принимая пакет. - Вроде у меня там нет ни родни, ни друзей, ни деловых партнеров.
   - А обратный адрес есть? - Родионыч заглянул через плечо Василию.
   Детектив повернул бандероль:
   - Невский проспект, дом такой-то... В.И. Петров. Нет, не знаю. Ну ладно, разберемся.
   И Василий привычно поспешил вверх по лестнице. То, что не было очередного электронного "мессиджа", Дубова не очень удивляло - Иваненко достаточно ясно дал понять, что в конфиденциальности данного вида связи не очень-то уверен.
   Сняв с пакета внешний слой жесткой бумаги, детектив к некоторому удивлению обнаружил под ним другой пакет, а поверх него - записку:
   "Уважаемый Василий Николаевич! Это послание придет к Вам не совсем прямым путем - через Санкт-Петербург, куда его отвезет на поезде надежный человек. Такова была просьба моего брата Григория Александровича Иваненко, трагически погибшего через два дня после возвращения из поездки в Р***. Оксана Иваненко.
   Если Вам необходимы подробности, то Вы можете связаться со мной по известному Вам электронному адресу или по телефону..." Далее следовал номер.
   Дрожащими пальцами Василий вскрыл внутренний пакет. В нем оказался целый ворох бумаг и фотографий. А сверху - вырванный из тетрадки в клеточку двойной листок с рукописным текстом.
   Дубов тяжко вздохнул и стал внимательно читать последнее послание Иваненко:
   "Уважаемый Василий Николаевич! Когда, сообщая Вам о трагическом событии в Р***, я писал, что покойный Б.Н. Чернявский хотел, да не успел передать мне кое-какие документы, я был не совсем точен - кое-что я получил от него при нашей первой и последней встрече. Правда, сообщать об этом по понятным Вам причинам я не стал.
   Как выяснилось, покойный Чернявский располагал рядом материалов, касавшихся Кондрата Ковальчука. Когда я спросил, отчего он не открыл их, когда поднялась кампания по осуждению этого преступника, Борис Никифорович ответил, что несколько лет назад послал в республиканскую прокуратуру письмо, что он располагает материалами по "делу Ковальчука". Вскоре из Киева пришел вежливый ответ, где Чернявского благодарили за помощь и обещали в случае надобности с ним связаться, но, видимо, надобность так до сих пор и не возникла. И это лишний раз подтверждает подозрения, что у наших властей нет никакого желания "раскручивать" данное дело.
   Среди того, что мне передал покойный Б.Н. Чернявский и что я пересылаю Вам - ряд свидетельств, записанных со слов очевидцев, а также фотография, где палачи снялись на фоне только что расстрелянных жертв. Третий справа Ковальчук. И еще один документ, хотя и не имеющий прямого отношения к военным преступлениям, но во многом характеризующий личность Ковальчука: его донос (1936 г.) на нескольких киевских инженеров, которых он изобличает как врагов советской власти, шпионов и вредителей. Хотя это не оригинал, а ксерокопия, но почерк идентифицировать можно.
   Чернявский также оставил мне около десятка адресов в Киеве и окрестностях, где живут родственники жертв и свидетели злодеяний Ковальчука, и я решил по мере возможности обойти их и убедить, чтобы они оставили документированные показания. Однако от этого замысла пришлось временно отказаться и даже уничтожить адреса, предварительно заучив их наизусть ради безопасности самих этих людей. Сразу по возвращении в Киев я ощутил за собой столь плотную, хотя внешне и ненавязчивую слежку, что сразу понял работают профессионалы, которые шутить не будут. Да и вообще, после пожара в Р*** может произойти все что угодно.
   До свидания или прощайте - как судьба решит".
   - И вот оно свершилось! - в сердцах проговорил Василий. - За несколько дней погибли два порядочных человека. И ради чего? Чтобы старый "батька Кондрат" предстал перед земным судом раньше, чем перед высшим? А те, кто его прикрывают, будут и дальше творить свои черные дела...
   Дубов еще раз пробежал записку сестры Иваненко и, немного поплутав в международных кодах, набрал номер:
   - Оксана Александровна? Это говорит Дубов, из Кислоярска. Не могу и выразить, как я скорблю...
   - Не надо соболезнований, - прервала Оксана. - Международка нынче дорогая. Я знаю, что вас с Гришей связывали общие дела. Если чем-то могу помочь, то я к вашим услугам.
   - Скажете, не осталось ли после Григория Александровича чего-то по тому делу, из-за которого он ездил в Р***? Простите, что говорю с вами о делах в такие тяжелые дни, но это действительно очень важно.
   - Вряд ли, - с сомнением отвечала Оксана Александровна. - Все, что было, я отослала вам. Но если что-то обнаружится, то я вам тут же дам знать.
   - Буду очень признателен. И еще... Извините, что заставляю вспоминать, но как это случилось?
   - Разумеется, никакой уголовщины, - в приятном низком голосе собеседницы послышалась горькая усмешка. - Обычный несчастный случай.
   - Надеюсь, не пожар?
   - Ну что вы, Василий Николаич, это было бы слишком уж однообразно. На сей раз все проще - наехал водитель-лихач.
   - Но его хоть задержали?
   - С места происшествия скрылся. Свидетели запомнили номер, но оказалось, что машина угнана у владельца и давно находится в розыске. Вот милиция и ищет. Может быть, найдет.
   - М-да, - протянул Василий, так как больше сказать ему было нечего. Извините за беспокойство, Оксана Александровна.
   - Да чего уж там, - вздохнула Оксана. - Всего доброго, Василий Николаич. И будьте осторожны.
   Василий положил трубку и принялся изучать то, что ему прислал Иваненко.
   x x x
   Перед обедом Василий лишь вкратце проинформировал доктора о последнем, "посмертном" послании коллеги Иваненко и о содержании полученного пакета.
   - Подтвердились подозрения в связях Ковальчука с "органами", - отметил Дубов, - но собственно "по делу" не так уж много. Архив краеведа Чернявского сгорел, а список возможных свидетелей исчез со смертью Иваненко.
   - Но, может быть, присланное все-таки пригодится хотя бы для осуждения "батьки Кондрата"? - осторожно предположил Серапионыч. - Наверняка где-то, в Австралии ли, в Украине ли, имеются другие доказательства, сами по себе тоже не совсем достаточные для судебного преследования, и вдруг именно наши окажутся как раз тем камешком, который сдвинет чашки на весах Фемиды?..
   - Очень возможно, - согласился Дубов. - Разумеется, я не буду держать бумаги под спудом, а в ближайшее время сообщу о них в соответствующие инстанции. А теперь нам необходимо как можно скорее встретиться со вдовой доктора Матвеева. Во-первых, наконец-то отдать ей письмо, а во-вторых узнать, не известно ли ей что-то о розыскных делах мужа.
   - А я как раз вчера с нею созванивался, - закивал Серапионыч. - И ежели сегодня вечером у вас нету более важных дел, то Людмила Ильинична будет нас ждать.
   - Ну вот и замечательно, - удовлетворенно кивнул Дубов. - А, добрый день, Егор Трофимович!
   Последнее восклицание относилось к инспектору Столбовому, который как раз вошел в обеденный зал. Присев за столик с детективом и доктором и убедившись, что поблизости нет посторонних любопытных ушей, Егор Трофимович сообщил:
   - Я навел справки, о которых вы просили. Хотя, увы - особо сенсационными результатами похвастаться не могу. Что касается самоубийства Вити Орлова, то тут все просто - провели необходимые замеры, опросили родных, подтвердили факт суицида и дело закрыли. Если хотите, Василий Николаич, то я свожу вас в архив, и вы сами ознакомитесь с заключением.
   - Думаю, это вряд ли понадобится, - ответил Дубов, - но за предложение спасибо.
   - А Матвеев? - не вытерпел Серапионыч.
   - А вот здесь несколько сложнее, - пожал плечами инспектор. - Так как доктор Матвеев скончался ненасильственной смертью, то я и не думал, что в нашем ведомстве по нему что-то будет. Так оно, собственно, и оказалось. Однако я на всякий случай решил сделать запрос в Особое хранилище...
   - Куда-куда, простите? - удивленно переспросил доктор.
   Егору Трофимовичу пришлось разъяснить:
   - Когда пала Советская власть, а Кислоярская Республика объявила о своем суверенитете, из труб здешнего отделения КГБ валом валил черный дым это чекисты сжигали те бумаги, которые не успели заблаговременно вывезти в Москву. Но все уничтожить они не успели, и когда здание переняли местные власти, то оставшиеся документы собственно и составили так называемое Особое хранилище.
   - Я где-то слыхал, будто чекисты намеренно оставили некоторые бумаги, чтобы опорочить тех, кого им было нужно, - заметил Дубов.
   - И это не голословное предположение, - кивнул Столбовой. - Например, среди "чекистских бумаг" осталась и специальная книга учета текущих дел. Думаю, никто не мешал им уничтожить ее полностью, однако оттуда были только вырваны некоторые листы, а в основном эта книга сохранилась. И вот на запрос мне ответили, что в 1969-70 годах "дело В.Ф. Матвеева" в книге зарегистрировано, хотя конкретными материалами Хранилище не располагает.
   Вот, собственно, и все, что мне удалось выяснить. Едва ли это можно назвать даже информацией к размышлениям.
   - Отсутствие информации - тоже информация, - не без некоторого удовлетворения сказал Дубов. - Во всяком случае, благодарю вас, Егор Трофимович, ваша помощь для меня всегда неоценима.
   - Ну, будет вам подлизываться, Василий Николаич, - усмехнулся инспектор.
   - Ваши факты еще раз подтвердили мои подозрения, - задумчиво произнес детектив. И, вздохнув, добавил: - Худшие подозрения.