Страница:
– И поэтому вы ничего не можете о нем сказать?
– Могу. Он был опытный человек. Знал нашу работу.
– А его личные качества?
– Нормальные, – повторил Сергей, глядя перед собой.
– Это единственное слово, которое вы можете употребить для его характеристики? – поинтересовался Муслим.
– Я не знаю, что говорить, – ответил Сергей, – мы с ним лично не дружили. Он снимал квартиру на Лиговском проспекте, считал, что нужно жить только в самом центре.
– Зарплата первого секретаря позволяла ему такие траты? – усмехнулся Муслим.
– Конечно, не позволяла. У него отец работает заместителем министра в Баку. Он и помогал сыну. Вчера вечером они прилетели. Отец и дядя погибшего. Хотят забрать его тело. Они уже были в прокуратуре. Но пока следователь им ничего не пообещал. Сегодня они хотят переговорить с прокурором города. Вы же понимаете, что они не хотят его здесь оставлять.
– Как он погиб? – спросил Муслим.
– Он жил в отдельной квартире. Но соседи видели, как к нему поднималась молодая женщина. Он был холостой, и к нему часто заходили знакомые женщины. Я ничего не хочу сказать, но соседи об этом знали. Хотя вел он себя тихо, никто на шум не жаловался. А утром Измайлов не приехал на работу. Мы ему звонили, но мобильный не отвечал. Тогда мы вдвоем с нашим водителем поехали к нему. Долго звонили, безрезультатно. У нас было важное дело, документы следовало завизировать, а ключ от сейфа оказался у Фамиля. Тогда вечером мы вызвали дежурного слесаря. Вскрыли дверь и нашли его убитым…
– Вы сами были на месте?
– Да. Вместе с нашим генеральным консулом. Сразу вызвали милицию. Позвонили в прокуратуру…
– Как его убили?
– Кто-то ударил его ножом. Вот сюда, чуть ниже сердца, – показал Сергей, – потом в милиции нам сказали, что он умер от потери крови. Хотя был всего лишь один удар.
– А где был нож?
– Рядом с ним. Видимо, он сумел его вытащить и бросил рядом с собой. Так говорил следователь. И еще… Фамиль был выпившим и поэтому умер не сразу. Алкоголь сыграл роль анастезии, и поэтому он смог вытащить нож.
– Какой был нож?
– Обычный, – удивился Сергей.
– Вы меня не поняли. Это был охотничий нож? Или кухонный? Может, какой-то другой?
– Нет, нет. Обычный кухонный нож. Хорошо заточенный. И хозяйка квартиры, которая сдавала ее Фамилю Измайлову, опознала свой нож.
– Значит, могла быть обычная ссора, – предположил Муслим, – и кто-то схватил кухонный нож и ударил им вашего сотрудника. Нашего сотрудника, – недовольно поправился он.
– Следователь говорит то же самое, – сообщил Сергей.
– У погибшего могли быть враги?
– Не знаю. Я же говорю, что мы с ним не так близко общались. Но у него был большой круг знакомых. Он ведь работал здесь уже три года.
– А где вы сами живете? – неожиданно спросил Муслим.
– Далеко, – ответил Сергей, чуть помолчав. – Я недавно женился. У меня супруга и маленький ребенок. А в центре города такие зверские цены. Поэтому мы не можем себе позволить подобные расходы… У нас секретарь консула Альбина живет еще дальше. И ей приходится вставать чуть ли не в семь утра, чтобы успеть на работу.
– Значит, получается, что вечером он приехал домой после работы и у него появилась неизвестная женщина, которая, возможно, и ударила его ножом? – уточнил Муслим.
– Во всяком случае, это пока единственная версия у следователя прокуратуры. Учитывая, что погиб дипломат, расследование поручили следователю по особо важным делам городской прокуратуры Вячеславу Евгеньевичу Мелентьеву. Вы знаете, что об этом убийстве уже ходят нехорошие слухи в городе и в области. Здесь проживает столько тысяч наших земляков. И все узнали об убийстве нашего дипломата. Уже говорят, что это политический терроризм.
– Представляю, что здесь происходит, – согласился Муслим. – А кто эта женщина, которая была у него? Ее уже нашли?
– Конечно, нашли. Она не отрицает, что была в тот вечер у Фамиля Измайлова. Ее зовут Наталья Фролова, она дочь начальника управления Санкт-Петербургской мэрии Радволиной. Ее мать работала еще с самим Путиным, а сейчас сотрудничает с Валентиной Матвиенко. Наши считают, что если даже удастся доказать вину Фроловой, то и тогда никто не станет предъявлять ей официального обвинения, а мать сделает все, чтобы ее выгородить.
– Есть какие-нибудь доказательства вины этой Фроловой, кроме ее появления в квартире погибшего?
– Нет. Больше никаких.
– Сколько ей лет?
– Она студентка медицинского института. Только двадцать лет.
– И в двадцать лет она совершает такое убийство? – недоверчиво спросил Муслим. – Молодая женщина из хорошей семьи. Как нужно было ее довести, чтобы она решилась на подобное? И как она станет жить после этого? Такой шок не для каждой двадцатилетней, даже если она будущий врач. Ее появление в доме – это еще не доказательство. Она не отрицает факта своего прихода к Измайлову?
– Нет. Но она говорит, что была там не больше десяти или пятнадцати минут. А потом ушла.
– Что их связывало? Они были просто знакомыми или нечто большее?
– Этого я не знаю.
– И больше соседи там никого не видели?
– Нет. И ничего не слышали. Мы уже скоро будет в прокуратуре.
– Сколько лет Мелентьеву?
– Пятьдесят или чуть больше. Он считается одним из самых лучших специалистов.
Они въезжали в центр города. Муслим смотрел на незнакомые улицы. Как здесь все поменялось с тех пор, как он в последний раз был в этом городе!
– Красивый город, – задумчиво сказал он.
– Изумительный, – восторженно поддержал его Сергей, – но жене не нравится. Она у меня татарка из Баку и считает, что здесь все время зябко, холодно. А мне нравится. Может, сказываются мои гены, все-таки бабушка из этих мест. Он такой красивый. Я могу часами ходить по городу. И сколько здесь великолепных музеев!
– Что вы оканчивали? – спросил, улыбнувшись, Муслим.
– Восточный факультет Бакинского университета, – ответил Сергей. – Владею английским и фарси.
– И еще русским. Сейчас это тоже иностранный, даже с учетом вашей бабушки, – пошутил Сафаров.
– У нас русским владеют все дипломаты, – рассмеялся Сергей. – Вы же знаете, что у нас не считают иностранными языками русский и турецкий. А еще многие знают грузинский или армянский языки.
– Вы меня убедили. У нас в дипломаты идут только полиглоты.
– Почему только в дипломаты? – удивился Сергей. – Наш новый Президент тоже хорошо знает несколько языков. Кроме родного, он прекрасно говорит на русском. Вы же в курсе, что он окончил МГИМО и даже там преподавал. А еще он знает английский, французский, турецкий. Разве это плохо? Мне лично нравится.
Муслим согласно кивнул. Интересно, сумеет он найти своих бывших знакомых в этом городе? Нужно будет попытаться поискать через адресное бюро. Или воспользоваться помощью милиции. А может, не нужно никого искать? Кто-то из классиков сказал, что никогда не нужно возвращаться туда, где вы были счастливы. Никогда не возвращайтесь в свое прошлое, иначе разочарование будет слишком большим. Он задумался.
– Мы уже приехали, – сообщил Сергей, припарковывая машину. – Я заранее позвонил, чтобы заказать нам пропуска.
Муслим вышел из автомобиля. Огляделся. Прошло ровно двенадцать лет с тех пор, как он приезжал сюда в последний раз. Тогда он добирался до городской прокуратуры на такси. Интересно, остался ли кто-нибудь из старых знакомых среди сотрудников? Или там уже все новые лица?
– Пойдемте, – пригласил его Сергей, и они вдвоем направились к зданию городской прокуратуры.
Глава 3
Вячеслав Евгеньевич Мелентьев оказался пожилым человеком, в крупных роговых очках, с уставшим, несколько потухшим взглядом и тяжелыми, грубыми чертами лица. Мелентьев работал много лет на Крайнем Севере и перевелся в городскую прокуратуру только десять лет назад. В свои пятьдесят три он выглядел значительно старше своих лет. Может, виной тому было его лицо, изрезанное морщинами, оставшимися после северных пронизывающих ветров и суровой стужи, когда ему приходилось выезжать в самые отдаленные места по характеру своей службы. А может, потому, что он рано поседел и теперь выглядел на все шестьдесят. Или потому, что он собирался через полтора года выйти на пенсию и уже ни о чем не сожалел и не мечтал, рассчитывая поселиться на небольшой даче за городом, куда к нему будут приезжать двое внуков.
– Добрый день, – поздоровался он за руку с прибывшими дипломатами. С Сергеем Алиевым он был знаком. А другого видел впервые.
– Муслим Сафаров, – представился вошедший.
– Садитесь, пожалуйста, – показал Мелентьев на стулья. – Хорошее имя Муслим. В шестидесятые годы я был еще мальчиком, когда у нас в Ростове, где я вырос, сходили с ума из-за вашего певца Муслима Магомаева. Мать мне рассказывала, что простояла четыре часа, чтобы купить билеты на его концерт.
– Он тогда был очень популярен.
– Он и сейчас очень популярен, – сказал Мелентьев, – хотя прошло уже больше сорока лет и моей матери далеко за семьдесят.
– Меня назвали в честь деда, – сообщил Сафаров. – Кстати, Муслима Магомаева тоже назвали в честь деда, который считался одним из основоположников современной музыки в Азербайджане. Именем его известного деда названа филармония в Баку.
– Очень интересно, – согласился Мелентьев. – Что-нибудь будете пить? Чай или кофе?
– Ничего, – ответил Муслим. Он понимал, что следователь изо всех сил оттягивает начало неприятного разговора. Он взглянул на сидевшего рядом Сергея Алиева, как бы предлагая ему начать разговор.
– Наш дипломат прилетел из Баку, чтобы утрясти все вопросы, – начал Сергей, – которые могут возникнуть во время расследования этого дела. Я имею в виду и отправку тела.
– У нас вчера был очень тяжелый разговор с родственниками погибшего, – тяжело вздохнув, произнес Мелентьев. – Прилетели его отец и дядя. Отец работает первым заместителем министра, а дядя руководитель отдела в вашем Министерстве национальной безопасности. Они приехали не одни, а с заместителем начальника управления ФСБ по нашей области. Не поверите, какое давление я вчера выдержал. Меня даже вызывали к городскому прокурору. Но я не могу дать согласие на экстрадицию тела, пока не закончено наше расследование.
– Разве вам может понадобиться дополнительная экспертиза? – уточнил Сафаров. – По-моему, патологоанатомы могли составить необходимое заключение уже при первом освидетельствовании… И мы вполне можем забрать тело нашего дипломата.
– У нас возникли сомнения, – возразил Мелентьев. – Вы уже, наверно, слышали, что ваш дипломат погиб не от удара ножом, а после обильной потери крови. Я хочу провести вторую экспертизу, чтобы уточнить, мог ли он остаться в живых, если бы ему вовремя оказали помощь.
– Для чего?
– В таком случае можно будет предъявить обвинение не по статье «покушение на убийство», а нанесение тяжких телесных повреждений и оставление человека без должной помощи. Вы меня понимаете? Извините, что говорю несколько профессиональными терминами.
– Я все понимаю, – мрачно ответил Муслим, – я юрист по образованию. Но почему вы решили переквалифицировать обвинение? У вас уже появился конкретный подозреваемый? Или вы хотите априори переквалифицировать статью, чтобы не предъявлять обвинения в убийстве какому-то конкретному лицу?
– Разумеется, нет, – помрачнел Мелентьев. – Ваши земляки уже намекали на нечто подобное, увязывая мою позицию с возможным предъявлением обвинения гражданке Наталье Фроловой, мать которой занимает ответственную должность в нашей мэрии. Но это всего лишь их предположение, и, простите меня, глупое предположение. Девушка действительно была в доме, но это еще не является доказательством ее вины. Что касается удара, то повторную экспертизу я собираюсь назначить именно исходя из того факта, что роковой удар могла нанести женщина. Удар был не очень сильным, но он перерезал артерию и вызвал большую потерю крови. Такой удар могла нанести и молодая женщина. Он был не особенно сильным, но оказался роковым. Вы меня понимаете?
– Но в таком случае как раз Фролова и может оказаться под подозрением, – напомнил Муслим. – Ведь она учится на врача и могла знать, как именно нанести удар, чтобы вызвать большую потерю крови. Для этого не обязательно сильно бить, достаточно точно ударить…
– Теперь я вижу, что вы действительно юрист, – согласился Мелентьев, – но это тоже ничего не доказывает. Удар мог быть нанесен случайно. Вы же понимаете, что кухонным ножом не бьют люди, у которых бывает конкретный умысел. В таком случае убийца приносит свое оружие или хотя бы свой нож. Я уже не говорю о том, что убийца должен был унести оружие после совершения преступления.
– Или он бывал там неоднократно и знал, чем именно можно воспользоваться, – в тон своему собеседнику продолжил Муслим.
– В любом случае я предложил провести завтра вторую экспертизу, – продолжал следователь, – и мы получим результаты уже к вечеру. Если ничего неожиданного не произойдет, то уже послезавтра вы сможете начать оформление необходимых документов на вывоз тела.
– Боюсь, что для родственников это слишком долгий срок, – пробормотал Сергей. – Может, мы начнем оформлять документы и заберем тело уже сегодня вечером?
– Не уверен, что вы успеете, – сухо заметил Мелентьев, – сейчас уже четвертый час дня. Где вы остановились? Я вам завтра перезвоню.
– Где я буду жить? – уточнил Муслим у Сергея.
– В «Октябрьской», – ответил немного смущенно Сергей, словно стесняясь, что гостя поселили в такой гостинице.
– Это здесь недалеко, – кивнул следователь. – Если вы понадобитесь, я вас смогу быстро найти.
– Вы должны понимать, как переживают родственники погибшего, – напомнил Муслим, – по нашим традциям нужно предавать тело земле в день поминовения. А любые экспертизы только увеличивают страдания отца.
– Но это моя работа, – возразил следователь, – к тому же у нас пока нет конкретного подозреваемого. Мы отрабатываем слишком большой круг его знакомых. И Фролова в списке далеко не первая, хотя она не отрицает, что была в квартире Измайлова.
– У них были какие-то отношения? – спросил Сафаров.
– Судя по всему, нет. Во всяком случае, Фролова уверяет меня, что была знакома с погибшим совсем недавно. Она была у него дома только два раза. Второй – именно в тот роковой вечер. Говорит, что зашла просто с ним потолковать. Ни любовниками, ни близкими друзьями они не были.
– И двадцатилетняя девушка отправляется в дом к незнакомому мужчине поздно вечером, чтобы просто переговорить? – не поверил Муслим.
– Было не очень поздно. Около восьми вечера. Фролова – девушка довольно самостоятельная. И, между прочим, ее на улице ждал автомобиль. Служебный автомобиль ее матери с водителем. Этот факт говорит в ее пользу. Вряд ли молодая особа станет приезжать на свидание в автомобиле своей матери, чтобы водитель узнал адрес, к кому она едет, если это был ее интимный друг. Молодые люди обычно так себя не ведут. Не говоря уже о том, что убийца не станет столь глупо подставляться. Пока она поднималась и разговаривала с погибшим, машина ждала ее внизу. И номер автомобиля запомнили все соседи. Так глупо убийцы себя не ведут. Любовники тоже.
– Тогда о чем они говорили? – спросил Муслим.
– Она говорит, что приехала туда по поручению своей подруги. Но не называет ее имени, несмотря на все мои просьбы и на уговоры матери. Считает, что это не ее секрет. Во всяком случае, факт появления в квартире она не скрывает. Сейчас мы отрабатываем версию ее знакомых, пытаемся выяснить, кто из них мог знать погибшего дипломата.
– И за прошедшие два дня вы ничего не нашли?
– Пока ничего. Мы работаем, господин Сафаров. В следственном деле чудес не бывает, здесь нужно отрабатывать все версии.
«Это я знаю», – подумал Муслим.
– В таком случае подождем до завтра, – поднялся Сафаров, – и учтите, что завтра вечером мы будем настаивать на получении разрешения на вывоз тела. У вас будет не больше суток.
– Это нам решать, господин Сафаров, – мрачно парировал Мелентьев, – не нужно оказывать давление на следствие. У нас за это существует даже уголовная статья. Это у вас, в Баку, все можно решать через знакомых и свои связи; здесь торжествует закон.
Он не успел договорить, когда раздался телефонный звонок. По тому, как быстро Мелентьев схватил трубку, стало ясно, что позвонил сам прокурор города.
– Слушаю вас, Николай Алексеевич, – быстро ответил Мелентьев. – Да, я все понимаю. Сегодня ко мне приехали представители их Министерства иностранных дел. Да, мы вчера с вами об этом говорили. Но я должен завтра провести еще одну экспертизу. Уже назначили. Сегодня можем не успеть. Нужно предупредить экспертов. Да, я понимаю. Да, я все понимаю. Конечно, он дипломат. Но у нас не хватит времени. Да, конечно. Слушаюсь. Я все понял, Николай Алексеевич. Безусловно. Прямо сейчас позвоню. Да, конечно. Уже завтра утром. Все понял. До свидания.
Он дождался, пока прокурор отключится, и положил трубку.
– Кажется, ваши земляки уже вышли на президентский аппарат, – недовольно заметил Мелентьев. – Из Москвы позвонили в нашу мэрию и городскому прокурору. Я действительно не понимаю, почему подняли такой ненужный ажиотаж. В общем, я получил указание нашего прокурора. Повторную экспертизу проведем прямо сегодня, а уже завтра начнем оформлять документы.
Сафаров подумал, что будет нечестно, если сейчас он напомнит следователю его слова, которые тот произнес всего лишь минуту назад. У Мелентьева и так был понурый вид.
– Нужно понимать наши традиции, Вячеслав Евгеньевич, – мягко заметил Муслим, – и горе отца, потерявшего сына.
– Ладно, хватит, – отмахнулся Мелентьев, – вы уже добились своего. Что еще вам нужно?
– Меня прислали сюда для координации наших действий, – напомнил Сафаров, – и, пока вы не завершите расследование, я буду находиться в Санкт-Петербурге.
– Будете каждую минуту использовать свои связи, чтобы давить на следствие? – зло осведомился Мелентьев. – Вы знаете, что такое Уголовно-процессуальный кодекс?
– Немного представляю. И обещаю не использовать никакого побочного давления. Я же вам сказал, что сам юрист по образованию. Я приехал только вам помочь.
– Мы не нуждаемся в посторонней помощи, – отрезал следователь. – Надеюсь, что вы понимаете всю сложность нашего расследования. Прошу меня извинить, я должен работать.
Они поднялись.
– До свидания. – Мелентьев поднялся следом, протягивая им пропуска, но не стал пожимать им руки на прощание. Очевидно, он все-таки обиделся. Они вышли из кабинета, спустились вниз, вышли из здания.
«Я даже не успел его расспросить, – огорченно вспомнил Муслим. – Нужно узнать, где сейчас работает Артем Пармузин. Так, кажется, звали того прокурора, с которым мы работали двенадцать лет назад. Он должен быть еще молодым человеком. Тогда мне было тридцать шесть, а ему чуть меньше. Тридцать два или тридцать три. Интересно, где сейчас работает Пармузин?»
– Подождите меня, Сергей, – попросил Сафаров, возвращаясь в здание. Он показал свой паспорт дежурному. – Я только сейчас отсюда вышел, – напомнил он офицеру.
– Я помню. Но все равно нужен новый пропуск, – строго сказал офицер, – даже дипломатам.
– Нет, нет, вы меня не поняли. Я не собираюсь снова входить в здание. Мне нужно только уточнить, где работает Артем Пармузин.
– Здесь справок не дают, – ответил офицер, – извините.
– Конечно. Я все понимаю. А можно позвонить от вас Вячеславу Евгеньевичу Мелентьеву? Я только сейчас от него вышел.
– Нет. Отсюда позвонить нельзя. Извините, у нас свои правила.
Муслим вернулся к машине.
– У вас есть номер служебного телефона Мелентьева? – спросил он у Сергея.
– Конечно, есть.
– Дайте мне номер телефона, – попросил он.
Сергей протянул ему свой аппарат.
– Первый номер телефона как раз его. Можете нажать кнопку и разговаривать. Я звонил ему, когда вы прилетели, чтобы подтвердить нашу встречу. И не нужно вам звонить по своему телефону, это дорого. У меня местный тариф.
– Хорошо. Спасибо. – Он повторно набрал номер телефона Мелентьева.
– Слушаю вас, – ответил следователь.
– Извините, что я вас снова беспокою, – сказал Муслим. – Дело в том, что я приезжал сюда к вам двенадцать лет назад. И тогда встречался с сотрудником вашей городской прокуратуры – Артемом Пармузиным. Он был следователем. Вы не знаете, где он сейчас работает?
В ответ послышалось тяжелое дыхание следователя.
– Алло, вы меня слышите? – удивился Сафаров.
– Следователь Артем Пармузин был убит в ноябре девяносто четвертого года. Почти десять лет назад, – мрачно сообщил Мелентьев. – Вы хотите получить справку еще о ком-нибудь?
– Нет. Но как это произошло? Почему его убили?
– Он занимался вопросами организованной преступности, – пояснил Вячеслав Евгеньевич, – и, очевидно, перешел кому-то дорогу. Время тогда было лихое, сложное. Его застрелили, когда он подъехал к дому. Убийц так и не нашли, если это вас интересует.
– У него была молодая жена и сын, – вспомнил Муслим, – нет, даже два мальчика. У него была супруга и два сына. Я бывал у них дома.
– Возможно. Я работал с ним только полгода, и мы были недостаточно хорошо знакомы. Извините, но я сейчас занят.
– Да-да, конечно. Извините меня.
Он вернул аппарат Сергею и уселся в салон автомобиля.
– Что-нибудь опять случилось? – уточнил Сергей.
– Случилось. Хотел узнать об одном своем знакомом. Мы с ним работали вместе в девяносто втором. Оказывается, его убили десять лет назад. У него была такая чудесная жена. И двое ребятишек. Я даже не мог представить, что он уже давно погиб.
– Здесь в начале девяностых был полный беспредел, – сказал Сергей, выруливая автомобиль. – Я до сих пор не понимаю, как они вообще смогли выстоять и выжить…
– У нас было не лучше, – мрачно заметил Сафаров.
– Но у вас эта эпоха всеобщего бардака не длилась так долго, – возразил Сергей, – а здесь все девяностые годы были одним сплошным испытанием для людей. Просто чудо, что страна сохранилась. Сначала развал Советского Союза, когда отпали все республики, потом эти гайдаровские реформы. Сейчас пишут, что они были непродуманные и чудовищные по своему цинизму. Тогда в расчет живых людей просто не принимали. Все делалось по каким-то мертвым схемам. Потом этот обман с ваучерами, потом эти грабительские приватизации. «Черные вторники» и «черные пятницы». Попытка переворота девяносто третьего. Две войны в Чечне. Разгул бандитизма в девяностых, когда людей просто убивали на улице, на глазах у милиции. Позорные выборы девяносто шестого, когда Ельцина буквально протащили в президенты, хотя он был тяжело больной и не получил столько процентов, сколько ему приписали потом. И, наконец, августовский дефолт, взрывы домов в России. Я правда иногда поражаюсь терпению русских. Это такой невероятный народ! Терпеть такого президента, как Ельцин! В любой другой стране его бы давно прогнали. И вы знаете, почему я его так ненавижу? В девяносто четвертом наши войска выходили из Германии. Может, вы помните. Он тогда напился пьяным и дирижировал немецким оркестром под хохот германских официальных чиновников. Вот этого я ему никогда не прощу. У моей бабушки в блокаду Ленинграда погибло четверо братьев и сестер. Она все время о них говорила, как они умирали. И меня Сергеем назвали в честь ее младшего брата. Ему только шесть лет было. А он от голода умер. Вот здесь, в этом городе. Мы эту победу в войне так выстрадали, с таким трудом добыли. Мы все, не только русские, но и советские люди. Хотя русским досталось больше всего. А он пьяным дирижировать.
Сергей огорченно замолк.
– Это политика, – отрешенно сказал Муслим, – она всегда была грязной и непредсказуемой. Поэтому я так не люблю политиков.
Сергей несколько удивленно взглянул на него.
– А разве мы не занимаемся политикой? – спросил он. – Я думал, что как раз дипломаты этим и занимаются.
«Кажется, я снова попался, – подумал Муслим, – нужно быть внимательнее».
– Дипломат – это не политик, – возразил он. – Мы всего лишь работаем сотрудниками нашего внешнеполитического ведомства. А политики – это президенты, премьеры, министры и депутаты. Они и решают, как нам жить. И, к сожалению, не всегда решают в нашу пользу. Как раз наоборот. Чаще всего они решают в свою пользу. Но так устроен этот не совсем идеальный мир, Сергей. Поехали в наше консульство, мне еще нужно познакомиться с генеральным консулом.
– Это прямо в центре города, на Миллионной улице. Но я уже понял, что вы хорошо знаете город.
– Не так хорошо, как вы думаете, – возразил Муслим. – Первый раз я прилетел сюда только в двадцать четыре года. Это было в далеком восьмидесятом году. Как раз тогда, когда Советский Союз принимал Олимпиаду.
– Мне тогда исполнилось только два года, – улыбнулся Сергей. – Я видел эту Олимпиаду только в документальных фильмах. И вы тогда впервые сюда прилетели?
– Могу. Он был опытный человек. Знал нашу работу.
– А его личные качества?
– Нормальные, – повторил Сергей, глядя перед собой.
– Это единственное слово, которое вы можете употребить для его характеристики? – поинтересовался Муслим.
– Я не знаю, что говорить, – ответил Сергей, – мы с ним лично не дружили. Он снимал квартиру на Лиговском проспекте, считал, что нужно жить только в самом центре.
– Зарплата первого секретаря позволяла ему такие траты? – усмехнулся Муслим.
– Конечно, не позволяла. У него отец работает заместителем министра в Баку. Он и помогал сыну. Вчера вечером они прилетели. Отец и дядя погибшего. Хотят забрать его тело. Они уже были в прокуратуре. Но пока следователь им ничего не пообещал. Сегодня они хотят переговорить с прокурором города. Вы же понимаете, что они не хотят его здесь оставлять.
– Как он погиб? – спросил Муслим.
– Он жил в отдельной квартире. Но соседи видели, как к нему поднималась молодая женщина. Он был холостой, и к нему часто заходили знакомые женщины. Я ничего не хочу сказать, но соседи об этом знали. Хотя вел он себя тихо, никто на шум не жаловался. А утром Измайлов не приехал на работу. Мы ему звонили, но мобильный не отвечал. Тогда мы вдвоем с нашим водителем поехали к нему. Долго звонили, безрезультатно. У нас было важное дело, документы следовало завизировать, а ключ от сейфа оказался у Фамиля. Тогда вечером мы вызвали дежурного слесаря. Вскрыли дверь и нашли его убитым…
– Вы сами были на месте?
– Да. Вместе с нашим генеральным консулом. Сразу вызвали милицию. Позвонили в прокуратуру…
– Как его убили?
– Кто-то ударил его ножом. Вот сюда, чуть ниже сердца, – показал Сергей, – потом в милиции нам сказали, что он умер от потери крови. Хотя был всего лишь один удар.
– А где был нож?
– Рядом с ним. Видимо, он сумел его вытащить и бросил рядом с собой. Так говорил следователь. И еще… Фамиль был выпившим и поэтому умер не сразу. Алкоголь сыграл роль анастезии, и поэтому он смог вытащить нож.
– Какой был нож?
– Обычный, – удивился Сергей.
– Вы меня не поняли. Это был охотничий нож? Или кухонный? Может, какой-то другой?
– Нет, нет. Обычный кухонный нож. Хорошо заточенный. И хозяйка квартиры, которая сдавала ее Фамилю Измайлову, опознала свой нож.
– Значит, могла быть обычная ссора, – предположил Муслим, – и кто-то схватил кухонный нож и ударил им вашего сотрудника. Нашего сотрудника, – недовольно поправился он.
– Следователь говорит то же самое, – сообщил Сергей.
– У погибшего могли быть враги?
– Не знаю. Я же говорю, что мы с ним не так близко общались. Но у него был большой круг знакомых. Он ведь работал здесь уже три года.
– А где вы сами живете? – неожиданно спросил Муслим.
– Далеко, – ответил Сергей, чуть помолчав. – Я недавно женился. У меня супруга и маленький ребенок. А в центре города такие зверские цены. Поэтому мы не можем себе позволить подобные расходы… У нас секретарь консула Альбина живет еще дальше. И ей приходится вставать чуть ли не в семь утра, чтобы успеть на работу.
– Значит, получается, что вечером он приехал домой после работы и у него появилась неизвестная женщина, которая, возможно, и ударила его ножом? – уточнил Муслим.
– Во всяком случае, это пока единственная версия у следователя прокуратуры. Учитывая, что погиб дипломат, расследование поручили следователю по особо важным делам городской прокуратуры Вячеславу Евгеньевичу Мелентьеву. Вы знаете, что об этом убийстве уже ходят нехорошие слухи в городе и в области. Здесь проживает столько тысяч наших земляков. И все узнали об убийстве нашего дипломата. Уже говорят, что это политический терроризм.
– Представляю, что здесь происходит, – согласился Муслим. – А кто эта женщина, которая была у него? Ее уже нашли?
– Конечно, нашли. Она не отрицает, что была в тот вечер у Фамиля Измайлова. Ее зовут Наталья Фролова, она дочь начальника управления Санкт-Петербургской мэрии Радволиной. Ее мать работала еще с самим Путиным, а сейчас сотрудничает с Валентиной Матвиенко. Наши считают, что если даже удастся доказать вину Фроловой, то и тогда никто не станет предъявлять ей официального обвинения, а мать сделает все, чтобы ее выгородить.
– Есть какие-нибудь доказательства вины этой Фроловой, кроме ее появления в квартире погибшего?
– Нет. Больше никаких.
– Сколько ей лет?
– Она студентка медицинского института. Только двадцать лет.
– И в двадцать лет она совершает такое убийство? – недоверчиво спросил Муслим. – Молодая женщина из хорошей семьи. Как нужно было ее довести, чтобы она решилась на подобное? И как она станет жить после этого? Такой шок не для каждой двадцатилетней, даже если она будущий врач. Ее появление в доме – это еще не доказательство. Она не отрицает факта своего прихода к Измайлову?
– Нет. Но она говорит, что была там не больше десяти или пятнадцати минут. А потом ушла.
– Что их связывало? Они были просто знакомыми или нечто большее?
– Этого я не знаю.
– И больше соседи там никого не видели?
– Нет. И ничего не слышали. Мы уже скоро будет в прокуратуре.
– Сколько лет Мелентьеву?
– Пятьдесят или чуть больше. Он считается одним из самых лучших специалистов.
Они въезжали в центр города. Муслим смотрел на незнакомые улицы. Как здесь все поменялось с тех пор, как он в последний раз был в этом городе!
– Красивый город, – задумчиво сказал он.
– Изумительный, – восторженно поддержал его Сергей, – но жене не нравится. Она у меня татарка из Баку и считает, что здесь все время зябко, холодно. А мне нравится. Может, сказываются мои гены, все-таки бабушка из этих мест. Он такой красивый. Я могу часами ходить по городу. И сколько здесь великолепных музеев!
– Что вы оканчивали? – спросил, улыбнувшись, Муслим.
– Восточный факультет Бакинского университета, – ответил Сергей. – Владею английским и фарси.
– И еще русским. Сейчас это тоже иностранный, даже с учетом вашей бабушки, – пошутил Сафаров.
– У нас русским владеют все дипломаты, – рассмеялся Сергей. – Вы же знаете, что у нас не считают иностранными языками русский и турецкий. А еще многие знают грузинский или армянский языки.
– Вы меня убедили. У нас в дипломаты идут только полиглоты.
– Почему только в дипломаты? – удивился Сергей. – Наш новый Президент тоже хорошо знает несколько языков. Кроме родного, он прекрасно говорит на русском. Вы же в курсе, что он окончил МГИМО и даже там преподавал. А еще он знает английский, французский, турецкий. Разве это плохо? Мне лично нравится.
Муслим согласно кивнул. Интересно, сумеет он найти своих бывших знакомых в этом городе? Нужно будет попытаться поискать через адресное бюро. Или воспользоваться помощью милиции. А может, не нужно никого искать? Кто-то из классиков сказал, что никогда не нужно возвращаться туда, где вы были счастливы. Никогда не возвращайтесь в свое прошлое, иначе разочарование будет слишком большим. Он задумался.
– Мы уже приехали, – сообщил Сергей, припарковывая машину. – Я заранее позвонил, чтобы заказать нам пропуска.
Муслим вышел из автомобиля. Огляделся. Прошло ровно двенадцать лет с тех пор, как он приезжал сюда в последний раз. Тогда он добирался до городской прокуратуры на такси. Интересно, остался ли кто-нибудь из старых знакомых среди сотрудников? Или там уже все новые лица?
– Пойдемте, – пригласил его Сергей, и они вдвоем направились к зданию городской прокуратуры.
Глава 3
«Обезьяна не поддается магнетизму других знаков Зодиака. Она может легко вывернуться из любой ситуации, применяя свой здравый смысл и логику».
(Из восточного гороскопа)
Вячеслав Евгеньевич Мелентьев оказался пожилым человеком, в крупных роговых очках, с уставшим, несколько потухшим взглядом и тяжелыми, грубыми чертами лица. Мелентьев работал много лет на Крайнем Севере и перевелся в городскую прокуратуру только десять лет назад. В свои пятьдесят три он выглядел значительно старше своих лет. Может, виной тому было его лицо, изрезанное морщинами, оставшимися после северных пронизывающих ветров и суровой стужи, когда ему приходилось выезжать в самые отдаленные места по характеру своей службы. А может, потому, что он рано поседел и теперь выглядел на все шестьдесят. Или потому, что он собирался через полтора года выйти на пенсию и уже ни о чем не сожалел и не мечтал, рассчитывая поселиться на небольшой даче за городом, куда к нему будут приезжать двое внуков.
– Добрый день, – поздоровался он за руку с прибывшими дипломатами. С Сергеем Алиевым он был знаком. А другого видел впервые.
– Муслим Сафаров, – представился вошедший.
– Садитесь, пожалуйста, – показал Мелентьев на стулья. – Хорошее имя Муслим. В шестидесятые годы я был еще мальчиком, когда у нас в Ростове, где я вырос, сходили с ума из-за вашего певца Муслима Магомаева. Мать мне рассказывала, что простояла четыре часа, чтобы купить билеты на его концерт.
– Он тогда был очень популярен.
– Он и сейчас очень популярен, – сказал Мелентьев, – хотя прошло уже больше сорока лет и моей матери далеко за семьдесят.
– Меня назвали в честь деда, – сообщил Сафаров. – Кстати, Муслима Магомаева тоже назвали в честь деда, который считался одним из основоположников современной музыки в Азербайджане. Именем его известного деда названа филармония в Баку.
– Очень интересно, – согласился Мелентьев. – Что-нибудь будете пить? Чай или кофе?
– Ничего, – ответил Муслим. Он понимал, что следователь изо всех сил оттягивает начало неприятного разговора. Он взглянул на сидевшего рядом Сергея Алиева, как бы предлагая ему начать разговор.
– Наш дипломат прилетел из Баку, чтобы утрясти все вопросы, – начал Сергей, – которые могут возникнуть во время расследования этого дела. Я имею в виду и отправку тела.
– У нас вчера был очень тяжелый разговор с родственниками погибшего, – тяжело вздохнув, произнес Мелентьев. – Прилетели его отец и дядя. Отец работает первым заместителем министра, а дядя руководитель отдела в вашем Министерстве национальной безопасности. Они приехали не одни, а с заместителем начальника управления ФСБ по нашей области. Не поверите, какое давление я вчера выдержал. Меня даже вызывали к городскому прокурору. Но я не могу дать согласие на экстрадицию тела, пока не закончено наше расследование.
– Разве вам может понадобиться дополнительная экспертиза? – уточнил Сафаров. – По-моему, патологоанатомы могли составить необходимое заключение уже при первом освидетельствовании… И мы вполне можем забрать тело нашего дипломата.
– У нас возникли сомнения, – возразил Мелентьев. – Вы уже, наверно, слышали, что ваш дипломат погиб не от удара ножом, а после обильной потери крови. Я хочу провести вторую экспертизу, чтобы уточнить, мог ли он остаться в живых, если бы ему вовремя оказали помощь.
– Для чего?
– В таком случае можно будет предъявить обвинение не по статье «покушение на убийство», а нанесение тяжких телесных повреждений и оставление человека без должной помощи. Вы меня понимаете? Извините, что говорю несколько профессиональными терминами.
– Я все понимаю, – мрачно ответил Муслим, – я юрист по образованию. Но почему вы решили переквалифицировать обвинение? У вас уже появился конкретный подозреваемый? Или вы хотите априори переквалифицировать статью, чтобы не предъявлять обвинения в убийстве какому-то конкретному лицу?
– Разумеется, нет, – помрачнел Мелентьев. – Ваши земляки уже намекали на нечто подобное, увязывая мою позицию с возможным предъявлением обвинения гражданке Наталье Фроловой, мать которой занимает ответственную должность в нашей мэрии. Но это всего лишь их предположение, и, простите меня, глупое предположение. Девушка действительно была в доме, но это еще не является доказательством ее вины. Что касается удара, то повторную экспертизу я собираюсь назначить именно исходя из того факта, что роковой удар могла нанести женщина. Удар был не очень сильным, но он перерезал артерию и вызвал большую потерю крови. Такой удар могла нанести и молодая женщина. Он был не особенно сильным, но оказался роковым. Вы меня понимаете?
– Но в таком случае как раз Фролова и может оказаться под подозрением, – напомнил Муслим. – Ведь она учится на врача и могла знать, как именно нанести удар, чтобы вызвать большую потерю крови. Для этого не обязательно сильно бить, достаточно точно ударить…
– Теперь я вижу, что вы действительно юрист, – согласился Мелентьев, – но это тоже ничего не доказывает. Удар мог быть нанесен случайно. Вы же понимаете, что кухонным ножом не бьют люди, у которых бывает конкретный умысел. В таком случае убийца приносит свое оружие или хотя бы свой нож. Я уже не говорю о том, что убийца должен был унести оружие после совершения преступления.
– Или он бывал там неоднократно и знал, чем именно можно воспользоваться, – в тон своему собеседнику продолжил Муслим.
– В любом случае я предложил провести завтра вторую экспертизу, – продолжал следователь, – и мы получим результаты уже к вечеру. Если ничего неожиданного не произойдет, то уже послезавтра вы сможете начать оформление необходимых документов на вывоз тела.
– Боюсь, что для родственников это слишком долгий срок, – пробормотал Сергей. – Может, мы начнем оформлять документы и заберем тело уже сегодня вечером?
– Не уверен, что вы успеете, – сухо заметил Мелентьев, – сейчас уже четвертый час дня. Где вы остановились? Я вам завтра перезвоню.
– Где я буду жить? – уточнил Муслим у Сергея.
– В «Октябрьской», – ответил немного смущенно Сергей, словно стесняясь, что гостя поселили в такой гостинице.
– Это здесь недалеко, – кивнул следователь. – Если вы понадобитесь, я вас смогу быстро найти.
– Вы должны понимать, как переживают родственники погибшего, – напомнил Муслим, – по нашим традциям нужно предавать тело земле в день поминовения. А любые экспертизы только увеличивают страдания отца.
– Но это моя работа, – возразил следователь, – к тому же у нас пока нет конкретного подозреваемого. Мы отрабатываем слишком большой круг его знакомых. И Фролова в списке далеко не первая, хотя она не отрицает, что была в квартире Измайлова.
– У них были какие-то отношения? – спросил Сафаров.
– Судя по всему, нет. Во всяком случае, Фролова уверяет меня, что была знакома с погибшим совсем недавно. Она была у него дома только два раза. Второй – именно в тот роковой вечер. Говорит, что зашла просто с ним потолковать. Ни любовниками, ни близкими друзьями они не были.
– И двадцатилетняя девушка отправляется в дом к незнакомому мужчине поздно вечером, чтобы просто переговорить? – не поверил Муслим.
– Было не очень поздно. Около восьми вечера. Фролова – девушка довольно самостоятельная. И, между прочим, ее на улице ждал автомобиль. Служебный автомобиль ее матери с водителем. Этот факт говорит в ее пользу. Вряд ли молодая особа станет приезжать на свидание в автомобиле своей матери, чтобы водитель узнал адрес, к кому она едет, если это был ее интимный друг. Молодые люди обычно так себя не ведут. Не говоря уже о том, что убийца не станет столь глупо подставляться. Пока она поднималась и разговаривала с погибшим, машина ждала ее внизу. И номер автомобиля запомнили все соседи. Так глупо убийцы себя не ведут. Любовники тоже.
– Тогда о чем они говорили? – спросил Муслим.
– Она говорит, что приехала туда по поручению своей подруги. Но не называет ее имени, несмотря на все мои просьбы и на уговоры матери. Считает, что это не ее секрет. Во всяком случае, факт появления в квартире она не скрывает. Сейчас мы отрабатываем версию ее знакомых, пытаемся выяснить, кто из них мог знать погибшего дипломата.
– И за прошедшие два дня вы ничего не нашли?
– Пока ничего. Мы работаем, господин Сафаров. В следственном деле чудес не бывает, здесь нужно отрабатывать все версии.
«Это я знаю», – подумал Муслим.
– В таком случае подождем до завтра, – поднялся Сафаров, – и учтите, что завтра вечером мы будем настаивать на получении разрешения на вывоз тела. У вас будет не больше суток.
– Это нам решать, господин Сафаров, – мрачно парировал Мелентьев, – не нужно оказывать давление на следствие. У нас за это существует даже уголовная статья. Это у вас, в Баку, все можно решать через знакомых и свои связи; здесь торжествует закон.
Он не успел договорить, когда раздался телефонный звонок. По тому, как быстро Мелентьев схватил трубку, стало ясно, что позвонил сам прокурор города.
– Слушаю вас, Николай Алексеевич, – быстро ответил Мелентьев. – Да, я все понимаю. Сегодня ко мне приехали представители их Министерства иностранных дел. Да, мы вчера с вами об этом говорили. Но я должен завтра провести еще одну экспертизу. Уже назначили. Сегодня можем не успеть. Нужно предупредить экспертов. Да, я понимаю. Да, я все понимаю. Конечно, он дипломат. Но у нас не хватит времени. Да, конечно. Слушаюсь. Я все понял, Николай Алексеевич. Безусловно. Прямо сейчас позвоню. Да, конечно. Уже завтра утром. Все понял. До свидания.
Он дождался, пока прокурор отключится, и положил трубку.
– Кажется, ваши земляки уже вышли на президентский аппарат, – недовольно заметил Мелентьев. – Из Москвы позвонили в нашу мэрию и городскому прокурору. Я действительно не понимаю, почему подняли такой ненужный ажиотаж. В общем, я получил указание нашего прокурора. Повторную экспертизу проведем прямо сегодня, а уже завтра начнем оформлять документы.
Сафаров подумал, что будет нечестно, если сейчас он напомнит следователю его слова, которые тот произнес всего лишь минуту назад. У Мелентьева и так был понурый вид.
– Нужно понимать наши традиции, Вячеслав Евгеньевич, – мягко заметил Муслим, – и горе отца, потерявшего сына.
– Ладно, хватит, – отмахнулся Мелентьев, – вы уже добились своего. Что еще вам нужно?
– Меня прислали сюда для координации наших действий, – напомнил Сафаров, – и, пока вы не завершите расследование, я буду находиться в Санкт-Петербурге.
– Будете каждую минуту использовать свои связи, чтобы давить на следствие? – зло осведомился Мелентьев. – Вы знаете, что такое Уголовно-процессуальный кодекс?
– Немного представляю. И обещаю не использовать никакого побочного давления. Я же вам сказал, что сам юрист по образованию. Я приехал только вам помочь.
– Мы не нуждаемся в посторонней помощи, – отрезал следователь. – Надеюсь, что вы понимаете всю сложность нашего расследования. Прошу меня извинить, я должен работать.
Они поднялись.
– До свидания. – Мелентьев поднялся следом, протягивая им пропуска, но не стал пожимать им руки на прощание. Очевидно, он все-таки обиделся. Они вышли из кабинета, спустились вниз, вышли из здания.
«Я даже не успел его расспросить, – огорченно вспомнил Муслим. – Нужно узнать, где сейчас работает Артем Пармузин. Так, кажется, звали того прокурора, с которым мы работали двенадцать лет назад. Он должен быть еще молодым человеком. Тогда мне было тридцать шесть, а ему чуть меньше. Тридцать два или тридцать три. Интересно, где сейчас работает Пармузин?»
– Подождите меня, Сергей, – попросил Сафаров, возвращаясь в здание. Он показал свой паспорт дежурному. – Я только сейчас отсюда вышел, – напомнил он офицеру.
– Я помню. Но все равно нужен новый пропуск, – строго сказал офицер, – даже дипломатам.
– Нет, нет, вы меня не поняли. Я не собираюсь снова входить в здание. Мне нужно только уточнить, где работает Артем Пармузин.
– Здесь справок не дают, – ответил офицер, – извините.
– Конечно. Я все понимаю. А можно позвонить от вас Вячеславу Евгеньевичу Мелентьеву? Я только сейчас от него вышел.
– Нет. Отсюда позвонить нельзя. Извините, у нас свои правила.
Муслим вернулся к машине.
– У вас есть номер служебного телефона Мелентьева? – спросил он у Сергея.
– Конечно, есть.
– Дайте мне номер телефона, – попросил он.
Сергей протянул ему свой аппарат.
– Первый номер телефона как раз его. Можете нажать кнопку и разговаривать. Я звонил ему, когда вы прилетели, чтобы подтвердить нашу встречу. И не нужно вам звонить по своему телефону, это дорого. У меня местный тариф.
– Хорошо. Спасибо. – Он повторно набрал номер телефона Мелентьева.
– Слушаю вас, – ответил следователь.
– Извините, что я вас снова беспокою, – сказал Муслим. – Дело в том, что я приезжал сюда к вам двенадцать лет назад. И тогда встречался с сотрудником вашей городской прокуратуры – Артемом Пармузиным. Он был следователем. Вы не знаете, где он сейчас работает?
В ответ послышалось тяжелое дыхание следователя.
– Алло, вы меня слышите? – удивился Сафаров.
– Следователь Артем Пармузин был убит в ноябре девяносто четвертого года. Почти десять лет назад, – мрачно сообщил Мелентьев. – Вы хотите получить справку еще о ком-нибудь?
– Нет. Но как это произошло? Почему его убили?
– Он занимался вопросами организованной преступности, – пояснил Вячеслав Евгеньевич, – и, очевидно, перешел кому-то дорогу. Время тогда было лихое, сложное. Его застрелили, когда он подъехал к дому. Убийц так и не нашли, если это вас интересует.
– У него была молодая жена и сын, – вспомнил Муслим, – нет, даже два мальчика. У него была супруга и два сына. Я бывал у них дома.
– Возможно. Я работал с ним только полгода, и мы были недостаточно хорошо знакомы. Извините, но я сейчас занят.
– Да-да, конечно. Извините меня.
Он вернул аппарат Сергею и уселся в салон автомобиля.
– Что-нибудь опять случилось? – уточнил Сергей.
– Случилось. Хотел узнать об одном своем знакомом. Мы с ним работали вместе в девяносто втором. Оказывается, его убили десять лет назад. У него была такая чудесная жена. И двое ребятишек. Я даже не мог представить, что он уже давно погиб.
– Здесь в начале девяностых был полный беспредел, – сказал Сергей, выруливая автомобиль. – Я до сих пор не понимаю, как они вообще смогли выстоять и выжить…
– У нас было не лучше, – мрачно заметил Сафаров.
– Но у вас эта эпоха всеобщего бардака не длилась так долго, – возразил Сергей, – а здесь все девяностые годы были одним сплошным испытанием для людей. Просто чудо, что страна сохранилась. Сначала развал Советского Союза, когда отпали все республики, потом эти гайдаровские реформы. Сейчас пишут, что они были непродуманные и чудовищные по своему цинизму. Тогда в расчет живых людей просто не принимали. Все делалось по каким-то мертвым схемам. Потом этот обман с ваучерами, потом эти грабительские приватизации. «Черные вторники» и «черные пятницы». Попытка переворота девяносто третьего. Две войны в Чечне. Разгул бандитизма в девяностых, когда людей просто убивали на улице, на глазах у милиции. Позорные выборы девяносто шестого, когда Ельцина буквально протащили в президенты, хотя он был тяжело больной и не получил столько процентов, сколько ему приписали потом. И, наконец, августовский дефолт, взрывы домов в России. Я правда иногда поражаюсь терпению русских. Это такой невероятный народ! Терпеть такого президента, как Ельцин! В любой другой стране его бы давно прогнали. И вы знаете, почему я его так ненавижу? В девяносто четвертом наши войска выходили из Германии. Может, вы помните. Он тогда напился пьяным и дирижировал немецким оркестром под хохот германских официальных чиновников. Вот этого я ему никогда не прощу. У моей бабушки в блокаду Ленинграда погибло четверо братьев и сестер. Она все время о них говорила, как они умирали. И меня Сергеем назвали в честь ее младшего брата. Ему только шесть лет было. А он от голода умер. Вот здесь, в этом городе. Мы эту победу в войне так выстрадали, с таким трудом добыли. Мы все, не только русские, но и советские люди. Хотя русским досталось больше всего. А он пьяным дирижировать.
Сергей огорченно замолк.
– Это политика, – отрешенно сказал Муслим, – она всегда была грязной и непредсказуемой. Поэтому я так не люблю политиков.
Сергей несколько удивленно взглянул на него.
– А разве мы не занимаемся политикой? – спросил он. – Я думал, что как раз дипломаты этим и занимаются.
«Кажется, я снова попался, – подумал Муслим, – нужно быть внимательнее».
– Дипломат – это не политик, – возразил он. – Мы всего лишь работаем сотрудниками нашего внешнеполитического ведомства. А политики – это президенты, премьеры, министры и депутаты. Они и решают, как нам жить. И, к сожалению, не всегда решают в нашу пользу. Как раз наоборот. Чаще всего они решают в свою пользу. Но так устроен этот не совсем идеальный мир, Сергей. Поехали в наше консульство, мне еще нужно познакомиться с генеральным консулом.
– Это прямо в центре города, на Миллионной улице. Но я уже понял, что вы хорошо знаете город.
– Не так хорошо, как вы думаете, – возразил Муслим. – Первый раз я прилетел сюда только в двадцать четыре года. Это было в далеком восьмидесятом году. Как раз тогда, когда Советский Союз принимал Олимпиаду.
– Мне тогда исполнилось только два года, – улыбнулся Сергей. – Я видел эту Олимпиаду только в документальных фильмах. И вы тогда впервые сюда прилетели?