Абдуллаев Чингиз. Искусство выживания

   Куда я только не бегал! В другие банки, в Союз театральных деятелей, даже к своему тестю. Но никто не собирался давать гигантскую по тем временам сумму такому бездельнику, как я. И, в конце концов, произошло то, что должно было произойти. К нам домой приехали судебные исполнители, чтобы выселить нас из квартиры, описать нашу мебель и вещи, находящиеся в доме, и забрать их. Как только они начали работать, Фарида сорвалась на крик. Прямо при них стала обвинять меня в том, что я дегенерат и козел, готовый заложить ради денег не только наш дом, но и свою семью. Судебные исполнители лишь мрачно отворачивались. Потом приехал ее отец, который тоже достаточно резко высказался в мой адрес, и сообщил судебным исполнителям, что готов оплатить все мои долги банку. Что он и сделал на следующий день. Мы остались жить в своей прежней квартире, но теперь она была уже не моей, тесть переписал ее на имя Фариды.
   И с этого дня наша квартира превратилась в место моего вечного третирования, в ад, в котором я теперь вынужден был жить. И я понял, что долго так продолжаться не может.

Глава 4

   Я живу в многоэтажном доме на шоссе Энтузиастов. Конечно, у меня нет квартиры, и я снимаю одну комнату в трехкомнатной квартире Клавдии Матвеевны, за которую плачу триста долларов в месяц. Еще одну комнату снимают Хамза и Адхам, приехавшие из Таджикистана. Первый – таджик, а второй – узбек, но они проживают вместе в одной комнате и платят на двоих триста долларов, хотя комната у них немного больше, чем у меня. В третьей комнате живет сама Клавдия Матвеевна. Все три комнаты изолированные, и это очень удобно. Удобно жить в нормальной квартире, иметь крышу над головой и чистую постель.
   Вот поэтому мы и живем втроем в одной квартире вместе с нашей семидесятилетней хозяйкой. Хамза и Адхам работают на стройке, они квалифицированные строители и зарабатывают в месяц до двадцати пяти тысяч рублей, из которых половину сразу высылают домой, в Таджикистан, а из оставшихся платят за квартиру по четыре с половиной тысячи рублей. Примерно по восемь тысяч остается на все расходы, питание и одежду. Конечно, жить на эти деньги почти невозможно, но они как-то умудряются не только выживать, но и откладывать часть денег. Питаются концентрированными супами, закупают макароны и гречку на оптовых складах, картофель и лук на овощных базах. И даже иногда дают мне в долг.
   А я, не обладая навыками строителя, пытаюсь как-то выживать, поменяв уже семь или восемь рабочих мест, но нигде так и не закрепившись до конца. Хотя Хамза и Адхам предлагали мне место чернорабочего на их стройке, но я уже однажды там работал и сбежал через четыре недели. Такая работа явно не для меня. Не нужно было учиться на артиста, чтобы потом переквалифицироваться в чернорабочего. Нет, не потому, что я такой ленивый или неспособный. Просто выяснилось, что я быстро устаю и никак не подхожу для физической работы. Не забывайте, что я вырос в очень обеспеченной семье. Отец был депутатом, главным режиссером самого крупного театра, известным человеком в городе. Я никогда не задумывался в детстве о деньгах. У нас было все, и даже с излишком. Персональная машина с водителем, кухарка и домработница, которые летом ездили с нами на нашу загородную дачу. У отца было даже разрешение заказывать особые продукты в спецмагазине, как у руководителя Комитета по культуре Верховного Совета. Во времена, когда мясо, масло, а потом и сахар давали по талонам, нам из спецмагазина беспрепятственно доставляли любые продукты. Но это уже в восьмидесятые годы. А в шестидесятых в магазинах можно было купить даже черную икру, продававшуюся в баночках, не в правительственных, в обычных магазинах. Почему потом все пошло наперекосяк, я не знаю. Тем более даже представить себе не мог, что мне придется уехать из родного города и мыкаться без работы и без денег. Однако все получилось именно так, как получилось.
   Домой я приехал примерно в одиннадцатом часу вечера и сразу позвонил Арвиду.
   – Что случилось? – недовольно спросил он. – Мы договорились встретиться завтра. Почему ты решил позвонить сейчас?
   – Они все знают. – Разговаривая с Арвидом, я невольно подражал его манере, выражаясь короткими фразами.
   – Кто знает? – не понял он.
   – Они все знают о нашем плане.
   – Нет. – Это все, что он смог из себя выжать.
   – Они мне позвонили и сказали, что все знают. – Я понимал, насколько рискованной была игра, но мне было уже все равно. Впервые за десять лет я мог вылезти из той нищеты, в которой находился. Впервые за десять лет мог что-то сделать, чтобы наконец вырваться из той ямы, в которую попал не по своей воле.
   – Они не могут знать, – ответил Арвид, – этого не может быть.
   – Они позвонили и сказали, что знают, – упрямо повторил я.
   Арвид долго молчал. Потом спросил:
   – Где ты сейчас?
   – Дома. У себя дома. – Так я называл свою комнату в квартире на шоссе Энтузиастов.
   – Выйдешь через полчаса. Я пришлю машину. Нужно переговорить, – предложил он и сразу отключился.
   Я понял, что он будет звонить Глебу Мартыновичу. Теперь начиналось самое главное. Если я рассчитал неправильно или в чем-то ошибся, то вся эта затея может очень плохо закончиться. Палехов решит, что не стоит ничего предпринимать, раз Хейфиц узнал о готовящейся аварии, и просто прикажет меня удавить. Но если я все верно рассчитал, то Палехов ни за что не захочет уступить Хейфицу. Это не только личные амбиции, это еще и борьба за влияние, за первое место под солнцем. Ведь каждый из этих двоих считает себя лучшим и самым главным продюсером. Ошибки быть не может, Глеб Мартынович просто обязан вступить в игру и в любом случае переиграть своего основного конкурента.
   На всякий случай я достал оставшиеся деньги и спрятал их под половицей в коридоре. В своей комнате ничего прятать нельзя. Если все-таки ошибусь, сюда приедут люди, перевернут комнату и найдут все, что захотят найти. Недавно видел по телевизору один поразительный репортаж. Людям предложили спрятать свои деньги в десяти разных местах. Где обычно прячут деньги? В книгах, в складках белья, в разных банках, в карманах пиджаков, среди различных круп на кухне, даже в туалетных бачках. Обычная психология обычных людей. А потом попросили специалиста по домашним кражам найти спрятанные деньги, и он практически сразу нашел их в восьми или в девяти местах из десяти. Абсолютное попадание, восемьдесят или девяносто процентов. Даже обидно за людей, настолько примитивно они выглядят.
   Через полчаса я садился в машину, которую прислал за мной Арвид, а через сорок минут мы остановились рядом с другой машиной, где сидели Глеб Мартынович и Арвид. Пересаживаясь в их машину, я заметил, как недобро смотрит на меня Палехов.
   – Что у тебя произошло? – недовольно спросил он. – Откуда Хейфиц мог узнать о нашем плане?
   – Не знаю. Но им все уже известно.
   – Давай по порядку, – мрачно потребовал Глеб Мартынович, – откуда все эти сведения?
   – Я был на концерте в «Крокусе», где оказались и люди Леонида Иосифовича, – пояснил я ему. – Один подошел ко мне и предложил встретиться с Хейфицем.
   – И ты с ним разговаривал? – недоверчиво спросил Палехов.
   – Меня отвели за кулисы, и я с ним разговаривал. – Если даже меня проверят на детекторе лжи, то и тогда окажется, что я говорю правду.
   – Что он тебе сказал?
   – Сказал, что знает о завтрашней аварии, и предложил мне на него работать.
   – Каким образом? Конкретно? – Я видел, как он нервничает.
   – Он предложил мне сделать все, как вы приказали, а потом позвонить ему из больницы, куда меня отвезут.
   – Зачем?
   – Не знаю. Он так предложил.
   Палехов долго и тяжело смотрел на меня, потом неожиданно заговорил:
   – Я тебе не верю. О моем плане не знал никто, кроме меня и Арвида. Ты блефуешь. Где ты сегодня был? Только не лги, я все равно узнаю.
   – На концерте в «Крокусе». – Я вытащил из кармана билет и протянул ему: – Вот мой билет. Можете все проверить. И сам Леонид Иосифович тоже там был.
   – Сейчас проверю, – ответил Палехов и достал телефон. Набрал номер, с кем-то поздоровался и попросил: – Паша, узнай для меня, был ли сегодня Хейфиц в «Крокусе» на концерте. Да, мне это нужно как можно скорее. – Убрав телефон, снова испытующе посмотрел на меня. – Что дальше? Сам понимаешь, если ты соврал, мне будет очень неприятно.
   – Я же вам показал билет.
   – Что он тебе предложил? Неужели просто сказал, чтобы ты ему позвонил?
   – Нет, он дал номер своего телефона.
   – Какой номер?
   Я продиктовал ему номер телефона. Палехов посмотрел на Арвида. Тот кивнул головой, очевидно, это означало, что он запомнил номер.
   – Дальше, – потребовал Глеб Мартынович.
   – Он предложил мне деньги.
   – А ты отказался, – очень нехорошим голосом произнес Палехов.
   – Я решил позвонить Арвиду, – выдохнул я, и в этот момент раздался телефонный звонок.
   – Слушаю, – сказал Глеб Мартынович, доставая свой телефон. – Значит, сегодня вечером был концерт, и там выступал Михаил Лихоносов, – удовлетворенно повторил он, глядя на меня, – но Леонида Иосифовича там не было… – Не договорив, поморщился, увидев, как Арвид вытаскивает пистолет: – Только не в машине. А ты напрасно соврал, чернозадый. Должен был догадаться, что я все проверю.
   – Он там был, – выдохнул я, – и я с ним действительно разговаривал.
   – Не нужно лгать, – мрачно посоветовал Палехов, – тебе все равно уже ничего не поможет. Выходи из машины!
   – Подождите! Вы можете сами все проверить. Завтра мне передадут деньги…
   – Ты уже заврался, придурок, – зло бросил Глеб Мартынович, – пошел вон!
   Я уже прощался с жизнью. Кажется, моя игра закончилась, не успев даже начаться. И в этот момент раздался еще один телефонный звонок. Палехов снова взял трубку, а Арвид взмахнул пистолетом:
   – Выходи!
   – Подожди, – недовольно остановил его Глеб Мартынович, – похоже, этот чурка сказал правду. Хейфиц там все-таки был. Его видели за кулисами, но в зале он не появлялся. Подожди…
   Я перевел дыхание. Палехов убрал телефон и задумчиво произнес:
   – Значит, ты с ним разговаривал, и он поэтому даже не вышел в зал. Это на него похоже, хитрая лиса. Когда ты должен получить деньги?
   – Завтра утром.
   – Сколько он тебе пообещал?
   – Двадцать пять тысяч, – нагло соврал я, чудом избежав смерти.
   – Двадцать пять, – повторил Палехов, – очень щедро. Наверное, он придумал какую-нибудь новую пакость, – и посмотрел на Арвида.
   Тот молчал, но пистолет все же убрал. Если я переживу эту ночь, то могу считать себя второй раз рожденным.
   – Завтра проверим, – проворчал Глеб Мартынович, – если ты действительно нас не обманул, можешь оставить себе эти деньги.
   – Я вас не обманывал.
   – Интересно, каким образом Хейфиц мог узнать о нашем плане? – подозрительно посмотрел на своего помощника Палехов. Пусть думает на него, мне теперь все равно.
   – Я заказывал кровь, – продолжил Арвид, – они могли понять. Еще наш водитель Сергей, он отвозил нас сегодня утром на то самое место у дачи.
   – Кто еще?
   – Ваша Зина. Вы поручали ей узнать точный адрес дачи Лихоносова. – Надо же, как Арвид разговорился. Он готов был подставить кого угодно, лишь бы не думали на него.
   – Теперь я должен подозревать всех, кто находится рядом со мной, – разозлился Палехов. – Ты понимаешь, что говоришь? Зина работает у меня уже восемь лет, и я ей всегда доверял. Сергей тоже работает больше пяти лет.
   – А я работаю с вами двенадцать лет, – напомнил Арвид. – Нужно будет всех проверить.
   – Похоже, ты прав, – вздохнул Палехов и посмотрел на меня. – Значит, он готов был заплатить тебе двадцать пять, а ты все равно решил нам не изменять? И я должен поверить в честность такого чурки, как ты? Почему ты решил нам позвонить? Только не лги, все равно в твою порядочность не поверю. У вас, чернозадых, нет никакой порядочности. Скажи, почему?
   – Я… я испугался. Я испугался Арвида. – Кажется, у меня получилось достаточно натурально, и Глеб Мартынович впервые удовлетворенно кивнул головой. Он поверил. Люди часто верят в трусость гораздо больше, чем в честность. Страх делает умных людей дураками, а сильных – слабаками. Палехов поверил в мой страх перед Арвидом. Ведь кем был я? Непонятным типом без гражданства, без всякой защиты и связей, почти бомжом, которого наняли исполнить роль.
   – Мы все равно завтра все проверим, – сказал Глеб Мартынович. – Если ты действительно оказался честным трусом, я выплачу тебе не пять, а пятнадцать тысяч. Доволен?
   – Лучше двадцать пять, – набрался я наглости, – после этого случая я должен буду отсюда сбежать. Сами понимаете, Хейфиц не простит мне такого предательства, ведь он предложил мне целое состояние.
   Это ему понравилось еще больше. Люди с такой охотой верят в порочность, алчность и трусость других людей, словно это оправдывает их собственные низменные качества.
   – Ладно, в конце концов, за верность надо платить. Если все завтра утром подтвердится, я доплачу тебе еще двадцать пять, чтобы ты мог вернуться к себе на Кавказ и купить себе там домик с палисадником.
   Знал бы этот кретин, что у нас в Баку домик с палисадником стоит ничуть не меньше, чем в Москве. Сказывается нефтяное богатство. Цены взлетели так, что даже страшно сказать. Раньше за двадцать пять соток можно было заплатить три или четыре тысяч долларов, а сейчас двадцать пять соток земли в дачном поселке иногда стоят до семидесяти пяти тысяч долларов. Это голая земля без домов. Вот такие цены. Но об этом я ему не стал говорить, только пообещал:
   – Я все сделаю как вы сказали. А завтра утром пришлите Арвида или вашего водителя, пусть поедет со мной, когда я буду получать деньги, и вы убедитесь, что я вас не обманываю. Заодно можете прислать и свои деньги, чтобы я чувствовал себя спокойнее. И тогда я смогу сыграть свою роль…
   – Ничего ты не сыграешь, – возразил Палехов. – Раз они знают и готовятся к этой аварии, у них, видимо, есть свой план. И тебе я заплачу не за то, что ты прыгнешь на машину, а за то, что поможешь нам разгадать план этой хитрой лисы.
   – Я готов…
   – Тебя сейчас отвезут домой, и постарайся сегодня ни с кем больше не встречаться.
   Вот этого я ему не мог обещать. Сегодняшняя ночь должна стать решающей и самой важной для меня за десять лет, которые я провел в этом городе. Поэтому я пересел из его машины в другую, и мы поехали ко мне домой, на шоссе Энтузиастов.
   Как только я оказался дома, сразу достал свой телефон и набрал номер, который дал мне Леонид Иосифович.
   – Кто говорит? – раздался его недовольный заспанный голос.
   – Извините, что я вас беспокою, – быстро начал я, стараясь говорить как можно взволнованней и тревожней, чтобы он почувствовал мое состояние, – но я должен вас предупредить. Он уже все знает…
   – Как это знает? – растерянно произнес Хейфиц.

Глава 5

   Можете себе представить мою жизнь после того, как тесть выкупил нашу квартиру? А ведь это была квартира, которую нам выбивал мой отец. При каждом удобном случае Фарида вспоминала о моем неудачном бизнес-плане и о том, как мы едва не остались без квартиры. В спальню меня, конечно, не пускали. Я ночевал на диване в столовой, а в спальне оставались жена с дочерью. Девочка, естественно, видела и понимала, как ко мне относится ее мать.
   Денег у меня, конечно, не прибавилось, и на этой почве постоянно вспыхивали скандалы. Жена обвиняла меня не только в неумении зарабатывать деньги, но и в ее погубленной жизни, вспоминала, какие парни к ней пытались свататься, словно я виноват в том, что она не вышла замуж до двадцати двух лет. Не говоря уже о заложенной квартире, о которой она вспоминала по поводу и без повода. Хуже всего было, что она ругалась в присутствии ребенка. Я даже не пытался ей отвечать или с ней спорить, и это раздражало ее еще больше. Тогда она начала отыгрываться на дочке. Подзывала ее к себе и заставляла повторять фразы типа: «Мой отец – подлец», «У меня нет нормального отца». Можете себе представить? Сначала дочка плакала и отказывалась произносить такие чудовищные слова, но потом начала их говорить. Я был не особенно против выходок жены, пусть ругается, лишь бы не трогала ребенка, но дочка была уже школьницей и видела, насколько сложные и плохие отношения у ее родителей. Господи, как я ненавидел свою жену в такие моменты! Мне просто хотелось ее убить. Если вы скажете, что так не бывает и в такой обстановке жить просто невозможно, я с вами соглашусь. Но я жил именно так, терпя все оскорбления и выпады жены.
   Иногда я думал, что она права, ведь я действительно заложил нашу квартиру и попытался заработать деньги. Но моя отчаянная попытка вырваться из унизительного положения оказалась более чем неудачной. И мы действительно могли лишиться нашей квартиры, если бы нам в очередной раз не помог ее отец.
   Но все равно было обидно. Помните какую клятву обычно дают молодожены перед алтарем? Я прочитал где-то у Гюго, как жена обещает поддерживать мужа в несчастье и здравии, в горе и в радости. А моя жена меня ненавидела только за то, что я не мог зарабатывать деньги и устраиваться как все. Хуже всего было, что она насмехалась и над моей профессией, высмеивала моих родителей, которые всю жизнь работали «клоунами» и ничего не заработали. В общем, и здесь она, наверное, была права. В профессии артистов всегда есть нечто клоунское, но разве можно было при жизни моего отца сказать подобное? Он был не просто артистом, он имел все регалии – народный артист, лауреат всех возможных премий, депутат Верховного Совета сначала республики, а потом и Советского Союза. Нужно было слышать, как Фарида ругала не только моего покойного отца, не сумевшего дать сыну приличное образование, но и мою мать, вырастившую такого дебила. Мне приходилось терпеть и эти слова. Иногда я чувствовал, что просто хочу ее задушить, и в такие дни я уходил ночевать куда-нибудь к друзьям. К маме, которая жила вместе с сестрой, идти стеснялся, чтобы они ничего не узнали. Хотя они, кажется, обо всем догадывались, так как жена с дочкой никогда не появлялась у них дома на различных торжествах и они тоже не могли приходить к нам даже в дни рождения своей внучки. Я сам просил их об этом, понимая, что Фарида может сорваться при людях и наговорить им разных гадостей. Я еще мог терпеть, когда она ругала меня при дочке, но если бы она начала оскорблять меня при родных, я должен был либо отвечать, либо немедленно разводиться.
   В общем, было понятно, что мне нужно уходить. А куда я мог уйти, не имея ни квартиры, ни дома, ни денег, ни работы? В театре новых постановок почти не было, хотя артисты и пытались выживать за счет различных мероприятий, но это только гроши. Несколько раз я вел какие-то свадьбы, рекламировал на телевидении наши дома торжеств. К этому времени в городе началось интенсивное строительство таких домов, банкетных залов, ресторанов. Почти каждый уважающий себя чиновник, которому должность давала возможность получить лишние деньги, сразу строил на них подобные заведения.
   Помните, в «Двенадцати стульях» у Ильфа и Петрова все граждане уездного города N. рождались, казалось, для того, чтобы побриться, постричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть. В Баку начали строить так много ресторанов и домов торжеств, словно все люди рождаются только для того, чтобы собраться в одном из этих многочисленных залов, весело провести время и на следующий день собраться в другом зале, чтобы снова веселиться и отмечать очередное торжество. Но денег я зарабатывал немного, и они не давали мне ни ощущения стабильности, ни ощущения свободы.
   Жена постоянно упрекала меня, что я не занимаюсь другой работой, которая бы приносила мне стабильный доход. Но чем может заняться актер в свободное от работы время? Хотя и работы как таковой не было. Тогда тот самый Расим, из-за которого мы так глупо погорели на коже, предложил мне отправиться с ним на заработки в Турцию. К тому времени в соседнюю страну уже летали несколько рейсов в день, и я подумал, что на этот раз мне должно повезти.
   Нужно было закупать дешевый турецкий ширпотреб и привозить его в Баку для продажи. Самое главное, что мы получали твердую оплату за наши услуги. Никакой коммерции, никакого личного бизнеса. За все платил один пузатый местный коммерсант. Он владел несколькими магазинами и был уважаемым человеком в городе, так как успел совершить даже хадж в Мекку. Хозяин платил нам за получение товара и его доставку в Баку. Говорили, что он занимается благотворительностью, щедро жертвует деньги в мечеть. Наверное, действительно жертвовал, только вот зарабатывал их не очень праведно. Товары, которые мы ему привозили, продавал втридорога и на этом делал свою коммерцию. А в его магазинах вовсю торговали спиртным, что, в общем, запрещено таким набожным людям, каким был этот мерзавец.
   Зато нам действительно начали платить. Мы с Расимом получали товар и отправляли его на автобусах в Баку. Или, если это был достаточно дорогой и важный товар, который нужно было срочно доставить, отправляли его авиарейсами. Должен сказать, что у нас в Стамбуле был какой-то конкурент. Пожилой мужчина среднего роста, который каждый раз появлялся в аэропорту с огромными ящиками. Никаких пошлин он, конечно, не платил, за дикий перегруз с него тоже не брали никаких денег. Когда появлялся этот тип, некоторые пассажиры, летающие достаточно часто, просто пугались: их вещи не доходили до города, а ящики этого проходимца всегда грузили в первую очередь. Но потом мы с Расимом смогли договориться с турками и в результате наши грузы стали доходить даже раньше товаров наших конкурентов.
   Мы работали так около двух лет. Не скажу, что я разбогател, но постепенно начал откладывать деньги, зарабатывая на этих поставках. Гораздо спокойнее работать, получая твердый оклад или даже процент с посланных товаров, чем становиться бизнесменом и самому рисковать своими деньгами. В общем, работая в Стамбуле, я постепенно понял преимущество социализма над капитализмом для таких людей, как я. Нет, нельзя сказать, что я был безынициативным и глупым, просто я не был приспособлен для этой капиталистической жизни. Нормальный бизнес – это всегда продуманная и узаконенная спекуляция, ловкачество, приемлемый вид мошенничества. Не обманув, не наживаясь на покупателях или продавцах, нельзя заработать. По-моему, это понятно всем. Успешный бизнесмен – это человек, умеющий делать деньги. А деньги всегда зарабатываются за счет других людей. Прибавочная стоимость получается благодаря тому, что вы изымаете эти деньги у других и в результате имеете большую прибыль.
   А у меня, очевидно, не было особых способностей к мошенничеству и обману. Посмотрите, кто сумел стать бизнесменом в новой России или у нас в Азербайджане. Конечно, бывшие и настоящие чиновники в первую очередь. Настоящие состояния делались на деньгах из государственного бюджета. Только там были большие деньги во время распада страны. И только украв эти деньги, присвоив себе государственное имущество, получив за бесценок заводы и фабрики на подставных залоговых аукционах, можно было стать миллиардером. Затем – большая группа других «специалистов»: бывшие спекулянты, фарцовщики, мошенники, валютчики, которым в прежнем обществе даже не подавали руки. В период потрясений они вылезли наружу, применяя все свои прежние навыки. Продавцы цветов и собранных компьютеров, бутербродов и ширпотреба превратились в олигархов, так как умели обманывать, лгать, приспосабливаться и ловчить. Вот эти две группы людей и стали хозяевами новой жизни, а все остальные оказались выброшенными на обочину. Про творческие профессии я уже не говорю. Если вы не позаботились заранее открыть какое-нибудь дело, приобрести недвижимость, вложить деньги в ресторан или в кафе, вы просто влачите жалкое существование. Возможно, если бы мы все родились и выросли при капитализме, то сумели бы приспособиться к этим жестким условиям. Но мы жили в тепличных условиях социализма, и когда в один день от нас потребовали перестроиться, большинство из нас так и не сумели этого сделать. Надо было еще при социализме научиться торговать и спекулировать, чтобы потом плавно перейти в другую формацию.
   Комфортно жить, когда ты обеспечен достойной заработной платой и ни о чем больше не думаешь. Может быть, я и не прав, но мне кажется, что социализм нужен обычным людям без амбиций и особых талантов, которые хотят просто достойно жить, а не выживать, нормально существовать, а не умирать с голоду, пытаясь жульничать и обманывать своих близких.
   Два с лишним года, проведенные в Стамбуле, меня многому научили. А потом выяснилось, что наш «набожный» хозяин-бизнесмен попытался сыграть еще и на политическом поле. Его денег ему показалось мало. Вообще это чисто советский феномен, которого не может быть ни в Америке, ни в Европе. Там политики занимаются политикой, а бизнесмены зарабатыванием денег. А в бывших советских республиках богатые люди априори считаются ворами, но самыми умными ворами, что, наверное, правильно. И, конечно, умные люди начинают заниматься еще и политикой, считая себя вправе не только воровать, но и руководить. А другим политикам, уже успевшим занять лучшие и самые теплые места, это не может нравиться. В результате появляется конфликт интересов. Как только где-то и кто-то начинает богатеть, он сразу решает, что пришло время заниматься политикой, и вступает в конфликт с уже существующими властями. Все богатые люди искренне считают, что стали таковыми не в результате бардака, возникшего при распаде, и не в результате собственной удачи и умения приспосабливаться. Нет, они считают, что получили эти деньги благодаря своим уму и таланту. А некоторые, особо бессовестные, даже говорят, что в этом деле им помогает сам Господь. Насколько нужно презирать всех окружающих тебя людей, чтобы выдумать подобную ересь.
   Конечно, наш хозяин просчитался. Пока он занимался перепродажей турецкого, польского и китайского ширпотреба, он был на своем месте. Но как только начал заниматься политикой, сразу прокололся. Достаточно быстро стало известно, что он поддерживает оппозиционную партию и пытается пройти в парламент. Естественно, никто его в парламент не пустил и никакие выборы он выиграть не смог. Зато теперь все знали, что он поддерживает оппозиционеров, и у него сразу появились большие проблемы. Два раза его груз задерживали на границе, таможня не пропускала наши товары без должного оформления, начались проверки налоговых органов, подключилась прокуратура. При желании у любого бизнесмена можно найти кучу недостатков. Мало того что он начал разоряться, так еще оказался перед угрозой ареста и длительного тюремного заключения. Конечно, он был не очень умным человеком, раз решил полезть в политику, но достаточно хитрым и ловким бизнесменом, чтобы почувствовать изменение конъюнктуры. Он решил все бросить и уехать, и это его спасло. Быстро перебравшись в Турцию, через подставных лиц он продал все свои магазины и сделал это очень вовремя, так как последний магазин продать все же не успел и директора посадили на четырнадцать лет.