Страница:
– Мы плотно контролируем все разговоры, – сообщил Плеханов.
– Не привлекая к этому офицеров других отделов, – напомнил Крючков. – Нужно определить минимальное число людей, допущенных к работе с этой техникой.
– Разумеется.
– И особо обратите внимание на Новоогарево, – предложил председатель КГБ, – они там обычно собираются все вместе и часто выдают свои замыслы, сами того не подозревая.
– Я вас понял, Владимир Александрович, – кивнул Плеханов, – все будет сделано как нужно.
– Это и в помощь Михаилу Сергеевичу, – на всякий случай сказал Крючков. А копии можно, как и раньше, передавать Болдину.
Он иногда позволял себе упоминать в особо секретных донесениях о некоторых разговорах подобного типа, полученных с помощью прослушивания. Горбачев понимал, что эти разговоры могли быть получены КГБ только с помощью скрытой прослушки, но никогда не задавал никаких неприятных вопросов, внимательно знакомясь с подобными сообщениями. Особенно всего, что касалось Ельцина. Приказав передавать записи Болдину, Крючов страховался на случай возможного обнаружения записывающих устройств.
Плеханов поднялся и вышел, а Крючков пересел на свое место. Затем убрал справку в папку, туда же положил и последнее донесение Циклопа. Это была его личная папка, которую не имели права открывать даже старшие офицеры его приемной, даже его заместители.
Глава 5
Глава 6
– Не привлекая к этому офицеров других отделов, – напомнил Крючков. – Нужно определить минимальное число людей, допущенных к работе с этой техникой.
– Разумеется.
– И особо обратите внимание на Новоогарево, – предложил председатель КГБ, – они там обычно собираются все вместе и часто выдают свои замыслы, сами того не подозревая.
– Я вас понял, Владимир Александрович, – кивнул Плеханов, – все будет сделано как нужно.
– Это и в помощь Михаилу Сергеевичу, – на всякий случай сказал Крючков. А копии можно, как и раньше, передавать Болдину.
Он иногда позволял себе упоминать в особо секретных донесениях о некоторых разговорах подобного типа, полученных с помощью прослушивания. Горбачев понимал, что эти разговоры могли быть получены КГБ только с помощью скрытой прослушки, но никогда не задавал никаких неприятных вопросов, внимательно знакомясь с подобными сообщениями. Особенно всего, что касалось Ельцина. Приказав передавать записи Болдину, Крючов страховался на случай возможного обнаружения записывающих устройств.
Плеханов поднялся и вышел, а Крючков пересел на свое место. Затем убрал справку в папку, туда же положил и последнее донесение Циклопа. Это была его личная папка, которую не имели права открывать даже старшие офицеры его приемной, даже его заместители.
Ремарка
«Как мы меняемся, как будем меняться дальше – это одна из тем дня для Лондона. Но мы рассчитываем на встречное движение других государств, ибо сегодня много всяких ограничений. Это следствие определенной политики. Нередко данные ограничения принимались еще в ходе «холодной войны». И они пока остаются, мешают – это ведь барьеры на пути широких взаимовыгодных международных связей... Нам предстоит большой разговор. Однако если кто-то из вас до сих пор думает, что Горбачев едет в Лондон, чтобы там на колени встать и молить о помощи руководителей ведущих развитых государств, то это несерьезно. Я думаю, что мы заинтересованы, чтобы процесс, который выльется в экономической сфере, в политике в новые формы сотрудничества, будет сопровождаться переменами глобального характера. Важно, чтобы он опирался еще и на прочную базу экономического сотрудничества. Поэтому надеюсь, что будет достигнуто взаимопонимание, и мы пойдем навстречу друг другу... Наше обновленное законодательство, программа движения к рынку, к смешанной экономике, отказ от тоталитарного господства государственной собственности создают условия, при которых все формы собственности будут равноправны, одинаково надежно защищены государством, Конституцией. Будет у нас, конечно, и государственный сектор, и, наверное, немалый, но будет активно проходить и акционирование, народ проявляет к этому интерес. Люди за то, чтобы стать хозяевами. Они только не хотят, чтобы богатства, накопленные поколениями советских людей, попали в руки воротил теневой экономики или различных дельцов».
Пресс-конференция президента СССР М.С. Горбачева перед поездкой в Лондон
Ремарка
«В то время, когда советский и западный лидеры готовятся к намеченной встрече на высшем уровне, становится все более очевидным, что им, возможно, придется срочно заняться проблемой гигантской задолженности Советского Союза и имеющегося у него дефицита твердой валюты. Советские должностные лица недавно подсчитали, что в настоящее время внешняя задолженность их страны составляет 70 миллиардов долларов, увеличившись с 60—65 миллиардов долларов с конца прошлого года. 25—30 процентов от общей суммы долга должно быть погашено уже в этом году».
«Нью-Йорк таймс», 1991 год
Ремарка
«Бывший старший советник президента СССР академик Александр Яковлев переходит на новую должность – председателя московского общественного собрания. Этот новый форум общественности советской столицы задуман в качестве «круглого стола» представителей всех партий, различных общественных фракций и Советов. Яковлев заявил, что пока не решил для себя вопрос о выходе из рядов Коммунистической партии, полагая, что все нужно делать своевременно и он не готов последовать примеру Эдуарда Шеварднадзе».
Сообщение ТАСС
Ремарка
«Центральная контрольная комиссия ЦК КПСС приняла решение о начале расследования в отношении бывшего министра иностранных дел Э. Шеварднадзе. Корреспонденту агентства «Франс Пресс» он сказал, что «решение это не серьезно». Отвечая на вопросы «Рейтер», он сказал, что это расследование ставит его в сложное положение, он все еще член Центрального Комитета, но не исключено, что придется покинуть и этот пост. «Надо все хорошо взвесить. Приеду домой – подумаю, – заявил он журналистам. – В то время, как мы говорим, что советские люди свободны и имеют право открыто высказывать свои суждения, устраиваются расследования только лишь из-за того, что человек сказал то, что думает. Теперь я стал настоящим демократом», – добавил Эдуард Амвросиевич».
Сообщение «Рейтер»
Ремарка
«Бывший член Политбюро ЦК КПСС, бывший министр иностранных дел СССР, бывший первый секретарь ЦК Компартии Грузии, бывший министр внутренних дел Грузии Эдуард Шеварднадзе объявил о своем выходе из рядов Коммунистической партии. «Проводимые реформы не дали положительного результата, а моя травля была сознательно организована консерваторами, мечтающими перетянуть на свою сторону руководство страны. В создавшейся ситуации я не вижу смысла оставаться в рядах Коммунистической партии», – сказал Шеварднадзе. Вместе с тем независимые аналитики указывают на абсолютно провальные достижения бывшего лидера внешнеполитического ведомства, который, говоря о приоритетах «нового мышления», не умел отстаивать интересы государства, доверившего ему подобный высокий пост».
Сообщение «Интерфакс»
Глава 5
Работы было много. Эльдар Сафаров вместе с остальными сотрудниками отдела проверяли невероятное количество документов, указов, приказов, посланий, просто распоряжений на предмет их юридической обоснованности. Приходилось приезжать на работу к половине десятого и уезжать около восьми часов вечера. Но никто не жаловался, все понимали, что необходимо работать именно в таком режиме, чтобы успеть провести юридическую экспертизу всех статей проекта нового Союзного договора.
В середине июля большая делегация во главе с президентом СССР отправилась на встречу с руководителями ведущих семи стран Запада, и все газеты написали о встрече «7 плюс 1». В эти дни работы еще больше прибавилось, так как все правовые службы не только администрации президента, но и Кабинета министров, Верховного Совета рассматривали документы, которые вытекали из возможного проекта Союзного договора.
И именно в один из таких дней в отделе началось самое настоящее противостояние, когда Элина Никифоровна в крайне резкой форме высказалась против проекта нового Союзного договора, обратив внимание на возможную аморфность союзного руководства и союзных органов власти. Кирилл Снегирев не согласился с мнением Дубровиной.
– Если бы этот проект был подготовлен в прежние времена, возможно, союзное руководство могло бы резко возражать против него. Но сегодня слишком реально стоит вопрос о выходе ряда республик из состава Союза, а союзной власти нужно любым способом удержать эти республики в составе СССР.
– В прежние времена за разговоры о таком договоре могли поставить к стенке, – хмыкнул циничный Тулупов. Он был высоким, худощавым, похожим на стрекозу, а когда говорил, кадык его ощутимо двигался.
– Но теперь этот договор готовит союзная власть, – вмешался Эльдар, – и все понимают, что его подписание необходимо именно союзным органам власти и нашему президенту, чтобы избежать возможного распада.
– Я вас не понимаю. – Дубровина была в молодости достаточно привлекательной женщиной, но с годами располнела, лицо утратило прежние черты, глаза стали маленькими, колючими, цепкими, а располневшие щеки делали ее похожей на агрессивного сурка. К тому же она была невысокого роста. – Я не понимаю, – повторила она, – о чем вы говорите. Этот проект разрабатывается только потому, что союзное правительство вынуждено идти на компромисс, когда его терзают со всех сторон: сепаратисты из Прибалтики, националисты с Кавказа, наши демократы в Москве... Что вы еще хотите? Это вынужденное отступление. Может, нужно пока удержать республики в едином государстве, чтобы потом разобраться с каждой из них в отдельности.
– Значит, мы участвует в грандиозном обмане, – не унимался Снегирев. Несмотря на относительно молодой возраст, он уже начал лысеть и зачесывал редкие рыжеватые волосы так, чтобы не видна была появившаяся плешь.
– Это не обман, а стратегический маневр, – отрезала Дубровина, – и, пока не закончится противостояние с российскими демократами, мы не имеем права сомневаться в целесообразности этих документов.
– Тогда нужно сказать, что Союзный договор превращает нашу страну в непонятную полуконфедерацию, – добавил Кирилл.
– Да, – окончательно разозлилась Элина Никифоровна, – я тоже прекрасно вижу несовершенство этого проекта. И все нормальные юристы его видят. Но тогда подскажите нам, Снегирев, как можно удержать все республики в составе Союза? И как договариваться с Ельциным, если он сознательно идет на конфликт с союзной властью?
– А может, не нужно никого удерживать? – пожал плечами Тулупов. – Насильно мил не будешь. Если кто-то хочет уходить – скатертью дорога. Зачем их удерживать, если они не хотят жить рядом с нами?
– Александр Гаврилович, надеюсь, что вы, как обычно, шутите, – нахмурилась Дубровина.
– В каждой шутке есть только доля шутки, – иронично заметил Тулупов, – а насчет удержания я прав. Прибалтов мы уже все равно не удержим никакими, даже самыми лучшими договорами. Да и грузины при Гамсахурдиа не захотят с нами разговаривать, особенно после апреля восемьдесят девятого. Я еще удивляюсь, что Эльдар готов с нами работать. Их республика еще пока не выходит из состава Союза, но тоже скоро отсюда попросится. Они нам не простят января девяностого.
– Вы тоже так считаете? – неожиданно спросила Элина Никифоровна, обращаясь к Сафарову.
– Это была ужасная трагедия, – сказал Эльдар, – но в Баку все понимали, что виноваты не русские, а сама система. И вошедшая армия была не русской армией, а советской.
– Вы не ответили на мой вопрос, – настойчиво повторила Дубровина. – Считаете, что Азербайджан тоже может выйти из состава Союза?
– Мои соотечественники не ставят вопрос столь радикально. Но любой народ мечтает о свободе и независимости, хотя мы все прекрасно понимаем, насколько вырос наш культурный и промышленный потенциал, пока мы были в составе единого государства.
– Вот это верно, – удовлетворенно произнесла Элина Никифоровна. – А вы, Снегирев, напрасно все время спорите.
– Получается, что я за проект Союзного договора, а вы все против, – улыбнулся Кирилл.
– Нет, – жестко ответила Дубровина, – просто мы понимаем ущербность и компромиссный характер этого договора, а вы делаете вид, что он вас вполне устраивает. Займитесь своей работой и перестаньте спорить, – посоветовала она.
Эльдар запомнил этот спор. Через два дня Дубровина передала ему пакет документов и приказала отнести в приемную самого Болдина. Сафаров забрал документы и отправился по коридору к кабинету руководителя президентской администрации. Сидевшая за столом миловидная девушка забрала у него документы и предложила подождать, пока придет сам Валерий Иванович. Он был у президента и должен был завизировать документы, отправив их обратно в юридический отдел.
Сафаров терпеливо ждал, сидя на стуле, когда в приемную вошли двое военных. Можно было даже не смотреть на их погоны, он знал обоих в лицо. Поднявшись со стула, Эльдар вежливо поздоровался. Оба военных кивнули ему, проходя в кабинет Болдина. Очевидно, их пригласили к президенту, и они решили зайти к руководителю его администрации, перед тем как отправиться на прием к самому главе государства.
Девушка-секретарь быстро подняла трубку и попросила принести две чашки кофе. Сафаров не мог знать, о чем говорят пришедшие. Один из них был министром обороны маршалом Язовым, второй – начальником Генерального штаба генералом армии Моисеевым. Возможно, они зашли сюда, чтобы дождаться военного советника президента маршала Ахромеева, который должен был зайти за ними, перед тем как они отправятся к Горбачеву. Через несколько минут пришел и Ахромеев. Поздоровавшись, он направился прямо в кабинет Болдина.
В приемной появилась девушка, неся на подносе три чашки с кофе, и быстро прошла в кабинет. Пока двери кабинета открывались и закрывались, Эльдар слышал голос маршала Ахромеева.
– Я вас совсем не понимаю, Михаил Алексеевич, – говорил маршал, – как вы могли пойти на подобное сокращение?
И хотя после этих слов дверь плотно закрыли, Эльдар успел понять, что Ахромеев говорил о сокращении обычных вооружений в Европе, о которых договаривались во время визита в США Бессмертных и Моисеев, проводившие переговоры с Бейкером, Чейни и Пауэллом. Он был одним из тех, кто категорически возражал против радикального сокращения советских вооруженных сил в Центральной Европе и вообще в европейской части Советского Союза. После объединения Германии и развала блока стран Варшавского договора Советский Союз должен был выводить свои войска из Польши, Венгрии и Восточной Германии. При этом войска НАТО продвигались к границам Польши и, как полагали военные аналитики, могли со временем пройти и эту границу, приняв в свои ряды Польшу и выйдя непосредственно на общую границу с Советским Союзом.
Именно поэтому военные так решительно возражали против сокращения обычных вооружений в Европе, ведь блок НАТО не только не собирался самоликвидироваться, а, наоборот, продвигался к границам их государства. Но политики не желали их слушать и слышать. Шеварднадзе вообще не считался с мнением военных, а Язов не имел такого авторитета, чтобы спорить с министром иностранных дел. В отличие от Устинова, который считался столпом Политбюро и одним из реальных руководителей страны вместе с Громыко и Андроповым, Язов был всего лишь исправным служакой и не имел никакого политического веса. После позорного снятия из-за глупого полета Руста маршала Соколова случайно получивший министерский пост Язов старался вести себя как можно тише и не возражал против любых предложений, исходивших от партийного и советского руководства.
Но Ахромеев оказался совсем не таким. Он был слишком честным и порядочным человеком, чтобы молчать в подобной ситуации. Слишком прямолинейным и компетентным. Поэтому резко выступал против сокращения обычных вооружений в Европе и особенно негодовал, когда советские ракеты средней дальности отправлялись в металлолом, тогда как американцы сохраняли свой огромный потенциал почти нетронутым. Однако Язов и Моисеев не решались спорить с политиками, а безвольный Бессмертных всего лишь продолжал политическую линию предыдущего министра и только фиксировал все более и более ухудшающиеся позиции Советского Союза в мире.
В приемной появился Болдин и с некоторым недоумением посмотрел на вскочившего с места Сафарова.
– Что вы здесь делаете?
– Я принес документы на подпись, – пояснил Эльдар.
– Почему не Дубровина? – еще более мрачно спросил руководитель администрации президента. Он любил порядок, а это было явное нарушение субординации.
– Она уехала в Верховный Совет по вашему поручению, – напомнил Сафаров.
– Она должна была поехать туда вчера, – возразил Болдин, обладавший цепкой памятью, как настоящий аппаратчик.
– Она была вчера там, но документы не успели подготовить, и поэтому Элина Никифоровна поехала и сегодня. Позвонил Черняев и сказал, что все эти документы нужны очень срочно, – пояснил Сафаров.
Черняев был помощником Горбачева и одним из его самых доверенных лиц. Болдин знал, что многие личные поручения Горбачев отдавал через Черняева, и это раздражало и неприятно било по его самолюбию, но он предпочитал делать вид, что ничего не происходит.
– В следующий раз пусть появляется сама, – резко сказал он, поворачиваясь и входя в свой кабинет.
На этот раз Эльдар услышал голос начальника генерального штаба Моисеева.
– Я согласен с вами, Сергей Федорович, но мы не можем настаивать на таких параметрах, иначе американцы могут прервать переговоры.
Через пару минут в кабинет вошла секретарь и вынесла документы.
– Все готово, – улыбнулась она молодому сотруднику. Эльдар ей нравился. Этот симпатичный кавказец был совсем не похож на других сотрудников, зашоренных клерков с унылыми, скучными лицами.
Идя по коридору, Сафаров успел заметить, как следом за ним в коридор выходят все еще продолжавшие разговаривать Ахромеев и Моисеев. Болдин тоже был с ними, провожая их до приемной президента, которая находилась недалеко от его приемной.
Эльдар вернулся к себе и на пороге столкнулся с Тулуповым.
– Почему так долго? – спросил тот.
– Ждал Валерия Ивановича, – ответил Сафаров.
– Забери документы у меня на столе и просмотри их, – предложил Тулупов. Он был старше Эльдара лет на двадцать и поэтому обращался к нему на «ты». – Я пойду к Черняеву, там есть еще документы для нас.
Войдя в кабинет, Сафаров забрал документы со стола Тулупова. Кажется, скоро они утонут в этих бумагах. Четырех человек на такую гору документов явно маловато, нужно расширять отдел хотя бы до шести человек. Он просматривал документы, когда на его столе раздался телефонный звонок. Эльдар снял трубку и очень обрадовался, услышав знакомый голос. Это был генерал Сергеев, заместитель начальника московской милиции, с которым они подружились еще полгода назад, во время утверждения Сафарова в должности.
– Забыл про нас, грешных, – весело начал Сергеев. – Ты теперь у нас такая величина, что до тебя и не докричаться.
– Просто много работы, – честно ответил Эльдар, – но я очень рад твоему звонку.
– Жена меня все время спрашивает, когда мы снова увидимся, – хмыкнул в трубку Сергеев. – Кажется, она нашла какую-то красивую молодую женщину, с которой мечтает тебя познакомить.
– Спасибо, – сдержанно проговорил Сафаров.
– И еще хочу сообщить об этом расследовании, которое началось с твоей подачи, – продолжал Сергеев. – Банкиру Эпштейну грозит реальный тюремный срок. Прокурор Гриценко вцепился в их банк, как настоящая гончая собака, и не отпускает до сих пор. Там уже восемь арестованных.
Эльдар вспомнил о банкире, виновном в убийстве своего родственника, и нахмурился. Все последние дни он старался вычеркнуть из памяти этот прискорбный случай, но не мог. Ведь дело банкира было связано не просто с крупными хищениями в банке «Эллада», а и с убийством брата Светланы Игоревны Скороходовой, с которой он познакомился при весьма странных обстоятельствах, когда она сбила его на своей машине в первый день его появления на работе.
– Скоро дело передадут в суд, – сказал в заключение Сергеев, – но, надеюсь, мы с тобой увидимся еще до этого.
– Обязательно, – согласился Эльдар, – я сам позвоню тебе в воскресенье. К сожалению, по субботам мы тоже работаем. У нас действительно слишком много дел.
– Мы тоже работаем по субботам, – рассмеялся Сергеев, – ничего. Может, ты все-таки захочешь сойти со своего олимпа, чтобы пообщаться с простыми смертными?
Через полчаса, когда Эльдар снова вышел в коридор, он увидел уходивших военных. Кроме троих военачальников, там был еще один высокий военный. Все четверо молчали, очевидно, не совсем довольные состоявшимся разговором у президента. Мимо них проходил Тулупов и посторонился, пропуская военных. Затем двинулся дальше.
– Кто это был? – спросил у него Сафаров, когда Тулупов подошел к нему.
– Язов со своей ватагой, неужели не узнал? Его мощную фигуру теперь почти каждую неделю показывают по телевизору.
– Узнал, – кивнул Эльдар, – и двоих других тоже знаю. Ахромеева и Моисеева. А этот высокий мужчина, кто он?
– Варенников. Валентин Иванович Варенников. Заместитель министра обороны и Главнокомандующий сухопутными войсками. Между прочим, он со своим гренадерским ростом был знаменосцем на Параде Победы в сорок пятом. А сейчас его Язов специально водит с собой. Его и Ахромеева. Язов с Моисеевым не решаются спорить с президентом, защищать военных в Политбюро и отстаивать свою точку зрения. Боятся за свои места. А Варенников и Ахромеев не боятся спорить с нашими дипломатами и партийными деятелями. Они вообще считают, что Шеварднадзе давно нужно было гнать из МИДа за его просчеты.
В середине июля большая делегация во главе с президентом СССР отправилась на встречу с руководителями ведущих семи стран Запада, и все газеты написали о встрече «7 плюс 1». В эти дни работы еще больше прибавилось, так как все правовые службы не только администрации президента, но и Кабинета министров, Верховного Совета рассматривали документы, которые вытекали из возможного проекта Союзного договора.
И именно в один из таких дней в отделе началось самое настоящее противостояние, когда Элина Никифоровна в крайне резкой форме высказалась против проекта нового Союзного договора, обратив внимание на возможную аморфность союзного руководства и союзных органов власти. Кирилл Снегирев не согласился с мнением Дубровиной.
– Если бы этот проект был подготовлен в прежние времена, возможно, союзное руководство могло бы резко возражать против него. Но сегодня слишком реально стоит вопрос о выходе ряда республик из состава Союза, а союзной власти нужно любым способом удержать эти республики в составе СССР.
– В прежние времена за разговоры о таком договоре могли поставить к стенке, – хмыкнул циничный Тулупов. Он был высоким, худощавым, похожим на стрекозу, а когда говорил, кадык его ощутимо двигался.
– Но теперь этот договор готовит союзная власть, – вмешался Эльдар, – и все понимают, что его подписание необходимо именно союзным органам власти и нашему президенту, чтобы избежать возможного распада.
– Я вас не понимаю. – Дубровина была в молодости достаточно привлекательной женщиной, но с годами располнела, лицо утратило прежние черты, глаза стали маленькими, колючими, цепкими, а располневшие щеки делали ее похожей на агрессивного сурка. К тому же она была невысокого роста. – Я не понимаю, – повторила она, – о чем вы говорите. Этот проект разрабатывается только потому, что союзное правительство вынуждено идти на компромисс, когда его терзают со всех сторон: сепаратисты из Прибалтики, националисты с Кавказа, наши демократы в Москве... Что вы еще хотите? Это вынужденное отступление. Может, нужно пока удержать республики в едином государстве, чтобы потом разобраться с каждой из них в отдельности.
– Значит, мы участвует в грандиозном обмане, – не унимался Снегирев. Несмотря на относительно молодой возраст, он уже начал лысеть и зачесывал редкие рыжеватые волосы так, чтобы не видна была появившаяся плешь.
– Это не обман, а стратегический маневр, – отрезала Дубровина, – и, пока не закончится противостояние с российскими демократами, мы не имеем права сомневаться в целесообразности этих документов.
– Тогда нужно сказать, что Союзный договор превращает нашу страну в непонятную полуконфедерацию, – добавил Кирилл.
– Да, – окончательно разозлилась Элина Никифоровна, – я тоже прекрасно вижу несовершенство этого проекта. И все нормальные юристы его видят. Но тогда подскажите нам, Снегирев, как можно удержать все республики в составе Союза? И как договариваться с Ельциным, если он сознательно идет на конфликт с союзной властью?
– А может, не нужно никого удерживать? – пожал плечами Тулупов. – Насильно мил не будешь. Если кто-то хочет уходить – скатертью дорога. Зачем их удерживать, если они не хотят жить рядом с нами?
– Александр Гаврилович, надеюсь, что вы, как обычно, шутите, – нахмурилась Дубровина.
– В каждой шутке есть только доля шутки, – иронично заметил Тулупов, – а насчет удержания я прав. Прибалтов мы уже все равно не удержим никакими, даже самыми лучшими договорами. Да и грузины при Гамсахурдиа не захотят с нами разговаривать, особенно после апреля восемьдесят девятого. Я еще удивляюсь, что Эльдар готов с нами работать. Их республика еще пока не выходит из состава Союза, но тоже скоро отсюда попросится. Они нам не простят января девяностого.
– Вы тоже так считаете? – неожиданно спросила Элина Никифоровна, обращаясь к Сафарову.
– Это была ужасная трагедия, – сказал Эльдар, – но в Баку все понимали, что виноваты не русские, а сама система. И вошедшая армия была не русской армией, а советской.
– Вы не ответили на мой вопрос, – настойчиво повторила Дубровина. – Считаете, что Азербайджан тоже может выйти из состава Союза?
– Мои соотечественники не ставят вопрос столь радикально. Но любой народ мечтает о свободе и независимости, хотя мы все прекрасно понимаем, насколько вырос наш культурный и промышленный потенциал, пока мы были в составе единого государства.
– Вот это верно, – удовлетворенно произнесла Элина Никифоровна. – А вы, Снегирев, напрасно все время спорите.
– Получается, что я за проект Союзного договора, а вы все против, – улыбнулся Кирилл.
– Нет, – жестко ответила Дубровина, – просто мы понимаем ущербность и компромиссный характер этого договора, а вы делаете вид, что он вас вполне устраивает. Займитесь своей работой и перестаньте спорить, – посоветовала она.
Эльдар запомнил этот спор. Через два дня Дубровина передала ему пакет документов и приказала отнести в приемную самого Болдина. Сафаров забрал документы и отправился по коридору к кабинету руководителя президентской администрации. Сидевшая за столом миловидная девушка забрала у него документы и предложила подождать, пока придет сам Валерий Иванович. Он был у президента и должен был завизировать документы, отправив их обратно в юридический отдел.
Сафаров терпеливо ждал, сидя на стуле, когда в приемную вошли двое военных. Можно было даже не смотреть на их погоны, он знал обоих в лицо. Поднявшись со стула, Эльдар вежливо поздоровался. Оба военных кивнули ему, проходя в кабинет Болдина. Очевидно, их пригласили к президенту, и они решили зайти к руководителю его администрации, перед тем как отправиться на прием к самому главе государства.
Девушка-секретарь быстро подняла трубку и попросила принести две чашки кофе. Сафаров не мог знать, о чем говорят пришедшие. Один из них был министром обороны маршалом Язовым, второй – начальником Генерального штаба генералом армии Моисеевым. Возможно, они зашли сюда, чтобы дождаться военного советника президента маршала Ахромеева, который должен был зайти за ними, перед тем как они отправятся к Горбачеву. Через несколько минут пришел и Ахромеев. Поздоровавшись, он направился прямо в кабинет Болдина.
В приемной появилась девушка, неся на подносе три чашки с кофе, и быстро прошла в кабинет. Пока двери кабинета открывались и закрывались, Эльдар слышал голос маршала Ахромеева.
– Я вас совсем не понимаю, Михаил Алексеевич, – говорил маршал, – как вы могли пойти на подобное сокращение?
И хотя после этих слов дверь плотно закрыли, Эльдар успел понять, что Ахромеев говорил о сокращении обычных вооружений в Европе, о которых договаривались во время визита в США Бессмертных и Моисеев, проводившие переговоры с Бейкером, Чейни и Пауэллом. Он был одним из тех, кто категорически возражал против радикального сокращения советских вооруженных сил в Центральной Европе и вообще в европейской части Советского Союза. После объединения Германии и развала блока стран Варшавского договора Советский Союз должен был выводить свои войска из Польши, Венгрии и Восточной Германии. При этом войска НАТО продвигались к границам Польши и, как полагали военные аналитики, могли со временем пройти и эту границу, приняв в свои ряды Польшу и выйдя непосредственно на общую границу с Советским Союзом.
Именно поэтому военные так решительно возражали против сокращения обычных вооружений в Европе, ведь блок НАТО не только не собирался самоликвидироваться, а, наоборот, продвигался к границам их государства. Но политики не желали их слушать и слышать. Шеварднадзе вообще не считался с мнением военных, а Язов не имел такого авторитета, чтобы спорить с министром иностранных дел. В отличие от Устинова, который считался столпом Политбюро и одним из реальных руководителей страны вместе с Громыко и Андроповым, Язов был всего лишь исправным служакой и не имел никакого политического веса. После позорного снятия из-за глупого полета Руста маршала Соколова случайно получивший министерский пост Язов старался вести себя как можно тише и не возражал против любых предложений, исходивших от партийного и советского руководства.
Но Ахромеев оказался совсем не таким. Он был слишком честным и порядочным человеком, чтобы молчать в подобной ситуации. Слишком прямолинейным и компетентным. Поэтому резко выступал против сокращения обычных вооружений в Европе и особенно негодовал, когда советские ракеты средней дальности отправлялись в металлолом, тогда как американцы сохраняли свой огромный потенциал почти нетронутым. Однако Язов и Моисеев не решались спорить с политиками, а безвольный Бессмертных всего лишь продолжал политическую линию предыдущего министра и только фиксировал все более и более ухудшающиеся позиции Советского Союза в мире.
В приемной появился Болдин и с некоторым недоумением посмотрел на вскочившего с места Сафарова.
– Что вы здесь делаете?
– Я принес документы на подпись, – пояснил Эльдар.
– Почему не Дубровина? – еще более мрачно спросил руководитель администрации президента. Он любил порядок, а это было явное нарушение субординации.
– Она уехала в Верховный Совет по вашему поручению, – напомнил Сафаров.
– Она должна была поехать туда вчера, – возразил Болдин, обладавший цепкой памятью, как настоящий аппаратчик.
– Она была вчера там, но документы не успели подготовить, и поэтому Элина Никифоровна поехала и сегодня. Позвонил Черняев и сказал, что все эти документы нужны очень срочно, – пояснил Сафаров.
Черняев был помощником Горбачева и одним из его самых доверенных лиц. Болдин знал, что многие личные поручения Горбачев отдавал через Черняева, и это раздражало и неприятно било по его самолюбию, но он предпочитал делать вид, что ничего не происходит.
– В следующий раз пусть появляется сама, – резко сказал он, поворачиваясь и входя в свой кабинет.
На этот раз Эльдар услышал голос начальника генерального штаба Моисеева.
– Я согласен с вами, Сергей Федорович, но мы не можем настаивать на таких параметрах, иначе американцы могут прервать переговоры.
Через пару минут в кабинет вошла секретарь и вынесла документы.
– Все готово, – улыбнулась она молодому сотруднику. Эльдар ей нравился. Этот симпатичный кавказец был совсем не похож на других сотрудников, зашоренных клерков с унылыми, скучными лицами.
Идя по коридору, Сафаров успел заметить, как следом за ним в коридор выходят все еще продолжавшие разговаривать Ахромеев и Моисеев. Болдин тоже был с ними, провожая их до приемной президента, которая находилась недалеко от его приемной.
Эльдар вернулся к себе и на пороге столкнулся с Тулуповым.
– Почему так долго? – спросил тот.
– Ждал Валерия Ивановича, – ответил Сафаров.
– Забери документы у меня на столе и просмотри их, – предложил Тулупов. Он был старше Эльдара лет на двадцать и поэтому обращался к нему на «ты». – Я пойду к Черняеву, там есть еще документы для нас.
Войдя в кабинет, Сафаров забрал документы со стола Тулупова. Кажется, скоро они утонут в этих бумагах. Четырех человек на такую гору документов явно маловато, нужно расширять отдел хотя бы до шести человек. Он просматривал документы, когда на его столе раздался телефонный звонок. Эльдар снял трубку и очень обрадовался, услышав знакомый голос. Это был генерал Сергеев, заместитель начальника московской милиции, с которым они подружились еще полгода назад, во время утверждения Сафарова в должности.
– Забыл про нас, грешных, – весело начал Сергеев. – Ты теперь у нас такая величина, что до тебя и не докричаться.
– Просто много работы, – честно ответил Эльдар, – но я очень рад твоему звонку.
– Жена меня все время спрашивает, когда мы снова увидимся, – хмыкнул в трубку Сергеев. – Кажется, она нашла какую-то красивую молодую женщину, с которой мечтает тебя познакомить.
– Спасибо, – сдержанно проговорил Сафаров.
– И еще хочу сообщить об этом расследовании, которое началось с твоей подачи, – продолжал Сергеев. – Банкиру Эпштейну грозит реальный тюремный срок. Прокурор Гриценко вцепился в их банк, как настоящая гончая собака, и не отпускает до сих пор. Там уже восемь арестованных.
Эльдар вспомнил о банкире, виновном в убийстве своего родственника, и нахмурился. Все последние дни он старался вычеркнуть из памяти этот прискорбный случай, но не мог. Ведь дело банкира было связано не просто с крупными хищениями в банке «Эллада», а и с убийством брата Светланы Игоревны Скороходовой, с которой он познакомился при весьма странных обстоятельствах, когда она сбила его на своей машине в первый день его появления на работе.
– Скоро дело передадут в суд, – сказал в заключение Сергеев, – но, надеюсь, мы с тобой увидимся еще до этого.
– Обязательно, – согласился Эльдар, – я сам позвоню тебе в воскресенье. К сожалению, по субботам мы тоже работаем. У нас действительно слишком много дел.
– Мы тоже работаем по субботам, – рассмеялся Сергеев, – ничего. Может, ты все-таки захочешь сойти со своего олимпа, чтобы пообщаться с простыми смертными?
Через полчаса, когда Эльдар снова вышел в коридор, он увидел уходивших военных. Кроме троих военачальников, там был еще один высокий военный. Все четверо молчали, очевидно, не совсем довольные состоявшимся разговором у президента. Мимо них проходил Тулупов и посторонился, пропуская военных. Затем двинулся дальше.
– Кто это был? – спросил у него Сафаров, когда Тулупов подошел к нему.
– Язов со своей ватагой, неужели не узнал? Его мощную фигуру теперь почти каждую неделю показывают по телевизору.
– Узнал, – кивнул Эльдар, – и двоих других тоже знаю. Ахромеева и Моисеева. А этот высокий мужчина, кто он?
– Варенников. Валентин Иванович Варенников. Заместитель министра обороны и Главнокомандующий сухопутными войсками. Между прочим, он со своим гренадерским ростом был знаменосцем на Параде Победы в сорок пятом. А сейчас его Язов специально водит с собой. Его и Ахромеева. Язов с Моисеевым не решаются спорить с президентом, защищать военных в Политбюро и отстаивать свою точку зрения. Боятся за свои места. А Варенников и Ахромеев не боятся спорить с нашими дипломатами и партийными деятелями. Они вообще считают, что Шеварднадзе давно нужно было гнать из МИДа за его просчеты.
Ремарка
«Министр обороны США Ричард Чейни и председатель Комитета начальников штабов американских вооруженных сил Колин Пауэлл высказались за ратификацию Договора об обычных вооруженных силах в Европе. Они выступили на слушании в сенатском комитете по иностранным делам конгресса США, на котором рассматривался вопрос о ратификации соглашения. «Быстрое претворение в жизнь Договора об обычных вооруженных силах в Европе в значительной степени отвечает нашим интересам, – подчеркнул Чейни. – Это соглашение представляет собой крупный вклад в будущую безопасность Соединенных Штатов и Европы».
Сообщение ЮПИ
Ремарка
«Президент Соединенных Штатов Джордж Буш заявил, что все технические разногласия по договору СНВ практически устранены: «Это хорошая сделка. Наши военные уверены, что она в интересах США, и эта договоренность должна пройти через Сенат на всех парусах». Отвечая на вопрос, можно ли назвать СССР союзником США или они остаются противниками, президент США ответил, что «пока у нас развернуты ракеты – мы должны быть реалистами. Союзники не стоят на таких позициях. Но мы продвигаемся вперед. И у нас дружественные отношения. У нас, безусловно, есть проблемы, но мы стараемся их решать».
Сообщение Си-эн-эн
Ремарка
«Сейчас уже становится очевидным, что баланс сил между Советским Союзом и Соединенными Штатами был серьезно нарушен в центре Европы благодаря усилению НАТО и развалу коалиции стран Варшавского договора. Ожидаемый визит в Москву президента США должен отрегулировать лишь ситуацию в области стратегических наступательных вооружений, тогда как по обычным вооружениям на Европейском континенте Советский Союз уже окончательно и, похоже, навсегда упустил свое преимущество. Шестьдесят тысяч танков, которые грозно нависали над Западной Европой постепенно превращаются в груду металлолома, уже непригодного для военного использования».
Сообщение ЮПИ
Ремарка
«В Москву с официальным визитом прибыл председатель Комитета начальников штабов Вооруженных сил США генерал Колин Пауэлл. В тот же день он встретился и провел переговоры с начальником Генерального штаба Вооруженных сил СССР, генералом армии Михаилом Моисеевым, а также с министром обороны СССР Маршалом Советского Союза Дмитрием Язовым. Генерал Пауэлл подчеркнул, что его новый визит послужит дальнейшему укреплению взаимопонимания между СССР и США, стабильности на планете».
Сообщение ТАСС
Глава 6
Горбачев вернулся из Лондона в плохом настроении. Все советские газеты написали о прорыве в отношениях Советского Союза с Западом, о встрече советского президента с руководством развитых западных стран, о возможном сотрудничестве. Но сам Горбачев прекрасно понимал, что его визит носил лишь декоративный характер и не имел никаких долговременных последствий. В последний день визита они с Раисой Максимовной даже побывали у бывшего премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер и удостоились чести быть на приеме у королевы Елизаветы. Тэтчер не скрывала, что озабочена трудностями, с которыми сталкивается советский президент в своих внутренних делах, и советовала продолжать проводить радикальные экономические и политические реформы, не сворачивая с этого пути.
Почти семь лет назад именно она впервые поверила, что с молодым советским руководителем можно иметь дело. Именно она – первая среди западных лидеров – осознала возможный потенциал этого относительно молодого члена Политбюро, который занимал при больном и дряхлом Черненко роль его своеобразного преемника, и всегда старалась поддержать Михаила Сергеевича, доказывая другим западным лидерам, что с этим человеком можно иметь дело. Все эти годы ей казалось, что она не ошиблась. Однако события последних лет, особенно январские события в Вильнюсе, несколько подточили ее веру в демократизм и либеральные реформы Горбачева. Но она продолжала упрямо твердить о необходимости поддержки Михаила Сергеевича на международной арене. Он встретился и с ее преемником – Джоном Мэйджором, который был весьма любезен, но так ничего конкретно и не сказал. Все были готовы его слушать, вежливо улыбаться, соглашаться с его высказываниями, даже говорить о своей поддержке, но не предлагали ничего конкретного. Разве только Коль был готов на любую помощь Советскому Союзу. И его можно понять. Осложнения в СССР сказывались на экономическом положении самой Германии, в которой после объединения с восточными землями хватало и своих проблем. Курс марки напрямую зависел от положения в СССР, ведь в Восточной Германии все еще находился многотысячный контингент советских войск.
Почти семь лет назад именно она впервые поверила, что с молодым советским руководителем можно иметь дело. Именно она – первая среди западных лидеров – осознала возможный потенциал этого относительно молодого члена Политбюро, который занимал при больном и дряхлом Черненко роль его своеобразного преемника, и всегда старалась поддержать Михаила Сергеевича, доказывая другим западным лидерам, что с этим человеком можно иметь дело. Все эти годы ей казалось, что она не ошиблась. Однако события последних лет, особенно январские события в Вильнюсе, несколько подточили ее веру в демократизм и либеральные реформы Горбачева. Но она продолжала упрямо твердить о необходимости поддержки Михаила Сергеевича на международной арене. Он встретился и с ее преемником – Джоном Мэйджором, который был весьма любезен, но так ничего конкретно и не сказал. Все были готовы его слушать, вежливо улыбаться, соглашаться с его высказываниями, даже говорить о своей поддержке, но не предлагали ничего конкретного. Разве только Коль был готов на любую помощь Советскому Союзу. И его можно понять. Осложнения в СССР сказывались на экономическом положении самой Германии, в которой после объединения с восточными землями хватало и своих проблем. Курс марки напрямую зависел от положения в СССР, ведь в Восточной Германии все еще находился многотысячный контингент советских войск.