Он выждал три секунды, пока она сделала три шага, и громко сказал:
   — Жаль.
   Она все-таки обернулась. В глазах по-прежнему было удивление, но на этот раз без примеси негодования.
   — Что вы сказали?
   — Я сказал — жаль. Мне было бы приятнее работать с вами. Вы гораздо более разговорчивы, чем компьютеры Зиновия Михайловича.
   Она все-таки улыбнулась.
   — Я принимаю это как комплимент, — сказала Коврова и вышла.
   Дронго прошел в другую комнату, где сидел в окружении своих «любимых игрушек» Зиновий Михайлович.
   — Сегодня нам с вами придется много поработать, — сказал Дронго.
   — Уже догадался, — мрачно ответил его собеседник. — Ушла эта баба?
   — Кажется, вы ее не любите? — улыбнулся Дронго.
   — А почему я ее должен любить? — огрызнулся Зиновий Михайлович. — Типичная стерва. Уверенная в себе сучка. Такие и замуж не выходят, и не рожают из-за карьеры.
   — Браво, мой дорогой! — захохотал Дронго. — Вы еще и женоненавистник. Я так и думал. Хороший специалист не может делить свою любовь между машинами и женщиной. Или то, или другое. Я прав? По-моему, в последний раз вы встречались с женщинами в эпоху развитого коммунизма.
   — Идите вы к черту! — посоветовал Зиновий Михайлович, обидевшись. Он действительно давно не встречался с женщинами.
   — Все! — поднял руки Дронго. — Беру свои слова обратно. Не обижайтесь. Вы — Дон Жуан, вы — Казанова, вы — подлинный обольститель женских сердец. Вас устраивает такой вариант?
   — Вы будете работать? — спросил вконец рассвирепевший Зиновий Михайлович. Почему-то сравнение с Дон Жуаном его особенно обидело. В его представлении слово «дон» было каким-то неприличным, словно заранее извещающим о несерьезности обладателя подобного имени.
   — Молчу, — сдерживая улыбку, сказал Дронго, — но все-таки не нужно так серьезно о женщине. И так скучно. Она принесла много полезного. Но, к сожалению, не все, что мне было нужно.
   — Поэтому вы сказали, что она более болтлива, чем мои компьютеры? — желчно уточнил Зиновий Михайлович.
   — Ах, вы еще и подслушивали?
   — Нет, — покраснел Зиновий Михайлович, — я просто услышал. Вы всегда так громко говорите, что нельзя не услышать. Почему вы всегда так кричите?
   — Я не кричу, — серьезно ответил Дронго. — Просто восемь лет назад меня тяжело ранили. Один выстрел был в голову. С тех пор у меня сильные головные боли и первое время были шумы. Приходилось говорить чуть громче, чтоб услышать самого себя.
   — Извините, я этого не знал.
   — Ничего страшного. Давайте действительно работать, — Дронго сел ближе к собеседнику. — Для начала меня интересует компьютер старшего лейтенанта Виноградова.
   — А где он находится? — подозрительно спросил Зиновий Михайлович.
   — В центре ФСБ. Видимо, у него прямое подключение на их компьютерную сеть. И, конечно, есть свой персональный код. Так что вам придется серьезно поработать.
   — Вы ненормальный, — дернулся Зиновий Михайлович. — Это практически невозможно. У них абсолютная система блокировки.
   — Но ведь и у вас есть некоторые общие коды. Вы можете входить в их сеть?
   — Это абсолютно невозможно. Просто невозможно, и все!
   — Для начала все-таки попытайтесь. У вас ведь есть разрешение пользоваться некоторыми системами СВР. Конечно, там, где нам разрешили, нет никакой секретной информации, но, может, нам что-нибудь удастся и здесь. Общие принципы могут быть схожими. Ведь систему безопасности подобной связи разрабатывает одна организация — ФАПСИnote 1 . Давайте все-таки попробуем, — убежденно сказал Дронго.
   Зиновий Михайлович пожал плечами и наклонился над клавиатурой.


8



 
   После возвращения со своей памятной встречи Славин два дня убеждал руководство перевести его группу в другое здание или, еще лучше, в какой-нибудь закрытый центр. Он понимал, что если местонахождение его группы и результаты их деятельности известны даже руководителям чеченских преступных организаций в Москве, то это тем более станет известно тем, против кого и создавалась эта группа.
   Однако один из рабочих телефонов, тот самый, который был известен его очень осведомленным собеседникам, решено было оставить за группой. Дальнейшие поиски в гараже ни к чему не привели. Работавшие со служащими гаража довольно плотно следователи Воробьева так и не смогли получить сколь-нибудь существенные результаты. Орловский постоянно находился на связи с группой Воробьева, в которую входило несколько специалистов из МВД.
   Славин поручил Агаеву и Светловой расследовать, каким образом чеченцам удалось установить номер его автомобиля, обнаружить его телефон, узнать задачи их Группы. Виноградову была поручена техническая проверка бывших кабинетов, в которых размещалась группа. Совместно с двумя приданными группе экспертами Виноградов проверял каждую комнату. Славин не мог исключить наличия в их бывших помещениях подслушивающих устройств, установленных кем-нибудь из их коллег за большие деньги.
   Повальное взяточничество уже давно стало нормой и добралось даже до коридоров столь специфического учреждения, как ФСБ. Никого уже не удивляло предательство в собственных рядах. Ведущие войну в Чечне офицеры знали, что все их планы становятся известны заранее, что их переговоры прослушиваются, а месторасположение их частей известно даже сельским ребятишкам. В отдельных частях были забыты такие понятия, как честь офицера, достоинство гражданина, этические нормы порядочного человека. Рухнувшая Империя словно освободила всех от угрызений совести, сделала ненужными многие, столь ценимые прежде, моральные критерии и позволила каждому в полной мере проявить свои худшие качества, обнажая в человеке все самое низменное.
   Тщательная проверка ничего не дала. Оставалось только предположить, что сведения о группе Славина были получены от кого-то из информаторов в самом ФСБ. Установлением этого и занимались Агаев и Светлова.
   Славину важно было исключить саму возможность утечки информации из его группы. Мысль о том, что это мог быть кто-то из его людей, даже не приходила ему в голову, он хорошо знал всех своих сотрудников, успев проверить их за недолгое время совместной работы.
   На четвертый день после встречи с неизвестными Славин получил сообщение о работе следователей. За это время группа Воробьева провела серию экспериментов и различных следственных действий, неопровержимо доказав, что оба взрывных устройства были установлены одними и теми же людьми, в обоих случаях применялась особая пластиковая взрывчатка чешского производства, взрывное устройство не могли бы обнаружить даже металлоискатели. Настораживал лишь тот факт, что это устройство было относительно нового образца и после девяносто первого года официально не поступало в Россию.
   Некоторые следователи видели в этом только подтверждение так называемого чеченского следа, когда устраивавшие подобные взрывы террористы закупали взрывчатку за рубежом. Но сам Воробьев не спешил с выводами, настаивая на том, что все нужно много раз проверять. Однако неизвестно, каким образом сообщение о чешской взрывчатке попало в газеты, и пресса подняла настоящую античеченскую кампанию, обвиняя чеченцев во всех смертных грехах. Вспоминали Буденновск и Первомайское. При этом почему-то забывалось, что чеченцы ни разу не убивали женщин и детей, заложников не расстреливали даже после того, как войска несколько дней атаковали чеченские позиции.
   В Государственной Думе взбешенные депутаты требовали дополнительного ужесточения мер по отношению к боевикам. Раздавались крики о повальном выселении чеченцев из Москвы. Умеющий быстро ориентироваться мэр издал особый указ о проверке документов у всех чеченцев, зарегистрированных в Москве. Истерия достигла апогея.
   В этот день Славин снова собрал свою группу. Результаты их собственного расследования были неутешительными. Ни Агаеву, ни Светловой так и не удалось установить, кто и когда мог информировать чеченцев о деятельности группы. Оставалось предположить, что утечка информации могла произойти и тогда, когда Орловский искал через милицию контакты с чеченцами, проживающими в Москве.
   Виноградов, ежедневно обрабатывающий всю поступающую информацию, обратил внимание на продолжающиеся античеченские выпады почти во всех газетах. Славин предложил сотрудникам продумать возможность еще одной проверки другой версии. Он так же, как и Воробьев, не очень верил в «чеченский след». Орловскому было предложено пойти на официальные контакты с МВД.
   В конце совещания раздался звонок по тому самому, единственно оставшемуся телефону.
   Сразу включилась автоматическая система прослушивания, записи и обнаружения говорившего. Все знали, как действовать в этот момент. Агаев бросился к телефону, вызывая оперативную группу, из которой, в свою очередь, тут же передали сообщение в ближайшее управление милиции, где также дежурили специальные группы. Виноградов побежал в другую комнату, к своим компьютерам, которые были связаны с телефоном. Орловский поднял трубку:
   — Слушаю вас.
   — Владимир Сергеевич? — послышался чей-то голос.
   — Нет. Он сейчас в другой комнате. Позвать его? — спросил Орловский. Это было сделано специально, чтобы немного потянуть время и дать возможность оперативной группе установить наблюдение за местом, откуда говорил неизвестный.
   — Да, если можно, — очень спокойно подтвердил неизвестный.
   — Сейчас позову, — пообещал Орловский, передавая трубку подполковнику. Славин посмотрел на часы. Группа уже должна была обнаружить место, откуда говорят, и выехать туда. Он смотрел, как секундная стрелка четко отмеряет секунды. Торопиться особенно не стоило, но и затягивать ожидание было нельзя. Эксперты-психологи советовали в таких случаях не затягивать более пятнадцати-двадцати секунд. Славин сумел выдержать двадцать три. И наконец сказал:
   — Слушаю вас! У телефона Славин.
   — Добрый день! — Говоривший, очевидно, имел железные нервы.
   — Здравствуйте! — Важно было тянуть время, выигрывая каждую секунду. Оперативная группа ФСБ уже установила место, откуда звонили, и теперь два автомобиля сотрудников ближайшего управления милиции спешили к тому телефонному аппарату на улице.
   — Мы позвонили согласно нашей договоренности. «Хорошо говорит, — мелькнула мысль у Славина. — Это явно московский чеченец. Или не чеченец вообще. Но человек интеллигентный, это очевидно».
   Группа уже подъезжала к тому месту, где должен был находиться говоривший.
   — Что вы хотите мне сообщить? — спросил подполковник.
   — У нас появились некоторые доказательства. Мы хотели бы увидеться с вами сегодня вечером. В пять часов. На Киевском вокзале. Только вы должны подъехать один. К метро, с правой стороны, там обычно много ларьков торговцев сигаретами.
   — Я приеду, — пообещал Славин, держа перед глазами циферблат. — Но почему обязательно один?
   — Это непременное условие, — говоривший удивительным образом не торопился.
   «Группа уже должна быть на месте, — подумал Славин. — Мы ведь договаривались — не больше двух минут, иначе не успеть».
   — Вы могли бы сообщить об этом по телефону, — предложил Славин.
   — Нет, — возразил его спокойный собеседник, — так не получится. Нам обязательно нужно, чтобы вы присутствовали лично.
   Славин посмотрел на Орловского. Тот был постоянно на связи с милицией и оперативными группами ФСБ. Тот, в свою очередь, показал на Агаева. Агаев, говоривший по телефону, растерянно пожимал плечами.
   «Что у них произошло?» — раздраженно подумал Славин и спросил, в надежде затянуть разговор еще на несколько секунд:
   — Оружие можно взять?
   — Как хотите, — явно удивился говоривший, — впрочем, вашу охрану мы гарантируем.
   Больше тянуть было нельзя. Агаев, подошедший к Орловскому, что-то быстро говорил ему. Славин зло посмотрел на них. Ему все еще не подавали сигнала о том, что группа на месте. Но и затягивать разговор так долго нельзя. На другом конце могут просто догадаться.
   — Договорились, — сказал он напряженным голосом. — Я обязательно приеду. До свидания!
   — До свидания, — незнакомец наконец отключился, и Славин, положив трубку, вопросительно посмотрел на своих сотрудников.
   — Что происходит? — спросил он. — Милиция, как обычно, не успела? Я говорил две с половиной минуты.
   — Успели, — кивнул озадаченно Агаев. — Они уже целую минуту на месте. Но там никого нет.
   — Как это никого нет?! — не понял Славин.
   — Они, видимо, использовали цифровое подключение, — пояснил вышедший из другой комнаты Виноградов. — Поэтому он так спокойно говорил с вами по телефону. Я обратил внимание на некоторое искажение сигнала. Вполне возможно, что телефон-автомат на улице просто был использован как сотовый телефон, они сумели подключиться к нему, как к основному аппарату, а сами в это время звонили из автомобиля, крутившегося недалеко от этого аппарата. Такие трюки иногда делают.
   — В таком случае у них прекрасная техника, — недовольно заметил Орловский. Виноградов усмехнулся.
   — А кто говорил, что нет?
   — Ладно, — отмахнулся Славин, — все это уже не нужно. Мне придется ехать на эту встречу. Может, у них действительно появились какие-нибудь новые данные по взрывам в метро.
   — Вы хотите поехать? — спросила Светлова.
   — Конечно. Было бы непростительной глупостью упустить такой шанс. Может, у них действительно появилась какая-то новая информация.
   У Светловой была короткая стрижка, она не любила носить длинные волосы. И всегда ходила в брюках. После ранения, оставившего шрам на ее левой ноге, она не любила современных платьев, хотя для своих тридцати пяти лет обладала довольно стройной фигурой. Сейчас, прислонившись к столу, она недоверчиво покачала головой.
   — Это может быть опасно, Владимир Сергеевич, они могут блефовать. Может, им просто нужен заложник.
   — Не думаю. В газетах и по телевидению и так развернута массовая античеченская кампания. Зачем им еще и такие неприятности с ФСБ? Нет, Инна, по-моему, они все-таки хотят сообщить мне новости. Это и в их интересах. Милиции они явно не доверяют, а в группе Воробьева слишком много сотрудников МВД. Поэтому они хотят встретиться именно со мной.
   — Может, лучше я поеду? — предложил Орловский.
   — Нет! — решительно возразил Славин. — Ехать должен только я, и по возможности один. Судя по трюку с телефоном, они предусмотрят возможность моего появления там в сопровождении охраны. И сумеют наверняка оторваться от других машин. Не будем рисковать. Я поеду один.
   — А если это провокация? — все-таки тревожилась Светлова.
   — Тогда придумаем что-нибудь вместе, — улыбнулся Славин. — Я думаю, мне нужно ехать.
   — Возьмите пуленепробиваемый жилет, — предложил Орловский.
   — Не думаю, что он может мне помочь. И потом, зачем им убивать меня столь странным способом. Скорее они могли бы это сделать еще в прошлый раз, когда их человек спрятался в моей машине. Я все-таки поеду один и без охраны.
   Его помощники молчали. Они уже поняли, что Славин принял решение. Но ни один из них не подозревал, что все комнаты и телефоны их новых помещений прослушиваются совсем другими людьми. И полный текст всех разговоров уже через час был представлен человеку в сером костюме, сидевшему за большим сто-. лом в другом здании. Он внимательно прочел сообщение и поднял глаза на сидевшего рядом с ним мужчину. Внешность того вызывала непонятный ужас. У него были седые волосы и глаза стального цвета, смотревшие на собеседника не мигая, словно их обладатель решил устроить своеобразное состязание. Подбородок был скошен, а вдавленный нос только усиливал отталкивающее впечатление.
   — Распорядись, — сказал хозяин кабинета, — пусть последят за этим подполковником. Нужно узнать, с кем и зачем он будет встречаться.


9



 
   Конечно, к компьютерам ФСБ доступ для них был закрыт. Это было слишком сложно даже для такого профессионала, как Зиновий Михайлович. А вот общие показатели преступности, региональные очаги по Москве, динамику развития преступности вывести из общих данных было вполне возможно. Дронго обратил внимание на резкое снижение преступности среди чеченцев в последние несколько дней и, наоборот, быстрый рост числа задержанных именно из лиц чеченской национальности.
   Это были данные из Управления внутренних дел Москвы. Они были не особенно засекречены и передавались для пользования в ФСБ и СВР по обычным каналам, хотя и под грифом «секретно». Именно поэтому Зиновию Михайловичу и удалось получить через СВР столь четкую картину происходящего.
   По телевизору, сменяя друг друга, выступали кандидаты в президенты от основных оппозиционных партий. Каждый требовал решительно наказать преступников, устроивших два взрыва. Почти никто не сомневался, что виновниками этих событий были чеченцы. Было принято специальное заявление чеченской диаспоры в Москве о непричастности местных чеченцев к подобным происшествиям.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента