Абдуллаев Чингиз. Три осенних дня

   Получив их, Святослав Олегович целый день просидел в своем кабинете, обдумывая судьбоносное решение. И к вечеру понял, что с этого момента его кооператив больше не будет функционировать. Вместо него появилось частное аналитическое агентство «Миллениум», призванное помогать политикам во время избирательных кампаний. Первые деньги были заработаны в Пскове. Но по-настоящему важным для Петровского и его агентства стал девяносто пятый год, когда они приняли участие в выборах мэра Северобайкальска. Именно тогда он окончательно понял, что его призвание – политика. И тогда же прочувствовал все сложности, с которыми ему придется столкнуться. Впервые в судьбе Святослава Олеговича речь шла о его собственной жизни.

* * *

   Когда они взлетели, Петровский с раздражением подумал, что за аренду самолета придется заплатить еще тысяч сорок. Ничего, если все пройдет благополучно, они впишут и это в счет нового депутата. Качанов должен понять, что авария не входила в их планы. Хотя, по большому счету, это, конечно, личный прокол самого Святослава Олеговича. Нужно было предусмотрительно оставить в списках кандидатов еще одного «дурачка», чтобы гарантировать прохождение бизнесмена. Но они настолько были уверены в собственных силах, что решили ограничиться одним соперником. Кто же мог предположить, что за два дня до выборов он отправится за молоком в эту проклятую деревню?!
   Петровский поморщился. На высоте самолет начало слегка трясти. Появившаяся стюардесса предложила что-нибудь выпить.
   – Не нужно, – отмахнулся Святослав Олегович, – когда мы прилетим в Курск?
   – Через час, – улыбнулась она.
   – И нас все время будет так качать?
   – Мы в зоне турбулентности, – пояснила стюардесса.
   – Можно поменять коридор, – мрачно посоветовал Петровский, – хотя мне все равно. Когда будем садиться, скажите мне, я свяжусь с моим помощником. Надеюсь, мне разрешат разговаривать по мобильному телефону?
   – Правила безопасности полетов... – начала девушка.
   – Они не для нас, – отмахнулся Петровский, – и вообще не мешайте мне. Я нанял частный самолет, чтобы работать в полете, а не кататься на вашем вездеходе.
   Рядом с ним находились двое его сотрудников. Они молча переглянулись, понимая настроение шефа. У одного в руках был «дипломат» с деньгами. Святослав Олегович достал телефон и набрал номер Бубенцова.
   – Как у вас дела? – спросил он своего помощника.
   – Мы едем в аэропорт, – сообщил Паша.
   – Я не спрашиваю, куда ты едешь, – разозлился Петровский. – Как здоровье этого придурка?
   – Плохо, – виноватым голосом ответил Бубенцов. – Я оставил в больнице моих людей. Они дежурят рядом с реанимацией, но врачи говорят, что он скоро умрет. У него... подождите, сейчас прочту, я записал... У него... «Травмы, не совместимые с жизнедеятельностью».
   – Мог бы и запомнить, – огрызнулся шеф. – Каждый раз удивляюсь, почему я тебя терплю.
   – Его с трудом достали из автомобиля, – безжалостно добавил Паша. – Врачи считают, что он должен был умереть еще несколько часов назад.
   – Это ты должен был мне сообщить в первую очередь, – повысил голос Петровский. – Надеюсь, он не умрет, пока мы не прилетим в Курск. Кто там главный врач больницы?
   – Симонов. Игорь Сергеевич Симонов, – отчеканил Бубенцов. – Я собрал на него целое досье. У него дочь в Нижнем Новгороде, живет с мужем и двумя детьми. Она работает в музыкальной школе, муж военный. Еще у него есть младшая дочь, которая живет с ним. Она разведена, у нее один сын...
   – Сам Симонов женат?
   – Да. Жена тоже врач, но уже на пенсии. Вышла два года назад. Все говорят, что Симонов очень хороший врач, в городе его уважают.
   – Теперь я знаю, почему до сих пор тебя не выгнал, – усмехнулся Петровский.
   – Что? – не понял Бубенцов.
   – Ничего. Хорошо, что собрал все данные. Домашний адрес главного врача у тебя есть?
   – Конечно, есть.
   – Молодец. В общем, встречай нас минут через сорок.
   – Я вам еще хотел сказать... – несмело начал Паша.
   – Что еще?
   – Качанов выехал из Москвы. Он бросил все свои дела и едет на двух машинах в Курск. Хочет узнать, что случилось с Нечипоренко. Разговаривал со своим предвыборным штабом, предлагает проводить выборы в любом случае и никому не сообщать о смерти Нечипоренко, если тот умрет.
   – Идиот, – выругался Петровский. – Впрочем, имея дело с таким типом, нужно быть готовым ко всему. Когда он должен приехать в Курск?
   – Часа через три, раньше не успеет, даже если будет гнать машины вовсю.
   – Прямо из аэропорта мы едем в гости к твоему Симонову, – решил Петровский. – Что говорят лечащие врачи?
   – Они считают, что нужно отключить систему искусственного дыхания. Все равно сердце бьется вхолостую. Ждут, когда дадут согласие родственники.
   – Где сейчас его жена?
   – В больнице. Она ничего не соображает. Плачет и кричит.
   – Когда придет в себя, будет поздно. Найди какую-нибудь сердобольную старушку и пошли за ней. Пусть объяснит жене, что самоубийство – большой грех, чтобы та настаивала на лечении, ни в коем случае не разрешала отключить аппаратуру. Ты меня понимаешь?
   – Уже звоню по другому телефону. Найдем их соседку. Мы ей платим деньги уже два месяца. Она ходит домой к Нечипоренко и узнает для нас все новости. Жена Нечипоренко ей доверяет. Такой «божий одуванчик». Сейчас скажу, чтобы организовали машину и привезли ее в больницу.
   – Правильно. – Петровский знал про соседку и недовольно подумал, что сам должен был предложить такой вариант. Когда случаются похожие трагедии, потрясенные родственники больше доверяют знакомым людям, хватаясь за любую возможность.
   – Действуй. – Он отключился и сразу набрал номер телефона Юлая Абуталиповича, а когда тот ответил, спросил: – Что у нас в Омске?
   – Плохо, – признался Юлай. – Губернатор настаивает на личной встрече. Хочет обговорить все условия в случае поражения его кандидата.
   – Какой у нас рейтинг?
   – Фифти-фифти, никакой гарантии. В последний момент они смогут задействовать своих людей. В городах мы постараемся проконтролировать ситуацию, но в селах и поселках они вбросят дополнительные бюллетени, и мы ничего не сможем сделать. Правда, во второй тур наш кандидат все равно гарантированно проходит. Хотя, конечно, было бы лучше, если бы он набрал больше голосов, чем его соперник. У того может оказаться мощная поддержка. Особенно в рабочих поселках, где этого директора комбината хорошо знают. Впрочем, Бронштейн обещает, что все будет в порядке.
   – Что предлагаешь делать?
   – Нужно лететь в Омск. Я знаю, что в Курске у тебя тоже важное дело, но если мы упустим Омск, то потеряем «Финойл». А они наши крупнейшие заказчики. Ты помнишь, сколько они нам заплатили в прошлом году?
   – Я могу не успеть, – глянул на часы Петровский. – Из Курска до Омска напрямую не добраться. Может, ты полетишь вместо меня?
   – Губернатор не будет разговаривать ни с кем, кроме тебя, – возразил Юлай. – Ты у нас известная личность, про тебя в газетах пишут, на телевидении твое мнение спрашивают. Меня он даже не примет.
   – Сукин сын, – зло отреагировал Петровский. – Ведь специально ждал до последнего дня, чтобы начать торговаться. Может, мы все-таки сумеем протолкнуть нашего кандидата? В общем-то, у Леонида Исааковича осечек никогда не было.
   Леонид Исаакович Бронштейн по праву считался ведущим специалистом их аналитического агентства. Он вернулся из Америки еще семь лет назад и с тех пор работал консультантом в «Миллениуме». Бронштейн был гражданином Советского Союза. Родился в Одессе и жил там до восемнадцати лет, после чего переехал в Москву и поступил в МВТУ имени Баумана. Получив высшее образование, несколько лет работал по специальности, а затем эмигрировал в Соединенные Штаты. Это было в восемьдесят втором году, когда перемены в обществе казались невозможными.
   Леонид Исаакович прожил в Америке четырнадцать лет, сумел получить американское гражданство и создать небольшую рекламную фирму. Дела у него шли неплохо, но в начале девяностых он переключился на новых советских миллионеров, которым требовалась консультация по финансовым вопросам в Америке. А через несколько лет Бронштейн перевел свой бизнес в Москву. Именно тогда Петровский с ним и познакомился. Леонид Исаакович получал за свои услуги очень много, больше всех остальных сотрудников «Миллениума», вместе взятых. Его гонорар составлял от ста тысяч до полумиллиона, но Петровский считал сотрудничество с ним весьма выгодным. Он стоил таких денег, гарантируя прохождение любого кандидата. А кроме того, казался неистощимым на всевозможные выдумки.
   – Бронштейн тоже считает, что ты должен прилететь в Омск, – безжалостно сообщил Юлай.
   – Иногда я думаю, что у тебя нет нервов, – пробормотал Петровский. – Мог бы мне этого и не говорить.
   – Позвони ему, – посоветовал Юлай.
   – Ты же знаешь, он не любит, когда его дергают.
   – Двадцать минут назад он сам мне звонил. Я думал – ты еще летишь, не хотел тебя беспокоить.
   – Я включил телефон в самолете, – сообщил Петровский, почувствовав, что их закачало еще сильнее. – Надеюсь, с этим корытом ничего не случится.
   Он набрал номер Бронштейна и подождал, когда тот ответит. Годы, проведенные в Америке, сказались на речи Леонида Исааковича – он говорил по-русски с заметным акцентом.
   – Добрый вечер, Леонид Исаакович, – начал Петровский, услышав знакомый голос.
   – Здравствуйте, Святослав Олегович. Я звонил вам в Москву, но Юлай Абуталипович сказал, что вы вылетели в Курск. Пытался перезвонить по вашему мобильному, но он был отключен.
   – Я отключил его, когда мы взлетали, – пояснил Петровский, – а сейчас включил.
   – Еще в самолете? – ужаснулся Бронштейн. – Это очень опасно. Может, мы поговорим, когда вы сядете?
   – Мне разрешили разговаривать, – соврал Петровский, покосившись на двух стюардесс, скромно сидящих в конце салона. – Зачем губернатор хочет со мной встретиться?
   – Чтобы поторговаться, – коротко ответил Леонид Исаакович. – Очевидно, понимает, что его кандидат может проиграть. Дело в том, что его директор – весьма непопулярная личность в рабочих поселках. С одной стороны, он, конечно, играет роль отца-благодетеля, раздавая продукты и пайки пенсионерам, а с другой – мы запустили слух, что деньги за эти «подачки» вычитаются из фонда заработной платы комбината и фонда социальной защиты. В общем, люди получают продукты и ругают своего директора.
   – Получают, но все-таки ругают, – усмехнулся Петровский. – Типичная психология люмпенов.
   – Ну не скажите, – возразил Бронштейн. Он был настоящим психологом. – Людям вообще трудно отказаться от любого дара. «Бойся данайцев, дары приносящих». Это не люмпенская психология, а нормальная. Вы же знаете, что премию «Триумф» присуждают самым известным деятелям культуры нашей страны, – он именно так и сказал: «нашей», – это огромная сумма в пятьдесят тысяч долларов. Всем прекрасно известно, кто дает эти деньги и откуда они у спонсора. Но ни один из уважаемых деятелей культуры за все время существования «Триумфа» не отказался от пятидесяти тысяч долларов. Ни один. Хотя все глубоко презирают выдающего их спонсора. Или вы считаете, что это тоже «люмпенская» психология?
   – Вы, как всегда, правы, – согласился Петровский. – Какой у нас рейтинг?
   – Примерно равный с соперником, но мы немного впереди. Осталось два дня, и я думаю, что неожиданностей не произойдет. Наш кандидат и директор комбината пройдут во второй тур. Гарантированно пройдут. А во втором туре у нас есть эффектные резервы для усиления. Сразу двое кандидатов твердо обещали отдать нам голоса своих избирателей. Думаю, мы победим во втором туре при любом раскладе. Поэтому губернатор и хочет заранее обговорить условия своего поражения. Похоже, его команда тоже умеет просчитывать варианты. Хотя мне все равно не нравится эта неожиданная встреча, и я пытаюсь узнать, что именно произошло в Москве. Я имею в виду наших спонсоров.
   – Понимаю. Значит, мне нужно прилететь в Омск?
   – Желательно. Если вы увидитесь с губернатором до первого тура, возможно, у нас не будет никаких проблем. Мы снимем противостояние и сможем провести нашего кандидата без лишней нервотрепки.
   – Когда встреча? – выдохнул Петровский.
   – Завтра днем. Губернатор будет вас ждать. Он, кажется, немного комплексует, когда имеет дело со мной. Американский гражданин, и к тому же еврей, его сильно смущает. Сейчас все немного патриоты и антиамериканцы независимо от того, к какой партии они принадлежат. Хотя на губернатора давят из Москвы. Они требуют, чтобы прошел кандидат от правящей партии.
   – Обязательно прилечу, – согласился Петровский, – хотя еще не представляю, как это сделать.
   Он убрал телефон и, взглянув на стюардессу, подходившую к нему в начале полета, спросил:
   – Мне можно пройти в кабину экипажа? Она посмотрела на свою напарницу и несмело ответила:
   – Это запрещено, но вы можете войти.
   – Я не собираюсь угонять ваш самолет, тем более что сам за него заплатил, – улыбнулся Святослав Олегович, поднимаясь с места.
   Трое мужчин, сидевших в кабине пилотов, повернулись к гостю.
   – Извините, ребята, что я вас беспокою, – начал Петровский, – но у меня большая проблема. В Курске я пробуду часов пять, а потом мне очень нужно вылететь в Омск.
   – Куда? – не поверил второй пилот.
   – В город Омск, – терпеливо повторил Святослав Олегович. – У меня там срочное дело.
   Пилоты переглянулись.
   – Это невозможно, – сказал первый пилот. Ему было не больше пятидесяти. Сухопарый, худощавый мужчина с седыми волосами и резкими чертами лица.
   – Почему невозможно? У вас не хватит топлива? Мы можем заправиться в любом городе по пути туда.
   – Нет, вы меня не поняли. Дело не в топливе. У нас небольшой самолет. До Курса и обратно мы можем летать, а в Омск нам придется лететь часов десять или двенадцать. На нашем самолете мы туда не долетим. Нам придется сделать как минимум две посадки.
   – Значит, сделаем, – согласился Петровский.
   Летчики снова переглянулись.
   – Невозможно, – повторил первый пилот, – очень далеко. Надо прокладывать новый маршрут, согласовывать наш полет. И вместе с посадками это займет еще больше – часов четырнадцать или пятнадцать. Вам лучше лететь рейсовым самолетом, так будет гораздо быстрее.
   – Понятно. Спасибо, ребята. Уважаю профессионалов. – Он вышел из кабины, доставая телефон. И набрал номер Инны: – Срочно выясни самый быстрый маршрут по трассе Курск – Омск. Мне нужно знать, как можно быть к утру в Омске. Ты все поняла?
   – Вы уже прилетели в Курск?
   – Нет. Черт побери, нас так трясет! Только садимся. Узнай побыстрее, как можно добраться до Омска. Сейчас семь часов вечера. Считай, что я должен улететь из Курса после двенадцати. Ты все поняла? У тебя есть несколько минут, пока мы приземлимся. Жду твоего звонка. – Он вернулся на свое место, наконец убирая телефон. Болела голова от постоянного напряжения.
   – Извините, – робко произнесла стюардесса, подходя к нему.
   – Опять хотите напоить меня водой? – пошутил Петровский. – Или водкой?
   – Нужно пристегнуться. Мы начинаем снижение.
   – Обязательно. – Он пристегнулся. – А знаете что? Дайте мне стакан газированной воды.
   – Хорошо. – Стюардесса улыбнулась. Этот незнакомый мужчина ей понравился. Он проговорил все время по телефону, и было очевидно, что у него много работы. Он не выпил за все время пути ни капли спиртного и даже не приставал к миловидным стюардессам. Предыдущие хамы, заказывающие индивидуальные рейсы, как правило, опустошали бары и приставали к стюардессам, считая, что за все уплачено.
   Она принесла воды и, дождавшись, когда он выпьет, унесла стакан.
   – Девушка, – позвал ее Петровский.
   – Что? – обернулась к нему стюардесса.
   – Как вас зовут?
   – Анна, – ответила она, глядя прямо на него.
   – Спасибо вам, Анна, – поблагодарил он, закрывая глаза. И, не дожидаясь ее вопроса, пояснил: – За то, что не мешали.
   Самолет пошел на посадку. В этот момент позвонила Инна. Петровский достал телефон.
   – Вам лучше вернуться в Москву до одиннадцати вечера и вылететь в Омск отсюда. Есть рейс «Аэрофлота», самолет вылетает из Шереметьева без пяти минут двенадцать. Вы будете в Омске в шесть часов десять минут утра по местному времени.
   – Шесть часов лета? – изумился Петровский. – В прошлый раз я летал через Нижний Новгород быстрее.
   – Только три часа. Это разница во времени между Москвой и Омском, – напомнила Инна.
   – Действительно, забыл. Но я не успею к одиннадцати. Никак не успею.
   – Тогда можно через Екатеринбург. Если вы сумеете быть к утру в Волгограде, то сможете вылететь оттуда в Екатеринбург, а затем с пересадкой в Омск. Будете в городе к одиннадцати часам утра, – доложила Инна.
   – Это меня больше устраивает. Когда нужно быть в Волгограде?
   – Хотя бы в шесть утра.
   Петровский задумался. Обернулся к одному из своих сотрудников:
   – За сколько можно доехать на машине от Курска до Волгограда?
   – Часов за пять, – ответил сотрудник, – может, немного меньше. Но ночью лучше перестраховаться. Дороги плохие.
   Петровский нахмурился. Самолет уже садился. Инна терпеливо ждала, что он решит.
   – Закажи нам билеты в Омск через Екатеринбург, – решил Святослав Олегович, – я постараюсь успеть в Волгоград. Ты как договаривалась с самолетом? Он должен отвезти меня обратно в Москву?
   – Конечно. Мы заказали рейс в оба конца. Туда и обратно. Так дешевле. Юлай Абуталипович предложил оплатить рейс в оба конца. Он сказал, что вам необязательно оставаться в Курске на всю ночь.
   – Правильно сказал. – Петровский посмотрел на часы. Нужно договориться с летчиками. – Заказывай три билета. Мы полетим все вместе. Чтобы билеты ждали в аэропорту. У них есть там депутатская комната?
   – Я все узнаю, – пообещала Инна.
   Он решительно расстегнул ремни, поднимаясь с места.
   – Мы уже садимся, – крикнула стюардесса.
   – Ничего, – отмахнулся Петровский, проходя в кабину экипажа.
   – Вернитесь на свое место, – предложил первый пилот, когда он открыл дверь в кабину.
   – Я не хочу вас отвлекать, – прокричал он. – А в Волгоград вы можете полететь?
   Летчики переглянулись в очередной раз.
   – У нас полетное задание только в Курск и обратно, но если вам нужно...
   – Меняйте маршрут, – приказал Петровский. – Вылетим в два часа ночи. Или в час, я пока точно не знаю. Полетим в Волгоград... Я не буду возвращаться обратно в Москву.
   – Хорошо, – согласился первый пилот, – но вы должны договориться с нашей фирмой.
   – Разумеется, – согласился Петровский, держась за стенки кабины. – Я прямо сейчас перезвоню. Будете ждать меня в аэропорту. Надеюсь, до Волгограда у вас хватит горючего? И, кроме того, каждый из вас получит по тысяче долларов за ночное беспокойство. Все, включая стюардесс, – добавил он, улыбнувшись.
   – Спасибо, – усмехнулся первый пилот, – вы, видимо, очень занятой человек.
   – Очень, – согласился Петровский. – Иногда сам удивляюсь, насколько я занятой человек.
   В аэропорту их ждали два автомобиля. Сотрудники разместились в заказанном джипе, а для Петровского нашли приличную иномарку – почти новый «Ауди». Машины тронулись в город, когда Бубенцов дрожащим от волнения голосом начал докладывать:
   – У нас пока все в порядке. Старушку-соседку уже отвезли на нашей машине в больницу. Я пообещал ей пять тысяч рублей, если она будет все время с женой Нечипоренко. Пусть убеждает ее, что врачи должны бороться за жизнь любого, даже самого безна-дежного пациента до конца. Так и сказал.
   – А что врачи?
   – Все нормально. Симонов уехал домой, а лечащий врач ничего не решает без главного. Но там есть один молодой аспирант, такая гнида...
   – Не понял. Опять проблемы?
   – Нет-нет, никаких проблем. Просто он очень продвинутый. Все время говорит, что нужно отключить Нечипоренко от аппарата искусственного дыхания и использовать его тело как донорское для других больных.
   – Я его самого использую как донора, – со злостью пообещал Петровский. – Умные все стали! У этого несчастного Нечипоренко ни сердце, ни печень, ни почки давно ни на что не годятся. Их пересаживать никому нельзя.
   – Активисты их партии требуют тщательного расследования по факту аварии, – добавил Бубенцов, – в прокуратуре им обещали выдать заключение экспертов. Но это глупо. Аварию видели несколько человек, все свидетели говорят одно и то же.
   – Это меня меньше всего беспокоит. – Петровский помолчал, затем сказал: – У нас есть три возможных варианта. Первый для нас самый надежный. Любым способом продержать Нечипоренко до выборов. Хотя бы еще два дня. Тогда не будет никаких проблем, и Качанова выберут в это воскресенье. Вариант второй: если Нечипоренко умрет, – он увидел, как съежился от страха Паша, – нужно уговорить прокурора или председателя областного суда внести протест по поводу исключения из избирательных списков учителя истории. Завтра суббота, но это можно сделать сегодняшним числом, если мы, конечно, договоримся. Протест должен быть принят и рассмотрен. Для этого твоим ребятам необходимо найти председателя местного суда, чтобы тот согласился принять протест задним числом, рассмотреть его и отменить решение его судьи. Тогда мы снова включим нашего учителя, и Качанов сможет принять участие в выборах. Как ты думаешь, у этого историка есть шансы победить нашего кандидата? Только честно?
   – Процентов двадцать пять коммунисты всегда набирают, – напомнил Паша. – Но Качанов победит в любом случае. Даже если в первом туре не наберет больше пятидесяти.
   – Нужно, чтобы набрал, – решительно заявил Петровский, – ему приспичило стать депутатом именно в это воскресенье, иначе его потом арестуют. Приходится помогать всякому сброду, – в сердцах добавил он.
   Бубенцов деликатно промолчал.
   – И третий вариант, – продолжил Петровский, – самый рискованный. Необходимо скрыть смерть Нечипоренко и договориться с врачами, что они сохранят это в тайне еще двое суток. Какой вариант лучше выбрать?
   Паша не решился заговорить. Он знал характерную манеру своего шефа. Тот умело формулировал задачи и сам же давал варианты их разрешения, выбирая наилучший. Собеседник ему был нужен лишь для того, чтобы слушать и соглашаться с его мнением.
   – Применим все три варианта, – холодно констатировал Святослав Олегович, – сделаем так, чтобы гарантировать этому сукину сыну попадание в депутаты.
   – Он скоро приедет в Курск, – напомнил Бубенцов, – боюсь, может нам все испортить.
   – Если я еще буду думать о нем, то у меня вообще не хватит никаких сил. Пусть ведет себя скромнее. Тебе сообщат, когда он появится в городе?
   – Да. Я заплатил дежурным на посту ГИБДД. Они позвонят, когда машины Качанова будут въезжать в город.
   Петровский кивнул и закрыл глаза.
   К больнице они подъехали через полчаса. Святослав Олегович и Паша вошли в здание и направились к реанимационному отделению. У дверей их ждали двое сотрудников Бубенцова. Здесь же на стульях сидели жена и дочка Нечипоренко. Их утешала пожилая женщина в платке, которая гладила несчастную женщину по плечу и что-то тихо ей говорила.
   Бубенцов требовательно постучал в дверь. Им открыла медсестра, уже знавшая, что из Москвы приедет очень важный гость. Она молча пропустила гостей в отделение. Бубенцов протянул ей пятьсот рублей. Для медсестры это были немалые деньги – половина ее месячной зарплаты. Они прошли дальше. У дверей палаты, где находился больной, остановились. Паша показал через стекло на больных.
   – Их здесь двое. Он и еще один инвалид. Упал в открытый канализационный люк, говорят, что повредил себе печень.
   Петровский поморщился и посмотрел через стекло на обоих лежащих на кроватях.
   – Что вы здесь делаете? – услышал он возмущенный голос за спиной и обернулся.
   Перед ними стоял молодой человек лет двадцати пяти. Русые волосы, правильные черты лица, пухлые губы и светлые глаза. Больничный халат явно великоват. Было заметно, как он смущается, общаясь с посторонними. Петровский с интересом посмотрел на него, затем перевел взгляд на Бубенцова, требуя объяснений.
   – Аспирант, – пояснил Паша, – тот самый.
   Святослав Олегович развернулся к молодому человеку.
   – Я представитель избирательной комиссии, – сообщил он. – Мне нужно знать, что случилось с нашим кандидатом в депутаты. Какое у него состояние?
   – Извините, – пробормотал аспирант, – я не знал. Ему очень плохо. Думаю, до утра не дотянет. Обширные внутренние повреждения, кровотечение. Отказала левая почка. Серьезно поврежден мозг. Но сердце пока держится. Хотя я объяснил его супруге, что это одна видимость. Мы уже потеряли его как личность. К сожалению, он не сможет поправиться, это невозможно.
   – Что вы предлагаете? – деловито спросил Петровский.
   – Отключить аппаратуру и не мучить человека, – ответил молодой человек. – Зачем продлевать его агонию? Всем понятно, что он рано или поздно умрет. По-моему, гораздо гуманнее дать ему спокойно заснуть.
   – Вы православный человек? – строгим голосом поинтересовался Святослав Олегович.
   – Вообще-то я атеист, – улыбнулся молодой врач. – Трудно быть верующим, когда специализируешься на хирурга.
   – А он православный, – заявил Петровский, – и его семья тоже глубоко верующие люди. Представьте, какую боль вы наносите им вашим предложением. Покончить с собой – значит, лишиться божьего благословения. Для верующих людей такой грех просто немыслим. Не говоря уже о том, что по правилам православной церкви самоубийц нельзя отпевать и хоронить рядом со всеми. Вы понимаете, на какую боль обрекаете его родных и близких?