В девять сорок пять по приказу Бояринова группа открывает огонь на поражение. Сняв шлагбаум, уничтожив афганские посты, группа открывает дорогу колонне десантников и группе «Альфа».
В десять часов вечера прибывший врач из советского посольства делает промывание, укол, пытаясь спасти Амина.
В десять часов группа «Октава» находится уже в парке дворцового ансамбля.
В десять часов, почти не встречая сопротивления, советские войска вступают в город.
В десять тридцать Амин приходит в себя и засыпает в комнате. Советский врач остается рядом с ним.
В десять тридцать группа Бояринова появляется у дворца X. Амина. По приказу полковника начинается методичная «смена караула», убираются дежурные у ворот посты.
В одиннадцать часов ворота вздрогнули от сильного взрыва. Группа Бояринова пошла на штурм здания. Группа «Альфа» блокирует дворец, не выпуская никого.
Не понимающие, в чем дело, охранники Амина гибнут под пулями офицеров Бояринова.
Амин, услышавший выстрелы, бросается бежать из своей спальни.
Ворвавшиеся в его покои люди Бояринова убивают двух адъютантов, помощника, любовницу, советского врача и сотрудника посольства СССР. Группа «Альфа» идет на штурм всего дворцового комплекса. Все афганцы внутри здания подлежат уничтожению.
Группа «Октава» уже в советской военной форме проходит через кухню во дворец.
Группа Бояринова никак не может найти X. Амина, несмотря на отчаянные поиски. В это время афганский диктатор успевает сбежать вниз вместе с еще одним адъютантом.
С верхнего, последнего этажа есть специальный ход — узкая лестница — в гараж.
Группа «Альфа» уже заканчивает боевые действия. Почти все оборонявшиеся погибли. Пленных не берут.
Появившиеся внизу, у входа в гараж, Амин и его адъютант замечены группой «Октава». По приказу командира группы полковника Гогоберидзе майор Козлов убивает X. Амина и его адъютанта.
Следом появляются офицеры группы Бояринова, одетые в афганскую одежду. Их преследуют сотрудники «Альфы».
Самолет с Бабраком Кармалем садится на полчаса в Ташкенте и, заправившись, почти сразу взлетает, взяв курс на Кабул.
Оказавшись между двумя группами — «Альфой» и «Октавой» — сотрудники Бояринова перебиты все до одного.
Убит и сам полковник Бояринов. По категорическому приказу Андропова пленных не берут.
Передается обращение Бабрака Кармаля о переходе всей власти в стране в руки нового революционного командования. По досадной случайности еще не взято кабульское радио, продолжающее работать в прежнем режиме. Весь мир слышит слова нового афганского лидера передаваемые… из Советского Союза.
В пять часов утра группа «Октава» покидает Кабул. Группа «Альфа» методично осматривает комнаты дворца, ожидая приезда Бабрака Кармаля.
В семь часов утра советские дивизии переходят реку Пяндж.
В девять часов утра Бабрак Кармаль уже по кабульскому радио обращается ко всему народу, передавая сообщение о новой власти в стране, о его просьбе к СССР ввести войска, о «справедливой казни агента американского империализма Хафизуллы Амина, казненного по решению революционного трибунала».
В десять часов утра не пострадавший в ночной перестрелке Микаил Талыбов подает завтрак новому лидеру Афганистана.
Через несколько дней во главе новой службы безопасности будет поставлен тридцатидвухлетний Мухаммед Наджибулла.
10 января в Индии в результате новых выборов к власти триумфально вернется Индира Ганди и ее партия ИНК(И).
Но мир дрогнул. Никакие соображения геополитики и пролетарского интернационализма не проходят.
Срочно собранная сессия ООН осудит вторжение СССР в Афганистан. В поддержку Советского Союза выступят лишь явные сателлиты и союзники — Болгария, Монголия, Куба, сам Афганистан, .Украина, Белоруссия… Всего восемнадцать стран. Остальные так или иначе осудят эту интервенцию.
Сегодня, спустя много лет, анализируя события декабря семьдесят девятого, понимаешь, что в мире, где существовало равновесие страха ядерного уничтожения, такие интервенции были способом выживания двух сверхдержав и способом существования двух систем. Но если Советский Союз виноват в агрессии против Афганистана, то не меньше виноваты и США, осуществившие подобную акцию в отношении Гренады.
История вообще не знает однозначных ответов «виновен» или «не виновен».
Советские лидеры конца семидесятых были убеждены, что защищают дело социализма во всем мире. Можно оспаривать это утверждение, но геополитические реальности остаются. Они просто видны на карте.
Спустя пятнадцать лет уже новая Россия будет посылать своих сыновей в Таджикистан. И снова сомнения будут мучить всех — нужно или не нужно, «виновен» — «не виновен».
И опять, отбросив всякие разговоры о социализме и капитализме, Россия будет отстаивать свое геополитическое положение в этом мире, свои приоритеты, по-своему понимаемые и трактуемые.
Такова история. Ее можно не принимать, но нужно понимать, ясно представляя, что афганская война была трагедией сразу двух народов — афганского и советского. Как, впрочем, любая война в этом неспокойном мире.
В десять часов вечера прибывший врач из советского посольства делает промывание, укол, пытаясь спасти Амина.
В десять часов группа «Октава» находится уже в парке дворцового ансамбля.
В десять часов, почти не встречая сопротивления, советские войска вступают в город.
В десять тридцать Амин приходит в себя и засыпает в комнате. Советский врач остается рядом с ним.
В десять тридцать группа Бояринова появляется у дворца X. Амина. По приказу полковника начинается методичная «смена караула», убираются дежурные у ворот посты.
В одиннадцать часов ворота вздрогнули от сильного взрыва. Группа Бояринова пошла на штурм здания. Группа «Альфа» блокирует дворец, не выпуская никого.
Не понимающие, в чем дело, охранники Амина гибнут под пулями офицеров Бояринова.
Амин, услышавший выстрелы, бросается бежать из своей спальни.
Ворвавшиеся в его покои люди Бояринова убивают двух адъютантов, помощника, любовницу, советского врача и сотрудника посольства СССР. Группа «Альфа» идет на штурм всего дворцового комплекса. Все афганцы внутри здания подлежат уничтожению.
Группа «Октава» уже в советской военной форме проходит через кухню во дворец.
Группа Бояринова никак не может найти X. Амина, несмотря на отчаянные поиски. В это время афганский диктатор успевает сбежать вниз вместе с еще одним адъютантом.
С верхнего, последнего этажа есть специальный ход — узкая лестница — в гараж.
Группа «Альфа» уже заканчивает боевые действия. Почти все оборонявшиеся погибли. Пленных не берут.
Появившиеся внизу, у входа в гараж, Амин и его адъютант замечены группой «Октава». По приказу командира группы полковника Гогоберидзе майор Козлов убивает X. Амина и его адъютанта.
Следом появляются офицеры группы Бояринова, одетые в афганскую одежду. Их преследуют сотрудники «Альфы».
Самолет с Бабраком Кармалем садится на полчаса в Ташкенте и, заправившись, почти сразу взлетает, взяв курс на Кабул.
Оказавшись между двумя группами — «Альфой» и «Октавой» — сотрудники Бояринова перебиты все до одного.
Убит и сам полковник Бояринов. По категорическому приказу Андропова пленных не берут.
Передается обращение Бабрака Кармаля о переходе всей власти в стране в руки нового революционного командования. По досадной случайности еще не взято кабульское радио, продолжающее работать в прежнем режиме. Весь мир слышит слова нового афганского лидера передаваемые… из Советского Союза.
В пять часов утра группа «Октава» покидает Кабул. Группа «Альфа» методично осматривает комнаты дворца, ожидая приезда Бабрака Кармаля.
В семь часов утра советские дивизии переходят реку Пяндж.
В девять часов утра Бабрак Кармаль уже по кабульскому радио обращается ко всему народу, передавая сообщение о новой власти в стране, о его просьбе к СССР ввести войска, о «справедливой казни агента американского империализма Хафизуллы Амина, казненного по решению революционного трибунала».
В десять часов утра не пострадавший в ночной перестрелке Микаил Талыбов подает завтрак новому лидеру Афганистана.
Через несколько дней во главе новой службы безопасности будет поставлен тридцатидвухлетний Мухаммед Наджибулла.
10 января в Индии в результате новых выборов к власти триумфально вернется Индира Ганди и ее партия ИНК(И).
Но мир дрогнул. Никакие соображения геополитики и пролетарского интернационализма не проходят.
Срочно собранная сессия ООН осудит вторжение СССР в Афганистан. В поддержку Советского Союза выступят лишь явные сателлиты и союзники — Болгария, Монголия, Куба, сам Афганистан, .Украина, Белоруссия… Всего восемнадцать стран. Остальные так или иначе осудят эту интервенцию.
Сегодня, спустя много лет, анализируя события декабря семьдесят девятого, понимаешь, что в мире, где существовало равновесие страха ядерного уничтожения, такие интервенции были способом выживания двух сверхдержав и способом существования двух систем. Но если Советский Союз виноват в агрессии против Афганистана, то не меньше виноваты и США, осуществившие подобную акцию в отношении Гренады.
История вообще не знает однозначных ответов «виновен» или «не виновен».
Советские лидеры конца семидесятых были убеждены, что защищают дело социализма во всем мире. Можно оспаривать это утверждение, но геополитические реальности остаются. Они просто видны на карте.
Спустя пятнадцать лет уже новая Россия будет посылать своих сыновей в Таджикистан. И снова сомнения будут мучить всех — нужно или не нужно, «виновен» — «не виновен».
И опять, отбросив всякие разговоры о социализме и капитализме, Россия будет отстаивать свое геополитическое положение в этом мире, свои приоритеты, по-своему понимаемые и трактуемые.
Такова история. Ее можно не принимать, но нужно понимать, ясно представляя, что афганская война была трагедией сразу двух народов — афганского и советского. Как, впрочем, любая война в этом неспокойном мире.
IX
— Мы получили подтверждение, — генерал Орлов старался скрыть свое раздражение, — тебе разрешают участвовать в этой операции. Говорят, сам Примаков звонил в Министерство обороны.
— Для нас это очень важно, — кивнул Затонский, — само имя легендарного «Барса» придает нашей операции совсем другой акцент. По существу вы спасли свою группу, еще не дойдя до места назначения. С вами им нужна будет лишь демонстрация намерений, без вас они должны были доказывать свое стремление вытащить Кречетова как-то более существенно.
Они стояли на полигоне, где офицеры ГРУ отрабатывали зачеты по стрельбе. Асанов молча слушал обоих гостей, продолжая наблюдать за результатами своих подопечных.
На огневой линии, были Борзунов и Машков. Первый отстрелялся почти идеально, как снайпер, резуль^ таты — второго были значительно хуже.
— Второму номеру, — недовольно сказал в микрофон генерал Асанов на весь полигон, — повторите все заново. Очень низкий результат.
Машков, ничем не выдав своего огорчения, вернулся на огневой рубеж.
— Разве? — удивился Затонский, посмотрев в бинокль, — по-моему, совсем неплохие результаты.
— Для офицера, сидящего в штабе, да. А он пойдет с нами в поход. Там от одного сантиметра зависит жизнь всей группы. Если не уберет врага первым выстрелом, тот успеет выстрелить в ответ, и тогда все. В лучшем случае будет труп.
— Почему в лучшем? — не понял Затонский.
— В худшем будет раненый, которого придется тащить на себе, — пояснил Асанов.
— У вас своя специфика, — признался Затонский, — наши люди все-таки меньше работают с оружием. Для наших применение оружия это почти провал. Больше ориентируемся на интеллект.
— Только не в Афганистане, — возразил Асанов, — там уже шестнадцать лет идет война. Выросло целое поколение, привыкшее к грохоту снарядов. Многие дети не умеют читать, но знают, как собрать автомат.
— Я помню, — кивнул Затонский, — но все равно наши люди имеют несколько другую специфику.
Асанов промолчал. На огневую позицию вышли одетые в маскировочные халаты двое сотрудников Затонского.
У женщины были собраны волосы под беретом. Они начали стрельбу.
Все трое внимательно следили за результатами офицеров СВР. Падерина стреляла блестяще, как лучшие курсанты Асанова. Он долго смотрел на результаты, затем опустил бинокль.
— Вот видите, генерал, вы напрасно обижаете своих людей. Стрелять они умеют.
— Я не говорил, что они не умеют, — отозвался польщенный Затонский, — я говорил, что им нужно пользоваться оружием как можно реже.
На позицию вернулся Машков. Он был вместе с Чутовым.
На этот раз Машков стрелял намного лучше. А Чутов дважды умудрился вообще промазать.
— Первый номер, — рявкнул в микрофон разгневанный Акбар, — срочно ко мне. Второй номер — неплохо.
— Что с ним случилось? — спросил раздосадованный Орлов. Ему тоже было неприятно видеть, как плохо стреляет офицер ГРУ.
— Не знаю. Он сегодня словно не в себе. Таких результатов у него никогда не было. Вчера проходили дважды зону. Все было нормально, — ответил Асанов, — может, устал? Переутомился?
В комнату наблюдателей вошел Чутов.
— Прибыл по вашему указанию, — на полигоне ГРУ не принято было представляться или говорить свое воинское звание.
— Что с вами случилось? — обратился к Чутову на «вы» генерал Асанов.
Старший лейтенант понял, что генерал рассержен.
— Простите, товарищ начальник курсов, — пробормотал он устало.
— Что случилось? — переспросил Асанов.
Чутов молчал.
— Можете говорить в присутствии этих товарищей, — показав на Орлова и Затонского, разрешил Асанов.
Старший лейтенант по-прежнему молчал. Только старался не смотреть своими опухшими покрасневшими глазами в лицо генералу.
— Руки, — крикнул вдруг Орлов, — покажите руки.
Чутов, недоумевая, поднял чуть трясущиеся руки.
— Все ясно, пил, мерзавец, — загрохотал Орлов, — пойдешь под трибунал, мать твою. И это лучший офицер. Таких людей, Акбар, ты еще можешь рекомендовать?
Асанов молча смотрел на Чутова.
— В чем дело? — мягко спросил он.
Старший лейтенант молча закусил губы. Его немного трясло, словно в лихорадке.
— Вы больны? — спросил Асанов.
— Нет, — вытянулся Чутов, — разрешите повторить стрельбу.
— Не разрешаю. Идите в свою комнату. Потом поговорим.
Чутов не успел выйти, как ь комнату вошел майор Машков.
— Разрешите?
— В чем дело? — Асанову начали надоедать сегодняшние сюрпризы его сотрудников.
— Разрешите поговорить с вами лично, — попросил Машков.
— Говорите здесь, — все-таки Асанов разозлился.
— Товарищ генерал! Прошу представить старшему лейтенанту Чутову недельный отпуск.
— Что? — не выдержал Орлов, — еще адвокатов нам не хватало. Развели бардак, понимаешь.
— Говорите, — Асанов уже понял, что случилось нечто серьезное.
— Сегодня ночью у старшего лейтенанта Чутова умерла жена в больнице, во время операции. Двое детей остались дома одни. Их взяла соседка, Акбар Алиевич, — очень тихо сказал Машков.
В комнате наступило молчание.
Орлов крякнул от неожиданности.
— Почему вы сразу не рассказали? — покачал головой Асанов.
— Я подал рапорт, товарищ генерал. Он у вас в кабинете, — ответил Чутов.
— Недели не хватит, — вздохнул Асанов, — даю вам один месяц. У вас есть кому оставить детей?
— Нет, товарищ генерал. Мы с женой детдомовские, — немного виновато ответил Чутов, — наверно, подам рапорт об увольнении.
— Идите, Чутов, — отпустил его генерал, — Машков, вы останьтесь.
— Стойте, — приказал Орлов и, помолчав, негромко попросил: — Извините меня, старший лейтенант, я не знал.
Чутов кивнул головой.
Когда за ним закрылась дверь, Орлов с досады ударил кулаком по столу.
— Вот парень, кремень. И ведь не говорил ничего.
— Машков, нужно помочь ему, — предложил генерал, — по-нашему обычаю.
— Взять вещмешок? — спросил Машков.
— Да.
Это был обычай, свято соблюдавшийся в элитарных группах военной разведки. В случае гибели товарища остальные собирали деньги для его семьи. При этом приносился вещмешок и каждый бросая туда деньги. С таким расчетом, чтобы не было видно, кто сколько дал. Считалось, что каждый дает в меру своих возможностей.
— Подождите, — остановил Машкова генерал Орлов, доставая из кармана все деньги, какие у него были. Зажав их в пятерню, он подошел к майору.
— Для его детей.
Затонский вытащил бумажник, достал деньги,
— От меня тоже.
Асанов кивнул Машкову.
— Зайдешь ко мне вечером. Оставь вещмешок в столовой, пусть ребята видят.
— Сделаю, товарищ генерал.
После ухода Машкова все долго молчали.
— Люди у вас отличные, — заметил Затонский, — и обычаи хорошие.
— Нужно будет заменять Чутова, — задумчиво произнес Асанов, — искать ему срочную замену.
— Не нужно, — возразил Затонский. — Из Москвы к нам завтра приедут еще два сотрудника, Семенов и Елагин. Они оба альпинисты, мастера спорта. Передаются вам для помощи в горах, во время перехода. Итого вас будет девять человек.
— Аналитики уже работают? — поинтересовался Орлов.
— И наши, и специалисты СВР, — пояснил Асанов, — у москвичей есть очень интересные наработки, думаю, они нам пригодятся.
— Нужно форсировать отправку группы, — Затонский посмотрел на полигон, где появились Рахимов и Чон Дин, — у нас очень мало времени. Через три дня вам нужно отправляться. Вы, генерал, все-таки очень храбрый человек.
— Для нас это очень важно, — кивнул Затонский, — само имя легендарного «Барса» придает нашей операции совсем другой акцент. По существу вы спасли свою группу, еще не дойдя до места назначения. С вами им нужна будет лишь демонстрация намерений, без вас они должны были доказывать свое стремление вытащить Кречетова как-то более существенно.
Они стояли на полигоне, где офицеры ГРУ отрабатывали зачеты по стрельбе. Асанов молча слушал обоих гостей, продолжая наблюдать за результатами своих подопечных.
На огневой линии, были Борзунов и Машков. Первый отстрелялся почти идеально, как снайпер, резуль^ таты — второго были значительно хуже.
— Второму номеру, — недовольно сказал в микрофон генерал Асанов на весь полигон, — повторите все заново. Очень низкий результат.
Машков, ничем не выдав своего огорчения, вернулся на огневой рубеж.
— Разве? — удивился Затонский, посмотрев в бинокль, — по-моему, совсем неплохие результаты.
— Для офицера, сидящего в штабе, да. А он пойдет с нами в поход. Там от одного сантиметра зависит жизнь всей группы. Если не уберет врага первым выстрелом, тот успеет выстрелить в ответ, и тогда все. В лучшем случае будет труп.
— Почему в лучшем? — не понял Затонский.
— В худшем будет раненый, которого придется тащить на себе, — пояснил Асанов.
— У вас своя специфика, — признался Затонский, — наши люди все-таки меньше работают с оружием. Для наших применение оружия это почти провал. Больше ориентируемся на интеллект.
— Только не в Афганистане, — возразил Асанов, — там уже шестнадцать лет идет война. Выросло целое поколение, привыкшее к грохоту снарядов. Многие дети не умеют читать, но знают, как собрать автомат.
— Я помню, — кивнул Затонский, — но все равно наши люди имеют несколько другую специфику.
Асанов промолчал. На огневую позицию вышли одетые в маскировочные халаты двое сотрудников Затонского.
У женщины были собраны волосы под беретом. Они начали стрельбу.
Все трое внимательно следили за результатами офицеров СВР. Падерина стреляла блестяще, как лучшие курсанты Асанова. Он долго смотрел на результаты, затем опустил бинокль.
— Вот видите, генерал, вы напрасно обижаете своих людей. Стрелять они умеют.
— Я не говорил, что они не умеют, — отозвался польщенный Затонский, — я говорил, что им нужно пользоваться оружием как можно реже.
На позицию вернулся Машков. Он был вместе с Чутовым.
На этот раз Машков стрелял намного лучше. А Чутов дважды умудрился вообще промазать.
— Первый номер, — рявкнул в микрофон разгневанный Акбар, — срочно ко мне. Второй номер — неплохо.
— Что с ним случилось? — спросил раздосадованный Орлов. Ему тоже было неприятно видеть, как плохо стреляет офицер ГРУ.
— Не знаю. Он сегодня словно не в себе. Таких результатов у него никогда не было. Вчера проходили дважды зону. Все было нормально, — ответил Асанов, — может, устал? Переутомился?
В комнату наблюдателей вошел Чутов.
— Прибыл по вашему указанию, — на полигоне ГРУ не принято было представляться или говорить свое воинское звание.
— Что с вами случилось? — обратился к Чутову на «вы» генерал Асанов.
Старший лейтенант понял, что генерал рассержен.
— Простите, товарищ начальник курсов, — пробормотал он устало.
— Что случилось? — переспросил Асанов.
Чутов молчал.
— Можете говорить в присутствии этих товарищей, — показав на Орлова и Затонского, разрешил Асанов.
Старший лейтенант по-прежнему молчал. Только старался не смотреть своими опухшими покрасневшими глазами в лицо генералу.
— Руки, — крикнул вдруг Орлов, — покажите руки.
Чутов, недоумевая, поднял чуть трясущиеся руки.
— Все ясно, пил, мерзавец, — загрохотал Орлов, — пойдешь под трибунал, мать твою. И это лучший офицер. Таких людей, Акбар, ты еще можешь рекомендовать?
Асанов молча смотрел на Чутова.
— В чем дело? — мягко спросил он.
Старший лейтенант молча закусил губы. Его немного трясло, словно в лихорадке.
— Вы больны? — спросил Асанов.
— Нет, — вытянулся Чутов, — разрешите повторить стрельбу.
— Не разрешаю. Идите в свою комнату. Потом поговорим.
Чутов не успел выйти, как ь комнату вошел майор Машков.
— Разрешите?
— В чем дело? — Асанову начали надоедать сегодняшние сюрпризы его сотрудников.
— Разрешите поговорить с вами лично, — попросил Машков.
— Говорите здесь, — все-таки Асанов разозлился.
— Товарищ генерал! Прошу представить старшему лейтенанту Чутову недельный отпуск.
— Что? — не выдержал Орлов, — еще адвокатов нам не хватало. Развели бардак, понимаешь.
— Говорите, — Асанов уже понял, что случилось нечто серьезное.
— Сегодня ночью у старшего лейтенанта Чутова умерла жена в больнице, во время операции. Двое детей остались дома одни. Их взяла соседка, Акбар Алиевич, — очень тихо сказал Машков.
В комнате наступило молчание.
Орлов крякнул от неожиданности.
— Почему вы сразу не рассказали? — покачал головой Асанов.
— Я подал рапорт, товарищ генерал. Он у вас в кабинете, — ответил Чутов.
— Недели не хватит, — вздохнул Асанов, — даю вам один месяц. У вас есть кому оставить детей?
— Нет, товарищ генерал. Мы с женой детдомовские, — немного виновато ответил Чутов, — наверно, подам рапорт об увольнении.
— Идите, Чутов, — отпустил его генерал, — Машков, вы останьтесь.
— Стойте, — приказал Орлов и, помолчав, негромко попросил: — Извините меня, старший лейтенант, я не знал.
Чутов кивнул головой.
Когда за ним закрылась дверь, Орлов с досады ударил кулаком по столу.
— Вот парень, кремень. И ведь не говорил ничего.
— Машков, нужно помочь ему, — предложил генерал, — по-нашему обычаю.
— Взять вещмешок? — спросил Машков.
— Да.
Это был обычай, свято соблюдавшийся в элитарных группах военной разведки. В случае гибели товарища остальные собирали деньги для его семьи. При этом приносился вещмешок и каждый бросая туда деньги. С таким расчетом, чтобы не было видно, кто сколько дал. Считалось, что каждый дает в меру своих возможностей.
— Подождите, — остановил Машкова генерал Орлов, доставая из кармана все деньги, какие у него были. Зажав их в пятерню, он подошел к майору.
— Для его детей.
Затонский вытащил бумажник, достал деньги,
— От меня тоже.
Асанов кивнул Машкову.
— Зайдешь ко мне вечером. Оставь вещмешок в столовой, пусть ребята видят.
— Сделаю, товарищ генерал.
После ухода Машкова все долго молчали.
— Люди у вас отличные, — заметил Затонский, — и обычаи хорошие.
— Нужно будет заменять Чутова, — задумчиво произнес Асанов, — искать ему срочную замену.
— Не нужно, — возразил Затонский. — Из Москвы к нам завтра приедут еще два сотрудника, Семенов и Елагин. Они оба альпинисты, мастера спорта. Передаются вам для помощи в горах, во время перехода. Итого вас будет девять человек.
— Аналитики уже работают? — поинтересовался Орлов.
— И наши, и специалисты СВР, — пояснил Асанов, — у москвичей есть очень интересные наработки, думаю, они нам пригодятся.
— Нужно форсировать отправку группы, — Затонский посмотрел на полигон, где появились Рахимов и Чон Дин, — у нас очень мало времени. Через три дня вам нужно отправляться. Вы, генерал, все-таки очень храбрый человек.
X
Колонны танков, перейдя государственную границу, двигались в сторону Кабула по основной магистрали: Кундуз — Баглан — Чарикар — Кабул.
Сороковая армия входила в состав Туркестанского военного округа. Несколько усиленная за счет соседних округов армия, перешедшая границу, насчитывала более восьмидесяти тысяч солдат и офицеров. Позднее ее численность выросла и перевалила за сто тысяч.
Зима восьмидесятого в Афганистане выдалась спокойной, без привычных ветров и ураганов. Советские полки, получившие первоначальную задачу встать гарнизонами по всем крупнейшим городам страны, выполнили поставленную задачу довольно легко.
Все-таки прав оказался Андропов, а не Огарков. Афганская армия не оказывала во время вторжения почти никакого сопротивления. Деморализованная переворотом Амина и последующим заявлением Кармаля, запутавшаяся в громких социалистических лозунгах, не понимавшая целей и задач советского вторжения, афганская армия покорно приняла вторжение «шурави» — советов, как потом стали называть советские войска. Население тоже не оказывало большого сопротивления.
Неграмотные крестьяне и кочевники не совсем понимали, что нужно чужим танкам в их спокойной стране. Многие южные племена, мигрирующие по афгано-пакистанской границе, вообще не особенно интересовало, кто стоит у власти в Кабуле, какой режим, какие лозунги. Они вели достаточно автономный образ жизни, лишь формально подчиняясь центральной власти. В пустынях Регистана или Гармсера вместо законов применяли обычаи, зачастую основанные на нормах корана и житейской логики.
Но изменение ситуации афганцы почувствовали почти сразу. Через пять дней после вторжения советские войска вошли в Кандагар и двинулись на юг перекрывать границу, якобы от вмешательства извне. Сама утопичность этой идеи стала ясна уже в первые дни после вторжения. На многих участках южной границы вообще не было обозначений. Даже местные жители не всегда могли точно определить, где находится пакистанская сторона, а где афганская.
В горах, на северо-востоке, устанавливать пограничные посты было просто невозможно.
Конечно, можно было потратить десятки миллиардов рублей и в конце концов оборудовать всю, или почти всю границу Афганистана. Но если учесть, что территория этого государства была больше любой страны Европы, а общая протяженность границ трудно поддавалась учету и примерно равнялась длине всех южных границ Советского Союза, задача становилась не просто сложной, а невозможной.
Не все спокойно было и вокруг Афганистана. Еще 9 января Совет Безопасности принимает решение о созыве 6-й чрезвычайной специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН.
Ассамблея, собравшаяся уже на следующий день и заседавшая пять дней, рассматривает вопрос об агрессии Советского Союза в Афганистане.
Все ссылки советской стороны на договор 1978 года о дружбе и сотрудничестве вызывают просто дружный смех делегатов, знающих о привезенном из Чехословакии Бабраке Кармале, просившем на следующий день после вторжения ввести советские войска.
14 января после детального обсуждения вопроса сессия 104 голосами принимает резолюцию, в которой призывает «полностью вывести иностранные войска из Афганистана».
Проект резолюции внесен сразу семнадцатью странами, в том числе Пакистаном, понимающим, как нелегко иметь под боком советскую армию, и Египтом, разорвавшим после Кэмп-Дэвида почти все советско-египетские отношения.
Даже несмотря на такое внешнее единодушное осуждение, восемнадцать стран все-таки воздерживаются. Пример подает Финляндия, Президент которой Урхо Кекконен просто не желает портить отношения со своим великим соседом.
Еще восемнадцать стран голосуют против резолюций. Это самые близкие союзники, по существу сателлиты империи. Стоит вспомнить их поименно, чтобы понять, насколько резко мир был поделен на две части.
Это СССР, Украина, Белоруссия, Куба, Польша, Венгрия, ГДР, Румыния, Болгария, Вьетнам, Чехословакия, Лаос, Мозамбик, Ангола, Эфиопия, НДРЙ, сам Афганистан и, наконец, Гренада. Американцы запомнят это голосование и уже при Рейгане показательно накажут маленький стотысячный народ, совершив агрессию против страны, занимающей всего 344 квадратных километра.
Хотя логика в действиях Рейгана будет отчетливо просматриваться. Если можно СССР, почему нельзя нам? Мир был подобно улице, поделенной на две враждующие банды, каждая из которых устанавливала свои собственные правила игры на своей территории.
В самих Соединенных Штатах Президент Картер, теряющий очки в погоне на очередных президентских гонках, вынужден занять жесткую, почтя агрессивную позицию. Захваченные американские заложники в Иране и вторжение советских войск в Афганистан превращает огромный регион в зону антиамериканского действия.
Здесь уже не до риторики. А выступающий с крайне правых позиций кандидат республиканцев Рональд Рейган ставит это в вину администрации демократов.
В марте спохватившийся Президиум Революционного Совета Афганистана наконец ратифицирует ввод советских войск, словно в насмешку подтверждая их леги-тимность.
14 мая Бабрак Кармаль выступает с Заявлением о программе политического урегулирования вокруг Афганистана, явно подсказанной ему советниками с севера. Но войны еще нет. Неправда, что с первого дня весь афганский народ поднялся против захватчиков. Первые полтора-два года сонная, мирная, спокойная страна с недоумением и страхом глядела на непонятных «шурави». Да и солдаты вели себя спокойно по отношению к мирному населению, если не считать некоторых мелких стычек.
Самым убедительным примером является тот факт, что сам Бабрак Кармаль приезжает в СССР почти на три недели, разъезжая по стране с 16 октября по 4 ноября 1980 года.
Спустя несколько лет его преемник Наджибулла уже не сможет себе позволить отлучаться на такой длительный срок.
Но пока все спокойно. Активисты Народно-демократической партии продолжают обличать духовенство, говорят о социализме, призывают вступать в кооперативы. По совершенно идиотическому предложению кого-то из советских советников (история не сохранила нам имени этого уникального кретина) проводится даже конференция духовенства. Причем по выработанному графику после конференции молодежи, женщин (в исламской стране! Действительно кретины), представителей сельских кооперативов, даже писателей и журналистов.
Радостный Бабрак Кармаль с восторгом докладывает дорогому Леониду Ильичу при личной встрече об успехах социализма в его стране. А в это время уже проявляют недовольство сельские жители, которых насильно записывают в кооперативы, племенные образования, чьих женщин «избирают на конференции», наконец, духовенство, довольно нейтрально относившееся к событиям декабря 1979 года, и в соответствии с установками социалистического безбожия подвергаемое преследованиям и травле.
Спустя несколько дней после встречи с Брежневым Бабрака Кармаля привозят на юг страны в солнечный Тбилиси. Высокого гостя принимает кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, Первый секретарь ЦК КП Грузии, радушный хозяин и верный друг Эдуард Шеварднадзе. Какие тосты произносятся в этот день, какие здравницы звучат в честь друг друга, как угощают гостя!
Надо отметить, сам Шеварднадзе в тот день, 20 октября, пил меньше обычного. На следующий день он вылетел в Москву, где решался вопрос его старого приятеля, еще по комсомолу, Миши Горбачева.
А пока звучали радостные речи в честь приезда дорогих афганских гостей.
Ни Бабрак Кармаль и никто из сидевших в этот день за столом людей и не подозревали, что спустя девять лет именно министр иностранных дел Советского Союза, говоривший такие солнечные тосты за дружбу, член Политбюро ЦК КПСС Эдуард Шеварднадзе «сдаст» своих афганских друзей. Но это будет еще через девять лет.
А пока довольный Бабрак Кармаль, человек достаточно ничтожный, волею судеб оказавшийся на вершине власти, хвастун, пустомеля и немного авантюрист поднимает бокал с лучшим грузинским вином за здоровье хозяев встречи. ..
Через три дня Бабрака Кармаля будут принимать уже в Ленинграде. И невзрачный Романов, наводивший гораздо больший ужас на северную столицу империи, чем многие из его однофамильцев, будет так же радушно принимать гостя.
Бабрак Кармаль еще и не подозревает, что в его стране уже зреет, ширится недовольство, он продолжает свое изумительное турне по, империи, убежденный, что ее мощь гарантирует спокойствие и ему самому.
Дорого пришлось заплатить в том году за Афганистан. Нет, еще не было, или почти не было убитых и раненых, еще не началась полномасштабная партизанская война афганцев против своих неверных и «шурави», еще не заговорили пушки.
Но Олимпийские игры 1980 года, которые должны были стать триумфальным фейерверком побед советских спортсменов, своего рода выставкой достижений социалистического спорта и социалистического образа жизни, провалились. Лишь восемьдесят одна страна прислала своих представителей. Не было сильнейших сборных США и ФРГ. Отказались прислать свои делегации многие развивающиеся страны.
Американцы, конечно, тогда сжульничали. Они благополучно провели свою Олимпиаду 13-24 февраля 1980 года в Лейк-Плэсиде даже не заикнувшись о бойкоте. Олимпиаду выиграла сборная СССР. Американцы оказались на третьем месте, пропустив и сборную ГДР. Но вот после этой Олимпиады они вдруг вспомнили о бойкоте. И решили сорвать удовольствие Советам. Наивные люди.
Спустя четыре года, уже при Черненко, советская сборная, в свою очередь, не поедет в Америку на ХХШ Олимпийские игры. У старцев из Политбюро окажется хорошая память.
К концу восьмидесятого советских лидеров гораздо больше Афганистана будет волновать Польша. Внешне удачный опыт вторжения в южную страну и «памятная помощь» Венгрии в пятьдесят шестом и Чехословакии в шестьдесят восьмом, станет своего рода напоминанием о возможности наказания антисоциалистических элементов в Польше. Какой-то электрик Лех Валенса начнет устраивать забастовки, рабочие тысячами начнут выходить из профсоюзов, из партии.
В сентябре по прямому требованию из Москвы 6-й Пленум ЦК ПОРП уберет Э. Герека, слитком либерального и нерешительного, по мнению Москвы, политика.
Избранный на его место пятидесятитрехлетний Станислав Каня должен будет наводить порядок в стране. Первое, что сделает Каня, это посетит Советский Союз для получения руководящих указаний.
К тому времени Брежнев совместно с другими членами Политбюро, наконец, уберет строптивого Косыгина* , заменив его на своего ставленника, семидесятипятилетнего Николая Тихонова, представляющего так называемую «днепродзержинскую группу» соратников Генерального секретаря.
Наконец 4 ноября 1980 года на пост Президента Соединенных Штатов Америки будет избран Рональд Рейган, буквально разгромивший бесславно ушедшего Джимми Картера. Начнется новая эра в истории Америки.
А Шеварднадзе, конечно, успел прилететь на Октябрьский Пленум ЦК КПСС.
Обсуждались скучные доклады Председателя Госплана И. К. Байбакова и министра финансов В. Ф. Гарбузова о проектах плана и бюджета страны на будущий год.
В конце Пленума, как всегда, единогласно из кандидатов в члены Политбюро был переведен секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев.
Сороковая армия входила в состав Туркестанского военного округа. Несколько усиленная за счет соседних округов армия, перешедшая границу, насчитывала более восьмидесяти тысяч солдат и офицеров. Позднее ее численность выросла и перевалила за сто тысяч.
Зима восьмидесятого в Афганистане выдалась спокойной, без привычных ветров и ураганов. Советские полки, получившие первоначальную задачу встать гарнизонами по всем крупнейшим городам страны, выполнили поставленную задачу довольно легко.
Все-таки прав оказался Андропов, а не Огарков. Афганская армия не оказывала во время вторжения почти никакого сопротивления. Деморализованная переворотом Амина и последующим заявлением Кармаля, запутавшаяся в громких социалистических лозунгах, не понимавшая целей и задач советского вторжения, афганская армия покорно приняла вторжение «шурави» — советов, как потом стали называть советские войска. Население тоже не оказывало большого сопротивления.
Неграмотные крестьяне и кочевники не совсем понимали, что нужно чужим танкам в их спокойной стране. Многие южные племена, мигрирующие по афгано-пакистанской границе, вообще не особенно интересовало, кто стоит у власти в Кабуле, какой режим, какие лозунги. Они вели достаточно автономный образ жизни, лишь формально подчиняясь центральной власти. В пустынях Регистана или Гармсера вместо законов применяли обычаи, зачастую основанные на нормах корана и житейской логики.
Но изменение ситуации афганцы почувствовали почти сразу. Через пять дней после вторжения советские войска вошли в Кандагар и двинулись на юг перекрывать границу, якобы от вмешательства извне. Сама утопичность этой идеи стала ясна уже в первые дни после вторжения. На многих участках южной границы вообще не было обозначений. Даже местные жители не всегда могли точно определить, где находится пакистанская сторона, а где афганская.
В горах, на северо-востоке, устанавливать пограничные посты было просто невозможно.
Конечно, можно было потратить десятки миллиардов рублей и в конце концов оборудовать всю, или почти всю границу Афганистана. Но если учесть, что территория этого государства была больше любой страны Европы, а общая протяженность границ трудно поддавалась учету и примерно равнялась длине всех южных границ Советского Союза, задача становилась не просто сложной, а невозможной.
Не все спокойно было и вокруг Афганистана. Еще 9 января Совет Безопасности принимает решение о созыве 6-й чрезвычайной специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН.
Ассамблея, собравшаяся уже на следующий день и заседавшая пять дней, рассматривает вопрос об агрессии Советского Союза в Афганистане.
Все ссылки советской стороны на договор 1978 года о дружбе и сотрудничестве вызывают просто дружный смех делегатов, знающих о привезенном из Чехословакии Бабраке Кармале, просившем на следующий день после вторжения ввести советские войска.
14 января после детального обсуждения вопроса сессия 104 голосами принимает резолюцию, в которой призывает «полностью вывести иностранные войска из Афганистана».
Проект резолюции внесен сразу семнадцатью странами, в том числе Пакистаном, понимающим, как нелегко иметь под боком советскую армию, и Египтом, разорвавшим после Кэмп-Дэвида почти все советско-египетские отношения.
Даже несмотря на такое внешнее единодушное осуждение, восемнадцать стран все-таки воздерживаются. Пример подает Финляндия, Президент которой Урхо Кекконен просто не желает портить отношения со своим великим соседом.
Еще восемнадцать стран голосуют против резолюций. Это самые близкие союзники, по существу сателлиты империи. Стоит вспомнить их поименно, чтобы понять, насколько резко мир был поделен на две части.
Это СССР, Украина, Белоруссия, Куба, Польша, Венгрия, ГДР, Румыния, Болгария, Вьетнам, Чехословакия, Лаос, Мозамбик, Ангола, Эфиопия, НДРЙ, сам Афганистан и, наконец, Гренада. Американцы запомнят это голосование и уже при Рейгане показательно накажут маленький стотысячный народ, совершив агрессию против страны, занимающей всего 344 квадратных километра.
Хотя логика в действиях Рейгана будет отчетливо просматриваться. Если можно СССР, почему нельзя нам? Мир был подобно улице, поделенной на две враждующие банды, каждая из которых устанавливала свои собственные правила игры на своей территории.
В самих Соединенных Штатах Президент Картер, теряющий очки в погоне на очередных президентских гонках, вынужден занять жесткую, почтя агрессивную позицию. Захваченные американские заложники в Иране и вторжение советских войск в Афганистан превращает огромный регион в зону антиамериканского действия.
Здесь уже не до риторики. А выступающий с крайне правых позиций кандидат республиканцев Рональд Рейган ставит это в вину администрации демократов.
В марте спохватившийся Президиум Революционного Совета Афганистана наконец ратифицирует ввод советских войск, словно в насмешку подтверждая их леги-тимность.
14 мая Бабрак Кармаль выступает с Заявлением о программе политического урегулирования вокруг Афганистана, явно подсказанной ему советниками с севера. Но войны еще нет. Неправда, что с первого дня весь афганский народ поднялся против захватчиков. Первые полтора-два года сонная, мирная, спокойная страна с недоумением и страхом глядела на непонятных «шурави». Да и солдаты вели себя спокойно по отношению к мирному населению, если не считать некоторых мелких стычек.
Самым убедительным примером является тот факт, что сам Бабрак Кармаль приезжает в СССР почти на три недели, разъезжая по стране с 16 октября по 4 ноября 1980 года.
Спустя несколько лет его преемник Наджибулла уже не сможет себе позволить отлучаться на такой длительный срок.
Но пока все спокойно. Активисты Народно-демократической партии продолжают обличать духовенство, говорят о социализме, призывают вступать в кооперативы. По совершенно идиотическому предложению кого-то из советских советников (история не сохранила нам имени этого уникального кретина) проводится даже конференция духовенства. Причем по выработанному графику после конференции молодежи, женщин (в исламской стране! Действительно кретины), представителей сельских кооперативов, даже писателей и журналистов.
Радостный Бабрак Кармаль с восторгом докладывает дорогому Леониду Ильичу при личной встрече об успехах социализма в его стране. А в это время уже проявляют недовольство сельские жители, которых насильно записывают в кооперативы, племенные образования, чьих женщин «избирают на конференции», наконец, духовенство, довольно нейтрально относившееся к событиям декабря 1979 года, и в соответствии с установками социалистического безбожия подвергаемое преследованиям и травле.
Спустя несколько дней после встречи с Брежневым Бабрака Кармаля привозят на юг страны в солнечный Тбилиси. Высокого гостя принимает кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, Первый секретарь ЦК КП Грузии, радушный хозяин и верный друг Эдуард Шеварднадзе. Какие тосты произносятся в этот день, какие здравницы звучат в честь друг друга, как угощают гостя!
Надо отметить, сам Шеварднадзе в тот день, 20 октября, пил меньше обычного. На следующий день он вылетел в Москву, где решался вопрос его старого приятеля, еще по комсомолу, Миши Горбачева.
А пока звучали радостные речи в честь приезда дорогих афганских гостей.
Ни Бабрак Кармаль и никто из сидевших в этот день за столом людей и не подозревали, что спустя девять лет именно министр иностранных дел Советского Союза, говоривший такие солнечные тосты за дружбу, член Политбюро ЦК КПСС Эдуард Шеварднадзе «сдаст» своих афганских друзей. Но это будет еще через девять лет.
А пока довольный Бабрак Кармаль, человек достаточно ничтожный, волею судеб оказавшийся на вершине власти, хвастун, пустомеля и немного авантюрист поднимает бокал с лучшим грузинским вином за здоровье хозяев встречи. ..
Через три дня Бабрака Кармаля будут принимать уже в Ленинграде. И невзрачный Романов, наводивший гораздо больший ужас на северную столицу империи, чем многие из его однофамильцев, будет так же радушно принимать гостя.
Бабрак Кармаль еще и не подозревает, что в его стране уже зреет, ширится недовольство, он продолжает свое изумительное турне по, империи, убежденный, что ее мощь гарантирует спокойствие и ему самому.
Дорого пришлось заплатить в том году за Афганистан. Нет, еще не было, или почти не было убитых и раненых, еще не началась полномасштабная партизанская война афганцев против своих неверных и «шурави», еще не заговорили пушки.
Но Олимпийские игры 1980 года, которые должны были стать триумфальным фейерверком побед советских спортсменов, своего рода выставкой достижений социалистического спорта и социалистического образа жизни, провалились. Лишь восемьдесят одна страна прислала своих представителей. Не было сильнейших сборных США и ФРГ. Отказались прислать свои делегации многие развивающиеся страны.
Американцы, конечно, тогда сжульничали. Они благополучно провели свою Олимпиаду 13-24 февраля 1980 года в Лейк-Плэсиде даже не заикнувшись о бойкоте. Олимпиаду выиграла сборная СССР. Американцы оказались на третьем месте, пропустив и сборную ГДР. Но вот после этой Олимпиады они вдруг вспомнили о бойкоте. И решили сорвать удовольствие Советам. Наивные люди.
Спустя четыре года, уже при Черненко, советская сборная, в свою очередь, не поедет в Америку на ХХШ Олимпийские игры. У старцев из Политбюро окажется хорошая память.
К концу восьмидесятого советских лидеров гораздо больше Афганистана будет волновать Польша. Внешне удачный опыт вторжения в южную страну и «памятная помощь» Венгрии в пятьдесят шестом и Чехословакии в шестьдесят восьмом, станет своего рода напоминанием о возможности наказания антисоциалистических элементов в Польше. Какой-то электрик Лех Валенса начнет устраивать забастовки, рабочие тысячами начнут выходить из профсоюзов, из партии.
В сентябре по прямому требованию из Москвы 6-й Пленум ЦК ПОРП уберет Э. Герека, слитком либерального и нерешительного, по мнению Москвы, политика.
Избранный на его место пятидесятитрехлетний Станислав Каня должен будет наводить порядок в стране. Первое, что сделает Каня, это посетит Советский Союз для получения руководящих указаний.
К тому времени Брежнев совместно с другими членами Политбюро, наконец, уберет строптивого Косыгина* , заменив его на своего ставленника, семидесятипятилетнего Николая Тихонова, представляющего так называемую «днепродзержинскую группу» соратников Генерального секретаря.
Наконец 4 ноября 1980 года на пост Президента Соединенных Штатов Америки будет избран Рональд Рейган, буквально разгромивший бесславно ушедшего Джимми Картера. Начнется новая эра в истории Америки.
А Шеварднадзе, конечно, успел прилететь на Октябрьский Пленум ЦК КПСС.
Обсуждались скучные доклады Председателя Госплана И. К. Байбакова и министра финансов В. Ф. Гарбузова о проектах плана и бюджета страны на будущий год.
В конце Пленума, как всегда, единогласно из кандидатов в члены Политбюро был переведен секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев.
XI
Они впервые собрались вместе. Все девять человек. Орлов и Затонский по просьбе Асанова не участвовали в этой первой встрече. Он оглядел свою группу. Все молча ждали его первых слов.
— Прямо мини-Советский Союз, — пошутил генерал, — все нации и народности.
И сразу спало напряжение. Все заулыбались, задвигали стульями. Собравшиеся впервые внимательно разглядывали друг друга. Самым старшим и опытным после Асанова был подполковник Рахимов.
Генерал знал его уже более десяти лет. Выдержка, собранность, умение быстро принять правильное решение, отличные аналитические способности; Рахимов вполне мог возглавить группу. И может спасти, вывести группу в случае смерти самого Асанова.
Сидевшая в углу подполковник Падерина формально была третьим человеком в группе по своему воинскому званию, хотя Асанов не хотел об этом думать. Она снова распустила свои винные волосы и, хотя сидела в маскировочном костюме, имела вид далеко не походный. Но остричь волосы нельзя — это Асанов знал хорошо.
Первым он представил Рахимова — как своего заместителя. Чуть помедлив, представил Падерину как второго заместителя. От него не укрылось, с каким любопытством глядели на подполковника внешней разведки его офицеры. Третьим заместителем он назвал майора Машкова.
Следующим шел прилетевший вчера майор Константин Семенов. Якут по национальности, Семенов имел характерный разрез глаз и темные волосы, большой, чуть придавленный нос, узкие губы. Небольшого роста, он удивительно мягко передвигался, словно уже находился в горах.
— Прямо мини-Советский Союз, — пошутил генерал, — все нации и народности.
И сразу спало напряжение. Все заулыбались, задвигали стульями. Собравшиеся впервые внимательно разглядывали друг друга. Самым старшим и опытным после Асанова был подполковник Рахимов.
Генерал знал его уже более десяти лет. Выдержка, собранность, умение быстро принять правильное решение, отличные аналитические способности; Рахимов вполне мог возглавить группу. И может спасти, вывести группу в случае смерти самого Асанова.
Сидевшая в углу подполковник Падерина формально была третьим человеком в группе по своему воинскому званию, хотя Асанов не хотел об этом думать. Она снова распустила свои винные волосы и, хотя сидела в маскировочном костюме, имела вид далеко не походный. Но остричь волосы нельзя — это Асанов знал хорошо.
Первым он представил Рахимова — как своего заместителя. Чуть помедлив, представил Падерину как второго заместителя. От него не укрылось, с каким любопытством глядели на подполковника внешней разведки его офицеры. Третьим заместителем он назвал майора Машкова.
Следующим шел прилетевший вчера майор Константин Семенов. Якут по национальности, Семенов имел характерный разрез глаз и темные волосы, большой, чуть придавленный нос, узкие губы. Небольшого роста, он удивительно мягко передвигался, словно уже находился в горах.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента