Страница:
И поднялся со стула.
– Разрешите идти?
– Идите, – разрешил министр, и, когда начальник ГРУ вышел, он еще успел подумать о том, что американцы по-прежнему не унимаются, пытаясь проверить все возможное и невозможное в их стране. Через пять минут появившиеся в его кабинете генералы получили строгий приказ о перебазировании контейнера с вирусом ЗНХ из подземного бункера «коллекции» в другое место. Обоим генералам министр разъяснил, что скоро начнется проверка хранилища американцами и рисковать в подобных случаях не стоит. Масликов сосредоточенно кивнул головой. Он не любил задавать лишних вопросов. И вообще не любил суетиться. А генерал Лебедев, напротив, выглядел чрезвычайно расстроенным. И даже пытался возражать, объясняя, как важно провести последнюю серию испытаний именно в лабораторных условиях хранилища.
Но министр уже не желал слушать никаких возражений. Еще не хватает международного скандала из-за этой мерзости, с возмущением думал министр. Они разводят какие-то вирусы, а нам потом придется объясняться в ООН, почему мы нарушаем свои собственные договоры. Нет, Лодынин все-таки умный мужик. Нужно будет убрать эти вирусы подальше от Москвы.
А потом можно будет их вернуть обратно. Наверняка и у американцев есть подобные разработки.
Просто прищуриваются, делая вид, что ни о чем подобном никогда не слышали. Он подумал, что к этому вопросу больше никогда не вернется. И когда генералы вышли, уже забыл о нем, занимаясь другими проблемами. Он тогда и не подозревал, что навлекает на свою голову страшный кошмар, какой не мог присниться и в самом тяжком сне.
Министр услышал шум вертолетов. Наконец-то, с облегчением подумал он, снова посмотрев на часы. Они появились точно по графику. Это его как-то взбодрило. Может, и в остальном все не так плохо. И им удастся найти этот проклятый контейнер еще до того, как террористы поймут, что именно они захватили.
Вертолеты садились на площадку.
– Пошли, – сказал он своему помощнику и поспешил первым к уже приземлявшимся машинам.
Москва. 8 часов 43 минуты
Москва. 9 часов 05 минут
– Разрешите идти?
– Идите, – разрешил министр, и, когда начальник ГРУ вышел, он еще успел подумать о том, что американцы по-прежнему не унимаются, пытаясь проверить все возможное и невозможное в их стране. Через пять минут появившиеся в его кабинете генералы получили строгий приказ о перебазировании контейнера с вирусом ЗНХ из подземного бункера «коллекции» в другое место. Обоим генералам министр разъяснил, что скоро начнется проверка хранилища американцами и рисковать в подобных случаях не стоит. Масликов сосредоточенно кивнул головой. Он не любил задавать лишних вопросов. И вообще не любил суетиться. А генерал Лебедев, напротив, выглядел чрезвычайно расстроенным. И даже пытался возражать, объясняя, как важно провести последнюю серию испытаний именно в лабораторных условиях хранилища.
Но министр уже не желал слушать никаких возражений. Еще не хватает международного скандала из-за этой мерзости, с возмущением думал министр. Они разводят какие-то вирусы, а нам потом придется объясняться в ООН, почему мы нарушаем свои собственные договоры. Нет, Лодынин все-таки умный мужик. Нужно будет убрать эти вирусы подальше от Москвы.
А потом можно будет их вернуть обратно. Наверняка и у американцев есть подобные разработки.
Просто прищуриваются, делая вид, что ни о чем подобном никогда не слышали. Он подумал, что к этому вопросу больше никогда не вернется. И когда генералы вышли, уже забыл о нем, занимаясь другими проблемами. Он тогда и не подозревал, что навлекает на свою голову страшный кошмар, какой не мог присниться и в самом тяжком сне.
Министр услышал шум вертолетов. Наконец-то, с облегчением подумал он, снова посмотрев на часы. Они появились точно по графику. Это его как-то взбодрило. Может, и в остальном все не так плохо. И им удастся найти этот проклятый контейнер еще до того, как террористы поймут, что именно они захватили.
Вертолеты садились на площадку.
– Пошли, – сказал он своему помощнику и поспешил первым к уже приземлявшимся машинам.
Москва. 8 часов 43 минуты
К зданию Министерства обороны, несмотря на раннее утро воскресного дня, продолжали подъезжать автомобили. Ошалевшие дежурные с испугом и подозрением смотрели, как один за другим поднимаются вызванные генералы к министру обороны. Да и сам министр, появившийся здесь пятнадцать минут назад, был явно не в настроении. Нескольких генералов, которых обязаны были найти, просто не было на местах. Никто не мог даже предположить, что в этот воскресный день они могут понадобиться министру обороны. На пятом этаже здания, где размещался кабинет самого министра, царила легкая паника.
К девяти часам утра появился начальник аппарата Министерства обороны генерал Квашов. Его особенно не любили в аппарате министерства за грубый, жесткий характер и постоянные придирки. Размахивая руками, он, как обычно, прошел мимо дежурных офицеров, даже не спросив у них разрешения, и вошел в кабинет министра.
В кабинете самого министра обороны к этому времени уже собрались несколько генералов. Вошедший Квашов отметил начальника Генерального штаба генерала армии Колесова, у которого было утомленное, заспанное лицо.
Очевидно, он, как обычно, заснул под утро и его разбудили телефонным звонком, вынудив приехать в это воскресное утро в Министерство обороны. Рядом с ним стоял руководитель ГРУ генерал Лодынин. Они стояли в стороне и обсуждали какую-то важную проблему. Даже если не столь срочный вызов, Квашов все равно обязан был встревожиться. У генералов, стоявших в кабинете, он никогда не видел подобного выражения лиц. И он испуганно подумал о самом худшем, что могло бы произойти.
Сам министр сидел за столом, отрешенно смотря перед собой. Ждали какого-то генерала Лебедева. Квашов насторожился. Он никогда не слышал о таком генерале и поэтому немного настороженно всматривался в лица присутствующих. Неужели кто-то из офицеров сумел получить генеральское звание, минуя его канцелярию? Он никогда не слышал о таком генерале. И чем занимается этот неизвестный Лебедев, если о нем никто не знает? Хотя, с другой стороны, это неудивительно, так как он сам работает руководителем аппарата всего третий месяц. Может, он просто не успел еще познакомиться с этим важным генералом.
В кабинете министра, кроме Колесова и Лодынина, присутствовали еще несколько генералов, принадлежавших к высшему руководству министерства. Это были заместитель министра, генерал армии Орлов, начальник двенадцатого управления Министерства обороны генерал-полковник Масликов, руководитель военной контрразведки генерал-полковник Семенов.
Что они все делали в это воскресное утро в кабинете министра обороны, Квашов не знал.
И это было самое неприятное. Или его решили обойти и в этом вопросе, или действительно случилось нечто непредвиденное.
Он прошел к столу и сел на свободный стул в полной уверенности, что происходит нечто невероятное. Но расспрашивать сейчас, в подобной обстановке, он посчитал ниже своего достоинства. Он видел лицо самого министра и понимал, как он нервничает. Видел и лица остальных генералов. А рисковать и расспрашивать их означало расписаться в своем полном неведении, что было для него равносильно серьезному поражению. Все-таки руководитель аппарата министерства обязан знать, что происходит в самом министерстве в воскресенье утром, если сюда собралось столько генералов.
Искали не только неизвестного ему генерала Лебедева, но и первого заместителя министра Колошина, который был единственным штатским среди высшего руководства министерства. Он осуществлял обычную координацию действий министерства с другими ведомствами. Но его помощник виновато отвечал, что Колошин уехал на рыбалку и будет только после трех часов дня.
Нетерпеливый министр, которому доложили об отсутствии Колошина, закричал, уже не сдерживаясь:
– Найдите его где-нибудь, черт бы вас всех побрал! Разыщите из-под земли. Пусть срочно приедет.
И только тогда генерал Квашов осознал, что происходит нечто не просто чрезвычайное.
Случилось что-то очень страшное, если все собравшиеся здесь генералы прячут глаза, стараясь ничего не говорить. Из приемной осторожно вошел дежурный офицер. В это раннее утро воскресного дня не было даже помощника министра обороны, который тоже отдыхал где-то за городом. Офицер стоял у входа, не решаясь говорить.
– Что случилось? – недовольным тоном спросил министр.
– Приехали Зароков и Борисов, – доложил офицер.
Кто такой Борисов? – снова тревожно подумал Квашов. Что вообще тут происходит?
Кто пускает всех этих офицеров и генералов к министру? Почему он ничего не знает? Хотя нет, генерала Зарокова он знает. Это командующий химическими войсками страны. Но почему он вызван так рано вместе с другими генералами сюда? И кто такой Борисов? Дежурный офицер вышел из кабинета, напоминавшего скорее небольшой тронный зал, чем обычную комнату. Министр обвел взглядом стоявших генералов.
– Чего вы все стоите? – буркнул он. – Садитесь. Сергей Андреевич, вы не возражаете, если доклад вашего офицера услышим мы все? – спросил он у генерала Семенова.
Контрразведчик, прошедший к столу, очень недовольно покосился на сидевшего рядом с ним генерала Квашова, но не осмелился возражать, кивнув головой. С правой стороны стола сидели Колесов и Лодынин. У них были особенно мрачные лица, словно именно они вдвоем были виноваты в том, что всех генералов вызвали сюда в такое время. Напротив них за длинным столом сидели Орлов, Семенов и Масликов. Сам Квашов сидел между заместителем министра обороны Орловым, единственным человеком в министерстве, с которым у него были хорошие отношения, и Семеновым, руководителем военной контрразведки страны, с которым у него были очень плохие отношения. Он ни секунды не сомневался, что, будучи всего лишь генерал-майором по своему воинскому званию, да и то получив его всего три месяца назад, имеет право давать указания генерал-полковнику Семенову и генерал-лейтенанту Лодынину, которые, по его мнению, всегда проявляли излишнюю строптивость.
В министерстве не любили офицеров ГРУ, считая их слишком самостоятельными, но еще больше не любили представителей военной контрразведки. После того как последний министр обороны был снят с огромным скандалом, из армии уволили десятка два генералов за их приватные разговоры в комнате отдыха министра.
Только через некоторое время контрразведчики установили, что в этой комнате было установлено специальное устройство для прослушивания. Для всех так и осталось загадкой, кто именно мог это сделать: ФСБ, традиционно следившая за всеми, ФАПСИ, у которых была самая совершенная аппаратура, или Служба охраны Президента, которая также традиционно подозревала всех в заговоре, направленном против Президента. После этого в аппарате министерства стали откровенно недолюбливать всех контрразведчиков.
В кабинет вошли двое. Первого генерал Квашов знал. Это был генерал Зароков, невыспавшийся, небритый, с красными от волнения глазами. У него был такой помятый вид, что даже наличие парадного мундира, непонятно почему надетого в это воскресное утро, не вызывало никаких ассоциаций, кроме жалости.
Вдобавок ко всему парадный мундир был перепачкан и кое-где виднелись следы затертой грязи. За ним шел невысокий плотный мужчина лет сорока пяти. Увидев такое количество высших руководителей страны, он явно смутился. Но продолжал молча стоять, ожидая разрешения пройти ближе к столу.
– Вы что, Зароков, – грозно спросил министр, игнорируя второго вошедшего, – совсем с ума сошли? Что за цирк? Почему вы в парадном мундире?
– Я прилетел с дачи, товарищ министр, – убитым голосом доложил Зароков, – у меня не было там другого мундира. Прошу меня извинить.
Министр вспомнил, что сам прилетел с дачи и был одет в штатское. Поэтому не стал больше ничего спрашивать. И вообще распространяться на эту тему.
– Садитесь, – неприязненно посмотрев на вошедших, разрешил он обоим гостям. Борисов осторожно подошел к столу. Он тоже был в штатском. И сел только после того, как рядом сел генерал Зароков.
– Кто будет говорить? – невесело спросил министр.
Неизвестный генералу Квашову офицер в штатском сразу вскочил с места.
– Полковник Борисов, – коротко доложил он.
– Это мы знаем, – нетерпеливо заметил министр. – Докладывайте, что вы там нашли?
Борисов положил на стол папку, получил в поддержку одобряющий кивок генерала Семенова и начал докладывать:
– Осмотр места происшествия позволяет предположить, что нападение было тщательно спланировано и подготовлено. Для участия в нападении была заранее похищена автомашина ГАИ. Трупы убитых офицеров пока не обнаружены. Нами отрабатывается версия о возможной причастности одного или обоих офицеров милиции к этому нападению. По словам свидетелей, стрелявшие были одеты в милицейскую форму, что несколько смутило охрану и позволило нападавшим воспользоваться эффектом неожиданного нападения.
– В МВД сообщили? – сквозь зубы спросил министр.
– Конечно. Их представители уже работают на месте.
Министр сжал губы. Если обо всем знает министр МВД, значит, скоро узнает и Президент. Но, ничего не сказав, кивнул головой, словно разрешая продолжить доклад.
– Нападение было совершено примерно полтора часа назад. Колонна двигалась к аэродрому, когда была остановлена автомашиной ГАИ, – продолжал полковник Борисов. – Террористы использовали для нападения гранатометы. Руководитель группы сопровождения капитан Панченко тяжело ранен и сейчас находится в госпитале. По словам врачей, уже через несколько часов можно будет с ним поговорить. Там дежурят наши сотрудники. Подполковник Мисин, руководитель группы сопровождения ГАИ, уже дает показания нашим сотрудникам. Во время нападения убито восемь человек. Пятеро ранены, из них трое очень тяжело, в том числе руководитель группы, непосредственно осуществлявшей перевозку контейнера, подполковник Ваганов.
Наступило молчание.
– Нападавшие никого не потеряли? – спросил министр.
– У них трое убитых. Мы вместе с криминалистами МВД пытаемся сейчас идентифицировать трупы, но пока ничего конкретного.
С момента нападения прошло не так много времени. У погибших изуродованы лица. Перед тем как исчезнуть с места происшествия, террористы сделали контрольные выстрелы в лица погибших. Через несколько часов мы будем иметь более подробную информацию.
– Через несколько часов, – уже не сдерживаясь, прошипел министр обороны, – через несколько часов об этом будет знать весь мир.
Вы хоть понимаете, полковник, что именно они похитили?
Борисов молчал. Тяжело вздохнув, Зароков поднялся и встал рядом с ним.
– Мы все понимаем, товарищ министр обороны. Начаты интенсивные поиски по всем направлениям. Я приказал собрать всех старших офицеров, находящихся в Москве. Мы понимаем, насколько опасная и серьезная ситуация сложилась после захвата контейнера. Мы все понимаем, товарищ министр.
Несмотря на то что после августовских событий девяносто первого года прошло уже достаточно много времени, в Российской Армии по-прежнему обращались друг к другу со словами «товарищ генерал» и «товарищ министр».
Слово «господин» здесь как-то не приживалось.
– Контейнер можно вскрыть без участия ваших людей? – строго спросил министр.
– Можно, товарищ генерал.
– Да какого хрена вы тут делаете? – снова взорвался министр. – У вас скоро вся Москва передохнет.
Снова повисло тяжелое молчание. Испуганный Квашов, только начавший осознавать, что именно происходит, заметил, как вытирает пот дрожащими руками генерал Колосов. И эти дрожащие руки начальника Генерального штаба окончательно добили Квашова. Он уже понял, что речь идет о каком-то химическом или биологическом оружии, попавшем в руки террористов. Министр, недовольный на себя за свой срыв, отвернулся и, глядя в сторону, спросил у Борисова:
– Полковник, у вас все?
– Так точно.
– У кого есть вопросы? – спросил министр, все также не поворачивая головы.
– Разрешите? – услышал он голос начальника ГРУ генерала Лодынина.
– Да, – наконец повернул голову министр.
– Что случилось с офицерами группы Ваганова? – спросил Лодынин.
Зароков нахмурился, словно спросили о самом неприятном.
Борисов молча смотрел на него, не решаясь ничего говорить в присутствии старшего по званию. Молчание грозило затянуться.
– Подполковник Ваганов тяжело ранен, – доложил наконец генерал, стараясь ни на кого не смотреть, – капитан Буркалов убит. Третий член группы – майор Сизов – не найден во время осмотра места происшествия. Ни живым. Ни мертвым. И до сих пор не объявлялся.
В кабинете повисло молчащие. Зловещее молчание.
– Так, – с трудом сдерживая гнев, подвел итог министр обороны, – значит, совершено не просто нападение. Ваш офицер сбежал вместе с контейнером. Поздравляю вас, генерал Зароков. Это действительно самая важная новость из всего сказанного вами.
К девяти часам утра появился начальник аппарата Министерства обороны генерал Квашов. Его особенно не любили в аппарате министерства за грубый, жесткий характер и постоянные придирки. Размахивая руками, он, как обычно, прошел мимо дежурных офицеров, даже не спросив у них разрешения, и вошел в кабинет министра.
В кабинете самого министра обороны к этому времени уже собрались несколько генералов. Вошедший Квашов отметил начальника Генерального штаба генерала армии Колесова, у которого было утомленное, заспанное лицо.
Очевидно, он, как обычно, заснул под утро и его разбудили телефонным звонком, вынудив приехать в это воскресное утро в Министерство обороны. Рядом с ним стоял руководитель ГРУ генерал Лодынин. Они стояли в стороне и обсуждали какую-то важную проблему. Даже если не столь срочный вызов, Квашов все равно обязан был встревожиться. У генералов, стоявших в кабинете, он никогда не видел подобного выражения лиц. И он испуганно подумал о самом худшем, что могло бы произойти.
Сам министр сидел за столом, отрешенно смотря перед собой. Ждали какого-то генерала Лебедева. Квашов насторожился. Он никогда не слышал о таком генерале и поэтому немного настороженно всматривался в лица присутствующих. Неужели кто-то из офицеров сумел получить генеральское звание, минуя его канцелярию? Он никогда не слышал о таком генерале. И чем занимается этот неизвестный Лебедев, если о нем никто не знает? Хотя, с другой стороны, это неудивительно, так как он сам работает руководителем аппарата всего третий месяц. Может, он просто не успел еще познакомиться с этим важным генералом.
В кабинете министра, кроме Колесова и Лодынина, присутствовали еще несколько генералов, принадлежавших к высшему руководству министерства. Это были заместитель министра, генерал армии Орлов, начальник двенадцатого управления Министерства обороны генерал-полковник Масликов, руководитель военной контрразведки генерал-полковник Семенов.
Что они все делали в это воскресное утро в кабинете министра обороны, Квашов не знал.
И это было самое неприятное. Или его решили обойти и в этом вопросе, или действительно случилось нечто непредвиденное.
Он прошел к столу и сел на свободный стул в полной уверенности, что происходит нечто невероятное. Но расспрашивать сейчас, в подобной обстановке, он посчитал ниже своего достоинства. Он видел лицо самого министра и понимал, как он нервничает. Видел и лица остальных генералов. А рисковать и расспрашивать их означало расписаться в своем полном неведении, что было для него равносильно серьезному поражению. Все-таки руководитель аппарата министерства обязан знать, что происходит в самом министерстве в воскресенье утром, если сюда собралось столько генералов.
Искали не только неизвестного ему генерала Лебедева, но и первого заместителя министра Колошина, который был единственным штатским среди высшего руководства министерства. Он осуществлял обычную координацию действий министерства с другими ведомствами. Но его помощник виновато отвечал, что Колошин уехал на рыбалку и будет только после трех часов дня.
Нетерпеливый министр, которому доложили об отсутствии Колошина, закричал, уже не сдерживаясь:
– Найдите его где-нибудь, черт бы вас всех побрал! Разыщите из-под земли. Пусть срочно приедет.
И только тогда генерал Квашов осознал, что происходит нечто не просто чрезвычайное.
Случилось что-то очень страшное, если все собравшиеся здесь генералы прячут глаза, стараясь ничего не говорить. Из приемной осторожно вошел дежурный офицер. В это раннее утро воскресного дня не было даже помощника министра обороны, который тоже отдыхал где-то за городом. Офицер стоял у входа, не решаясь говорить.
– Что случилось? – недовольным тоном спросил министр.
– Приехали Зароков и Борисов, – доложил офицер.
Кто такой Борисов? – снова тревожно подумал Квашов. Что вообще тут происходит?
Кто пускает всех этих офицеров и генералов к министру? Почему он ничего не знает? Хотя нет, генерала Зарокова он знает. Это командующий химическими войсками страны. Но почему он вызван так рано вместе с другими генералами сюда? И кто такой Борисов? Дежурный офицер вышел из кабинета, напоминавшего скорее небольшой тронный зал, чем обычную комнату. Министр обвел взглядом стоявших генералов.
– Чего вы все стоите? – буркнул он. – Садитесь. Сергей Андреевич, вы не возражаете, если доклад вашего офицера услышим мы все? – спросил он у генерала Семенова.
Контрразведчик, прошедший к столу, очень недовольно покосился на сидевшего рядом с ним генерала Квашова, но не осмелился возражать, кивнув головой. С правой стороны стола сидели Колесов и Лодынин. У них были особенно мрачные лица, словно именно они вдвоем были виноваты в том, что всех генералов вызвали сюда в такое время. Напротив них за длинным столом сидели Орлов, Семенов и Масликов. Сам Квашов сидел между заместителем министра обороны Орловым, единственным человеком в министерстве, с которым у него были хорошие отношения, и Семеновым, руководителем военной контрразведки страны, с которым у него были очень плохие отношения. Он ни секунды не сомневался, что, будучи всего лишь генерал-майором по своему воинскому званию, да и то получив его всего три месяца назад, имеет право давать указания генерал-полковнику Семенову и генерал-лейтенанту Лодынину, которые, по его мнению, всегда проявляли излишнюю строптивость.
В министерстве не любили офицеров ГРУ, считая их слишком самостоятельными, но еще больше не любили представителей военной контрразведки. После того как последний министр обороны был снят с огромным скандалом, из армии уволили десятка два генералов за их приватные разговоры в комнате отдыха министра.
Только через некоторое время контрразведчики установили, что в этой комнате было установлено специальное устройство для прослушивания. Для всех так и осталось загадкой, кто именно мог это сделать: ФСБ, традиционно следившая за всеми, ФАПСИ, у которых была самая совершенная аппаратура, или Служба охраны Президента, которая также традиционно подозревала всех в заговоре, направленном против Президента. После этого в аппарате министерства стали откровенно недолюбливать всех контрразведчиков.
В кабинет вошли двое. Первого генерал Квашов знал. Это был генерал Зароков, невыспавшийся, небритый, с красными от волнения глазами. У него был такой помятый вид, что даже наличие парадного мундира, непонятно почему надетого в это воскресное утро, не вызывало никаких ассоциаций, кроме жалости.
Вдобавок ко всему парадный мундир был перепачкан и кое-где виднелись следы затертой грязи. За ним шел невысокий плотный мужчина лет сорока пяти. Увидев такое количество высших руководителей страны, он явно смутился. Но продолжал молча стоять, ожидая разрешения пройти ближе к столу.
– Вы что, Зароков, – грозно спросил министр, игнорируя второго вошедшего, – совсем с ума сошли? Что за цирк? Почему вы в парадном мундире?
– Я прилетел с дачи, товарищ министр, – убитым голосом доложил Зароков, – у меня не было там другого мундира. Прошу меня извинить.
Министр вспомнил, что сам прилетел с дачи и был одет в штатское. Поэтому не стал больше ничего спрашивать. И вообще распространяться на эту тему.
– Садитесь, – неприязненно посмотрев на вошедших, разрешил он обоим гостям. Борисов осторожно подошел к столу. Он тоже был в штатском. И сел только после того, как рядом сел генерал Зароков.
– Кто будет говорить? – невесело спросил министр.
Неизвестный генералу Квашову офицер в штатском сразу вскочил с места.
– Полковник Борисов, – коротко доложил он.
– Это мы знаем, – нетерпеливо заметил министр. – Докладывайте, что вы там нашли?
Борисов положил на стол папку, получил в поддержку одобряющий кивок генерала Семенова и начал докладывать:
– Осмотр места происшествия позволяет предположить, что нападение было тщательно спланировано и подготовлено. Для участия в нападении была заранее похищена автомашина ГАИ. Трупы убитых офицеров пока не обнаружены. Нами отрабатывается версия о возможной причастности одного или обоих офицеров милиции к этому нападению. По словам свидетелей, стрелявшие были одеты в милицейскую форму, что несколько смутило охрану и позволило нападавшим воспользоваться эффектом неожиданного нападения.
– В МВД сообщили? – сквозь зубы спросил министр.
– Конечно. Их представители уже работают на месте.
Министр сжал губы. Если обо всем знает министр МВД, значит, скоро узнает и Президент. Но, ничего не сказав, кивнул головой, словно разрешая продолжить доклад.
– Нападение было совершено примерно полтора часа назад. Колонна двигалась к аэродрому, когда была остановлена автомашиной ГАИ, – продолжал полковник Борисов. – Террористы использовали для нападения гранатометы. Руководитель группы сопровождения капитан Панченко тяжело ранен и сейчас находится в госпитале. По словам врачей, уже через несколько часов можно будет с ним поговорить. Там дежурят наши сотрудники. Подполковник Мисин, руководитель группы сопровождения ГАИ, уже дает показания нашим сотрудникам. Во время нападения убито восемь человек. Пятеро ранены, из них трое очень тяжело, в том числе руководитель группы, непосредственно осуществлявшей перевозку контейнера, подполковник Ваганов.
Наступило молчание.
– Нападавшие никого не потеряли? – спросил министр.
– У них трое убитых. Мы вместе с криминалистами МВД пытаемся сейчас идентифицировать трупы, но пока ничего конкретного.
С момента нападения прошло не так много времени. У погибших изуродованы лица. Перед тем как исчезнуть с места происшествия, террористы сделали контрольные выстрелы в лица погибших. Через несколько часов мы будем иметь более подробную информацию.
– Через несколько часов, – уже не сдерживаясь, прошипел министр обороны, – через несколько часов об этом будет знать весь мир.
Вы хоть понимаете, полковник, что именно они похитили?
Борисов молчал. Тяжело вздохнув, Зароков поднялся и встал рядом с ним.
– Мы все понимаем, товарищ министр обороны. Начаты интенсивные поиски по всем направлениям. Я приказал собрать всех старших офицеров, находящихся в Москве. Мы понимаем, насколько опасная и серьезная ситуация сложилась после захвата контейнера. Мы все понимаем, товарищ министр.
Несмотря на то что после августовских событий девяносто первого года прошло уже достаточно много времени, в Российской Армии по-прежнему обращались друг к другу со словами «товарищ генерал» и «товарищ министр».
Слово «господин» здесь как-то не приживалось.
– Контейнер можно вскрыть без участия ваших людей? – строго спросил министр.
– Можно, товарищ генерал.
– Да какого хрена вы тут делаете? – снова взорвался министр. – У вас скоро вся Москва передохнет.
Снова повисло тяжелое молчание. Испуганный Квашов, только начавший осознавать, что именно происходит, заметил, как вытирает пот дрожащими руками генерал Колосов. И эти дрожащие руки начальника Генерального штаба окончательно добили Квашова. Он уже понял, что речь идет о каком-то химическом или биологическом оружии, попавшем в руки террористов. Министр, недовольный на себя за свой срыв, отвернулся и, глядя в сторону, спросил у Борисова:
– Полковник, у вас все?
– Так точно.
– У кого есть вопросы? – спросил министр, все также не поворачивая головы.
– Разрешите? – услышал он голос начальника ГРУ генерала Лодынина.
– Да, – наконец повернул голову министр.
– Что случилось с офицерами группы Ваганова? – спросил Лодынин.
Зароков нахмурился, словно спросили о самом неприятном.
Борисов молча смотрел на него, не решаясь ничего говорить в присутствии старшего по званию. Молчание грозило затянуться.
– Подполковник Ваганов тяжело ранен, – доложил наконец генерал, стараясь ни на кого не смотреть, – капитан Буркалов убит. Третий член группы – майор Сизов – не найден во время осмотра места происшествия. Ни живым. Ни мертвым. И до сих пор не объявлялся.
В кабинете повисло молчащие. Зловещее молчание.
– Так, – с трудом сдерживая гнев, подвел итог министр обороны, – значит, совершено не просто нападение. Ваш офицер сбежал вместе с контейнером. Поздравляю вас, генерал Зароков. Это действительно самая важная новость из всего сказанного вами.
Москва. 9 часов 05 минут
Автомобиль затормозил у пятиэтажного дома. Резко затормозил, и сидевшие в микроавтобусе люди едва не попадали друг на друга.
– Осторожнее! – крикнул Седой. Ни один из сидевших в микроавтобусе людей не знал имени и фамилии Седого. Он так и был представлен всем как Седой. Никто не решился спросить, что означает это имя – собственно само имя, фамилия или кличка этого пожилого человека, наводящего страх на всех своими рыбьими, выпученными глазами, которые не мигая смотрели на всех окружавших его людей.
Именно Седой, перед тем как они отъехали от места нападения, очень хладнокровно прострелил лица обоим нападавшим, еще недавно сидевшим вместе с ним в одном автомобиле.
Третьему пулю в лицо пустил его молодой напарник, лысоватый молодой человек лет двадцати с лихорадочно блуждающим взглядом, какой обычно бывает у людей с повышенной возбудимостью и шизоидальным отклонением личности.
Из микроавтобуса контейнер доставали сразу три человека. Седой молча следил за тем, как его перекладывали в «БМВ», стоявший во дворе дома. За рулем автомобиля уже сидел неизвестный нападавшим человек в темном костюме и темных очках. Проследив за тем, как один из людей Карима принес контейнер и положил его на заднее сиденье «БМВ», незнакомец кивнул Седому.
– У вас всего десять минут времени, – напомнил Седой.
– Помню, – улыбнулся незнакомец. – У вас все прошло нормально?
– Трое убитых, – коротко сообщил Седой, – но я сделал все, как мне было приказано.
– Раненые есть?
– Двое. Один у нас, легко. Один в другой машине, тяжело.
Стоявшие рядом с машиной люди слышали приглушенный разговор обоих собеседников.
Незнакомый им парень с лихорадочным взглядом сел в «БМВ» рядом с водителем, положив автомат на колени.
– Им нужно помочь, – неприятно улыбнулся сидевший за рулем, – доставить врача.
– Да, конечно, – угрюмо согласился Седой. «БМВ» мягко тронулся с места.
– В машину, – приказал Седой своим людям. В микроавтобусе их было пятеро. Один сидел за рулем, все остальные сидели в закрытой кабине, сжимая в руках свое оружие. Сюда же побросали и ненужные теперь гранатометы и пулеметы.
– Карим, – приказал Седой, обращаясь к старшему из них, – я сейчас сойду, пересяду в другую машину. Вы едете до Реутово. Действуйте, как до говорились.
Карим кивнул головой. Он знал, что именно ему нужно делать в Реутово. Еще когда они обговаривали план действий, все было четко расписано, и ему нравилось это четкое выполнение плана. О погибших он не особенно беспокоился. В конце концов всем хорошо платили, и каждый из согласившихся на эту авантюру хорошо представлял, на что именно он идет.
Карим собирал этих ребят две недели. Вернее, ему дали две недели, чтобы он подобрал команду. И ничего никому не говорил. Лишь когда они собрались на даче, расположенной в ста двадцати километрах от Москвы, собрались всей группой в одиннадцать человек, на даче появился Седой. Карим слышал некоторые легенды об этом человеке, но считал это большей частью выдумкой охочих до разных баек «солдат удачи».
Про Седого рассказывали очень много всякого. Говорили, что раньше он воевал в Афганистане, где был офицером и командиром разведроты. После двух тяжелых ранений он вернулся домой и был представлен к званию Героя Советского Союза. Говорили, что звание это он даже успел получить. Другие уверяли, что звание у него было отобрано, когда в пьяной драке в Минске он заколол своего обидчика на глазах у всего зала. Приговор суда оказался небывало суровым – пятнадцать лет в колонии усиленного режима. Тогда многие еще не знали, что такое Афганистан и в каком состоянии возвращаются оттуда офицеры и солдаты.
Седой отсидел девять лет. И пять раз пытался бежать. Однажды это случилось в Казахстане, где он даже прошел по степи более ста километров, умудрившись выжить без воды и еды. Но каждый раз его ловили и водворяли на место. Везло ему в другом. Каждый раз за побег ему давали новый срок, прибавляя его к старому. Но каждый раз по амнистии ветеранам Афганистана сокращали срок, и Седой попадал под эту категорию преступников. Так он и появился на свободе в девяносто втором, без денег, без связей, без наград, но уже с наработанным авторитетом беспощадного одинокого волка.
В зонах шепотом рассказывали, что Седой отказался от высокого звания вора в законе.
Когда на одной из сходок собравшиеся воровские авторитеты хотели заочно присудить ему это звание, он отказался. Он не любил ни воров, ни мужиков, ни шестерок, ни паханов. Он вообще не любил и не признавал никого. И даже умудрялся говорить на равных с ворами в законе, демонстрируя свое презрение и поразительное мужество. Рассказывали, что один из воров решил проучить Седого и даже приговорил его к «опусканию». Так в зоне называли тех, кого собирались насиловать. Но Седой не дался. Он изувечил пришедших за ним пятерых крепких мужиков и самолично припер вора к стенке, отрезав ему ухо. Седой знал законы воровского мира. Он не имел права убивать вора в законе. За это в любой тюрьме, в любой зоне ему полагалась смерть. Но отрезать ухо и выразить свое презрение к неисполненному приговору он мог. И он это сделал, принеся ухо своего противника в барак для заключенных.
Воровской сход единогласно решил, что Седой был прав, и его оставили в покое, не решаясь больше проверять на нем отработанные меры наказания провинившихся.
Карим слышал, что, выйдя на свободу. Седой стал беспощадным, изобретательным убийцей, своего рода руководителем целой артели изощренных киллеров, готовых на любое преступление за большие деньги.
Почти всех собравшихся на даче людей он знал лично. Кто-то прилетел из Приднестровья, кто-то воевал еще в Карабахе. В бывшей огромной стране находилось слишком много людей, для которых игры с оружием были единственным средством к существованию. И единственной профессией которых было профессиональное убийство. Седой появился только тогда, когда все одиннадцать человек были на месте. Вместе с Каримом это была целая футбольная команда в двенадцать человек со своим тренером.
Седой коротко рассказал, что их пригласили на важное дело. Нужно будет отбить автобус с небольшим контейнером, в котором хранится отработанный с атомной станции уран. Об уране почти все слышали и почти все знали о его радиоактивности. Седой пообещал каждому по двадцать тысяч долларов, причем половину платил сразу. Но с одним условием – до начала операции никуда не исчезать с этой дачи. Из двенадцати человек согласились одиннадцать.
Один, немолодой прапорщик-пограничник из Таджикистана, почему-то решил в последний момент отказаться. Может, у него была семья и он не мог оставаться все время на даче. А может, он просто не хотел ввязываться в столь сомнительную авантюру.
Седой на удивление легко согласился его отпустить, попросив Карима проводить «отказника» до станции. Карим слишком хорошо понял взгляд и интонацию Седого, чтобы ошибиться на этот счет. Когда они вышли из дома, он просто пристрелил отказавшегося неудачника, не став объяснять тому причины его собственного убийства.
Когда он вернулся в дом. Седой одобрительно кивнул головой. Он не сказал ни слова, просто кивнул головой. Карим мог бы быть доволен, если бы он не разглядел в кустах нескольких парней Седого, с которыми он приехал на дачу. Если бы в этот момент он пожалел прапорщика, то во дворе дома лежало бы сразу два трупа – его собственный и «отказника». В таких случаях не любили миндальничать.
Из одиннадцати человек, выехавших на операцию сегодня рано утром, в машине сидели всего пятеро. Трое убитых остались лежать у развороченной БМП, а остальные трое находились в машине «Скорой помощи», которая должна была появиться в другом месте. Из пятерых нападавших один все время сидел за рулем, ожидая террористов в овраге. Один был легко ранен в ногу и теперь сидел на полу, перевязав ногу и сделав себе укол, уже равнодушный к темному пятну крови, проступающему на его брюках. Еще один из людей Карима был ранен в ладонь. Но в общем им повезло гораздо больше, чем троим оставшимся там, чьи лица так хладнокровно были прострелены Седым и его диким молодым напарником.
В самом нападении, кроме людей Карима, участвовали и пятеро боевиков Седого. Тот самый ненормальный, взгляд которого вызывал сомнение в его дееспособности, двое переодетых в милицейскую форму людей, сидевших в захваченной автомашине ГАИ. Они отъехали сразу, словно торопились быстрее избавиться от автомашины и формы, которая была на них надета. И наконец еще двое боевиков, один из которых успел прыгнуть в автомобиль ГАИ, а второй оказаться в автомобиле «Скорой помощи» с тремя нападавшими террористами Карима. В ней находился и тяжело раненный в грудь террорист, который лежал на полу машины, спасительно потеряв сознание и не беспокоя своими стонами сидевших рядом с ним людей.
Почему-то в машину ГАИ затащили и одного из раненых офицеров, взятых во время нападения на колонну. Может, хотели получить у него более точные сведения о том, как обращаться с этим контейнером. Этого никто в группе Карима не знал.
Так они и уехали после нападения, пристрелив троих своих товарищей. В первом микроавтобусе – пять человек из группы Карима, сам Седой и его напарник. В автомобиле ГАИ – трое боевиков Седого и раненый офицер, захваченный во время нападения. И, наконец, в автомашине «Скорой помощи» успели уехать трое из людей Карима и один боевик Седого.
Карим понимал, что потери будут неизбежны, но его неприятно поразило, что потери понес только его отряд. Боевики Седого оказались на высоте и вышли из боя практически целыми.
Ссадины, кровоподтеки и легкие ранения в таких столкновениях обычно в расчет не принимаются. Но Карим помнил, как хладнокровно стрелял Седой в его людей, и решил, что было бы полезнее всем людям его группы, которых он подбирал и которые считали его своим командиром, ехать вместе.
Но автомашина «Скорой помощи» по плану должна была идти совсем в другую сторону, и Карим помнил, что они должны были рассредоточиться на случай возможного обнаружения их группы. Он в который раз подумал о верности избранного плана. По сложившейся традиции воинские преступления и нападения на военных обычно расследовали представители Министерства обороны. Самолюбивые военные наверняка попытаются сначала сами найти террористов, а уж затем обратятся к представителям ФСБ и МВД. На этом и строился весь расчет нападавших. Нужно, было выиграть всего несколько часов, пока зарвавшиеся военные не поймут, что нападение на колонну было совершено не просто террористами, а специально подготовленными людьми, хорошо представлявшими себе объект нападения. Собственно, это можно было сообразить почти сразу.
– Осторожнее! – крикнул Седой. Ни один из сидевших в микроавтобусе людей не знал имени и фамилии Седого. Он так и был представлен всем как Седой. Никто не решился спросить, что означает это имя – собственно само имя, фамилия или кличка этого пожилого человека, наводящего страх на всех своими рыбьими, выпученными глазами, которые не мигая смотрели на всех окружавших его людей.
Именно Седой, перед тем как они отъехали от места нападения, очень хладнокровно прострелил лица обоим нападавшим, еще недавно сидевшим вместе с ним в одном автомобиле.
Третьему пулю в лицо пустил его молодой напарник, лысоватый молодой человек лет двадцати с лихорадочно блуждающим взглядом, какой обычно бывает у людей с повышенной возбудимостью и шизоидальным отклонением личности.
Из микроавтобуса контейнер доставали сразу три человека. Седой молча следил за тем, как его перекладывали в «БМВ», стоявший во дворе дома. За рулем автомобиля уже сидел неизвестный нападавшим человек в темном костюме и темных очках. Проследив за тем, как один из людей Карима принес контейнер и положил его на заднее сиденье «БМВ», незнакомец кивнул Седому.
– У вас всего десять минут времени, – напомнил Седой.
– Помню, – улыбнулся незнакомец. – У вас все прошло нормально?
– Трое убитых, – коротко сообщил Седой, – но я сделал все, как мне было приказано.
– Раненые есть?
– Двое. Один у нас, легко. Один в другой машине, тяжело.
Стоявшие рядом с машиной люди слышали приглушенный разговор обоих собеседников.
Незнакомый им парень с лихорадочным взглядом сел в «БМВ» рядом с водителем, положив автомат на колени.
– Им нужно помочь, – неприятно улыбнулся сидевший за рулем, – доставить врача.
– Да, конечно, – угрюмо согласился Седой. «БМВ» мягко тронулся с места.
– В машину, – приказал Седой своим людям. В микроавтобусе их было пятеро. Один сидел за рулем, все остальные сидели в закрытой кабине, сжимая в руках свое оружие. Сюда же побросали и ненужные теперь гранатометы и пулеметы.
– Карим, – приказал Седой, обращаясь к старшему из них, – я сейчас сойду, пересяду в другую машину. Вы едете до Реутово. Действуйте, как до говорились.
Карим кивнул головой. Он знал, что именно ему нужно делать в Реутово. Еще когда они обговаривали план действий, все было четко расписано, и ему нравилось это четкое выполнение плана. О погибших он не особенно беспокоился. В конце концов всем хорошо платили, и каждый из согласившихся на эту авантюру хорошо представлял, на что именно он идет.
Карим собирал этих ребят две недели. Вернее, ему дали две недели, чтобы он подобрал команду. И ничего никому не говорил. Лишь когда они собрались на даче, расположенной в ста двадцати километрах от Москвы, собрались всей группой в одиннадцать человек, на даче появился Седой. Карим слышал некоторые легенды об этом человеке, но считал это большей частью выдумкой охочих до разных баек «солдат удачи».
Про Седого рассказывали очень много всякого. Говорили, что раньше он воевал в Афганистане, где был офицером и командиром разведроты. После двух тяжелых ранений он вернулся домой и был представлен к званию Героя Советского Союза. Говорили, что звание это он даже успел получить. Другие уверяли, что звание у него было отобрано, когда в пьяной драке в Минске он заколол своего обидчика на глазах у всего зала. Приговор суда оказался небывало суровым – пятнадцать лет в колонии усиленного режима. Тогда многие еще не знали, что такое Афганистан и в каком состоянии возвращаются оттуда офицеры и солдаты.
Седой отсидел девять лет. И пять раз пытался бежать. Однажды это случилось в Казахстане, где он даже прошел по степи более ста километров, умудрившись выжить без воды и еды. Но каждый раз его ловили и водворяли на место. Везло ему в другом. Каждый раз за побег ему давали новый срок, прибавляя его к старому. Но каждый раз по амнистии ветеранам Афганистана сокращали срок, и Седой попадал под эту категорию преступников. Так он и появился на свободе в девяносто втором, без денег, без связей, без наград, но уже с наработанным авторитетом беспощадного одинокого волка.
В зонах шепотом рассказывали, что Седой отказался от высокого звания вора в законе.
Когда на одной из сходок собравшиеся воровские авторитеты хотели заочно присудить ему это звание, он отказался. Он не любил ни воров, ни мужиков, ни шестерок, ни паханов. Он вообще не любил и не признавал никого. И даже умудрялся говорить на равных с ворами в законе, демонстрируя свое презрение и поразительное мужество. Рассказывали, что один из воров решил проучить Седого и даже приговорил его к «опусканию». Так в зоне называли тех, кого собирались насиловать. Но Седой не дался. Он изувечил пришедших за ним пятерых крепких мужиков и самолично припер вора к стенке, отрезав ему ухо. Седой знал законы воровского мира. Он не имел права убивать вора в законе. За это в любой тюрьме, в любой зоне ему полагалась смерть. Но отрезать ухо и выразить свое презрение к неисполненному приговору он мог. И он это сделал, принеся ухо своего противника в барак для заключенных.
Воровской сход единогласно решил, что Седой был прав, и его оставили в покое, не решаясь больше проверять на нем отработанные меры наказания провинившихся.
Карим слышал, что, выйдя на свободу. Седой стал беспощадным, изобретательным убийцей, своего рода руководителем целой артели изощренных киллеров, готовых на любое преступление за большие деньги.
Почти всех собравшихся на даче людей он знал лично. Кто-то прилетел из Приднестровья, кто-то воевал еще в Карабахе. В бывшей огромной стране находилось слишком много людей, для которых игры с оружием были единственным средством к существованию. И единственной профессией которых было профессиональное убийство. Седой появился только тогда, когда все одиннадцать человек были на месте. Вместе с Каримом это была целая футбольная команда в двенадцать человек со своим тренером.
Седой коротко рассказал, что их пригласили на важное дело. Нужно будет отбить автобус с небольшим контейнером, в котором хранится отработанный с атомной станции уран. Об уране почти все слышали и почти все знали о его радиоактивности. Седой пообещал каждому по двадцать тысяч долларов, причем половину платил сразу. Но с одним условием – до начала операции никуда не исчезать с этой дачи. Из двенадцати человек согласились одиннадцать.
Один, немолодой прапорщик-пограничник из Таджикистана, почему-то решил в последний момент отказаться. Может, у него была семья и он не мог оставаться все время на даче. А может, он просто не хотел ввязываться в столь сомнительную авантюру.
Седой на удивление легко согласился его отпустить, попросив Карима проводить «отказника» до станции. Карим слишком хорошо понял взгляд и интонацию Седого, чтобы ошибиться на этот счет. Когда они вышли из дома, он просто пристрелил отказавшегося неудачника, не став объяснять тому причины его собственного убийства.
Когда он вернулся в дом. Седой одобрительно кивнул головой. Он не сказал ни слова, просто кивнул головой. Карим мог бы быть доволен, если бы он не разглядел в кустах нескольких парней Седого, с которыми он приехал на дачу. Если бы в этот момент он пожалел прапорщика, то во дворе дома лежало бы сразу два трупа – его собственный и «отказника». В таких случаях не любили миндальничать.
Из одиннадцати человек, выехавших на операцию сегодня рано утром, в машине сидели всего пятеро. Трое убитых остались лежать у развороченной БМП, а остальные трое находились в машине «Скорой помощи», которая должна была появиться в другом месте. Из пятерых нападавших один все время сидел за рулем, ожидая террористов в овраге. Один был легко ранен в ногу и теперь сидел на полу, перевязав ногу и сделав себе укол, уже равнодушный к темному пятну крови, проступающему на его брюках. Еще один из людей Карима был ранен в ладонь. Но в общем им повезло гораздо больше, чем троим оставшимся там, чьи лица так хладнокровно были прострелены Седым и его диким молодым напарником.
В самом нападении, кроме людей Карима, участвовали и пятеро боевиков Седого. Тот самый ненормальный, взгляд которого вызывал сомнение в его дееспособности, двое переодетых в милицейскую форму людей, сидевших в захваченной автомашине ГАИ. Они отъехали сразу, словно торопились быстрее избавиться от автомашины и формы, которая была на них надета. И наконец еще двое боевиков, один из которых успел прыгнуть в автомобиль ГАИ, а второй оказаться в автомобиле «Скорой помощи» с тремя нападавшими террористами Карима. В ней находился и тяжело раненный в грудь террорист, который лежал на полу машины, спасительно потеряв сознание и не беспокоя своими стонами сидевших рядом с ним людей.
Почему-то в машину ГАИ затащили и одного из раненых офицеров, взятых во время нападения на колонну. Может, хотели получить у него более точные сведения о том, как обращаться с этим контейнером. Этого никто в группе Карима не знал.
Так они и уехали после нападения, пристрелив троих своих товарищей. В первом микроавтобусе – пять человек из группы Карима, сам Седой и его напарник. В автомобиле ГАИ – трое боевиков Седого и раненый офицер, захваченный во время нападения. И, наконец, в автомашине «Скорой помощи» успели уехать трое из людей Карима и один боевик Седого.
Карим понимал, что потери будут неизбежны, но его неприятно поразило, что потери понес только его отряд. Боевики Седого оказались на высоте и вышли из боя практически целыми.
Ссадины, кровоподтеки и легкие ранения в таких столкновениях обычно в расчет не принимаются. Но Карим помнил, как хладнокровно стрелял Седой в его людей, и решил, что было бы полезнее всем людям его группы, которых он подбирал и которые считали его своим командиром, ехать вместе.
Но автомашина «Скорой помощи» по плану должна была идти совсем в другую сторону, и Карим помнил, что они должны были рассредоточиться на случай возможного обнаружения их группы. Он в который раз подумал о верности избранного плана. По сложившейся традиции воинские преступления и нападения на военных обычно расследовали представители Министерства обороны. Самолюбивые военные наверняка попытаются сначала сами найти террористов, а уж затем обратятся к представителям ФСБ и МВД. На этом и строился весь расчет нападавших. Нужно, было выиграть всего несколько часов, пока зарвавшиеся военные не поймут, что нападение на колонну было совершено не просто террористами, а специально подготовленными людьми, хорошо представлявшими себе объект нападения. Собственно, это можно было сообразить почти сразу.