Страница:
— Что вам нужно?
— Мне нужен сеньор Липка, — громко сказала Чернышева, снова оглядываясь. Кроме сидевшего в автомобиле Благидзе и двух стариков на улице не было никого. Очевидно, и в ее голосе был все-таки какой-то неуловимый акцент, так как дверь ей не открыли, а тот же голос спросил:
— Кто вы такая?
— Сеньор Липка, я приехала к вам по поручению сеньора Веласкеса, — это был условный пароль, — он просил передать вам письмо.
Только тогда она услышала, как дверь открывается. На пороге возник пожилой человек лет шестидесяти. Растрепанные седые волосы, лицо в жестких складках морщин, словно выдубленных соленым морским ветром, узловатые пальцы рук, красные глаза. Очевидно, хозяин дома строго соблюдал священный ритуал сиесты. Он недоверчиво смотрел на Марину. Она была одета в легкий брючный костюм персикового цвета. На голове соломенная шляпка, столь модная в этом сезоне.
— Это вы от Веласкеса? — недоверчиво спросил Липка.
Она узнала его сразу. Его фотография была в личном деле, правда, десятилетней давности, но он не очень изменился.
— Он просил передать вам привет, — уверенно кивнула Марина.
Хозяин дома молча посторонился, пропуская незваную гостью в дом. Сверху, со второго этажа раздался женский крик.
— Кто к нам пришел, Иосиф?
Не Йожеф, а именно Иосиф. Очевидно, жене Липки было трудно выговаривать славянское имя своего супруга, Чернышева вспомнила, что у Липки большая семья — жена и трое сыновей. Но ребят не было в доме. «Может, на них не распространяется правило сиесты». — подумала Марина. Хотя, навряд ли. Просто, не найдя работы в этом городке, они наверняка уехали трудиться в Буэнос-Айрес, оставив родителей одних.
— Это ко мне, — недовольно прокричал Липка, — привезли письмо от моего старого друга.
Он показал на комнату, расположенную справа от лестницы. Прошел первым. И первым уселся на глубокий диван, подвигая к себе столик, на котором стояли две бутылки и несколько чистых стаканов. Чернышева прошла следом и села в кресло напротив. Ни слова не говоря, хозяин дома разлил местное вино в два высоких стакана. Взял один, выпил вино почти залпом и только потом недовольно выдавил:
— Ну?
Марина молча взяла стакан. Но не стала пить, а лишь подчеркнуто демонстративно отодвинула его в сторону. Потом налила себе воды из большой бутылки, стоявшей тут же, на столе, в другой стакан. И, не сводя глаз с Липки, выпила. Она знала психологию и умела работать с подобным типом агентов.
Условно говоря, психологи КГБ делили всех агентов-нелегалов на четыре категории. «Артисты», виртуозы своего дела, любящие и наслаждающиеся подобной игрой, ставшей как бы частью их натуры. Такие часто шли на риск, словно получали удовольствие от этой игры, ставшей для них своего рода наркотиком, без которого они уже не могли существовать. Вторая категория лиц — «Мастера» — педантичные, строгие профессионалы, предпочитающие во всем доверяться логике и сдержанные в проявлении своих эмоций. Третья категория агентов — «Истерики» — нервные, эмоционально неустойчивые типы, желающие исповедаться своим резидентам, болтливые, с легко возбудимой психикой. И, наконец, четвертая группа агентов, которых называли «Молчуны». Эти демонстрировали показную агрессию, неохотно шли на контакты, предпочитали избегать личных встреч с резидентами.
В свою очередь, психологи Комитета государственной безопасности вырабатывали особое поведение резидентов и связных для каждого из типов агентов. В первом случае с агентами должны были встречаться сухие, мрачные, строгие резиденты, как бы подчеркивающие значение порученного дела. Во втором просто пунктуальные исполнители, строго выполняющие инструкции Центра. В третьем — с агентами должны были встречаться своего рода исповедники, готовые выслушать многословные поносы «истериков» и поддержать их своими советами и замечаниями, И, наконец, в четвертом случае, при свидании с «молчунами» резиденты обязаны были переигрывать агентов, демонстрируя одинаковое неприятие подобного подавления характера собеседника. И свой независимый характер. Именно то, что сейчас делала Марина Чернышева,
Психологи обычно не ошибались. После того, как она выпила стакан воды, не ответив на вопрос Липки, он более уважительно произнес во второй раз:
— Я вас слушаю.
— У вас в доме можно говорить? — спросила Марина.
— Да, — кивнул Липка.
— Вы получили сообщение о моем прибытии?
— Мне передали, что приедет связной. Кто именно, мне не сказали. Правда, я не понимаю, почему нужен так срочно. Последнее сообщение о военно-морской базе в Мар-дель-Плата я отослал всего две недели назад.
— Это не связано с вашей деятельностью в Аргентине, — заметила Чернышева. — Нас интересует один человек. Которой раньше работал с вами.
— Я работал со многими людьми. Их, наверное, несколько сот человек, — мрачно заметил Липка. — О ком конкретном вы говорите?
— «Кучер». Вы знали такого?
— Флосман? — изумился Липка, впервые обнаруживая какое-то подобие чувств. — Не может быть. Разве он жив?
— Иначе я бы не приехала.
— Но он работал в Мюнхене, в Германии, — возразил Липка. — Исчез два года назад, после объединения Германии и «пражской весны» в Чехословакии. Никто о нем ничего не слышал.
— Он в Аргентине, — сухо сказала Марина.
— У вас точные сведения?
— Вы думаете, я прилетела в Аргентину, чтобы пошутить с вами? — спросила Чернышева.
Липка смутился. Ничего не сказал. Снова налил себе вина. Выпил. И только потом спросил:
— Что я должен делать?
— Найти Флосмана. Вы знаете его стиль, его методы работы. Вы видели его в Германии четыре года назад. Значит, сумеете сразу узнать. Мы окажем вам любую помощь.
Липка задумался.
— Почему вы его ищете?
— Мы беспокоимся за нашу агентуру, — честно ответила Чернышева, — он знает многих бывших ваших коллег, которые сейчас работают на нас.
— Он никогда не был предателем, — возразил Липка, — он всегда был одним из лучших среди нас. Очевидно, он просто сбежал, решив не искушать судьбу.
— Он сбежал не поэтому, — возразила Чернышева, — он боялся, что среди найденных в Праге документов будет и его личное досье. Он был двойным агентом. Работал на Прагу и Лэнгли одновременно. И поэтому решил сбежать, когда равновесие было нарушено. Видимо, в ЦРУ просто не знали, что он был агентом Праги. А его устраивала подобная работа. Больше информации и больше денег.
На этот раз Липка замолчал надолго. Минуты на две. Потом, достав из кармана трубку, произнес:
— Это сложное задание. Если он не хочет, чтобы его нашли, мы его можем не найти. Ходили слухи, что он сбежал, захватив с собой деньги местной рези-дентуры. Он хороший профессионал.
— Это мы знаем.
— И опасный противник, — добавил Липка, — очень опасный. Я его хорошо знаю. Нам придется нелегко, очаровательная сеньора. Кстати, вы не сказали, как вас зовут?
— Сеньора Дитворст. Я нидерландская журналистка.
— По-испански вы говорите довольно неплохо. Хотя иногда проскальзывает какой-то акцент. Не немецкий, скорее шведский, в общем, скандинавский. Но не русский. Как мне выйти на Флосмана?
— По нашим сведениям, он в Буэнос-Айресе.
— Вы знаете, сколько там людей? Мне понадобится вся оставшаяся жизнь, чтобы его найти.
— Нет, — возразила Чернышева, — мы знаем, как это сделать за несколько дней. Думаю, у нас получится. Завтра я жду вас в отеле «Санта-Крус». До свидания. — Она поднялась, прощаясь с хозяином.
— До свидания. — Липка поднялся следом.
Он проводил ее до дверей. И, вернувшись на свой диван, уставился на бутылку вина.
— Флосман, — пробормотал он чуть слышно, — они думают, что это так просто — найти тебя.
3
Вернувшаяся после полудня в столицу Марина Чернышева разрешила Благидзе позвонить в местную резидентуру КГБ и условиться о встрече, на которой он должен был подтвердить предварительно намеченную программу.
План, разработанный в группе «Кларисса» с учетом мнения сотрудников 2-го отдела ПГУ КГБ СССР, предусматривал активные действий по розыску Флосмана в Буэнос-Айресе. Липка был прав. Искать в многомиллионном городе нужного человека, не зная конкретно, где именно, было просто невозможно. Тем более, если этот человек хочет остаться незамеченным. Но разработанная ситуация включала в себя и учет психотипа «Кучера» и особенности его прежней работы.
Проанализировав действия чехословацкой агентуры на территории Западной Германии за последние двадцать лет, психологи и аналитики обратили внимание на повторяющийся фактор выхода на связь резидентов КГБ с агентами-нелегалами. Между Дюссельдорфом и Бонном по Рейну курсировали небольшие прогулочные катера, столь популярные и любимые у отдыхающих немцев. Обычно резидент давал сообщение в местной газете о прогулке несуществующей группы любителей богемского пива и указывал время и название катера, на котором должна была состояться встреча. Все агенты-нелегалы обычно знали, что сообщение о группе любителей богемского пива, означает место встречи. Знал это и сам Флосман, часто пользующийся таким каналом связи. Именно на этом и был построен весь расчет. Между Буэнос-Айресом и Санта-Фе по реке также часто ходили прогулочные катера и теплоходы, рассчитанные на двухдневное путешествие.
Объявление, появившееся в местных газетах, обязательно должно было попасть на глаза Флосма-ну, который наверняка должен был заинтересоваться подобной встречей, рассчитанной на других бывших агентов чехословацкой разведки. И, по расчетам аналитиков ПГУ, «Кучер» обязательно проявил бы себя в таком случае.
Однако учитывалась и привычная осторожность Флосмана, который не захочет идти на контакт с посторонним человеком. Именно поэтому в плане особое место отводилось Липке, которого Флосман знал по прежней работе. «Кучер» не мог знать, что о его настоящей работе двойного агента уже известно. Но он мог это предполагать и поэтому действовать нужно было исключительно продуманно и осторожно.
Заранее приготовленный текст вот уже две недели публиковался во всех местных газетах с таким расчетом, чтобы его прочитал сам Флосман. Отъезд речного теплохода «Кастуэра» в Санта-Фе планировался через два дня. Билеты в разные каюты первого класса были заказаны для сеньоры Дитворст и сеньора Нино Моретти. Под этим именем за рубежом обычно работал похожий на итальянца черноволосый, высокий, красивый Александр Благидзе.
Для сеньора Липки также была заказана каюта, но второго класса, о которой он еще даже не подозревал. И теперь сотрудник посольства СССР в Аргентине, работавшим под прикрытием дипломатического паспорта — специалист по вопросам внешней контрразведки и безопасности местной резидентуры КГБ, ежедневно звонил в кассы пароходства, узнавать, как продаются билеты. На теплоходе было соответственно по шестнадцать кают первого и второго классов. Теплоход был небольшой и выбран с таким расчетом, чтобы каждый из оказавших на нем был бы на виду. Пассажиры третьего класса обычно терпеливо толпились на палубе и сходили на первой же остановке.
За два дня до выхода катера из шестнадцати кают двенадцать уже были проданы, Оставшиеся четыре более всего нервировали сотрудников местной резидентуры. А до отхода теплохода оставалось всего два дня.
Диас сдержал слово. За домом Липки в Кампане было установлено наблюдение. Конечно, это было сделано на крайний случай, но по рассказам сотрудников бывшего одиннадцатого отдела ПГУ КГБ, Флосман был действительно незаурядной личностью. Несмотря на поиск в архивах, найти его фотографию так и не удалось, и был составлен фоторобот, лишь приблизительно напоминавший Флосмана даже по рассказам людей, знавших его в прежние времена.
На следующий день в отель приехал Липка. Марина завтракала на террасе, когда он вошел в ресторан. Надев светлый костюм, он словно преобразился. Из старого человека, всю жизнь прожившего у моря и пропахшего рыбой и морем, он превратился в солидного пожилого сеньора с довольно благообразной внешностью. Редкая щетина на щеках была сбрита. Волосы аккуратно уложены. Он явно наслаждался произведенным эффектом и, пройдя к столику Чернышевой, сел за соседний и подозвал официанта.
И только после завтрака, когда она вышла из отеля, он присоединился к ней уже на улице.
— Доброе утро, ~ улыбнулся он приветливо. От него исходил аромат хорошего французского лосьона.
— Вы сегодня более элегантны, — заметила Чернышева.
— Просто я приехал к своим сыновьям, — объяснил Липка, которому была приятна подобная похвала от красивой женщины.
— Давайте отойдем подальше от отеля, — предложила она, — чтобы нас не видели вместе.
Спустя двадцать минут он уже знал почти все подробности плана, выстроенного аналитиками. Он слышал о подобных формах связи в Западной Германии и поэтому сразу оценил перспективность подобного метода.
— Он обязательно прочтет это сообщение, — загорелся Липка.
— Вы сумеете его узнать?
— Конечно, — подтвердил Липка, — хотя он всегда любил принимать самый неожиданный облик. Его так и называли в Праге — «имитатор».
Чернышева достала из сумочки фотографию «Кучера», сделанную фотороботом.
— Это он?
Липка взял фотографию, пригляделся повнимательнее.
— Похож. Но выражение лица совсем другое. Более настороженное и отрешенное. Глаза более внимательные. А губы узкие, в полоску. Но, в общем, похож. Мне так трудно судить. Если я его увижу, то наверняка узнаю. Все-таки мы встречались с ним несколько раз.
— Мы заказали для вас каюту на теплоходе. Билет уже оплачен. Вы можете взять его в кассе в любое время. Он на ваше имя.
— Спасибо. Но я думаю, что он просто так на пароход не сунется. Сначала все проверит сам. Отличительной его чертой всегда была тщательная подготовка. Он любил обращать внимание на мелочи, говорил, что в нашем деле мелочей вообще не бывает.
— Может, вы помните еще какие-нибудь характерные детали? — спросила Чернышева.
— Он человек внимательный, эмоциональный. Любит красивых женщин, деньги, впрочем, они у него всегда были. Теперь я понимаю почему. Вспомнил. Он одинаково хорошо владел двумя руками. Стрелял, фехтовал. И даже мог писать обеими руками и разным почерком.
— Вы думаете, он обратит внимание на наше сообщение?
— Обязательно обратит. Он всегда обращает внимание на такие сообщения. Но вот появится ли на теплоходе, этого я гарантировать не могу. Он вполне может почувствовать неладное и затаиться. Или вообще уехать из страны.
— Это худший вариант, — помрачнела Марина, — мы хотим предложить ему сотрудничество. Или хотя бы убедиться в его нейтралитете. Флосман слишком хорошо знает всю сеть вашей агентуры в Европе и в Америке.
— Которую вы теперь решили использовать, — закончил за нее Липка, — я все понимаю. Впрочем, куда мы все денемся. Эти польские, немецкие, венгерские, румынские, болгарские, чехословацкие агенты. Кому мы нужны? На родине нас считают злодеями и пособниками тоталитарных режимов. Для противника мы отработанный материал. Похоже вы просто занимаетесь благодетельством, спасая наши души от нас самих.
— Мы говорили не об этом, — тактично заметила Марина, возвращая его к основной теме беседы. — Какие еще отличительные черты Флосмана вы помните?
— Я его узнаю сразу, — заверил Липка, — он не сумеет меня обмануть.
— Речь идет не только о вас. Больше ничего вспомнить не можете?
— Кажется, нет. Ничего особенного. Но я его узнаю.
— Хорошо, — закончила разговор Чернышева, — сейчас поезжайте в кассу и возьмите билет. Завтра в пять часов вечера вы должны быть в своей каюте. Я тоже буду с вами в этой поездке. Договорились?
Она хотела уже попрощаться с Липкой, когда заметила, что тот нерешительно мнется, словно собираясь о чем-то попросить.
— Вы хотите сказать еще что-то? — спросила она.
— Да, — кивнул ее собеседник, — вы будете одна?
— А почему это вас так интересует?
— Флосману сорок пять лет. Он намного младше меня. Если вдруг он не захочет пойти на контакт… Вы меня понимаете, сеньора. Мы с вами можем с ним просто не справиться.
— Не волнуйтесь, — холодно улыбнулась она, — мы справимся. Хотя это и говорит в пользу Флосмана.
— У вас будет оружие? — уточнил Липка.
— Я же сказала, чтобы вы не волновались, Идите в кассу и заберите свой билет. Завтра встретимся.
Липка кивнул на прощание, Она проводила его долгим взглядом. Судя по всему, предстоящий поединок с Флосманом может сделать их путешествие не очень приятным.
4
Вечером этого дня Марина Чернышева снова встретилась с Диасом. Никаких новых сообщений у него не было. За домом Липки постоянно следили, но никто похожий на Флосмана там не появлялся. После встречи с Диасом Чернышева передала через Благидзе в Центр подтверждение о встрече с Липкой и Диасом. И только после этого, отпустив следовавшего за ней неотлучно Благидзе, вышла в город.
Город был не просто красив. Это был своеобразный европейский город в Южной Америке. Если модерн Бразилиа или роскошь Сантьяго были вызовом латиноамериканских городов новому тысячелетию, то Буэнос-Айрес с его улочками, внутренними двориками, многочисленными кафе, из которых доносились звуки танго и джаза, мог по праву считаться самым уютным городом Южной Америки.
На огромном континенте, где было расположено десятка полтора латиноамериканских государств, всегда соперничали две крупнейшие региональные мини-супердержавы — Бразилия и Аргентина. Бразилия была более своеобразна, более экзотична, более экспрессивна и более однородна в этническом плане, выводя особую нацию бразильских горожан: белых, желтых и черных, смешавшихся в одной расе, в которой текла кровь одновременно черных рабов, белых португальских колонизаторов, коричневых представителей местных племен. Это была негроидно-белая раса, в которой самба и карнавалы, казалось, были заложены в самой крови нации.
Аргентина была другой. Здесь все еще четко разделялись итальянские, немецкие и испанские кварталы. Текла не менее горячая кровь, но самба и карнавалы были уже немыслимым зрелищем для более сдержанных аргентинцев, для которых танго — танец внутренней экспрессии — становился символом нации. Среди лиц преобладали характерные европейские черты южных народов Европы, — итальянцев, испанцев — смешанные большей частью с кровью местных аборигенов, часто белых туземцев, резко отличавшихся от своих бразильских соседей. Может, сказывался более холодный климат или отсутствие такого количества рабов, которые были завезены в Бразилию португальцами. Может, сказывалась большая открытость испанской культуры миру. Но обе страны и оба соседних народа резко отличались друг от друга в этническом, национальном, эмоциональном плане. Единым для обоих государств была только одна страсть-любовь к футболу, ставшему национальным видом спорта и в Бразилии, и в Аргентине.
Но если в Бразилии это было помешательство, доходившее до сумасшествия, то в Аргентине это было помешательство, доходившее до неистового экстаза. Но не более того. Здесь не выбрасывались с балконов в случае поражения своей — национальной сборной. Хотя переживали не менее сильно. Но, может, менее театрально, чем это любили делать в Бразилии.
Марина и раньше неоднократно бывала в Буэнос-Айресе. Вместе с Сантьяго это были два ее самых любимых города на континенте. Но если со столицей Чили была связана грустная история о несостоявшейся любви и первом чувстве, вспыхнувшем тут много лет назад, то со столицей Аргентины были связаны только светлые воспоминания постоянного праздника и веселого аромата города, так красиво встречающего каждого.
Проходивший мимо цветочник протянул ей цветок. Она знала, что это бесплатно. Просто парень таким образом выражал ей симпатию, подчеркивая ее красоту. Деньги можно было не платить. А можно было заплатить в десять раз больше того, что стоила эта роза. Что она и сделала, вызвав ответную улыбку у молодого человека.
В маленьком кафе «Каварено», которое принадлежало итальянским иммигрантам из Северной Италии, она всегда пила кофе. По-особенному заваренный «капуччино» со сливками был здесь какой-то особенно приятный. И даже сын хозяина, сменивший своего отца, ровно шестнадцать лет назад впервые обслуживший Чернышеву в этом заведении, уже не мог узнать в этой красивой, зрелой женщине ту молодую девушку, которая приходила сюда пить кофе. Это было так давно.
Тогда она впервые встретилась с Дорвалем. С единственным человеком, в которого влюбилась сразу и навсегда. Но по непонятному капризу судьбы они принадлежали разным странам. И разным ведомствам. Он был представителем французских спецслужб, прибывшим в Южную Америку для выполнения своего задания. Она была молодой сотрудницей советской разведки, впервые попавшей на такое ответственное задание.
— Мне нужен сеньор Липка, — громко сказала Чернышева, снова оглядываясь. Кроме сидевшего в автомобиле Благидзе и двух стариков на улице не было никого. Очевидно, и в ее голосе был все-таки какой-то неуловимый акцент, так как дверь ей не открыли, а тот же голос спросил:
— Кто вы такая?
— Сеньор Липка, я приехала к вам по поручению сеньора Веласкеса, — это был условный пароль, — он просил передать вам письмо.
Только тогда она услышала, как дверь открывается. На пороге возник пожилой человек лет шестидесяти. Растрепанные седые волосы, лицо в жестких складках морщин, словно выдубленных соленым морским ветром, узловатые пальцы рук, красные глаза. Очевидно, хозяин дома строго соблюдал священный ритуал сиесты. Он недоверчиво смотрел на Марину. Она была одета в легкий брючный костюм персикового цвета. На голове соломенная шляпка, столь модная в этом сезоне.
— Это вы от Веласкеса? — недоверчиво спросил Липка.
Она узнала его сразу. Его фотография была в личном деле, правда, десятилетней давности, но он не очень изменился.
— Он просил передать вам привет, — уверенно кивнула Марина.
Хозяин дома молча посторонился, пропуская незваную гостью в дом. Сверху, со второго этажа раздался женский крик.
— Кто к нам пришел, Иосиф?
Не Йожеф, а именно Иосиф. Очевидно, жене Липки было трудно выговаривать славянское имя своего супруга, Чернышева вспомнила, что у Липки большая семья — жена и трое сыновей. Но ребят не было в доме. «Может, на них не распространяется правило сиесты». — подумала Марина. Хотя, навряд ли. Просто, не найдя работы в этом городке, они наверняка уехали трудиться в Буэнос-Айрес, оставив родителей одних.
— Это ко мне, — недовольно прокричал Липка, — привезли письмо от моего старого друга.
Он показал на комнату, расположенную справа от лестницы. Прошел первым. И первым уселся на глубокий диван, подвигая к себе столик, на котором стояли две бутылки и несколько чистых стаканов. Чернышева прошла следом и села в кресло напротив. Ни слова не говоря, хозяин дома разлил местное вино в два высоких стакана. Взял один, выпил вино почти залпом и только потом недовольно выдавил:
— Ну?
Марина молча взяла стакан. Но не стала пить, а лишь подчеркнуто демонстративно отодвинула его в сторону. Потом налила себе воды из большой бутылки, стоявшей тут же, на столе, в другой стакан. И, не сводя глаз с Липки, выпила. Она знала психологию и умела работать с подобным типом агентов.
Условно говоря, психологи КГБ делили всех агентов-нелегалов на четыре категории. «Артисты», виртуозы своего дела, любящие и наслаждающиеся подобной игрой, ставшей как бы частью их натуры. Такие часто шли на риск, словно получали удовольствие от этой игры, ставшей для них своего рода наркотиком, без которого они уже не могли существовать. Вторая категория лиц — «Мастера» — педантичные, строгие профессионалы, предпочитающие во всем доверяться логике и сдержанные в проявлении своих эмоций. Третья категория агентов — «Истерики» — нервные, эмоционально неустойчивые типы, желающие исповедаться своим резидентам, болтливые, с легко возбудимой психикой. И, наконец, четвертая группа агентов, которых называли «Молчуны». Эти демонстрировали показную агрессию, неохотно шли на контакты, предпочитали избегать личных встреч с резидентами.
В свою очередь, психологи Комитета государственной безопасности вырабатывали особое поведение резидентов и связных для каждого из типов агентов. В первом случае с агентами должны были встречаться сухие, мрачные, строгие резиденты, как бы подчеркивающие значение порученного дела. Во втором просто пунктуальные исполнители, строго выполняющие инструкции Центра. В третьем — с агентами должны были встречаться своего рода исповедники, готовые выслушать многословные поносы «истериков» и поддержать их своими советами и замечаниями, И, наконец, в четвертом случае, при свидании с «молчунами» резиденты обязаны были переигрывать агентов, демонстрируя одинаковое неприятие подобного подавления характера собеседника. И свой независимый характер. Именно то, что сейчас делала Марина Чернышева,
Психологи обычно не ошибались. После того, как она выпила стакан воды, не ответив на вопрос Липки, он более уважительно произнес во второй раз:
— Я вас слушаю.
— У вас в доме можно говорить? — спросила Марина.
— Да, — кивнул Липка.
— Вы получили сообщение о моем прибытии?
— Мне передали, что приедет связной. Кто именно, мне не сказали. Правда, я не понимаю, почему нужен так срочно. Последнее сообщение о военно-морской базе в Мар-дель-Плата я отослал всего две недели назад.
— Это не связано с вашей деятельностью в Аргентине, — заметила Чернышева. — Нас интересует один человек. Которой раньше работал с вами.
— Я работал со многими людьми. Их, наверное, несколько сот человек, — мрачно заметил Липка. — О ком конкретном вы говорите?
— «Кучер». Вы знали такого?
— Флосман? — изумился Липка, впервые обнаруживая какое-то подобие чувств. — Не может быть. Разве он жив?
— Иначе я бы не приехала.
— Но он работал в Мюнхене, в Германии, — возразил Липка. — Исчез два года назад, после объединения Германии и «пражской весны» в Чехословакии. Никто о нем ничего не слышал.
— Он в Аргентине, — сухо сказала Марина.
— У вас точные сведения?
— Вы думаете, я прилетела в Аргентину, чтобы пошутить с вами? — спросила Чернышева.
Липка смутился. Ничего не сказал. Снова налил себе вина. Выпил. И только потом спросил:
— Что я должен делать?
— Найти Флосмана. Вы знаете его стиль, его методы работы. Вы видели его в Германии четыре года назад. Значит, сумеете сразу узнать. Мы окажем вам любую помощь.
Липка задумался.
— Почему вы его ищете?
— Мы беспокоимся за нашу агентуру, — честно ответила Чернышева, — он знает многих бывших ваших коллег, которые сейчас работают на нас.
— Он никогда не был предателем, — возразил Липка, — он всегда был одним из лучших среди нас. Очевидно, он просто сбежал, решив не искушать судьбу.
— Он сбежал не поэтому, — возразила Чернышева, — он боялся, что среди найденных в Праге документов будет и его личное досье. Он был двойным агентом. Работал на Прагу и Лэнгли одновременно. И поэтому решил сбежать, когда равновесие было нарушено. Видимо, в ЦРУ просто не знали, что он был агентом Праги. А его устраивала подобная работа. Больше информации и больше денег.
На этот раз Липка замолчал надолго. Минуты на две. Потом, достав из кармана трубку, произнес:
— Это сложное задание. Если он не хочет, чтобы его нашли, мы его можем не найти. Ходили слухи, что он сбежал, захватив с собой деньги местной рези-дентуры. Он хороший профессионал.
— Это мы знаем.
— И опасный противник, — добавил Липка, — очень опасный. Я его хорошо знаю. Нам придется нелегко, очаровательная сеньора. Кстати, вы не сказали, как вас зовут?
— Сеньора Дитворст. Я нидерландская журналистка.
— По-испански вы говорите довольно неплохо. Хотя иногда проскальзывает какой-то акцент. Не немецкий, скорее шведский, в общем, скандинавский. Но не русский. Как мне выйти на Флосмана?
— По нашим сведениям, он в Буэнос-Айресе.
— Вы знаете, сколько там людей? Мне понадобится вся оставшаяся жизнь, чтобы его найти.
— Нет, — возразила Чернышева, — мы знаем, как это сделать за несколько дней. Думаю, у нас получится. Завтра я жду вас в отеле «Санта-Крус». До свидания. — Она поднялась, прощаясь с хозяином.
— До свидания. — Липка поднялся следом.
Он проводил ее до дверей. И, вернувшись на свой диван, уставился на бутылку вина.
— Флосман, — пробормотал он чуть слышно, — они думают, что это так просто — найти тебя.
3
Вернувшаяся после полудня в столицу Марина Чернышева разрешила Благидзе позвонить в местную резидентуру КГБ и условиться о встрече, на которой он должен был подтвердить предварительно намеченную программу.
План, разработанный в группе «Кларисса» с учетом мнения сотрудников 2-го отдела ПГУ КГБ СССР, предусматривал активные действий по розыску Флосмана в Буэнос-Айресе. Липка был прав. Искать в многомиллионном городе нужного человека, не зная конкретно, где именно, было просто невозможно. Тем более, если этот человек хочет остаться незамеченным. Но разработанная ситуация включала в себя и учет психотипа «Кучера» и особенности его прежней работы.
Проанализировав действия чехословацкой агентуры на территории Западной Германии за последние двадцать лет, психологи и аналитики обратили внимание на повторяющийся фактор выхода на связь резидентов КГБ с агентами-нелегалами. Между Дюссельдорфом и Бонном по Рейну курсировали небольшие прогулочные катера, столь популярные и любимые у отдыхающих немцев. Обычно резидент давал сообщение в местной газете о прогулке несуществующей группы любителей богемского пива и указывал время и название катера, на котором должна была состояться встреча. Все агенты-нелегалы обычно знали, что сообщение о группе любителей богемского пива, означает место встречи. Знал это и сам Флосман, часто пользующийся таким каналом связи. Именно на этом и был построен весь расчет. Между Буэнос-Айресом и Санта-Фе по реке также часто ходили прогулочные катера и теплоходы, рассчитанные на двухдневное путешествие.
Объявление, появившееся в местных газетах, обязательно должно было попасть на глаза Флосма-ну, который наверняка должен был заинтересоваться подобной встречей, рассчитанной на других бывших агентов чехословацкой разведки. И, по расчетам аналитиков ПГУ, «Кучер» обязательно проявил бы себя в таком случае.
Однако учитывалась и привычная осторожность Флосмана, который не захочет идти на контакт с посторонним человеком. Именно поэтому в плане особое место отводилось Липке, которого Флосман знал по прежней работе. «Кучер» не мог знать, что о его настоящей работе двойного агента уже известно. Но он мог это предполагать и поэтому действовать нужно было исключительно продуманно и осторожно.
Заранее приготовленный текст вот уже две недели публиковался во всех местных газетах с таким расчетом, чтобы его прочитал сам Флосман. Отъезд речного теплохода «Кастуэра» в Санта-Фе планировался через два дня. Билеты в разные каюты первого класса были заказаны для сеньоры Дитворст и сеньора Нино Моретти. Под этим именем за рубежом обычно работал похожий на итальянца черноволосый, высокий, красивый Александр Благидзе.
Для сеньора Липки также была заказана каюта, но второго класса, о которой он еще даже не подозревал. И теперь сотрудник посольства СССР в Аргентине, работавшим под прикрытием дипломатического паспорта — специалист по вопросам внешней контрразведки и безопасности местной резидентуры КГБ, ежедневно звонил в кассы пароходства, узнавать, как продаются билеты. На теплоходе было соответственно по шестнадцать кают первого и второго классов. Теплоход был небольшой и выбран с таким расчетом, чтобы каждый из оказавших на нем был бы на виду. Пассажиры третьего класса обычно терпеливо толпились на палубе и сходили на первой же остановке.
За два дня до выхода катера из шестнадцати кают двенадцать уже были проданы, Оставшиеся четыре более всего нервировали сотрудников местной резидентуры. А до отхода теплохода оставалось всего два дня.
Диас сдержал слово. За домом Липки в Кампане было установлено наблюдение. Конечно, это было сделано на крайний случай, но по рассказам сотрудников бывшего одиннадцатого отдела ПГУ КГБ, Флосман был действительно незаурядной личностью. Несмотря на поиск в архивах, найти его фотографию так и не удалось, и был составлен фоторобот, лишь приблизительно напоминавший Флосмана даже по рассказам людей, знавших его в прежние времена.
На следующий день в отель приехал Липка. Марина завтракала на террасе, когда он вошел в ресторан. Надев светлый костюм, он словно преобразился. Из старого человека, всю жизнь прожившего у моря и пропахшего рыбой и морем, он превратился в солидного пожилого сеньора с довольно благообразной внешностью. Редкая щетина на щеках была сбрита. Волосы аккуратно уложены. Он явно наслаждался произведенным эффектом и, пройдя к столику Чернышевой, сел за соседний и подозвал официанта.
И только после завтрака, когда она вышла из отеля, он присоединился к ней уже на улице.
— Доброе утро, ~ улыбнулся он приветливо. От него исходил аромат хорошего французского лосьона.
— Вы сегодня более элегантны, — заметила Чернышева.
— Просто я приехал к своим сыновьям, — объяснил Липка, которому была приятна подобная похвала от красивой женщины.
— Давайте отойдем подальше от отеля, — предложила она, — чтобы нас не видели вместе.
Спустя двадцать минут он уже знал почти все подробности плана, выстроенного аналитиками. Он слышал о подобных формах связи в Западной Германии и поэтому сразу оценил перспективность подобного метода.
— Он обязательно прочтет это сообщение, — загорелся Липка.
— Вы сумеете его узнать?
— Конечно, — подтвердил Липка, — хотя он всегда любил принимать самый неожиданный облик. Его так и называли в Праге — «имитатор».
Чернышева достала из сумочки фотографию «Кучера», сделанную фотороботом.
— Это он?
Липка взял фотографию, пригляделся повнимательнее.
— Похож. Но выражение лица совсем другое. Более настороженное и отрешенное. Глаза более внимательные. А губы узкие, в полоску. Но, в общем, похож. Мне так трудно судить. Если я его увижу, то наверняка узнаю. Все-таки мы встречались с ним несколько раз.
— Мы заказали для вас каюту на теплоходе. Билет уже оплачен. Вы можете взять его в кассе в любое время. Он на ваше имя.
— Спасибо. Но я думаю, что он просто так на пароход не сунется. Сначала все проверит сам. Отличительной его чертой всегда была тщательная подготовка. Он любил обращать внимание на мелочи, говорил, что в нашем деле мелочей вообще не бывает.
— Может, вы помните еще какие-нибудь характерные детали? — спросила Чернышева.
— Он человек внимательный, эмоциональный. Любит красивых женщин, деньги, впрочем, они у него всегда были. Теперь я понимаю почему. Вспомнил. Он одинаково хорошо владел двумя руками. Стрелял, фехтовал. И даже мог писать обеими руками и разным почерком.
— Вы думаете, он обратит внимание на наше сообщение?
— Обязательно обратит. Он всегда обращает внимание на такие сообщения. Но вот появится ли на теплоходе, этого я гарантировать не могу. Он вполне может почувствовать неладное и затаиться. Или вообще уехать из страны.
— Это худший вариант, — помрачнела Марина, — мы хотим предложить ему сотрудничество. Или хотя бы убедиться в его нейтралитете. Флосман слишком хорошо знает всю сеть вашей агентуры в Европе и в Америке.
— Которую вы теперь решили использовать, — закончил за нее Липка, — я все понимаю. Впрочем, куда мы все денемся. Эти польские, немецкие, венгерские, румынские, болгарские, чехословацкие агенты. Кому мы нужны? На родине нас считают злодеями и пособниками тоталитарных режимов. Для противника мы отработанный материал. Похоже вы просто занимаетесь благодетельством, спасая наши души от нас самих.
— Мы говорили не об этом, — тактично заметила Марина, возвращая его к основной теме беседы. — Какие еще отличительные черты Флосмана вы помните?
— Я его узнаю сразу, — заверил Липка, — он не сумеет меня обмануть.
— Речь идет не только о вас. Больше ничего вспомнить не можете?
— Кажется, нет. Ничего особенного. Но я его узнаю.
— Хорошо, — закончила разговор Чернышева, — сейчас поезжайте в кассу и возьмите билет. Завтра в пять часов вечера вы должны быть в своей каюте. Я тоже буду с вами в этой поездке. Договорились?
Она хотела уже попрощаться с Липкой, когда заметила, что тот нерешительно мнется, словно собираясь о чем-то попросить.
— Вы хотите сказать еще что-то? — спросила она.
— Да, — кивнул ее собеседник, — вы будете одна?
— А почему это вас так интересует?
— Флосману сорок пять лет. Он намного младше меня. Если вдруг он не захочет пойти на контакт… Вы меня понимаете, сеньора. Мы с вами можем с ним просто не справиться.
— Не волнуйтесь, — холодно улыбнулась она, — мы справимся. Хотя это и говорит в пользу Флосмана.
— У вас будет оружие? — уточнил Липка.
— Я же сказала, чтобы вы не волновались, Идите в кассу и заберите свой билет. Завтра встретимся.
Липка кивнул на прощание, Она проводила его долгим взглядом. Судя по всему, предстоящий поединок с Флосманом может сделать их путешествие не очень приятным.
4
Вечером этого дня Марина Чернышева снова встретилась с Диасом. Никаких новых сообщений у него не было. За домом Липки постоянно следили, но никто похожий на Флосмана там не появлялся. После встречи с Диасом Чернышева передала через Благидзе в Центр подтверждение о встрече с Липкой и Диасом. И только после этого, отпустив следовавшего за ней неотлучно Благидзе, вышла в город.
Город был не просто красив. Это был своеобразный европейский город в Южной Америке. Если модерн Бразилиа или роскошь Сантьяго были вызовом латиноамериканских городов новому тысячелетию, то Буэнос-Айрес с его улочками, внутренними двориками, многочисленными кафе, из которых доносились звуки танго и джаза, мог по праву считаться самым уютным городом Южной Америки.
На огромном континенте, где было расположено десятка полтора латиноамериканских государств, всегда соперничали две крупнейшие региональные мини-супердержавы — Бразилия и Аргентина. Бразилия была более своеобразна, более экзотична, более экспрессивна и более однородна в этническом плане, выводя особую нацию бразильских горожан: белых, желтых и черных, смешавшихся в одной расе, в которой текла кровь одновременно черных рабов, белых португальских колонизаторов, коричневых представителей местных племен. Это была негроидно-белая раса, в которой самба и карнавалы, казалось, были заложены в самой крови нации.
Аргентина была другой. Здесь все еще четко разделялись итальянские, немецкие и испанские кварталы. Текла не менее горячая кровь, но самба и карнавалы были уже немыслимым зрелищем для более сдержанных аргентинцев, для которых танго — танец внутренней экспрессии — становился символом нации. Среди лиц преобладали характерные европейские черты южных народов Европы, — итальянцев, испанцев — смешанные большей частью с кровью местных аборигенов, часто белых туземцев, резко отличавшихся от своих бразильских соседей. Может, сказывался более холодный климат или отсутствие такого количества рабов, которые были завезены в Бразилию португальцами. Может, сказывалась большая открытость испанской культуры миру. Но обе страны и оба соседних народа резко отличались друг от друга в этническом, национальном, эмоциональном плане. Единым для обоих государств была только одна страсть-любовь к футболу, ставшему национальным видом спорта и в Бразилии, и в Аргентине.
Но если в Бразилии это было помешательство, доходившее до сумасшествия, то в Аргентине это было помешательство, доходившее до неистового экстаза. Но не более того. Здесь не выбрасывались с балконов в случае поражения своей — национальной сборной. Хотя переживали не менее сильно. Но, может, менее театрально, чем это любили делать в Бразилии.
Марина и раньше неоднократно бывала в Буэнос-Айресе. Вместе с Сантьяго это были два ее самых любимых города на континенте. Но если со столицей Чили была связана грустная история о несостоявшейся любви и первом чувстве, вспыхнувшем тут много лет назад, то со столицей Аргентины были связаны только светлые воспоминания постоянного праздника и веселого аромата города, так красиво встречающего каждого.
Проходивший мимо цветочник протянул ей цветок. Она знала, что это бесплатно. Просто парень таким образом выражал ей симпатию, подчеркивая ее красоту. Деньги можно было не платить. А можно было заплатить в десять раз больше того, что стоила эта роза. Что она и сделала, вызвав ответную улыбку у молодого человека.
В маленьком кафе «Каварено», которое принадлежало итальянским иммигрантам из Северной Италии, она всегда пила кофе. По-особенному заваренный «капуччино» со сливками был здесь какой-то особенно приятный. И даже сын хозяина, сменивший своего отца, ровно шестнадцать лет назад впервые обслуживший Чернышеву в этом заведении, уже не мог узнать в этой красивой, зрелой женщине ту молодую девушку, которая приходила сюда пить кофе. Это было так давно.
Тогда она впервые встретилась с Дорвалем. С единственным человеком, в которого влюбилась сразу и навсегда. Но по непонятному капризу судьбы они принадлежали разным странам. И разным ведомствам. Он был представителем французских спецслужб, прибывшим в Южную Америку для выполнения своего задания. Она была молодой сотрудницей советской разведки, впервые попавшей на такое ответственное задание.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента