Страница:
— Не буду, — пробормотал Бернардо, — значит, мне придется жить со старухой. Какой ужас. Только вдовы мне не хватало.
— Вот она сидит, в той стороне, — показал на молодую женщину в белом костюме Мануэль, — если она старуха, то я ничего не понимаю в женщинах.
Ошеломленный Бернардо посмотрел на уже понравившуюся ему женщину.
— Сколько ей лет? — шепотом спросил он.
— Она настоящая старуха. — Мануэль умело брал реванш за все сказанное. — Ей всего тридцать шесть. У нас в Америке рано выходят замуж. Тебе следовало бы лучше знать местные условия того региона, куда тебя отправляют. Хотя по-испански, нужно отдать тебе должное, ты говоришь чудесно, даже с каким-то центральноамериканским акцентом. Так говорят обычно крестьяне Сальвадора или Никарагуа.
Бернардо промолчал. Глупо доказывать связному, что он и вырос среди крестьян Никарагуа. А с «женой» ему повезло, даже очень повезло.
На арене матадор, пытавшийся убить быка одним ударом, чуть поспешил, шпага, ударившись об спину быка, вошла недостаточно глубоко, и бык, истекая кровью, продолжал оставаться на ногах.
— А нельзя переехать прямо сегодня? — спросил Бернардо — Нельзя, — строго ответил Мануэль, — ты находишься сейчас в Гватемале и появишься в Мадриде только на два дня.
— И кто сидит теперь рядом с ней? — чувствуя какую-то непонятную ревность, спросил Бернардо.
— Это начальник ее личной охраны, — пояснил Мануэль, — его зовут Альфредо Баррос, очень неприятный тип. Конечно, он ничего не знает, но, думаю, заочно тебя очень сильно ненавидит. Тебе, должно быть, это приятно?
— Ладно, — облизнул губы Бернардо, — с ним мы тоже выясним все отношения.
— Не советую, — спокойно заметил Мануэль, — он раньше работал в полиции Мехико, очень подготовленный тип.
Матадор нанес наконец свой второй удар уже тяжело раненному быку, и тот упал на колени. Подскочивший помощник матадора ладонью ударил по торчавшей из спины животного рукояти второй шпаги. На этот раз бык зашатался и упал. Недовольные зрители свистели, у несчастного животного изо рта шла кровь. Он дернулся несколько раз и умер.
— И что здесь интересного? — пожал плечами Бернардо. — Столько шума из-за убийства несчастного животного. У быка не было ни одного шанса.
— Ну почему, — возразил Мануэль, — на этой арене было убито достаточно много матадоров, есть ведь статистика.
— Я говорю только то, что вижу, — с раздражением ответил Бернардо, заметив, как начальник охраны что-то говорит его «жене» и та согласно кивает головой, — это настоящее убийство. Не нравится мне ваша коррида. В Мексике ее, кажется, тоже любят.
— Это национальный вид спорта, — пожал плечами Мануэль. Под звуки музыки на голову быка надели веревку, и выбежавшая резвая тройка лошадей унесла волочившуюся по песку тушу животного за собой. Опять заиграла музыка, и на арену выбежал второй бык. Все повторялось сначала. Снова появились пикадоры и тореадоры.
— И так без конца до конца, — по-русски сказал вдруг Бернардо.
— Что? — не понял Мануэль.
— Ничего, просто мне неприятно это зрелище на арене. Фиглярство и смерть. Противоестественный симбиоз.
— А Хемингуэй, — напомнил Мануэль, — ему нравилось.
— В таком случае мне перестал нравиться сам Хемингуэй. Может, в этом и была какая-то своя красота, а сейчас я не вижу ничего, кроме расчетливого и хладнокровного убийства. На быка нападают сразу пять-шесть человек, у него нет никаких шансов. — Он посмотрел на Инес. Она внимательно следила за происходившими на арене драматическими событиями.
Этого быка убивали еще более мучительно и трудно, чем первого. Очередной матадор снова промахнулся, и быка трижды били кинжалом между глаз, пытаясь добить. Весь обливаясь кровью, бык изо всех сил боролся за свою жизнь, пока наконец не захрипел и не свалился набок. Но даже лежа на песке, он еще открывал и закрывал глаза, пока наконец очередной удар кинжала не добил его.
Бернардо заметил, с каким холодным равнодушием следила за убийством быка его «супруга». Он невольно поморщился.
— Давайте ваш конверт, — недовольно сказал он Мануэлю, — мне не хочется здесь больше оставаться.
Под звуки музыки на арену выбегал третий бык.
Главное разведывательное управление
Генерального штаба
Министерство обороны СССР
Архивный фонд
Особо секретный фонд
Документ особой важности
Выносить из здания не разрешается
Копий не снимать.
Вскрыть только с согласия начальника Управления
ДЕЛО АГЕНТУРНОЙ РАЗРАБОТКИ
8796
«ГОСПОДАРЬ"
Источник уточняет затребованную информацию по наиболее видным деятелям оппозиции, находящимся легально в Румынии. Ион Илиеску. Родился 3 марта 1930 года в г. Олтенице уезда Илфов. В 1951 году закончил Бухарестский политехнический институт, два года учился в Москве. С 1953 года — член РКП. С 1957 года — депутат Великого национального собрания. В 1956 — 1960 годах — секретарь. Председатель Союза студентов. С 1967 года — первый секретарь ЦК Союза коммунистической молодежи и министр по делам молодежи. С 1968 года — член ЦК РКП. С 1971 года — секретарь ЦК РКП. С 1974 года — первый секретарь комитета РКП в уезде Яссы, затем секретарь РКП в уезде Тимиш. С 1979 года — председатель Национального совета водного хозяйства, член правительства Румынии, член Государственного совета Румынии. В 1984 году за выступления против режима Чаушеску выведен из состава ЦК партии и правительства Румынии. Тогда же лишен статуса депутата. В настоящее время директор бухарестского издательства научно-технической литературы.
Силвиу Брукан родился 18 января 1916 года в Бухаресте. Профессиональный дипломат. Профессор. В 1956 — 1959 годах — Чрезвычайный и Полномочный посол Румынии в США. Одновременно в 1957 — 1961 годах — постоянный представитель Румынии при ООН. Во время правления Чаушеску был отстранен от активной дипломатической работы. В 1986 году в числе шести наиболее видных деятелей оппозиции направил письмо Президенту Румынии Чаушеску, в котором обвинял его в порочных методах насаждения социализма в стране и развале народного хозяйства. В настоящее время на пенсии, под надзором сотрудников государственной безопасности.
3 декабря 1989 года
Источник сообщает, что начавшиеся волнения в Трансильвании серьезно беспокоят правящие круги Румынии. На проведенном в Бухаресте совещании Президент страны потребовал от всех руководителей обеспечения порядка любой ценой. Вооруженным силам и внутренним войскам разрешено применение оружия.
10 декабря 1989 года
Трагические события в Трансильвании, где режим Чаушеску впервые применил вооруженные и полицейские части против собственного народа, всколыхнули всю страну. Революции нужен был лишь повод, и она его получила. Объективных причин было более чем достаточно. Одной из субъективных причин стали действия группы «Чиновника» на северо-западе Румынии. Примкнувшие сначала к полицейским частям люди «Чиновника» открывали огонь по безоружным манифестантам, провоцируя их на новые выступления против существующего порядка. Ненависть к режиму подпитывалась почти ежедневными сообщениями о якобы имеющих место зверствах сотрудников безопасности. В группе «Чиновника» было сразу несколько опытнейших мастеров дезинформации. При любом тоталитарном режиме средства массовой информации — печать, телевидение, радио — находятся под строгим надзором государственной цензуры. И образуется часто возникающий парадокс. Чем сильнее официальная цензура, чем многочисленнее запреты, тем легче передаются обычная устная информация, сплетни, ложь, анекдоты, в том числе и массовая дезинформация. Выводя формулу дезинформации, можно считать, что ее успех обычно слагается из двух противоположных начал — строжайшего запрета на особую информацию, а любое действие, как известно, рождает противодействие естественной любознательности индивида к запретному плоду объективной информации. При таком раскладе, когда никто не верит в официальные сообщения, массовая дезинформация становится обычным явлением, а невероятные слухи плодятся во множественном числе.
В самом Бухаресте начались волнения среди студентов и молодежи. Чаушеску Все еще не хотел верить, что это конец. По его приказу на грандиозный митинг в Бухаресте сгоняются сотни тысяч людей. Райкомы по разнарядке закрывают крупнейшие промышленные объекты, сгоняя рабочих и служащих на официальный митинг. По решению Президента страны в этом массовом мероприятии должны участвовать все, без исключения, патриоты страны. В подобной ситуации проявить нелояльность к властям — для многих все еще неразрешимая дилемма.
В этот день утром Бернардо наконец получает конкретное задание. Его сотрудники должны начать активные действия по сигналу связного из Центра полковника службы безопасности Георгия Робеску. Последние часы правления семейной четы Чаушеску подходят к концу, но ни сам Президент, ни его жена, ни их братья, занимающие высшие государственные посты, ни их дети, также занимающие достаточно приятные должности, и не подозревают, что конец будет стремительным и кровавым.
В остальных социалистических государствах как-то удавалось обойтись без насилия, даже приход к власти деятелей «Солидарности», когда-то репрессированных генералом Ярузельским в Польше, и то не вызвал никаких особенных последствий. Проигравшие коммунисты покорно отдают власть, а победители, кажется, и не собираются вспоминать о мщении.
В Германии, где противостояние было особенно жестоким, и не только внутри страны, тоже ничего особенного не происходило. Рухнула Берлинская стена, счастливые немцы плясали на ее обломках под дружеские приветствия всего мира. Хонеккер добровольно ушел в отставку, а «немецкий Горбачев» Эгон Кренц оказался всего-навсего мелким заурядным чиновником, волею случая вознесшимся на вершину власти. У него не было ни твердых принципов Хонеккера, ни даже идеологических убеждений, как у его преемника Грегора Гизи. Все происходит спокойно, без насилия и крови, и это как-то успокоило самого Чаушеску. В самом крайнем случае, считает он, его просто отправят на пенсию. Но даже на пенсию не хочет уходить этот крестьянский сын, имеющий высшую власть в стране. Его не убедят никакие манифестации, никакие волнения. Если понадобится, он сумеет доказать всему миру, что он не Горбачев и не Хонеккер. Он даже не Ярузельский. Пули и штыки помогут удержаться на троне, когда нет других вариантов. Чаушеску привык рисковать. Когда в шестьдесят седьмом Израиль начал свою быструю войну против арабов, весь социалистический мир с подачи Советского Союза осудил начавшуюся агрессию и разорвал свои отношения с Израилем.
Тогда он впервые пошел наперекор мнению Москвы. Осудив начавшуюся войну, он тем не менее не разорвал дипломатических отношений с Израилем, вызвав явное недовольство Москвы. Через год, когда кремлевские стратеги решили наказать Чехословакию, Чаушеску, опять наперекор общему мнению, не посылает войска на подавление «пражской весны», не разрешает румынской армии участвовать в этом позорном мероприятии.
Конечно, он преследует при этом прежде всего свои цели, считая, что румынская армия не должна быть сильно интегрирована в структуру стран Варшавского Договора. И если де Голль занимает демонстративно изоляционистскую политику по отношению к НАТО и даже выводит свою страну из организации, то Чаушеску пытается делать то же самое на Востоке.
Он привык рисковать и теперь не собирается уступать. Его очень волнуют события, происходящие в мире. Особенно его тревожит непонятная политика Москвы. Последние два года он отказывается что-либо понимать. Возникает такое мнение, что Советский Союз просто решил сдать всех своих союзников, решил полностью демонтировать систему социализма. Но даже если это произойдет, здесь, в Румынии, все должно остаться без изменений.
Как и все диктаторы, он считает, что всегда служил только своему народу. Конечно, он не диктатор, он всего лишь заботливый отец нации. Под его руководством Румыния достигла такого прогресса. Путем неимоверного напряжения сил удалось выплатить весь национальный долг страны. Второго такого прецедента мир еще не знал. Правда, ради этого пришлось отключить электричество в домах собственных граждан, ограничивать вещание собственного телевидения, закрывать после десяти вечера все общественные заведения для сохранения электроэнергии. Страна погрузилась во мрак, люди начали недоедать, в магазинах исчезло привычное разнообразие, но Чаушеску, одержимый своей навязчивой идеей, продолжал свою политику. Долг он выплатил полностью, но ненависть в сердцах людей породил лютую.
И теперь, узнав, что волнения начались и в Бухаресте, он впервые несколько растерялся. Утром ему доложили о массовых выступлениях. Решение о митинге ему подсказала жена, и он, рассудив, что это единственный шанс продемонстрировать всей стране и всему миру стабильность власти, судорожно ухватился за него.
Он не знал, что среди сотрудников его собственной безопасности уже действовали чужие агенты. Он не мог знать, что в этот день утром Робеску передал «Маркизу» подробное описание схемы включения микрофона на площади. Он и не предполагал, что за несколько минут до его выступления большинство микрофонов будут выведены из строя. Эффект был страшным и убийственным.
Перед народом выступал уже не грозный диктатор, четверть века правивший страной, а маленький человечек, нелепо и смешно размахивающий руками. Многие его не слышали, а лишь видели комичные судорожные движения его рук. И эффект клоунады и позерства, помноженный на общую ненависть в стране, дал свой немедленный результат. Митинг получился достаточно эффективным, но с отрицательным знаком. В стране, где даже нормально не работали микрофоны, чтобы обеспечить речь Президента, уже ничто не могло функционировать. В этот день началась революция.
Историки и политологи, экономисты и философы всегда обосновывают важнейшие причины любой революции, любого насильственного свержения существующей власти, но поводом к выступлению часто служат столь незначительные детали, что они забываются под грудой исторических фактов. В конце концов, кто сейчас помнит, что «бостонское чаепитие» вылилось в результате в революцию и привело к образованию через двести лет самого мощного государства на свете.
Глава 3
Это был последний день перед его переселением в «Палас-отель». Образно говоря, это был его последний «холостяцкий день» перед началом трудной операции. Сегодня он должен был впервые познакомиться со своей женой. По договоренности это должно было произойти в Толедо, древней столице Кастилии, расположенной от Мадрида в семидесяти километрах.
Он встал рано утром, тщательно побрился, стараясь водить лезвием достаточно осторожно, чтобы не пораниться. Он вдруг поймал себя на чувствах, заметив, что несколько волнуется. Это его даже развеселило. Бернардо, несмотря на свои тридцать пять, был холост. И в последний раз он так волновался перед свиданием лет пятнадцать назад. С возрастом приходит обретение сексуального опыта и какое-то перенасыщение, если, конечно, вы не собираетесь претендовать на лавры Дон-Жуана. Бернардо помнил, как обычно философствовал его наставник Сергей Чернов, более известный под именем «Чиновника». Собственно, «бабник», любил говорить Чернов на своих, часто очень поучительных, лекциях, — это редкая, почти вымирающая категория вечно голодных мужчин, получающих удовольствие прежде всего от наслаждения самой женщины. Только мужчина, способный доставить женщине всю гамму эротических чувств и не забывающий в эти минуты о себе, считал Чернов, может называться настоящим «бабником» в самом высоком проявлении этого слова. Но у настоящих профессионалов, всегда подчеркивал Чернов, сублимация их творческой работы заменяет им сексуальные отношения, и лучшие разведчики часто были гомосексуалистами и импотентами, безапелляционно заявлял Чернов, а на роль соблазнителей можно было подбирать слащавых красавчиков. Настоящий разведчик никогда бы не смог, подобно Джеймсу Бонду, заниматься любовью двадцать четыре часа в сутки и успешно выполнять свои сложные задачи. Или одно, или другое — слишком напряженная работа отнимала порой все силы. Штирлиц в этом случае достовернее Бонда, заканчивал «Чиновник» под смех курсантов свои лекции по эротике.
В Толедо он добрался на экскурсионном автобусе. Из рекламных проспектов он знал, что в городе они будут три часа. Поэтому многие туристы, выслушав первые обзорные лекции о городе, предпочитали ходить в одиночку по узким улочкам Толедо, кажется, сплошь состоящим из сувенирных магазинчиков и маленьких кафе.
Встреча была назначена в старом готическом соборе, расположенном в центре города. Строившийся более двухсот лет в тринадцатом — пятнадцатом веках, он был одним из самых великолепных памятников Толедо, являя собой шедевр мастеров раннего Возрождения. Рядом была пристроена галерея Эль Греко. Сюда был переведен Дом-музей великого испанца, расположенный ранее на окраине Толедо. Собор был виден в городе практически с любой точки, и его легко было найти.
Он вошел в храм с группой англичан и огляделся. Великолепие средневековой архитектуры потрясало воображение. Зодчие Средневековья словно бросали вызов современным мастерам, возводя величественные архитектурные сооружения, способные поражать воображение потомков спустя многие столетия после строительства.
Обойдя центральный алтарь, он поспешил налево, где должен был находиться знаменитый музей Эль Греко. Перед одной из картин, репродукцию которой ему дал вчера Мануэль, и должна будет состояться их встреча. Он все-таки волновался и от этого злился прежде всего на самого себя.
Бернардо вошел в музей. Первые несколько больших картин, увиденных им еще в маленькой комнате, служащей переходом к музею, не произвели на него особого впечатления. Они были слишком мрачными и темными. А потом он увидел почти все шедевры Эль Греко в большом зале. Впечатление было такое, словно все разом заговорили. Буйство красок, какие-то неземные вытянутые лица, печальные глаза святых глядели на него со всех сторон. В этом зале можно было исповедаться, такие чувства вызывали картины знаменитого испанца.
Он стоял, ошеломленный внезапно потрясшей его красотой. Так длилось лишь несколько минут. Наконец, вспомнив, зачем он сюда пришел, Бернардо прошел в конец зала, где должна была находиться его репродукция. У картины стояла какая-то женщина. Не обращая на нее внимания, он встал перед картиной и только тогда услышал негромкий голос женщины.
— Вы Гильермо Урбьета?
Она даже не спрашивала, она утверждала, очевидно, ей давали его фотографии.
Он удивился. Эта женщина в черном совсем была не похожа на ту уверенную красавицу, которую он видел вчера. Женщина чуть повернула голову, и он узнал под черным платком четкий профиль лица.
— Да, — сказал он, — это я. Я вас сразу узнал, сеньора Инес.
— Мы с вами женаты уже месяц, — улыбнулась женщина, — не нужно говорить мне сеньора. Сразу называйте меня Инес, так будет правильнее. Быстрее привыкнете.
— Хорошо, я вас не узнал, сеньора… простите, Инес.
— Вы видели мои фотографии. Я обычно получаюсь на фотокарточках.
— Нет, я видел вас вчера на корриде.
— Да? — немного удивилась женщина. — А мне не сказали, что вы там будете. Теперь понятно, почему мне так советовали пойти на эту корриду. Видимо, Мануэль решил показать меня вам живьем. Ведь на встречу с вами пришел наверняка он сам, признайтесь.
— Верно, — пожал плечами Бернардо. — Пришел Мануэль. Старик лет шестидесяти пяти. С землистым цветом лица и очень цепкими глазами. Вы, видимо, работаете с ним не первый год.
Инес улыбнулась.
— Не первый. — Она больше ничего не сказала, а сам Бернардо решил не расспрашивать. Они вышли из зала.
— Вам дали билет из Гватемалы? — спросила Инес.
— Дали, конечно. И даже наше брачное свидетельство. Мне уже рассказали историю нашего знакомства и нашей свадьбы.
— Хорошо, — сказала женщина, — значит, вы все знаете. Завтра утром я приеду за вами в аэропорт. Мы немного опоздаем, и вы должны ждать нас у информационного бюро, там, где заказывают обычно отели для приезжающих иностранцев. Вам нужно позвонить и узнать, как вам лучше проехать к «Палас-отелю». Ехать конечно, никуда не нужно. Мы опоздаем минут на пять, не больше. Учтите, я буду не одна и все нужно разыграть очень четко. Начальник моей личной охраны очень внимательный человек.
— Я его видел.
— Да? — удивилась Инес. — Когда вы его могли видеть? Ах да, конечно. Вчера, на корриде. Мануэль все продумал отлично. Тогда тем более вы должны вести себя очень естественно.
— Для вас это так важно? — В его голосе прозвучал плохо скрытый сарказм.
— Для нас обоих это важно, — холодно отрезала Инес, и между ними незаметно возникла тонкая ледяная стена отчуждения. Бернардо решил сразу убрать все возникающие перегородки.
— Простите меня, — сказал он, — я несколько в необычной ситуации. Я до сих пор не женат и плохо представляю себя в роли семейного мужчины.
Она откинула платок на плечи, тряхнула головой, улыбнулась.
— Тогда вам не очень повезло. Я не самая лучшая супруга на свете.
— Будем считать, что я обрету необходимый опыт, — пробормотал Бернардо, — вы будете моей учительницей.
— Не надейтесь, — сразу ответила Инес, — у нас будут чисто деловые отношения.
— Я имел в виду не это.
— Неважно, мне казалось правильным сразу расставить все акценты. Думаю, вы со мной согласны?
— Я буду делать все, что вы мне скажете, — пожал плечами Бернардо, — я никогда не был ни в Мексике, ни на Кубе.
— Правда? — удивилась женщина, снова взглянув на него. — А вы довольно хорошо знаете испанский, я думала, вы мексиканец или кубинец.
— Нет. — Ему было даже смешно. Уже во второй раз ему говорят, что он слишком хорошо знает свой родной язык. Они вышли на площадь. Инес огляделась.
— Моя машина будет ждать меня внизу, на дороге. Там, где находятся ваши автобусы. Проводите меня, мистер Урбьета. Это ведь ваше ненастоящее имя, верно?
— Да, а вас действительно зовут Инес Контрерас?
Она снова улыбнулась. Но на этот раз не взглянула на него. Просто, глядя вперед на дорогу, тихо спросила:
— Вам разве не рассказывали обо мне?
— Совсем немного, — честно признался Бернардо, — и не так подробно, чтобы я не совершал ошибок. Я ведь никогда не был в подобных ситуациях, у меня всегда был несколько другой профиль.
— Понимаю. — Женщина показала на здание. — Вы знаете, что здесь находится одна из самых известных синагог в Европе?
— Нет, я впервые в Толедо.
— У меня складывается такое ощущение, что вы вообще впервые выехали за рубеж, — засмеялась женщина, — вы нигде до этого не были?
— В Испании не был, — ответил Бернардо, — а в других странах Европы был достаточно много.
Один из проходивших мимо туристов обратился на английском к Бернардо.
— Вы не подскажете, как пройти к католическому храму?
Он должен быть где-то здесь рядом.
— Очень сожалею, — извинился Бернардо, — но я сам иностранец и не знаю дороги.
— Вам нужно пройти вниз и налево. Он будет сразу с левой стороны, — подсказала на хорошем английском Инес, и, когда любознательный австралиец отошел от них, она снова, уже в третий раз, внимательно посмотрела на Бернардо.
— Вы довольно хорошо знаете и английский, — сказала она, — кажется, мне повезло, у меня будет достаточно образованный супруг. Сколько языков всего вы знаете?
— Пять, — чуть поколебавшись, ответил Бернардо.
— Я знаю всего четыре, — улыбнулась женщина, — по-моему, вам удалось обойти меня на этом этапе, мистер Урбьета.
— Меня специально готовили, — напомнил Бернардо.
— Да, я помню, — кивнула Инес, — значит, завтра вы будете ждать меня там, где мы договорились. Вы помните всех моих родственников и знакомых, о которых я должна была вам рассказывать?
— Помню. Я внимательно читал все инструкции Мануэля.
— Мне он писал такие же, надеюсь, они идентичны. Правда, он не написал мне о вашем характере и ваших привычках. Очевидно, они считают, что мы сможем выяснить это в процессе общения.
— Возможно и так, но мне он написал, что вы любите верховую езду. У вас в поместье должна быть целая конюшня.
— Так и есть, — кивнула Инес, — что еще он обо мне написал?
— Разное. Вы, например, не любите купаться, даже в бассейнах. И терпеть не можете моря.
— Интересно, — внезапно покраснела женщина. — Он написал почему?
— Нет, он написал, что вы просто не любите, и все. — Бернардо почувствовал, что совершил какую-то ошибку, и решил тут же исправиться. — Там было очень много хорошего-. И о вашей любви к животным, особенно собакам и кошкам. И о ваших увлечениях живописью.
— Надеюсь, — пробормотала Инес, — он же не мог писать обо мне только гадости. Впрочем, это не относится к делу. Нам нужно идти туда, вниз. Там обычно стоят все автобусы. На мосту мы с вами расстанемся.
— Вот она сидит, в той стороне, — показал на молодую женщину в белом костюме Мануэль, — если она старуха, то я ничего не понимаю в женщинах.
Ошеломленный Бернардо посмотрел на уже понравившуюся ему женщину.
— Сколько ей лет? — шепотом спросил он.
— Она настоящая старуха. — Мануэль умело брал реванш за все сказанное. — Ей всего тридцать шесть. У нас в Америке рано выходят замуж. Тебе следовало бы лучше знать местные условия того региона, куда тебя отправляют. Хотя по-испански, нужно отдать тебе должное, ты говоришь чудесно, даже с каким-то центральноамериканским акцентом. Так говорят обычно крестьяне Сальвадора или Никарагуа.
Бернардо промолчал. Глупо доказывать связному, что он и вырос среди крестьян Никарагуа. А с «женой» ему повезло, даже очень повезло.
На арене матадор, пытавшийся убить быка одним ударом, чуть поспешил, шпага, ударившись об спину быка, вошла недостаточно глубоко, и бык, истекая кровью, продолжал оставаться на ногах.
— А нельзя переехать прямо сегодня? — спросил Бернардо — Нельзя, — строго ответил Мануэль, — ты находишься сейчас в Гватемале и появишься в Мадриде только на два дня.
— И кто сидит теперь рядом с ней? — чувствуя какую-то непонятную ревность, спросил Бернардо.
— Это начальник ее личной охраны, — пояснил Мануэль, — его зовут Альфредо Баррос, очень неприятный тип. Конечно, он ничего не знает, но, думаю, заочно тебя очень сильно ненавидит. Тебе, должно быть, это приятно?
— Ладно, — облизнул губы Бернардо, — с ним мы тоже выясним все отношения.
— Не советую, — спокойно заметил Мануэль, — он раньше работал в полиции Мехико, очень подготовленный тип.
Матадор нанес наконец свой второй удар уже тяжело раненному быку, и тот упал на колени. Подскочивший помощник матадора ладонью ударил по торчавшей из спины животного рукояти второй шпаги. На этот раз бык зашатался и упал. Недовольные зрители свистели, у несчастного животного изо рта шла кровь. Он дернулся несколько раз и умер.
— И что здесь интересного? — пожал плечами Бернардо. — Столько шума из-за убийства несчастного животного. У быка не было ни одного шанса.
— Ну почему, — возразил Мануэль, — на этой арене было убито достаточно много матадоров, есть ведь статистика.
— Я говорю только то, что вижу, — с раздражением ответил Бернардо, заметив, как начальник охраны что-то говорит его «жене» и та согласно кивает головой, — это настоящее убийство. Не нравится мне ваша коррида. В Мексике ее, кажется, тоже любят.
— Это национальный вид спорта, — пожал плечами Мануэль. Под звуки музыки на голову быка надели веревку, и выбежавшая резвая тройка лошадей унесла волочившуюся по песку тушу животного за собой. Опять заиграла музыка, и на арену выбежал второй бык. Все повторялось сначала. Снова появились пикадоры и тореадоры.
— И так без конца до конца, — по-русски сказал вдруг Бернардо.
— Что? — не понял Мануэль.
— Ничего, просто мне неприятно это зрелище на арене. Фиглярство и смерть. Противоестественный симбиоз.
— А Хемингуэй, — напомнил Мануэль, — ему нравилось.
— В таком случае мне перестал нравиться сам Хемингуэй. Может, в этом и была какая-то своя красота, а сейчас я не вижу ничего, кроме расчетливого и хладнокровного убийства. На быка нападают сразу пять-шесть человек, у него нет никаких шансов. — Он посмотрел на Инес. Она внимательно следила за происходившими на арене драматическими событиями.
Этого быка убивали еще более мучительно и трудно, чем первого. Очередной матадор снова промахнулся, и быка трижды били кинжалом между глаз, пытаясь добить. Весь обливаясь кровью, бык изо всех сил боролся за свою жизнь, пока наконец не захрипел и не свалился набок. Но даже лежа на песке, он еще открывал и закрывал глаза, пока наконец очередной удар кинжала не добил его.
Бернардо заметил, с каким холодным равнодушием следила за убийством быка его «супруга». Он невольно поморщился.
— Давайте ваш конверт, — недовольно сказал он Мануэлю, — мне не хочется здесь больше оставаться.
Под звуки музыки на арену выбегал третий бык.
Главное разведывательное управление
Генерального штаба
Министерство обороны СССР
Архивный фонд
Особо секретный фонд
Документ особой важности
Выносить из здания не разрешается
Копий не снимать.
Вскрыть только с согласия начальника Управления
ДЕЛО АГЕНТУРНОЙ РАЗРАБОТКИ
8796
«ГОСПОДАРЬ"
№ 4
Источник уточняет затребованную информацию по наиболее видным деятелям оппозиции, находящимся легально в Румынии. Ион Илиеску. Родился 3 марта 1930 года в г. Олтенице уезда Илфов. В 1951 году закончил Бухарестский политехнический институт, два года учился в Москве. С 1953 года — член РКП. С 1957 года — депутат Великого национального собрания. В 1956 — 1960 годах — секретарь. Председатель Союза студентов. С 1967 года — первый секретарь ЦК Союза коммунистической молодежи и министр по делам молодежи. С 1968 года — член ЦК РКП. С 1971 года — секретарь ЦК РКП. С 1974 года — первый секретарь комитета РКП в уезде Яссы, затем секретарь РКП в уезде Тимиш. С 1979 года — председатель Национального совета водного хозяйства, член правительства Румынии, член Государственного совета Румынии. В 1984 году за выступления против режима Чаушеску выведен из состава ЦК партии и правительства Румынии. Тогда же лишен статуса депутата. В настоящее время директор бухарестского издательства научно-технической литературы.
Силвиу Брукан родился 18 января 1916 года в Бухаресте. Профессиональный дипломат. Профессор. В 1956 — 1959 годах — Чрезвычайный и Полномочный посол Румынии в США. Одновременно в 1957 — 1961 годах — постоянный представитель Румынии при ООН. Во время правления Чаушеску был отстранен от активной дипломатической работы. В 1986 году в числе шести наиболее видных деятелей оппозиции направил письмо Президенту Румынии Чаушеску, в котором обвинял его в порочных методах насаждения социализма в стране и развале народного хозяйства. В настоящее время на пенсии, под надзором сотрудников государственной безопасности.
3 декабря 1989 года
№ 5
Источник сообщает, что начавшиеся волнения в Трансильвании серьезно беспокоят правящие круги Румынии. На проведенном в Бухаресте совещании Президент страны потребовал от всех руководителей обеспечения порядка любой ценой. Вооруженным силам и внутренним войскам разрешено применение оружия.
10 декабря 1989 года
ВОСПОМИНАНИЯ
Трагические события в Трансильвании, где режим Чаушеску впервые применил вооруженные и полицейские части против собственного народа, всколыхнули всю страну. Революции нужен был лишь повод, и она его получила. Объективных причин было более чем достаточно. Одной из субъективных причин стали действия группы «Чиновника» на северо-западе Румынии. Примкнувшие сначала к полицейским частям люди «Чиновника» открывали огонь по безоружным манифестантам, провоцируя их на новые выступления против существующего порядка. Ненависть к режиму подпитывалась почти ежедневными сообщениями о якобы имеющих место зверствах сотрудников безопасности. В группе «Чиновника» было сразу несколько опытнейших мастеров дезинформации. При любом тоталитарном режиме средства массовой информации — печать, телевидение, радио — находятся под строгим надзором государственной цензуры. И образуется часто возникающий парадокс. Чем сильнее официальная цензура, чем многочисленнее запреты, тем легче передаются обычная устная информация, сплетни, ложь, анекдоты, в том числе и массовая дезинформация. Выводя формулу дезинформации, можно считать, что ее успех обычно слагается из двух противоположных начал — строжайшего запрета на особую информацию, а любое действие, как известно, рождает противодействие естественной любознательности индивида к запретному плоду объективной информации. При таком раскладе, когда никто не верит в официальные сообщения, массовая дезинформация становится обычным явлением, а невероятные слухи плодятся во множественном числе.
В самом Бухаресте начались волнения среди студентов и молодежи. Чаушеску Все еще не хотел верить, что это конец. По его приказу на грандиозный митинг в Бухаресте сгоняются сотни тысяч людей. Райкомы по разнарядке закрывают крупнейшие промышленные объекты, сгоняя рабочих и служащих на официальный митинг. По решению Президента страны в этом массовом мероприятии должны участвовать все, без исключения, патриоты страны. В подобной ситуации проявить нелояльность к властям — для многих все еще неразрешимая дилемма.
В этот день утром Бернардо наконец получает конкретное задание. Его сотрудники должны начать активные действия по сигналу связного из Центра полковника службы безопасности Георгия Робеску. Последние часы правления семейной четы Чаушеску подходят к концу, но ни сам Президент, ни его жена, ни их братья, занимающие высшие государственные посты, ни их дети, также занимающие достаточно приятные должности, и не подозревают, что конец будет стремительным и кровавым.
В остальных социалистических государствах как-то удавалось обойтись без насилия, даже приход к власти деятелей «Солидарности», когда-то репрессированных генералом Ярузельским в Польше, и то не вызвал никаких особенных последствий. Проигравшие коммунисты покорно отдают власть, а победители, кажется, и не собираются вспоминать о мщении.
В Германии, где противостояние было особенно жестоким, и не только внутри страны, тоже ничего особенного не происходило. Рухнула Берлинская стена, счастливые немцы плясали на ее обломках под дружеские приветствия всего мира. Хонеккер добровольно ушел в отставку, а «немецкий Горбачев» Эгон Кренц оказался всего-навсего мелким заурядным чиновником, волею случая вознесшимся на вершину власти. У него не было ни твердых принципов Хонеккера, ни даже идеологических убеждений, как у его преемника Грегора Гизи. Все происходит спокойно, без насилия и крови, и это как-то успокоило самого Чаушеску. В самом крайнем случае, считает он, его просто отправят на пенсию. Но даже на пенсию не хочет уходить этот крестьянский сын, имеющий высшую власть в стране. Его не убедят никакие манифестации, никакие волнения. Если понадобится, он сумеет доказать всему миру, что он не Горбачев и не Хонеккер. Он даже не Ярузельский. Пули и штыки помогут удержаться на троне, когда нет других вариантов. Чаушеску привык рисковать. Когда в шестьдесят седьмом Израиль начал свою быструю войну против арабов, весь социалистический мир с подачи Советского Союза осудил начавшуюся агрессию и разорвал свои отношения с Израилем.
Тогда он впервые пошел наперекор мнению Москвы. Осудив начавшуюся войну, он тем не менее не разорвал дипломатических отношений с Израилем, вызвав явное недовольство Москвы. Через год, когда кремлевские стратеги решили наказать Чехословакию, Чаушеску, опять наперекор общему мнению, не посылает войска на подавление «пражской весны», не разрешает румынской армии участвовать в этом позорном мероприятии.
Конечно, он преследует при этом прежде всего свои цели, считая, что румынская армия не должна быть сильно интегрирована в структуру стран Варшавского Договора. И если де Голль занимает демонстративно изоляционистскую политику по отношению к НАТО и даже выводит свою страну из организации, то Чаушеску пытается делать то же самое на Востоке.
Он привык рисковать и теперь не собирается уступать. Его очень волнуют события, происходящие в мире. Особенно его тревожит непонятная политика Москвы. Последние два года он отказывается что-либо понимать. Возникает такое мнение, что Советский Союз просто решил сдать всех своих союзников, решил полностью демонтировать систему социализма. Но даже если это произойдет, здесь, в Румынии, все должно остаться без изменений.
Как и все диктаторы, он считает, что всегда служил только своему народу. Конечно, он не диктатор, он всего лишь заботливый отец нации. Под его руководством Румыния достигла такого прогресса. Путем неимоверного напряжения сил удалось выплатить весь национальный долг страны. Второго такого прецедента мир еще не знал. Правда, ради этого пришлось отключить электричество в домах собственных граждан, ограничивать вещание собственного телевидения, закрывать после десяти вечера все общественные заведения для сохранения электроэнергии. Страна погрузилась во мрак, люди начали недоедать, в магазинах исчезло привычное разнообразие, но Чаушеску, одержимый своей навязчивой идеей, продолжал свою политику. Долг он выплатил полностью, но ненависть в сердцах людей породил лютую.
И теперь, узнав, что волнения начались и в Бухаресте, он впервые несколько растерялся. Утром ему доложили о массовых выступлениях. Решение о митинге ему подсказала жена, и он, рассудив, что это единственный шанс продемонстрировать всей стране и всему миру стабильность власти, судорожно ухватился за него.
Он не знал, что среди сотрудников его собственной безопасности уже действовали чужие агенты. Он не мог знать, что в этот день утром Робеску передал «Маркизу» подробное описание схемы включения микрофона на площади. Он и не предполагал, что за несколько минут до его выступления большинство микрофонов будут выведены из строя. Эффект был страшным и убийственным.
Перед народом выступал уже не грозный диктатор, четверть века правивший страной, а маленький человечек, нелепо и смешно размахивающий руками. Многие его не слышали, а лишь видели комичные судорожные движения его рук. И эффект клоунады и позерства, помноженный на общую ненависть в стране, дал свой немедленный результат. Митинг получился достаточно эффективным, но с отрицательным знаком. В стране, где даже нормально не работали микрофоны, чтобы обеспечить речь Президента, уже ничто не могло функционировать. В этот день началась революция.
Историки и политологи, экономисты и философы всегда обосновывают важнейшие причины любой революции, любого насильственного свержения существующей власти, но поводом к выступлению часто служат столь незначительные детали, что они забываются под грудой исторических фактов. В конце концов, кто сейчас помнит, что «бостонское чаепитие» вылилось в результате в революцию и привело к образованию через двести лет самого мощного государства на свете.
Глава 3
Это был последний день перед его переселением в «Палас-отель». Образно говоря, это был его последний «холостяцкий день» перед началом трудной операции. Сегодня он должен был впервые познакомиться со своей женой. По договоренности это должно было произойти в Толедо, древней столице Кастилии, расположенной от Мадрида в семидесяти километрах.
Он встал рано утром, тщательно побрился, стараясь водить лезвием достаточно осторожно, чтобы не пораниться. Он вдруг поймал себя на чувствах, заметив, что несколько волнуется. Это его даже развеселило. Бернардо, несмотря на свои тридцать пять, был холост. И в последний раз он так волновался перед свиданием лет пятнадцать назад. С возрастом приходит обретение сексуального опыта и какое-то перенасыщение, если, конечно, вы не собираетесь претендовать на лавры Дон-Жуана. Бернардо помнил, как обычно философствовал его наставник Сергей Чернов, более известный под именем «Чиновника». Собственно, «бабник», любил говорить Чернов на своих, часто очень поучительных, лекциях, — это редкая, почти вымирающая категория вечно голодных мужчин, получающих удовольствие прежде всего от наслаждения самой женщины. Только мужчина, способный доставить женщине всю гамму эротических чувств и не забывающий в эти минуты о себе, считал Чернов, может называться настоящим «бабником» в самом высоком проявлении этого слова. Но у настоящих профессионалов, всегда подчеркивал Чернов, сублимация их творческой работы заменяет им сексуальные отношения, и лучшие разведчики часто были гомосексуалистами и импотентами, безапелляционно заявлял Чернов, а на роль соблазнителей можно было подбирать слащавых красавчиков. Настоящий разведчик никогда бы не смог, подобно Джеймсу Бонду, заниматься любовью двадцать четыре часа в сутки и успешно выполнять свои сложные задачи. Или одно, или другое — слишком напряженная работа отнимала порой все силы. Штирлиц в этом случае достовернее Бонда, заканчивал «Чиновник» под смех курсантов свои лекции по эротике.
В Толедо он добрался на экскурсионном автобусе. Из рекламных проспектов он знал, что в городе они будут три часа. Поэтому многие туристы, выслушав первые обзорные лекции о городе, предпочитали ходить в одиночку по узким улочкам Толедо, кажется, сплошь состоящим из сувенирных магазинчиков и маленьких кафе.
Встреча была назначена в старом готическом соборе, расположенном в центре города. Строившийся более двухсот лет в тринадцатом — пятнадцатом веках, он был одним из самых великолепных памятников Толедо, являя собой шедевр мастеров раннего Возрождения. Рядом была пристроена галерея Эль Греко. Сюда был переведен Дом-музей великого испанца, расположенный ранее на окраине Толедо. Собор был виден в городе практически с любой точки, и его легко было найти.
Он вошел в храм с группой англичан и огляделся. Великолепие средневековой архитектуры потрясало воображение. Зодчие Средневековья словно бросали вызов современным мастерам, возводя величественные архитектурные сооружения, способные поражать воображение потомков спустя многие столетия после строительства.
Обойдя центральный алтарь, он поспешил налево, где должен был находиться знаменитый музей Эль Греко. Перед одной из картин, репродукцию которой ему дал вчера Мануэль, и должна будет состояться их встреча. Он все-таки волновался и от этого злился прежде всего на самого себя.
Бернардо вошел в музей. Первые несколько больших картин, увиденных им еще в маленькой комнате, служащей переходом к музею, не произвели на него особого впечатления. Они были слишком мрачными и темными. А потом он увидел почти все шедевры Эль Греко в большом зале. Впечатление было такое, словно все разом заговорили. Буйство красок, какие-то неземные вытянутые лица, печальные глаза святых глядели на него со всех сторон. В этом зале можно было исповедаться, такие чувства вызывали картины знаменитого испанца.
Он стоял, ошеломленный внезапно потрясшей его красотой. Так длилось лишь несколько минут. Наконец, вспомнив, зачем он сюда пришел, Бернардо прошел в конец зала, где должна была находиться его репродукция. У картины стояла какая-то женщина. Не обращая на нее внимания, он встал перед картиной и только тогда услышал негромкий голос женщины.
— Вы Гильермо Урбьета?
Она даже не спрашивала, она утверждала, очевидно, ей давали его фотографии.
Он удивился. Эта женщина в черном совсем была не похожа на ту уверенную красавицу, которую он видел вчера. Женщина чуть повернула голову, и он узнал под черным платком четкий профиль лица.
— Да, — сказал он, — это я. Я вас сразу узнал, сеньора Инес.
— Мы с вами женаты уже месяц, — улыбнулась женщина, — не нужно говорить мне сеньора. Сразу называйте меня Инес, так будет правильнее. Быстрее привыкнете.
— Хорошо, я вас не узнал, сеньора… простите, Инес.
— Вы видели мои фотографии. Я обычно получаюсь на фотокарточках.
— Нет, я видел вас вчера на корриде.
— Да? — немного удивилась женщина. — А мне не сказали, что вы там будете. Теперь понятно, почему мне так советовали пойти на эту корриду. Видимо, Мануэль решил показать меня вам живьем. Ведь на встречу с вами пришел наверняка он сам, признайтесь.
— Верно, — пожал плечами Бернардо. — Пришел Мануэль. Старик лет шестидесяти пяти. С землистым цветом лица и очень цепкими глазами. Вы, видимо, работаете с ним не первый год.
Инес улыбнулась.
— Не первый. — Она больше ничего не сказала, а сам Бернардо решил не расспрашивать. Они вышли из зала.
— Вам дали билет из Гватемалы? — спросила Инес.
— Дали, конечно. И даже наше брачное свидетельство. Мне уже рассказали историю нашего знакомства и нашей свадьбы.
— Хорошо, — сказала женщина, — значит, вы все знаете. Завтра утром я приеду за вами в аэропорт. Мы немного опоздаем, и вы должны ждать нас у информационного бюро, там, где заказывают обычно отели для приезжающих иностранцев. Вам нужно позвонить и узнать, как вам лучше проехать к «Палас-отелю». Ехать конечно, никуда не нужно. Мы опоздаем минут на пять, не больше. Учтите, я буду не одна и все нужно разыграть очень четко. Начальник моей личной охраны очень внимательный человек.
— Я его видел.
— Да? — удивилась Инес. — Когда вы его могли видеть? Ах да, конечно. Вчера, на корриде. Мануэль все продумал отлично. Тогда тем более вы должны вести себя очень естественно.
— Для вас это так важно? — В его голосе прозвучал плохо скрытый сарказм.
— Для нас обоих это важно, — холодно отрезала Инес, и между ними незаметно возникла тонкая ледяная стена отчуждения. Бернардо решил сразу убрать все возникающие перегородки.
— Простите меня, — сказал он, — я несколько в необычной ситуации. Я до сих пор не женат и плохо представляю себя в роли семейного мужчины.
Она откинула платок на плечи, тряхнула головой, улыбнулась.
— Тогда вам не очень повезло. Я не самая лучшая супруга на свете.
— Будем считать, что я обрету необходимый опыт, — пробормотал Бернардо, — вы будете моей учительницей.
— Не надейтесь, — сразу ответила Инес, — у нас будут чисто деловые отношения.
— Я имел в виду не это.
— Неважно, мне казалось правильным сразу расставить все акценты. Думаю, вы со мной согласны?
— Я буду делать все, что вы мне скажете, — пожал плечами Бернардо, — я никогда не был ни в Мексике, ни на Кубе.
— Правда? — удивилась женщина, снова взглянув на него. — А вы довольно хорошо знаете испанский, я думала, вы мексиканец или кубинец.
— Нет. — Ему было даже смешно. Уже во второй раз ему говорят, что он слишком хорошо знает свой родной язык. Они вышли на площадь. Инес огляделась.
— Моя машина будет ждать меня внизу, на дороге. Там, где находятся ваши автобусы. Проводите меня, мистер Урбьета. Это ведь ваше ненастоящее имя, верно?
— Да, а вас действительно зовут Инес Контрерас?
Она снова улыбнулась. Но на этот раз не взглянула на него. Просто, глядя вперед на дорогу, тихо спросила:
— Вам разве не рассказывали обо мне?
— Совсем немного, — честно признался Бернардо, — и не так подробно, чтобы я не совершал ошибок. Я ведь никогда не был в подобных ситуациях, у меня всегда был несколько другой профиль.
— Понимаю. — Женщина показала на здание. — Вы знаете, что здесь находится одна из самых известных синагог в Европе?
— Нет, я впервые в Толедо.
— У меня складывается такое ощущение, что вы вообще впервые выехали за рубеж, — засмеялась женщина, — вы нигде до этого не были?
— В Испании не был, — ответил Бернардо, — а в других странах Европы был достаточно много.
Один из проходивших мимо туристов обратился на английском к Бернардо.
— Вы не подскажете, как пройти к католическому храму?
Он должен быть где-то здесь рядом.
— Очень сожалею, — извинился Бернардо, — но я сам иностранец и не знаю дороги.
— Вам нужно пройти вниз и налево. Он будет сразу с левой стороны, — подсказала на хорошем английском Инес, и, когда любознательный австралиец отошел от них, она снова, уже в третий раз, внимательно посмотрела на Бернардо.
— Вы довольно хорошо знаете и английский, — сказала она, — кажется, мне повезло, у меня будет достаточно образованный супруг. Сколько языков всего вы знаете?
— Пять, — чуть поколебавшись, ответил Бернардо.
— Я знаю всего четыре, — улыбнулась женщина, — по-моему, вам удалось обойти меня на этом этапе, мистер Урбьета.
— Меня специально готовили, — напомнил Бернардо.
— Да, я помню, — кивнула Инес, — значит, завтра вы будете ждать меня там, где мы договорились. Вы помните всех моих родственников и знакомых, о которых я должна была вам рассказывать?
— Помню. Я внимательно читал все инструкции Мануэля.
— Мне он писал такие же, надеюсь, они идентичны. Правда, он не написал мне о вашем характере и ваших привычках. Очевидно, они считают, что мы сможем выяснить это в процессе общения.
— Возможно и так, но мне он написал, что вы любите верховую езду. У вас в поместье должна быть целая конюшня.
— Так и есть, — кивнула Инес, — что еще он обо мне написал?
— Разное. Вы, например, не любите купаться, даже в бассейнах. И терпеть не можете моря.
— Интересно, — внезапно покраснела женщина. — Он написал почему?
— Нет, он написал, что вы просто не любите, и все. — Бернардо почувствовал, что совершил какую-то ошибку, и решил тут же исправиться. — Там было очень много хорошего-. И о вашей любви к животным, особенно собакам и кошкам. И о ваших увлечениях живописью.
— Надеюсь, — пробормотала Инес, — он же не мог писать обо мне только гадости. Впрочем, это не относится к делу. Нам нужно идти туда, вниз. Там обычно стоят все автобусы. На мосту мы с вами расстанемся.