Абдуллаев Чингиз Акифович. Закон негодяев

   — Тебе не кажется, что ты пессимист? — нахмурился Лаутон.
   — Я еще оптимист. Хорошо, если министры и прокуроры берут только взятки. Нет, они еще лично возглавляют банды рэкетиров, контрабандистов, мошенников, которые платят им определенный процент за защиту. Иначе ж просто не выжить.
   — Прокурорам? — пошутил Лаутон.
   — И министрам тоже, — очень серьезно ответил «Дронго», — а вообще эти закавказские республики уже сами граждане называют Баклажанией или Лимонией. У людей не осталось веры. И нет никаких шансов на будущее.
   — Мрачно, — Лаутон попробовал чай, — горячий, — сказал он недовольно.
   — Чай пьют очень горячим, — объяснил Дьюла, — я уже знаю этот обычай.
   — Значит, у нас нет никаких шансов что-нибудь здесь наладить? — прямо спросил Лаутон.
   — Если честно — почти нет.
   — Что означает слово «почти»?
   — Это если вам удастся в этих условиях все-таки произвести расследование и выйти на самые верхи. В таком случае руководители закавказских республик просто для сохранения имиджа своих государств вынуждены будут принимать жесткие меры, убирая одних бандитов и заменяя их другими. Но только если вы самостоятельно сможете добиться успеха. Ни на какую помощь не рассчитывайте. Здесь правит «закон негодяев», Джеральд, и вам будет очень трудно.
   — Никогда не слышал о таком законе, — удивился Дьюла, — что это значит?
   — Главное правило очень простое, — охотно пояснил «Дронго». — Успей предать своего друга раньше, чем он сдаст тебя. Успей продать свою совесть по сходной цене, пока это не сделали твои компаньоны. В общем, успей предать, иначе это сделают другие.
   — Французы говорят: «предают только свои», — вспомнил Дьюла.
   — Да, — кивнул «Дронго», — но это они говорят о разведчиках, среди которых встречаются предатели. Один на тысячу. А здесь соотношение наоборот.
   — Значит, у нас есть какие-то шансы, — Лаутон снова потер подбородок, он явно нервничал.
   — Минимальные. И только потому, что здесь срабатывает закон эволюции.
   Более крупные твари пожирают более мелких. Политикам, озабоченным собственной властью и сохранением этой власти, приходится жертвовать слишком одиозными фигурами из своего окружения.
   Он вдруг обратил внимание на слова Лаутона.
   — Что в данном случае означает слово «у нас»? — поинтересовался «Дронго».
   — У нас, — невозмутимо повторил Лаутон. — У меня, у Дьюлы и у тебя.
   В комнате наступило молчание.
   — Я, кажется, еще не давал своего согласия, — тихо напомнил «Дронго».
   — Ты ведь сразу понял, зачем я приехал. Мы не знаем местных обычаев, у нас нет нужной квалификации. Твое присутствие здесь просто как подарок судьбы.
   — Я никогда не работал в этом регионе, — напомнил «Дронго».
   — Ну и что? — удивился Лаутон.
   — Мне здесь жить. Несмотря ни на что, я люблю эти места, люблю этот город, в котором сейчас столько грязи, люблю этих несчастных людей, среди которых много моих знакомых и просто друзей. Потом вы уедете, если, конечно, нам удастся что-либо сделать. А мне оставаться здесь. Если у нас еще есть хоть какие-то шансы, то после вашего отъезда у меня шансов не будет. Ни одного. Ни единого. Мне здесь больше не жить. Я должен заплатить слишком большую цену, Джеральд, а я этого не хочу.
   — Ты так ставишь вопрос, — пробормотал Лаутон, — что я даже не могу тебя уговаривать.
   — И не нужно, Джеральд. Я могу вам всегда помочь консультацией, выйти на нужных людей, обеспечить связью. Но на большее не рассчитывайте. Я устал от этих грязных игр. Конечно, я живу в дерьме. Но это мое дерьмо, Лаутон, и я к нему привык. Постарайся меня понять.
   — Жаль, — вздохнул Лаутон, — мы рассчитывали на твое согласие.
   — Его не может быть, — твердо парировал «Дронго», — ты ведь помнишь одно из главных правил «ангелов» «Интерпола» — никогда не проводить операции там, где тебе нужно закрепиться. А я все-таки хочу закрепиться здесь, мистер Лаутон.
   У меня нет другой родины. И бросать ее в этот сложный для нее момент я не намерен.
   — Извини, — встал Лаутон, — но я понимаю тебя. И уважаю твои мотивы.
   Значит, будем действовать самостоятельно. Но, думаю, от консультаций ты не откажешься?
   — Никогда. И от дружеского вечера тоже. У меня все-таки есть старые запасы валюты. Поэтому я приглашаю вас вечером в ресторан. В какой гостинице вы живете?
   — Вот наш адрес. Мы оформлены официально по линии «Интерпола», — протянул свою карточку Лаутон, — вчера мы потеряли целый день, пока встретились с представителями правоохранительных органов. Поэтому о развале в твоей стране мы знаем уже из собственного опыта. До свидания.
   Он протянул ему руку. «Дронго» крепко стиснул ладонь Лаутона. Больше не было произнесено ни слова.
   Дьюла на прощание весело подмигнул, пожимая руку «Дронго». Кажется, он был готов к такому.
   Когда за гостями закрылась дверь, «Дронго» подошел к окну. Лаутон и Дьюла под пристальным вниманием соседских мальчишек садились в ярко-красный джип, вызывавший такой восторг у ребят.
   Перед тем как уехать, Лаутон еще раз посмотрел на окно. Он не мог увидеть «Дронго» за занавеской, но «Дронго» видел его, и ему было тяжело. Он чувствовал себя предателем, бросившим в трудный момент своих товарищей. Сейчас он вспоминал многодневное ночное бдение Джеральда у его постели и ему было обидно и больно, словно он впервые в своей жизни поступил непорядочно, обманув своих друзей. Лаутон все правильно понял, но от этого было не легче. И в этот момент зазвонил телефон…

Глава 3

 
   В среднем за время его дежурства в районе случалось пять-шесть преступлений, из которых одно-два требовали его личного участия. В прокуратуре не хватало людей, и следователи дежурили чаще обычного. Вот и теперь — получив сообщение об очередном преступлении, он вызвал машину, чтобы, выехать непосредственно на место происшествия.
   Следователь Евгений Чижов был молод и полон честолюбивых замыслов.
   Именно поэтому он отличался особым рвением, стараясь всегда докопаться до истины, въедливо копаясь в каждой детали происшедшего преступления. В отличие от своих коллег — потухших циников, невозмутимо присутствующих и при вскрытии трупа, и при осмотре белья изнасилованной, с участием потерпевшей, разумеется, он еще старался добиться хоть каких-то успехов, продолжая верить в торжество добра и справедливость закона. Хотя с каждым днем работы в прокуратуре иллюзии таяли, как весенний снег. А ведь ему было всего двадцать восемь лет.
   Ехать было недалеко. На этот раз убийство было совершено в гостинице «Украина», находящейся на территории их Киевского района, Западного административного округа Москвы. Из УВД уже выехала группа и, обнаружив убитого, дала срочное сообщение в прокуратуру. Конечно, следователи МВД были рады избавиться от сложного дела, по закону наиболее сложные преступления, в разряд которых, безусловно, попадало и убийство, должны были расследоваться следователями прокуратуры.
   Вокруг было уже почти светло, когда Чижов прибыл к месту преступления.
   Шел шестой час утра. Недовольные хмурые дежурные и двое милиционеров проводили его к лифту, где он поднялся на десятый этаж. Махнув рукой сопровождающим, он вошел в лифт один и нажал кнопку. На этаже его уже ждали. Руководителя группы из Киевского УВД майора Михеева Чижов знал уже два года. Константин Игнатьевич Михеев работал в органах милиции более двадцати лет и был блестящим профессионалом своего дела. Но и только. Участия в общественной жизни он не принимал, при прежнем режиме в партию вступил, когда ему было под тридцать, да и то под нажимом парткома. При нынешнем не скрывал своего брезгливого отношения к властям и к собственному руководству в городе и в стране. Во время октябрьских событий девяносто третьего, когда напротив гостиницы «Украина» танки в упор расстреливали парламент России, он занимался несвойственным офицерам милиции делом — спасал бежавших от артобстрела людей, помогал им скрываться. Точных фактов, правда, не было, и его не могли просто так выгнать из славной когорты «защитников порядка». Поэтому ему просто не дали уже прошедшее все инстанции решение о присвоении ему звания подполковника. И начальник уголовного розыска Киевского района так и остался единственным в городе майором на этой должности.
   А менять его руководство МУРа и начальник УВД Киевского района отказывались категорически. Уж очень ценным и нужным работником был майор Михеев. В стране, где коррупция стана почти нормой, где каждый четвертый осужденный за лихоимство был работником правоохранительных органов — он являл собой образец неподкупного и порядочного человека, на которых и держалась еще окончательно не развалившаяся система.
   Именно поэтому, увидев Михеева, так обрадовался Чижов.
   С Игнатьичем работать было интересно. И, главное, спокойно. Можно было заранее предсказать, что никому не удастся надавить на майора, заставив его в необходимый момент менять тактику дознания, уводя истинных виновников из-под удара.
   Михеев был небрит. Он стоял в старом, мятом пальто с незажженной сигаретой во рту. После того, как он решил бросить курить, вот уже полгода сослуживцы видели его в таком состоянии, когда подносить зажигалку мешала сила воли, а убрать окончательно сигарету не давала привычка.
   — Как дела, Женя? — спросил Михеев, — потревожили тебя этой ночью?
   — Ничего, Константин Игнатьевич, — бодро ответил Чижов, — раз надо так надо. Работа у нас такая.
   — Да, — хмыкнул Михеев, — ну тогда пошли. Молодой ты еще, Женя, ох какой молодой. Вот и купаешься пока в нашем дерьме. Иди за мной. Работа у него. такая…
   Чижов, привыкший к ворчанию Михеева, покорно шел за начальником уголовного розыска, успевая заметить белое от испуга лицо дежурившей по этажу женщины и уставших работников оперативной группы, вышедших покурить в коридор.
   В номере над телом убитого сидел на корточках молодой человек, внимательно изучавший содержимое карманов погибшего.
   — Что-нибудь нашел? — спросил его Михеев.
   — Ничего, — поднялся сотрудник Михеева, — только пачку долларов и два американских презерватива. Во внутреннем кармане. Видимо, всегда с собой носил, готов был применить в любой момент.
   — Осторожный был, — наклонился над убитым Михеев, — эксперт смотрел?
   — Смотрел, — кивнул парень, — смерть наступила вчера вечером. Говорит, минимум часов пять труп здесь пролежал. Дежурная ведь случайно зашла в номер, она говорит, у него была оплата до сегодняшнего дня. А на четыре часа утра было заказано такси в Шереметьево.
   — Он такси вчера сам заказывал? — спросил Михеев.
   — Сам. Позвонил и заказал. Потом оставил пять тысяч рублей на заказ.
   — Уже выяснили, кто это? — наклонился над убитым и Чижов.
   — Конечно. Михаил Гурамович Мосешвили. Тридцать пятого года рождения.
   Родился в Тбилиси.
   — Ты еще скажи, в каком роддоме, — проворчал Михеев, — где и когда он родился не так важно. Что конкретного выяснили, кроме его паспортных данных?
   — Приехал в Москву три дня назад. Он частый гость в «Украине». Его здесь многие хорошо знали. Говорят, коммерсант из Грузии. В анкете для гостей он написал, что приехал в командировку. Прописан в Тбилиси. Руководитель коммерческой фирмы «ПАК» и «Ампекс». Имеет дочь, так в паспорте отмечено.
   — Вот посмотри, Женя, — показал на парня выпрямившийся Михеев, — сколько нужно говорить о необходимости работать мозгами. А он идет, смотрит анкету, открывает паспорт и выдает нам нужную информацию. Кстати, познакомьтесь. Он и будет заниматься этим делом. Старший лейтенант Виктор Стеклов.
   Парень кивнул Чижову. Он, казалось, совсем не обиделся на замечания Михеева, только внимательно слушал. Все знали, что Игнатьич — мужик справедливый. Поворчать любит, но в обиду не даст. И всегда при случае поможет.
   Чижов посмотрел в спальную комнату. Погибший жил в люксе из трех комнат. Постели были аккуратно застелены.
   — Он сегодня не ложился, — сказал Чижов.
   — Верно, — кивнул Михеев, — что значит аналитическое мышление. Не ложился. Значит, убили часов в девять-десять. — Скрипнула дверь.
   — Можно труп убирать? — спросил кто-то.
   — Думаю, да. У вас нет возражений? — спросил подчеркнуто вежливо Михеев у Чижова.
   — Никаких, — улыбнулся Евгений. — А еще что-нибудь выяснили? — спросил он уже у Стеклова.
   — Сделали запрос по нашей картотеке. Там дежурные спали, — немного виновато ответил Стеклов, — но обещают сейчас уточнить, проходил ли он по нашей картотеке. Судя по всему, он крупный бизнесмен. Дежурная утверждает, что у него всегда было много гостей. А вот кто приходил вчера вечером, не видела. На этаже из лифта два выхода. Можно, выйдя из лифта, сразу пойти налево, и тогда дежурная увидит, кто именно идет по коридору, а можно свернуть сразу направо, и тогда дежурная ничего не увидит. А там, дальше, коридоры соединяются и ведут прямо к нашему номеру.
   — А может, убийца поднялся по лестнице с другого этажа? — спросил Чижов.
   — Маловероятно, — возразил Стеклов, — напротив нашего номера дверь на лестницу вчера была закрыта. Оттуда никто не мог появиться. Только через коридор. Но дежурная ничего не видела.
   — И для чего их только держат? — удивился Чижов. — Они вечно сонные какие-то.
   — Деньги зарабатывают для дирекции, — сквозь зубы пояснил Михеев, обеспечивают девочками постояльцев, сдают номера на ночь без документов, закрывают глаза на нарушение режима — в общем, на всем можно делать деньги.
   Обычный гостиничный бизнес. Это сейчас здесь навели относительный порядок.
   Раньше вообще был рассадник заразы, столько всяких гаденышей здесь обитало.
   Вошедшие в номер несколько человек аккуратно положили носилки на пол, собираясь унести покойного.
   — Подождите, — сказал Михеев, — он наклонился над убитым и с трудом снял с его пальца крупный перстень, — теперь можете забирать.
   Когда носилки вынесли из номера, он пояснил Чижову:
   — Унесут к патологоанатомам, а потом тело в морге оставят, и колечко обязательно пропадет. Сколько таких случаев было и окажется, что это очень важная улика. Или память для родственников погибшего. Поэтому кольца, даже обручальные, я всегда снимаю. В моргах у нас известно кто работает. В последнее время совсем озверели, золотые зубы вырывают у покойных.
   — Время такое, — уклончиво произнес Чижов. Михеев ничего не сказал. Он выплюнул уже сжеванную сигарету и, достав новую, снова положил ее между зубами.
   — На теле погибшего два огнестрельных ранения, — коротко сообщил он Чижову, — одна пуля пробила сердце, другая — легкое. Как я думаю, стреляли профессионалы, причем, конечно, применяли глушитель, иначе выстрелы были бы слышны по всему коридору. Видимо, застали врасплох. Хотя убийца должен быть один, так как двоих в этот вечер вообще не видели. Мои ребята еще порасспрашивают вчерашнюю смену. Кроме того, внизу много магазинов, может, девочки-продавщицы видели что-нибудь.
   — А его вещи смотрели? — спросил Чижов.
   — Два чемодана у него, — пояснил Михеев, — а замки очень сложные. И на ключ закрываются, и цифровой код имеют. Французские чемоданы «Делсей». Ломать их я не хочу. Думаю забрать их с собой. У нас их осторожно откроем и посмотрим, что в них.
   — Да, — согласился Чижов, — так будет вернее.
   — Пойдем, — предложил Михеев, — мои ребята протоколы осмотра места происшествия оформят. Отпечатков все равно никаких нет, кроме отпечатков погибшего. Я лично смотрел. Работали профессионалы. Может, даже заказное убийство. Хотя убитый был коммерсантом. Вряд ли мог открыть дверь кому попало.
   — А может, он ее вообще не закрывал, — предположил Чижов.
   — Точно закрывал, — пояснил Михеев, — сам проверял. Здесь язычок заедает.
   И как только прикрываешь дверь, она автоматически защелкивается и срабатывает замок. Дверь запирается. Значит, своему убийце или убийцам Мосешвили сам дверь открыл. А это уже очень важно. Может, его знакомые были, может, его друзья.
   Нужно будет проверить и эту версию. Узнал, кто его поселял в гостинице? — спросил Михеев у Стеклова.
   — Нет еще, — чуть виновато ответил старший лейтенант, — там пока все спят.
   — Это уже не годится, — покачал головой Михеев, — в таких случаях нужно быстро работать. Убийства здесь не каждый день случаются. А сонные люди соображают плохо, скрыть что-либо им трудно. Уловил?
   — Да, — улыбнулся Стеклов, — все понял.
   — И не улыбайся. Смотри, какой улыбчивый. Вторую ночь не спит и все улыбается. Вчера брали банду, — пояснил он Чижову, — нашего сотрудника Петю Варламова тяжело ранили. Он сегодня должен был дежурить. Вот Виктор за него и отрабатывает.
   — А я ничего не знал, — удивился Чижов.
   — Ну и правильно, — рассудительно заметил Михеев, — чего лишний раз трепаться. А прокурор твой донесение вчера получил. Не волнуйся, с бумажками у нас все в порядке. Просто я обратил внимание — когда хроме меня и моих ребят кто-нибудь узнает о готовящемся захвате, у нас обязательно «пустышка» получается. Не обижайся, я, конечно, не о тебе говорю. Поэтому я суеверный стал, теперь только сам знаю, когда операция начнется. Так надежнее, поверь мне.
   Они вышли в коридор, проходя к лифту. Там уже их ждала дежурная, крашеная блондинка лет сорока пяти.
   — Какой ужас, — сказала она, притворно закрывая глаза.
   — Это, гражданка, не ужас. Это обычное преступление, — сухо заметил Михеев, — а вот что творится у вас в гостинице — это действительно ужас.
   — А при чем тут я? — сразу забыла о покойном дежурная.
   — Конечно, ни при чем. Это я так, к слову. Кстати, Лену ведь вы привели работать в гостиницу.
   — Кто вам сказал? — разозлилась дежурная, — Эта дрянь?
   — Кто надо, тот и сказал. А вы, гражданка Семенова, кончайте со своими номерами. Нечего тут бардак разводить, — строго заметил Михеев, — узнаю еще раз — поставлю ваш вопрос перед дирекцией.
   — А я ничего не знаю, — заплакала женщина, — при чем тут я? Я даже не видела, кто прошел к этому Мосешвили. Честное слово, не видела.
   — А кто раньше ходил, узнать можете? — спросил Михеев.
   — Думаю, да, — быстро ответила женщина, — я его друзей многих в лицо знаю. Он часто у нас останавливался.
   — Завтра придете к нам в УВД. Знаете, куда?
   — Конечно, знаю.
   Михеев, не сказав больше ни слова, вошел в лифт. Чижов последовал за ним. Еще один сотрудник Михеева внес два чемодана.
   — Круто, — покачал головой Чижов, — строгий вы человек Константин Игнатьевич.
   — Будешь здесь строгим, — пробормотал Михеев, — она девочек поставляет богатым клиентам. Одна уже заразилась какой-то гадостью. А этим все равно — были бы деньги.
   Они прошли пустой вестибюль, вышли на улицу.
   — Грузи чемоданы в машину, — махнул рукой Михеев. — Поедешь с нами? — спросил он у Чижова.
   — Конечно.
   В машине они молчали. Только Михеев выплюнул вторую сигарету и достал третью, снова принявшись ее нещадно жевать.
   Они не успели даже подъехать к зданию УВД, когда дежурный, выскочивший из помещения, начал размахивать руками.
   — Чуяло мое сердце, — разозлился Михеев, — опять что-нибудь произошло.
   Он не спеша вылез из автомобиля.
   — Что опять случилось? — спросил он у дежурного майора.
   — Пришло сообщение об убитом, Константин Игнатьевич, — протянул листок бумаги майор, — мне ваши ребята сказали: срочно передай Михееву.
   Это был ответ на запрос в информационный центр. Несмотря на ночное время, дежурные смогли почти сразу найти данные Мосешвили. И ничего удивительного в этом не было.
   Михаил Гурамович Мосешвили, 1935 года рождения. был неоднократно судимым «вором в законе». На его счету было восемь приговоров суда и почти двадцатидвухлетний общий срок пребывания в местах заключения. Дважды он пытался бежать. В Грузии он был широко известен под кличкой «Михо».
   — Такие дела, — протянул компьютерную распечатку Михеев, — теперь жди крупных разборок. Давно такого «авторитета» не убирали. Видимо, кто-то в Москве решил начать новую войну.
   Чижов ошеломленно вчитывался в данные «героической» биографии Михаила Гурамовича.

Глава 4

 
   Это уголовное дело прокурор решил поручить следователю Мирзе Джафарову.
   За последние два года таких уголовных дел у него было почти два десятка, и Мирза твердо знал, что их раскрытие в обозримом будущем не просто нереально, но и вообще почти невозможно. В Карабахе шла ожесточенная война и, согласно закону, по каждому случаю смерти того или иного гражданина республики следовало возбуждать уголовное дело. Как и принято в цивилизованных странах. Но, во-первых, шла война и многие территории, где совершались эти убийства, были просто захвачены врагом. Во-вторых, граждане Нагорного Карабаха не считали себя гражданами Азербайджана, и, тем более, не собирались исполнять законы республики. А в Баку их, в свою очередь, де-факто не считая согражданами, де-юре признавали, что все армяне, живущие на территории Нагорного Карабаха, как и весь анклав, являются территорией суверенного Азербайджана и принципиально продолжали возбуждать уголовные дела по любому факту насилия.
   Правда, в данном случае в приграничном районе был убит старый чабан и тяжело ранен его молодой напарник. Преступление, конечно, совершили армянские бандиты, как считали в прокуратуре, и Мирзе в очередной раз было поручено допросить тяжелораненого свидетеля, возбудить уголовное дело и… забыть о нем, так как расследование в тех местах проводить было просто невозможно, да и бандиты не собирались ждать прокурорского работника, отсиживаясь на месте преступления.
   Тяжелораненого Али Новрузова привезли из райцентра, где врачи уже не могли ему помочь. Мальчика спасло чудо. В Баку находилась миссия Красного Креста из Женевы, и среди врачей был известный хирург Кристиан Андрэ, который и спас больного в результате проведенной почти восьмичасовой операции. Теперь можно было не опасаться за жизнь больного, и следователю по особо важным делам поручили допросить больного для формального возбуждения дела.
   В больнице была обычная грязь, неустроенность и беспорядок. С трудом найдя палату больного, Джафаров зашел в нее, обнаружив шесть очень близко лежавших больных. Раньше, в лучшие времена, здесь по нормам оставались двое тяжелобольных, теперь, из-за нехватки отапливаемых помещений, больных собирали в одну палату. Несмотря на март, на улице было еще довольно холодно.
   Найдя кровать Новрузова, следователь подошел к ней и, не обнаружив свободного стула, сел прямо на кровать. Парень испуганно следил за ним.
   — Как дела? — устало спросил следователь. Конечно, нужно было улыбнуться, но у него не было сил на эти церемонии.
   — Спасибо, все хорошо, — тихо произнес парень.
   — Врачи говорят, жить будешь, — произнес дежурную фразу Джафаров, — считай, второй раз родился.
   — Спасибо, — у парня был довольно жалкий вид.
   — Давай, рассказывай, как там все случилось, — достал блокнот и ручку Джафаров. Магнитофонов у них уже не было, а имевшиеся давно были сломаны.
   — Они убили Курбан-киши, а потом стреляли в меня, — тихо проговорил Али, — кажется, два раза.
   — В тебя кто стрелял, ты видел? — уточнил Джафаров.
   — Конечно.
   — Армянин был?
   — Да.
   — Какие-нибудь подробности запомнил?
   — Нет. Его, кажется, Вартан звали. Там еще Армен был.
   — Вартан в тебя стрелял?
   — Да.
   — Можешь его описать?
   — Здоровый такой, с заросшими бровями. Больше ничего не помню.
   — Ясно, — вздохнул Джафаров. «Все, как обычно, — подумал он. — Нужно будет заехать домой побриться».
   — И Курбана застрелил этот армянин? — спросил он уже для порядка, закрывая блокнот.
   — Нет, — тихо сказал Новрузов, — не он.
   — А кто? — он уже положил блокнот обратно в портфель.
   — Азербайджанец, — очень тихо произнес парень, чтобы не слышали соседи.
   — Какой азербайджанец? — разозлился Джафаров, — Там же одни армяне были!
   — Азербайджанцы тоже, — возразил парень.
   — Вместе с армянами? — не обращая внимания на соседних больных, громко сказал Джафаров. — Совсем с ума сошел ты. У тебя бред какой-то.
   — Нет, — возразил парень. — Там были азербайджанцы. Двое. Одного звали Омар. Другого имени не помню, но точно был азербайджанец.
   Соседи по больничной палате начали негромко переговариваться. Джафаров впервые пожалел, что так громко возмущался.
   — Они были вместе? — тихо спросил он.
   — Да, вместе. Два азербайджанца и два армянина. И еще был какой-то русский. Большой такой, лысый.
   — Имени его не слышал?
   — Нет, его имя они не называли.
   — А почему застрелили старика?
   — Он узнал кого-то из армян. Произнес его имя и тогда азербайджанец его сзади убил из автомата.
   — Все они так, — громко сказал лежавший рядом инвалид без ноги, видимо, потерявший ее на фронте, — продажные твари.
   — Не мешай, — строго произнес Джафаров, — видишь, мы работаем. Поэтому я и приехал сюда, чтобы таких негодяев выводить на чистую воду. Народ воюет, а они торговлей занимаются.
   — Не торговлей, — снова возразил этот несчастный Новрузов.
   — А чем? — очень тихо спросил Джафаров.
   — Они шли в сторону границы. У них были большие рюкзаки. Спрашивали про посты. В горах так обычно перевозят наркотики.
   — Много говоришь, — нахмурился Джафаров, — значит, азербайджанца Омаром звали? Описать его можешь?