Абигайль Кейси. Гадание на розах

   Глория незамедлительно согласилась.
   И пока Большой Сэм изящно, невозмутимо и точно закидывал в корзину мяч за мячом, все шло великолепно.
   Глория то взвизгивала от восторга, то хлопала в ладоши, то смешно подпрыгивала.
   Но вот, закончив очередную снайперскую, безупречную серию, Большой Сэм без всякого предупреждения, как бы в благодарность за поданный мяч, поцеловал раскрасневшуюся помощницу в губы, поцеловал крепко и мощно, зафиксировав новую жертву в железном и не обещающем ничего хорошего объятии.
   Глория Дюбуа мгновенно поняла, что если сейчас не врежет этому двухметровому наглецу по уху, то баскетболист непременно исполнит не тренировочное упражнение, а что-то совсем другое, исполнит расчетливо и точно, как свой коронный трехочковый бросок.
   Что ощутила барабанная перепонка охваченного страстью центрового, интересовало непокорную студентку меньше всего – главное, липкие и противные губы прекратили долгий поцелуй, а тиски железных объятий разжались.
   Большому Сэму хватило спортивной закалки, чтобы обернуть инцидент в шутку и позже не трепаться о неудачной попытке.
   Глория Дюбуа, посчитав, что сама спровоцировала баскетболиста на сексуальный порыв, тоже постаралась как можно скорее забыть тренировочный инцидент, едва не перешедший в рядовое изнасилование.
   А Тине Маквелл несостоявшийся роман оба участника преподнесли одинаково.
   Большой Сэм заявил, что Глории Дюбуа явно не хватает роста.
   А Глория Дюбуа констатировала факт: двухметровый баскетболист – не самый удобный партнер для общения, а тем более для романтичной любви. И, уж конечно, совсем не годится для брака.
   Подруга Ти согласилась с умненькой Гло.
   Она в этом нисколько не сомневалась. Центровой годился лишь для секса, но не для семейной жизни. В его коротко стриженной голове была такая же пустота, как и в мяче, которым он метко попадал в корзину.
   Об этом спортивно-эротическом казусе так и не узнали ни взбалмошная маман, ни строгая гранд-маман, ни даже фамильные розы Национального парка…

Глава 5
НЕРУШИМАЯ КЛЯТВА

   От досадных воспоминаний студенческой поры Глорию отвлекла немка, широкая в бедрах и плечах.
   В своем желто-черном наряде туристка из Германии походила на огромную пчелу, жаждущую нектара. И низкий голос, и речь с баварским готическим акцентом напоминали грубоватое и назойливое жужжание.
   – Зер гут! Зер гут. Зер гут.
   Немецкая упитанная пчела вилась рядом с фамильной бабушкиной розой – «Ночной поцелуй».
   – Аромат зер гут.
   – Еще какой гут, – одобрительно улыбаясь, подтвердила Глория. – Еще какой!
   Дородная пчела обогнула роскошный куст.
   – Колер – зер гут.
   Глория поддержала оценку:
   – Что гут, то гут.
   Пчела то приостанавливалась, тяжеловато и рискованно нагибаясь, то вновь продолжала осмотр.
   – Веточный каркас – зер гут.
   Глории было весьма приятно слышать грубоватые комплименты бабушкиному сорту.
   В немецкой пчеле угадывалась начинающая любительница по цветочной части.
   Глория хотела было дать несколько профессиональных советов заокеанской любительнице, но мысли аспирантки с черенков, окучивания, привоев и подкормки упорно срывались на реальность, которая была переполнена лишь нарастающим и нарастающим ощущением бездонной любви, бездонной, как синее-пресинее осеннее чистое небо.
   Немецкая пчела, замерев, проштудировала табличку, на которой указывался штат, название розы и фамилия селекционера.
   – Фройляйн, я обалдеваю: «Поцелуй ночи»!
   – «Ночной поцелуй», – уточнила Глория.
   Любознательная немецкая пчела не унималась.
   – Фройляйн, только ответьте мне на один вопрос, если вас не затруднит.
   – С большим удовольствием.
   – Почему здесь, в саду, так много Дюбуа?
   Глория, не выдержав, рассмеялась – заливисто и раскованно.
   – А что я сказала такого смешного? – возмущенно загудела недоумевающая пчела.
   Глория посерьезнела и собралась, как на семинаре перед аудиторией первокурсников.
   – Да нет, все правильно, фрау.
   – Правильно?
   – Просто Дюбуа – это такая розовая династия.
   – О, данке шен!
   – Извините, фрау, а как будет по-немецки «взаимная любовь»?
   – Любовь? – растерянно переспросила пчела. – Взаимная?
   Глория терпеливо ждала ответа на вопрос не по теме.
   – Я не понимаю! – возмутилась пчела. – А какое отношение любовь имеет к розам?
   – Самое непосредственное! – В голубых до неестественности глазах Глории искрила нарождающаяся страстность. – Самое непосредственное!
   Когда немецкая пчела, так и не ответив на неуместный вопрос, продолжила экскурсию в глубь сада, влюбленная аспирантка преклонила колени перед бабушкиной розой. Глория Дюбуа, молитвенно сложив ладони, поклялась, что если выпадет удобный момент, то она не только откроет русому незнакомцу свое чистое, высокое и сокровенное чувство, но еще и обязательно расскажет кареглазому симпатяге и про Варфоломеевскую ночь, и про индейцев, снимающих женские скальпы, и про скитания от Великих озер до Миссисипи.
   Глория поднялась с колен и деловито отряхнула джинсы от увядшей листвы и прелых лепестков.
   А получив искреннее подтверждение обоюдности чувств, она поведает избраннику о свой Безымянной красавице, о своем благородном первенце, о своей белой розе, которая невольно и оказалась главной причиной случившейся любви.
   Хотя сегодняшнее утро почти ничем не отличалось от предыдущих, не считая улучшения погоды и неурочного пробуждения…

Глава 6
ПАРИЖ КАК БУДИЛЬНИК

   Третья неделя сентября выдалась в Луизиане непривычно ненастной.
   Ливень за ливнем.
   А в понедельник четвертой недели наконец-то выглянуло солнце.
   Тучи рассосались еще ночью, и как только забрезжил рассвет, стало ясно, что день обещает выдаться прекрасным.
   Аспирантка местного университета Глория Дюбуа, наверное, была единственной из всего кампуса, кто бодрствовал в столь ранний час.
   Исключая, конечно, лаборантов, обремененных непрерывными круглосуточными опытами.
   Да влюбленных студентов, одуревших от поцелуев.
   Глорию Дюбуа в неурочное время разбудил мобильник, принявший вызов из Франции.
   Сумасшедшая мамочка – разумеется, тоже Глория и тоже Дюбуа – со свойственным ей эгоизмом меньше всего заботилась о разнице часовых поясов, вероятно предполагая, что на общение они не распространяются, и если в Париже вечер, то как может быть утро в Батон-Руже, раз он тоже имеет французское название?
   – Короче, Гло, целую!
   – Взаимно.
   – Поздравляю!
   – С чем?
   – Да все шикарно, дорогуша!
   – Что шикарно? – сонно пробормотала Глория, пытаясь одновременно выпутаться из самого сладкого предрассветного сна и включиться в мамочкин напористый энтузиазм.
   – Они тебя взяли!
   – Кто взял? Куда?
   – Да ты что, оглохла, что ли?
   – Мам… Я просто… Еще сплю…
   – Ой, прости, бэби!
   Парижская маман, наконец-то спохватившись, мгновенно перевела энергию в правильное русло. Она немного помолчала, дав дочурке окончательно проснуться. Не больше пары секунд.
   – Ну ладно, потом выспишься, это неважно! – Голос энергичной мамочки вновь обрел торжественные обертоны: – Я долго ругалась, стучала кулаком, доказывала и добилась!
   – Чего, мам? Я не понимаю!
   – Бэби! Твоя роза прошла на выставку!
   Полусонное и квелое состояние разбуженной девушки мгновенно преобразилось в эйфорическое и чуть недоуменное.
   – Прошла?
   – Ну конечно, бэби!
   – Ты меня не разыгрываешь?
   – Ага, мне больше заняться нечем…
   Угадав легкую обиду в фальшивом сопрано у пробивной француженки маман, молодая американка смягчила обмен репликами.
   – Мам, я дико счастлива.
   – Я тоже.
   – Как бы мне хотелось сейчас забраться на Эйфелеву башню…
   – Это зачем еще на башню?
   – Чтобы прокричать на всю Европу – нет, на весь мир, – что я тебя обожаю!
   – Нет, бэби, тебе явно пора замуж.
   – Мам, расскажи лучше, как все было.
   – Да, комиссия согласилась… после долгих споров. Ну… ты знаешь, почему.
   – В Европе не любят американцев.
   – Проще, бэби, проще. Ты же применяешь самые новые методики?
   – Разумеется.
   – А французы, эти чертовы консерваторы, все хотят по старинке, особенно этот противный председатель, лысый Вайяр!
   – Лысый?
   – Абсолютно, бэби, абсолютно.
   – Ужас какой… Мам, я вдруг подумала… А вдруг мне достанется такой же отполированный жизнью муж?
   – Ради твоего счастья, бэби, я согласна на любого.
   – А я – нет.
   – Ну ведь одни розы, даже самые лучшие, не могут заменить любви.
   – Мам, давай лучше про гадких экспертов.
   – В общем, я им доказала, что если они хотят выводить по-своему, пусть дожидаются результатов через сто лет!
   – Или через двести.
   – Короче, ровно через неделю надо сообщить название сорта – ты, надеюсь, уже успела его придумать, как мы договаривались?
   – Нет.
   – Это почему?
   – Ничего путевого не идет в голову.
   – Учись у своих прабабушек.
   – Ну да, с детства помню: «Нью-орлеанская девственница», «Крошка Амур», «Ночной поцелуй»…
   Глория, поколебавшись, добавила к шикарному и знаменитому перечню и скандальный «Анфан-террибль».
   Маман отреагировала довольным смешком:
   – А что, бэби, неплохо звучит!
   – Хорошо, а вот погодка нынче не очень… Пожалуй, я назову свою многострадальную розу «Хмурое утро»!
   – Не смей.
   – Тогда – «Мечты девушки»! Я вот как раз все мечтаю, мечтаю…
   – Ладно, бэби, не пори горячку.
   – Хорошо, мам.
   – Запомни, у тебя есть неделя, ровно неделя.
   – Запомнила.
   – Бэби, пусть триумф твоего замечательного цветка будет отмщением за ужасы Варфоломеевской ночи!
   – Мам, это же было так давно…
   – Я французам этого никогда не прощу.
   – И даже тому, кто пожалел нашу прародительницу?
   – Думаю, теперь такие благородные рыцари здесь не водятся.
   – Ты уверена? – Глория, не удержавшись, иронично хихикнула в телефон. – А может, все рыцари давным-давно перебрались в Штаты?
   – Хорошая мысль.
   – Еще бы!
   – Вот и найди себе, как истинная Глория Дюбуа, истинного рыцаря.
   – Мам, лучше расскажи про… про… – Глория никак не могла вспомнить фамилию председателя комиссии. – Ну про того типа, который ставил препоны моей безымянной красавице.
   – Вот именно, бэби, вот именно! Не дай этому лысому Вайяру найти повод для невключения твоей розы в каталог выставки! Кстати, у него заместителем этакая мымра с замашками любительницы канкана и абсента… Терпеть не могу этих…
   Но тут связь благоразумно оборвалась, не дав славной продолжательнице дела истинных гугенотов продолжить наслаждаться злословием.
   – Вот, кажется, с заветной розой все и решилось, – сказала Глория сама себе. Она любила вслух радоваться своим достижениям.
   Еще в студенческие годы за новый метод внедрения гена в хромосому Глория Дюбуа получила вторую премию. А за ускоренную селекцию благородных роз получила федеральный грант на целых пять лет.
   Впрочем, для выведения нового сорта, еще, увы, безымянного и фигурирующего лишь под цифровым кодом, Глории хватило двух лет.
   А прапрапрабабушкам требовались на каждый новый сорт десятилетия.
   Видели бы все они, какой у прапра-правнучки – тоже Глории и тоже Дюбуа – получился изумительный цветок!
   Крупные и в меру плотные атласные лепестки.
   Полное отсутствие шипов.
   Стебель – гордый, прямой и благородный.
   Гармоничное сочетание пропорций.
   Устойчивость почти ко всем известным болезням и вредителям.
   Максимально удлиненная фаза цветения.
   Долгий срок жизни срезанных роз в хрустальной вазе.
   Аромат, соперничающий с лучшим французским парфюмом.
   Невосприимчивость к дождю и туманам.
   А самое главное – отсутствие каких-либо пигментных примесей в насыщенной белой окраске.
   Безымянная роза могла гордиться своими отборными и элитными предками, но для Глории она была просто – Роза, дитя ее сердца, ума, рук и души. Безымянная красавица.
   Глория подошла к окну.
   – Попасть в официальный каталог парижской выставки цветов – это равносильно Пулитцеровской премии за литературу или сродни английскому Букеру и французскому Гонкуру.
   Глория распахнула звукоизолирующий стеклопакет.
   Птичий гомон, предвещающий неизбежность рассвета, ворвался в спальню, заглушив монотонное сопение кондиционера.
   Глория вполголоса рассказала пернатым о парижском триумфе и добавила шепотом, что теперь пора всерьез и основательно взяться за устройство личного счастья.
   Хорошо щеглам и пересмешникам – у них на каждой ветке по непривередливому партнеру.
   Глория вдохнула прелый аромат сырой осени.
   Хочешь – насвистывай на пару, хочешь – вей гнездо.
   Глория, не закрыв окно, вернулась в мятую постель.
   А тут майся одна… как дурочка.
   Глория закуталась в одеяло.
   Зато у ее белолепестковой красавицы впереди явно прекрасное будущее.
   Глория поджала коленки к животу, собираясь продолжить прерванный сон.
   Да, великолепной розе, начиненной супергенами, попадание в каталог парижской выставки практически гарантирует постоянное место во всемирном реестре лучших сортов.
   Глория накрыла голову второй подушкой, отсекая пуховой начинкой и батистовой наволочкой кремового цвета все звуки, включая и торжествующий птичий хор.
   Но вот интересно, почему розы в большинстве своем нравятся женщинам, а не мужчинам?
   Глория повернулась на правый бок, лицом к стене, на которой красовался глянцевый постер с изображением ее любимого актера, специализирующегося на ролях карточных шулеров, морских пиратов и отчаянных бретеров.
   Мужчин больше цветов интересуют представительницы противоположного пола.
   Глория сунула под щеку ладошку.
   Но ведь это так мало – голубые глаза и черные волосы, – чтобы привлечь к себе внимание настоящего мужчины, достойного женщины рода Дюбуа.
   Глория проглотила набежавшую слюну.
   Нет, в самое ближайшее время придется изрядно потрудиться – и не над новой розой, а над собой, включая новый прикид, лучшую косметику и раскованную манеру держаться.
   Глория сменила бок.
   Может, назвать розу «Глаза аспирантки»?
   Губы напряглись ироничной улыбкой.
   Нет, это же патология – белые глаза…
   Глория тяжко и протяжно вздохнула.
   Следующая роза обязательно будет интенсивно голубого цвета и обязательно получит имя «Глаза аспирантки».
   Глория поправила съехавшую с уха верхнюю подушку.
   Надо решать две срочные проблемы: найти идеальное, незабываемое, многозначительное имя для безымянной красавицы и встретить, наконец-то встретить на жизненном пути ненаглядного суженого, непременно встретить.
   Глория вдруг поняла, что для полного и безоговорочного счастья ей не хватает самой малости – обыкновенной настоящей любви…

Глава 7
ГЕНДЕРНАЯ ДИСКРИМИНАЦИЯ

   Воспоминания об утре знаменательного во всех отношениях дня, который постепенно и незаметно начинал клониться к вечеру, заставили Глорию Дюбуа повторить нерушимую клятву.
   «Ночной поцелуй» отреагировал на пылкие обещания в адрес кареглазого незнакомца одобрительным киванием верхних роз и нетерпеливым вздрагиванием еще не распустившихся бутонов.
   И тут в просвете аллеи возник знакомый силуэт Тины Маквелл.
   Запыхавшаяся подруга в одной руке держала секатор, в другой – обрезок ветки.
   – О, Гло, мне Браун сказал, что ты давно уже здесь.
   – Да, вот любуюсь этим роскошеством.
   – Эх, завидую я тебе, Гло… – Тина пустила в ход секатор, подравнивая и так идеальный куст. – Твоему неисчерпаемому оптимизму.
   – Ах, Ти, у тебя, наверное, проблемы с рокером из Канзаса?
   – Гло, я рокера отфутболила на прошлой неделе вместе с мотоциклом.
   – Надоела быстрая езда?
   Но ершистая подруга вдруг решительно перешла в контратаку.
   – Гло, душенька, а тебе не надоели эти чертовы розы?
   Секатор безжалостно сомкнул острые челюсти на ветке, неосторожно выбившейся из кроны.
   – В университете – розы!
   Дизайнер по ландшафту вхолостую поклацала в воздухе секатором.
   – В Парке – сплошные розы!
   Глория Дюбуа подначила излишне агрессивную подругу:
   – Прекрасней роз нет на этом свете ничего.
   – А мужчины?
   Дизайнер-ландшафтовед всегда относилась к противоположному полу чересчур эмоционально и неразборчиво.
   – О, Ти, значит, после рокера ты недолго пребывала в одиночестве?
   – Понимаешь, Гло…
   Секатор вновь злобно проклацал над кустом.
   – Меня тут один заезжий красавчик пытался охмурить.
   – Ну и как?
   – Пригласил на свидание.
   – Ого.
   – Только все сам испортил.
   Секатор энергично кастрировал ни в чем не повинный воздух.
   Наверное, Тине Маквелл привиделся в этот момент нехороший парень.
   Глория поняла, что должна помочь разнервничавшейся подруге.
   – Сразу полез под юбку?
   – Если бы.
   Тина Маквелл переключила секатор с воображаемой фигуры на конкретный ближайший куст.
   – Забыл обрызгаться дезодорантом?
   – Гораздо хуже – приволок мне букет.
   – Вполне предсказуемый поступок для нормального ухажера.
   – Да ты себе не представляешь! – Секатор вновь затерзал воздух. – Букет роз!
   Подруги рассмеялись.
   Как всегда, начала Тина, Глория подхватила.
   Отсмеявшись, дизайнер по ландшафту продолжила сетовать на сложившиеся обстоятельства.
   – По-моему, в нашем великолепном Центре сплошная дискриминация! – Тина Маквелл, наигравшись секатором, убрала опасный инструмент в накладной карман своего клеенчатого фартука с эмблемой Национального парка роз. – Дискриминация исключительно по половому признаку.
   – Занятный вывод. Это ты о чем?
   Глория Дюбуа подзуживала лучшую подругу, чтобы та скорее выговорилась и смогла наконец-то переключить внимание на нее и переварить грандиозную и потрясающую новость.
   – Издеваешься?
   Тина Маквелл извлекла из второго кармана банан.
   – Нисколечко.
   Глория Дюбуа удовлетворенно хмыкнула – если к подруге вернулся аппетит, значит, исповедь вот-вот закончится.
   – Вот скажи мне, Гло, ты заметила, какой странный контингент любуется розами? – Тина Маквелл расчехлила банан. – Хочешь?
   – Нет, спасибо.
   Тина Маквелл откусила большой кусок.
   А Глория Дюбуа решилась пошутить.
   – Снежного человека не приметила, да и инопланетян тоже!
   – При чем здесь Биг Фут и марсиане?
   – Я и говорю, что ни при чем.
   – Взглянуть на розы приезжают в основном пожилые дамы, женщины неопределенного возраста, скучающие девицы и оравы ребятишек.
   – Ты забыла добавить в перечень аспиранток и подруг сотрудников.
   – Я серьезно. – Тина Маквелл покончила с бананом. – Где, я тебя спрашиваю, мужчины продуктивного возраста?
   – На бейсболе, наверное, или в покер дуются.
   – В зоопарке и то мужчин бывает больше, чем у нас.
   – Да, вам тут явно не хватает гривастых львов и мрачных горилл-самцов.
   – Вот я и говорю – половая дискриминация.
   – Но я тут встретила оживленных персон мужского пола с фотоаппаратами наперевес.
   – Туристы, а тем более заграничные, – не в счет.
   Тина Маквелл была ярко выраженной патриоткой – именно ей принадлежала идея создать в Национальном парке панно из низкорослых роз, изображающее американский флаг.
   Но Глории сейчас совершенно не хотелось вдаваться в сложные и запутанные национальные отношения. Она лукаво улыбнулась.
   – Ти, я знаю, как привлечь мужчин к розам.
   – Поделись.
   – Надо просто вывести цветок с крепким ароматом шотландского виски.
   – Скажи еще – с запахом гаванской сигары!
   Ландшафтоведка прыснула.
   Глория ее с удовольствием поддержала.
   Отсмеявшись, Тина Маквелл хитро прищурилась.
   – Погоди-ка, Гло, погоди-ка… – Похоже, она наконец-то заинтересовалась внезапным, нарушившим сложившийся график приездом вечно занятой аспирантки. – Один вопрос.
   – Хоть десять.
   – Почему ты нагрянула не вовремя?
   Глория, уставшая от ожидания, не стала нагонять туману и ответила прямо, но красноречиво:
   – Да вот, понимаешь, угораздило сегодня влюбиться!
   – Ты меня не разыгрываешь?
   – Нисколечко! – Глория обняла подругу за плечи. – Хотя самой до сих пор не верится.
   Розы ревниво качнулись.
   – Ой, Гло, я так за тебя рада!
   – Ти, если бы знать, чем все это кончится…
   – Ну давай, давай, рассказывай, только все по порядку и желательно с подробностями.
   Тина Маквелл достала очередной банан и приготовилась слушать душещипательную историю.
   – Да, совсем забыла! Мою розу, кажется, берут на парижскую выставку.
   – Это, Гло, прекрасно!
   – Еще бы.
   – Но про любовь актуальней.
   Тину Маквелл всегда больше интересовали нюансы человеческих отношений, чем ботанические новости.
   – Выставки проводятся ежегодно, а вот с любовью шутить нельзя.
   – Ладно, начнем с того, что я проспала.
   – Это существенно?
   – В общем, да. Если бы я не начала репетировать свою лекцию по семейству розоцветных, то наверняка не встретилась бы с ним.
   Глория снова повторила – уже не для фамильных роз, а для подруги – колдовские приметы, взявшие ее душу в плен: карие глаза, русые волосы и черты лица мужчины, достойного женщины из рода Дюбуа.
   – А при чем здесь розоцветные? – Раззадоренная чужим романом, Тина Маквелл машинально обнажила следующий банан. – Не понимаю связи.
   – Сейчас узнаешь. – Глория Дюбуа взволнованно расстегнула верхние пуговицы джинсовой куртки. – Иногда судьба выстраивает такие невероятные комбинации…
   Розы откровенно подслушивали страстный, искренний, подробный монолог разговорившейся аспирантки.
   – Такие невероятные…

Глава 8
ЧЕРНАЯ РОСА

   Третья неделя сентября выдалась в Луизиане непривычно ненастной.
   Ливень за ливнем.
   А в понедельник четвертой недели наконец-то выглянуло солнце.
   Но счастливая аспирантка, разбуженная взбалмошной маман ни свет ни заря, в конечном счете проспала великолепный рассвет.
   В честь парижской удачи Глория Дюбуа сегодня позволила себе проигнорировать нудный будильник, а также пропустить утреннюю пробежку, тренажерный зал, бассейн, легкий завтрак, фитнес, обматывание свежими морскими водорослями, солярий и даже визит в фитотрон к своей Безымянной красавице.
   Впрочем, пообщаться с белыми розами, готовящимися завоевать весь мир, Глория могла, и не выходя из аспирантского бунгало.
   Конечно, здесь их была не тысяча, как на опытной делянке, а всего лишь пара.
   В хрустальных вазах на трельяже.
   Как только начался осенний семестр, Глория, по подсказке своей мудрой бабушки, принялась гадать на розах.
   Каждый вечер послушная внучка срезала по два бутона своей Безымянной красавицы и ставила их в вазы по обе стороны зеркала.
   Бабушка уверяла, что в этом гадании все гораздо проще, чем в бросании высушенных костей хорька или в мудреной хиромантии.
   Если распустится правый цветок – жди сегодня любви.
   Если же левый – то встреча с долгожданным суженым, увы, откладывается еще на сутки.
   В спальню через распахнутое окно врывалось солнце, вспомнившее о прошедшем лете.
   Глория, блаженно жмурясь, обернулась к трельяжу, как всегда делала по утрам.
   Только бы погодную благодать и определенность не испортил результат очередного гадания. Весь сентябрь цвет давала исключительно левая роза. Правая упорно опаздывала в этой судьбоносной гонке. Но, может, смена дождей на солнце изменит расклад.
   Глория с надеждой открыла глаза – и вскрикнула от неожиданности.
   Правая роза торжественно и горделиво расправила атласные лепестки.
   – Не может быть! – отрешенно сказала Глория своему отражению в зеркале. – Две удачи в один день!
   Но тут же ее радость пошла на убыль.
   Оказывается, левая роза, вечная предательница, тоже расцвела… одновременно с правой вестницей долгожданного счастья и близкой любви.
   Глория печально вздохнула и ласково коснулась пальцами свежих и роскошных лепестков – сначала правой красавицы, потом – левой.
   Обе розы виновато качнулись в хрустальных вазах, радужных от осеннего солнца.
   Глория раскидала подушки.
   Но, по крайней мере, такая неопределенность результата гадания намного лучше, чем постоянное и категоричное отрицание возможности крутого разворота аспирантской судьбы.
   Глория сбросила одеяло и смяла простыню.
   Весь день еще впереди.
   Глория распинала шлепанцы.
   И возможно, именно сегодня, когда безымянной пока красавице так повезло в далеком Париже, ее создательнице уготована подобная участь в университетском кампусе.
   Глория захлопнула окно, за которым птичьи рулады и щебетанье сменились рокотом автомобильных моторов, далеким самолетным гулом и взвизгиванием тормозов.
   Что бы там розы ни пророчили, а ровно через один час и сорок пять минут надо быть в аудитории – никто семинар по семейству розоцветных не отменял.
   Глория поспешила в душ.
   Впервые сам декан доверил тихой и трудолюбивой аспирантке читать вместо себя раздел, посвященный розам и их многочисленным родственникам.