Страница:
Глория незамедлительно согласилась.
И пока Большой Сэм изящно, невозмутимо и точно закидывал в корзину мяч за мячом, все шло великолепно.
Глория то взвизгивала от восторга, то хлопала в ладоши, то смешно подпрыгивала.
Но вот, закончив очередную снайперскую, безупречную серию, Большой Сэм без всякого предупреждения, как бы в благодарность за поданный мяч, поцеловал раскрасневшуюся помощницу в губы, поцеловал крепко и мощно, зафиксировав новую жертву в железном и не обещающем ничего хорошего объятии.
Глория Дюбуа мгновенно поняла, что если сейчас не врежет этому двухметровому наглецу по уху, то баскетболист непременно исполнит не тренировочное упражнение, а что-то совсем другое, исполнит расчетливо и точно, как свой коронный трехочковый бросок.
Что ощутила барабанная перепонка охваченного страстью центрового, интересовало непокорную студентку меньше всего – главное, липкие и противные губы прекратили долгий поцелуй, а тиски железных объятий разжались.
Большому Сэму хватило спортивной закалки, чтобы обернуть инцидент в шутку и позже не трепаться о неудачной попытке.
Глория Дюбуа, посчитав, что сама спровоцировала баскетболиста на сексуальный порыв, тоже постаралась как можно скорее забыть тренировочный инцидент, едва не перешедший в рядовое изнасилование.
А Тине Маквелл несостоявшийся роман оба участника преподнесли одинаково.
Большой Сэм заявил, что Глории Дюбуа явно не хватает роста.
А Глория Дюбуа констатировала факт: двухметровый баскетболист – не самый удобный партнер для общения, а тем более для романтичной любви. И, уж конечно, совсем не годится для брака.
Подруга Ти согласилась с умненькой Гло.
Она в этом нисколько не сомневалась. Центровой годился лишь для секса, но не для семейной жизни. В его коротко стриженной голове была такая же пустота, как и в мяче, которым он метко попадал в корзину.
Об этом спортивно-эротическом казусе так и не узнали ни взбалмошная маман, ни строгая гранд-маман, ни даже фамильные розы Национального парка…
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
И пока Большой Сэм изящно, невозмутимо и точно закидывал в корзину мяч за мячом, все шло великолепно.
Глория то взвизгивала от восторга, то хлопала в ладоши, то смешно подпрыгивала.
Но вот, закончив очередную снайперскую, безупречную серию, Большой Сэм без всякого предупреждения, как бы в благодарность за поданный мяч, поцеловал раскрасневшуюся помощницу в губы, поцеловал крепко и мощно, зафиксировав новую жертву в железном и не обещающем ничего хорошего объятии.
Глория Дюбуа мгновенно поняла, что если сейчас не врежет этому двухметровому наглецу по уху, то баскетболист непременно исполнит не тренировочное упражнение, а что-то совсем другое, исполнит расчетливо и точно, как свой коронный трехочковый бросок.
Что ощутила барабанная перепонка охваченного страстью центрового, интересовало непокорную студентку меньше всего – главное, липкие и противные губы прекратили долгий поцелуй, а тиски железных объятий разжались.
Большому Сэму хватило спортивной закалки, чтобы обернуть инцидент в шутку и позже не трепаться о неудачной попытке.
Глория Дюбуа, посчитав, что сама спровоцировала баскетболиста на сексуальный порыв, тоже постаралась как можно скорее забыть тренировочный инцидент, едва не перешедший в рядовое изнасилование.
А Тине Маквелл несостоявшийся роман оба участника преподнесли одинаково.
Большой Сэм заявил, что Глории Дюбуа явно не хватает роста.
А Глория Дюбуа констатировала факт: двухметровый баскетболист – не самый удобный партнер для общения, а тем более для романтичной любви. И, уж конечно, совсем не годится для брака.
Подруга Ти согласилась с умненькой Гло.
Она в этом нисколько не сомневалась. Центровой годился лишь для секса, но не для семейной жизни. В его коротко стриженной голове была такая же пустота, как и в мяче, которым он метко попадал в корзину.
Об этом спортивно-эротическом казусе так и не узнали ни взбалмошная маман, ни строгая гранд-маман, ни даже фамильные розы Национального парка…
Глава 5
НЕРУШИМАЯ КЛЯТВА
От досадных воспоминаний студенческой поры Глорию отвлекла немка, широкая в бедрах и плечах.
В своем желто-черном наряде туристка из Германии походила на огромную пчелу, жаждущую нектара. И низкий голос, и речь с баварским готическим акцентом напоминали грубоватое и назойливое жужжание.
– Зер гут! Зер гут. Зер гут.
Немецкая упитанная пчела вилась рядом с фамильной бабушкиной розой – «Ночной поцелуй».
– Аромат зер гут.
– Еще какой гут, – одобрительно улыбаясь, подтвердила Глория. – Еще какой!
Дородная пчела обогнула роскошный куст.
– Колер – зер гут.
Глория поддержала оценку:
– Что гут, то гут.
Пчела то приостанавливалась, тяжеловато и рискованно нагибаясь, то вновь продолжала осмотр.
– Веточный каркас – зер гут.
Глории было весьма приятно слышать грубоватые комплименты бабушкиному сорту.
В немецкой пчеле угадывалась начинающая любительница по цветочной части.
Глория хотела было дать несколько профессиональных советов заокеанской любительнице, но мысли аспирантки с черенков, окучивания, привоев и подкормки упорно срывались на реальность, которая была переполнена лишь нарастающим и нарастающим ощущением бездонной любви, бездонной, как синее-пресинее осеннее чистое небо.
Немецкая пчела, замерев, проштудировала табличку, на которой указывался штат, название розы и фамилия селекционера.
– Фройляйн, я обалдеваю: «Поцелуй ночи»!
– «Ночной поцелуй», – уточнила Глория.
Любознательная немецкая пчела не унималась.
– Фройляйн, только ответьте мне на один вопрос, если вас не затруднит.
– С большим удовольствием.
– Почему здесь, в саду, так много Дюбуа?
Глория, не выдержав, рассмеялась – заливисто и раскованно.
– А что я сказала такого смешного? – возмущенно загудела недоумевающая пчела.
Глория посерьезнела и собралась, как на семинаре перед аудиторией первокурсников.
– Да нет, все правильно, фрау.
– Правильно?
– Просто Дюбуа – это такая розовая династия.
– О, данке шен!
– Извините, фрау, а как будет по-немецки «взаимная любовь»?
– Любовь? – растерянно переспросила пчела. – Взаимная?
Глория терпеливо ждала ответа на вопрос не по теме.
– Я не понимаю! – возмутилась пчела. – А какое отношение любовь имеет к розам?
– Самое непосредственное! – В голубых до неестественности глазах Глории искрила нарождающаяся страстность. – Самое непосредственное!
Когда немецкая пчела, так и не ответив на неуместный вопрос, продолжила экскурсию в глубь сада, влюбленная аспирантка преклонила колени перед бабушкиной розой. Глория Дюбуа, молитвенно сложив ладони, поклялась, что если выпадет удобный момент, то она не только откроет русому незнакомцу свое чистое, высокое и сокровенное чувство, но еще и обязательно расскажет кареглазому симпатяге и про Варфоломеевскую ночь, и про индейцев, снимающих женские скальпы, и про скитания от Великих озер до Миссисипи.
Глория поднялась с колен и деловито отряхнула джинсы от увядшей листвы и прелых лепестков.
А получив искреннее подтверждение обоюдности чувств, она поведает избраннику о свой Безымянной красавице, о своем благородном первенце, о своей белой розе, которая невольно и оказалась главной причиной случившейся любви.
Хотя сегодняшнее утро почти ничем не отличалось от предыдущих, не считая улучшения погоды и неурочного пробуждения…
В своем желто-черном наряде туристка из Германии походила на огромную пчелу, жаждущую нектара. И низкий голос, и речь с баварским готическим акцентом напоминали грубоватое и назойливое жужжание.
– Зер гут! Зер гут. Зер гут.
Немецкая упитанная пчела вилась рядом с фамильной бабушкиной розой – «Ночной поцелуй».
– Аромат зер гут.
– Еще какой гут, – одобрительно улыбаясь, подтвердила Глория. – Еще какой!
Дородная пчела обогнула роскошный куст.
– Колер – зер гут.
Глория поддержала оценку:
– Что гут, то гут.
Пчела то приостанавливалась, тяжеловато и рискованно нагибаясь, то вновь продолжала осмотр.
– Веточный каркас – зер гут.
Глории было весьма приятно слышать грубоватые комплименты бабушкиному сорту.
В немецкой пчеле угадывалась начинающая любительница по цветочной части.
Глория хотела было дать несколько профессиональных советов заокеанской любительнице, но мысли аспирантки с черенков, окучивания, привоев и подкормки упорно срывались на реальность, которая была переполнена лишь нарастающим и нарастающим ощущением бездонной любви, бездонной, как синее-пресинее осеннее чистое небо.
Немецкая пчела, замерев, проштудировала табличку, на которой указывался штат, название розы и фамилия селекционера.
– Фройляйн, я обалдеваю: «Поцелуй ночи»!
– «Ночной поцелуй», – уточнила Глория.
Любознательная немецкая пчела не унималась.
– Фройляйн, только ответьте мне на один вопрос, если вас не затруднит.
– С большим удовольствием.
– Почему здесь, в саду, так много Дюбуа?
Глория, не выдержав, рассмеялась – заливисто и раскованно.
– А что я сказала такого смешного? – возмущенно загудела недоумевающая пчела.
Глория посерьезнела и собралась, как на семинаре перед аудиторией первокурсников.
– Да нет, все правильно, фрау.
– Правильно?
– Просто Дюбуа – это такая розовая династия.
– О, данке шен!
– Извините, фрау, а как будет по-немецки «взаимная любовь»?
– Любовь? – растерянно переспросила пчела. – Взаимная?
Глория терпеливо ждала ответа на вопрос не по теме.
– Я не понимаю! – возмутилась пчела. – А какое отношение любовь имеет к розам?
– Самое непосредственное! – В голубых до неестественности глазах Глории искрила нарождающаяся страстность. – Самое непосредственное!
Когда немецкая пчела, так и не ответив на неуместный вопрос, продолжила экскурсию в глубь сада, влюбленная аспирантка преклонила колени перед бабушкиной розой. Глория Дюбуа, молитвенно сложив ладони, поклялась, что если выпадет удобный момент, то она не только откроет русому незнакомцу свое чистое, высокое и сокровенное чувство, но еще и обязательно расскажет кареглазому симпатяге и про Варфоломеевскую ночь, и про индейцев, снимающих женские скальпы, и про скитания от Великих озер до Миссисипи.
Глория поднялась с колен и деловито отряхнула джинсы от увядшей листвы и прелых лепестков.
А получив искреннее подтверждение обоюдности чувств, она поведает избраннику о свой Безымянной красавице, о своем благородном первенце, о своей белой розе, которая невольно и оказалась главной причиной случившейся любви.
Хотя сегодняшнее утро почти ничем не отличалось от предыдущих, не считая улучшения погоды и неурочного пробуждения…
Глава 6
ПАРИЖ КАК БУДИЛЬНИК
Третья неделя сентября выдалась в Луизиане непривычно ненастной.
Ливень за ливнем.
А в понедельник четвертой недели наконец-то выглянуло солнце.
Тучи рассосались еще ночью, и как только забрезжил рассвет, стало ясно, что день обещает выдаться прекрасным.
Аспирантка местного университета Глория Дюбуа, наверное, была единственной из всего кампуса, кто бодрствовал в столь ранний час.
Исключая, конечно, лаборантов, обремененных непрерывными круглосуточными опытами.
Да влюбленных студентов, одуревших от поцелуев.
Глорию Дюбуа в неурочное время разбудил мобильник, принявший вызов из Франции.
Сумасшедшая мамочка – разумеется, тоже Глория и тоже Дюбуа – со свойственным ей эгоизмом меньше всего заботилась о разнице часовых поясов, вероятно предполагая, что на общение они не распространяются, и если в Париже вечер, то как может быть утро в Батон-Руже, раз он тоже имеет французское название?
– Короче, Гло, целую!
– Взаимно.
– Поздравляю!
– С чем?
– Да все шикарно, дорогуша!
– Что шикарно? – сонно пробормотала Глория, пытаясь одновременно выпутаться из самого сладкого предрассветного сна и включиться в мамочкин напористый энтузиазм.
– Они тебя взяли!
– Кто взял? Куда?
– Да ты что, оглохла, что ли?
– Мам… Я просто… Еще сплю…
– Ой, прости, бэби!
Парижская маман, наконец-то спохватившись, мгновенно перевела энергию в правильное русло. Она немного помолчала, дав дочурке окончательно проснуться. Не больше пары секунд.
– Ну ладно, потом выспишься, это неважно! – Голос энергичной мамочки вновь обрел торжественные обертоны: – Я долго ругалась, стучала кулаком, доказывала и добилась!
– Чего, мам? Я не понимаю!
– Бэби! Твоя роза прошла на выставку!
Полусонное и квелое состояние разбуженной девушки мгновенно преобразилось в эйфорическое и чуть недоуменное.
– Прошла?
– Ну конечно, бэби!
– Ты меня не разыгрываешь?
– Ага, мне больше заняться нечем…
Угадав легкую обиду в фальшивом сопрано у пробивной француженки маман, молодая американка смягчила обмен репликами.
– Мам, я дико счастлива.
– Я тоже.
– Как бы мне хотелось сейчас забраться на Эйфелеву башню…
– Это зачем еще на башню?
– Чтобы прокричать на всю Европу – нет, на весь мир, – что я тебя обожаю!
– Нет, бэби, тебе явно пора замуж.
– Мам, расскажи лучше, как все было.
– Да, комиссия согласилась… после долгих споров. Ну… ты знаешь, почему.
– В Европе не любят американцев.
– Проще, бэби, проще. Ты же применяешь самые новые методики?
– Разумеется.
– А французы, эти чертовы консерваторы, все хотят по старинке, особенно этот противный председатель, лысый Вайяр!
– Лысый?
– Абсолютно, бэби, абсолютно.
– Ужас какой… Мам, я вдруг подумала… А вдруг мне достанется такой же отполированный жизнью муж?
– Ради твоего счастья, бэби, я согласна на любого.
– А я – нет.
– Ну ведь одни розы, даже самые лучшие, не могут заменить любви.
– Мам, давай лучше про гадких экспертов.
– В общем, я им доказала, что если они хотят выводить по-своему, пусть дожидаются результатов через сто лет!
– Или через двести.
– Короче, ровно через неделю надо сообщить название сорта – ты, надеюсь, уже успела его придумать, как мы договаривались?
– Нет.
– Это почему?
– Ничего путевого не идет в голову.
– Учись у своих прабабушек.
– Ну да, с детства помню: «Нью-орлеанская девственница», «Крошка Амур», «Ночной поцелуй»…
Глория, поколебавшись, добавила к шикарному и знаменитому перечню и скандальный «Анфан-террибль».
Маман отреагировала довольным смешком:
– А что, бэби, неплохо звучит!
– Хорошо, а вот погодка нынче не очень… Пожалуй, я назову свою многострадальную розу «Хмурое утро»!
– Не смей.
– Тогда – «Мечты девушки»! Я вот как раз все мечтаю, мечтаю…
– Ладно, бэби, не пори горячку.
– Хорошо, мам.
– Запомни, у тебя есть неделя, ровно неделя.
– Запомнила.
– Бэби, пусть триумф твоего замечательного цветка будет отмщением за ужасы Варфоломеевской ночи!
– Мам, это же было так давно…
– Я французам этого никогда не прощу.
– И даже тому, кто пожалел нашу прародительницу?
– Думаю, теперь такие благородные рыцари здесь не водятся.
– Ты уверена? – Глория, не удержавшись, иронично хихикнула в телефон. – А может, все рыцари давным-давно перебрались в Штаты?
– Хорошая мысль.
– Еще бы!
– Вот и найди себе, как истинная Глория Дюбуа, истинного рыцаря.
– Мам, лучше расскажи про… про… – Глория никак не могла вспомнить фамилию председателя комиссии. – Ну про того типа, который ставил препоны моей безымянной красавице.
– Вот именно, бэби, вот именно! Не дай этому лысому Вайяру найти повод для невключения твоей розы в каталог выставки! Кстати, у него заместителем этакая мымра с замашками любительницы канкана и абсента… Терпеть не могу этих…
Но тут связь благоразумно оборвалась, не дав славной продолжательнице дела истинных гугенотов продолжить наслаждаться злословием.
– Вот, кажется, с заветной розой все и решилось, – сказала Глория сама себе. Она любила вслух радоваться своим достижениям.
Еще в студенческие годы за новый метод внедрения гена в хромосому Глория Дюбуа получила вторую премию. А за ускоренную селекцию благородных роз получила федеральный грант на целых пять лет.
Впрочем, для выведения нового сорта, еще, увы, безымянного и фигурирующего лишь под цифровым кодом, Глории хватило двух лет.
А прапрапрабабушкам требовались на каждый новый сорт десятилетия.
Видели бы все они, какой у прапра-правнучки – тоже Глории и тоже Дюбуа – получился изумительный цветок!
Крупные и в меру плотные атласные лепестки.
Полное отсутствие шипов.
Стебель – гордый, прямой и благородный.
Гармоничное сочетание пропорций.
Устойчивость почти ко всем известным болезням и вредителям.
Максимально удлиненная фаза цветения.
Долгий срок жизни срезанных роз в хрустальной вазе.
Аромат, соперничающий с лучшим французским парфюмом.
Невосприимчивость к дождю и туманам.
А самое главное – отсутствие каких-либо пигментных примесей в насыщенной белой окраске.
Безымянная роза могла гордиться своими отборными и элитными предками, но для Глории она была просто – Роза, дитя ее сердца, ума, рук и души. Безымянная красавица.
Глория подошла к окну.
– Попасть в официальный каталог парижской выставки цветов – это равносильно Пулитцеровской премии за литературу или сродни английскому Букеру и французскому Гонкуру.
Глория распахнула звукоизолирующий стеклопакет.
Птичий гомон, предвещающий неизбежность рассвета, ворвался в спальню, заглушив монотонное сопение кондиционера.
Глория вполголоса рассказала пернатым о парижском триумфе и добавила шепотом, что теперь пора всерьез и основательно взяться за устройство личного счастья.
Хорошо щеглам и пересмешникам – у них на каждой ветке по непривередливому партнеру.
Глория вдохнула прелый аромат сырой осени.
Хочешь – насвистывай на пару, хочешь – вей гнездо.
Глория, не закрыв окно, вернулась в мятую постель.
А тут майся одна… как дурочка.
Глория закуталась в одеяло.
Зато у ее белолепестковой красавицы впереди явно прекрасное будущее.
Глория поджала коленки к животу, собираясь продолжить прерванный сон.
Да, великолепной розе, начиненной супергенами, попадание в каталог парижской выставки практически гарантирует постоянное место во всемирном реестре лучших сортов.
Глория накрыла голову второй подушкой, отсекая пуховой начинкой и батистовой наволочкой кремового цвета все звуки, включая и торжествующий птичий хор.
Но вот интересно, почему розы в большинстве своем нравятся женщинам, а не мужчинам?
Глория повернулась на правый бок, лицом к стене, на которой красовался глянцевый постер с изображением ее любимого актера, специализирующегося на ролях карточных шулеров, морских пиратов и отчаянных бретеров.
Мужчин больше цветов интересуют представительницы противоположного пола.
Глория сунула под щеку ладошку.
Но ведь это так мало – голубые глаза и черные волосы, – чтобы привлечь к себе внимание настоящего мужчины, достойного женщины рода Дюбуа.
Глория проглотила набежавшую слюну.
Нет, в самое ближайшее время придется изрядно потрудиться – и не над новой розой, а над собой, включая новый прикид, лучшую косметику и раскованную манеру держаться.
Глория сменила бок.
Может, назвать розу «Глаза аспирантки»?
Губы напряглись ироничной улыбкой.
Нет, это же патология – белые глаза…
Глория тяжко и протяжно вздохнула.
Следующая роза обязательно будет интенсивно голубого цвета и обязательно получит имя «Глаза аспирантки».
Глория поправила съехавшую с уха верхнюю подушку.
Надо решать две срочные проблемы: найти идеальное, незабываемое, многозначительное имя для безымянной красавицы и встретить, наконец-то встретить на жизненном пути ненаглядного суженого, непременно встретить.
Глория вдруг поняла, что для полного и безоговорочного счастья ей не хватает самой малости – обыкновенной настоящей любви…
Ливень за ливнем.
А в понедельник четвертой недели наконец-то выглянуло солнце.
Тучи рассосались еще ночью, и как только забрезжил рассвет, стало ясно, что день обещает выдаться прекрасным.
Аспирантка местного университета Глория Дюбуа, наверное, была единственной из всего кампуса, кто бодрствовал в столь ранний час.
Исключая, конечно, лаборантов, обремененных непрерывными круглосуточными опытами.
Да влюбленных студентов, одуревших от поцелуев.
Глорию Дюбуа в неурочное время разбудил мобильник, принявший вызов из Франции.
Сумасшедшая мамочка – разумеется, тоже Глория и тоже Дюбуа – со свойственным ей эгоизмом меньше всего заботилась о разнице часовых поясов, вероятно предполагая, что на общение они не распространяются, и если в Париже вечер, то как может быть утро в Батон-Руже, раз он тоже имеет французское название?
– Короче, Гло, целую!
– Взаимно.
– Поздравляю!
– С чем?
– Да все шикарно, дорогуша!
– Что шикарно? – сонно пробормотала Глория, пытаясь одновременно выпутаться из самого сладкого предрассветного сна и включиться в мамочкин напористый энтузиазм.
– Они тебя взяли!
– Кто взял? Куда?
– Да ты что, оглохла, что ли?
– Мам… Я просто… Еще сплю…
– Ой, прости, бэби!
Парижская маман, наконец-то спохватившись, мгновенно перевела энергию в правильное русло. Она немного помолчала, дав дочурке окончательно проснуться. Не больше пары секунд.
– Ну ладно, потом выспишься, это неважно! – Голос энергичной мамочки вновь обрел торжественные обертоны: – Я долго ругалась, стучала кулаком, доказывала и добилась!
– Чего, мам? Я не понимаю!
– Бэби! Твоя роза прошла на выставку!
Полусонное и квелое состояние разбуженной девушки мгновенно преобразилось в эйфорическое и чуть недоуменное.
– Прошла?
– Ну конечно, бэби!
– Ты меня не разыгрываешь?
– Ага, мне больше заняться нечем…
Угадав легкую обиду в фальшивом сопрано у пробивной француженки маман, молодая американка смягчила обмен репликами.
– Мам, я дико счастлива.
– Я тоже.
– Как бы мне хотелось сейчас забраться на Эйфелеву башню…
– Это зачем еще на башню?
– Чтобы прокричать на всю Европу – нет, на весь мир, – что я тебя обожаю!
– Нет, бэби, тебе явно пора замуж.
– Мам, расскажи лучше, как все было.
– Да, комиссия согласилась… после долгих споров. Ну… ты знаешь, почему.
– В Европе не любят американцев.
– Проще, бэби, проще. Ты же применяешь самые новые методики?
– Разумеется.
– А французы, эти чертовы консерваторы, все хотят по старинке, особенно этот противный председатель, лысый Вайяр!
– Лысый?
– Абсолютно, бэби, абсолютно.
– Ужас какой… Мам, я вдруг подумала… А вдруг мне достанется такой же отполированный жизнью муж?
– Ради твоего счастья, бэби, я согласна на любого.
– А я – нет.
– Ну ведь одни розы, даже самые лучшие, не могут заменить любви.
– Мам, давай лучше про гадких экспертов.
– В общем, я им доказала, что если они хотят выводить по-своему, пусть дожидаются результатов через сто лет!
– Или через двести.
– Короче, ровно через неделю надо сообщить название сорта – ты, надеюсь, уже успела его придумать, как мы договаривались?
– Нет.
– Это почему?
– Ничего путевого не идет в голову.
– Учись у своих прабабушек.
– Ну да, с детства помню: «Нью-орлеанская девственница», «Крошка Амур», «Ночной поцелуй»…
Глория, поколебавшись, добавила к шикарному и знаменитому перечню и скандальный «Анфан-террибль».
Маман отреагировала довольным смешком:
– А что, бэби, неплохо звучит!
– Хорошо, а вот погодка нынче не очень… Пожалуй, я назову свою многострадальную розу «Хмурое утро»!
– Не смей.
– Тогда – «Мечты девушки»! Я вот как раз все мечтаю, мечтаю…
– Ладно, бэби, не пори горячку.
– Хорошо, мам.
– Запомни, у тебя есть неделя, ровно неделя.
– Запомнила.
– Бэби, пусть триумф твоего замечательного цветка будет отмщением за ужасы Варфоломеевской ночи!
– Мам, это же было так давно…
– Я французам этого никогда не прощу.
– И даже тому, кто пожалел нашу прародительницу?
– Думаю, теперь такие благородные рыцари здесь не водятся.
– Ты уверена? – Глория, не удержавшись, иронично хихикнула в телефон. – А может, все рыцари давным-давно перебрались в Штаты?
– Хорошая мысль.
– Еще бы!
– Вот и найди себе, как истинная Глория Дюбуа, истинного рыцаря.
– Мам, лучше расскажи про… про… – Глория никак не могла вспомнить фамилию председателя комиссии. – Ну про того типа, который ставил препоны моей безымянной красавице.
– Вот именно, бэби, вот именно! Не дай этому лысому Вайяру найти повод для невключения твоей розы в каталог выставки! Кстати, у него заместителем этакая мымра с замашками любительницы канкана и абсента… Терпеть не могу этих…
Но тут связь благоразумно оборвалась, не дав славной продолжательнице дела истинных гугенотов продолжить наслаждаться злословием.
– Вот, кажется, с заветной розой все и решилось, – сказала Глория сама себе. Она любила вслух радоваться своим достижениям.
Еще в студенческие годы за новый метод внедрения гена в хромосому Глория Дюбуа получила вторую премию. А за ускоренную селекцию благородных роз получила федеральный грант на целых пять лет.
Впрочем, для выведения нового сорта, еще, увы, безымянного и фигурирующего лишь под цифровым кодом, Глории хватило двух лет.
А прапрапрабабушкам требовались на каждый новый сорт десятилетия.
Видели бы все они, какой у прапра-правнучки – тоже Глории и тоже Дюбуа – получился изумительный цветок!
Крупные и в меру плотные атласные лепестки.
Полное отсутствие шипов.
Стебель – гордый, прямой и благородный.
Гармоничное сочетание пропорций.
Устойчивость почти ко всем известным болезням и вредителям.
Максимально удлиненная фаза цветения.
Долгий срок жизни срезанных роз в хрустальной вазе.
Аромат, соперничающий с лучшим французским парфюмом.
Невосприимчивость к дождю и туманам.
А самое главное – отсутствие каких-либо пигментных примесей в насыщенной белой окраске.
Безымянная роза могла гордиться своими отборными и элитными предками, но для Глории она была просто – Роза, дитя ее сердца, ума, рук и души. Безымянная красавица.
Глория подошла к окну.
– Попасть в официальный каталог парижской выставки цветов – это равносильно Пулитцеровской премии за литературу или сродни английскому Букеру и французскому Гонкуру.
Глория распахнула звукоизолирующий стеклопакет.
Птичий гомон, предвещающий неизбежность рассвета, ворвался в спальню, заглушив монотонное сопение кондиционера.
Глория вполголоса рассказала пернатым о парижском триумфе и добавила шепотом, что теперь пора всерьез и основательно взяться за устройство личного счастья.
Хорошо щеглам и пересмешникам – у них на каждой ветке по непривередливому партнеру.
Глория вдохнула прелый аромат сырой осени.
Хочешь – насвистывай на пару, хочешь – вей гнездо.
Глория, не закрыв окно, вернулась в мятую постель.
А тут майся одна… как дурочка.
Глория закуталась в одеяло.
Зато у ее белолепестковой красавицы впереди явно прекрасное будущее.
Глория поджала коленки к животу, собираясь продолжить прерванный сон.
Да, великолепной розе, начиненной супергенами, попадание в каталог парижской выставки практически гарантирует постоянное место во всемирном реестре лучших сортов.
Глория накрыла голову второй подушкой, отсекая пуховой начинкой и батистовой наволочкой кремового цвета все звуки, включая и торжествующий птичий хор.
Но вот интересно, почему розы в большинстве своем нравятся женщинам, а не мужчинам?
Глория повернулась на правый бок, лицом к стене, на которой красовался глянцевый постер с изображением ее любимого актера, специализирующегося на ролях карточных шулеров, морских пиратов и отчаянных бретеров.
Мужчин больше цветов интересуют представительницы противоположного пола.
Глория сунула под щеку ладошку.
Но ведь это так мало – голубые глаза и черные волосы, – чтобы привлечь к себе внимание настоящего мужчины, достойного женщины рода Дюбуа.
Глория проглотила набежавшую слюну.
Нет, в самое ближайшее время придется изрядно потрудиться – и не над новой розой, а над собой, включая новый прикид, лучшую косметику и раскованную манеру держаться.
Глория сменила бок.
Может, назвать розу «Глаза аспирантки»?
Губы напряглись ироничной улыбкой.
Нет, это же патология – белые глаза…
Глория тяжко и протяжно вздохнула.
Следующая роза обязательно будет интенсивно голубого цвета и обязательно получит имя «Глаза аспирантки».
Глория поправила съехавшую с уха верхнюю подушку.
Надо решать две срочные проблемы: найти идеальное, незабываемое, многозначительное имя для безымянной красавицы и встретить, наконец-то встретить на жизненном пути ненаглядного суженого, непременно встретить.
Глория вдруг поняла, что для полного и безоговорочного счастья ей не хватает самой малости – обыкновенной настоящей любви…
Глава 7
ГЕНДЕРНАЯ ДИСКРИМИНАЦИЯ
Воспоминания об утре знаменательного во всех отношениях дня, который постепенно и незаметно начинал клониться к вечеру, заставили Глорию Дюбуа повторить нерушимую клятву.
«Ночной поцелуй» отреагировал на пылкие обещания в адрес кареглазого незнакомца одобрительным киванием верхних роз и нетерпеливым вздрагиванием еще не распустившихся бутонов.
И тут в просвете аллеи возник знакомый силуэт Тины Маквелл.
Запыхавшаяся подруга в одной руке держала секатор, в другой – обрезок ветки.
– О, Гло, мне Браун сказал, что ты давно уже здесь.
– Да, вот любуюсь этим роскошеством.
– Эх, завидую я тебе, Гло… – Тина пустила в ход секатор, подравнивая и так идеальный куст. – Твоему неисчерпаемому оптимизму.
– Ах, Ти, у тебя, наверное, проблемы с рокером из Канзаса?
– Гло, я рокера отфутболила на прошлой неделе вместе с мотоциклом.
– Надоела быстрая езда?
Но ершистая подруга вдруг решительно перешла в контратаку.
– Гло, душенька, а тебе не надоели эти чертовы розы?
Секатор безжалостно сомкнул острые челюсти на ветке, неосторожно выбившейся из кроны.
– В университете – розы!
Дизайнер по ландшафту вхолостую поклацала в воздухе секатором.
– В Парке – сплошные розы!
Глория Дюбуа подначила излишне агрессивную подругу:
– Прекрасней роз нет на этом свете ничего.
– А мужчины?
Дизайнер-ландшафтовед всегда относилась к противоположному полу чересчур эмоционально и неразборчиво.
– О, Ти, значит, после рокера ты недолго пребывала в одиночестве?
– Понимаешь, Гло…
Секатор вновь злобно проклацал над кустом.
– Меня тут один заезжий красавчик пытался охмурить.
– Ну и как?
– Пригласил на свидание.
– Ого.
– Только все сам испортил.
Секатор энергично кастрировал ни в чем не повинный воздух.
Наверное, Тине Маквелл привиделся в этот момент нехороший парень.
Глория поняла, что должна помочь разнервничавшейся подруге.
– Сразу полез под юбку?
– Если бы.
Тина Маквелл переключила секатор с воображаемой фигуры на конкретный ближайший куст.
– Забыл обрызгаться дезодорантом?
– Гораздо хуже – приволок мне букет.
– Вполне предсказуемый поступок для нормального ухажера.
– Да ты себе не представляешь! – Секатор вновь затерзал воздух. – Букет роз!
Подруги рассмеялись.
Как всегда, начала Тина, Глория подхватила.
Отсмеявшись, дизайнер по ландшафту продолжила сетовать на сложившиеся обстоятельства.
– По-моему, в нашем великолепном Центре сплошная дискриминация! – Тина Маквелл, наигравшись секатором, убрала опасный инструмент в накладной карман своего клеенчатого фартука с эмблемой Национального парка роз. – Дискриминация исключительно по половому признаку.
– Занятный вывод. Это ты о чем?
Глория Дюбуа подзуживала лучшую подругу, чтобы та скорее выговорилась и смогла наконец-то переключить внимание на нее и переварить грандиозную и потрясающую новость.
– Издеваешься?
Тина Маквелл извлекла из второго кармана банан.
– Нисколечко.
Глория Дюбуа удовлетворенно хмыкнула – если к подруге вернулся аппетит, значит, исповедь вот-вот закончится.
– Вот скажи мне, Гло, ты заметила, какой странный контингент любуется розами? – Тина Маквелл расчехлила банан. – Хочешь?
– Нет, спасибо.
Тина Маквелл откусила большой кусок.
А Глория Дюбуа решилась пошутить.
– Снежного человека не приметила, да и инопланетян тоже!
– При чем здесь Биг Фут и марсиане?
– Я и говорю, что ни при чем.
– Взглянуть на розы приезжают в основном пожилые дамы, женщины неопределенного возраста, скучающие девицы и оравы ребятишек.
– Ты забыла добавить в перечень аспиранток и подруг сотрудников.
– Я серьезно. – Тина Маквелл покончила с бананом. – Где, я тебя спрашиваю, мужчины продуктивного возраста?
– На бейсболе, наверное, или в покер дуются.
– В зоопарке и то мужчин бывает больше, чем у нас.
– Да, вам тут явно не хватает гривастых львов и мрачных горилл-самцов.
– Вот я и говорю – половая дискриминация.
– Но я тут встретила оживленных персон мужского пола с фотоаппаратами наперевес.
– Туристы, а тем более заграничные, – не в счет.
Тина Маквелл была ярко выраженной патриоткой – именно ей принадлежала идея создать в Национальном парке панно из низкорослых роз, изображающее американский флаг.
Но Глории сейчас совершенно не хотелось вдаваться в сложные и запутанные национальные отношения. Она лукаво улыбнулась.
– Ти, я знаю, как привлечь мужчин к розам.
– Поделись.
– Надо просто вывести цветок с крепким ароматом шотландского виски.
– Скажи еще – с запахом гаванской сигары!
Ландшафтоведка прыснула.
Глория ее с удовольствием поддержала.
Отсмеявшись, Тина Маквелл хитро прищурилась.
– Погоди-ка, Гло, погоди-ка… – Похоже, она наконец-то заинтересовалась внезапным, нарушившим сложившийся график приездом вечно занятой аспирантки. – Один вопрос.
– Хоть десять.
– Почему ты нагрянула не вовремя?
Глория, уставшая от ожидания, не стала нагонять туману и ответила прямо, но красноречиво:
– Да вот, понимаешь, угораздило сегодня влюбиться!
– Ты меня не разыгрываешь?
– Нисколечко! – Глория обняла подругу за плечи. – Хотя самой до сих пор не верится.
Розы ревниво качнулись.
– Ой, Гло, я так за тебя рада!
– Ти, если бы знать, чем все это кончится…
– Ну давай, давай, рассказывай, только все по порядку и желательно с подробностями.
Тина Маквелл достала очередной банан и приготовилась слушать душещипательную историю.
– Да, совсем забыла! Мою розу, кажется, берут на парижскую выставку.
– Это, Гло, прекрасно!
– Еще бы.
– Но про любовь актуальней.
Тину Маквелл всегда больше интересовали нюансы человеческих отношений, чем ботанические новости.
– Выставки проводятся ежегодно, а вот с любовью шутить нельзя.
– Ладно, начнем с того, что я проспала.
– Это существенно?
– В общем, да. Если бы я не начала репетировать свою лекцию по семейству розоцветных, то наверняка не встретилась бы с ним.
Глория снова повторила – уже не для фамильных роз, а для подруги – колдовские приметы, взявшие ее душу в плен: карие глаза, русые волосы и черты лица мужчины, достойного женщины из рода Дюбуа.
– А при чем здесь розоцветные? – Раззадоренная чужим романом, Тина Маквелл машинально обнажила следующий банан. – Не понимаю связи.
– Сейчас узнаешь. – Глория Дюбуа взволнованно расстегнула верхние пуговицы джинсовой куртки. – Иногда судьба выстраивает такие невероятные комбинации…
Розы откровенно подслушивали страстный, искренний, подробный монолог разговорившейся аспирантки.
– Такие невероятные…
«Ночной поцелуй» отреагировал на пылкие обещания в адрес кареглазого незнакомца одобрительным киванием верхних роз и нетерпеливым вздрагиванием еще не распустившихся бутонов.
И тут в просвете аллеи возник знакомый силуэт Тины Маквелл.
Запыхавшаяся подруга в одной руке держала секатор, в другой – обрезок ветки.
– О, Гло, мне Браун сказал, что ты давно уже здесь.
– Да, вот любуюсь этим роскошеством.
– Эх, завидую я тебе, Гло… – Тина пустила в ход секатор, подравнивая и так идеальный куст. – Твоему неисчерпаемому оптимизму.
– Ах, Ти, у тебя, наверное, проблемы с рокером из Канзаса?
– Гло, я рокера отфутболила на прошлой неделе вместе с мотоциклом.
– Надоела быстрая езда?
Но ершистая подруга вдруг решительно перешла в контратаку.
– Гло, душенька, а тебе не надоели эти чертовы розы?
Секатор безжалостно сомкнул острые челюсти на ветке, неосторожно выбившейся из кроны.
– В университете – розы!
Дизайнер по ландшафту вхолостую поклацала в воздухе секатором.
– В Парке – сплошные розы!
Глория Дюбуа подначила излишне агрессивную подругу:
– Прекрасней роз нет на этом свете ничего.
– А мужчины?
Дизайнер-ландшафтовед всегда относилась к противоположному полу чересчур эмоционально и неразборчиво.
– О, Ти, значит, после рокера ты недолго пребывала в одиночестве?
– Понимаешь, Гло…
Секатор вновь злобно проклацал над кустом.
– Меня тут один заезжий красавчик пытался охмурить.
– Ну и как?
– Пригласил на свидание.
– Ого.
– Только все сам испортил.
Секатор энергично кастрировал ни в чем не повинный воздух.
Наверное, Тине Маквелл привиделся в этот момент нехороший парень.
Глория поняла, что должна помочь разнервничавшейся подруге.
– Сразу полез под юбку?
– Если бы.
Тина Маквелл переключила секатор с воображаемой фигуры на конкретный ближайший куст.
– Забыл обрызгаться дезодорантом?
– Гораздо хуже – приволок мне букет.
– Вполне предсказуемый поступок для нормального ухажера.
– Да ты себе не представляешь! – Секатор вновь затерзал воздух. – Букет роз!
Подруги рассмеялись.
Как всегда, начала Тина, Глория подхватила.
Отсмеявшись, дизайнер по ландшафту продолжила сетовать на сложившиеся обстоятельства.
– По-моему, в нашем великолепном Центре сплошная дискриминация! – Тина Маквелл, наигравшись секатором, убрала опасный инструмент в накладной карман своего клеенчатого фартука с эмблемой Национального парка роз. – Дискриминация исключительно по половому признаку.
– Занятный вывод. Это ты о чем?
Глория Дюбуа подзуживала лучшую подругу, чтобы та скорее выговорилась и смогла наконец-то переключить внимание на нее и переварить грандиозную и потрясающую новость.
– Издеваешься?
Тина Маквелл извлекла из второго кармана банан.
– Нисколечко.
Глория Дюбуа удовлетворенно хмыкнула – если к подруге вернулся аппетит, значит, исповедь вот-вот закончится.
– Вот скажи мне, Гло, ты заметила, какой странный контингент любуется розами? – Тина Маквелл расчехлила банан. – Хочешь?
– Нет, спасибо.
Тина Маквелл откусила большой кусок.
А Глория Дюбуа решилась пошутить.
– Снежного человека не приметила, да и инопланетян тоже!
– При чем здесь Биг Фут и марсиане?
– Я и говорю, что ни при чем.
– Взглянуть на розы приезжают в основном пожилые дамы, женщины неопределенного возраста, скучающие девицы и оравы ребятишек.
– Ты забыла добавить в перечень аспиранток и подруг сотрудников.
– Я серьезно. – Тина Маквелл покончила с бананом. – Где, я тебя спрашиваю, мужчины продуктивного возраста?
– На бейсболе, наверное, или в покер дуются.
– В зоопарке и то мужчин бывает больше, чем у нас.
– Да, вам тут явно не хватает гривастых львов и мрачных горилл-самцов.
– Вот я и говорю – половая дискриминация.
– Но я тут встретила оживленных персон мужского пола с фотоаппаратами наперевес.
– Туристы, а тем более заграничные, – не в счет.
Тина Маквелл была ярко выраженной патриоткой – именно ей принадлежала идея создать в Национальном парке панно из низкорослых роз, изображающее американский флаг.
Но Глории сейчас совершенно не хотелось вдаваться в сложные и запутанные национальные отношения. Она лукаво улыбнулась.
– Ти, я знаю, как привлечь мужчин к розам.
– Поделись.
– Надо просто вывести цветок с крепким ароматом шотландского виски.
– Скажи еще – с запахом гаванской сигары!
Ландшафтоведка прыснула.
Глория ее с удовольствием поддержала.
Отсмеявшись, Тина Маквелл хитро прищурилась.
– Погоди-ка, Гло, погоди-ка… – Похоже, она наконец-то заинтересовалась внезапным, нарушившим сложившийся график приездом вечно занятой аспирантки. – Один вопрос.
– Хоть десять.
– Почему ты нагрянула не вовремя?
Глория, уставшая от ожидания, не стала нагонять туману и ответила прямо, но красноречиво:
– Да вот, понимаешь, угораздило сегодня влюбиться!
– Ты меня не разыгрываешь?
– Нисколечко! – Глория обняла подругу за плечи. – Хотя самой до сих пор не верится.
Розы ревниво качнулись.
– Ой, Гло, я так за тебя рада!
– Ти, если бы знать, чем все это кончится…
– Ну давай, давай, рассказывай, только все по порядку и желательно с подробностями.
Тина Маквелл достала очередной банан и приготовилась слушать душещипательную историю.
– Да, совсем забыла! Мою розу, кажется, берут на парижскую выставку.
– Это, Гло, прекрасно!
– Еще бы.
– Но про любовь актуальней.
Тину Маквелл всегда больше интересовали нюансы человеческих отношений, чем ботанические новости.
– Выставки проводятся ежегодно, а вот с любовью шутить нельзя.
– Ладно, начнем с того, что я проспала.
– Это существенно?
– В общем, да. Если бы я не начала репетировать свою лекцию по семейству розоцветных, то наверняка не встретилась бы с ним.
Глория снова повторила – уже не для фамильных роз, а для подруги – колдовские приметы, взявшие ее душу в плен: карие глаза, русые волосы и черты лица мужчины, достойного женщины из рода Дюбуа.
– А при чем здесь розоцветные? – Раззадоренная чужим романом, Тина Маквелл машинально обнажила следующий банан. – Не понимаю связи.
– Сейчас узнаешь. – Глория Дюбуа взволнованно расстегнула верхние пуговицы джинсовой куртки. – Иногда судьба выстраивает такие невероятные комбинации…
Розы откровенно подслушивали страстный, искренний, подробный монолог разговорившейся аспирантки.
– Такие невероятные…
Глава 8
ЧЕРНАЯ РОСА
Третья неделя сентября выдалась в Луизиане непривычно ненастной.
Ливень за ливнем.
А в понедельник четвертой недели наконец-то выглянуло солнце.
Но счастливая аспирантка, разбуженная взбалмошной маман ни свет ни заря, в конечном счете проспала великолепный рассвет.
В честь парижской удачи Глория Дюбуа сегодня позволила себе проигнорировать нудный будильник, а также пропустить утреннюю пробежку, тренажерный зал, бассейн, легкий завтрак, фитнес, обматывание свежими морскими водорослями, солярий и даже визит в фитотрон к своей Безымянной красавице.
Впрочем, пообщаться с белыми розами, готовящимися завоевать весь мир, Глория могла, и не выходя из аспирантского бунгало.
Конечно, здесь их была не тысяча, как на опытной делянке, а всего лишь пара.
В хрустальных вазах на трельяже.
Как только начался осенний семестр, Глория, по подсказке своей мудрой бабушки, принялась гадать на розах.
Каждый вечер послушная внучка срезала по два бутона своей Безымянной красавицы и ставила их в вазы по обе стороны зеркала.
Бабушка уверяла, что в этом гадании все гораздо проще, чем в бросании высушенных костей хорька или в мудреной хиромантии.
Если распустится правый цветок – жди сегодня любви.
Если же левый – то встреча с долгожданным суженым, увы, откладывается еще на сутки.
В спальню через распахнутое окно врывалось солнце, вспомнившее о прошедшем лете.
Глория, блаженно жмурясь, обернулась к трельяжу, как всегда делала по утрам.
Только бы погодную благодать и определенность не испортил результат очередного гадания. Весь сентябрь цвет давала исключительно левая роза. Правая упорно опаздывала в этой судьбоносной гонке. Но, может, смена дождей на солнце изменит расклад.
Глория с надеждой открыла глаза – и вскрикнула от неожиданности.
Правая роза торжественно и горделиво расправила атласные лепестки.
– Не может быть! – отрешенно сказала Глория своему отражению в зеркале. – Две удачи в один день!
Но тут же ее радость пошла на убыль.
Оказывается, левая роза, вечная предательница, тоже расцвела… одновременно с правой вестницей долгожданного счастья и близкой любви.
Глория печально вздохнула и ласково коснулась пальцами свежих и роскошных лепестков – сначала правой красавицы, потом – левой.
Обе розы виновато качнулись в хрустальных вазах, радужных от осеннего солнца.
Глория раскидала подушки.
Но, по крайней мере, такая неопределенность результата гадания намного лучше, чем постоянное и категоричное отрицание возможности крутого разворота аспирантской судьбы.
Глория сбросила одеяло и смяла простыню.
Весь день еще впереди.
Глория распинала шлепанцы.
И возможно, именно сегодня, когда безымянной пока красавице так повезло в далеком Париже, ее создательнице уготована подобная участь в университетском кампусе.
Глория захлопнула окно, за которым птичьи рулады и щебетанье сменились рокотом автомобильных моторов, далеким самолетным гулом и взвизгиванием тормозов.
Что бы там розы ни пророчили, а ровно через один час и сорок пять минут надо быть в аудитории – никто семинар по семейству розоцветных не отменял.
Глория поспешила в душ.
Впервые сам декан доверил тихой и трудолюбивой аспирантке читать вместо себя раздел, посвященный розам и их многочисленным родственникам.
Ливень за ливнем.
А в понедельник четвертой недели наконец-то выглянуло солнце.
Но счастливая аспирантка, разбуженная взбалмошной маман ни свет ни заря, в конечном счете проспала великолепный рассвет.
В честь парижской удачи Глория Дюбуа сегодня позволила себе проигнорировать нудный будильник, а также пропустить утреннюю пробежку, тренажерный зал, бассейн, легкий завтрак, фитнес, обматывание свежими морскими водорослями, солярий и даже визит в фитотрон к своей Безымянной красавице.
Впрочем, пообщаться с белыми розами, готовящимися завоевать весь мир, Глория могла, и не выходя из аспирантского бунгало.
Конечно, здесь их была не тысяча, как на опытной делянке, а всего лишь пара.
В хрустальных вазах на трельяже.
Как только начался осенний семестр, Глория, по подсказке своей мудрой бабушки, принялась гадать на розах.
Каждый вечер послушная внучка срезала по два бутона своей Безымянной красавицы и ставила их в вазы по обе стороны зеркала.
Бабушка уверяла, что в этом гадании все гораздо проще, чем в бросании высушенных костей хорька или в мудреной хиромантии.
Если распустится правый цветок – жди сегодня любви.
Если же левый – то встреча с долгожданным суженым, увы, откладывается еще на сутки.
В спальню через распахнутое окно врывалось солнце, вспомнившее о прошедшем лете.
Глория, блаженно жмурясь, обернулась к трельяжу, как всегда делала по утрам.
Только бы погодную благодать и определенность не испортил результат очередного гадания. Весь сентябрь цвет давала исключительно левая роза. Правая упорно опаздывала в этой судьбоносной гонке. Но, может, смена дождей на солнце изменит расклад.
Глория с надеждой открыла глаза – и вскрикнула от неожиданности.
Правая роза торжественно и горделиво расправила атласные лепестки.
– Не может быть! – отрешенно сказала Глория своему отражению в зеркале. – Две удачи в один день!
Но тут же ее радость пошла на убыль.
Оказывается, левая роза, вечная предательница, тоже расцвела… одновременно с правой вестницей долгожданного счастья и близкой любви.
Глория печально вздохнула и ласково коснулась пальцами свежих и роскошных лепестков – сначала правой красавицы, потом – левой.
Обе розы виновато качнулись в хрустальных вазах, радужных от осеннего солнца.
Глория раскидала подушки.
Но, по крайней мере, такая неопределенность результата гадания намного лучше, чем постоянное и категоричное отрицание возможности крутого разворота аспирантской судьбы.
Глория сбросила одеяло и смяла простыню.
Весь день еще впереди.
Глория распинала шлепанцы.
И возможно, именно сегодня, когда безымянной пока красавице так повезло в далеком Париже, ее создательнице уготована подобная участь в университетском кампусе.
Глория захлопнула окно, за которым птичьи рулады и щебетанье сменились рокотом автомобильных моторов, далеким самолетным гулом и взвизгиванием тормозов.
Что бы там розы ни пророчили, а ровно через один час и сорок пять минут надо быть в аудитории – никто семинар по семейству розоцветных не отменял.
Глория поспешила в душ.
Впервые сам декан доверил тихой и трудолюбивой аспирантке читать вместо себя раздел, посвященный розам и их многочисленным родственникам.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента