Абрамов Александр Иванович. Комната для гостей

   — Древняя идея. Мы уже забыли о ней.
   «Как мы отстали от них, — подумал я, — и как непохожи, должно быть, наши миры!»
   — Сходство — необязательное условие взаимопонимания, — услышал я ответ,
   — и ты очень похож на нас, только одет иначе.
   Я оглядел себя и ужаснулся. Я был никак не одет, — в одних трусах, как вскочил с постели. Сказать, что спал? Неловко. Может быть, у них спят в каких-нибудь особых пижамах?
   — Это костюм для спортивных упражнений, для физкультурной зарядки, — сказал я и густо покраснел, поняв, что он уже прочел все мои мысли и потому улыбается.
   Только почему он при этом все время щелкает «кольтом»?
   — Что это за трубка у тебя? — не выдержал я.
   — Ретранслятор понятий, — пояснил Лен. — Дает эквиваленты непонятных нам слов.
   Я вспомнил таинственные щелчки, сопровождавшие нашу беседу.
   — Антимир, привидения, зарядка?
   — Да, я не понимал этих слов. Теперь понимаю.
   Я попытался собрать воедино разбегавшиеся мысли. До сих пор наш разговор напоминал бег с барьерами. Преодолев барьер страха, я наткнулся на барьер удивления. Встреча с неведомым ошеломляла, а вряд ли ошеломленный человек способен задавать разумные вопросы. Опрос надо вести планомерно.
   — Почему вы избрали для проникновения в наш мир именно эту комнату? — спросил я.
   — Мы ничего не выбирали. Просто наша лаборатория геометрически совпадает с ней. Вероятно, из соседнего зала мы попали бы в другое место.
   — В лес бы вы попали, — сказал я. — Тебе не кажется, что вероятность нашей встречи была более чем сомнительна?
   — Конечно, — согласился Лен. — Мы можем проникать к вам только статически. Минус-поле не предполагает динамических переходов. Вопрос транспозиции еще в стадии разработки.
   — Минус-поле?
   — Ну, если хочешь, переходное поле. Его впервые применил к нуль-переходу Дан Лоер. А разве вы идете другим путем?
   Я кратко объяснил ему суть наших поисков. Когда я упомянул о высоком вакууме, он перебил:
   — Вакуум Аллая? Понятно. Но ведь он совсем не исключает минус-поля. Как же вы подойдете к транспозиции?
   Мне показалось, что я глохну. Лен продолжал говорить, а мой мозг не воспринимал понятий. В чем смысл транспозиции? Какова природа минус-поля? Что такое квазистатус? Мне оставалось только хлопать ушами — ведь у меня не было ретранслятора.
   Должно быть, Лен понял это и умолк.
   — Не смущайся, — добавил он утешающе. — Непреодолимых трудностей нет.
   Я вздохнул.
   — А почему вы появляетесь только по ночам? — спросил я только для того, чтобы не молчать дальше.
   — Почему по ночам? — удивился Лен. — У нас день.
   — Стало быть, встречное время предполагает такую несовместимость, — вслух подумал я.
   — Безусловно. Ваш мир не полностью зеркален нашему.
   — Значит, ваша лаборатория…
   — Находится совсем не там, где у вас эта комната. И наше время, и наша география отличны от ваших.
   — Вы знаете нашу географию?
   — Узнаем в конце концов. Как и все о вашем мире. А вы — о нашем.
   Мне не хотелось ждать новых встреч, я торопился узнать побольше:
   — Подожди. Хотя бы вкратце: ваша планета тоже Земля?
   — Разве дело в названии?
   — Что значит иная география? Другие материки и моря?
   — У нас три больших материка, которые занимают примерно треть планеты, остальные две трети — океан, теплый у экватора и холодный к полюсам. Вероятно, как и у вас.
   — И на трех материках разные государства?
   — У нас нет понятия «государства». Человечество управляется советом лучших людей планеты. — Лен помолчал и неожиданно спросил: — А почему у вас в комнате нет никаких приборов?
   Я мысленно перенес свою лабораторию в этот средневековый замок. Стало смешно.
   — Это не моя комната, — сказал я. — И все здесь очень далеко от науки. Даже этот единственный прибор. — Я указал на забытый кем-то на камине прибор для бритья.
   — Как же мы будем… работать? — впервые испугался Лен.
   — Не беспокойся. Уже завтра к вечеру здесь будет столько не верящих в привидения физиков, что не забудь ретранслятор.
   — О, это самое легкое, — счастливо улыбнулся Лен. — А теперь мне пора. Слышишь?
   Где-то за его спиной вспыхнул радужный глазок и загудел зуммер. Звук не был похож на то шмелиное жужжание, которым сопровождалось появление «призрака». То было тревожное гудение, напоминавшее об опасности.
   — Что это?
   — Энергия на пределе. Нужно отключить поле. Кстати, я так и не знаю твоего имени.
   — Андрей, — сказал я.
   — Андрей, — медленно повторил он. — Трудное имя. Но я запомню. До завтра, Андрей.
   Светящаяся завеса между нами стала темнеть. Снова появились серебристые искорки, сплетавшиеся в какой-то замысловатый узор. Гудение нарастало, заполняя комнату, и неожиданно смолкло. А из невесть откуда вновь возникшего зеркала на меня взглянули мой курносый нос и глаза, затаившие чудо открытия. Не моего открытия, не мной подготовленного, но я увидел то, что не видел ни один человек на земле.
   Я подошел к окну. Где-то за лесом уже всходило солнце, размывая сырую шотландскую ночь, полную «странных вещей».

 
   Наконец мой «воксхолл» выбрался на асфальт шоссе, оставив далеко позади макбетовский замок. Исправить машину оказалось не так уж трудно, и Родгейм отлично справился с этим.
   Любопытно началась и окончилась наша встреча. Я не поверил его рассказу о привидениях, он не поверил моей истории о встрече с ними. Выслушал он меня, ни разу не перебив и все более мрачнея. Когда я закончил, он долго молчал, пожевывая сигарету и стараясь не глядеть на меня.
   — Не верите?
   — Не люблю мистификаций.
   — А когда к вам обратятся по этому поводу английские физики, вы тоже сочтете это мистификацией?
   — Не обратятся ко мне английские физики. Вы просто посмеетесь с ними над глупым шотландцем, поверившим в привидения.
   — Послушайте, Родгейм, — рассердился я. — Вы способны разговаривать серьезно или нет?
   Он все еще недоверчиво пожевал губами и не ответил.
   — Вы можете верить в привидения и не верить в антимир, это в конце концов ваше дело. Но у вас в замке в комнате для гостей необходимо поставить самый сенсационный научный эксперимент нашего века. Подумайте не только об интересах науки, но и о ваших собственных интересах, о будущей мировой славе вашего родового поместья! Завтра к вам явятся первые гости из гартмановской лаборатории. Они, вероятно, тоже не поверят в привидения, пока лично с ними не встретятся. Но эту встречу вам надлежит устроить и всячески ей способствовать.
   Так я убедил Родгейма. И когда он, измазанный в масле, вылез из-под машины, оставленной мною в лесу, он все еще бормотал, пожевывая давно потухшую сигарету:
   — Антимир? Я и не знал, что это такое. А родгеймовский бекон? Вы представляете теперь, как пойдет родгеймовский бекон?!
   Таким я и запомнил его: грязный, счастливый, он махал мне гаечным ключом и кричал: «Возвращайтесь скорее! И везите всю вашу ученую братию!»
   Я представил себе саркастическую физиономию Грейвса, немое изумление толстяка Гартмана, ледяное недоверие Эмили Кроуфорд — единственной женщины, занимающейся дискретным пространством. Ничего-ничего, я силком притащу их к Родгейму — пусть сами встретятся с Леном. Зато потом их оттуда не выманишь. Я представил себе газетный бум, пресс-конференции, встречу с соотечественниками в Москве. Я представил себе макбетовский замок, отремонтированный и модернизованный, с медной доской у калитки: «Замок Родгейм. Лаборатория по исследованию дискретности пространства. СССР — Великобритания». Я представил себе…
   Нет, здесь я поставлю точку. Говорят, Архимед, открыв свой закон, с криком «Эврика!» бегал по улицам Сиракуз. Я тоже кричу: «Эврика!» — и выжимаю предельную скорость моей «старушки». Мечты так дерзки, что кружится голова и ветровое стекло застилает мираж. Он начинается дорожным жестяным указателем с надписью: «Ардеонейг, 10 миль» — и ведет к трем далеким материкам за светящейся завесой в комнате для гостей.