Мы с Мартином приоделись специально для «высокопоставленной» палубы: Дон – в новенькой клетчатой куртке, с красным платком на шее, я – в скромном синем сюртуке и светло-сером цилиндре с твердыми, как железо, полями. Ничего, кроме каюты первого класса, мы достать не смогли: второй и третий были проданы, оказывается, еще накануне.
Ключи нам выдал стюард, не очень уважительно нас встретивший: должно быть, наше новое платье все же недостаточно соответствовало «высокопоставленной» палубе парохода. Да и багажа у нас не было, так что не знаю, за кого он нас принял: за гастролирующих шулеров или охотников до серебряных слитков, только вчера погруженных в трюм парохода. Мы видели эту погрузку. Полицейские с автоматами выстроились на причале вплоть до бортовых дверей трюма. Другие полицейские, без оружия, тащили один за другим небольшие, но, надо полагать, не легкие ящики со слитками. Полицейских было много. Своими зелеными мундирами, строгой выправкой они скорее походили на солдат, а четкости их движений могли позавидовать даже профессиональные грузчики.
Сейчас полиции на пароходе не видно, но поскольку на кормовую палубу, где находится верхний люк «серебряного» трюма, никого не пускают, значит, все они там.
Я иду к корме. Рыжий матрос в тельняшке преграждает мне путь: «Дальше нельзя. Запрещено». Покорно бреду назад вдоль борта, рассматривая гуляющих пассажиров. Женщины – в длинных шелковых платьях и соломенных капорах с цветными бантами у подбородка, мужчины – в аккуратных, как у Мартина, курточках или цветных камзолах, как у меня, только из лучшей материи и лучше сшитых. На ногах или узкие шевровые ботинки, или длинные шнурованные башмаки, какие до сих пор носят в Канаде и северных штатах Америки. Старый джентльмен, прогуливающийся с красивой девушкой в голубом платье, посмотрел на меня слишком внимательно. Я даже оглянулся, заинтересованный. Оглянулся и он, взгляды наши встретились. «Вероятно, сбит с толку моим сходством с каким-то своим знакомым», – подумал я.
Мартина нахожу в каюте. Он лежит на койке и дымит сигаретой явно местного производства. Я осматриваю каюту. Древняя обивка – вот-вот рассыплется шелк, древние, хотя и начищенные до блеска медные ручки, истертый коврик под ногами.
– Давненько существует старина «Гек», – сочувственно говорю я.
– У них есть и винтовые суда, – откликается Мартин. – Ходят до Ойлера и каких-то островов в океане. Кое-кто рисковал уплыть и дальше, но не вернулся. Другие вернулись, не обнаружив других континентов. Здешние карты изображают Город как единственное государство одного материка, окруженного океаном. Кстати, Городом называют и столицу и все государство.
Может быть, это действительно так, но откуда Мартин знает об этом?
– От корабельного механика, – охотно поясняет он. – Познакомился с ним в баре. Я прикинулся человеком, не постигшим основ науки и техники. В Городе таких много – школ не хватает. Оказывается, здесь и двигатель внутреннего сгорания открыли, только автомобили делают кустарно, в маленьких мастерских, как у нас некоторые гоночные машины. Чертовски они дороги – я о здешних говорю, – только миллионеры и покупают.
– Значит, и миллионеры есть?
– Говорит, есть.
– Все-таки шагнули вперед за полсотни лет.
– Даже бипланы строят, как братья Райт. Тут, пожалуй, и мне работенка найдется – как-никак бывший летчик.
Стук в дверь – стюард вежливо приглашает нас к обеду.
В кают-компании так же шумно и пестро, как и на палубе. Официанты в белых сюртуках, похожие на санитаров в больничных халатах, принимают у нас и у соседей заказы. Кормят отлично. Румяный бифштекс с поджаренным, мелко настриженным луком, рыба под белым соусом, розовое терпкое сухое вино «Эдем».
Два места за нашим столом свободны. Рядом останавливается уже примстившийся мне седой джентльмен с белокурой девушкой. Случайно или нарочно?
– Не разрешите ли присоединиться к вам старику с дамой?
Мартин, даже не взглянув на меня, вскакивает, предлагая девушке стул.
– Будем только рады, мадемуазель.
– Мисс, – поправляет она. – Мисс Стил или просто Минни. А это мой дядя, сенатор Стил. – Последние слова она произносит подчеркнуто, вероятно полагая, что они не могут не произвести впечатления.
Но ни фамилия, ни положение сенатора в первый момент не вызывают у меня интереса. Я встаю и любезно кланяюсь элегантному старцу.
– К вашим услугам, сенатор. Жорж Ано.
– Дональд Мартин, – вслед за мной представляется Дон.
Разительная перемена происходит вдруг со спокойным сенатором. Он весь как бы освещается изнутри.
– Я так и думал, джентльмены! Вы оба дети или внуки моих старых друзей. Совсем как они в молодости – так похожи! И даже имена те же. А ведь с Ано и Мартином мы были в подполье и вместе освобождали Город от тирании Корсона Бойла. Только потом они куда-то исчезли. Куда? – И он задумчиво добавляет после минутной паузы: – Так же странно и непонятно исчезли, как и появились у нас.
Вот эта пауза и помогла мне сымпровизировать ответ. Признаться, сперва я растерялся. Ведь то был Джемс Стил, первый человек, которого мы встретили пятьдесят лет назад в этом мире, тогда еще двадцатилетний юноша, добрый и верный товарищ. Но не мог же я сразу сказать ему правду. Требовалось время, уединение, взаимное доверие, взаимное понимание и, главное, воображение для того, чтобы поверить, чтобы попытаться осмыслить непостижимое. И я нашелся.
– Вы не ошиблись, сенатор, но боюсь, что объяснить все сейчас мы не сможем. Это не застольная беседа. Лучше мы с вами встретимся после обеда, скажем, вдвоем. И я расскажу вам, что знаю. Устраивает?
Сенатор немного рассеянно заказывает обед. Мартин тактично предлагает тост «за прекрасную амазонку», девушка краснеет, сенатор улыбается, и опасный момент объяснения счастливо откладывается.
– В Город? – спрашивает сенатор, поглаживая вьющуюся седую бородку.
– В Город, сенатор.
– Дела?
– Пожалуй. В связи с ними у меня к вам вопрос, – пользуюсь новой возможностью отвлечь старика от воспоминаний. – Мы с Доном далеки от политики. Так уж случилось – не знаем ни партий, ни их вождей. А вы нам кое-что наверняка сможете объяснить.
– Например?
– Кто такой Тур Мердок?
– Тур Мердок? – удивленно повторяет Стил. – Вас он интересует как личность или как политическая фигура?
– И то и другое. Я познакомился с ним в кабачке Вильсона в Сильвервилле.
Рассказываю историю своего знакомства с Мердоком.
– Значит, одним выстрелом разбили бутылку? – смеется сенатор. – А что же сказал Тур Мердок?
– Он предложил бродяге прекратить самодеятельность, и, представьте себе, этот громила отступил, как побитая собачонка.
– Подобных собачонок у Мердока – десятки тысяч. И это не просто разбойничьи шайки, хотя и таких у него немало, – это костяк будущей партии. К счастью, еще не легализованной.
– Какой партии? – спрашиваю я.
– Реставраторов свергнутого нами полицейского государства.
Мне смешно.
– Он и не родился еще в то время… Что он знает о нем?
– Есть свидетельства очевидцев. Мердок умный и образованный человек. Бывший шериф на серебряных рудниках. Шериф жесткий и требовательный. Его заметили, пригрели и даже предложили какой-то пост в руководстве рудниками. Но он вышел в отставку и занялся политикой. Сначала был «популистом», как и мы, потом откололся: наш демократизм его не устраивал. Для партии «джентльменов» у него не было ни состояния, ни положения, вот он и попробовал основать третью партию, еще правее. Крупным собственникам обещал снижение налогов, мелким – расширение торговли и земельных угодий, бродягам и неимущим – свободное освоение новых земель. Наша страна, как вы знаете, огромна и необжита, но все новое, что вы откроете и захватите, будь то земля или участки рыбачьих и охотничьих промыслов, вы обязаны оплатить государству – это доход и прибыль казны. Мердок требует отмены закона. Никаких доходов казне! На открываемых новых землях каждый волен захватить столько, сколько сумеет обработать и обжить. По идее, неплохо. Но аграрный миллионщик может захватить и обработать в тысячи раз больше, чем фермер-сотенник. А ликвидация сената и единоличная диктатура освободят Мердока от любых обещаний.
– На что же он рассчитывает?
– На сенатские выборы. Но по нашим законам кандидатов в сенат имеет право выставить только легализованная партия. Юридически такой партии у него нет. Билль о ее легализации мы провалили большинством голосов. А для военного путча у Мердока еще мало силенок.
– Господи, как скучно! – восклицает белокурая соседка Мартина. – Вы все о политике… Мистер Мартин слушает, а я скучаю.
Мартин мгновенно находится:
– Может быть, мы с вами пока посидим на палубе?
– Конечно, погуляйте, – поддерживает его сенатор, – а мы с Ано продолжим наш разговор.
– Он обещает быть долгим, – говорю я.
– Тем лучше.
Мартин с племянницей Стила уходят. Мы в столовой почти одни. Только кое-где официанты убирают посуду.
– Не удивляйтесь, сенатор, – перехожу я к решительному объяснению. – Я мог бы даже сказать: не удивляйтесь, Джемс. Перед вами не сын Жоржа Ано, а тот самый Ано, который боролся бок о бок с вами против Корсона Бойла. Я могу напомнить все подробности наших встреч, начиная с первой на Реке, когда вы подстрелили из арбалета черную птицу. И последнюю, когда из того же арбалета вы пустили зажженную стрелу в ложу Корсона Бойла. Вы знаете, откуда мы тогда пришли. И сейчас мы оттуда – с Земли.
Сказать, что сенатор удивлен, значит, ничего не сказать – он потрясен до немоты.
– Но ведь прошло уже пятьдесят лет, а вы… вы все тот же, – шепчет он.
– На Земле другое время, Стил. Другое его течение. У вас проходит год, у нас – месяц. Да и этот подсчет приблизителен. Не знаем мы и того, какая сила перебрасывает нас на вашу планету. Несколько дней назад мы с Мартином были еще на Земле, а сейчас плывем с вами на «Гекльберри Финне». Трудно поверить.
– У нас не изучают латынь, – тихо говорит сенатор, – не знают этого языка. Но отец знал. И я запомнил слова, которые он сказал мне, когда вы появились у нас впервые: «Кредо квиа абсурдум», и перевел: «Верю, потому что это бессмыслица».
Я смотрю на постаревшее лицо Джемса, на незнакомую вьющуюся бородку, на седые, зачесанные назад волосы и только по каким-то неуловимым признакам узнаю старого друга.
– Надолго к нам? – спрашивает он.
– Все зависит от того, с какой целью мы опять переброшены. В любом случае я хочу выяснить, как изменился ваш мир. Уже то, что мы видели в Сильвервилле, говорит о многом. О другой жизни, другой экономике, других традициях, других нравах.
– Сильвервилль – это окраина, Ано.
– Тогда и его не было.
– Многого не было. И нефти, и серебряных рудников. И не ловили тунца в океане. Не разводили скот. Не было ни боен, ни холодильников. – Стил задумчиво перебирает пальцами и вдруг сжимает их в кулак. – Мы уже старики, третье поколение переживает зрелость, а четвертое начинает растить детей. Кого интересует сейчас легенда о прародительнице Земле, от которой мы якобы оторвались? Только авторов школьных учебников.
Я вспоминаю наш первый разговор пятьдесят лет назад по здешнему счету. «Вы говорите по-английски и по-французски. А слыхали о таких государствах, как Англия и Франция?» – «Нет». – «А о частях света, о материках и океанах?» Джемс и Люк, его брат, непонимающе смотрели на нас. «Вы в школе учились?» – «Конечно», – хором ответили оба. «Есть такой предмет – география», – сказал я. «Нет такого предмета», – перебил Люк. «Что-то было, – остановил его брат, – что-то рассказывали нам о мире, где мы живем. Кажется, это называлось географией, потом ее запретили».
– Значит, воскресили все-таки географию? – спрашиваю я не без ехидства.
– Давно, – говорит Стил. – На стапелях Ойлера строятся морские суда. Уже удалось обойти вдоль берегов весь наш континент. А вот по суше к границам его еще не добрались. На севере и северо-востоке непроходимые леса. Природа не меняется. Меняются люди.
– Странно у вас теперь одеваются, – замечаю я.
– Каприз моды. Разве у вас она не изменчива? Лет двадцать назад какой-то художник изобразил людей в цветных камзолах и шляпах с высоким верхом. С тех пор и пошло. Хотя молодежь у нас предпочитает незамысловатые штаны и куртки. Ну а мастеровым и фермерам просто нельзя иначе.
– Фермерам? – переспрашиваю я. – Когда-то их называли «дикими»?
– «Диких» давно нет. Они прародители нашего сельского хозяйства. Кто сейчас кормит Город? Фермеры и ранчмены.
И Стил подтвердил то, что мы с Мартином уже сами поняли. «Облака» уничтожили искусственное снабжение Города. Технологический управляющий центр исчез неизвестно куда, от продовольственного континуума остались лишь скотоводческая ферма и склад семенного зерна. Пришлось сразу же ввести продовольственные карточки, а «дикие» стали первыми поставщиками хлеба, рыбы и мяса. Но и они не смогли предотвратить беды. Начался голод. Был обнародован закон, поощрявший охоту и рыболовство, а также обработку земельных участков в новооткрытых районах. Тысячи людей устремились из Города на реку и в прилегающие леса. Одно за другим возникали фермерские хозяйства и скотоводческие ранчо, конные заводы и рыбные промыслы. Необычайно вырос меновой рынок, где обменивали на продукты все, что угодно. Многие не перенесли голода, многие погибли, не сумев преодолеть трудностей на новых землях. Но Город оживал, он уже мог сам прокормить себя.
Вечером в каюте я повторяю Мартину рассказ Стила.
– А мы при чем? Зачем мы здесь? – спрашивает Мартин.
Дверь открывается без стука – может, и был стук, да мы не слышали, – и в каюту входит… Тур Мердок. Он в том же костюме, только без цилиндра. Волосы у него черные с серебряной проседью.
– На последний вопрос могу ответить я, – говорит он. – Вы кричали так громко, что было слышно сквозь полуоткрытую дверь. Вы здесь, джентльмены, для того, чтобы помочь мне, ну а я для того, чтобы помочь вам.
Мы с Мартином не находим слов для ответа. Мы просто ждем, глупо моргая глазами. А Мердок, садясь на край нижней койки, спокойно продолжает:
– Кто вы, я знаю. Прочел ваши имена в регистрационной книге для пассажиров, кроме того, с мсье Ано я познакомился лично, а мистер Мартин видел меня в ресторации Вильсона, когда выходил из игорного зала. Вы записались как путешественники, но я бы чуть-чуть поправил: скажем, искатели приключений. Вас это не обижает, надеюсь. Ведь путь от грузового причала к верхней палубе «Гекльберри Финна» не так уж короток, чтобы рядовой путешественник проделал его за два дня. Так вот, у меня к вам, джентльмены, два предложения. Первое – на будущее, второе – только на эту ночь.
– Что же вы предлагаете? – спрашиваю я.
– На будущее? Участие в моих делах за достойное вас вознаграждение.
– В каких делах? – перебиваю я. – Может быть, в тех, для которых используется мистер Пасква?
Мердок улыбается, ничуть не смущенный.
– У Пасквы свои обязанности и свой круг знакомых. А вас я видел в обществе сенатора Стила. И разговор, судя по всему, был деловым и добрым. Вот это меня и привлекает.
– Могу ли узнать почему, мистер Мердок?
– Вполне, мсье Ано. Чем ближе вы или мистер Мартин – его я, кстати, видел на палубе вместе с племянницей сенатора, и беседа, как мне кажется, также была достаточно дружеской…
В глазах у Мартина злость – вот-вот прорвется, я незаметно наступаю ему на ногу, но Тур Мердок опережает:
– Дайте закончить, мистер Мартин, я не хотел вас обидеть. Я просто предполагаю, что знакомство мсье Ано и ваше с сенатором может быть еще ближе… И чем ближе – тем нужнее вы будете для меня. О деталях договоримся в Городе – я сумею вас разыскать. Итак, ваш ответ?
– Подумаем, – говорю я.
– Надеюсь, что без участия сенатора Стила?
– Допустим.
– Теперь о предложении на эту ночь. Если услышите шум на палубе или даже выстрелы, не выходите из каюты. Учтите, что ни сенатору Стилу, ни его племяннице ничто не грозит.
– А кому грозит? – хмурится Мартин. Он явно недоволен и не хочет скрывать этого.
Но Мердок по-прежнему улыбается.
– Не будьте так любопытны, мистер Мартин. Я лично никому и ничем не угрожаю. Я просто кое-что знаю, о чем вам и сообщу, когда все стихнет. Если вы не возражаете, считайте, что с сегодняшнего вечера вы у меня на службе. – Он встает и, открывая дверь в коридор, заканчивает: – До встречи ночью.
Ключи нам выдал стюард, не очень уважительно нас встретивший: должно быть, наше новое платье все же недостаточно соответствовало «высокопоставленной» палубе парохода. Да и багажа у нас не было, так что не знаю, за кого он нас принял: за гастролирующих шулеров или охотников до серебряных слитков, только вчера погруженных в трюм парохода. Мы видели эту погрузку. Полицейские с автоматами выстроились на причале вплоть до бортовых дверей трюма. Другие полицейские, без оружия, тащили один за другим небольшие, но, надо полагать, не легкие ящики со слитками. Полицейских было много. Своими зелеными мундирами, строгой выправкой они скорее походили на солдат, а четкости их движений могли позавидовать даже профессиональные грузчики.
Сейчас полиции на пароходе не видно, но поскольку на кормовую палубу, где находится верхний люк «серебряного» трюма, никого не пускают, значит, все они там.
Я иду к корме. Рыжий матрос в тельняшке преграждает мне путь: «Дальше нельзя. Запрещено». Покорно бреду назад вдоль борта, рассматривая гуляющих пассажиров. Женщины – в длинных шелковых платьях и соломенных капорах с цветными бантами у подбородка, мужчины – в аккуратных, как у Мартина, курточках или цветных камзолах, как у меня, только из лучшей материи и лучше сшитых. На ногах или узкие шевровые ботинки, или длинные шнурованные башмаки, какие до сих пор носят в Канаде и северных штатах Америки. Старый джентльмен, прогуливающийся с красивой девушкой в голубом платье, посмотрел на меня слишком внимательно. Я даже оглянулся, заинтересованный. Оглянулся и он, взгляды наши встретились. «Вероятно, сбит с толку моим сходством с каким-то своим знакомым», – подумал я.
Мартина нахожу в каюте. Он лежит на койке и дымит сигаретой явно местного производства. Я осматриваю каюту. Древняя обивка – вот-вот рассыплется шелк, древние, хотя и начищенные до блеска медные ручки, истертый коврик под ногами.
– Давненько существует старина «Гек», – сочувственно говорю я.
– У них есть и винтовые суда, – откликается Мартин. – Ходят до Ойлера и каких-то островов в океане. Кое-кто рисковал уплыть и дальше, но не вернулся. Другие вернулись, не обнаружив других континентов. Здешние карты изображают Город как единственное государство одного материка, окруженного океаном. Кстати, Городом называют и столицу и все государство.
Может быть, это действительно так, но откуда Мартин знает об этом?
– От корабельного механика, – охотно поясняет он. – Познакомился с ним в баре. Я прикинулся человеком, не постигшим основ науки и техники. В Городе таких много – школ не хватает. Оказывается, здесь и двигатель внутреннего сгорания открыли, только автомобили делают кустарно, в маленьких мастерских, как у нас некоторые гоночные машины. Чертовски они дороги – я о здешних говорю, – только миллионеры и покупают.
– Значит, и миллионеры есть?
– Говорит, есть.
– Все-таки шагнули вперед за полсотни лет.
– Даже бипланы строят, как братья Райт. Тут, пожалуй, и мне работенка найдется – как-никак бывший летчик.
Стук в дверь – стюард вежливо приглашает нас к обеду.
В кают-компании так же шумно и пестро, как и на палубе. Официанты в белых сюртуках, похожие на санитаров в больничных халатах, принимают у нас и у соседей заказы. Кормят отлично. Румяный бифштекс с поджаренным, мелко настриженным луком, рыба под белым соусом, розовое терпкое сухое вино «Эдем».
Два места за нашим столом свободны. Рядом останавливается уже примстившийся мне седой джентльмен с белокурой девушкой. Случайно или нарочно?
– Не разрешите ли присоединиться к вам старику с дамой?
Мартин, даже не взглянув на меня, вскакивает, предлагая девушке стул.
– Будем только рады, мадемуазель.
– Мисс, – поправляет она. – Мисс Стил или просто Минни. А это мой дядя, сенатор Стил. – Последние слова она произносит подчеркнуто, вероятно полагая, что они не могут не произвести впечатления.
Но ни фамилия, ни положение сенатора в первый момент не вызывают у меня интереса. Я встаю и любезно кланяюсь элегантному старцу.
– К вашим услугам, сенатор. Жорж Ано.
– Дональд Мартин, – вслед за мной представляется Дон.
Разительная перемена происходит вдруг со спокойным сенатором. Он весь как бы освещается изнутри.
– Я так и думал, джентльмены! Вы оба дети или внуки моих старых друзей. Совсем как они в молодости – так похожи! И даже имена те же. А ведь с Ано и Мартином мы были в подполье и вместе освобождали Город от тирании Корсона Бойла. Только потом они куда-то исчезли. Куда? – И он задумчиво добавляет после минутной паузы: – Так же странно и непонятно исчезли, как и появились у нас.
Вот эта пауза и помогла мне сымпровизировать ответ. Признаться, сперва я растерялся. Ведь то был Джемс Стил, первый человек, которого мы встретили пятьдесят лет назад в этом мире, тогда еще двадцатилетний юноша, добрый и верный товарищ. Но не мог же я сразу сказать ему правду. Требовалось время, уединение, взаимное доверие, взаимное понимание и, главное, воображение для того, чтобы поверить, чтобы попытаться осмыслить непостижимое. И я нашелся.
– Вы не ошиблись, сенатор, но боюсь, что объяснить все сейчас мы не сможем. Это не застольная беседа. Лучше мы с вами встретимся после обеда, скажем, вдвоем. И я расскажу вам, что знаю. Устраивает?
Сенатор немного рассеянно заказывает обед. Мартин тактично предлагает тост «за прекрасную амазонку», девушка краснеет, сенатор улыбается, и опасный момент объяснения счастливо откладывается.
– В Город? – спрашивает сенатор, поглаживая вьющуюся седую бородку.
– В Город, сенатор.
– Дела?
– Пожалуй. В связи с ними у меня к вам вопрос, – пользуюсь новой возможностью отвлечь старика от воспоминаний. – Мы с Доном далеки от политики. Так уж случилось – не знаем ни партий, ни их вождей. А вы нам кое-что наверняка сможете объяснить.
– Например?
– Кто такой Тур Мердок?
– Тур Мердок? – удивленно повторяет Стил. – Вас он интересует как личность или как политическая фигура?
– И то и другое. Я познакомился с ним в кабачке Вильсона в Сильвервилле.
Рассказываю историю своего знакомства с Мердоком.
– Значит, одним выстрелом разбили бутылку? – смеется сенатор. – А что же сказал Тур Мердок?
– Он предложил бродяге прекратить самодеятельность, и, представьте себе, этот громила отступил, как побитая собачонка.
– Подобных собачонок у Мердока – десятки тысяч. И это не просто разбойничьи шайки, хотя и таких у него немало, – это костяк будущей партии. К счастью, еще не легализованной.
– Какой партии? – спрашиваю я.
– Реставраторов свергнутого нами полицейского государства.
Мне смешно.
– Он и не родился еще в то время… Что он знает о нем?
– Есть свидетельства очевидцев. Мердок умный и образованный человек. Бывший шериф на серебряных рудниках. Шериф жесткий и требовательный. Его заметили, пригрели и даже предложили какой-то пост в руководстве рудниками. Но он вышел в отставку и занялся политикой. Сначала был «популистом», как и мы, потом откололся: наш демократизм его не устраивал. Для партии «джентльменов» у него не было ни состояния, ни положения, вот он и попробовал основать третью партию, еще правее. Крупным собственникам обещал снижение налогов, мелким – расширение торговли и земельных угодий, бродягам и неимущим – свободное освоение новых земель. Наша страна, как вы знаете, огромна и необжита, но все новое, что вы откроете и захватите, будь то земля или участки рыбачьих и охотничьих промыслов, вы обязаны оплатить государству – это доход и прибыль казны. Мердок требует отмены закона. Никаких доходов казне! На открываемых новых землях каждый волен захватить столько, сколько сумеет обработать и обжить. По идее, неплохо. Но аграрный миллионщик может захватить и обработать в тысячи раз больше, чем фермер-сотенник. А ликвидация сената и единоличная диктатура освободят Мердока от любых обещаний.
– На что же он рассчитывает?
– На сенатские выборы. Но по нашим законам кандидатов в сенат имеет право выставить только легализованная партия. Юридически такой партии у него нет. Билль о ее легализации мы провалили большинством голосов. А для военного путча у Мердока еще мало силенок.
– Господи, как скучно! – восклицает белокурая соседка Мартина. – Вы все о политике… Мистер Мартин слушает, а я скучаю.
Мартин мгновенно находится:
– Может быть, мы с вами пока посидим на палубе?
– Конечно, погуляйте, – поддерживает его сенатор, – а мы с Ано продолжим наш разговор.
– Он обещает быть долгим, – говорю я.
– Тем лучше.
Мартин с племянницей Стила уходят. Мы в столовой почти одни. Только кое-где официанты убирают посуду.
– Не удивляйтесь, сенатор, – перехожу я к решительному объяснению. – Я мог бы даже сказать: не удивляйтесь, Джемс. Перед вами не сын Жоржа Ано, а тот самый Ано, который боролся бок о бок с вами против Корсона Бойла. Я могу напомнить все подробности наших встреч, начиная с первой на Реке, когда вы подстрелили из арбалета черную птицу. И последнюю, когда из того же арбалета вы пустили зажженную стрелу в ложу Корсона Бойла. Вы знаете, откуда мы тогда пришли. И сейчас мы оттуда – с Земли.
Сказать, что сенатор удивлен, значит, ничего не сказать – он потрясен до немоты.
– Но ведь прошло уже пятьдесят лет, а вы… вы все тот же, – шепчет он.
– На Земле другое время, Стил. Другое его течение. У вас проходит год, у нас – месяц. Да и этот подсчет приблизителен. Не знаем мы и того, какая сила перебрасывает нас на вашу планету. Несколько дней назад мы с Мартином были еще на Земле, а сейчас плывем с вами на «Гекльберри Финне». Трудно поверить.
– У нас не изучают латынь, – тихо говорит сенатор, – не знают этого языка. Но отец знал. И я запомнил слова, которые он сказал мне, когда вы появились у нас впервые: «Кредо квиа абсурдум», и перевел: «Верю, потому что это бессмыслица».
Я смотрю на постаревшее лицо Джемса, на незнакомую вьющуюся бородку, на седые, зачесанные назад волосы и только по каким-то неуловимым признакам узнаю старого друга.
– Надолго к нам? – спрашивает он.
– Все зависит от того, с какой целью мы опять переброшены. В любом случае я хочу выяснить, как изменился ваш мир. Уже то, что мы видели в Сильвервилле, говорит о многом. О другой жизни, другой экономике, других традициях, других нравах.
– Сильвервилль – это окраина, Ано.
– Тогда и его не было.
– Многого не было. И нефти, и серебряных рудников. И не ловили тунца в океане. Не разводили скот. Не было ни боен, ни холодильников. – Стил задумчиво перебирает пальцами и вдруг сжимает их в кулак. – Мы уже старики, третье поколение переживает зрелость, а четвертое начинает растить детей. Кого интересует сейчас легенда о прародительнице Земле, от которой мы якобы оторвались? Только авторов школьных учебников.
Я вспоминаю наш первый разговор пятьдесят лет назад по здешнему счету. «Вы говорите по-английски и по-французски. А слыхали о таких государствах, как Англия и Франция?» – «Нет». – «А о частях света, о материках и океанах?» Джемс и Люк, его брат, непонимающе смотрели на нас. «Вы в школе учились?» – «Конечно», – хором ответили оба. «Есть такой предмет – география», – сказал я. «Нет такого предмета», – перебил Люк. «Что-то было, – остановил его брат, – что-то рассказывали нам о мире, где мы живем. Кажется, это называлось географией, потом ее запретили».
– Значит, воскресили все-таки географию? – спрашиваю я не без ехидства.
– Давно, – говорит Стил. – На стапелях Ойлера строятся морские суда. Уже удалось обойти вдоль берегов весь наш континент. А вот по суше к границам его еще не добрались. На севере и северо-востоке непроходимые леса. Природа не меняется. Меняются люди.
– Странно у вас теперь одеваются, – замечаю я.
– Каприз моды. Разве у вас она не изменчива? Лет двадцать назад какой-то художник изобразил людей в цветных камзолах и шляпах с высоким верхом. С тех пор и пошло. Хотя молодежь у нас предпочитает незамысловатые штаны и куртки. Ну а мастеровым и фермерам просто нельзя иначе.
– Фермерам? – переспрашиваю я. – Когда-то их называли «дикими»?
– «Диких» давно нет. Они прародители нашего сельского хозяйства. Кто сейчас кормит Город? Фермеры и ранчмены.
И Стил подтвердил то, что мы с Мартином уже сами поняли. «Облака» уничтожили искусственное снабжение Города. Технологический управляющий центр исчез неизвестно куда, от продовольственного континуума остались лишь скотоводческая ферма и склад семенного зерна. Пришлось сразу же ввести продовольственные карточки, а «дикие» стали первыми поставщиками хлеба, рыбы и мяса. Но и они не смогли предотвратить беды. Начался голод. Был обнародован закон, поощрявший охоту и рыболовство, а также обработку земельных участков в новооткрытых районах. Тысячи людей устремились из Города на реку и в прилегающие леса. Одно за другим возникали фермерские хозяйства и скотоводческие ранчо, конные заводы и рыбные промыслы. Необычайно вырос меновой рынок, где обменивали на продукты все, что угодно. Многие не перенесли голода, многие погибли, не сумев преодолеть трудностей на новых землях. Но Город оживал, он уже мог сам прокормить себя.
Вечером в каюте я повторяю Мартину рассказ Стила.
– А мы при чем? Зачем мы здесь? – спрашивает Мартин.
Дверь открывается без стука – может, и был стук, да мы не слышали, – и в каюту входит… Тур Мердок. Он в том же костюме, только без цилиндра. Волосы у него черные с серебряной проседью.
– На последний вопрос могу ответить я, – говорит он. – Вы кричали так громко, что было слышно сквозь полуоткрытую дверь. Вы здесь, джентльмены, для того, чтобы помочь мне, ну а я для того, чтобы помочь вам.
Мы с Мартином не находим слов для ответа. Мы просто ждем, глупо моргая глазами. А Мердок, садясь на край нижней койки, спокойно продолжает:
– Кто вы, я знаю. Прочел ваши имена в регистрационной книге для пассажиров, кроме того, с мсье Ано я познакомился лично, а мистер Мартин видел меня в ресторации Вильсона, когда выходил из игорного зала. Вы записались как путешественники, но я бы чуть-чуть поправил: скажем, искатели приключений. Вас это не обижает, надеюсь. Ведь путь от грузового причала к верхней палубе «Гекльберри Финна» не так уж короток, чтобы рядовой путешественник проделал его за два дня. Так вот, у меня к вам, джентльмены, два предложения. Первое – на будущее, второе – только на эту ночь.
– Что же вы предлагаете? – спрашиваю я.
– На будущее? Участие в моих делах за достойное вас вознаграждение.
– В каких делах? – перебиваю я. – Может быть, в тех, для которых используется мистер Пасква?
Мердок улыбается, ничуть не смущенный.
– У Пасквы свои обязанности и свой круг знакомых. А вас я видел в обществе сенатора Стила. И разговор, судя по всему, был деловым и добрым. Вот это меня и привлекает.
– Могу ли узнать почему, мистер Мердок?
– Вполне, мсье Ано. Чем ближе вы или мистер Мартин – его я, кстати, видел на палубе вместе с племянницей сенатора, и беседа, как мне кажется, также была достаточно дружеской…
В глазах у Мартина злость – вот-вот прорвется, я незаметно наступаю ему на ногу, но Тур Мердок опережает:
– Дайте закончить, мистер Мартин, я не хотел вас обидеть. Я просто предполагаю, что знакомство мсье Ано и ваше с сенатором может быть еще ближе… И чем ближе – тем нужнее вы будете для меня. О деталях договоримся в Городе – я сумею вас разыскать. Итак, ваш ответ?
– Подумаем, – говорю я.
– Надеюсь, что без участия сенатора Стила?
– Допустим.
– Теперь о предложении на эту ночь. Если услышите шум на палубе или даже выстрелы, не выходите из каюты. Учтите, что ни сенатору Стилу, ни его племяннице ничто не грозит.
– А кому грозит? – хмурится Мартин. Он явно недоволен и не хочет скрывать этого.
Но Мердок по-прежнему улыбается.
– Не будьте так любопытны, мистер Мартин. Я лично никому и ничем не угрожаю. Я просто кое-что знаю, о чем вам и сообщу, когда все стихнет. Если вы не возражаете, считайте, что с сегодняшнего вечера вы у меня на службе. – Он встает и, открывая дверь в коридор, заканчивает: – До встречи ночью.
4. Нападение
Минуту или две мы не произносим ни слова. Наконец Мартин спрашивает, тупо глядя в одну точку:
– Ты понял что-нибудь?
– Как не понять. Все ясно. Мердок предлагает нам непыльную работенку. Вероятно, связанную с элементарным шпионажем.
– Ты же слышал, где?
– Ну и что?
– И сказал: подумаем.
– А почему бы и не подумать? Ведь мы собираемся работать со Стилом.
– И предавать его? Я не узнаю тебя, Юри.
– Не торопись. Общение с Мердоком еще не предательство. Может, и Стилу будет небезвыгодно это.
– Не понимаю.
– Мы должны быть в эпицентре этой игры. Нельзя познать нынешний «рай без памяти», работая загонщиком скота или грузчиком.
– Так завтра же расскажем все Стилу?
– Опять торопишься. Спектакль Мердока еще не окончен.
Мартин крупными шагами меряет длину каюты по диагонали. Нервничает.
– Ты имеешь в виду эту ночь?
– Хотя бы.
– И мы должны отсиживаться в каюте, когда на палубе начнется стрельба?
– А у тебя есть оружие?
– Иногда можно защищаться и без оружия. Ты думаешь, ей действительно ничто не угрожает?
Мне вдруг становится ясным намек Мердока.
– Ни ей, ни тем более сенатору, – говорю я. – И вообще никому из пассажиров. Кроме тех, конечно, кому тоже вздумается пострелять. Перестрелка будет с охранниками у кормового люка.
Мартин все-таки не понимает: вижу по его глазам. Ему очень хочется узнать, почему именно у кормового люка.
– Да потому, что в этот люк загружали серебряные слитки. Помнишь? Какой же ты, к черту, репортер? – Заметил, так сделай вывод. Самый ценный металл в Городе – серебро. Вероятно, основа его денежной системы. Золото на планете пока не обнаружено. Если так, то как раз серебряные слитки и могут быть целью потенциальных грабителей. Не пароходную же публику потрошить: много риска и добыча невелика. А серебра в трюме две тонны, не меньше. Могу допустить, что банда уже на пароходе, учитывая сказанное Мердоком. Сам он, разумеется, в стороне: нельзя пачкать репутацию главы будущей партии, но для роли закулисного организатора ограбления наш джентльмен, несомненно, подходит. Его партии нужны деньги, а когда легальных средств не хватает, прибегают к нелегальным. Впрочем, это только мое предположение. Поживем – увидим.
– Гангстер, – говорит Мартин.
– Возможно.
– Что же делать?
– Ждать.
Мартин взбирается на верхнюю койку и ни о чем уже больше не спрашивает. Ему, как и мне, есть над чем подумать. Я мысленно перебираю в памяти все случившееся за день. Самое существенное – появление Мердока и то, что последует. Встреча со Стилом. Его рассказ заполнял белые пятна в картине неузнаваемо изменившегося Города-государства. Свои традиции, свое житье-бытье, свои моды, свой путь к знаниям. Пятьдесят лет назад ни истории, ни географии не было – сейчас к истории обращаются не только школьники, но и политики, и географию дописывают местные Магелланы. Конечно, кое-что и не дотянули. Алгебру в школах изучают, а до квантовой механики, наверно, не доросли. И в экономике, должно быть, то же самое. Как в конце девятнадцатого. Соображай, Анохин, раздумывай. Промышленности здешней ты еще не знаешь, но она есть, если газопровод построили. И миллионеры уже есть; значит, кончился период первоначального накопления. Вышли на сцену, как у нас говорят в учебниках, помещики и капиталисты. Ну а рабочий класс? Коммунистов, судя по рассказу Стила, в стране пока нет, но не может же его партия, столь разношерстная, сохранять во всем трогательное единомыслие. Должны же быть у популистов свои «левые», способные правильно оценить производственные отношения в стране. Вот их-то и надо найти…
Тут я снова возвращаюсь к визиту Мердока. Зачем ему наша близость к сенатору – понятно: агентурная информация о сенатской возне. Вероятно, кое-какая информация у него уже имеется. Но вдруг нам удастся копнуть поглубже? С тигриной хваткой человек, что и говорить. Знает, что, если на выборах опять победят популисты, никаких надежд на легализацию партии у него не останется. А вдруг будут? Неоднородна ведь партия Стила, есть в ней многие, которым, наверное, симпатичен Мердок. Не на них ли он рассчитывает? Да и на Стила с нашей помощью поднажать можно. Вот этой тактике мы должны противопоставить свою. Если уж помогать, то не Мердоку и не Стилу, быть может, а кому – мы это еще увидим.
Ждем, когда стрелять начнут. А выстрелов так и не слышно. Только шаги по коридору, частые тяжелые шаги. Потом тишина. Пароход почему-то замедляет ход, и я вижу в предрассветной полутьме за окном каюты, как приближается черная стена леса на берегу. Значит, подходим к причалу. Но где?
– Что происходит? – спрашивает, спустив ноги с верхней койки, Мартин.
– Кажется, останавливаемся.
Пароход действительно причаливает к пристани – летит мимо окна черная змея швартового каната, и «Гекльберри Финн» замирает, покачиваясь у самого берега.
Вот тут-то и раздаются первые выстрелы. Несколько сразу, потом один за другим, как будто кто-то рядом открывает десятки бутылок шампанского. Перестрелка, как я и думал, доносится с кормовой палубы.
Кто-то осторожно стучит в дверь каюты.
– Войдите.
Входит Мердок в сером пальто-крылатке.
– Ну вот и все, джентльмены, – говорит он.
– А что случилось?
– Какие-то пьяницы затеяли перестрелку на палубе. Их усмирили.
– Вы же знали об этом.
– Предполагал, – пожимает плечами Мердок.
– А где мы сейчас?
– На полпути от Вудвилля. На лесной пристани.
– Но ее нет в маршруте парохода.
– Должно быть, недавно построили.
– Специально, чтобы выгрузить серебро? – Я не могу скрыть, пожалуй, опасной иронии.
Мердок по-прежнему невозмутим.
– Вы догадливы, мсье Ано. Только не всегда следует показывать это другим. – Он приоткрывает дверь, чтобы уйти, и добавляет: – К сожалению, должен вас огорчить, джентльмены. Пароход не пойдет в Вудвилль.
– А куда?
– Вероятно, обратно.
– Но у парохода свой маршрут.
– Он изменен.
– И капитан согласился?
– Его убедили.
– Понятно, – говорю я. – Некто заинтересованный старается выиграть время. Вы, конечно, сходите здесь?
– Увы, я вынужден, как и все пассажиры, отплыть обратно. Приходится подчиниться необходимости.
– У сенатора другие намерения, – дерзко вмешивается Мартин.
– Это учтено. Поместье сенатора поблизости, вверх по Реке. Ему предоставят лодку и гребцов, чтобы он смог добраться туда.
– Зачем гребцов? – протестует Мартин. – Мы с Ано охотно сядем на весла.
Я, видимо, недооценивал Мартина: он сообразительнее. И Мердока его предложение явно устраивает.
– Превосходно, – соглашается он, – я поговорю с капитаном.
Так мы оказываемся на борту лодки, достаточно вместительной и ходкой, чтобы преодолеть неторопливое течение реки, которую здесь по-прежнему называют Рекой, без имени. Она памятна нам еще с прошлого посещения.
Сенатор Стил с племянницей Минни, укутанные в одеяла, сидят на корме, не понимая, что случилось. Я не рискнул рассказать им о визите Мердока и о государственном серебре, выгруженном на этой пристани. Очевидно, операция была давно задумана и подготовлена, капитана купили, а пароход вернули в Сильвервилль, чтобы выиграть время, как я и сказал Мердоку. Любопытно, что лодку спускали на воду не матросы, а молчаливые парни в темных коротких куртках и широкополых шляпах.
– Погляди внимательно, – шепнул мне Мартин.
– На что?
– На повязки.
– Какие повязки?
– На рукавах.
Действительно, у каждого из этих людей на рукаве блестела повязка из позументной тесьмы не то золотого, не то серебряного цвета. «Знак принадлежности к партии реставраторов», – сообразил я. В причастности Мердока к экспроприации можно было не сомневаться. Охранников подавили, матросов загнали в кубрик, выскочивших пассажиров – в каюты, а серебро, вероятно, уже начали грузить в обоз, поджидающий на лесной дороге у пристани. Хорошо, что Стил так ни о чем и не догадался, иначе не избежать бы ему стычки с Мердоком. Не вызвал у него подозрений и растерянный шепоток капитана, уверявшего в необходимости вернуть пароход в Сельвервилль, поэтому он сравнительно легко принял наше с Мартином предложение добраться до его поместья на лодке.
– Скоро? – спрашиваю я у него.
Сенатор вглядывается в неясные очертания берега.
– Думаю, через полчаса доберемся до устья… А что все-таки произошло с пароходом? – возвращается он к мучившему его вопросу. – Капитан твердил какую-то несуразицу, пассажиры, выбежавшие со мной, тоже ничего не поняли. Какие-то выстрелы, какая-то суета. Кто это стрелял?
– Ты понял что-нибудь?
– Как не понять. Все ясно. Мердок предлагает нам непыльную работенку. Вероятно, связанную с элементарным шпионажем.
– Ты же слышал, где?
– Ну и что?
– И сказал: подумаем.
– А почему бы и не подумать? Ведь мы собираемся работать со Стилом.
– И предавать его? Я не узнаю тебя, Юри.
– Не торопись. Общение с Мердоком еще не предательство. Может, и Стилу будет небезвыгодно это.
– Не понимаю.
– Мы должны быть в эпицентре этой игры. Нельзя познать нынешний «рай без памяти», работая загонщиком скота или грузчиком.
– Так завтра же расскажем все Стилу?
– Опять торопишься. Спектакль Мердока еще не окончен.
Мартин крупными шагами меряет длину каюты по диагонали. Нервничает.
– Ты имеешь в виду эту ночь?
– Хотя бы.
– И мы должны отсиживаться в каюте, когда на палубе начнется стрельба?
– А у тебя есть оружие?
– Иногда можно защищаться и без оружия. Ты думаешь, ей действительно ничто не угрожает?
Мне вдруг становится ясным намек Мердока.
– Ни ей, ни тем более сенатору, – говорю я. – И вообще никому из пассажиров. Кроме тех, конечно, кому тоже вздумается пострелять. Перестрелка будет с охранниками у кормового люка.
Мартин все-таки не понимает: вижу по его глазам. Ему очень хочется узнать, почему именно у кормового люка.
– Да потому, что в этот люк загружали серебряные слитки. Помнишь? Какой же ты, к черту, репортер? – Заметил, так сделай вывод. Самый ценный металл в Городе – серебро. Вероятно, основа его денежной системы. Золото на планете пока не обнаружено. Если так, то как раз серебряные слитки и могут быть целью потенциальных грабителей. Не пароходную же публику потрошить: много риска и добыча невелика. А серебра в трюме две тонны, не меньше. Могу допустить, что банда уже на пароходе, учитывая сказанное Мердоком. Сам он, разумеется, в стороне: нельзя пачкать репутацию главы будущей партии, но для роли закулисного организатора ограбления наш джентльмен, несомненно, подходит. Его партии нужны деньги, а когда легальных средств не хватает, прибегают к нелегальным. Впрочем, это только мое предположение. Поживем – увидим.
– Гангстер, – говорит Мартин.
– Возможно.
– Что же делать?
– Ждать.
Мартин взбирается на верхнюю койку и ни о чем уже больше не спрашивает. Ему, как и мне, есть над чем подумать. Я мысленно перебираю в памяти все случившееся за день. Самое существенное – появление Мердока и то, что последует. Встреча со Стилом. Его рассказ заполнял белые пятна в картине неузнаваемо изменившегося Города-государства. Свои традиции, свое житье-бытье, свои моды, свой путь к знаниям. Пятьдесят лет назад ни истории, ни географии не было – сейчас к истории обращаются не только школьники, но и политики, и географию дописывают местные Магелланы. Конечно, кое-что и не дотянули. Алгебру в школах изучают, а до квантовой механики, наверно, не доросли. И в экономике, должно быть, то же самое. Как в конце девятнадцатого. Соображай, Анохин, раздумывай. Промышленности здешней ты еще не знаешь, но она есть, если газопровод построили. И миллионеры уже есть; значит, кончился период первоначального накопления. Вышли на сцену, как у нас говорят в учебниках, помещики и капиталисты. Ну а рабочий класс? Коммунистов, судя по рассказу Стила, в стране пока нет, но не может же его партия, столь разношерстная, сохранять во всем трогательное единомыслие. Должны же быть у популистов свои «левые», способные правильно оценить производственные отношения в стране. Вот их-то и надо найти…
Тут я снова возвращаюсь к визиту Мердока. Зачем ему наша близость к сенатору – понятно: агентурная информация о сенатской возне. Вероятно, кое-какая информация у него уже имеется. Но вдруг нам удастся копнуть поглубже? С тигриной хваткой человек, что и говорить. Знает, что, если на выборах опять победят популисты, никаких надежд на легализацию партии у него не останется. А вдруг будут? Неоднородна ведь партия Стила, есть в ней многие, которым, наверное, симпатичен Мердок. Не на них ли он рассчитывает? Да и на Стила с нашей помощью поднажать можно. Вот этой тактике мы должны противопоставить свою. Если уж помогать, то не Мердоку и не Стилу, быть может, а кому – мы это еще увидим.
Ждем, когда стрелять начнут. А выстрелов так и не слышно. Только шаги по коридору, частые тяжелые шаги. Потом тишина. Пароход почему-то замедляет ход, и я вижу в предрассветной полутьме за окном каюты, как приближается черная стена леса на берегу. Значит, подходим к причалу. Но где?
– Что происходит? – спрашивает, спустив ноги с верхней койки, Мартин.
– Кажется, останавливаемся.
Пароход действительно причаливает к пристани – летит мимо окна черная змея швартового каната, и «Гекльберри Финн» замирает, покачиваясь у самого берега.
Вот тут-то и раздаются первые выстрелы. Несколько сразу, потом один за другим, как будто кто-то рядом открывает десятки бутылок шампанского. Перестрелка, как я и думал, доносится с кормовой палубы.
Кто-то осторожно стучит в дверь каюты.
– Войдите.
Входит Мердок в сером пальто-крылатке.
– Ну вот и все, джентльмены, – говорит он.
– А что случилось?
– Какие-то пьяницы затеяли перестрелку на палубе. Их усмирили.
– Вы же знали об этом.
– Предполагал, – пожимает плечами Мердок.
– А где мы сейчас?
– На полпути от Вудвилля. На лесной пристани.
– Но ее нет в маршруте парохода.
– Должно быть, недавно построили.
– Специально, чтобы выгрузить серебро? – Я не могу скрыть, пожалуй, опасной иронии.
Мердок по-прежнему невозмутим.
– Вы догадливы, мсье Ано. Только не всегда следует показывать это другим. – Он приоткрывает дверь, чтобы уйти, и добавляет: – К сожалению, должен вас огорчить, джентльмены. Пароход не пойдет в Вудвилль.
– А куда?
– Вероятно, обратно.
– Но у парохода свой маршрут.
– Он изменен.
– И капитан согласился?
– Его убедили.
– Понятно, – говорю я. – Некто заинтересованный старается выиграть время. Вы, конечно, сходите здесь?
– Увы, я вынужден, как и все пассажиры, отплыть обратно. Приходится подчиниться необходимости.
– У сенатора другие намерения, – дерзко вмешивается Мартин.
– Это учтено. Поместье сенатора поблизости, вверх по Реке. Ему предоставят лодку и гребцов, чтобы он смог добраться туда.
– Зачем гребцов? – протестует Мартин. – Мы с Ано охотно сядем на весла.
Я, видимо, недооценивал Мартина: он сообразительнее. И Мердока его предложение явно устраивает.
– Превосходно, – соглашается он, – я поговорю с капитаном.
Так мы оказываемся на борту лодки, достаточно вместительной и ходкой, чтобы преодолеть неторопливое течение реки, которую здесь по-прежнему называют Рекой, без имени. Она памятна нам еще с прошлого посещения.
Сенатор Стил с племянницей Минни, укутанные в одеяла, сидят на корме, не понимая, что случилось. Я не рискнул рассказать им о визите Мердока и о государственном серебре, выгруженном на этой пристани. Очевидно, операция была давно задумана и подготовлена, капитана купили, а пароход вернули в Сильвервилль, чтобы выиграть время, как я и сказал Мердоку. Любопытно, что лодку спускали на воду не матросы, а молчаливые парни в темных коротких куртках и широкополых шляпах.
– Погляди внимательно, – шепнул мне Мартин.
– На что?
– На повязки.
– Какие повязки?
– На рукавах.
Действительно, у каждого из этих людей на рукаве блестела повязка из позументной тесьмы не то золотого, не то серебряного цвета. «Знак принадлежности к партии реставраторов», – сообразил я. В причастности Мердока к экспроприации можно было не сомневаться. Охранников подавили, матросов загнали в кубрик, выскочивших пассажиров – в каюты, а серебро, вероятно, уже начали грузить в обоз, поджидающий на лесной дороге у пристани. Хорошо, что Стил так ни о чем и не догадался, иначе не избежать бы ему стычки с Мердоком. Не вызвал у него подозрений и растерянный шепоток капитана, уверявшего в необходимости вернуть пароход в Сельвервилль, поэтому он сравнительно легко принял наше с Мартином предложение добраться до его поместья на лодке.
– Скоро? – спрашиваю я у него.
Сенатор вглядывается в неясные очертания берега.
– Думаю, через полчаса доберемся до устья… А что все-таки произошло с пароходом? – возвращается он к мучившему его вопросу. – Капитан твердил какую-то несуразицу, пассажиры, выбежавшие со мной, тоже ничего не поняли. Какие-то выстрелы, какая-то суета. Кто это стрелял?